Мартынович Евгений. Каллистяне

К экрану подошла Дьеньи.
- Отца и деда нет дома, - сказала она. - Я сейчас прилечу к вам. С
большим удовольствием. Связь с Гесьянем не включалась долго.
- Держу пари, - сказал Синяев, - что он беседует о нас с Бьиньгом или
другим каким-нибудь врачом. Ни о чем, кроме нашего здоровья, Гесьянь
сейчас не думает.
- Принимаю пари, - ответил Широков. - На вечернее купание. Кто
проиграет, ляжет спать без него. Синяев поморщился.
- Тебе будет трудно спать, - сказал он.
- Мне? Ничуть не бывало. Без купания ляжешь ты.
- Очень жесткое условие.
- Ага! - засмеялся Широков. - На попятный! Ну, так и быть. Если ты
проиграешь, я прощу проигрыш из медицинских соображений.
Экран Гесьяня наконец освободился.
- Бьесьи нет, - сказал молодой врач. - Она улетела в Куссуди, к
дочери. Я только что говорил с ней. Широков бросил на Синяева насмешливый
взгляд.
- А вы?
- Ну, разумеется, прилечу к вам. Только, по-моему, надо пригласить
инженера. Мне будет трудно давать объяснения по техническим вопросам.
- Потому мы и хотели Бьесьи, - сказал Синяев. - Кого же тогда?
- Позовите Линьга, - посоветовал Гесьянь. - Мьеньоня и Ньяньиньга нет
в Атилли. Они отправились с Диегонем на остров - ракетодром, чтобы
наблюдать за разгрузкой звездолета. Вы помните Линьга?
- Ну конечно! А разве он в Атилли?
- Должен быть здесь. Я сейчас узнаю. Подождите у экрана.
- Линьг! - сказал Широков. - Я рад, что с ним все благополучно.
По-видимому, он не виновен в смерти Льети.
- Я спрашивал об этом Зивьеня, - сказал Синяев. - Они считают, что
инженер Льети погиб вследствие своей собственной неосторожности. Самое
интересное то, что этот вывод сделан на основании показаний самого Линьга,
то есть лица, по нашим понятиям заинтересованного и, следовательно, не
пригодного к роли судьи.
- Они не знают, что такое личная заинтересованность. Психология
каллистян иная, чем у нас. Если бы Линьг был виноват, то сказал бы об
этом.
- Удобно для следователей. Впрочем, у них нет никаких судебных
органов.
- Когда-нибудь их не будет и у нас. Гудок вызова прервал разговор.
- Жаль, если Линьга нет в Атилли, - сказал Широков, нажимая нужную
кнопку.
Но в "отверстии" исчезнувшего экрана они не увидели, как ожидали,
Гесьяня, перед ними стоял сам Линьг.
- Приветствую вас, - сказал каллистянин. - Гесьянь передал мне, что
вы хотите меня видеть.
- Да, - ответил Синяев. - Мы хотели попросить вас, если вы не очень
заняты, приехать к нам. Мы хотим совершить путешествие по Каллисто, не
выходя из дома. Врачи запретили нам...
- Я знаю. Все, что касается вас, известно всем каллистянам.
- Так вот, мы хотим познакомиться кое с чем по экрану. Но мы не все
поймем без объяснений инженера.
- Благодарю, что вспомнили обо мне.
- Это не мы, - машинально ответил Широков, бессознательно подражая
манере каллистян. - О вас вспомнил Гесьянь.
- Но вы согласились?
- И даже с радостью.
- Тогда я сейчас буду у вас.
- Как ты думаешь, он не обиделся на меня? - спросил Широков, когда
экран был выключен.
- Конечно нет. Они всегда так говорят.
- Да, - вспомнил Широков. - Ты проиграл пари. Купаться будешь только
с моего согласия.
- Ты же простил.
- Я могу передумать.
- Ну, это уже не по-каллистянски, - сказал Синяев, и оба рассмеялись.
