Матрос Лариса. Социологический роман

   -- Только приступите немедленно. Это обвинительное заключение! Вы понимаете, что к этому документу я должен приложить справку о сроках проведения расследования. Потому все бросьте и приступайте!
   -- Хорошо, -- сказала Инга, вся съежившись от унижающего ее тона следователя, -- я постараюсь.
   -- Меня не устраивает такой ответ: "Постараюсь". Вы должны все отложить. "Исходящие" и "входящие" подождут. А что это вы листали? -- Это жалоба, на которую я попробую написать ответ. -- Какой еще такой ответ на жалобу?! С каких это пор секретарши пишут ответы на жалобу? -- Он глянул на папку, лежащую у нее на столе и с издевкой изрек: -- За какие это заслуги вам поручают такую работу? Может, за красивые глаза? В общем так: садитесь немедленно за машинку! Бросив ей на стол рукопись, следователь вышел. Перепуганная Инга села за машинку. Она уже заканчивала первую страницу обвинительного заключения, когда вернулся Сергей Михайлович.
   Проходя мимо Инги, сидящей за машинкой, он машинально глянул на текст, который она печатала, и вдруг, остановившись, впервые повысил голос: -- Вы почему так долго держали у себя этот документ? Кто вам позволил две недели держать неотпечатанным обвинительное заключение! Может, мы поторопились, привлекая вас к оперативной работе, если вы с основными своими обязанностями не справляетесь?! -- Сергей Михайлович, -- сказала Инга растерявшись, -- мне этот документ Петр Петрович дал минут двадцать назад... -- Как это двадцать минут назад? А почему здесь стоит дата за его подписью двухнедельной давности? -- Я не знаю, -- сказала Инга, побледнев от испуга. -- Я не задумывалась о том, что эта дата может означать день, когда он отдал мне печатать. Кроме того, это уже не первый случай. Я замечала, что стоят какие-то даты, но никогда не задумывалась, зачем. Прокурор внимательно, с "прокурорской пронзительностью" посмотрел на секретаря и сказал, понизив голос, будто раздумывая о чем-то своем: -- Это что-то новое и, очевидно, очень серьезное. Инга, запомните: о нашем разговоре никто не должен знать. Никто! С этого дня вы будете мне докладывать обо всех таких случаях. Вы поняли? А сейчас садитесь и напечатайте документ Прокопенко в первую очередь и сразу же отдайте ему. Заведите журнал и записывайте даты поступления к вам для перепечатки всех материалов от всех сотрудников, в том числе и от меня. -- Хорошо, Сергей Михайлович, -- сказала Инга, опустив голову, чтоб скрыть слезы. -- Ну, ну! Не обижайтесь, -- сказал прокурор, поотечески снисходительно.-- Не обижайтесь. Как говорится: "жизнь прожить, не поле перейти". Всякое бывает в жизни. Так что не обижайтесь. Мне тоже сегодня от прокурора области досталось за то, что мало профилактикой преступности в районе занимаемся. И я думаю, что он прав, хотя сами видите, как мы перегружены. Вот все надежды на вас! Когда вы тоже начнете делить с нами все тяготы, но... -- улыбнулся он, -- и радости прокурорской жизни. Ведь по выражению, кажется, Петра Великого, прокурор -- это "око государево"... После того разговора прошло два месяца, в течение которых Инга несколько раз сталкивалась с подобными подтасовками со стороны следователя Прокопенко. Она делала вид, что не обращает внимания на проставленные им даты, и тут же сообщала об этом прокурору. Сергей Михайлович выслушивал ее, никак не комментируя. Прокопенко ни о чем не догадывался, но проявлял все большую недоброжелательность и раздражительность по отношению к Инге. Наступили первые весенние дни. Инга, выполнив все срочные дела, попросила Сергея Михайловича разрешить ей уйти после обеда с работы, так как в этот день было запланировано посещение комсомольского собрания на одном из предприятий района. -- Я не возражаю, -- ответил прокурор, -- более того, я даже могу вас подвезти туда, поскольку еду в том же направлении.
