Страница:
воздухе; как же оно может произойти?
Широкова поразили эти слова, сказанные так, как будто выполнение
правил движения само собой подразумевалось.
Но ведь и на Земле есть правила. Но, несмотря на них, происходят
сотни катастроф и на земле, и в воздухе. Почему же у каллистян достаточно
было ввести правила - и ни одного несчастья больше не произошло?
При всем желании Гесьянь не мог привести более красноречивого
примера. Высокая сознательность и бережное отношение друг к другу, хорошо
известные Широкову черты каллистян, проявлялись здесь с особой
рельефностью.
Он совсем другими глазами посмотрел на Линьга, стараясь по его лицу
определить, виновен он в смерти инженера Льетьи или нет. Посмотрел с
тревогой, так как не сомневался больше, что если командир погибшего
корабля виновен, то его постигнет суровый приговор, который он сам вынесет
и сам приведет в исполнение.
Лицо Линьга показалось ему спокойным. Нет, вероятно, он ни в чем не
виноват. Широков почувствовал облегчение, хотя и не мог с полной
достоверностью утверждать, что понимает выражение лиц каллистян.
На обратном пути он продолжал думать о том же.
На вершине шара группу встретил Ньяньиньг.
- Вас вызывает Каллисто, - сказал он, обращаясь к Гесьяню.
Молодой врач немедленно улетел на станцию.
Вьеньонь и Синьянь были уже перенесены на корабль Гесьяня. Через два
часа он покинет Сетито.
- Мы улетим одновременно с ними, - сказал Диегонь. - Кетьо находится
сейчас примерно в том же направлении, что и Каллисто, только по другую
сторону Рельоса. Часть пути у нас общая.
- Значит, мы пролетим мимо Каллисто? - спросил Синяев.
- Нет, - Диегонь нахмурился. - Мы могли бы это сделать, но не
сделаем. Это свыше наших сил.
Синяев пожалел о своем вопросе. Мог бы сам сообразить.
- Напрасно вы это делаете, - сказал он.
Диегонь ничего не ответил.
Через час Гесьянь вернулся. У него было очень радостное выражение
лица.
- Я лечу с вами, - сказал он. - Так решили на Каллисто. Раненых будет
сопровождать Мьесинь.
Широков подумал, что такое решение может обидеть Синьга. Ему как
будто не доверяют. И, словно в ответ на его мысли. Синьг сказал:
- Я сам просил об этом. Очень рад, что мое желание встретило
поддержку.
"Нет, - подумал Широков, - каллистяне не люди. Они чище нас. Недаром
на их языке нет слова "самолюбие"".
- Значит, - сказал Диегонь, - экипаж нашего корабля будет состоять
теперь из шестнадцати человек.
- А кто еще? - спросил Синяев.
- С нами летит Дьеньи, - ответил Диегонь, - ей не хочется
расставаться со мной.
Он был доволен решением внучки. Это было понятно. До сих пор он не
мог как следует поговорить с ней, расспросить ее о своем сыне и других
близких людях. По дороге на Кетьо будет много времени.
- А почему с нами не летит Бьесьи? - спросил Широков.
- Она торопится на Каллисто, - ответил Гесьянь. - Соскучилась по
дочке.
Прошел еще час, и Рельос низко склонился к западному горизонту.
Приближалась ночь.
- Пора в путь, - сказал Диегонь.
Он посмотрел на лица своих земных друзей и ласково спросил:
- Вам грустно расставаться с Сетито? Она так похожа на Землю. Это
сходство мы сразу заметили, когда впервые увидели природу Земли.
- Да, немного грустно, - за себя и своего товарища ответил Синяев.
- Вы можете еще раз прилететь сюда. Вместо того чтобы отдыхать в
полярных областях Каллисто, гораздо лучше будет здесь. Наши звездолеты
всегда к вашим услугам.
- Это очень хорошо. Спасибо!
- Сетито интересная планета. Вы видели только гиселий и одного
кетьра, а животный мир очень разнообразен и совсем не похож на животный
мир Каллисто.
- А на Кетьо?
- Она во всем подобна Каллисто. Растительность, животные, птицы, люди
- все такое же.
- Если не считать культуры и техники.
- Конечно, но это вопрос времени.
- Любопытно, - сказал Синяев, обращаясь к Широкову на русском языке,
- как относятся каллистяне к дикарям Кетьо. Какую работу они ведут с ними?
Ведь по существу Кетьо - колония Каллисто.
- Ну, о колониализме здесь и речи быть не может. Но ты прав, это
очень интересно. Я даже рад, что мы не сразу попадем на Каллисто.
Представления о вежливости у каллистян были иные, чем на Земле.
Широков и Синяев часто прибегали к русскому языку, а иногда и к
французскому, если рядом находился Бьяининь, а они не хотели, чтобы их
поняли. С точки зрения каллистян это было естественно. Они расценивали
поступки людей просто и никогда не обижались.