Дьеньи, Гесьянь и Линьг не заставили себя ждать. Они явились почти
одновременно.
После взаимных приветствий все пятеро удобно устроились перед
экраном.
- С чего мы начнем наше путешествие по Каллисто? - спросил Гесьянь.
- С Куссуди, - ответила Дьеньи. - Я хочу показать вам мою мать, -
прибавила она, обращаясь к Широкову.
- Мы будем очень рады.
- Показать ее тебе, - сказал Синяев по-русски, - но не мне. А самое
правильное - показать тебя ей.
- Георгий! - сказал Широков. - Если будешь продолжать в этом роде, не
пущу в бассейн. Она имела в виду нас обоих. Что такое Куссуди? - спросил
он по-каллистянски. - Я уже слышал это название.
- Это детский город, - ответила Дьеньи. - Далеко отсюда. Я там
выросла. Моя мать по специальности детский врач. Она постоянно живет в
Куссуди.
- Это единственный детский город?
- О, нет! Их много.
- Дети обязательно живут в таких городах?
- Конечно не обязательно, но все дети живут там. Эти города построены
специально для детей, и там есть все, что нужно ребенку. У меня остались
чудные воспоминания об этом периоде моей жизни.
- А если родители не могут поселиться вместе с детьми?
- Обычно они этого не делают. Моя мать исключение. В детских городах
много людей, посвятивших себя детям, любящих и умеющих работать с детьми.
Разлука не тяготит никого. И мать и отец могут хотя бы ежедневно видеть
своего ребенка и в любое время посетить его. Может быть, вам это
непонятно, но мы привыкли к такому порядку вещей и находим его
естественным. Ребенку нужно правильное воспитание.
- Нет, почему же? - сказал Широков, подумав, что немногие матери на
Земле согласились бы на долголетнюю разлуку с детьми. - Понять можно.
Гесьянь нажал кнопку и произнес несколько слов. Экран "исчез", и
перед ними появилась внутренность обширного зала. По размерам мебели было
ясно, что она предназначена для маленьких каллистян. В зале никого не
было.
- Сейчас время купания, - сказала Дьеньи. - Дети на берету океана.
- В ваших океанах нет опасных хищников? - спросил Широков.
- К сожалению, еще есть, и даже очень много, и очень опасных, -
ответил Линьг. - Но места для купания надежно ограждены.
- Синьг говорил, что нельзя заглянуть внутрь дома, пока не нажата
ответная кнопка, - сказал Синяев.
- Это не частный дом.
В зал кто-то вошел. Это была женщина в белом платье. Когда она
приблизилась, Широков сразу понял, что это и есть мать Дьеньи. Сходство
между ними не оставляло сомнений.
"Почему вошла именно она? - подумал он. - Почему она не на берегу?
Неужели Дьеньи договорилась с ней?"
Женщина подошла вплотную к экрану. Казалось, стоило протянуть руку,
чтобы дотронуться до нее. Ее волосы были такими же белыми, как и платье.
Матово-черное лицо странно выглядело в этой рамке.
- Здравствуйте! - сказала она, приветливо улыбаясь. - Рада вас
видеть. Благодарю, что согласились исполнить желание Дьеньи.
"Так и есть", - подумал Широков.
- Мы хотели бы увидеть детей, - сказал Синяев.
- Для этого вам придется заглянуть к нам немного позже. Дети на
берегу. Вы же знаете порядок, Дьеньи, - обратилась она к дочери.
- Я думала, что в этом случае...
- Свидание с гостями планеты взволнует детей, и они не будут спать
после купания. Кто из вас Широков? - неожиданно спросила она, с трудом
произнося русскую фамилию.
Синяев указал на своего товарища. Петр Аркадьевич почувствовал себя
неловко, когда узкие глаза матери Дьеньи с пристальным вниманием
обратились на него.
"Георгий прав, - думал он, молча позволяя рассматривать себя. - Она
говорила обо мне с дочерью".
Он не знал, что сказать. Все это было очень странно, с земной точки
зрения.
