Страница:
Он кивнул. Сабрина ушла на кухню и с чувством облегчения перевела дух. Совсем неплохо. Сидевший за столом Клифф, набив полный рот, неожиданно поморщился:
— Что случилось с бифштексами? Сердце Сабрины упало.
— Тебе не нравится?
— Новый рецепт? — спросил Гарт. — В придачу к новому сорту вина?
— Мне очень жаль, что вам не нравится, я нашла его в кулинарной книге…
— Почему жаль? Бифштексы превосходны. Клифф, не бойся и возьми еще кусочек. Жизнь полна приключений и неожиданностей. Пенни, не слушай его: прежде попробуй сама, — он повернулся к Сабрине, — это как-нибудь называется?
— Бифштекс с перцем.
— И все?
— Ну, масло. Очень простой рецепт.
— Немного щекочет язык, мне нравится.
— Да, нормальный бифштекс, — вставил Клифф, — правда, не так хорош, как гамбургер. Я лучше возьму его, — добавил он и вскочил со стула, когда зазвонил телефон. Через минуту из кухни послышался его голос:
— Папа, это тебя.
Гарт вышел, через некоторое время он вернулся, очень расстроенный.
— Мне придется провести семинар сегодня вечером. У одного из наших бактериологов ангина.
— Бедняга, — сказала Сабрина. Гарт улыбнулся, хотя был несколько раздражен.
— Но я не собирался сегодня уходить из дому.
Как она узнает, что он тоже пытается что-то изменить в их отношениях, если он опять проведет вечер вне дома?
— Может быть, найти какой-то предлог и отказаться?
— Но ведь ты им нужен, — сказала Сабрина. Она спокойно проведет эту ночь, а завтра они идут к Голднерам. — Ты вернешься поздно?
— Наверное, около одиннадцати. Ты не будешь еще спать?
— Думаю, что не буду.
Но на самом деле она собиралась сделать как раз обратное. Она поиграла с Пенни и Клиффом, потом посмотрела телевизор, пока они делали уроки.
В десять часов она проверила парадную дверь, дверь, ведущую во внутренний дворик, и боковую дверь, чтобы убедиться, что все они закрыты. Наверху, после того как она приняла ванну, Сабрина надела одну из ночных рубашек, которые лежали аккуратно сложенными, и халат из индийской льняной полосатой ткани, висевший в ванной комнате. Потом она удобно устроилась в глубоком кресле, стоящем в спальне около окна, взяла одну из книг со столика рядом и начала читать.
На третьей странице она вдруг резко подняла голову, как будто только что очнулась. Что она наделала? Она проверила все двери, но никто не говорил ей этого делать. Она надела халат, хотя раньше не носила его — Сабрина машинально сняла халат с крючка. А потом, неизвестно зачем, она села в кресло и начала читать.
Стефания должна была сказать ей обо всех этих деталях. Они обсудили столько всяких мелочей, а об этой забыли… Волна сонливости охватила ее. Сабрина, решив подумать о себе в двух лицах завтра, удобно устроилась в кровати и улыбнулась. Она в двух лицах… Какая интересная мысль! А потом она заснула.
На следующий день Сабрина проснулась в семь. В доме было тихо. Солнечный свет наполнял комнату. Сабрина повернулась и посмотрела на дверь. Интересно, заходил ли к ней Гарт прошлой ночью и целовал ли он ее? Она ничего не слышала и не чувствовала. Она даже не помнила, что ей снилось.
Во всяком случае, наступил новый день — среда, день ее рождения. Возможно, будь она сегодня в Лондоне, она бы сидела в одиночестве и предавалась меланхолии, думая о своих прожитых тридцати двух годах и представляя, что ее ждет впереди. Но сейчас, ощущая себя вовлеченной в удивительное приключение и окруженная семьей, она была полна сил и энергии. Сабрина встала, приняла душ и спустилась на кухню, где начала готовить завтрак. Вскоре она услышала, как просыпаются остальные члены семьи.
Но прежде чем она успела осознать это, все уже были на кухне, и ее заранее спланированные действия полетели в никуда. Все надо было сделать сразу: завтрак Гарту и детям, приготовить ленч детям в школу, собрать учебники и разбросанные по углам ручки, проэкзаменовать Клиффа по его тесту, помочь Пенни пришить оторванную пуговицу.
Сабрина чувствовала, как в спешке она все больше и больше путается; она долго искала тарелки и чашки, забыла поставить на стол варенье, не достала салфетки из ящика.
— Газету еще не принесли? — спросил Гарт.
— Я не знаю, — ответила Сабрина, намазывая горчицу на сандвич Пенни.
— Мама! Ты знаешь, я терпеть не могу горчицу! — встревожено закричала Пенни. — Не буду ее есть!
— Ты не заглядывала в почтовый ящик? — спросил Гарт.
— Нет.
Сабрина не знала о газете. Стефания говорила про горчицу, но она забыла.
Гарт сходил за газетой и сел ее читать. Сабрина думала, что он сердит на нее за то, что она не подождала его возвращения прошлой ночью. Но не было ни времени, ни подходящей обстановки поговорить об этом. Через полчаса, которые Сабрине показались проведенными в аду, все ушли. Гарт со своим дипломатом, Пенни и Клифф с книгами и ленчами — в доме наступила мирная, не нарушаемая никем тишина.
Сабрина чувствовала — это был триумф. Она сделала то, что надо: всех накормила, собрала детей в школу и проводила Гарта на работу. Ей очень хотелось рассказать об этом кому-нибудь: ведь она сумела позаботиться о семье, хотя никогда не делала этого раньше. Но никого не было рядом, даже Стефании.
Да и Стефания не оценила бы ее победы, ведь она делает это каждый день.
Но все равно Сабрина гордилась собой и тем, что ей удалось сделать, хотя ни один из членов семьи не вспомнил о ее дне рождения. Как могли три человека одновременно забыть о ее празднике? Сабрина решила сама себе купить подарок и устроить прогулку по Чикаго.
Она убрала на кухне и после мимолетного взгляда на комнаты решила, что уборка в них может подождать еще денек. В спальнях она заправила кровати. В кабинете Гарт сам убрал постель. Сабрина приоткрыла ящик, где лежали аккуратно сложенные постельные принадлежности. Значит, следующую ночь Гарт собирается опять провести в своем кабинете. Неужели он не находит ее привлекательной? Сабрина засмеялась сама над собой. Очевидно, что нет. Какова бы ни была причина — ссора, о которой говорила Стефания или что-то другое, ясно одно — он не хотел ее. И это тоже было хорошо. Не обратив внимания на беспорядок в комнате Клиффа, Сабрина начала одеваться, чтобы выехать в город. Она достала длинную юбку, потом долго рылась в гардеробе, пока, наконец, не обнаружила ярко-желтую шелковую блузку. Затем она взяла красивое необычное ожерелье, которое так отличалось от всех остальных драгоценностей ее сестры, что Сабрине было очень интересно узнать, откуда оно взялось. Такое ожерелье она купила бы и себе, и на фоне шелковой блузки оно смотрелось великолепно.
