Майкл Джудит. Обманы

   От внезапного приступа ностальгии на ее глаза навернулись слезы.
   Вивьен испуганно взглянула на нее:
   — Стефания? Что с тобой?
   — Ничего, — ответила Сабрина, тут же смахнув слезу. Она остановилась перед великолепным старинным диваном, обитым пурпурным бархатом. — Так… Промелькнула одна мысль.
   — Я могу чем-нибудь помочь?
   — Нет… Просто я неожиданно вспомнила о своем неудавшемся бизнесе по продаже недвижимости. Тогда я имела дело с произведениями искусства, антиквариатом, коллекциями… Не получилось. Мне пришлось пойти на другую работу. Но сейчас я почувствовала, как мне всего этого не хватает. На меня нахлынули воспоминания… Запахи моего магазина…
   — У тебя был магазин?
   — О нет. Просто я всегда хотела его иметь.
   Мэйдлин Кейн следовала за ними на некотором расстоянии. Она внимательно наблюдала за Сабриной и видела в ней нечто, чего до сих пор никто не замечал. Она чувствовала отстраненность этой женщины от эванстонской жизни, хотя и не могла этого объяснить. Просто она держалась как-то по-другому. Не так, как ее подруга. Это было видно и по походке, и по осанке, и по тому, как она держала го лову. И по тому, каким профессиональным взглядом она окидывала ее лавку. Уверенным. Знающим. Мэйдлин возгорелась искренним интересом к ней.
   — Может, вы смогли бы помочь мне, — сказала она, подходя к Сабрине. — У меня есть некоторые сомнения относительно происхождения этого стола Дункана Файфа, вы можете что-нибудь сказать? Мне кажется, что это восемьсот пятидесятый год и…
   — Это не Файф, — резковато прервала ее Сабрина, проведя рукой по гладкой поверхности стола и склонившись, чтобы осмотреть его ножки. — Это Бельтер. Очень ранний. Примерно сороковые годы девятнадцатого века. Файф никогда так не обращался с розовым деревом. Посмотрите на зубцы на ножках. Мэйдлин пришлось тоже опуститься на корточки.
   — Да, — после некоторого раздумья проговорила она. — Вы, пожалуй, правы. Она выпрямилась. — Стефания, почему вы не возвращаетесь в свой прежний бизнес? Сабрина смерила ее холодным взглядом.
   — Я донимаю. Вы хотите сказать, что это не мое дело, — тут же сообразила Мэйдлин, но продолжала: — Дело в том, что мне нужен помощник. Есть работа с инвентарем и в магазине. Но главным образом речь идет как раз о продаже недвижимости. Я привыкла к этому, но работа мне не нравится, скажу прямо. Я предпочитаю бесцельно слоняться здесь. Но на продаже недвижимости можно хорошо заработать. И это самый легкий и простой путь пополнить мой инвентарный список. Словом, я предлагаю вам работу. Если вам нужно бывать дома с детьми, то не беспокойтесь: у вас будет такая возможность. Ну, что? Это можно считать только моим делом? Или уже нашим?
   «О, какая вы умница, какая умница! Конечно, это именно то, что нужно и хотелось бы Стефании! Вы только что дали работу моей сестре!»
   — Это можно считать нашим делом, — с улыбкой согласилась Сабрина. — Когда вы бы хотели, чтобы я начала?
   — Вчера.
   — Значит, я буду здесь в понедельник к десяти часам.
   — Десять часов, моя милая, это время покупателей. Так что будет лучше, если вы придете к девяти.
   — Отлично. — «Я и забыла, что это значит — работать на кого-то». — Мне нужно будет уволиться с прежней работы. Буду так близко к девяти, как только смогу.
   — Великолепно. А зарплата вас, похоже, совсем не интересует?
   — Прошу прощения?..
   — Вы не спросили меня об оплате. Сабрина рассмеялась:
   — Да, когда у меня был свой бизнес, я была более осмотрительной и практичной. Впрочем, я считаю, что этот вопрос может подождать до понедельника, когда мы с вами договоримся о длительности моего рабочего дня и о том, что именно мне придется у вас делать.