Звездолет Бьесьи поднялся первым. На нем улетали на Каллисто восемь
человек: трое из его старого экипажа и пятеро с погибшего корабля.
Синьяня и Вьеньоня все еще держали в состоянии глубокого сна. Они
ничего не знали о людях Земли.
Экипаж белого шара собрался в центральном посту и через экраны
наблюдал за стартом.
Бледно-зеленый "ящик" незаметно отделился от земли и поднялся строго
вертикально на высоту около километра. На мгновение звездолет замер
неподвижно, четко вырисовываясь на фоне уже потемневшего неба, потом со
стремительной быстротой промелькнул и исчез. Никакого следа от его полета
не осталось в воздухе.
Диегонь выжидал.
Через пять минут засветился экран, и Бьесьи сообщила, что ее корабль
находится за пределами атмосферы.
- Вьельи! - сказал Диегонь.
Это слово, которое Широков когда-то услышал от Леньиньга в ставший
уже таким далеким день выхода каллистян из шара и которое он понял тогда
как "смелее", означало "вперед".
Каллистяне поспешно разошлись по своим местам, где должны были
находиться при старте. Широков, Синяев, Гесьянь и Дьеньи остались возле
Диегоня.
Оба друга с грустью смотрели на зеленый пейзаж, окружавший корабль.
Что-то похожее на чувство, которое они испытали при старте с Земли,
охватило их. Много времени пройдет, пока они увидят еще раз столь знакомую
и родную картину. Впереди были красные, желтые и оранжевые цветы Кетьо и
Каллисто.
Повторилось то же, что происходило при старте с Земли. Тучи пыли,
смешанной с вырванной травой, закрыли экраны непроницаемой стеной. В этом
облаке звездолет плавно поднялся. Двигатели работали беззвучно, и это
создавало иллюзию легкости их работы. Чудовищная сила, оторвавшая от земли
исполинский корабль, не чувствовалась.
Через несколько минут туча, поднятая при старте, осталась внизу.
Звездолет поднимался все быстрее и быстрее. Небо постепенно темнело.
Исчезла нежная голубизна, туманная дымка скрыла поверхность Сетито с ее
лесами, равнинами, реками и "ископаемыми" хозяевами - гигантскими
кетьрами, уродливыми гисельями, которых видели люди, и многими другими
представителями животного мира, которых они не успели увидеть.
Еще немного - и знакомая картина звездного мира окружила корабль.
Диегонь немного увеличил ускорение, чтобы догнать Бьесьи. Через два
часа увидели на экране блестящую в лучах Рельоса быстро летящую точку; и
вскоре оба корабля летели рядом, на расстоянии нескольких километров друг
от друга.
- Сколько времени будет продолжаться ускорение? - спросил Синяев.
- Мы будем лететь девяносто два часа с ускорением и столько же с
замедлением, - ответил Диегонь. - Невесомого состояния больше не будет.
Если вы соскучились по нему, - пошутил он, - то подождите обратного рейса
на Землю.
- Вы не опасаетесь, что в пустом пространстве оба корабля должны
притягиваться друг к другу?
- Опасался, - ответил Диегонь. - Но Бьесьи сказала, что эта опасность
нам не угрожает.
- Ах да! - сказал Синяев. - Я забыл, что их корабль окружен
антигравитационным полем.
Все быстрее мчались вперед огромный шар и его маленький спутник.
Через тридцать два часа они разойдутся в пространстве, направляясь каждый
к своей цели.
Далеко позади виднелся зеленоватый диск Сетито, становившийся все
меньше и меньше.
Впереди была Кетьо - последняя остановка перед долгожданным финишем.
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом - смежность
Других миров, что там - края,
Где тоже есть любовь и нежность
И смерть и жизнь...
В. Брюсов
Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над
оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной
желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было
бы на них смотреть - так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие,
пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию.
Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном
отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка
была его беспредельная поверхность.
Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из
красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в
серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который
можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых
в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально
всматривались в небо.
Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое
здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг
в друга, - это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку.
Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по
бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без
труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи.
Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо
Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего
инженера корабля спокойное выражение, - справа.
Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии
рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и
устремится вверх.
Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах
висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри.
Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня
и его спутников.
Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна
не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная
решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными
украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и
казались почти что нереальными.
Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами,
покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще
седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и
прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет
гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на
воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость.
Все шестеро смотрели в небо, полное блеска.
Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная
глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса,
висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома -
все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого.
Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему
рядом.
- Если расчет Диегоня правилен, - сказал он, - звездолет должен
уже показаться.
- Как же он может быть неправильным?
Старик улыбнулся.
- Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться?
- А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? - вместо ответа спросил
Вьег Диегонь. - Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они
прилетят в определенное время, то так и будет.