   -- Большое спасибо, -- обрадовалась она. -- Инга, -- сказал Сергей Михайлович, -- вы можете садиться в машину и скажите, пожалуйста, Ивану, что я выйду через несколько минут. Когда Инга, передав водителю то о, чем просил прокурор, усаживалась на заднее сиденье машины, к ней подошел невесть откуда взявшийся следователь Прокопенко. -- У вас что, уже персональная машина? -спросил он ехидно. Она не успела ответить, как к машине подошел Сергей Михайлович. Поздоровавшись со следователем за руку, он сел на переднее сиденье, и машина тронулась с места. x x x
   В этом году, чувствуя, себя уже на пороге новой должности в прокуратуре, Инга впервые решила пойти на первомайский вечер, который проводился ежегодно в областной прокуратуре. Красивый, величественный конференцзал был торжественно наряден и напоминал театр, где был дан большой концерт с участием популярных одесских артистов. Сидя в одном из передних рядов, Инга, как жжение лазерного луча, постоянно чувствовала на себе взгляд сидящего наискосок от нее нового следователя областной прокуратуры Геннадия Слесарева. О нем сразу заговорили как о восходящей звезде в правоохранительных органах. Кроме того, он был мастером спорта по шахматам и автором нескольких рассказов. К тому же обладал очень привлекательной внешностью. Среднего роста, спортивно подтянут и красиво сложен, с отточенными чертами лица, обрамленными ежиком подстриженных светлых волос, он выглядел классическим киношным детективом. Но как только он улыбался, удлиненные ямочки на щеках преображали, делали теплым, мягким, казалось, не только лицо, но и весь его облик. Поскольку он не был женат, все молодые сотрудницы органов прокуратуры и суда, независимо от занимаемой должности, проявляли к нему повышенный интерес. Когда начались танцы, Геннадий тут же пригласил Ингу танцевать, и весь вечер ухаживал за ней. В одиннадцать танцы закончились, и она начала собираться домой. Геннадий предложил проводить ее. Они вышли на Пушкинскую. Теплый майский вечер, озвученный шелестом свежей листвы, возбуждаемой приморским теплым ветерком, манил своей свежестью и красотой. -- Не возражаешь пройтись к бульвару? -- спросил Геннадий, -- взяв Ингу под руку. -- Нет, не возражаю, -- не раздумывая, весело сказала Инга, отметив про себя, что ей вовсе не хочется так скоро с ним расставаться.
   Они погуляли немного, рассказывая другу другу о себе, затем вышли на Дерибасовскую, и Геннадий, ловко поймав такси, отвез Ингу домой. У ворот, поблагодарив ее за компанию, он сказал, что рано утром уезжает в командировку недели на две и когда вернется, сразу же позвонит ей, если она не возражает. Инга всю ночь не могла уснуть, думая о новом знакомом. Все в нем ей нравилось: интеллигентный, образованный, умный, сдержанный, а глаза излучают доброту и дружелюбие. Сейчас она уже знала, что эти две недели будет напряженно ждать звонка Геннадия. Но две недели прошли, а звонка не было. Инга сидела на своем рабочем месте и поглядывала на телефон, словно упрекая его за молчание. В это время из своего кабинета вышел Сергей Михайлович и сказал, чтоб она вызвала к нему всех сотрудников прокуратуры на совещание, во время которого просил его не беспокоить ни по каким вопросам. Совещание продолжалось несколько часов, а когда закончилось, первым выскочил из кабинета прокурора Прокопенко. Его лицо было красным от возбуждения. Проходя мимо стола, где сидела Инга, он бросил на нее взгяд полный ненависти и презрения. Когда все вышли из кабинета прокурора, Сергей Михайлович пригласил к себе секретаря. -- Инга, -- сказал он, -- вы должны знать, что Прокопенко скоро, вероятно, будет отлучен от органов за взятки и прочие злоупотребления. Но до окончательного заключения комиссии из Киева, которая этим сейчас занимается, он еще будет продолжать