Страница:
— Ты читаешь «Вог»? — рассмеялась Тара. — Вот уж не поверила бы.
— Знаешь, Тара, ты никогда так не выглядела.
— Разве я не говорила, что тебе следовало бы запросить с меня больше.
— Да нет — не в физическом смысле. В тебе… появилось что-то новое. Уверенность в себе, покой. Нервозность пропала. А это уж твое собственное достижение.
— Не говори так, Дэн. Ты и твои упражнения тут не последнюю роль сыграли.
Тара чувствовала себя великолепно. Дэн явно не собирался нажимать на нее, напротив, в его присутствии она чувствовала спокойствие и умиротворенность. Она вспомнила, каким неназойливым он всегда был на Орфее, не назойливым и не занудливым, просто всегда заботился о ней. В его присутствии, когда он начинал свои упражнения, напряжение у нее всегда спадало.
— Ты счастлива? — спросил он, немного помолчав. Она тоже помолчала, обдумывая ответ с той предельной искренностью, которая так восхищала его в ней.
— Да. Да. Так мне, во всяком случае, кажется. Я люблю свою работу.
— Это видно по фотографиям. Но я говорю не просто о работе, об успехе…
— Понимаю, понимаю. Работа — это немало, и это прекрасно, но еще не все.
Дэн никак не мог придумать форму, в которую можно было бы облечь свой следующий вопрос.
— У тебя было много мужчин? — прямо спросил он. Ему надо было знать это, хотя он понимал, что права спрашивать у него не было. Тара так и застыла перед холодильником, откуда она как раз доставала бутылку вина. «Может, соврать», — подумала она; ложь — еще одно искусство, которым совершенно не владела Стефани Харпер, но которое прекрасно освоила Тара Уэллс. Но, посмотрев ему в лицо, отказалась от этой мысли. Какой смысл лгать этому чудесному несчастному человеку, который меньше всего думает о себе и заботится лишь о том, чтобы ей было лучше.
— Вообще не было.
Дэн рассмеялся. Радуется или не верит, подумала Тара.
— Не может… я тебе верю, Тара, но ведь это очень трудно. Я… много о тебе думал.
Тут Тара решила, что настал удобный момент, чтобы надеть кухонные перчатки и проникнуть в глубины духовки, где творилось таинство. Щеки у нее разгорелись, но, разгибаясь, она спросила с холодностью, которая могла свести с ума:
— Ты еще не сказал мне, что привело тебя в Сидней.
— Тут сейчас медицинская конференция. — Тара невольно бросила на него испытующий взгляд. Иного приглашения ему было не надо.
— На самом деле я приехал, чтобы увидеться с тобой, Тара. — Голос его звучал совсем тихо. — Я просто не мог тебе позволить… исчезнуть. Я старался. Видит бог, я очень старался. Но ничего не получалось. Я просто должен был отыскать тебя. А теперь, когда ты стала такой знаменитостью, это оказалось совсем просто.
Он остановился, а затем осторожно прочувствованно спросил:
— Ведь что-то было между нами в Квинсленде?.. Вопрос повис в воздухе. Тара изо всех сил старалась сдержать свои чувства, не желая сделать или сказать что-нибудь такое, что нарушит возникшую атмосферу, такую непрочную и такую горькую. А что если сказать Дэну правду — но как выразить чувства, прежние и новые, не говоря уж о ее тайной цели? Пока она размышляла, раздался пронзительный звук таймера, и это положило конец всем раздумьям.
— Похоже, готово! — весело сказала Тара. Дэн покорно пожал плечами. Момент был упущен.
— Где тут у тебя ванная? — спросил он.
— Через спальню и направо.
Дэн поставил стакан на стол и вышел из кухни. Тара бросилась к плите и нашла разрядку своим переживаниям в повышенной активности: вынула мясо из духовки и принялась перекладывать на блюдо, — чтобы отнести в комнату. Но тут она внезапно остановилась, ее прямо, как громом поразило: фотографии Сары и Денниса. Проходя через спальню, Дэн вряд ли мог не заметить две фотографии, так открыто стоящие прямо у изголовья. На секунду Тара застыла в ужасе. Затем, раздумывая, что бы предпринять, неслышно прошла в спальню. Дверь в ванную была закрыта, и Дэна не было видно. Действуя беззвучно, но очень быстро, она взяла фотографии, тщательно сложила подставки и сунула их в ящик прикроватного столика. Покончив с этим, она метнулась на кухню, занявшись последними приготовлениями к обеду. Там ее Дэн и нашел — она что-то напевала, как женщина, которой ни до чего на свете нет дела. Но теперь, попав в ее спальню, он знал, что есть по крайней мере двое, до кого Таре есть дело. На сердце у него была свинцовая тяжесть, ибо он даже имени их спросить не мог, а ведь это ее дети, самая, наверное, важная часть ее жизни.