Он вдруг подался вперед и протянул руку.
- Вот они!
Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся
точек небе?..
Но, очевидно, не один он что-то увидел.
- Летят, летят! - раздались взволнованные голоса.
Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел
подлетающий межзвездный корабль.
На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо
возились у небольшого аппарата.
- Вы готовы? - крикнул им Женьсиньг.
- Готовы! - ответили оттуда.
Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез
голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался
ослепительно белым.
- Одиннадцать лет тому назад, - сказал Женьсиньг, - двенадцать героев
улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и
вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных
событий в истории нашей планеты.
Звездолет опускался.
И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно.
- Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет
назад, - сказал Вьег Диегонь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на
Кетьо.
Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят
миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил
предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели
чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на
Каллисто, лучи Рельоса - Сириуса были все же слишком жаркими для людей,
привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура
воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что
звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты.
Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на
Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти
детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна
была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало,
и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц.
Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей,
терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что
из-за них страдают друзья.
- Нельзя рисковать, - отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. -
Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее.
Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то
ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит.
Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его
связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит.
- Не меня одного, - ответил Гесьянь. - Синьг также тревожится, но
лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма.
Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в
количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце.
- Поговорите с Георгием, - сказал Широков. - Он хорошо знает
Мьеньи.
- Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только
на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие
определить, в чем разница между ним и Мьеньи.
- У нас есть Вьеньянь.
- Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно
так же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить
вас на Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш
полет оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на
Каллисто.
- Мы готовы рискнуть.
- Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск
уменьшить.
Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца.
Чувствовалась относительная близость цели - планета Каллисто.
Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе,
тревожа и волнуя.
Очень медленно шло время!
Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные
кетьры и хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели
Кетьо.
- У них развито мьенькоедство, - сказал как-то Диегонь. - Много
времени надо, чтобы отучить их от этого обычая. (Напоминаю читателю, что
"мьеньк" по-каллистянски означает) "человек".)
- Были жертвы среди каллистян? - спросил Широков.
- Да, были, - неохотно ответил Диегонь.
- И что же предприняли каллистяне?
- Стали осторожнее.
В дальнейшем выяснилось, что каллистяне никогда, ни разу не применили
оружия. В жителях Кетьо они видели таких же людей, как они сами.
Настойчиво и терпеливо добивались они дружбы с туземцами, снабжая их
предметами первой необходимости в неограниченном количестве. Рано или
поздно это должно было принести плоды. Пока еще результаты были почти
неощутимы, но нельзя было забывать, что каллистяне появились на Кетьо
сравнительно недавно. Они понимали, что поспешность в таком сложном деле
ни к чему хорошему не приведет, и их план цивилизации обитателей Кетьо был
рассчитан на много лет. Но что значило это время в сравнении с тем,
которое понадобилось бы на тот же путь без вмешательства каллистян!
- Когда мы преодолеем последние остатки недоверия и добьемся их
дружбы, дело пойдет гораздо быстрее, - сказал Гесьянь.
Широков и Синяев видели кетьян несколько раз. Толпами, человек по сто
и по двести, они подходили к шару, очевидно ожидая привычных подарков. Они
нисколько не боялись звездолета, так как знали, что его экипаж не причинит
им вреда.
Чтобы не обмануть ожиданий туземцев, Диегонь распорядился вынести
несколько тонн самых разнообразных вещей, главным образом продуктов,
которые были уже не нужны экспедиции.
Широков и Синяев видели, с какой жадностью набросились на эти вещи
обитатели Кетьо, видели возникшее между ними побоище.
Кетьяне были очень похожи на каллистян ростом и даже чертами лица.
Только в сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и
злобный взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз.
Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического
оружия.
- Мы им не даем, - пояснил Гесьянь. - Это приведет только к более
частым убийствам. У них есть камни и дубины. Даже этого, к сожалению,
слишком много.
- А звери?
- Крупных хищников на Кетьо нет, мы их всех уничтожили. А с мелкими
они хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют.
Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов.
Экипаж корабля наблюдал за кетьянами с площадки на вершине
звездолета. Первое же появление Широкова и Синяева вызвало среди них
переполох. Кетьяне заволновались, что-то крича и показывая друг другу на
странных белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян.
И вот однажды, когда Широков и Синяев одни были на вершине шара,
рассматривая очередную партию, подошедшую к кораблю, кетьяне неожиданно
напали на них.
Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли
догадаться ни люди, ни каллистяне.
До сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно. Может быть, белые люди
показались им почему-то врагами и только постоянное присутствие рядом с
ними каллистян сдерживало дикарей. Увидя, что странные существа одни,
кетьяне проявили свою враждебность к ним.
Град камней обрушился на вершину шара. Надо было обладать поистине
исполинской силой, чтобы забросить камень величиной с кулак на такую
высоту.
Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо
Петра Аркадьевича сразу залилось кровью.
- Вниз! - закричал Синяев.
Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько
камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда.
Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была
пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии.
Широков смеялся, но вынужден был лежать два дня. У его изголовья
дежурили каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен.
Именно во время этой болезни, существовавшей только в воображении
Гесьяня и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай.
Он проснулся среди ночи и, открыв глаза, увидел Дьеньи. Она сидела
возле него, сменив кого-то другого. Склонив голову, девушка читала книгу
при свете тщательно закрытого со стороны постели маленького светящегося
шарика. Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков
хорошо знал, привыкнув к ним за время пути.
Очевидно, Дьеньи услышала его движение и повернула голову. Широков
успел закрыть глаза, притворившись спящим.
Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице.
А потом... она наклонилась, и ее теплые губы коснулись его руки,
лежавшей на одеяле.
Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не
существовало. Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее
своими губами.
Его бросило в жар. Он боялся пошевельнуться, чтобы как-нибудь не
выдать ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла.
Зачем она это сделала? Широков не переставал задавать себе этот
вопрос и не находил ответа. Он никому, даже Синяеву, не говорил об этом
случае.
Поведение Дьеньи по отношению к нему оставалось прежним. Она,
казалось, не делала никакой разницы между ним и Синяевым. Ширкову иногда
мучительно хотелось спросить ее о причине странного поступка, но какое-то
сложное чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его.
"Если бы она узнала, что я не спал тогда, - думал Широков, -
изменилось бы ее отношение ко мне или нет?"
И он не мог признаться даже самому себе, какой ответ на этот вопрос
был бы ему приятнее.
На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу, который, по
словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть.
Настал, наконец, день отлета с Кетьо. Оба друга без всякой грусти
расстались с планетой. Она нисколько не походила на Землю, а видеть
оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто.
- В Сетито, - сказал Синяев, - мы увидели далекое прошлое нашей
родины. Кетьо тоже прошлое, но более близкое. Теперь предстоит увидеть
будущее. Каким-то будет оно?
- Не может быть никакого сомнения, что прекрасным, - ответил
Широков.
Рано утром, когда вокруг только начал расходиться ночной туман,
разгоняемый лучами только что взошедшего Рельоса, белый шар медленно
поднялся над равниной Кетьо.
Начался последний и самый короткий перегон. До Каллисто было всего
пять земных суток пути.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вот за прозрачными экранами раскинулась панорама долгожданной
планеты.
Во все стороны, до самого горизонта, был океан. Оранжево-красный
остров ярким пятном выделялся на его темно-синей поверхности. Крохотными
белыми точками виднелись несколько зданий и тонкие ниточки колец
бьеньетостанции.
Весь экипаж находился в помещении центрального пульта. Диегонь сидел
у щита управления, остальные толпились у "окон".
Взволнованные и мучимые нетерпением, каллистяне не спускали глаз с
родной картины. Долгие годы они ждали этого момента, и вот он, наконец,
настал. Остались позади бесконечные просторы Вселенной - черная
безвоздушная бездна. Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного -
они ступят на землю, вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось,
что корабль почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались
к Диегоню, словно прося его увеличить скорость.
Широков и Синяев обнявшись стояли рядом. Они молчали, без слов
понимая друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни,
была перед ними.
Каллисто! К ней стремились они, оставив на Земле все, что было им
дорого. Ради нее, ради того, чтобы увидеть будущее своей Земли,
согласились они на томительные годы пребывания на звездолете. Ради новых
знаний, ради пользы для всего человечества совершили они долгий и тяжелый
путь.
И вот Каллисто перед ними!
Впереди три года большого и напряженного труда.
Широков и Синяев отдохнули с избытком. Они были полны энергии и
желания трудиться. И только в самой глубине их сознания таилась смутная
тревога, вызванная опасениями Гесьяня. Они гнали ее от себя, но тревога
упорно возвращалась, отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже
бесполезные мысли.
С прямотой, свойственной каллистянам, Гесьянь не пытался успокоить
их, он открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным.
- Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и не менее года
на Кетьо. А еще лучше - провести соответствующую подготовку у себя, на
Земле, - говорил он, - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано
нами, недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее
время вернуться на Сетито.
Широков как врач хорошо понимал основательность опасений Гесьяня. Он
уже убедился, что Рельос не Солнце. Его лучи обладали иными свойствами,
несли в себе гораздо больше энергии. Они явно действовали на организм не
так, как лучи Солнца.
- Что ж! - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на
Сетито, а затем снова отправимся на Каллисто. Задача, поставленная перед
нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало.
Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса
от Солнца уже на Кетьо дало себя знать. Оба человека Земли были вынуждены
надеть темные очки, с дымчатыми стеклами. Широко открытые глаза людей
были не в состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса. Все
Широкова поразили эти слова, сказанные так, как будто выполнение
правил движения само собой подразумевалось.