- Ваше имя Пьетя?
- Петр, - ответил Широков. - У нас на Земле имена часто произносятся
по-разному, в зависимости от отношений между людьми.
- Рьиг Диегонь называет вас Пьетя.
- Да, он мой друг и гораздо старше меня. Я ничего не имею против,
чтобы и вы называли меня так.
- Хорошо. А меня зовут Мьеньо. Широков вспомнил, что слышал уже такое
имя от Диегоня несколько лет тому назад, на Земле.
- Если не ошибаюсь, - сказал он, - так зовут одну из дочерей Рьига
Диегоня.
- Да, это верно. На Каллисто имена часто повторяются. Фамилии -
никогда. - Она еще раз осмотрела Широкова с ног до головы пристальным,
словно оценивающим взглядом, потом повернулась к дочери: - Соединитесь со
мной, когда будете одна. Надеюсь, - прибавила она, обращаясь уже ко всем,
- что сегодня увижу вас еще раз. Дети будут рады поговорить с вами. Теперь
мне пора на берег.
- Даже чересчур откровенно, - сказал Синяев, когда экран был
отсоединен от Куссуди. - Я даже не предполагал, что угадал так точно.
- Обижаться на них нельзя, - ответил Широков. - Таковы их понятия.
Ему было неловко перед Гесьянем и Линьгом, на глазах которых
произошел этот эпизод, но оба каллистянина как будто ничего не заметили.
"Будем говорить прямо, как они сами", - решил Широков и, обратился к
Дьеньи:
- Почему ваша мать обратила на меня такое особое внимание?
Дьеньи ответила с такой откровенностью, какой он не ожидал от нее:
- Потому, что я много говорила ей о вас. Вам должно быть понятно
почему. Широков смешался.
- Что показывать дальше? - выручил его Гесьянь.
- Не знаю.
- Можно соединиться с какой-нибудь станцией погоды? - спросил Синяев.
- Вообще нет, но вам можно. Включаю дежурную станцию Атилли.
"Открылось окно" в большую, просто обставленную комнату. Несколько
кресел, стол. Вдоль стен стояло много не то шкафов, не то каких-то ящиков,
по-видимому металлических. Между ними находились экраны. Синяев не заметил
ни одного прибора, ни одного аппарата, которые, по его представлениям,
обязательно должны были находиться на такой сугубо технической станции.
Обыкновенная комната с несколько необычной обстановкой - и только.
В ней находилось двое. Один стоял склонившись над столом,
рассматривая не то план, не то какую-то схему, другой что-то делал у
одного из шкафов. Оба повернулись, привлеченные звуком вызова, а когда
увидели, кто вызывает их, подошли к экрану.
- Наши гости, - сказал Линьг, - хотят познакомиться с вашей работой.
- Мы будем рады помочь им в этом, - ответил один из дежурных.
Это были инженеры погоды, как называлась на Каллисто их
специальность.
Разговор продолжался долго, но его вел один Синяев. Широков не задал
ни одного вопроса. Он внимательно слушал даваемые объяснения, следил за
демонстрацией вызова дождя, но несколько часов спустя попросил Синяева
рассказать, что именно им говорили.
Мысли Петра Аркадьевича были далеки от вопросов погоды.
Экран перенес их в Институт архитектуры. Здесь они встретились с
людьми, проектирующими новые города, которые должны были появиться на
новом, сейчас еще пустом месте. Им показали планы, макеты, рисунки зданий.
Широкову и Синяеву Атилли казался городом дворцов, но в сравнении с
тем, что должно быть построено, он был довольно скромен.
- Почему вы проектируете исключительно роскошные здания? - спросил
Синяев. - Мне кажется, что и более скромный дом может удовлетворить
человека. И почему ни один дом не похож на другой?
- Все, что окружает человека, - ответили ему, - должно быть красиво.
Это делает жизнь приятнее. А вкусы у людей разные. На Каллисто еще не все
красиво. Мы стремимся к тому, чтобы все города перестроить по-новому. Чем
лучше жизнь, тем больше возрастают потребности.