С этого момента беседа, по обоюдному согласию, касалась нейтральных предметов.
— Сам положишь? — спросила Тара, усаживаясь за стол.
— Конечно.
— Как тебе нравится моя квартира?
— У тебя тут все есть и потрясающий вид в придачу.
— Да, вид и впрямь изумительный.
— Тебе повезло, что нашла такое место.
— Я всегда любила Сиднейский залив, и мне всегда хотелось жить там, откуда он виден, хоть бы неподалеку, если не на самом берегу.
«Так ты из Сиднея, — подумал Дэн, — может, здесь Сэму Джонсону и следовало с самого начала искать твою исчезнувшую особу». Но лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
— Мне тоже, — откликнулся он. — Хотя мне в последнее время пришлось в основном ограничиваться картинками в книгах и открытками. Так что сейчас я наконец, как говорится, вижу старую знакомую во плоти.
— Так ты родился в Сиднее?
— Конечно. И прожил здесь всю жизнь, пока не открыл клинику на Орфее. Но знаешь, самое забавное состоит в том… — Он рассмеялся.
— В чем? — Она не могла не улыбнуться в ответ.
— Дело в том, признаюсь тебе честно, что я никогда не был в Оперном театре.
— Никогда не был… — Тара изобразила комический ужас. — Но это же ужасно. Ну а говоря всерьез, стоит попытаться сходить, пока ты здесь. Сейчас там прекрасный репертуар — некоторые из моих любимых опер. — Лицо ее приняло мечтательное выражение.
— Ты ведь любишь музыку, верно? — живо спросил Дэн.
— Думаю, случались моменты, когда только музыка помогла мне не сойти с ума.
— У меня идея. Если мне удастся достать билеты, пока я здесь, пойдешь со мной? — он неуверенно посмотрел на нее.
Тара весело улыбнулась в ответ:
— С удовольствием.
— Хорошо. На том, стало быть и порешим. — Дэн потянулся за бокалом:
— За оперу, музыку и за хороший вечер, — заключил он шутливо.
— За все это, — откликнулась Тара. «И за нас», — хотелось ей добавить. Дэн от всей души желал того же. Но никто из них не отваживался произнести этих слов. Так что тост так и не прозвучал, остался как невысказанное желание, едва не осуществленное и все же неосуществимое.
Джоанну всегда охватывал страх, когда Джейсон назначал натурные съемки. Слишком многое зависело от условий, особенно от погоды. «Почему, черт возьми, этот остров называют солнечным уголком», — жаловалась она, когда вместо восьми часов первоклассных ультрафиолетовых лучей, которые полагались по прогнозу, природа подбрасывала столь же привычные тяжелые серые облака, обложившие все небо. А того хуже были частые дожди, которые проливались бог знает откуда, из совершенно ясного неба, не подавая о себе вести в виде тумана и мороси, но просто обрушиваясь бесконечными потоками воды, которая немедленно превращает самое дорогое модное платье в тряпку — манекенщица даже не успевает укрыться где-нибудь. Тем не менее она должна была признать, что натурные съемки всегда добавляли нечто неуловимое, и это нечто — допустим, неожиданный контраст шелка и бетона, вместо элементарных черно-белых тонов мастерской — замечательным образом меняло все впечатление. Или схваченное на лету выражение лица прохожего — любопытство, раздражение, просто равнодушие. Иногда Джейсон специально пускал в ход свое удивительное обаяние, чтобы вовлечь прохожих в съемку. Джоанна не могла забыть случая, когда он заставил мусорщиков присоединиться к съемке дамского белья. Бронзовые тела манекенщиц были совершенно обнажены — бюстгальтеры и колготки были развешаны на веревке. Прогоняя воспоминания, Джоанна подумала: право, все они должны были быть педиками, чтобы спокойно наблюдать такое.
Вот и сегодня она сама готовилась и девушек своих готовила к трудным, увлекательным съемкам, которые Джейсон на сей раз назначил в красивом предместье, в Паддингтоне, на улице, сплошь застроенной изящными особняками. «Сидней, — подумала она с любовью, — это и впрямь картинка-загадка». Она одобрительно поглядывала на симпатичные старые домики, каждый из которых отличался своей, особенной конструкцией. Старый добрый Паддо совсем рядом с центром, а с другой стороны пляж в десяти минутах ходьбы. Проезжая, она поймала себя на том, что ищет вывески : «Продается».
