Мартынович Евгений. Каллистяне

гордилась тем, что один из них ее дед. Она любила мечтать о времени, когда
звездолет вернется.
Дьеньи часто представляла себе неизвестную планету, которую найдет ее
дед, и обитателей этой планеты. В ее детском воображении они рисовались во
всем подобными каллистянам.
Шло время; ребенок превратился в девушку, но мечты о людях иного мира
по-прежнему волновали Дьеньи. Думать о них стало ее привычкой.
Она сама стала астронавтом, увидела обитателей Кетьо, но они никак не
могли служить воплощением ее мечты.
Наивные детские представления сменились знаниями взрослого человека.
Дьеньи уже не думала, что жители другой планетной системы обязательно
должны быть копиями каллистян. Она знала, что формы жизни бесконечно
разнообразны. Но увидеть своими глазами "человека Мьеньи" оставалось ее
затаенной мечтой.
Пусть даже это существо окажется совсем не похожим на каллистян, но
обладающее разумом, а следовательно родственное.
И вот совсем не так, как она ожидала, мечта стала явью. "Человек
Мьеньи" перед ней, и формы его тела совсем не причудливы, а самые обычные.
И его белое лицо даже своеобразно красиво.
"Какие странные у него глаза! Синие, как небо Сетито. И как широко
открыты... А губы красные. Как странно! Наверное, это потому, что кожа на
них тонка и просвечивает кровь".
Она вспомнила, как эти губы коснулись ее руки. Они были нежны и
мягки.
"Какой удивительный обычай - касаться губами руки женщины! Моя рука,
наверное, показалась ему грубой".
Она посмотрела на руку Широкова. Рука была почти белая и чуть ли не
прозрачная.
Дьеньи вдруг захотелось коснуться этой руки своими губами. Горячая
волна крови прилила к ее лицу, и щеки девушки посерели.
Она ничего не знала о поцелуе. Даже такого слова не было на
каллистянском языке.
Широков чувствовал на себе взгляд Дьеньи. Ему хотелось, чтобы она
отвернулась, перестала его рассматривать. В ее глазах он, вероятно,
выглядит уродом. Ведь она привыкла к черному цвету и резким, определенным
чертам лица.
За эти годы Широков и Синяев настолько пригляделись к каллистянам,
что перестали замечать разницу между собой и ими. Но они помнили, какими
необычайными казались каллистяне в первые дни их пребывания на Земле.
Ей, этой девушке с Каллисто (то, что Диегонь не знал о ее
существовании, доказывало, что Дьеньи очень молода), должен казаться
странным цвет его кожи. Белое лицо, красные губы, синие глаза, - Широков
впервые подумал, что такое разнообразие красок может производить
неприятное впечатление.
"Ну что ж! - решил он. - Пусть смотрит. Надо привыкать к этому. На
Каллисто все будут нас рассматривать".
Он нахмурился и, не обращая больше внимания на Дьеньи, сосредоточенно
наблюдал за операцией.
Синьг медленно вращал маленький диск на корпусе аппарата, усиливая,
как знал Широков, невидимый поток нейтронных частиц. Зеленый цвет места
ожога постепенно темнел, переходя в фиолетовый. Это продолжалось около
часа.
- Теперь второй, - сказал Синьг.
Та же процедура была проделана над Вьеньонем.
Пораженные места покрыли толстым слоем остро пахнувшей мази и
забинтовали. Оба раненых все еще не проснулись.
- Теперь все в порядке, - сказал Синьг, вставая. - Окончательную
обработку произведем на звездолете.
Не задерживаясь, тронулись в путь. Раненых несли по очереди.
Мьеньонь и Дьеньи шли впереди, расчищая дорогу, уничтожая препятствия
"лучами" ультразвука.
Звери и птицы не показывались. Только один раз донесся издалека рев и
вой кетьра.
Наконец вышли из лесу, и перед ними открылась равнина, уходящая за
горизонт. Впереди была видна станция, стоявшая на невысоком холме, а
справа от нее - белый шар космического корабля.