В машине она нашла карту штата, и поехала на юг до Чикаго. Сабрина вела машину медленно, наслаждаясь видами за окном: парк Линкольна, многочисленные пляжи и бирюзовая, переливающаяся в лучах солнца вода озера Мичиган. Впереди показались небоскребы, уходящие ввысь, а когда она парковала машину, они возвышались над Ней как исполинские чудища — странное смешение прошлого и настоящего.
Лондон был основан на тысячу лет раньше Чикаго, который, казалось, постоянно выставлял себя напоказ. Сабрина почувствовала тоску по Лондону с его ореолом таинственности и уединенности, с тихими улочками и магазинами, с пешеходами, строго соблюдающими правила дорожного движения.
Но Чикаго ой нравился за агрессивность, этим он притягивал к себе туристов, как бы говоря: «Если я не нравлюсь вам сейчас, то заставлю вас полюбить меня потом». Лондон всегда встречал своих гостей вежливо и дружелюбно, но в то же время как бы заявлял: «Если я нравлюсь вам, — хорошо, если нет — то мне и без вас неплохо».
И в том, и в другом городе Сабрина чувствовала себя уютно. А почему бы и нет? Она неторопливо шла по улицам, пока, наконец, не набрела на Гранд-парк и Художественный институт, где остановилась на высоких ступеньках перед стеклянным входом, который охраняли два гигантских льва по бокам. Она решила посмотреть две выставки, о которых говорила сестра.
— Стефания! Какая удача! Я не знала, что ты уже вернулась из Китая.
Перед ней стояла высокая, немного сутулая женщина в очках, с каштановыми волосами, большими темными глазами и бледными губами. В ее костюме преобладали коричневые тона, что сразу бросилось Сабрине в глаза.
— Я вернулась в понедельник вечером.
— Ты замечательно выглядишь. Поездка прошла хорошо?
— Прекрасно! А как твои дела?
— Лучше, чем были до того, как ты видела меня в последний раз. Дали небольшую передышку, так сказать, отложили исполнение приговора на более позднее время. Сабрина побледнела.
— Извини. Черный юмор, иногда я так отгоняю от себя мрачные мысли и разочарование. Я все еще работаю на факультете. Разве Гарт не говорил тебе? После того как он ушел от Вебстера, вице-президент решил, что мой вопрос требует дальнейшего изучения, поэтому мне разрешили остаться еще на один год.
— Я рада за тебя, — сказала Сабрина, пытаясь собраться с мыслями.
— Рада — не то слово. Я испытываю огромный восторг. Ганс недавно бросил свою работу, так что теперь я единственный претендент на премию. Но, чтобы подстраховаться, я обращаюсь и в другие места. Следующей осенью, — последние слова она произнесла очень тихо, почти шепотом, — я не хочу уезжать, ты знаешь, мы купили дом, дети уже привыкли к этому месту, и я была так счастлива пре подавать здесь… Неожиданно для самой себя Сабрина мягко взяла женщину за руку.
— Почему бы нам не пообедать вместе? Мы можем поговорить о…
— Нет, нет. Я стараюсь не разговаривать, об этом. Я становлюсь такой занудой, что мои друзья перебегают на другую сторону улицы, если видят меня. К тому же у меня назначена встреча на четыре часа. Я позвоню, хорошо?
Может, мы пообедаем как-нибудь в другой раз, мне всегда хотелось узнать тебя получше.
— Мне нравится эта идея.
— Тогда я позвоню. — Она повернулась. — Еще одно дело, мне не нужно тебе этого говорить, потому что ты и сама это знаешь, но в любом случае я хочу сказать: Гарт — прекрасный человек. Он всегда поддерживает и вселяет уверенность в трудные минуты. Он всегда слушает так, что чувствуешь себя как-то по-особенному. Я не знаю, как буду обходиться без него. Когда бы я ни пыталась поблагодарить его, он всегда обрывает меня. Я скоро позвоню насчет обеда… Ты очень похожа на Гарта: ты умеешь слушать. — Она, попрощавшись, ушла.
Бесцельно бродя среди выставленных экспонатов, Сабрина думала о Гарте. Он, оказывается, умеет по-особому слушать.
На первом этаже Сабрина обнаружила выставку стеганых одеял первых американцев; на некоторых из них можно было увидеть едва различимые инициалы, вышитые в уголке. Она улыбнулась, вспомнив о своем "S" на полу в доме Александры, и опять подумала о Гарте.
В магазине Художественного института она купила себе на день рождения подарок — восхитительно иллюстрированную книгу о Венеции. Потом, все еще думая о Гарте, она поехала домой, по дороге заехав к фотографу, чтобы забрать отпечатанные снимки о ее поездке в Китай.
Гарт. Три Гарта: равнодушный муж, каким его описала Стефания; профессионал, готовый даже поругаться с начальником, если считает, что с его коллегой обошлись несправедливо; теплый, дружелюбный, компанейский человек, с которым Сабрина живет под одной крышей. Каким Гарт был на самом деле? Она не могла ответить на этот вопрос. И у нее не будет времени это узнать.
Дома Пенни и Клифф шушукались с заговорщическим видом, пока она готовила гамбургеры и жареную картошку на ужин. Гарт пришел домой, держа в руках большую белую коробку, которую водрузил на середину стола как таинственное украшение. Когда он поцеловал Сабрину, то дотронулся до ее ожерелья и довольно улыбнулся.
— Ты еще не разговаривала с миссис Кейзи? — спросила Пенни.
— Я назначу ей встречу, — пообещала Сабрина. Вдруг Гарт поднял руки, попросив тишины, а потом более-менее хором громко и неестественно они произнесли:
— С днем рождения!
Сабрина ощутила прилив счастья и радости: они не забыли. Она почувствовала, что находится в центре внимания всей семьи. Для нее это было новое ощущение. Когда она росла, карьера отца мешала их семейному счастью. Позже Дентон не хотел иметь детей. На Кэдоган-сквер Сабрина жила одна, была свободна и не обременена никакими обязанностями. Но вокруг нее и не было людей, которые бы любили ее.
Лицо Сабрины покраснело, она широко улыбалась, пока внутренний голос не напомнил: ведь они поют для Стефании, а не для тебя.