Место съемок издали бросалось в глаза. Джоанна сразу заметила декорации, которые так любил Джейсон, особенно центр всей композиции — допотопный «бугатти» с откидным верхом, возле которого хлопотал его помощник, пока он делал пробные снимки полароидом. А более всего обращал на себя внимание сам маэстро: взобравшись на верхнюю ступеньку лестницы, которую обычно используют обойщики, и весьма неосторожно подпрыгивая, так, будто он стоит на земле, Джейсон энергично давал разнообразные указания.
— Доброе утро, мамочка! Чудесное местечко, верно? Ты себя вполне уютно будешь чувствовать здесь среди этих древних руин, а?
— Заткнись, Джейсон, — дружелюбно откликнулась Джоанна, и, обменявшись обычными шпильками, они приступили к работе.
К тому времени, когда около одиннадцати появилась Тара, Джоанна уже уехала, а девочки, по любимому выражению Джейсона, «исходили соком». Он закончил групповую, или массовую, как он ее называл, съемку и ждал Тару, подпрыгивая от нетерпения. Она быстро облачилась в первое платье и, не теряя времени, чтобы не раздражать маэстро еще больше, устремилась к машине, где ее уже ожидали двое партнеров. Но он все равно уже явно был близок к точке кипения, располагая троицу в позах, которые казались ему самыми эффектными и обольстительными.
— Эй ты, блондинчик, откинься-ка на спинку, а ты, Тара, обопрись о него, обопрись, а не прижимайся, это семейная фотография. Джонни — вперед, одна рука на руле, другая сзади, ты оборачиваешься на эту парочку, так, хорошо, отлично. Так, теперь ищем нужное настроение, у тебя в руках бокал шампанского, но ты не собираешься пить его, просто показываешь, поэтому придумывай чувство, образ шампанского, думай о чем-нибудь хорошем, замечательном, о том, что не дает тебе покоя, — деньги? Как насчет этого? Ты только что совершил кражу века, по-настоящему обчистил банк и теперь можешь сбросить напряжение, наслаждаясь плодами содеянного…
Как обычно, чепуха, которую молол Джейсон, оказала нужное воздействие — все трое расслабились и принялись хихикать. Джейсон невозмутимо продолжал свое дело.
— Так, хорошо, вот это нам и нужно. Тара, чуть вперед и выпрямись, он не двуспальная кровать, и ты, блондинчик, тоже выпрямись, постарайся придать себе что-нибудь германское, в стиле фон Рипемоффа, или кого там еще. Тара, гляди в объектив, а вы, ребята, смотрите на Тару, отлично, почти готово, еще секундочку.
Удерживая нужную позу с профессионализмом, обретенным в эти несколько коротких месяцев, Тара лениво поглядывала на улицу, которая убегала вниз, теряясь в зеленой листве. Неожиданно, к своему ужасу, она заметила «роллс-ройс» с откидным верхом — он медленно выплыл из-за поворота, но, увидев съемочную площадку, водитель резко увеличил скорость. Через несколько секунд Грег уже припарковался на противоположной стороне улицы; лицо его, полузакрытое большими солнечными очками, было совершенно непроницаемо. Внешне Тара оставалась спокойной, но внутри у нее все переворачивалось. Она не видела Грега с того самого обеда, отчасти потому, что хотела продемонстрировать свою недоступность, но главным образом, оттого, что провести вечер в компании с ним оказалось так мучительно, что она решила оттянуть время новой встречи — новой попытки. Он не мог найти ее дома — не знал адреса, а в телефонной книге ее имени еще не было. Она полностью доверяла девушкам из агентства — они никому не скажут, где она живет. Так оно и было — никто не проговорился. Но она не подумала, что ее можно отыскать на съемках, — ведь сотни людей знают, где происходят главные съемки.
К немалому удивлению партнеров, Тара, находившаяся в центре композиции, неожиданно вышла из кадpa. Она вылезла из машины и подошла к лестнице, на которой восседал Джейсон.
— Джейсон, тебе пора перезарядить аппарат, — сказала она.
— Что-что? Да я еще не сделал ни одного снимка.
— Хорошо, дай мне пять минут, — с этими словами она быстро зашагала прочь.
— В чем дело? Что происходит? — Совершенно растерянный, он оглянулся, и при виде белого «роллса», застывшего в нем водителя и Тары, поспешающей к нему так, будто от этого зависела ее жизнь, лицо его потемнело от гнева.
— Кто-нибудь хочет сыграть в теннис? — горько спросил он. — Рипемофф, ты случайно не знаешь старые фашистские пытки? Будь умницей, сделай вид, будто тебя пытают.
Грег продолжал сидеть в машине и не сделал и малейшей попытки поприветствовать Тару. Он холодно смотрел прямо перед собой. Сегодня была последняя попытка. Ему как никому другому, нравилось преследование, но, когда заяц забивается в нору и всячески отказывается выйти из убежища, даже самый страстный охотник может потерять интерес. Ошибиться он не мог — он точно знал, что за обедом Тара делала ему всяческие авансы. Поначалу ее исчезновение заинтриговало его, потом он почувствовал досаду и наконец злость. Последняя попытка, пообещал он себе, и достаточно Беда заключалась в том, что он терпеть не мог женщин, которые ему не поддавались, хотя презирал тех, кто поддавался.