   Мэйдлин явно выглядела сбитой с толку, и Сабрина поняла, что ей следовало вести себя более осторожно. Она забыла о том, что уже не является леди Лонгворт, что окружающие воспринимают ее как домохозяйку, которая должна работать и тем самым помогать мужу сводить концы с концами.
   — Хорошо, если это вас устраивает… — все еще не придя до конца в себя, проговорила Мэйдлин. Потом она улыбнулась и сказала: — Ну так до понедельника. Когда они возвращались к «Маршалл Фил», Вивьен сказала:
   — А я и не знала, что ты такой эксперт в вопросах антиквариата. И Гарт не говорил.
   — Мы с ним мало обсуждаем дела, друг друга, — ответила Сабрина.
   Она была довольна и готова была скакать по улице, как маленькая девочка. Она только что нашла прекрасную работу для Стефании и для себя на то время, которое еще будет здесь. Но ностальгия не угасла в ее душе. Она всем сердцем была с «Амбассадором». «Позвоню Нату, — подумала она, — и попытаюсь ускорить повторный рентген. Если бы он снял с меня гипс к приезду Гарта! И я бы тут же уехала». Она вспомнила, как проснулась и обнаружила, что он всю ночь держал ее руку в своей.
   «Да, необходимо срочно уезжать. От греха…»
   — Мамочка, посмотри, что я купила! — вскричала Пенни. — И знаешь… Сначала продавщица даже внимания на нас не хотела обращать. А когда мы ей показали кредитные карточки, она стала такой милой! И называла нас «мисс»!
   Девочки так и сияли от счастья, глядя то на Сабрину, то на Вивьен.
   — Это просто фантастично, что ты для них придумала! — воскликнула обрадованная Вивьен. — И как я сама не догадалась! Но мне казалось, что в одиннадцать лет еще рано…
   «А вот я догадалась. Но не потому, что я такая умная, а потому, что не являюсь, Пенни матерью», — подумала Сабрина.
   Но когда Пенни бросилась ей на шею и принялась целовать, у нее защемило сердце. Она вспомнила, как горячо благодарил ее за ботинки Клифф. Она доставила им радость. Они любят ее.
   Всю дорогу домой Пенни держала Сабрину за руку. И та непроизвольно вздрогнула, когда ее вдруг холодом обдала мысль: «Ты уедешь и оставишь этих очаровательных детей?» Пенни расшвыривала попадавшие под ноги бурые и порыжевшие опавшие листья и ни на секунду не умолкала, рассказывая о кукольных костюмах, которыми она была занята.
   — Через несколько дней я устрою дома показ мод! — пообещала она. — И тогда мне останется сделать только четыре последних костюма. Ты мне поможешь?
   — Конечно, дочка.
   «Нет, я не буду сейчас звонить Нату, — подумала Сабрина. — Зачем так торопиться. Это может вызвать у него подозрения…»
   Пенни и Клифф уже укладывались спать, когда из Беркли позвонил Гарт. Сабрина вот уже целый час сидела с ниткой и иголкой, держа на коленях порванную, на тренировке куртку Клиффа и вполголоса ругая свою гипсовую повязку. Трудно заниматься шитьем, когда ты этому никогда не училась и когда у тебя к тому же действует лишь одна рука. Она сказала, что не будет подходить к телефону. Поэтому, как только раздался звонок, дети вскочили с постелей, и каждый бросился к ближайшему телефонному аппарату: Клифф — на кухню, Пенни — в спальню родителей. Сидя на кресле в гостиной, Сабрина хорошо слышала веселые восклицания детей и удивлялась этому. Они радуются голосу отца, как будто он уехал не два дня назад, а пропадал, по меньшей мере, месяц! Смех Пенни прокатился по всему дому, после чего Клифф позвал ее:
   — Мам! Папа хочет с тобой поговорить.