работать. Поэтому никаких документов ему не давайте без моего разрешения. Более того, следите, чтоб ничего из архивов не пропало. Все, что он будет давать вам печатать, показывайте мне. И запомните, что это строго конфиденциально. -- Сказав это, Сергей Михайлович добавил, что его не будет до конца дня, поскольку он едет в областную прокуратуру. Как только Инга осталась одна, в приемной раздался звонок. Это звонил Геннадий. Инга чувствовала, что сердце у нее вылетает, когда она услышала его голос. Геннадий сказал, что только сегодня приехал и приглашает ее в Зеленый театр, где будет эстрадный концерт, на который он уже приобрел билеты. Он предложил заехать за ней домой, но Инга, постыдившись бедности их жилья, что-то придумала, чтоб встретиться с ним непосредственно у театра. Концерт был разнообразный и длинный, но Инга почти ничего не воспринимала. Все ее существо "воплотилось" в пальцах, которые Геннадий держал в своей руке. После концерта они гуляли по Дерибасовской и по Городскому парку. Ей было хорошо и интересно с Геннадием. Любую тему он легко подхватывал, наполнял каким-то новым неожиданным содержанием. Они без конца о чем-то говорили, смеялись, наполненные радостью и эмоциональным подъемом. До Ингиного дома они шли пешком. Проходя через маленький садик уже в районе Молдаванки, Геннадий предложил Инге сесть на скамейку, чтоб дать ей отдохнуть, потому что она была на высоких "шпильках". Скамейка стояла под деревом, Из-за чего казалась уединенной. Когда Инга развернулась, чтоб сесть, то задела головой наполненную весенней упругостью ветку, Из-за чего прическа развалилась и вдоль всей спины рассыпались ее волосы. Она тут же хотела их скрутить в пучек, но Геннадий остановил ее, крепко схватив обе ладони, обнял за плечи и прижал к себе страстным поцелуем. -- Инга, я люблю тебя, -- сказал он, заглядывая ей в глаза. У нее закружилась голова, и ей захотелось плакать от охватившего ее ощущения, которого она никогда ранее не испытывала. Казалось, что она совсем не чувствует своего тела, а только бьющееся сердце Геннадия, которое сообщает ей неведомое тепло, нежность и волнение. Ей захотелось, чтоб это "прекрасное мгновенье" остановилось и никогда не кончалось. Однако все же по законам никем не познанной женской логики она, отстранившись, сказала: -- Уже поздно, мне пора домой. Геннадий стал напротив нее и, взяв ее за руку, чтоб задержать, тихо говорил: -- Инга, я люблю тебя. Я не хотел тебе звонить, когда был в отъезде, потому что должен был проверить свои чувства. Знаешь, мне уже почти тридцать лет. Я вволю нагулялся с девчонками всех мастей. Теперь я настроен на серьезные отношения. Мои родители очень строги к моему выбору, но, я уверен, что ты их очаруешь. Инга ничего не отвечала, но ощущала себя полностью во власти охватившей ее влюбленности. Повидимому, Геннадию понравилось, что она торопится домой. Это значило, что она девушка строгих нравов, и он, не переча, взял ее за руку и направился к дороге, чтоб поймать такси. Когда очередная машина с шашечками наконец остановилась, они сели на заднее сиденье и Геннадий, обняв ее, говорил: -- Завтра, к сожалению мы не сможем увидеться, потому что я участвую в турнире по шахматам, а послезавтра уезжаю в Киев по делам одного расследования. Когда приеду, я познакомлю тебя с родителями. Я уверен, что и ты их полюбишь. Они очень хорошие. Мой папа военный, а мама преподает английский в школе. Они хотели, чтоб я стал юристом, и я очень счастлив своей работой. Еще я люблю писать. Вот наработаем с тобой интересных историй, а потом будем писать вместе душераздирающие детективы. Согласна? -- Он крепко прижал ее и на ухо шепнул: -- И еще, когда я приеду, ты поведешь меня к своим родителям и я им скажу, что люблю тебя, и сделаю официальное предложение...