Тара подбежала к машине чувствуя себя как гладиаторы в древности, которые предпочитали медленной пытке самим бросаться на мечи противников. Совершенно запыхавшись, она села рядом.
— Куда вы пропали, я искал вас все это время.
Тара не ответила, опустив глаза.
— Я повсюду просил передать вам, что ищу вас. А что это за фокусы с исчезновением? Придя в тот дом, я обнаружил, что вы в нем не живете!
— А я и не говорила этого. Я просто попросила выбросить меня где-нибудь — мне хотелось немного прогуляться.
Он заговорил твердо и холодно.
— Если хотите от меня избавиться, так и скажите. Я не полный идиот, как-нибудь пойму.
— Да нет, не в том дело. — «Пора быть полюбезнее, — сказала она себе предупреждающе. Так можно и потерять его». — Просто страшно завертелась. Новые съемки на обложку, телевидение, ну и масса других вещей. Собачья жизнь. Я и впрямь исчезла… но думала о вас.
Откуда-то сзади донесся скрипучий голос Джейсона, который явно решил, что больше двух минут он дать Таре не может.
— Я творец, я созидатель, я из кожи вон лезу, чтобы сделать лучшие в мире снимки, а самая высокооплачиваемая из моих сотрудниц, видите, решила провести свободный день. — Голос его перешел на визг. — Тара, любовь моя, вернись!
Грег посмотрел на него с явным неодобрением.
— Это кто такой?
— Друг. — Инстинкт подсказывал ей, что с этим человеком торопиться не следует, нельзя давать ему слишком много.
— Близкий друг?
— Да нет, не сказала бы. У нас деловые отношения.
— Через две минуты солнце зайдет за облако, — завопил Джейсон.
Тара усмехнулась.
— И еще он мне просто нравится. Настоящий безумец.
Грег смягчился. С этой стороны ничего не грозит. И она явно рада его видеть.
— Выпьем кофе?
В голосе Джейсона звучало подлинное страдание.
— Тара! Тара!
— Меня ждет работа, а так бы я с удовольствием.
— Как насчет субботы или воскресенья?
— Пока я свободна. — Она никак не выказала своих чувств, но внутренний голос подсказывал, что-то должно случиться, и скоро.
— Тогда давайте проведем эти два дня вместе. У меня дома.
У Тары перехватило дыхание.
— У вас… в доме вашей жены? — выдавила она.
— Да, — нетрудно было заметить, что такое определение его покоробило.
— Не знаю… Не думаю…
— О своей репутации вам беспокоиться нечего. У вас будут свои апартаменты, и к тому же вокруг полно слуг, дворецкий, и все такое прочее. Он старый чудак, но, пожалуй, вам понравится.
Она решилась:
— Ладно, прекрасно.
— Чудесно. — Грег не скрывал восторга. — Я заеду за вами в субботу в десять, если вы, конечно, раскроете тайну своего дома.
— Я позвоню, и мы обо всем условимся.
— Смотрите, не передумайте. — Он послал ей обворожительную улыбку. «О боже, Грег, ты все еще самый красивый мужчина на свете. Что я делаю? Справлюсь ли с этим?»
— Я не передумаю, — сказала она.
— Тогда до субботы. — Он послал ей воздушный поцелуй, включил зажигание и тронулся. Тара оглянулась. Позади, на том же месте стояла «бугатти», и партнеры ее в прежних позах сидели внутри. Но Джейсона видно не было — ни на лестнице, нигде еще. Она в панике стала оглядываться по сторонам. Вдалеке ковыляла прочь маленькая жилистая фигурка.
— Джейсон! Эй, Джейсон! Не уходи! — И она, как была в туфлях на высоком каблуке и шикарном платье, припустилась за ним вниз по улице.
Глава четырнадцатая
— Знаешь, Тара, ты никогда так не выглядела.
— Разве я не говорила, что тебе следовало бы запросить с меня больше.
— Да нет — не в физическом смысле. В тебе… появилось что-то новое. Уверенность в себе, покой. Нервозность пропала. А это уж твое собственное достижение.
— Не говори так, Дэн. Ты и твои упражнения тут не последнюю роль сыграли.
Тара чувствовала себя великолепно. Дэн явно не собирался нажимать на нее, напротив, в его присутствии она чувствовала спокойствие и умиротворенность. Она вспомнила, каким неназойливым он всегда был на Орфее, не назойливым и не занудливым, просто всегда заботился о ней. В его присутствии, когда он начинал свои упражнения, напряжение у нее всегда спадало.