   Она прошла на кухню, отложив шитье в сторону, взад трубку и тут же услышала голос Гарта. Слышимость была изумительная, и казалось, что он находится рядом с ней. У него был теплый и низкий голос. Знакомый… У Сабрины учащенно заколотилось сердце. Только сейчас она поняла, как успела по нему соскучиться.
   — Здесь просто чудо какое-то, — говорил он. — Жаль тебя нет. Солнце. Тонкий туман. Красота! Небо от воды золотисто-зеленое. А сама вода постоянно меняет оттенки от серого до серебристо-голубого. Ты такого еще никогда не видела.
   — И как это ты все сумел разглядеть из окна аудитории?
   — Лекции начинаются только завтра. Пока что я только и делаю, что встречаюсь с другими участниками семинаров и составляю рабочий график на неделю. Насколько я понял, ты устроила Пенни и Клиффу незабываемый день?
   — Вчера-то? Да, мы хорошо провели время.
   — И ты потащила Пенни с Барбарой за штанами «Би»?
   — Какие штаны?! — засмеялась она. — Джинсы. — Да, ей определенно не хватало Гарта. Они сумели стать друзьями, несмотря на многие неясности в их отношениях. Она с радостью думала о предстоящей свободной неделе, о том, что она наконец-то сможет стать полновластной хозяйкой семьи. Впрочем, какая же это семья без мужа?.. — Теперь я понимаю, почему так дико расхохоталась Пенни. Ты и при ней говорил про штаны?
   — А как же! Ей понравилось. А куда ты ходила, пока они покупали себе эти самые штаны?
   — В новый антикварный магазинчик на Шерман-авеню. А владелица там — очень симпатичная и остроумная леди, которая, похоже, решила устроить мне нешуточный экзамен на определение особенностей работы Дункана Файфа.
   — Ну и как ты? Не ударила в грязь лицом?
   — Разумеется, нет. Потом она мне предложила работу у себя, и я согласилась. Начинаю завтра с утра.
   — Ты что, уходишь из университета?
   — Это первое, что сделаю завтра.
   — Что ж… Тем лучше.
   — Что-то не так? Ты думаешь, мне не следует уходить с нынешней работы?
   — Еще как следует! Ты разве забыла, что я неоднократно предлагал тебе выбрать работу, которая была бы тебе больше по вкусу? К тому же ты любишь напомнить мне, что существенно помогаешь оплачивать закладные. Так что я не имею права диктовать тебе, где именно работать.
   — Гарт, что с тобой?
   Она почувствовала, как внутри нее поднимается тревога, Как так вышло, что он разозлился? Она попыталась найти ответ на этот вопрос, но осеклась: речь шла о работе для Стефании. Чего это она взволновалась? Ей-то, какое дело по того, разозлился Гарт или нет?..
   «Самое прямое! Потому что когда Гарт злится, это значит, что он испытывает душевную боль. А ты не хочешь, чтобы он ее испытывал».
   — Гарт, ты слушаешь?..
   — Да. Прости, я сорвался…
   — Нет, это ты меня прости. Мне следовало сначала посоветоваться с тобой. Но предложение поступило так неожиданно, и я сразу обрадовалась, что… Представляешь, я даже забыла спросить, какая будет оплата?! Ничего, завтра все выясню. И только потом решу с моей нынешней работой.
   — Нет, лучше уходи из университета. Если в антикварном магазине тебя что-то не устроит, найдешь еще что-нибудь. Зачем насильно держать себя там, где тебе не нравится? «Мы стали друг перед другом приседать в реверансах», — с грустной улыбкой поняла Сабрина. Гарт что-то говорил, когда она задумалась.
   — Что? — переспросила она.
   — Я спрашиваю, как прошел ужин у Линды?
   — А… Печально.
   — Печально?
   — Нет, я не сам ужин имею в виду. Тут-то как раз все было здорово. Просто Линда попросила меня прийти к ней пораньше и… поговорить. Она была так расстроена.Мартин когда-нибудь заговаривал с тобой о том, что у него были другие женщины?