— Открой коробочку! — закричала Пенни, беспокойно ерзая на стуле. Развязав ленточку, Сабрина нашла внутри коробки три поменьше. В одной из них был большой торт, на котором глазурью была выведена буква "S". Во второй коробке лежали два гладких овальных камня, на одном был нарисован ее портрет, на другом — забавный клоун в мешковатой одежде.
Она держала холодные камни в руках. Портрет был очень хорош, клоун — несколько грубоват, но обе картинки были прекрасно нарисованы. Сабрина пожалела, что эти подарки не для нее.
— Это пресс-папье, — с беспокойством произнес Клифф, — тебе не нравится?
Сабрина притянула детей к себе и крепко обняла их.
— Замечательно. Спасибо вам. Я покажу их всем моим друзьям.
Пенни заметила:
— Я могу сделать еще, если им понравится.
— И я тоже могу, — сказал Клифф, — но у Пенни получается лучше.
— Ее картинка более артистично исполнена, — согласилась Сабрина, — но твоя была бы хорошим подарком для расфуфыренных лордов и леди, которые не знают, какими глупыми клоунами подчас они кажутся другим.
Пенни и Клифф звонко рассмеялись.
— Лорды и леди? — переспросил Гарт.
— Разве ты не собираешься открыть подарок папы? — спросил Клифф.
Быстро обдумав свое объяснение, Сабрина ответила, пока разворачивала третью коробку:
— Некоторые богачи, с которыми я встретилась, когда продавала поместье, напомнили мне тех лордов и их жен, с которыми мы познакомились на… свадьбе Сабрины. Но, конечно, не все, только те, которые думают, что деньги делают их лучше других людей.
Открыв коробку, она вытащила из нее миниатюрную фарфоровую птичку около пяти дюймов в высоту. Сабрина уставилась на нее. Мейсенская работа. Но как Гарт мог позволить себе такое? Она повертела ее в руках и обнаружила маленькую наклейку: одна из собственных копий завода с оригинала XVIII века.
— Это для твоей коллекции, — сказала Пенни, — поставь ее вместе с теми, которые подарила тетя Сабрина. Разве она не красивая? Мы помогали папе выбирать ее.
— Очень красивая, — сказала Сабрина Гарту, — и необычная. Спасибо.
Никто из них не знал, что фарфоровая птичка напоминала ей о вопросах, которые ждали своего разрешения, это были проблемы Сабрины Лонгворт, а не Стефании Андерсен.
Сидя на белом кожаном диване в гостиной Голднеров, Сабрина показывала свои фотографии, сделанные в Китае, и рассказывала о поездке. Она очень старалась вести себя непринужденно с Голднерами и Мартином и Линдой Талвия — они были друзьями Стефании и Гарта уже на протяжении двенадцати лет. Они пригласили ее к себе, всячески выражали свою любовь и привязанность, от души поздравляли ее с днем рождения. Сабрина подарила Долорес и Линде шелковые шарфики, которые Стефания купила им в Шанхае, и теперь наблюдала за собой и за другими, как будто это было театральное представление.
Сейчас она была одновременно и Стефанией и Сабриной. Первая сидела со своим мужем и друзьями в обставленной по последнему крику моды гостиной Голднеров; другая как бы находилась на расстоянии, критически наблюдала за тем, что делала первая женщина.
— Замечательные фотографии, — сказал Мартин Талвия, наклонившись вперед и тем самым, напоминая Сабрине тот далекий пикник, когда он был высоким и худощавым молодым человеком. — Ты фотографировала сама?
— Нет, просила кого-нибудь, — пробормотала она себе под нос, просматривая фотографии.
— А кого? — спросила Линда.
— Кто не отказывался, — быстро ответила Сабрина, и вдруг вся похолодела. Она наткнулась на три фотографии, сделанные Николсом Блакфордом в Гонконге, на которых были она и Стефания в похожих шелковых платьях. Одинаковые лица, одинаковые фигуры. Если Гарт узнает, что они были вместе, как долго будет оставаться нераскрытым их обман? Сколько времени пройдет, прежде чем Гарт, вспомнив ее многочисленные ошибки, придет к очевидному выводу?
— Что еще? — весело спросила Линда и протянула руку за фотографиями, которые Сабрина держала в руках. Но та быстро спрятала их. — Эй! — Линда рассмеялась. — Что я такого сделала? Сабрина покраснела от смущения.
— Извините. Эти… эти фотографии плохие. Мне стыдно их показывать.
— Ты принимаешь все близко к сердцу, Стефания, — сказала Долорес. — Мы сможем простить тебе одну или две неудачных фотографии…
— Но их три. — Сабрина старалась говорить веселее, Линда, извини. Я покажу вам их как-нибудь в другой раз. Но она могла видеть одну из них. Сабрина вся дрожала. Ей нужно соображать быстрее, быть готовой ко всяким неожиданностям, никогда не позволять себе расслабляться, слишком много вокруг ловушек.
— Пойдемте ужинать, — пригласила Долорес и повела всех в столовую, украшенную цветами из ее собственного сада. Сабрина остановилась в дверях, очарованная красотой. В комнате были букеты всех размеров: от миниатюрных веток рябины с ярко-оранжевыми ягодами до огромных букетов, стоящих в корзинах на полу и на шкафах, в которых удивительно сочетались хризантемы, листья деревьев, уже тронутые желтизной осени, и яркий львиный зев. Оливия Шассон всегда гордилась своим аранжировщиком цветов, но она сразу уволила бы его, увидев, что умеет делать Долорес. Сабрина повернулась к Долорес.
— Самые великолепные… — начала она.
— Она получила первый приз, — прервал ее Нат Голднер, — когда тебя не было. Она слишком скромная, чтобы сказать об этом.
Сабрина прошептала почти неслышно «спасибо» и закончила свое предложение:
— Они самые великолепные, какие ты когда-либо делала. Какой приз ты выиграла?
— Первый приз в Мидвест Раш соревновании, — сказала Долорес, ставя на стол курицу с рисом. — Мне кажется, я говорила тебе, что вступила туда.
— Замечательное занятие, — согласился Мартин Талвия. Он повернулся к своей жене, которая сидела рядом. — И ты могла бы делать что-нибудь подобное. Когда ты стараешься, то можешь быть творческой личностью.
— А когда я не стараюсь?
— Дом разваливается на кусочки, — заметил он дружелюбно.
— Нет ничего творческого в уборке дома. И очень надоедает.
— Так же, как и замужняя жизнь? Она лишь пожала плечами в ответ.
— Еще вина? — спросил Нат.
— Спасибо, — ответила Сабрина. Она чувствовала себя очень неуютно.
Нат обошел гостей и долил им вина.
— Я когда-нибудь говорил вам, что…
— Так как же я надоедаю тебе? — продолжал настойчиво спрашивать Мартин.