— Ты счастлива? — спросил он, немного помолчав. Она тоже помолчала, обдумывая ответ с той предельной искренностью, которая так восхищала его в ней.
— Да. Да. Так мне, во всяком случае, кажется. Я люблю свою работу.
— Это видно по фотографиям. Но я говорю не просто о работе, об успехе…
— Понимаю, понимаю. Работа — это немало, и это прекрасно, но еще не все.
Дэн никак не мог придумать форму, в которую можно было бы облечь свой следующий вопрос.
— У тебя было много мужчин? — прямо спросил он. Ему надо было знать это, хотя он понимал, что права спрашивать у него не было. Тара так и застыла перед холодильником, откуда она как раз доставала бутылку вина. «Может, соврать», — подумала она; ложь — еще одно искусство, которым совершенно не владела Стефани Харпер, но которое прекрасно освоила Тара Уэллс. Но, посмотрев ему в лицо, отказалась от этой мысли. Какой смысл лгать этому чудесному несчастному человеку, который меньше всего думает о себе и заботится лишь о том, чтобы ей было лучше.
— Вообще не было.
Дэн рассмеялся. Радуется или не верит, подумала Тара.
— Не может… я тебе верю, Тара, но ведь это очень трудно. Я… много о тебе думал.
Тут Тара решила, что настал удобный момент, чтобы надеть кухонные перчатки и проникнуть в глубины духовки, где творилось таинство. Щеки у нее разгорелись, но, разгибаясь, она спросила с холодностью, которая могла свести с ума:
— Ты еще не сказал мне, что привело тебя в Сидней.
— Тут сейчас медицинская конференция. — Тара невольно бросила на него испытующий взгляд. Иного приглашения ему было не надо.
— На самом деле я приехал, чтобы увидеться с тобой, Тара. — Голос его звучал совсем тихо. — Я просто не мог тебе позволить… исчезнуть. Я старался. Видит бог, я очень старался. Но ничего не получалось. Я просто должен был отыскать тебя. А теперь, когда ты стала такой знаменитостью, это оказалось совсем просто.
Он остановился, а затем осторожно прочувствованно спросил:
— Ведь что-то было между нами в Квинсленде?.. Вопрос повис в воздухе. Тара изо всех сил старалась сдержать свои чувства, не желая сделать или сказать что-нибудь такое, что нарушит возникшую атмосферу, такую непрочную и такую горькую. А что если сказать Дэну правду — но как выразить чувства, прежние и новые, не говоря уж о ее тайной цели? Пока она размышляла, раздался пронзительный звук таймера, и это положило конец всем раздумьям.
— Похоже, готово! — весело сказала Тара. Дэн покорно пожал плечами. Момент был упущен.
— Где тут у тебя ванная? — спросил он.
— Через спальню и направо.
Дэн поставил стакан на стол и вышел из кухни. Тара бросилась к плите и нашла разрядку своим переживаниям в повышенной активности: вынула мясо из духовки и принялась перекладывать на блюдо, — чтобы отнести в комнату. Но тут она внезапно остановилась, ее прямо, как громом поразило: фотографии Сары и Денниса. Проходя через спальню, Дэн вряд ли мог не заметить две фотографии, так открыто стоящие прямо у изголовья. На секунду Тара застыла в ужасе. Затем, раздумывая, что бы предпринять, неслышно прошла в спальню. Дверь в ванную была закрыта, и Дэна не было видно. Действуя беззвучно, но очень быстро, она взяла фотографии, тщательно сложила подставки и сунула их в ящик прикроватного столика. Покончив с этим, она метнулась на кухню, занявшись последними приготовлениями к обеду. Там ее Дэн и нашел — она что-то напевала, как женщина, которой ни до чего на свете нет дела. Но теперь, попав в ее спальню, он знал, что есть по крайней мере двое, до кого Таре есть дело. На сердце у него была свинцовая тяжесть, ибо он даже имени их спросить не мог, а ведь это ее дети, самая, наверное, важная часть ее жизни.
С этого момента беседа, по обоюдному согласию, касалась нейтральных предметов.
— Сам положишь? — спросила Тара, усаживаясь за стол.
— Конечно.
— Как тебе нравится моя квартира?
— У тебя тут все есть и потрясающий вид в придачу.
— Да, вид и впрямь изумительный.
— Тебе повезло, что нашла такое место.
— Я всегда любила Сиднейский залив, и мне всегда хотелось жить там, откуда он виден, хоть бы неподалеку, если не на самом берегу.