Над ним летало несколько членов экипажа, ожидавших появления из леса
своих товарищей. Как только они показались, четверо направились в их
сторону, быстро приблизились и опустились возле них на землю. Это были
Диегонь, Вьеньянь, Леньиньг и Синяев.
Прежде чем приветствовать своих соотечественников, Диегонь обратился
к Синьгу с вопросом о раненых.
- Они вне опасности, - ответил врач корабля.
Дьеньи сразу узнала Диегоня. Она смотрела только на него, не видя
даже Синяева, на котором сосредоточилось внимание ее спутников.
В их доме на Каллисто всюду были скульптуры Диегоня, и Дьеньи хорошо
знала суровые и резкие черты его лица. И вот он перед ней, постаревший,
еще более суровый, чем на портретах, но с тем же родным лицом.
Она стояла немного в стороне от других, и Диегонь, поздоровавшись с
Ресьинем и Вьиньинем, подошел к ней последней.
- Я рад видеть столь юную представительницу нашей науки, - ласково
сказал он, обнимая ее.
Дьеньи прижалась лицом к его груди. Ее руки остались опущенными, и
Диегонь почувствовал, как сильно дрожит все ее тело от непонятного ему
глубокого волнения.
Он заметил внезапно наступившее молчание и оглянулся на своих
спутников.
Никто не смотрел в их сторону. Каллистяне и оба человека с Земли,
словно намеренно, отвернулись.
Еще не догадываясь о причине такого поведения товарищей, Диегонь
осторожно, но решительно поднял рукой ее голову и внимательно всмотрелся в
черты ее лица.
- Как вас зовут, девушка? - спросил он, уже не сомневаясь в том,
какой последует ответ. Эти черты были ему слишком хорошо знакомы.
- Дьеньи Диегонь, - ответила она и еще сильнее прижалась к нему.

НА МЕЖПЛАНЕТНОЙ СТАНЦИИ

Здание стояло на холме, склоны которого были искусственно срезаны,
очевидно для того, чтобы сделать невозможным доступ на него огромным
животным Сетито. Наверх вела узкая лестница, высеченная в каменистом
грунте.
Станция была построена без всяких украшений, в форме голубого куба.
На каждой стене было два окна, высоких, но очень узких, напоминавших
скорее щели, чем окна, без рам и стекол.
Линьг объяснил, что это сделано для защиты оборудования от птиц,
которые могли проникнуть внутрь, если бы окна были широкими. "Станция, -
сказал он, - построена давно и потому имеет окна. Такая же станция на
Кетьо, построенная позже, без каких-либо отверстий". "Значит, она
освещается искусственно?" - спросил Синяев. - "Нет, ее стены прозрачны".
Огромные кольца, диаметром не меньше пятидесяти метров, тускло
блестевшие под лучами Рельоса, непонятно как держались над плоской крышей.
Широков и Синяев с интересом рассматривали эти кольца и самый дом.
Это была первая увиденная ими в жизни межпланетная "радиостанция", и они
не могли смотреть на нее без волнения, думая о сверхмощных "генераторах",
которые посылали свои "волны" на столь исполинское расстояние, делали
возможным разговор между планетами.
И кроме того, это было не радио, а что-то совсем иное, основанное на
других принципах.
Станция бьеньеты была вершиной современной каллистянской техники. До
старта звездолета Диегоня, двадцать два года тому назад (одиннадцать лет
по каллистянскому счету), на соседних с Каллисто планетах таких станций
еще не было. Диегонь, Мьеньонь и их товарищи, так же как люди Земли,
видели ее в первый раз.
- Вероятно, - спросил Широков, - разговор возможен только тогда,
когда между Каллисто и Сетито кратчайшее расстояние?
- Нет, это не имеет значения, - ответил Линьг. - Разговор возможен
всегда, за исключением тех случаев, когда Сетито и Каллисто находятся на
одной линии с Рельосом, по разные стороны от него. Тогда бьеньеты дойти не
могут. Но мы учитываем это обстоятельство, и экспедиции организуются,
только когда связь бесперебойна.