Линда опять пожала плечами:
— Как веселы люди, которые пишут книги о корпорациях?!
— Откуда ты знаешь? Ты никогда не слушаешь, когда я говорю о них.
— А мне не интересны корпорации.
— Но если бы ты послушала… Например, сегодня я изучал результаты социологического опроса о супружеской верности среди жен администраторов. Думаю, тебя это должно заинтересовать. Или это не по твоей части?
— Какие отвратительные намеки… Почему бы тебе просто не обвинить меня, вместо того чтобы прятаться за своими книгами?
— Тебе очень хочется? Хочется, чтобы я все сказал?
— Эй, — прервал их Нат, — вы ставите нас в неудобное положение. Особенно Стефанию, которая за две недели наверняка забыла, как вы «ладите» друг с другом. Я меняю предмет разговора. Не на ортопедию, поскольку среди вас этим интересуюсь только я. Она мое хобби. Что бы выбрать? Мой последний поход в леса южного Висконсина или новый венецианский кубок в моей коллекции?
— Кубок, — быстро произнесла Сабрина, благодаря его за то, что он прервал почти разгоревшуюся ссору. Правда, она заметила, что все восприняли эту словесную перепалку как нечто само собой разумеющееся и неизбежное.
— Хороший вкус, — сказал Нат. — Я говорю о прелестном ожерелье. Никогда не видел его раньше. Откуда оно у тебя?
Сабрина прищурилась:
— Я не знаю…
— Швеция, — тихо подсказал Гарт.
«О! Это подарок Гарта, который по каким-то причинам Стефания никогда не надевала. Поэтому сейчас Гарту очень приятно. Интересно, думает ли он, что я надела ожерелье для него?»
— Где ты купил его, Гарт? — спросил Нат.
— В Стокгольме, когда был там, на конференции по генетике два года назад.
Сабрина задумалась. Почему Стефания два года не носила подарок мужа? Все смотрели на Сабрину, ожидая объяснений.
— Я не подозревала, что ожерелье так прекрасно, — сказала она, — но сегодня утром оно выглядело как застывшие кусочки осеннего солнца, которые так красиво переливались на свету. Я почувствовала себя такой счастливой…
И решила надеть его…В глазах Гарта была невыразимая теплота и благодарность, когда он смотрел на нее. Сабрина отвернулась. Долорес и Линда стали убирать со стола, Сабрина отодвинула стул и уже хотела встать, но Долорес сказала:
— Нет, не надо. Сегодня твой день рождения.
Все вместе они пропели «С днем рождения» и подарили Сабрине овощерезку.
— Пользуйся ею очень осторожно, — посоветовала Линда, — или все превратится в кашу. Видела бы ты, что у меня произошло с луком, когда я в первый раз включила такую машину.
— Намерение было очень простое — нарезать лук, — объяснил Мартин. — Через две секунды все было готово. Еще одна — и лук стал напоминать кучку мизерных кубиков. Не успели мы и глазом моргнуть, как эти кусочки превратились в ужасное луковое пюре. Острый запах распространился по всему дому. Мы потом целую неделю ходили с полными слез глазами.
Он и Линда рассмеялись вместе со всеми, было ясно, что их ссора улеглась. Сабрина разрезала торт, Долорес разлила всем кофе, и разговор переключился на борьбу, развернувшуюся среди жителей близлежащих районов за установку возле школы светофора.
Сабрина обвела взглядом всех присутствующих. Тихий вечер с простой едой; друзья не только делятся своими новостями, но и переживают и пытаются помочь в разрешении семейной ссоры. Ничего необычного. Ни у кого — ни у мужа, ни у четырех ближайших друзей — не возникает никаких подозрений в том, что перед ними не Стефания Андерсен. Как такое могло произойти? Она говорила нелепые вещи, сделала много оплошностей, не могла ответить на некоторые вопросы. Но почему никто не заметил неладного?
Потому что люди видят то, что они хотят видеть. Ни у кого нет причин думать, что я не Стефания. Что бы я ни сделала, они найдут этому объяснение или просто не обратят внимания на мои странные поступки. Иначе непонятно или бессмысленно. Когда люди уверены в том, что это, правда, они будут делать все, чтобы это действительно казалось правдой.
— Ты мало говорила за столом, — заметил Гарт, когда они возвращались домой, — что-то беспокоило тебя?
— О нет. Мне просто было хорошо. Замечательный вечер.
Он внимательно посмотрел на нее, но больше не произнес ни слова. У входной двери он взял ее за руку:
— Я хотел сказать тебе… Она вздрогнула, и он немедленно отпустил ее руку, но Сабрина успела почувствовать силу его желания, заключенную в еще не произнесенных словах.
— Извини, — сказала она, — я никак не освоюсь. Через несколько дней…
Он дотронулся до ее ожерелья:
— Для меня имело большое значение, что ты надела это ожерелье сегодня вечером. Стефания, я хочу понять тебя, понять, что ты пытаешься что-то изменить в нашей жизни. Если ты не хочешь говорить сейчас, я могу подождать до тех пор, пока ты сможешь. Не хочу торопить. Я не буду спать в нашей кровати только, сколько тебе нужно. Но нам все равно когда-нибудь придется поговорить о наших отношениях и о дальнейшей жизни. Слишком много вопросов и нерешенных проблем накопилось за это время… Что случилось? Почему ты плачешь?
— Я не плачу. — Но в ее глазах стояли слезы. — Извини, — сказала опять Сабрина, — пожалуйста, дай мне еще несколько дней…
Он поцеловал ее в лоб:
— Я постою здесь немного, подышу свежим воздухом. А ты иди ложись спать. Я запру дверь. Она кивнула.
— Спокойной ночи, Гарт. — Она слегка коснулась его руки. — Спасибо за прекрасный день рождения.
Следующим утром, в четверг, Сабрина поднялась на третий этаж. Там было три комнаты с куполообразными потолками. В одной была кладовая, в другой, просто обставленной, с двумя кроватями и туалетным столиком, могли оставаться на ночь знакомые или жить служанка. Но третья комната привлекла ее внимание, и Сабрина задержалась там.
Это было мрачноватое помещение, почти пустое, за исключением стола, стула, стоявших рядом, и нескольких картонных коробок, покрытых слоем пыли. Сабрина села за стол и открыла верхний ящик. Там лежали аккуратные стопки бумаг, каждая из которых была помечена названием округа Северного Побережья; дальше следовали детальные записи всех торговых сделок Стефании по делам о продаже поместий, которые она вела на протяжении двух последних лет. В них содержалась перечисленная по пунктам опись внутренней обстановки домов ее клиентов. Все, начиная от ножей и кончая кроватями. Возле каждого указанного предмета интерьера стояла его первоначальная цена, затем цена, которую дали на аукционе, и комиссионные, получаемые Стефанией.