- Где же предел этим потребностям?
- Пока его не видно. Да и вряд ли он может быть достигнут.
- Теперь покажите какое-нибудь строительство, - попросил Синяев. -
Хотя бы дома.
Гесьянь соединился с дежурным по сектору и поговорил с ним.
- В Атилли сейчас ничего не строится, - сказал он. - Придется немного
подождать. Нас соединят со строительством нового завода, недалеко отсюда.
- А почему нужно ждать?
- На строительной площадке нет экрана. Но его установят очень быстро.
- Зачем же такое беспокойство? Мы рады посмотреть что-нибудь другое.
- Никакого беспокойства нет. Мы рады доставить вам удовольствие.
Ждать придется недолго.
Линьг стал рассказывать о способах производства. Его рассказ был
настолько интересен, что Широков забыл все свои мысли и слушал так же
внимательно, как и Синяев, у которого не было причин задумываться о
посторонних вещах.
По словам Линьга получалось, что все производимое на планете -
предметы обихода, средства транспорта, одежда, продукты питания, сами
машины, - все изготовлялось без участия человека.
Невольно создавалось впечатление, что человеку нечего делать на
планете, отданной во власть "умных" машин.
Линьг улыбнулся, когда Широков вслух выразил эту мысль.
- В этом впечатлении, - сказал он, - виновато мое изложение. Я говорю
как инженер. Ничего подобного, конечно, нет и не может быть. Как бы ни
была сильна машинная техника, как бы мы ни автоматизировали производство,
человек был, есть и всегда будет главной движущей силой прогресса. Никакая
самая "умная" машина не может заменить творческого разума. Никак не может
создаться положение, при котором человеку нечего будет делать. Можно
создать машину, целый завод, который будет работать практически
бесконечно, без вмешательства человека. Но такой завод будет выпускать
всегда одно и то же. Очень непривлекательна станет жизнь, если все, что
вас окружает, всегда будет одно и то же. Это не жизнь. У нас все меняется,
и меняется часто. Очень многое в современной жизни нас не удовлетворяет.
Машина - помощник, но не более.
Примерно через полчаса раздался сигнал вызова. Нажата кнопка, и перед
ними оказалась панорама строительства завода.
Экран установили на возвышенном месте, откуда можно было хорошо
рассмотреть почти всю площадь, занятую этим строительством.
Оно, очевидно, только начиналось. Стен еще не было. Тянулись вдаль
бесконечные линии заложенного фундамента, и по ним легко было представить
себе грандиозную величину будущего здания.
Сотни машин совершенно непонятной конструкции двигались во всех
направлениях и трудились как будто самостоятельно - ни одного человека
возле них не было. Машины переносили строительный материал, складывали его
на нужных местах.
Картина менялась буквально на глазах. Кое-где начали вырастать стены.
Только что была земля, но прошло несколько машин - и вместо земли - пол из
разноцветных плит.
- Неужели на постройке никого нет? - спросил Синяев.
- Не знаю, как в данном случае, - ответил Линьг. - Обычно, если
проектировал человек, то он и руководит работой, хотя это и не
обязательно. Если же проектировала фитьзели, (Фитьзели - машина,
управляемая электронным "мозгом") то она и наблюдает за другими машинами.
- Фитьзели проектирует самостоятельно?
- Да, ведь это завод, и, очевидно, самый обычный.
- И все строительство закончится без участия человека?
- Нет. Внутреннюю отделку и установку механизмов произведут люди.
Конечно, с помощью специальных машин. Автоматически возводится только само
здание. По проекту.
- Но кто-то должен следить за соответствием проекта выполнению?
- Это делает фитьзели. В нее заложен проект, и она не допустит ни
малейшего отклонения. Все машины, - Линьг показал на экран, - подчинены
одной и выполняют ее указания точнее и лучше, чем могли бы это делать
люди.
- Они очень разумны, - сказала Дьеньи. - И хорошо понимают друг
друга.