- Почему не могут? - спросил Синяев.
- Потому, что поле Рельоса очень мощно.
- Поле гравитации?
- Да, разумеется.
Синяеву этот ответ дал многое. Он уже смутно подозревал, на чем
основываются передачи сообщений с планеты на планету. Наука Земли вплотную
подошла к раскрытию тайны тяготения и уже достоверно знала, что энергия
гравитации распространяется почти мгновенно, неизмеримо быстрее энергии
света.
- С какой скоростью идет передача? - спросил он, желая окончательно
убедиться, что догадка верна.
На лице Линьга появилось странное выражение. Он словно смутился.
Казалось, ему чего-то стало стыдно.
- Мы знаем, - извиняющимся тоном ответил он, - что передача должна
проходить мгновенно. Но она почему-то задерживается. Скорее всего, в этом
виноваты аппараты связи. Передача доходит только вдвое быстрее луча света.
А у вас? - спросил он, понижая голос.
"Так вот почему он смутился, - подумал Синяев. - Ему стало неловко за
"отсталость" техники Каллисто. Он думает, что мы достигли большего".
Он чуть не рассмеялся. Технике его родины еще далеко до бьеньеты
каллистян.
На вопрос Линьга Синяев ничего не ответил и задал встречный вопрос:
- Что вам дают экспедиции на соседние планеты?
- Каждая планета развивается своим путем, и изучение этих путей -
благодарная задача. Легче понять пути развития нашей планеты. В этом
вопросе еще много неясного.
Линьг, Ресьинь, Вьиньинь и Дьеньи после первого, вполне понятного и
естественного удивления ничем не выказывали любопытства, которое должны
были вызывать в них люди Земли. Отношения сразу стали простыми. Широков
подумал, что деликатность свойственна не только экипажу звездолета, но
является общей чертой характера каллистян, чертой, воспитанной в них
коммунистическим строем их жизни. Назойливое любопытство, очевидно, было
им чуждо.
"А Дьеньи, - вспомнил он. - Она так настойчиво рассматривала меня в
лесу. Значит, женщины Каллисто более любопытны, чем мужчины".
Но он тут же отверг этот вывод. Поведение Дьеньи имело какую-то
особую причину.
Широков уже привык, что каллистяне всегда с полной откровенностью
высказывали свои мысли. Он был уверен, что Дьеньи ответит ему с такой же
откровенностью, и он решил спросить ее при первом удобном случае.
Они подошли к самому холму и остановились у подножия лестницы.
По обе стороны входа стояли две статуи - вернее, барельефы,
высеченные на поверхности круглых столбов, от которых начиналась лестница.
Столбы были около трех метров высотой.
Широков и Синяев знали, что самым распространенным на Каллисто видом
искусства была скульптура.
- Давно они тут стоят? - спросил Диегонь.
- Поставлены пять лет тому назад.
- Вы были на Сетито раньше? - спросил Широков.
- Был два раза, - ответил Диегонь. - Но этих статуй, так же как и
этих колец, - он кивнул на крышу, - тогда еще не было.
- Что помещалось тогда в этом доме?
- Ничего. Просто дом отдыха экипажей. Синяев внимательно рассматривал
барельефы. Каменные черты одного из каллистян показались ему знакомыми. Он
вгляделся пристальнее.
- Кажется, это вы? - обратился он к Мьеньоню.
- Вы не ошиблись, - ответил инженер. - Это действительно я. Дело в
том, что я был в числе четырех членов экипажа звездолета, первым
посетившего эту планету. Чья это работа? - спросил он, повернувшись к
Линьгу.
Тот назвал имя. Оно было, конечно, совершенно неизвестно Широкову и
Синяеву, но, очевидно, хорошо известно каллистянам.
- Вот как! - сказал Мьеньонь. - Не знал, что удостоился такой чести.
- Это еще вопрос, - сказала Дьеньи, - кто удостоился чести: вы или
автор памятника.