— Что случилось с бифштексами? Сердце Сабрины упало.
— Тебе не нравится?
— Новый рецепт? — спросил Гарт. — В придачу к новому сорту вина?
— Мне очень жаль, что вам не нравится, я нашла его в кулинарной книге…
— Почему жаль? Бифштексы превосходны. Клифф, не бойся и возьми еще кусочек. Жизнь полна приключений и неожиданностей. Пенни, не слушай его: прежде попробуй сама, — он повернулся к Сабрине, — это как-нибудь называется?
— Бифштекс с перцем.
— И все?
— Ну, масло. Очень простой рецепт.
— Немного щекочет язык, мне нравится.
— Да, нормальный бифштекс, — вставил Клифф, — правда, не так хорош, как гамбургер. Я лучше возьму его, — добавил он и вскочил со стула, когда зазвонил телефон. Через минуту из кухни послышался его голос:
— Папа, это тебя.
Гарт вышел, через некоторое время он вернулся, очень расстроенный.
— Мне придется провести семинар сегодня вечером. У одного из наших бактериологов ангина.
— Бедняга, — сказала Сабрина. Гарт улыбнулся, хотя был несколько раздражен.
— Но я не собирался сегодня уходить из дому.
Как она узнает, что он тоже пытается что-то изменить в их отношениях, если он опять проведет вечер вне дома?
— Может быть, найти какой-то предлог и отказаться?
— Но ведь ты им нужен, — сказала Сабрина. Она спокойно проведет эту ночь, а завтра они идут к Голднерам. — Ты вернешься поздно?
— Наверное, около одиннадцати. Ты не будешь еще спать?
— Думаю, что не буду.
Но на самом деле она собиралась сделать как раз обратное. Она поиграла с Пенни и Клиффом, потом посмотрела телевизор, пока они делали уроки.
В десять часов она проверила парадную дверь, дверь, ведущую во внутренний дворик, и боковую дверь, чтобы убедиться, что все они закрыты. Наверху, после того как она приняла ванну, Сабрина надела одну из ночных рубашек, которые лежали аккуратно сложенными, и халат из индийской льняной полосатой ткани, висевший в ванной комнате. Потом она удобно устроилась в глубоком кресле, стоящем в спальне около окна, взяла одну из книг со столика рядом и начала читать.
На третьей странице она вдруг резко подняла голову, как будто только что очнулась. Что она наделала? Она проверила все двери, но никто не говорил ей этого делать. Она надела халат, хотя раньше не носила его — Сабрина машинально сняла халат с крючка. А потом, неизвестно зачем, она села в кресло и начала читать.
Стефания должна была сказать ей обо всех этих деталях. Они обсудили столько всяких мелочей, а об этой забыли… Волна сонливости охватила ее. Сабрина, решив подумать о себе в двух лицах завтра, удобно устроилась в кровати и улыбнулась. Она в двух лицах… Какая интересная мысль! А потом она заснула.
На следующий день Сабрина проснулась в семь. В доме было тихо. Солнечный свет наполнял комнату. Сабрина повернулась и посмотрела на дверь. Интересно, заходил ли к ней Гарт прошлой ночью и целовал ли он ее? Она ничего не слышала и не чувствовала. Она даже не помнила, что ей снилось.
Во всяком случае, наступил новый день — среда, день ее рождения. Возможно, будь она сегодня в Лондоне, она бы сидела в одиночестве и предавалась меланхолии, думая о своих прожитых тридцати двух годах и представляя, что ее ждет впереди. Но сейчас, ощущая себя вовлеченной в удивительное приключение и окруженная семьей, она была полна сил и энергии. Сабрина встала, приняла душ и спустилась на кухню, где начала готовить завтрак. Вскоре она услышала, как просыпаются остальные члены семьи.
Но прежде чем она успела осознать это, все уже были на кухне, и ее заранее спланированные действия полетели в никуда. Все надо было сделать сразу: завтрак Гарту и детям, приготовить ленч детям в школу, собрать учебники и разбросанные по углам ручки, проэкзаменовать Клиффа по его тесту, помочь Пенни пришить оторванную пуговицу.
Сабрина чувствовала, как в спешке она все больше и больше путается; она долго искала тарелки и чашки, забыла поставить на стол варенье, не достала салфетки из ящика.
— Газету еще не принесли? — спросил Гарт.
— Я не знаю, — ответила Сабрина, намазывая горчицу на сандвич Пенни.
— Мама! Ты знаешь, я терпеть не могу горчицу! — встревожено закричала Пенни. — Не буду ее есть!
— Ты не заглядывала в почтовый ящик? — спросил Гарт.
— Нет.
Сабрина не знала о газете. Стефания говорила про горчицу, но она забыла.
Гарт сходил за газетой и сел ее читать. Сабрина думала, что он сердит на нее за то, что она не подождала его возвращения прошлой ночью. Но не было ни времени, ни подходящей обстановки поговорить об этом. Через полчаса, которые Сабрине показались проведенными в аду, все ушли. Гарт со своим дипломатом, Пенни и Клифф с книгами и ленчами — в доме наступила мирная, не нарушаемая никем тишина.
Сабрина чувствовала — это был триумф. Она сделала то, что надо: всех накормила, собрала детей в школу и проводила Гарта на работу. Ей очень хотелось рассказать об этом кому-нибудь: ведь она сумела позаботиться о семье, хотя никогда не делала этого раньше. Но никого не было рядом, даже Стефании.
Да и Стефания не оценила бы ее победы, ведь она делает это каждый день.
Но все равно Сабрина гордилась собой и тем, что ей удалось сделать, хотя ни один из членов семьи не вспомнил о ее дне рождения. Как могли три человека одновременно забыть о ее празднике? Сабрина решила сама себе купить подарок и устроить прогулку по Чикаго.
Она убрала на кухне и после мимолетного взгляда на комнаты решила, что уборка в них может подождать еще денек. В спальнях она заправила кровати. В кабинете Гарт сам убрал постель. Сабрина приоткрыла ящик, где лежали аккуратно сложенные постельные принадлежности. Значит, следующую ночь Гарт собирается опять провести в своем кабинете. Неужели он не находит ее привлекательной? Сабрина засмеялась сама над собой. Очевидно, что нет. Какова бы ни была причина — ссора, о которой говорила Стефания или что-то другое, ясно одно — он не хотел ее. И это тоже было хорошо. Не обратив внимания на беспорядок в комнате Клиффа, Сабрина начала одеваться, чтобы выехать в город. Она достала длинную юбку, потом долго рылась в гардеробе, пока, наконец, не обнаружила ярко-желтую шелковую блузку. Затем она взяла красивое необычное ожерелье, которое так отличалось от всех остальных драгоценностей ее сестры, что Сабрине было очень интересно узнать, откуда оно взялось. Такое ожерелье она купила бы и себе, и на фоне шелковой блузки оно смотрелось великолепно.