Но ведь и на Земле есть правила. Но, несмотря на них, происходят
сотни катастроф и на земле, и в воздухе. Почему же у каллистян достаточно
было ввести правила - и ни одного несчастья больше не произошло?
При всем желании Гесьянь не мог привести более красноречивого
примера. Высокая сознательность и бережное отношение друг к другу, хорошо
известные Широкову черты каллистян, проявлялись здесь с особой
рельефностью.
Он совсем другими глазами посмотрел на Линьга, стараясь по его лицу
определить, виновен он в смерти инженера Льетьи или нет. Посмотрел с
тревогой, так как не сомневался больше, что если командир погибшего
корабля виновен, то его постигнет суровый приговор, который он сам вынесет
и сам приведет в исполнение.
Лицо Линьга показалось ему спокойным. Нет, вероятно, он ни в чем не
виноват. Широков почувствовал облегчение, хотя и не мог с полной
достоверностью утверждать, что понимает выражение лиц каллистян.
На обратном пути он продолжал думать о том же.
На вершине шара группу встретил Ньяньиньг.
- Вас вызывает Каллисто, - сказал он, обращаясь к Гесьяню.
Молодой врач немедленно улетел на станцию.
Вьеньонь и Синьянь были уже перенесены на корабль Гесьяня. Через два
часа он покинет Сетито.
- Мы улетим одновременно с ними, - сказал Диегонь. - Кетьо находится
сейчас примерно в том же направлении, что и Каллисто, только по другую
сторону Рельоса. Часть пути у нас общая.
- Значит, мы пролетим мимо Каллисто? - спросил Синяев.
- Нет, - Диегонь нахмурился. - Мы могли бы это сделать, но не
сделаем. Это свыше наших сил.
Синяев пожалел о своем вопросе. Мог бы сам сообразить.
- Напрасно вы это делаете, - сказал он.
Диегонь ничего не ответил.
Через час Гесьянь вернулся. У него было очень радостное выражение
лица.
- Я лечу с вами, - сказал он. - Так решили на Каллисто. Раненых будет
сопровождать Мьесинь.
Широков подумал, что такое решение может обидеть Синьга. Ему как
будто не доверяют. И, словно в ответ на его мысли. Синьг сказал:
- Я сам просил об этом. Очень рад, что мое желание встретило
поддержку.
"Нет, - подумал Широков, - каллистяне не люди. Они чище нас. Недаром
на их языке нет слова "самолюбие"".
- Значит, - сказал Диегонь, - экипаж нашего корабля будет состоять
теперь из шестнадцати человек.
- А кто еще? - спросил Синяев.
- С нами летит Дьеньи, - ответил Диегонь, - ей не хочется
расставаться со мной.
Он был доволен решением внучки. Это было понятно. До сих пор он не
мог как следует поговорить с ней, расспросить ее о своем сыне и других
близких людях. По дороге на Кетьо будет много времени.
- А почему с нами не летит Бьесьи? - спросил Широков.
- Она торопится на Каллисто, - ответил Гесьянь. - Соскучилась по
дочке.
Прошел еще час, и Рельос низко склонился к западному горизонту.
Приближалась ночь.
- Пора в путь, - сказал Диегонь.
Он посмотрел на лица своих земных друзей и ласково спросил:
- Вам грустно расставаться с Сетито? Она так похожа на Землю. Это
сходство мы сразу заметили, когда впервые увидели природу Земли.
- Да, немного грустно, - за себя и своего товарища ответил Синяев.
- Вы можете еще раз прилететь сюда. Вместо того чтобы отдыхать в
полярных областях Каллисто, гораздо лучше будет здесь. Наши звездолеты
всегда к вашим услугам.
- Это очень хорошо. Спасибо!
- Сетито интересная планета. Вы видели только гиселий и одного
кетьра, а животный мир очень разнообразен и совсем не похож на животный
мир Каллисто.
- А на Кетьо?
- Она во всем подобна Каллисто. Растительность, животные, птицы, люди
- все такое же.
- Если не считать культуры и техники.
- Конечно, но это вопрос времени.
- Любопытно, - сказал Синяев, обращаясь к Широкову на русском языке,
- как относятся каллистяне к дикарям Кетьо. Какую работу они ведут с ними?
Ведь по существу Кетьо - колония Каллисто.
- Ну, о колониализме здесь и речи быть не может. Но ты прав, это
очень интересно. Я даже рад, что мы не сразу попадем на Каллисто.
Представления о вежливости у каллистян были иные, чем на Земле.
Широков и Синяев часто прибегали к русскому языку, а иногда и к
французскому, если рядом находился Бьяининь, а они не хотели, чтобы их
поняли. С точки зрения каллистян это было естественно. Они расценивали
поступки людей просто и никогда не обижались.