   После продолжительной паузы Гарт ответил:
   — Даже если у нас и состоялся бы подобный разговор, то ты, надеюсь, понимаешь, что это дело сугубо личное.
   «Да ладно тебе! Все тайное всегда — рано или поздно — становится явным. Если разговоры были, то предание их широкой огласке — это лишь вопрос времени».
   — Ну, хорошо, — сказала она. — Но ты можешь мне хотя бы сказать другую вещь? Мартин подозревает, что у Линды есть какие-то свои дела на этом фронте?
   — Не то, что подозревает. Он ей сам об этом не раз говорил, насколько мне известно.
   — Он хочет подозревать. Разумеется, никаких любовников у нее не было и нет, но она хочет, чтобы он… ну, приревновал ее хоть раз, что ли… Она нуждается в его любви ласке, заботе. Ведь Линда не уродка, и у нее много соблазнов. Пока что она от них удерживается. Но хочет, чтобы и он помог ей в этом. Но до сих пор, к сожалению, ничего не получается. Я не знаю другой такой пары, которая говорит между собой об одном, а думает совсем о другом!
   — Не знаешь? «Черт тебя возьми!»
   Она прикрыла в раздражении глаза, но сумела взять себя в руки. Ему не удастся повернуть разговор к обсуждению их собственных проблем.
   — Гарт, до тебя не доходили слухи о профессорах, которые якобы спускают на тормозах экзамены у тех студентов, с которыми спят? На этот раз пауза была дольше первой.
   — Кто тебе такое порассказал? — спросил он, наконец.
   — Линда прослышала об этом в студенческой книжной лавке. Ты знаешь что-нибудь? Слышал?
   — Не слышал ничего из того, чему можно было бы поверить.
   — Значит, все-таки слышал. И будто бы одним из таких профессоров является Мартин…
   — Боже, что за бред! И это тебе Линда сказала?
   — Поэтому она и хотела со мной поговорить. Это правда?
   — Если ты о самом слухе, то боюсь, что, правда. Что же касается персоналий, то я ничего не знаю. Сами по себе обвинения ничего не значат: каждый студент, получивший у профессора оценку на экзамене, может распустить про него неизвестно какую чепуху. Впрочем, в факультетском клубе тоже был какой-то разговор… Довольно серьезный по сравнению со сплетнями, распространяемыми в книжной лавке. Ты об этом еще с кем-нибудь говорила?
   — Я не занимаюсь распространением слухов.
   — Я знаю, извини. А что ты сказала Линде?
   — Успокоиться и подождать, пока я поговорю с тобой.
   — Ты, в самом деле, так ей сказала?
   — Да, а что? Я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому, кроме того, по всем вопросам университета ты у нас являешься наиболее компетентным. Ох уж эти слухи! Совершенно невозможная вещь. Помню, Александра однажды рассказывала мне…
   — Александра?
   — Ну, это… Знакомая по Китаю. Мы были вместе на корабле. Так вот, на третий день она уже говорила, что всем все известно: кто с кем валяется в кровати, а кто подсматривает в замочную скважину. Похоже на университет, не правда ли? Впрочем, в университете стиль и лексика слухов, наверно, более благородны.
   Он засмеялся:.
   — Господи, я соскучился по тебе, моя красавица! Почему бы тебе не навестить меня здесь в конце недели? «О, с удовольствием бы».
   — Я же не могу вот так просто взять и улететь, бросив детей.
   — Мы можем послать их к друзьям.
   — А твоя работа?
   — Ах да, точно… Тогда оставайся. Ну, что там еще делается в Эванстоне?
   Они говорили, как потом подсчитала Сабрина, целый час.
   — Университет оплатит, — сказал Гарт, позвонив на следующий день.
   Она спросила его:
   — Тебя так любят в университете?
   — Не то слово! Впрочем, если бы ты прилетела сюда ко мне, это спасло бы университету сотни долларов!