Мьеньонь улыбнулся.
- Вы слишком высоко ставите нас, - сказал он.
- Разве можно поставить вас выше, чем вы стоите? - возразила Дьеньи.
- Давайте поднимать раненых. - Мьеньонь уклонился от дальнейшего
разговора на эту тему.
"Интересно, - подумал Широков, - сохранилось ли у каллистян чувство
тщеславия? Общественный строй их жизни как будто не оставляет для него
никакой почвы".
Диегонь ласково посмотрел на внучку.
- Энтузиастка! - сказал он. - Вам самой надо слетать на Зьемьлю. (На
Каллисто не существует местоимении. Все каллистяне независимо от родства
обращались друг к другу без "вы" или "ты". Автор пользуется местоимением
"вы" для удобства изложения.)
Дьеньи ничего не ответила.
Широкову все больше и больше нравилась эта девушка.
Чем-то неуловимым она напоминала ему ту, которая была его невестой и
умерла, не успев стать женой.
Синьяня и Вьеньоня осторожно подняли по лестнице. Они продолжали
спать, их лица были неподвижны и безучастны.
Вслед за несшими носилки поднялись остальные.
Лестница оканчивалась у самой двери. Правда, в первый момент ни
Широков, ни Синяев никакой двери не увидели. Стена казалась такой же, как
во всех других местах. Но Линьг нажал на едва заметную кнопку, и часть
стены сдвинулась с места, отошла немного назад и поднялась. Образовался
проход шириной не больше полуметра. Носилки из веток не могли пройти через
эту дверь. Каллистяне на руках внесли раненых внутрь. За ними прошел
Синьг.
- Почему дверь так узка? - спросил Широков.
- Для защиты от летающих животных, - ответил Вьиньинь. - На Сетито их
много. Птица может налететь на дверь и случайно нажать на кнопку. Ведь мы
прилетаем сюда нечасто.
- Внимание! - раздался голос Дьеньи. - Гисельи!
Все поспешно обернулись.
Со стороны леса к холму приближались огромные крылатые существа. Их
было не менее пятнадцати.
- Старые знакомые! - сказал Мьеньонь.
Гисельи быстро подлетали. Их перепончатые крылья издавали шелестящий
звук. Даже среди дня светились на тупых мордах зеленые глаза. Уродливые
тела, с длинными, несколько раз согнутыми ногами, на концах которых были
видны острые когти, достигали в длину трех метров. Не то звери, не то
птицы - гисельи летели не прямо, а порывистыми зигзагами, судорожно
метаясь из стороны в сторону.
- Сегодня ночью мы убили шесть штук, - сказала Дьеньи.
Она первая достала оружие. Широков, наблюдавший за нею, не заметил ни
малейшего признака страха или волнения. Эта девушка, едва вышедшая из
детского возраста, вела себя так же спокойно, как мужчины, только что
вернувшиеся из звездного рейса.
Ее спокойствие было неприятно Широкову.
"Если бы она проявила женскую слабость, - подумал он, - то стала бы
больше похожа на девушек Земли".
Вслед за каллистянами, очевидно решившими не прятаться от гиселий
внутри станции, Широков и Синяев достали пистолеты.
Перед тем как выйти из корабля на землю Сетито, Диегонь предложил им
кью-дьели, но они отказались, предпочитая привычное земное оружие,
которое, в числе прочих вещей, оказалось в их багаже. Кто и зачем положил
его в чемоданы, они не знали. Но теперь пистолеты пригодились.
Гисельи приближались. Вот-вот раздадутся выстрелы и протянутся
навстречу хищникам огненные нити кью-дьелей. Но птицы внезапно круто
повернули в сторону и направились к белому шару звездолета. Может быть,
они испугались такого количества людей?
- Нет, - ответил Мьеньонь на вопрос Синяева, - гисельи ничего не
боятся. Кто их знает, почему они передумали.
На вершине корабля виднелась крохотная фигурка кого-то из экипажа.
- Видит ли он их? - тревожно сказал Диегонь.