«Так ты из Сиднея, — подумал Дэн, — может, здесь Сэму Джонсону и следовало с самого начала искать твою исчезнувшую особу». Но лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
— Мне тоже, — откликнулся он. — Хотя мне в последнее время пришлось в основном ограничиваться картинками в книгах и открытками. Так что сейчас я наконец, как говорится, вижу старую знакомую во плоти.
— Так ты родился в Сиднее?
— Конечно. И прожил здесь всю жизнь, пока не открыл клинику на Орфее. Но знаешь, самое забавное состоит в том… — Он рассмеялся.
— В чем? — Она не могла не улыбнуться в ответ.
— Дело в том, признаюсь тебе честно, что я никогда не был в Оперном театре.
— Никогда не был… — Тара изобразила комический ужас. — Но это же ужасно. Ну а говоря всерьез, стоит попытаться сходить, пока ты здесь. Сейчас там прекрасный репертуар — некоторые из моих любимых опер. — Лицо ее приняло мечтательное выражение.
— Ты ведь любишь музыку, верно? — живо спросил Дэн.
— Думаю, случались моменты, когда только музыка помогла мне не сойти с ума.
— У меня идея. Если мне удастся достать билеты, пока я здесь, пойдешь со мной? — он неуверенно посмотрел на нее.
Тара весело улыбнулась в ответ:
— С удовольствием.
— Хорошо. На том, стало быть и порешим. — Дэн потянулся за бокалом:
— За оперу, музыку и за хороший вечер, — заключил он шутливо.
— За все это, — откликнулась Тара. «И за нас», — хотелось ей добавить. Дэн от всей души желал того же. Но никто из них не отваживался произнести этих слов. Так что тост так и не прозвучал, остался как невысказанное желание, едва не осуществленное и все же неосуществимое.
Джоанну всегда охватывал страх, когда Джейсон назначал натурные съемки. Слишком многое зависело от условий, особенно от погоды. «Почему, черт возьми, этот остров называют солнечным уголком», — жаловалась она, когда вместо восьми часов первоклассных ультрафиолетовых лучей, которые полагались по прогнозу, природа подбрасывала столь же привычные тяжелые серые облака, обложившие все небо. А того хуже были частые дожди, которые проливались бог знает откуда, из совершенно ясного неба, не подавая о себе вести в виде тумана и мороси, но просто обрушиваясь бесконечными потоками воды, которая немедленно превращает самое дорогое модное платье в тряпку — манекенщица даже не успевает укрыться где-нибудь. Тем не менее она должна была признать, что натурные съемки всегда добавляли нечто неуловимое, и это нечто — допустим, неожиданный контраст шелка и бетона, вместо элементарных черно-белых тонов мастерской — замечательным образом меняло все впечатление. Или схваченное на лету выражение лица прохожего — любопытство, раздражение, просто равнодушие. Иногда Джейсон специально пускал в ход свое удивительное обаяние, чтобы вовлечь прохожих в съемку. Джоанна не могла забыть случая, когда он заставил мусорщиков присоединиться к съемке дамского белья. Бронзовые тела манекенщиц были совершенно обнажены — бюстгальтеры и колготки были развешаны на веревке. Прогоняя воспоминания, Джоанна подумала: право, все они должны были быть педиками, чтобы спокойно наблюдать такое.
Вот и сегодня она сама готовилась и девушек своих готовила к трудным, увлекательным съемкам, которые Джейсон на сей раз назначил в красивом предместье, в Паддингтоне, на улице, сплошь застроенной изящными особняками. «Сидней, — подумала она с любовью, — это и впрямь картинка-загадка». Она одобрительно поглядывала на симпатичные старые домики, каждый из которых отличался своей, особенной конструкцией. Старый добрый Паддо совсем рядом с центром, а с другой стороны пляж в десяти минутах ходьбы. Проезжая, она поймала себя на том, что ищет вывески : «Продается».
Место съемок издали бросалось в глаза. Джоанна сразу заметила декорации, которые так любил Джейсон, особенно центр всей композиции — допотопный «бугатти» с откидным верхом, возле которого хлопотал его помощник, пока он делал пробные снимки полароидом. А более всего обращал на себя внимание сам маэстро: взобравшись на верхнюю ступеньку лестницы, которую обычно используют обойщики, и весьма неосторожно подпрыгивая, так, будто он стоит на земле, Джейсон энергично давал разнообразные указания.
— Доброе утро, мамочка! Чудесное местечко, верно? Ты себя вполне уютно будешь чувствовать здесь среди этих древних руин, а?
— Заткнись, Джейсон, — дружелюбно откликнулась Джоанна, и, обменявшись обычными шпильками, они приступили к работе.