- Полное торжество кибернетики, - заметил Синяев.
- Постройка идет непрерывно? - спросил Широков.
- Конечно, днем и ночью. Машинам отдых не нужен.


НА ЭКРАНЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

- Вероятно, мы не сможем увидеть полевые работы? - спросил Синяев. -
Насколько я понимаю, на Каллисто овощи и фрукты не синтезируются, а
выращиваются в естественных условиях.
- Да, - ответил Линьг, - на полях нет экранов. Но общая картина этих
работ напомнила бы вам только что виденное строительство. Разве что на
полях значительно меньше машин.
- А почему?
- Да только потому, - засмеялся инженер, - что каллистяне любят
работать в поле или в саду. Нам это доставляет удовольствие. Поэтому
многое из того, что может делать машина, мы делаем своими руками.
- Кстати, - спросил Широков, - есть у вас небольшие города с
сельскохозяйственным населением?
- Есть конечно. Но большинство городов расположено по берегам океана.
До любого пункта внутри материка можно долететь за короткое время. Морской
воздух полезнее для человека. Но многие живут вдали от моря. Вкусы людей
бесконечно разнообразны.
- А можно связаться с кем-нибудь из таких?
- Наверное, можно. Экраны есть в любом доме, где бы он ни находился.
Я сейчас узнаю.
- Я могу предложить, - сказала Дьеньи, - соединиться с братом моего
отца - Льинем Диегонем. Он живет в самом центре этого материка, среди
большого леса.
- Очень хорошо, - сказал Широков. - Мы будем рады познакомиться с
вашим родственником, Дьеньи. Он кто? Я имею в виду специальность.
- Художник и скульптор. Это человек, любящий одиночество, но он будет
рад увидеть вас.
Она наклонилась к экрану, нажала кнопку и произнесла имя.
Экран оказался занят.
- Он скоро освободится, - сказала Дьеньи. - Мой дядя не любит долго
разговаривать. К вам это не относится, - прибавила она. - Все каллистяне с
удовольствием будут говорить с вами.
- Объясните мне одну вещь, - сказал Синяев. - Я помню, что на
Каллисто не может быть двух человек, носящих одинаковые имена и фамилии.
Но ваша мать, Дьеньи, носит то же имя и ту же фамилию, что и ваша тетка.
Как это понять?
- Вы ошибаетесь. Фамилия моей матери - Ельянь.
- Но она сказала, что имена могут повторяться, а фамилии никогда. Но
я вижу, что людей, носящих фамилию Диегонь, очень много.
- Она имела в виду совпадение имен и фамилий. Этого никогда не
бывает, разве что после смерти кого-нибудь другой родственник получит то
же имя.
- Женщины никогда не меняют фамилий?
- Ни женщины, ни мужчины. Зачем это? Какой в этом смысл?
- У нас дело обстоит иначе.
- Я знаю. Но пора повторить вызов.
Экран Льиня Диегоня был уже свободен. Перед ними появилась комната в
доме каллистянского "отшельника". Перед экраном стоял человек, удивительно
похожий на Рьига Диегоня. Тот же рост, те же черты лица. Если бы Широков и
Синяев не знали, кто стоит перед ними, они легко могли ошибиться и принять
его за своего старого друга.
- Извините нас, - сказал Широков, - за то, что мы нарушили ваш покой.
Но Дьеньи сказала, что вы не будете сердиться на нас.
- И в этом она совершенно права, - ответил Льинь Диегонь. - Вы
доставили мне огромное удовольствие. Думаю, что вас побудило к этому
желание увидеть человека, живущего вдали от городов, и Дьеньи указала на
меня.
- Вы угадали.
- У меня только один экран. Кроме этой комнаты, вы ничего не сможете
увидеть. А эта комната, - он указал рукой вокруг, - ничем не
примечательна. Это моя мастерская.