В машине она нашла карту штата, и поехала на юг до Чикаго. Сабрина вела машину медленно, наслаждаясь видами за окном: парк Линкольна, многочисленные пляжи и бирюзовая, переливающаяся в лучах солнца вода озера Мичиган. Впереди показались небоскребы, уходящие ввысь, а когда она парковала машину, они возвышались над Ней как исполинские чудища — странное смешение прошлого и настоящего.
Лондон был основан на тысячу лет раньше Чикаго, который, казалось, постоянно выставлял себя напоказ. Сабрина почувствовала тоску по Лондону с его ореолом таинственности и уединенности, с тихими улочками и магазинами, с пешеходами, строго соблюдающими правила дорожного движения.
Но Чикаго ой нравился за агрессивность, этим он притягивал к себе туристов, как бы говоря: «Если я не нравлюсь вам сейчас, то заставлю вас полюбить меня потом». Лондон всегда встречал своих гостей вежливо и дружелюбно, но в то же время как бы заявлял: «Если я нравлюсь вам, — хорошо, если нет — то мне и без вас неплохо».
И в том, и в другом городе Сабрина чувствовала себя уютно. А почему бы и нет? Она неторопливо шла по улицам, пока, наконец, не набрела на Гранд-парк и Художественный институт, где остановилась на высоких ступеньках перед стеклянным входом, который охраняли два гигантских льва по бокам. Она решила посмотреть две выставки, о которых говорила сестра.
— Стефания! Какая удача! Я не знала, что ты уже вернулась из Китая.
Перед ней стояла высокая, немного сутулая женщина в очках, с каштановыми волосами, большими темными глазами и бледными губами. В ее костюме преобладали коричневые тона, что сразу бросилось Сабрине в глаза.
— Я вернулась в понедельник вечером.
— Ты замечательно выглядишь. Поездка прошла хорошо?
— Прекрасно! А как твои дела?
— Лучше, чем были до того, как ты видела меня в последний раз. Дали небольшую передышку, так сказать, отложили исполнение приговора на более позднее время. Сабрина побледнела.
— Извини. Черный юмор, иногда я так отгоняю от себя мрачные мысли и разочарование. Я все еще работаю на факультете. Разве Гарт не говорил тебе? После того как он ушел от Вебстера, вице-президент решил, что мой вопрос требует дальнейшего изучения, поэтому мне разрешили остаться еще на один год.
— Я рада за тебя, — сказала Сабрина, пытаясь собраться с мыслями.
— Рада — не то слово. Я испытываю огромный восторг. Ганс недавно бросил свою работу, так что теперь я единственный претендент на премию. Но, чтобы подстраховаться, я обращаюсь и в другие места. Следующей осенью, — последние слова она произнесла очень тихо, почти шепотом, — я не хочу уезжать, ты знаешь, мы купили дом, дети уже привыкли к этому месту, и я была так счастлива пре подавать здесь… Неожиданно для самой себя Сабрина мягко взяла женщину за руку.
— Почему бы нам не пообедать вместе? Мы можем поговорить о…
— Нет, нет. Я стараюсь не разговаривать, об этом. Я становлюсь такой занудой, что мои друзья перебегают на другую сторону улицы, если видят меня. К тому же у меня назначена встреча на четыре часа. Я позвоню, хорошо?
Может, мы пообедаем как-нибудь в другой раз, мне всегда хотелось узнать тебя получше.
— Мне нравится эта идея.
— Тогда я позвоню. — Она повернулась. — Еще одно дело, мне не нужно тебе этого говорить, потому что ты и сама это знаешь, но в любом случае я хочу сказать: Гарт — прекрасный человек. Он всегда поддерживает и вселяет уверенность в трудные минуты. Он всегда слушает так, что чувствуешь себя как-то по-особенному. Я не знаю, как буду обходиться без него. Когда бы я ни пыталась поблагодарить его, он всегда обрывает меня. Я скоро позвоню насчет обеда… Ты очень похожа на Гарта: ты умеешь слушать. — Она, попрощавшись, ушла.
Бесцельно бродя среди выставленных экспонатов, Сабрина думала о Гарте. Он, оказывается, умеет по-особому слушать.
На первом этаже Сабрина обнаружила выставку стеганых одеял первых американцев; на некоторых из них можно было увидеть едва различимые инициалы, вышитые в уголке. Она улыбнулась, вспомнив о своем "S" на полу в доме Александры, и опять подумала о Гарте.
В магазине Художественного института она купила себе на день рождения подарок — восхитительно иллюстрированную книгу о Венеции. Потом, все еще думая о Гарте, она поехала домой, по дороге заехав к фотографу, чтобы забрать отпечатанные снимки о ее поездке в Китай.
Гарт. Три Гарта: равнодушный муж, каким его описала Стефания; профессионал, готовый даже поругаться с начальником, если считает, что с его коллегой обошлись несправедливо; теплый, дружелюбный, компанейский человек, с которым Сабрина живет под одной крышей. Каким Гарт был на самом деле? Она не могла ответить на этот вопрос. И у нее не будет времени это узнать.
Дома Пенни и Клифф шушукались с заговорщическим видом, пока она готовила гамбургеры и жареную картошку на ужин. Гарт пришел домой, держа в руках большую белую коробку, которую водрузил на середину стола как таинственное украшение. Когда он поцеловал Сабрину, то дотронулся до ее ожерелья и довольно улыбнулся.
— Ты еще не разговаривала с миссис Кейзи? — спросила Пенни.
— Я назначу ей встречу, — пообещала Сабрина. Вдруг Гарт поднял руки, попросив тишины, а потом более-менее хором громко и неестественно они произнесли:
— С днем рождения!
Сабрина ощутила прилив счастья и радости: они не забыли. Она почувствовала, что находится в центре внимания всей семьи. Для нее это было новое ощущение. Когда она росла, карьера отца мешала их семейному счастью. Позже Дентон не хотел иметь детей. На Кэдоган-сквер Сабрина жила одна, была свободна и не обременена никакими обязанностями. Но вокруг нее и не было людей, которые бы любили ее.
Лицо Сабрины покраснело, она широко улыбалась, пока внутренний голос не напомнил: ведь они поют для Стефании, а не для тебя.
— Открой коробочку! — закричала Пенни, беспокойно ерзая на стуле. Развязав ленточку, Сабрина нашла внутри коробки три поменьше. В одной из них был большой торт, на котором глазурью была выведена буква "S". Во второй коробке лежали два гладких овальных камня, на одном был нарисован ее портрет, на другом — забавный клоун в мешковатой одежде.