   Сабрина засмеялась, но промолчала. Она останется дома. Она скучала по нему, но не хотела жертвовать своей свободой. Если бы их с Гартом и впредь разделяли две тысячи миль, это было бы лучше как для нее, так и для него. Не говоря уже о Стефании.
   Каждое утро, просыпаясь, она слышала внизу голоса детей и соседей за окном. Сабрине предстояло прожить еще один день в качестве Стефании Андерсен. А каждый вечер, когда звонил Гарт, она думала: «Да закончится этот день когда-нибудь или нет?»
   По утрам ей приходилось заниматься работой по дому, но выполняла она так мало дел, как только было возможно. Порой ее разбирала дикая злость на Стефанию за то, что она подсунула ей такой тяжкий образ жизни. Хуанита приходила регулярно и здорово помогала, но не могла сделать всего, и Сабрине также нужно было частенько закатывать рукава. Пенни и Клифф являлись хорошими помощниками, но даже с их помощью Сабрина чувствовала себя рабыней, протирая мебель или убирая вещи, лежавшие не на месте.
   После утомительной работы по дому магазин «Коллекция» казался приятным хобби. Она с увлечением помогала Мэйдлин организовывать продажу, писать «историю» каждого предмета, определять его цену и ставить в салоне на видное место. Мэйдлин нравилась Сабрине. И хотя она ненавидела быть подчиненной, работала она прекрасно, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны. Словом, как следует, протоптала дорожку своей сестре.
   Сабрина чувствовала себя на работе как дома, и время, поэтому летело незаметно. Порой она спохватывалась: оказывается, давно уже нужно бежать домой, прибраться там чуть-чуть, заглянуть в холодильник. Все это — до прихода детей, которые появлялись, как правило, в окружении своих друзей.
   Вечером все трое собирались за скромным ужином во внутреннем дворике. Потом Пенни и Клифф шли мыть посуду. Они затевали какую-нибудь интересную игру, которая обычно прерывалась звонком Гарта.
   А еще позже, когда дом успокаивался и замирал, Сабрина забиралась с ногами в кресло, стоявшее в гостиной, и развлекала себя каким-нибудь чтением до тех пор, пока не обнаруживала, что давно уже ничего не видит на странице.
   В четверг они принесли домой продукты и поваренную книгу, и приготовили китайский обед. Пенни добавила туда две дюжины сушеного горького перца, когда никто не видел.
   — Ты бы посмотрел на нас, папа, — рассказывала она Гарту, когда он позвонил. — Мы все плакали, но мама сказала, что все равно было вкусно. — Она протянула трубку Сабрине.
   — Папа хочет поговорить с тобой и сказать, что он тебя любит. Сердце Сабрины сильно застучало.
   — Он так и сказал?
   — Не совсем, но разве он не говорит так, когда звонит? Сабрина улыбнулась и взяла трубку.
   — Как я понял, это был жгучий обед, — произнес Гарт.
   — Мы запомним его надолго.
   — Жаль, что я его пропустил.
   — Мне тоже.
   — Приготовишь такой же в воскресенье, чтобы я тоже попробовал? Перец и все остальное?
   — Если у тебя хватит мужества, и мы не струсим, то приготовим его специально для тебя.
   — Жду с нетерпением. Кстати, Пенни была права.
   — Насчет чего?
   — Я хочу сказать, что люблю тебя.
   Сабрина снова почувствовала, как ее сердце застучало. Ей не хватало воздуха. «Но это просто потому, что я устала, — подумала она, — день был такой длинный. Я успокоюсь, как только смогу побыть одна».
   — Мой самолет прилетает в два пополудни в воскресенье. Сможешь меня встретить?
   — Да, конечно.
   — Что вы делаете завтра вечером? Опять китайская кухня?
   — Долорес и Нат пригласили нас на обед.
   — Передай им привет.
   — Передам.
   В пятницу вечером после обеда, когда Пенни и Клифф поднялись наверх с детьми Голднеров, Сабрина пересказала Долорес и Нату, что говорил Гарт о своих лекциях и о людях, с которыми он встречался.