К тому времени, когда около одиннадцати появилась Тара, Джоанна уже уехала, а девочки, по любимому выражению Джейсона, «исходили соком». Он закончил групповую, или массовую, как он ее называл, съемку и ждал Тару, подпрыгивая от нетерпения. Она быстро облачилась в первое платье и, не теряя времени, чтобы не раздражать маэстро еще больше, устремилась к машине, где ее уже ожидали двое партнеров. Но он все равно уже явно был близок к точке кипения, располагая троицу в позах, которые казались ему самыми эффектными и обольстительными.
— Эй ты, блондинчик, откинься-ка на спинку, а ты, Тара, обопрись о него, обопрись, а не прижимайся, это семейная фотография. Джонни — вперед, одна рука на руле, другая сзади, ты оборачиваешься на эту парочку, так, хорошо, отлично. Так, теперь ищем нужное настроение, у тебя в руках бокал шампанского, но ты не собираешься пить его, просто показываешь, поэтому придумывай чувство, образ шампанского, думай о чем-нибудь хорошем, замечательном, о том, что не дает тебе покоя, — деньги? Как насчет этого? Ты только что совершил кражу века, по-настоящему обчистил банк и теперь можешь сбросить напряжение, наслаждаясь плодами содеянного…
Как обычно, чепуха, которую молол Джейсон, оказала нужное воздействие — все трое расслабились и принялись хихикать. Джейсон невозмутимо продолжал свое дело.
— Так, хорошо, вот это нам и нужно. Тара, чуть вперед и выпрямись, он не двуспальная кровать, и ты, блондинчик, тоже выпрямись, постарайся придать себе что-нибудь германское, в стиле фон Рипемоффа, или кого там еще. Тара, гляди в объектив, а вы, ребята, смотрите на Тару, отлично, почти готово, еще секундочку.
Удерживая нужную позу с профессионализмом, обретенным в эти несколько коротких месяцев, Тара лениво поглядывала на улицу, которая убегала вниз, теряясь в зеленой листве. Неожиданно, к своему ужасу, она заметила «роллс-ройс» с откидным верхом — он медленно выплыл из-за поворота, но, увидев съемочную площадку, водитель резко увеличил скорость. Через несколько секунд Грег уже припарковался на противоположной стороне улицы; лицо его, полузакрытое большими солнечными очками, было совершенно непроницаемо. Внешне Тара оставалась спокойной, но внутри у нее все переворачивалось. Она не видела Грега с того самого обеда, отчасти потому, что хотела продемонстрировать свою недоступность, но главным образом, оттого, что провести вечер в компании с ним оказалось так мучительно, что она решила оттянуть время новой встречи — новой попытки. Он не мог найти ее дома — не знал адреса, а в телефонной книге ее имени еще не было. Она полностью доверяла девушкам из агентства — они никому не скажут, где она живет. Так оно и было — никто не проговорился. Но она не подумала, что ее можно отыскать на съемках, — ведь сотни людей знают, где происходят главные съемки.
К немалому удивлению партнеров, Тара, находившаяся в центре композиции, неожиданно вышла из кадpa. Она вылезла из машины и подошла к лестнице, на которой восседал Джейсон.
— Джейсон, тебе пора перезарядить аппарат, — сказала она.
— Что-что? Да я еще не сделал ни одного снимка.
— Хорошо, дай мне пять минут, — с этими словами она быстро зашагала прочь.
— В чем дело? Что происходит? — Совершенно растерянный, он оглянулся, и при виде белого «роллса», застывшего в нем водителя и Тары, поспешающей к нему так, будто от этого зависела ее жизнь, лицо его потемнело от гнева.
— Кто-нибудь хочет сыграть в теннис? — горько спросил он. — Рипемофф, ты случайно не знаешь старые фашистские пытки? Будь умницей, сделай вид, будто тебя пытают.
Грег продолжал сидеть в машине и не сделал и малейшей попытки поприветствовать Тару. Он холодно смотрел прямо перед собой. Сегодня была последняя попытка. Ему как никому другому, нравилось преследование, но, когда заяц забивается в нору и всячески отказывается выйти из убежища, даже самый страстный охотник может потерять интерес. Ошибиться он не мог — он точно знал, что за обедом Тара делала ему всяческие авансы. Поначалу ее исчезновение заинтриговало его, потом он почувствовал досаду и наконец злость. Последняя попытка, пообещал он себе, и достаточно Беда заключалась в том, что он терпеть не мог женщин, которые ему не поддавались, хотя презирал тех, кто поддавался.
Тара подбежала к машине чувствуя себя как гладиаторы в древности, которые предпочитали медленной пытке самим бросаться на мечи противников. Совершенно запыхавшись, она села рядом.
— Куда вы пропали, я искал вас все это время.
Тара не ответила, опустив глаза.
— Я повсюду просил передать вам, что ищу вас. А что это за фокусы с исчезновением? Придя в тот дом, я обнаружил, что вы в нем не живете!