- Наверное, видит.
Гисельи все ближе подлетали к шару, где все так же стоял одинокий
человек.
- Почему он не спускается вниз? - топнув ногой, сказал Диегонь. - Их
слишком много. Ему не справиться со всеми.
Синяев достал из чехла сильный бинокль и поднес его к глазам.
- Это, кажется, Ньяньиньг, - сказал он. - Он что-то рассматривает на
той стороне и стоит спиной к птицам.
Но если Ньяньиньг не видел опасности, то должен был услышать шум
крыльев. Никаких признаков, что он знает о птицах и готов отразить
нападение, не было заметно.
- Идите вниз! - крикнула Дьеньи, точно инженер мог услышать ее на
таком расстоянии.
- Ваше бесшумное оружие здесь бесполезно, - сказал Широков. -
Попробуем наше.
Он поднял пистолет и три раза выстрелил в воздух.
- Обернулся, - сказал Синяев.
Было видно, как Ньяньиньг метнулся к люку подъемной машины. Едва он
скрылся, гисельи пролетели над самой вершиной шара. Синяев видел в
бинокль, как одна из птиц ударилась о кессиндовую поверхность.
- Еще секунда промедления, - сказал он, опуская бинокль, - и она
схватила бы его.
- Спасибо, Петя, - сказал Диегонь.
- Каллистяне во всем избегают шума, - засмеялся Широков. - Но иногда
шум может оказаться полезным.
- Кетьр! - воскликнула Дьеньи.
- Так вот он на что засмотрелся! - сказал Линьг.
Зверь только что показался из-за корабля. По-видимому, он обходил его
кругом, рассматривая незнакомый предмет. Благодаря тому, что кетьр
находился возле корабля, размеры которого были хорошо известны людям, они
смогли составить ясное представление о размерах животного.
- Чудовище! - сказал Синяев.
Ничего другого и нельзя было сказать. Зверь, не менее шести метров в
высоту и двенадцати в длину, вполне заслуживал названия чудовища. Даже
рядом со звездолетом он казался огромным. Темно-серая туша на неимоверно
толстых коротких ногах, казалось, не шла, а ползла по равнине. Раздвоенный
хвост волочился по земле. Непропорционально тонкая шея оканчивалась
маленькой головой, которую нельзя было рассмотреть на таком расстоянии
даже в бинокль. Обнаженное, без шерсти, тело кетьра тускло блестело.
- Я во что бы то ни стало хочу увидеть его вблизи и сфотографировать,
- сказал Широков. - Когда еще выпадет случай встретить живого бронтозавра?
(Бронтозавры - гигантские животные из группы динозавров, жившие на Земле в
мезозойскую эру.)
В возбуждении он даже не заметил, что говорит по-русски. Бьяининь
перевел его слова.
- Откуда вы хотите его снять? - спросил Линьг.
- С корабля, - ответил Широков.
Он поспешно стал надевать крылья. Фотоаппарат висел у него на плече,
и за время короткого пребывания на Сетито было сделано уже много снимков.
- Я не пущу тебя одного, - сказал Синяев.
- Только не вздумайте опускаться на землю, - предостерег их Диегонь.
- Кетьр очень опасен и, несмотря на внешнюю неуклюжесть, может бегать
очень быстро.
- Мы будем об этом помнить, - ответил Синяев.
- Может быть, лучше не надо? - сказала Дьеньи, и Широков вдруг
вспомнил, что точно такие же слова сказал ему Куприянов в тот памятный
день, когда он впервые собирался лететь на крыльях вместе с каллистянами,
после их выхода из шара на поле под Курском.
Где сейчас Михаил Михайлович? Жив ли он? Вспоминает ли о нем?..
- Осторожнее, - тихо прибавила Дьеньи, и в узких прорезях ее темных
глаз Широкову почудился мелькнувший огонек.
- Кетьр же не летает, - ответил он. - Какая же может быть опасность?
А гиселий давно уже не видно.