   x x x
   Растянувшись на своей раскладушке, Инга мысленно перебирала все детали прошедшего вечера. "Первый поцелуй, -- говорила она себе. -- Я поклялась, что разрешу себя поцеловать только своему жениху. Но ведь я и не нарушила клятву. Геннадий сегодня по существу сделал мне предложение"... Голова кружилась от всепоглощающего чувства влюбленности, не давая уснуть. Геннадий звонил Инге почти каждый день, и каждый звонок внушал радость и счастье. В своих мечтах о нем она строила проекты их будущей жизни, наполненной радостью совместной, столь любимой обоими работы. Он мечтает поступить в аспирантуру, и она тоже будет поступать в аспирантуру, и в один день они будут защищать диссертации. Они вместе будут писать книги. "Вот один отрицательный герой уже есть, -- улыбнулась она про себя -- следователь Прокопенко". В этих ее мечтах даже не было места для детей. Все было наполнено картинами их любви и партнерства в работе. x x x
   Инга шла с работы, вдыхая в себя все благоухание уличной растительности, которая окрепнув к концу весны, готовилась вступать в пору своей шедрой ароматами зрелости. Оставалось несколько дней до приезда Геннадия, и она считала каждый час. Сейчас нужно было только сдать летнюю сессию за третий курс, а потом безоблачное свободное лето с Геннадием... Когда она подходила к воротам своего двора, то увидела ожидающего ее Бориса, которого давно не видела, и решила, что он понял ее полное безразличие к нему и уже встречается с другой девушкой. -- Инга, -- ты можешь мне уделить несколько минут, -- спросил он робко. -- Я тебя слушаю. -- Да нет, здесь неудобно. Пройдем к парку Ильича, если ты не возражаешь. -- Хорошо, -ответила она равнодушно. Они зашли в парк и сели на первую попавшуюся скамейку. -- Инга, -- сказал Борис, опустив голову, чтоб скрыть волнение. -Инга, я распределился в Новосибирск.
   Она и сейчас, как все предыдущие ожидания встречи с Геннадием, преисполненная внутренней радостью и восторгом, услышав эти слова Бориса, неожиданно для самой себя неуместно громко расхохоталась.
   -- Что это со всеми вами? Что это вы все в Сибирь подались? И Лина, и Саша... Борис, скрывая обиду Из-за такой неадекватной реакции девушки на его слова, все же продолжал: -- Инга, я хочу тебе сделать предложение. Я хочу, чтоб мы поженились и чтоб ты поехала со мной. Инга встала со скамейки и, повернувшись лицом к Борису, погладила его, как ребенка, по голове и сказала: -- Милый Борис. Ты очень хороший парень. Но я люблю другого и потому не могу выйти за тебя замуж. x x x
   На следующее утро она пришла на работу и, сев за стол, уставилась на телефон, ожидая звонка Геннадия. Из окна она увидела, что приехал прокурор и расстроилась, что Геннадий может позвонить как раз тогда, когда она будет занята. Сергей Михайлович не поздоровался, как обычно, а сразу сказал: -Инга, зайдите ко мне, пожалуйста, и скрылся за дверью своего кабинета. -Садитесь, -- произнес прокурор, когда она зашла через несколько минут, как обычно, дав ему возможность расположиться за своим столом. -- Инга, -- начал он пониженным тоном, -- произошло нечто ужасное. В областную прокуратуру пришла анонимка о том, что мы с вами состоим в интимных отношениях. Я настаивал, чтоб провели почерковедческую экспертизу этого пасквиля. Но у меня нет сомнения в том, что это дело рук Прокопенко. Однако отмыться от этого будет очень тяжело и мне и вам, даже если удастся доподлинно установить, что это его рук дело. Если б вы видели, что он только там написал. И о том, что мы с вами в рабочее время, используя служебную машину разъезжаем для любовных утех и что за это я вас готовлю в помощники прокурора и поручаю ответственные задания. Он даже додумался написать о каких-то роковых чарах, которыми обладают еврейские женщины и во власть которых вы меня заманили.