Он мог бы не говорить этого. Обстановка ясно показывала характер
занятий ее владельца. Всюду стояли скульптуры - законченные и находящиеся
еще в работе. На стенах висели маски, совсем как в мастерской земного
ваятеля. Было много картин. По тому, что они могли видеть, Широков и
Синяев поняли, что Льинь Диегонь художник-пейзажист.
- Впрочем, - прибавил хозяин, - дом не представляет для вас никакого
интереса. Он мало чем отличается от домов Атилли. Меньше размеры.
- Вероятно, мы оторвали вас от работы? - спросил Широков, заметив,
что руки Диегоня испачканы красками.
- Это не имеет значения. - Он подвинул к экрану кресло и сел. - Если
у вас есть вопросы, я готов отвечать вам.
- Вы сказали, что дом ничем не отличается от домов Атилли. Но вы,
вероятно, не имели в виду, например, доставки продуктов? - спросил Синяев.
- Каких продуктов?
- Питания. Завтраки, обеды, ужины.
- Почему же? Все это мне доставляется так же, как и вам.
- Откуда?
- Из ближайшего города. Только мне приходится ждать немного дольше.
- Какое расстояние до ближайшего города?
- Не знаю точно. Километров восемьсот.
- Доставка производится на олити?
- Нет. Так же, как вам, по обычной автоматической сети. Я вижу, вас
смущает расстояние. Это не имеет значения. Когда я построил этот дом, мне
провели все, что нужно для доставки питания, морской воды для бассейна и
всего, что мне может понадобиться. Летать в город у меня нет времени.
Доставляющие механизмы достаточно мощны, расстояние их не смущает.
- Нет, - сказал Синяев, - я думал о другом. Но это не важно. Чем вы
занимаетесь в свободное время?
- У меня есть большой сад. Я работаю в нем. Физический труд - хороший
отдых.
- С помощью машин?
- У меня их нет.
- Ваш сад велик?
Льинь Диегонь назвал цифру, соответствующую квадратному километру.
- Такая площадь должна отнимать много времени. Например, поливка...
- Этим мне незачем заниматься. Когда саду нужна поливка, я сообщаю на
станцию, и мне дают дождь.
- Я забыл об этом, - сказал Синяев. - Но уход за деревьями?
- Справляюсь, - коротко ответил каллистянин.
- А уборка урожая?
- Ее производят другие. Фрукты увозят.
- Кто?
- Не знаю. Мое дело сообщить, что время уборки наступило, а кто
прилетит за фруктами, - зачем мне это знать?
Диегонь говорил как будто недовольным тоном. Можно было подумать, что
вопросы ему неприятны. Но ни Широкову, ни Синяеву такая мысль даже не
пришла в голову. Они очень хорошо знали, что если бы Диегонь не хотел
говорить с ними, то сказал бы об этом не задумываясь.
- Как вы работаете? - спросил Широков. - Я говорю о вашей основной
работе.
Как по волшебству, выражение лица хозяина изменилось при этом
вопросе. Он оживился, и в тоне ответа уже нельзя было заподозрить скуки.
- Вероятно, вы подразумеваете не как, а над чем я работаю? Вот
смотрите!
Он подошел к чему-то, стоявшему посередине мастерской, и откинул
темное покрывало.
- Обычно я не показываю свою работу до ее завершения. Но вам могу
показать.
Это была огромная картина, но выполненная не кистью, а резцом по
материалу, похожему на мрамор бледно-розового цвета. Скульптура изображала
лес на берегу реки. Очевидно, Диегонь пользовался красками или чем-то
другим, потому что вода в реке была окрашена в естественный цвет и так
прозрачна, что можно было видеть камни на дне. Деревья были еще едва
намечены. Мастерство исполнения было высоким.
- Куда предназначается эта скульптура? - спросил Синяев.
- Пока никуда. Но если она понравится, то ею украсят какое-нибудь
здание или комнату в детском городе.
- Я думаю, что она не может не понравиться, - сказал Широков. - Это
очень красиво.
- Благодарю вас, - сказал Диегонь. - Но судить еще рано.
Он снова закрыл свою работу и подошел к экрану.