Они сразу включили полную скорость, опасаясь, что зверь отойдет от
звездолета и тогда окажется на снимке слишком мелким. Расстояние в один
километр, отделявшее корабль от холма, преодолели за одну минуту.
С близкого расстояния кетьр казался еще более неуклюжим, чем издали.
Они хорошо рассмотрели его морщинистую, как у земного слона, голую кожу и
странно маленькую плоскую голову.
- Настоящий бронтозавр! - крикнул Широков.
Синяев кивнул головой.
Кетьр, очевидно, услышал. Он поднял голову, и они увидели его злые
глаза, так же, как у гиселий, горевшие зеленым огнем.
Опустившись на вершину шара, Широков поспешно снял крылья и взялся за
аппарат. Кетьр был виден отсюда как на ладони.
Снимок за снимком Широков использовал всю пленку. Жалеть не
приходилось, - такой случай мог никогда не повториться.
- Ну вот и все! - облегченно вздохнул он, щелкнув последний раз
затвором и сняв, через телеобъектив, морду зверя. - Жаль, что нет
киноаппарата.
Но, оглянувшись, он никого не увидел позади себя. Синяев исчез. Его
крылья лежали у люка подъемной машины.
"Пошел за камерой", - обрадовался Широков.
Кетьру, очевидно, надоел корабль. Он медленно повернулся и пошел к
лесу, не оборачиваясь.
- Он не считает нас опасными для себя, - сказал Синяев, снова
появляясь наверху в сопровождении Ньяньиньга. - Отойди немного!
У него в руках была кинокамера.
Пять минут, пока кетьр не отошел слишком далеко, Синяев непрерывно
снимал его.
- Теперь на Земле увидят, как он ходит, - удовлетворенно сказал он. -
Жалко, что гисельи не попали на пленку.
- Спасибо! - сказал Ньяньиньг, обнимая Широкова. - Это вы спасли
меня.
- Как это вы чуть не прозевали?
- Меня поразило появление кетьра, - пояснил инженер. - Я его никогда
раньше не видел.
Они втроем вернулись на холм.
Широков и Синяев еще не были внутри станции. Они с интересом
рассматривали внутреннее убранство первого каллистянского дома, увиденного
ими не на рисунке. Но обстановка была очень простой и ничего нового для
себя, кроме, разумеется, аппаратов бьеньеты, они не увидели.
В доме было три комнаты. Одна из них была жилой, и в ней находились
сейчас Вьеньонь и Синьянь. Во второй помещались агрегаты, дающие
бьеньетоэнергию, а в третьей - приемные и передающие устройства.
Диегонь попросил Линьга вызвать Каллисто.
Пока устанавливалась связь, а это отнимало около двадцати пяти минут,
Ньяньиньг слетал на корабль, и вскоре весь экипаж собрался на станции. Все
хотели присутствовать при разговоре.
Пришел ответ. Далекая каллистянская станция запрашивала о здоровье
раненых. Там еще не знали о прилете на Сетито корабля Диегоня и думали,
что вызывает Линьг.
Диегонь посмотрел на Мьеньоня. Эти два каллистянина удивительно
хорошо понимали друг друга. Так и на этот раз Мьеньонь ответил на
безмолвный вопрос Диегоня только глазами.
- Да, - сказал Диегонь. - Так будет лучше. Передавайте! - обратился
он к Линьгу.
Широков и Синяев подошли ближе. С приемом бьеньет они были уже
знакомы, но как осуществлялась передача, они еще не знали.
Перед креслом, в котором сидел Линьг, помещался большой, наклонно
расположенный диск, сделанный как будто из черного стекла. Как только
Линьг повернул маленькую рукоятку, цвет диска сразу стал синим.
Линьг взял в руку длинную трубочку с шариком на одном конце и
металлическим острием на другом. Шарик был прозрачен, и от него отходил
тонкий гибкий провод.
Этим острием Линьг стал вычерчивать на диске ломаные линии бьеньеты.
Несколько секунд они оставались видны на синей поверхности, потом
исчезали. Внутри шарика что-то потрескивало, и временами появлялись
вспышки.