   Инга в первую очередь подумала о родителях и о бабушке. Что она им скажет, если ее уволят с работы. Может, и они ей не поверят, ведь она всегда с таким восторгом дома рассказывает о своем начальнике. Она вся сжалась и лишь молча слушала, ожидая, когда прокурор произнесет приговор. -- Но не будем впадать в уныние, -- говорил Сергей Михайлович. -- Начинается борьба. Конечно, ситуация щекотливая. Ведь в отношениях двоих участвуют только эти двое. И только мы с вами сейчас знаем, что наши отношения чисты и невинны. Но как это можно доказать?! Глядишь, не тот, так другой, а поверит. И мы будем виновны. Я, честно говоря, буду очень расстроен, если это дойдет до моей жены. Как я смогу это опровергнуть?
   Инга с щемящей болью вспомнила Ноннину маму. -- Я часто не бываю дома Из-за командировок, часто прихожу поздно Из-за занятости. Она вас видела на первомайском вечере и обратила внимание на вашу красоту, о чем мне сказала. Какие же у нее теперь будут страдания! Она их не заслужила... -- Так может мне уволиться? -- сказала Инга, проникаясь сочувствием к обожаемому ею начальнику.
   -- Нет, нет. Только не это. Только не сдаваться. Он на это и рассчитывает. Мы-то с вами знаем, что мы незапятнаны, вот и будем себя соответственно вести -- открыто глядя всем в глаза. И ходите почаще в областную прокуратуру. Пусть все видят, что вам нечего стесняться. Мы еще поборемся с проходимцем. Это его агония. Он понимает, что его работе в органах пришел конец. Вот он и карабкается, как может, чтоб не свалиться в пропасть презрения и, естественно, наказания. Киевская комиссия еще не кончила свою работу, но, судя по всему, у них уже сомнений не осталось в том, что это за человек. -- Сергей Михайлович грустно опустил голову. -- Вы знаете, я сейчас впервые задумался над тем, что в интригах принцип презумпции невиновности не работает. Согласно этому принципу, любой считается невиновным, пока не доказано обратное, то есть, то что он виновен. А в интригах, наоборт, вас признают виновным, и вы должны доказывать, что вы невиновны. В этом и парадокс. А интрига, как правило, построена на видимости правды. Ведь действительно, посмотрите: вы -- очень красивая девушка. Я еще не очень стар. Мы часто бываем здесь в прокуратуре только вдвоем. Я к вам благоволю и не скрываю этого. Вы действительно несколько раз были в моей машине... Значит, за этим стоит подозрение о романе. Вот вам видимость правды для грязного, циничного интригана, вот этим он и питается. Вот эта видимость правды и служит системой подтверждений виновности, которую опровергнуть очень трудно. А судом в интриге является часто общественное мнение, то есть мнение тех, для кого интрига выстроена. И этот суд очень субъективен и может натворить много зла. Он без приговора о смертной казни может убить человека, он может сделать человека отверженным людьми, которых он любит, и сделать его жизнь менее свободной, чем в тюрьме. Интрига по своей сути -- самое безнравственное явление в обществе, потому что истинный виновник этого зла часто неуловим, а он, как в цепной рекции, размножает свое зло и прячется за него. Вот и получается, что в интриге принцип презумпции невиновности защищает преступника...