Звездолет Бьесьи поднялся первым. На нем улетали на Каллисто восемь
человек: трое из его старого экипажа и пятеро с погибшего корабля.
Синьяня и Вьеньоня все еще держали в состоянии глубокого сна. Они
ничего не знали о людях Земли.
Экипаж белого шара собрался в центральном посту и через экраны
наблюдал за стартом.
Бледно-зеленый "ящик" незаметно отделился от земли и поднялся строго
вертикально на высоту около километра. На мгновение звездолет замер
неподвижно, четко вырисовываясь на фоне уже потемневшего неба, потом со
стремительной быстротой промелькнул и исчез. Никакого следа от его полета
не осталось в воздухе.
Диегонь выжидал.
Через пять минут засветился экран, и Бьесьи сообщила, что ее корабль
находится за пределами атмосферы.
- Вьельи! - сказал Диегонь.
Это слово, которое Широков когда-то услышал от Леньиньга в ставший
уже таким далеким день выхода каллистян из шара и которое он понял тогда
как "смелее", означало "вперед".
Каллистяне поспешно разошлись по своим местам, где должны были
находиться при старте. Широков, Синяев, Гесьянь и Дьеньи остались возле
Диегоня.
Оба друга с грустью смотрели на зеленый пейзаж, окружавший корабль.
Что-то похожее на чувство, которое они испытали при старте с Земли,
охватило их. Много времени пройдет, пока они увидят еще раз столь знакомую
и родную картину. Впереди были красные, желтые и оранжевые цветы Кетьо и
Каллисто.
Повторилось то же, что происходило при старте с Земли. Тучи пыли,
смешанной с вырванной травой, закрыли экраны непроницаемой стеной. В этом
облаке звездолет плавно поднялся. Двигатели работали беззвучно, и это
создавало иллюзию легкости их работы. Чудовищная сила, оторвавшая от земли
исполинский корабль, не чувствовалась.
Через несколько минут туча, поднятая при старте, осталась внизу.
Звездолет поднимался все быстрее и быстрее. Небо постепенно темнело.
Исчезла нежная голубизна, туманная дымка скрыла поверхность Сетито с ее
лесами, равнинами, реками и "ископаемыми" хозяевами - гигантскими
кетьрами, уродливыми гисельями, которых видели люди, и многими другими
представителями животного мира, которых они не успели увидеть.
Еще немного - и знакомая картина звездного мира окружила корабль.
Диегонь немного увеличил ускорение, чтобы догнать Бьесьи. Через два
часа увидели на экране блестящую в лучах Рельоса быстро летящую точку; и
вскоре оба корабля летели рядом, на расстоянии нескольких километров друг
от друга.
- Сколько времени будет продолжаться ускорение? - спросил Синяев.
- Мы будем лететь девяносто два часа с ускорением и столько же с
замедлением, - ответил Диегонь. - Невесомого состояния больше не будет.
Если вы соскучились по нему, - пошутил он, - то подождите обратного рейса
на Землю.
- Вы не опасаетесь, что в пустом пространстве оба корабля должны
притягиваться друг к другу?
- Опасался, - ответил Диегонь. - Но Бьесьи сказала, что эта опасность
нам не угрожает.
- Ах да! - сказал Синяев. - Я забыл, что их корабль окружен
антигравитационным полем.
Все быстрее мчались вперед огромный шар и его маленький спутник.
Через тридцать два часа они разойдутся в пространстве, направляясь каждый
к своей цели.
Далеко позади виднелся зеленоватый диск Сетито, становившийся все
меньше и меньше.
Впереди была Кетьо - последняя остановка перед долгожданным финишем.
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом - смежность
Других миров, что там - края,
Где тоже есть любовь и нежность
И смерть и жизнь...
В. Брюсов
Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над
оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной
желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было
бы на них смотреть - так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие,
пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию.
Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном
отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка
была его беспредельная поверхность.
Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из
красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в
серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который
можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых
в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально
всматривались в небо.
Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое
здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг
в друга, - это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку.
Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по
бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без
труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи.
Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо
Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего
инженера корабля спокойное выражение, - справа.
Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии
рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и
устремится вверх.
Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах
висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри.
Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня
и его спутников.
Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна
не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная
решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными
украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и
казались почти что нереальными.
Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами,
покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще
седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и
прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет
гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на
воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость.
Все шестеро смотрели в небо, полное блеска.
Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная
глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса,
висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома -
все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого.
Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему
рядом.
- Если расчет Диегоня правилен, - сказал он, - звездолет должен
уже показаться.
- Как же он может быть неправильным?
Старик улыбнулся.
- Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться?
- А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? - вместо ответа спросил
Вьег Диегонь. - Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они
прилетят в определенное время, то так и будет.