Она держала холодные камни в руках. Портрет был очень хорош, клоун — несколько грубоват, но обе картинки были прекрасно нарисованы. Сабрина пожалела, что эти подарки не для нее.
— Это пресс-папье, — с беспокойством произнес Клифф, — тебе не нравится?
Сабрина притянула детей к себе и крепко обняла их.
— Замечательно. Спасибо вам. Я покажу их всем моим друзьям.
Пенни заметила:
— Я могу сделать еще, если им понравится.
— И я тоже могу, — сказал Клифф, — но у Пенни получается лучше.
— Ее картинка более артистично исполнена, — согласилась Сабрина, — но твоя была бы хорошим подарком для расфуфыренных лордов и леди, которые не знают, какими глупыми клоунами подчас они кажутся другим.
Пенни и Клифф звонко рассмеялись.
— Лорды и леди? — переспросил Гарт.
— Разве ты не собираешься открыть подарок папы? — спросил Клифф.
Быстро обдумав свое объяснение, Сабрина ответила, пока разворачивала третью коробку:
— Некоторые богачи, с которыми я встретилась, когда продавала поместье, напомнили мне тех лордов и их жен, с которыми мы познакомились на… свадьбе Сабрины. Но, конечно, не все, только те, которые думают, что деньги делают их лучше других людей.
Открыв коробку, она вытащила из нее миниатюрную фарфоровую птичку около пяти дюймов в высоту. Сабрина уставилась на нее. Мейсенская работа. Но как Гарт мог позволить себе такое? Она повертела ее в руках и обнаружила маленькую наклейку: одна из собственных копий завода с оригинала XVIII века.
— Это для твоей коллекции, — сказала Пенни, — поставь ее вместе с теми, которые подарила тетя Сабрина. Разве она не красивая? Мы помогали папе выбирать ее.
— Очень красивая, — сказала Сабрина Гарту, — и необычная. Спасибо.
Никто из них не знал, что фарфоровая птичка напоминала ей о вопросах, которые ждали своего разрешения, это были проблемы Сабрины Лонгворт, а не Стефании Андерсен.
Сидя на белом кожаном диване в гостиной Голднеров, Сабрина показывала свои фотографии, сделанные в Китае, и рассказывала о поездке. Она очень старалась вести себя непринужденно с Голднерами и Мартином и Линдой Талвия — они были друзьями Стефании и Гарта уже на протяжении двенадцати лет. Они пригласили ее к себе, всячески выражали свою любовь и привязанность, от души поздравляли ее с днем рождения. Сабрина подарила Долорес и Линде шелковые шарфики, которые Стефания купила им в Шанхае, и теперь наблюдала за собой и за другими, как будто это было театральное представление.
Сейчас она была одновременно и Стефанией и Сабриной. Первая сидела со своим мужем и друзьями в обставленной по последнему крику моды гостиной Голднеров; другая как бы находилась на расстоянии, критически наблюдала за тем, что делала первая женщина.
— Замечательные фотографии, — сказал Мартин Талвия, наклонившись вперед и тем самым, напоминая Сабрине тот далекий пикник, когда он был высоким и худощавым молодым человеком. — Ты фотографировала сама?
— Нет, просила кого-нибудь, — пробормотала она себе под нос, просматривая фотографии.
— А кого? — спросила Линда.
— Кто не отказывался, — быстро ответила Сабрина, и вдруг вся похолодела. Она наткнулась на три фотографии, сделанные Николсом Блакфордом в Гонконге, на которых были она и Стефания в похожих шелковых платьях. Одинаковые лица, одинаковые фигуры. Если Гарт узнает, что они были вместе, как долго будет оставаться нераскрытым их обман? Сколько времени пройдет, прежде чем Гарт, вспомнив ее многочисленные ошибки, придет к очевидному выводу?
— Что еще? — весело спросила Линда и протянула руку за фотографиями, которые Сабрина держала в руках. Но та быстро спрятала их. — Эй! — Линда рассмеялась. — Что я такого сделала? Сабрина покраснела от смущения.
— Извините. Эти… эти фотографии плохие. Мне стыдно их показывать.
— Ты принимаешь все близко к сердцу, Стефания, — сказала Долорес. — Мы сможем простить тебе одну или две неудачных фотографии…
— Но их три. — Сабрина старалась говорить веселее, Линда, извини. Я покажу вам их как-нибудь в другой раз. Но она могла видеть одну из них. Сабрина вся дрожала. Ей нужно соображать быстрее, быть готовой ко всяким неожиданностям, никогда не позволять себе расслабляться, слишком много вокруг ловушек.
— Пойдемте ужинать, — пригласила Долорес и повела всех в столовую, украшенную цветами из ее собственного сада. Сабрина остановилась в дверях, очарованная красотой. В комнате были букеты всех размеров: от миниатюрных веток рябины с ярко-оранжевыми ягодами до огромных букетов, стоящих в корзинах на полу и на шкафах, в которых удивительно сочетались хризантемы, листья деревьев, уже тронутые желтизной осени, и яркий львиный зев. Оливия Шассон всегда гордилась своим аранжировщиком цветов, но она сразу уволила бы его, увидев, что умеет делать Долорес. Сабрина повернулась к Долорес.
— Самые великолепные… — начала она.
— Она получила первый приз, — прервал ее Нат Голднер, — когда тебя не было. Она слишком скромная, чтобы сказать об этом.
Сабрина прошептала почти неслышно «спасибо» и закончила свое предложение:
— Они самые великолепные, какие ты когда-либо делала. Какой приз ты выиграла?
— Первый приз в Мидвест Раш соревновании, — сказала Долорес, ставя на стол курицу с рисом. — Мне кажется, я говорила тебе, что вступила туда.
— Замечательное занятие, — согласился Мартин Талвия. Он повернулся к своей жене, которая сидела рядом. — И ты могла бы делать что-нибудь подобное. Когда ты стараешься, то можешь быть творческой личностью.
— А когда я не стараюсь?
— Дом разваливается на кусочки, — заметил он дружелюбно.
— Нет ничего творческого в уборке дома. И очень надоедает.
— Так же, как и замужняя жизнь? Она лишь пожала плечами в ответ.
— Еще вина? — спросил Нат.
— Спасибо, — ответила Сабрина. Она чувствовала себя очень неуютно.
Нат обошел гостей и долил им вина.
— Я когда-нибудь говорил вам, что…
— Так как же я надоедаю тебе? — продолжал настойчиво спрашивать Мартин.
Линда опять пожала плечами:
— Как веселы люди, которые пишут книги о корпорациях?!