   В это время зазвонил телефон, прокурор поднял трубку, и Инга убитая и растерянная вышла из кабинета. Она была так подавлена, что даже не задумалась над тем, что Геннадий не позвонил, как обычно в первой половине дня. x x x
   Наступил день приезда Геннадия, и Инга продумала, о том, как она расскажет ему о случившемся, считая, что ничего не должна скрывать от своего будущего жениха. В этот день она пришла на работу, надев самое лучшее платье из своего небогатого гардероба, красиво уложила волосы и даже чутьчуть подвела глаза синим карандашом, а губы коричневым. Она придвинула телефон, зная что он в любой момент может позвонить. Прокурора сегодня не должно было быть весь день, поэтому никто не мог помешать ей откликнуться на звонок немедленно. Но день прошел, а звонка не последовало. Не последовало его и еще через несколько дней. Она могла позвонить в секретариат областной прокуратуры к знакомым девушкам, но не хотела перед ними предварительно обнажать свои отношения с героем мечтаний некоторых из них. Геннадий так стремительно поселился в ее душе, что ей казалось, что она его знает всю жизнь. Но сейчас она констатировала, что встречались они так мало, что не было случая записать его домашний телефон. На следующий день, накопив несколько необходимых дел, которые нужно было отнести в областную прокуратуру, Инга пошла туда с надеждой что-то узнать о Геннадии. Едва войдя в холл, она столкнулась с ним, но он сделал вид, что не видит ее. -- Гена, -- сказал она, охваченная дрожью в теле, -- Гена, когда ты приехал? -- Я приехал несколько дней назад. А сейчас я очень занят, -- сказал он официальным тоном и, даже не протянув ей руки, повернулся и пошел в направлении к кабинету. Инга, забыв про бумаги, которые собиралась сдать в канцелярию, быстро вышла на улицу. Хотелось либо самой исчезнуть, либо чтоб все вокруг исчезло. Она не знала, куда идет, направляясь к бульвару. В это время ее кто-то окликнул. Она повернулась и увидела Льва Евгеньевича Краснова, который (по завершении первого курса не преподавал у них), но после реферата относился к ней доброжелательно, заинтересованно, всегда о чем-то спрашивал, когда они пересекались на университетских дорожках в дни занятий. -- Инга, сказал он, -- что случилось? У тебя подавленный вид. -Да, нет, ничего. -- Знаешь, что я тебе скажу, переведиська ты в Московский университет. Тебе нужно быть среди молодежи. Ведь ты и учишься и работаешь в основном среди людей немолодых, семейных. Взрослой жизнью ты еще пожить успеешь... И еще: у тебя талант исследователя. Тебе нужно учиться понастоящему. Тебе нужно кончить дневное отделение, сидеть в библиотеках, посещать научные кружки и готовиться в аспирантуру. Пойдемка вот сюда. -- Он предложил ей пройти к бульвару, где они сели на скамейку. Достав бумаги из портфеля, Краснов сказал: -- Садись и напиши туда письмо. Инга чувствовала себя почти в невменяемом состоянии. Разбитая страданием от встречи с Геннадием, с одной стороны, и цепляющаяся за столь неожиданную в этот момент и необходимую поддержку со стороны Краснова -- с другой, вместе с тем она слабо соображала, о чем по существу говорит с ней преподаватель. Поэтому она машинально выполняла то, что он говорил, и написала под его диктовку текст письмазаявления на имя ректора Московского университета. Лев Евгеньевич взял у нее письмо и сказал, что он приложит к нему ходатайство от факультета, от него лично и сам отправит. x x x
   Инга знала, что комиссия по делу Прокопенко продолжает работать, но Сергей Михайлович ничего ей не рассказывал, и иногда ей становилось страшно от того, что ей предложат уволиться уже Из-за того, что с ее именем связан скандал. "Как тогда смотреть в глаза родителям, всем окружающим... Только бы уехать отсюда", -- думала она, и все ее мечты устремились к одному: ожиданию ответа из Московского университета. Она особенно тщательно готовилась к летней сессии за третий курс и сдала все экзамены на отлично, дабы не стыдно было представить результаты своей учебы в Москве, когда ее туда вызовут...
   x x x
   Стоял солнечный прекрасный день начала лета, когда Инга после сессии ощущала внутреннюю опустошенность от абсолютной неясности перспектив. Она сидела одна в прокуратуре и приводила в порядок канцелярские бумаги, которые были немного запущены Из-за экзаменов. Невысокий брюнет, лет сорока пяти неожиданно появился в приемной и спросил, когда должен прийти Сергей Михайлович.