   — Гарт не говорил прямо, но мне кажется, что он звезда в этом шоу.
   Она перехватила быстрый взгляд, которым они обменялись.
   — Что-то не так?
   — Ничего, — быстро ответил Нат.
   — Нет, Стефания имеет право знать, — сказала Долорес. — Мы просто подумали, что обычно, когда Гарт добивается какого-либо успеха, ты напоминаешь о той работе, которую ему предложили в Стэмфорде. А на этот раз нет.
   — Вот оно что. — «Я все время забываю, как много значит для Стефании эта работа. Нужно спросить о ней у Гарта перед тем, как я уеду. Я же обещала Стефании». Нат закурил трубку.
   — У вас еще бывают головные боли, Стефания?
   — Нет, — ответила она, вздрогнув от неожиданности. А затем ее осенило. — Ну, вообще-то бывают. Я не хотела об этом говорить.
   — Почему?
   Она пожала плечами:
   — Я знаю, что скоро мне предстоит делать у вас рентген, и если до того времени головные боли все еще будут сильными…
   — А они сильные?
   — Иногда.
   — Когда?
   — О, в основном по вечерам. Возможно, потому что я устаю.
   — Где болит? Покажите мне это место на голове.
   Она положила руку на то место, где болела голова после сотрясения мозга. «Извини, Гарт, — мысленно произнесла она. — Хотела бы я придумать что-нибудь более оригинальное, чтобы не спать с тобой. Но это самая легкая ложь, которую я придумала. Всего на несколько дней, пока вернется Стефания. Потом боли прекратятся».
   — Должны бы уже прекратиться, — проговорил Нат. — Думаю, вам следует провериться у своего терапевта. И мы должны вскоре посмотреть руку. Когда вы ее сломали?
   — Двадцать второго сентября.
   — Мне бы хотелось подождать еще дней десять. Позвоните в кабинет и запишитесь на прием через неделю, начиная с понедельника. Если рентгеновские снимки будут хорошими, мы снимем гипс.
   — Договорились. — Теперь она знала, что позвонит Стефании завтра утром. Десять дней. Достаточный срок, чтобы разобраться с Гартом.
   Но он приезжает домой в воскресенье. Как чудесно будет снова увидеть его. Затем она сосредоточилась на том, что говорила Долорес, и приказала себе забыть, что такая мысль вообще приходила ей в голову.
   Только в пятницу Гарт разобрался с делами в университете и получил возможность заняться почтой, скопившейся за время его отсутствия. Он нервничал и был сыт о горло досадными неурядицами в управлении факультетом, которые задерживали его за рабочим столом. Он тянулся домой из Беркли подобно школьнику, спешащему к своей первой возлюбленной, вспоминая теплоту голоса и смех Стефании во время их телефонных разговор, вспоминая, как они занимались любовью в ночь перед его отъездом. Он вернулся, предвкушая удовольствие проводить долгие часы со своей семьей, но, привязанный к своему кабинету, лаборатории и классным комнатам, почти не видел их.
   И жена, кажется, поощряла его отсутствие. Он обнаружил с отчаянием, что ее теплота ослабела, а осторожность осталась прежней.
   Сначала все было не так. В воскресенье в аэропорту она встретила его такой радостной улыбкой, что он замедлил шаг, направляясь к ней и пораженный ее красотой.
   — Боже мой, — вздохнул мужчина, идущий сзади, — хотел бы я быть парнем, которого она встречает! С поющим сердцем Гарт шагал к ней, но, когда он приблизился, ее улыбка погасла, глаза затуманились, будто она не меньше его удивлена своей неприкрытой радостью.
   — Добро пожаловать домой, — сказала она сдержанно. Он поцеловал ее в прохладные и мягкие губы, уголки которых слегка дрожали. А затем она незаметно отодвинулась, и он снова увидел ее счастливой только за обедом, когда распаковывал подарки. Для Пенни и Клиффа он привез сборные модели вагончиков, которые шахтеры использовали во времена калифорнийской золотой лихорадки. А для жены, из магазина на площади Гирарделли, замшевый жакет, мягкий как масло, простой, но богатый, глубокого зеленого цвета, со старинными золотыми пуговицами. С сияющими глазами она надела его и закружилась, изображая манекенщицу.