— Откуда ты знаешь? Ты никогда не слушаешь, когда я говорю о них.
— А мне не интересны корпорации.
— Но если бы ты послушала… Например, сегодня я изучал результаты социологического опроса о супружеской верности среди жен администраторов. Думаю, тебя это должно заинтересовать. Или это не по твоей части?
— Какие отвратительные намеки… Почему бы тебе просто не обвинить меня, вместо того чтобы прятаться за своими книгами?
— Тебе очень хочется? Хочется, чтобы я все сказал?
— Эй, — прервал их Нат, — вы ставите нас в неудобное положение. Особенно Стефанию, которая за две недели наверняка забыла, как вы «ладите» друг с другом. Я меняю предмет разговора. Не на ортопедию, поскольку среди вас этим интересуюсь только я. Она мое хобби. Что бы выбрать? Мой последний поход в леса южного Висконсина или новый венецианский кубок в моей коллекции?
— Кубок, — быстро произнесла Сабрина, благодаря его за то, что он прервал почти разгоревшуюся ссору. Правда, она заметила, что все восприняли эту словесную перепалку как нечто само собой разумеющееся и неизбежное.
— Хороший вкус, — сказал Нат. — Я говорю о прелестном ожерелье. Никогда не видел его раньше. Откуда оно у тебя?
Сабрина прищурилась:
— Я не знаю…
— Швеция, — тихо подсказал Гарт.
«О! Это подарок Гарта, который по каким-то причинам Стефания никогда не надевала. Поэтому сейчас Гарту очень приятно. Интересно, думает ли он, что я надела ожерелье для него?»
— Где ты купил его, Гарт? — спросил Нат.
— В Стокгольме, когда был там, на конференции по генетике два года назад.
Сабрина задумалась. Почему Стефания два года не носила подарок мужа? Все смотрели на Сабрину, ожидая объяснений.
— Я не подозревала, что ожерелье так прекрасно, — сказала она, — но сегодня утром оно выглядело как застывшие кусочки осеннего солнца, которые так красиво переливались на свету. Я почувствовала себя такой счастливой…
И решила надеть его…В глазах Гарта была невыразимая теплота и благодарность, когда он смотрел на нее. Сабрина отвернулась. Долорес и Линда стали убирать со стола, Сабрина отодвинула стул и уже хотела встать, но Долорес сказала:
— Нет, не надо. Сегодня твой день рождения.
Все вместе они пропели «С днем рождения» и подарили Сабрине овощерезку.
— Пользуйся ею очень осторожно, — посоветовала Линда, — или все превратится в кашу. Видела бы ты, что у меня произошло с луком, когда я в первый раз включила такую машину.
— Намерение было очень простое — нарезать лук, — объяснил Мартин. — Через две секунды все было готово. Еще одна — и лук стал напоминать кучку мизерных кубиков. Не успели мы и глазом моргнуть, как эти кусочки превратились в ужасное луковое пюре. Острый запах распространился по всему дому. Мы потом целую неделю ходили с полными слез глазами.
Он и Линда рассмеялись вместе со всеми, было ясно, что их ссора улеглась. Сабрина разрезала торт, Долорес разлила всем кофе, и разговор переключился на борьбу, развернувшуюся среди жителей близлежащих районов за установку возле школы светофора.
Сабрина обвела взглядом всех присутствующих. Тихий вечер с простой едой; друзья не только делятся своими новостями, но и переживают и пытаются помочь в разрешении семейной ссоры. Ничего необычного. Ни у кого — ни у мужа, ни у четырех ближайших друзей — не возникает никаких подозрений в том, что перед ними не Стефания Андерсен. Как такое могло произойти? Она говорила нелепые вещи, сделала много оплошностей, не могла ответить на некоторые вопросы. Но почему никто не заметил неладного?
Потому что люди видят то, что они хотят видеть. Ни у кого нет причин думать, что я не Стефания. Что бы я ни сделала, они найдут этому объяснение или просто не обратят внимания на мои странные поступки. Иначе непонятно или бессмысленно. Когда люди уверены в том, что это, правда, они будут делать все, чтобы это действительно казалось правдой.
— Ты мало говорила за столом, — заметил Гарт, когда они возвращались домой, — что-то беспокоило тебя?
— О нет. Мне просто было хорошо. Замечательный вечер.
Он внимательно посмотрел на нее, но больше не произнес ни слова. У входной двери он взял ее за руку:
— Я хотел сказать тебе… Она вздрогнула, и он немедленно отпустил ее руку, но Сабрина успела почувствовать силу его желания, заключенную в еще не произнесенных словах.
— Извини, — сказала она, — я никак не освоюсь. Через несколько дней…
Он дотронулся до ее ожерелья:
— Для меня имело большое значение, что ты надела это ожерелье сегодня вечером. Стефания, я хочу понять тебя, понять, что ты пытаешься что-то изменить в нашей жизни. Если ты не хочешь говорить сейчас, я могу подождать до тех пор, пока ты сможешь. Не хочу торопить. Я не буду спать в нашей кровати только, сколько тебе нужно. Но нам все равно когда-нибудь придется поговорить о наших отношениях и о дальнейшей жизни. Слишком много вопросов и нерешенных проблем накопилось за это время… Что случилось? Почему ты плачешь?
— Я не плачу. — Но в ее глазах стояли слезы. — Извини, — сказала опять Сабрина, — пожалуйста, дай мне еще несколько дней…
Он поцеловал ее в лоб:
— Я постою здесь немного, подышу свежим воздухом. А ты иди ложись спать. Я запру дверь. Она кивнула.
— Спокойной ночи, Гарт. — Она слегка коснулась его руки. — Спасибо за прекрасный день рождения.
Следующим утром, в четверг, Сабрина поднялась на третий этаж. Там было три комнаты с куполообразными потолками. В одной была кладовая, в другой, просто обставленной, с двумя кроватями и туалетным столиком, могли оставаться на ночь знакомые или жить служанка. Но третья комната привлекла ее внимание, и Сабрина задержалась там.
Это было мрачноватое помещение, почти пустое, за исключением стола, стула, стоявших рядом, и нескольких картонных коробок, покрытых слоем пыли. Сабрина села за стол и открыла верхний ящик. Там лежали аккуратные стопки бумаг, каждая из которых была помечена названием округа Северного Побережья; дальше следовали детальные записи всех торговых сделок Стефании по делам о продаже поместий, которые она вела на протяжении двух последних лет. В них содержалась перечисленная по пунктам опись внутренней обстановки домов ее клиентов. Все, начиная от ножей и кончая кроватями. Возле каждого указанного предмета интерьера стояла его первоначальная цена, затем цена, которую дали на аукционе, и комиссионные, получаемые Стефанией.