Он вдруг подался вперед и протянул руку.
- Вот они!
Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся
точек небе?..
Но, очевидно, не один он что-то увидел.
- Летят, летят! - раздались взволнованные голоса.
Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел
подлетающий межзвездный корабль.
На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо
возились у небольшого аппарата.
- Вы готовы? - крикнул им Женьсиньг.
- Готовы! - ответили оттуда.
Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез
голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался
ослепительно белым.
- Одиннадцать лет тому назад, - сказал Женьсиньг, - двенадцать героев
улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и
вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных
событий в истории нашей планеты.
Звездолет опускался.
И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно.
- Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет
назад, - сказал Вьег Диегонь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на
Кетьо.
Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят
миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил
предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели
чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на
Каллисто, лучи Рельоса - Сириуса были все же слишком жаркими для людей,
привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура
воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что
звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты.
Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на
Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти
детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна
была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало,
и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц.
Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей,
терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что
из-за них страдают друзья.
- Нельзя рисковать, - отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. -
Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее.
Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то
ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит.
Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его
связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит.
- Не меня одного, - ответил Гесьянь. - Синьг также тревожится, но
лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма.
Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в
количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце.
- Поговорите с Георгием, - сказал Широков. - Он хорошо знает
Мьеньи.
- Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только
на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие
определить, в чем разница между ним и Мьеньи.
- У нас есть Вьеньянь.
- Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно
так же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить
вас на Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш
полет оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на
Каллисто.
- Мы готовы рискнуть.
- Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск
уменьшить.
Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца.
Чувствовалась относительная близость цели - планета Каллисто.
Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе,
тревожа и волнуя.
Очень медленно шло время!
Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные
кетьры и хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели
Кетьо.
- У них развито мьенькоедство, - сказал как-то Диегонь. - Много
времени надо, чтобы отучить их от этого обычая. (Напоминаю читателю, что
"мьеньк" по-каллистянски означает) "человек".)
- Были жертвы среди каллистян? - спросил Широков.
- Да, были, - неохотно ответил Диегонь.
- И что же предприняли каллистяне?
- Стали осторожнее.
В дальнейшем выяснилось, что каллистяне никогда, ни разу не применили
оружия. В жителях Кетьо они видели таких же людей, как они сами.
Настойчиво и терпеливо добивались они дружбы с туземцами, снабжая их
предметами первой необходимости в неограниченном количестве. Рано или
поздно это должно было принести плоды. Пока еще результаты были почти
неощутимы, но нельзя было забывать, что каллистяне появились на Кетьо
сравнительно недавно. Они понимали, что поспешность в таком сложном деле
ни к чему хорошему не приведет, и их план цивилизации обитателей Кетьо был
рассчитан на много лет. Но что значило это время в сравнении с тем,
которое понадобилось бы на тот же путь без вмешательства каллистян!
- Когда мы преодолеем последние остатки недоверия и добьемся их
дружбы, дело пойдет гораздо быстрее, - сказал Гесьянь.
Широков и Синяев видели кетьян несколько раз. Толпами, человек по сто
и по двести, они подходили к шару, очевидно ожидая привычных подарков. Они
нисколько не боялись звездолета, так как знали, что его экипаж не причинит
им вреда.
Чтобы не обмануть ожиданий туземцев, Диегонь распорядился вынести
несколько тонн самых разнообразных вещей, главным образом продуктов,
которые были уже не нужны экспедиции.
Широков и Синяев видели, с какой жадностью набросились на эти вещи
обитатели Кетьо, видели возникшее между ними побоище.
Кетьяне были очень похожи на каллистян ростом и даже чертами лица.
Только в сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и
злобный взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз.
Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического
оружия.
- Мы им не даем, - пояснил Гесьянь. - Это приведет только к более
частым убийствам. У них есть камни и дубины. Даже этого, к сожалению,
слишком много.
- А звери?
- Крупных хищников на Кетьо нет, мы их всех уничтожили. А с мелкими
они хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют.
Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов.
Экипаж корабля наблюдал за кетьянами с площадки на вершине
звездолета. Первое же появление Широкова и Синяева вызвало среди них
переполох. Кетьяне заволновались, что-то крича и показывая друг другу на
странных белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян.
И вот однажды, когда Широков и Синяев одни были на вершине шара,
рассматривая очередную партию, подошедшую к кораблю, кетьяне неожиданно
напали на них.
Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли
догадаться ни люди, ни каллистяне.
До сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно. Может быть, белые люди
показались им почему-то врагами и только постоянное присутствие рядом с
ними каллистян сдерживало дикарей. Увидя, что странные существа одни,
кетьяне проявили свою враждебность к ним.
Град камней обрушился на вершину шара. Надо было обладать поистине
исполинской силой, чтобы забросить камень величиной с кулак на такую
высоту.
Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо
Петра Аркадьевича сразу залилось кровью.
- Вниз! - закричал Синяев.
Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько
камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда.
Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была
пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии.
Широков смеялся, но вынужден был лежать два дня. У его изголовья
дежурили каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен.
Именно во время этой болезни, существовавшей только в воображении
Гесьяня и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай.
Он проснулся среди ночи и, открыв глаза, увидел Дьеньи. Она сидела
возле него, сменив кого-то другого. Склонив голову, девушка читала книгу
при свете тщательно закрытого со стороны постели маленького светящегося
шарика. Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков
хорошо знал, привыкнув к ним за время пути.
Очевидно, Дьеньи услышала его движение и повернула голову. Широков
успел закрыть глаза, притворившись спящим.
Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице.
А потом... она наклонилась, и ее теплые губы коснулись его руки,
лежавшей на одеяле.
Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не
существовало. Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее
своими губами.
Его бросило в жар. Он боялся пошевельнуться, чтобы как-нибудь не
выдать ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла.
Зачем она это сделала? Широков не переставал задавать себе этот
вопрос и не находил ответа. Он никому, даже Синяеву, не говорил об этом
случае.
Поведение Дьеньи по отношению к нему оставалось прежним. Она,
казалось, не делала никакой разницы между ним и Синяевым. Ширкову иногда
мучительно хотелось спросить ее о причине странного поступка, но какое-то
сложное чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его.
"Если бы она узнала, что я не спал тогда, - думал Широков, -
изменилось бы ее отношение ко мне или нет?"
И он не мог признаться даже самому себе, какой ответ на этот вопрос
был бы ему приятнее.
На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу, который, по
словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть.
Настал, наконец, день отлета с Кетьо. Оба друга без всякой грусти
расстались с планетой. Она нисколько не походила на Землю, а видеть
оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто.
- В Сетито, - сказал Синяев, - мы увидели далекое прошлое нашей
родины. Кетьо тоже прошлое, но более близкое. Теперь предстоит увидеть
будущее. Каким-то будет оно?
- Не может быть никакого сомнения, что прекрасным, - ответил
Широков.
Рано утром, когда вокруг только начал расходиться ночной туман,
разгоняемый лучами только что взошедшего Рельоса, белый шар медленно
поднялся над равниной Кетьо.
Начался последний и самый короткий перегон. До Каллисто было всего
пять земных суток пути.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вот за прозрачными экранами раскинулась панорама долгожданной
планеты.
Во все стороны, до самого горизонта, был океан. Оранжево-красный
остров ярким пятном выделялся на его темно-синей поверхности. Крохотными
белыми точками виднелись несколько зданий и тонкие ниточки колец
бьеньетостанции.
Весь экипаж находился в помещении центрального пульта. Диегонь сидел
у щита управления, остальные толпились у "окон".
Взволнованные и мучимые нетерпением, каллистяне не спускали глаз с
родной картины. Долгие годы они ждали этого момента, и вот он, наконец,
настал. Остались позади бесконечные просторы Вселенной - черная
безвоздушная бездна. Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного -
они ступят на землю, вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось,
что корабль почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались
к Диегоню, словно прося его увеличить скорость.
Широков и Синяев обнявшись стояли рядом. Они молчали, без слов
понимая друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни,
была перед ними.
Каллисто! К ней стремились они, оставив на Земле все, что было им
дорого. Ради нее, ради того, чтобы увидеть будущее своей Земли,
согласились они на томительные годы пребывания на звездолете. Ради новых
знаний, ради пользы для всего человечества совершили они долгий и тяжелый
путь.
И вот Каллисто перед ними!
Впереди три года большого и напряженного труда.
Широков и Синяев отдохнули с избытком. Они были полны энергии и
желания трудиться. И только в самой глубине их сознания таилась смутная
тревога, вызванная опасениями Гесьяня. Они гнали ее от себя, но тревога
упорно возвращалась, отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже
бесполезные мысли.
С прямотой, свойственной каллистянам, Гесьянь не пытался успокоить
их, он открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным.
- Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и не менее года
на Кетьо. А еще лучше - провести соответствующую подготовку у себя, на
Земле, - говорил он, - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано
нами, недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее
время вернуться на Сетито.
Широков как врач хорошо понимал основательность опасений Гесьяня. Он
уже убедился, что Рельос не Солнце. Его лучи обладали иными свойствами,
несли в себе гораздо больше энергии. Они явно действовали на организм не
так, как лучи Солнца.
- Что ж! - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на
Сетито, а затем снова отправимся на Каллисто. Задача, поставленная перед
нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало.
Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса
от Солнца уже на Кетьо дало себя знать. Оба человека Земли были вынуждены
надеть темные очки, с дымчатыми стеклами. Широко открытые глаза людей
были не в состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса. Все