Каждую фразу передавали по три раза.
- "Космический корабль, - диктовал Диегонь, - вернулся от Мьеньи.
Бьеньета Линьга была нами перехвачена.
Звездолет повернул к Сетито. Оба раненых спасены. Ждем прилета
спасательной экспедиции и с нею вместе вылетим на Каллисто. Все члены
нашего экипажа здоровы. Диегонь".
Широков ясно представлял себе, какое впечатление произведет эта
бьеньетограмма на родине звездоплавателей. Он видел, что Диегонь сильно
волновался, его голос заметно дрожал.
Каллистяне не проронили ни слова и не двинулись с места все двадцать
пять минут, отделявшие передачу от ответа с Каллисто. И вот, быстро и явно
нервно, побежали линии по экрану.
"Спешу передать всем радостную весть, - говорил неизвестный оператор
на станции Каллисто. - Приветствуем вас. Благодарим за спасение
пострадавших".
Текст бьеньеты прошел по экрану только один раз. Очевидно,
передававший ее каллистянин настолько взволновался, что забыл повторить и
даже не назвал своего имени.
Почти тотчас же экран засветился снова. Побежали линии.
- "Экипаж звездолета, - читал Линьг, - приветствует героев
Вселенной. Гесьянь". Это имя командира корабля, летящего к нам на
помощь, - пояснил он.
На спасательном корабле следили за бьеньетами с Сетито и "слышали"
разговор Диегоня с Каллисто.
- "Поняли. Ждем вас", - ответил Линьг.
Только погас экран, как Каллисто снова начала передачу.
"Дорогие друзья! - гласила бьеньета. - Рад, что нахожусь на станции и
могу первым приветствовать ваше возвращение. Прошу кратко передать:
оправдались ли ваши предположения? Нашли ли вы у Мьеньи жизнь? Женьсиньг".
Диегонь снова посмотрел на Мьеньоня и улыбнулся.
- Этого следовало ожидать, - сказал он. - Придется сказать сейчас.
Широков понял, о чем безмолвно договорились Диегонь с Мьеньонем
полчаса тому назад. Они хотели не сообщать пока о людях Земли.
- Передавайте! - решительно сказал Диегонь. - "Дорогой друг!
Предположения полностью подтвердились. Мы нашли у Мьеньи населенную
планету. Ее обитатели во всем подобны нам. Двое из них прилетели с нами,
вы их скоро увидите. Обнимаю вас. Диегонь".
Через двадцать пять минут пришел ответ:
"Обнимите от нас дорогих гостей. Еще с большим нетерпением будем
ожидать ваш корабль. Женьсиньг".
Почти точно такая же бьеньетограмма немедленно поступила и с борта
спасательного звездолета. Из нее выяснилось, что Гесьянь рассчитывал быть
на Сетито к завтрашнему утру.
После этого экран окончательно погас.
Приближалась ночь. Все, кроме Синьга и Ресьиня, отправились на
корабль. Дьеньи осталась дежурить у постели раненых.
- Я тоже могу остаться, - предложил Широков.
- Спасибо, - ответил Синьг, - но этого не нужно. Нас троих вполне
достаточно. Вы устали - отдохните!

ГЕСЬЯНЬ

- Мы полетели на Каллисто, чтобы увидеть будущее нашей Земли, -
сказал Синяев. - А по дороге увидели ее прошлое.
- Да, это верно, - согласился Широков. - Сетито можно назвать прошлым
Земли.
- И Рельос тут совсем как Солнце, - продолжал Синяев. - И небо
голубое. А лес напоминает каменноугольный период, как его изображают в
школьных учебниках. Такой была наша планета много миллионов лет назад. Как
и здесь, по ней бродили гигантские бронтозавры и летали птеродактили. И не
было людей.
- На Каллисто не будет зеленой травы, - сказал Широков. Они сидели на
"крыше" звездолета и грелись под лучами высоко стоявшего Рельоса. Оба