   -- Примерно через полчаса, -- сказала Инга. -- Можете подождать здесь, -- она указала на стул у окна напротив ее стола. Незнакомец сел и, глядя в упор на Ингу сказал: -- Значит, вы и есть та самая "роковая женщина", которая соблазнила беззащитного от чар прокурора? Инга оцепенела. Незнакомец рассмеялся. -- Не пугайтесь, -- сказал он, -- я председатель комиссии из Киева, которая работала по анонимному письму. Меня зовут Григорий Семенович. Я позволил себе так сказать, потому что нам уже предельно ясно, что это грязная клевета. Мы не только изучали все документы, но беседовали со всеми сотрудниками суда, прокуратуры, милиции, даже с райкомом комсомола. Мы теперь знаем о вас все... -- Он снова засмеялся. -- Между прочим, я совсем одичал здесь. Можно вас попросить составить мне компанию в кино. Здесь недалеко в летнем кинотеатре идет фильм "Римские каникулы". Инга на мгновенье растерялась: "Что это? Проверка, дружеский жест и он ничего не имеет в виду, кроме того, что сказал, -- просто нежелание быть одному в чужом городе? Как быть?"... -- Хорошо, -- сказала она, доверившись интуиции, -- с удовольствием. Я тоже хотела посмотреть этот фильм. Там же играет та же актриса, что в "Войне и мире". Фильм с изумительной Одри Хепберн очаровывал с первого кадра. Но просмотр отравляла впереди сидящая пара (высокий мужчина и женщина с высокой прической), которые на протяжении всего времени предавались любовным утехам (целовались, обнимались), непрерывно меняя позиции. Инга испытывая напряжение в компании "ревизора" из Киева, боялась лишний раз шевельнуться, поэтому половину кадров фильма почти не видела. Когда фильм кончился, Григорий Семенович, которй был ближе к проходу, по инерции пошел следом за устремившейся к выходу публикой, а Инга чуть задержалась, движимая жгучим любопытством разглядеть эту пару. Оба они были крупные, высокие, лет сорока пяти. Женщина, почувствовав внимание к себе, повернула голову, и Инга была потрясена ее красотой: нежная матовая кожа, огромные жгучие глаза, отороченные длинными ресницами, пухлые яркие губы, темнокаштановые волосы, уложенные в высокую башню, от которой на виски спускались небольшие колечки. Инга не могла оторвать от нее взгляда, и женщина, очевидно, догадавшись о причине любопытства к ней незнакомой девушки, одарила ее взглядом полным вызова и гордости. Инге показалось, что какая-то невидимая мгновенная связь, какие-то отношения возникли между ними, в силу чего они узнают другу друга всегда, если парадоксы жизни их где-либо пересекут. Женщина отвернулась и пошла следом за своим спутником, а Инга направилась к поджидавшему ее у выхода Григорию Семеновичу. Он предложил пройтись пешком к ее дому, поскольку кинотеатр был недалеко. По дороге он рассказывал ей много разных историй из жизни работников правоохранительных органов, о Киеве, спрашивал Ингу о ее жизни, увлечениях, друзьях. Когда они подошли к воротам, он протянув ей руку и сказал: -- Инга, если б все были такие, как вы, не рождались бы такие Прокопенко. Большое спасибо, что вы составили мне компанию. Я очень рад, что сходил в кино. Дома суета заедает и времени не остается. Я вам желаю всяческих успехов, вы их достойны. -- Он дружелюбно пожал Инге руку и ушел. x x x