   — Для меня, — прошептала она как бы про себя. Он был, тронут и опечален ее изумлением.
   — Только для тебя. Она прижалась щекой к его щеке.
   — Спасибо. Великолепно.
   — Я подумал, что размер как раз такой, как надо, — сказал он с легким оттенком иронии. — Не думаю, что у тебя есть что-либо подобное, но мне кажется, он подходит к слегка изменившемуся в последнее время стилю твоей одежды.
   — Я одеваюсь по-другому?
   — Мне так кажется. Разве нет?
   — Как?
   — Ярче. Комбинации цветов другие. Или, возможно более небрежные.
   Сабрина рассмеялась, и он покачал головой.
   — Ты всегда упрекала меня, что я не замечаю, как ты выглядишь. Ты была права, прости меня. Тем не менее, я все-таки заметил разницу. И мне нравится твой новый облик, как бы он ни создавался.
   Счастливый семейный вечер. А потом Сабрина рассказала ему о своих головных болях, о советах Ната. И постепенно она отодвинулась от него на то дружеское расстояние, которое сохраняла со времени своего возвращения из Китая. Она даже, казалось, нервничала больше.
   Гарт упрямо просматривал почту на своем столе. Сверху лежало полученное два дня назад приглашение от президента лаборатории Фостера посетить Стэмфорд двадцать третьего октября. В следующий вторник. Это невозможно. Он не может снова, через такое короткое время, отменить занятия. Но Стэмфорд и Фостер были мечтой Стефании. И он знал, что у них есть сложное оборудование для более совершенных исследований, чем те, которые он может проводить здесь. Гарт мог бы попросить Вивьен заменить его на занятиях. Не раздумывая больше, он набросал записку с благодарностью и положил ее в почту для отправки. Может быть, это доставит ей удовольствие.
   Правда заключалась в том, что его так измучило меняющееся настроение жены, что он начал думать, что будет лучше пойти на открытое столкновение, рискуя все разрушить, чем вечно ходить вокруг нее на цыпочках. Жизнь ученого-исследователя научила его терпению и терпимости к неожиданностям, но также научила ожидать результатов от имеющихся у него данных и фактов или искать новые в другом направлении. Или они женаты и вместе находят выход из создавшегося положения, или они чужие друг другу; если они не муж и жена, им придется искать новое направление, потому что их жизнь — это ложь.
   Телефон на его столе зазвонил, и когда он снял трубку, секретарь вице-президента спросил его, не мог бы он зайти в контору на несколько минут. Это был приказ, а не просьба, и снова Гарт не попадал домой пораньше.
   Лойд Страус был всего на несколько лет старше Гарта, партнер по теннису и давний друг. Маленький и компактный, смуглый комок энергии, всегда в движении, он в совершенстве изучил все повороты и подводные камни университетской политики и вышел прямой дорогой на пост вице-президента. Все знали, что большинство членов совета попечителей были готовы избрать его президентом, после того как нынешний уйдет на пенсию, и немногие осмеливались оспаривать его решения.
   — Ну, правление все проверило, — говорил он, шагая по кабинету, в то время как Гарт присел на край его письменного стола.
   — Посмотрели твой список отвергнутых женщин — прошу прощения за такой неудачный подбор слов, — твой список женщин-соискательниц, получивших отказ. Рассмотрели отношение Вебстера к женщинам-преподавателям и вообще ко всем женщинам, побеседовали с другими научными сотрудниками и с членами комитета по соискателям. Несомненно, ты прав, он нарушал все правила насчет равных возможностей, которые только существуют. Конечно, они были приняты совсем недавно, поэтому он всю свою жизнь был негодяем, нетерпимым к женщинам, но негодяем, не нарушавшим законов.