- А вы занимаетесь скульптурными портретами?
- Иногда. Но это не моя специальность. Я люблю изображать природу. -
Он обернулся, словно ища что-то. - Вот, например!
Перед экраном появился небольшой бюст из черного камня. Он изображал
несомненно Дьеньи, но только в детском возрасте.
- Узнаете? - спросил Диегонь.
- Да, конечно. Очень хорошо выполнено.
Художник пренебрежительно махнул рукой.
- Это не искусство, - сказал он. - Подобный портрет можно изготовить
за один час. Если хотите, я покажу вам, как это делается.
Разумеется, Широков и Синяев тотчас же выразили свое согласие.
Диегонь пододвинул к экрану небольшую машину. Она была на маленьких
колесиках и легко передвигалась. По внешнему виду это был прямоугольный
ящик.
Художник пристально всмотрелся в лицо гостей Каллисто.
- Ваша голова, - обратился он к Синяеву, - труднее, чем у вашего
товарища. Поэтому, если не возражаете, я изготовлю ваш портрет.
- Конечно не возражаю, - ответил Синяев.
И вот меньше чем за час была создана из белого камня голова Синяева.
Каллистянский скульптор действовал совсем не так, как обычно работают
скульпторы. Вложив кусок камня в машину, он затем на плотных листах
нарисовал голову Георгия Николаевича с трех сторон и вложил эти листы в ту
же машину. Не прошло и десяти минут, как бюст был уже готов. Машина по
рисункам выточила его из камня. Но первый оттиск не удовлетворил Диегоня.
Он вложил камень обратно и принялся исправлять рисунки. Так повторилось
несколько раз. В конце концов получился точный портрет, поражающий
тонкостью работы.
- Подарите мне эту скульптуру, - попросил Синяев.
- Лучше приезжайте ко мне, и я создам настоящий портрет, - ответил
Диегонь. - Мне надо узнать вас ближе. Этот бюст мертв. В нем нет
выражения. Я не знаю вашего характера, вкусов. Вы для меня незнакомый
человек. Сравните с портретом Дьеньи, он выполнен тем же способом.
Действительно, разница бросалась в глаза даже для неискушенного
человека. Портрет Синяева был маской, очень похожей, но только маской. На
лице юной Дьеньи было выражение мечтательности, которое художник,
очевидно, считал характерной чертой своей племянницы. Это лицо было живым.
- Все же, - сказал Синяев, - я повторяю свою просьбу. Мне хочется
иметь этот бюст на память о нашей встрече.
- Если вы хотите, - ответил Диегонь, - вы его получите. Я пришлю его
вам. А теперь прощайте. Меня ждет работа. Если вы еще раз соединитесь со
мной, я буду рад.
Гесьянь выключил экран.
- Одно меня удивляет, - сказал Синяев, - это то... Предположим, -
обратился он к Линьгу, перебивая сам себя, - что мне вздумалось бы
поселиться в самом глухом месте, где-нибудь в горах...
- Там живут.
- Так неужели бы ради меня одного стали бы проводить сети труб для
снабжения?
- Разумеется.
- А вам не кажется, что производить такую работу ради одного человека
нерационально?
Четверо каллистян переглянулись. Вопрос, очевидно, показался им
непонятным.
- Вы же не удивляетесь, что в этом доме, где вы живете, все это есть?
- мягко спросил Линьг.
- Здесь город. В нем живут миллионы людей, пусть даже тысячи.
- Но в этом доме живут не миллионы и не тысячи. Вы могли бы жить тут
и один.
- Не знаю, право, как пояснить вам мою мысль. Здесь, в Атилли, много
домов. Провести трубы в один или в десять, в сто - разница небольшая. Я
имею в виду затрату времени и материалов. Но вести эти трубы за сотни
километров ради одного человека - это другое дело. В один дом...
- Но ведь в этом доме живут люди, не правда ли? - спросил Гесьянь
таким тоном, каким говорят с человеком, не желающим понять очевидной