— А я и не говорила этого. Я просто попросила выбросить меня где-нибудь — мне хотелось немного прогуляться.
Он заговорил твердо и холодно.
— Если хотите от меня избавиться, так и скажите. Я не полный идиот, как-нибудь пойму.
— Да нет, не в том дело. — «Пора быть полюбезнее, — сказала она себе предупреждающе. Так можно и потерять его». — Просто страшно завертелась. Новые съемки на обложку, телевидение, ну и масса других вещей. Собачья жизнь. Я и впрямь исчезла… но думала о вас.
Откуда-то сзади донесся скрипучий голос Джейсона, который явно решил, что больше двух минут он дать Таре не может.
— Я творец, я созидатель, я из кожи вон лезу, чтобы сделать лучшие в мире снимки, а самая высокооплачиваемая из моих сотрудниц, видите, решила провести свободный день. — Голос его перешел на визг. — Тара, любовь моя, вернись!
Грег посмотрел на него с явным неодобрением.
— Это кто такой?
— Друг. — Инстинкт подсказывал ей, что с этим человеком торопиться не следует, нельзя давать ему слишком много.
— Близкий друг?
— Да нет, не сказала бы. У нас деловые отношения.
— Через две минуты солнце зайдет за облако, — завопил Джейсон.
Тара усмехнулась.
— И еще он мне просто нравится. Настоящий безумец.
Грег смягчился. С этой стороны ничего не грозит. И она явно рада его видеть.
— Выпьем кофе?
В голосе Джейсона звучало подлинное страдание.
— Тара! Тара!
— Меня ждет работа, а так бы я с удовольствием.
— Как насчет субботы или воскресенья?
— Пока я свободна. — Она никак не выказала своих чувств, но внутренний голос подсказывал, что-то должно случиться, и скоро.
— Тогда давайте проведем эти два дня вместе. У меня дома.
У Тары перехватило дыхание.
— У вас… в доме вашей жены? — выдавила она.
— Да, — нетрудно было заметить, что такое определение его покоробило.
— Не знаю… Не думаю…
— О своей репутации вам беспокоиться нечего. У вас будут свои апартаменты, и к тому же вокруг полно слуг, дворецкий, и все такое прочее. Он старый чудак, но, пожалуй, вам понравится.
Она решилась:
— Ладно, прекрасно.
— Чудесно. — Грег не скрывал восторга. — Я заеду за вами в субботу в десять, если вы, конечно, раскроете тайну своего дома.
— Я позвоню, и мы обо всем условимся.
— Смотрите, не передумайте. — Он послал ей обворожительную улыбку. «О боже, Грег, ты все еще самый красивый мужчина на свете. Что я делаю? Справлюсь ли с этим?»
— Я не передумаю, — сказала она.
— Тогда до субботы. — Он послал ей воздушный поцелуй, включил зажигание и тронулся. Тара оглянулась. Позади, на том же месте стояла «бугатти», и партнеры ее в прежних позах сидели внутри. Но Джейсона видно не было — ни на лестнице, нигде еще. Она в панике стала оглядываться по сторонам. Вдалеке ковыляла прочь маленькая жилистая фигурка.
— Джейсон! Эй, Джейсон! Не уходи! — И она, как была в туфлях на высоком каблуке и шикарном платье, припустилась за ним вниз по улице.
Глава четырнадцатая
В ожидании любимой, особенно если она опаздывает, есть какое-то неизъяснимое очарование, думал Дэн, расхаживая перед зданием Оперы и нетерпеливо высматривая Тару. Со своей обычной сверхпунктуальностью он слишком рано пришел за билетами, заказал столик, чтобы посидеть в антракте, и принялся ждать. Первые пятнадцать минут пролетели незаметно в радостном предвкушении встречи, мыслях о Таре и переменах, происшедших в ней после Орфеева острова: появилась грация, которой раньше не было, легкость в походке, копна модно уложенных волос, покрытые великолепной эмалью ногти. Как все влюбленные, Дэн обнаружил, что видит каждую из этих маленьких жемчужных раковин по отдельности и упивался, мысленно целуя их.
Затем пришло досадное ощущение, что она может опоздать, затем — что уже опоздала, затем — липкий страх, что вовсе не придет. Сегодня здесь были все сливки городского общества. Оживленно переговариваясь и предвкушая предстоящее зрелище, люди быстро проходили мимо Дэна, а он оставался один, как ненужный обломок кораблекрушения. Одиночество в театральном фойе — самое печальное одиночество. Дэн постоял с полминуты и вышел на улицу.
Ходя взад-вперед перед Оперой, напоминавшей по виду большую птицу, только что севшую на землю, Дэн думал о Таре. Да, собственно, он только этим и занимался все эти дни. И все же как мало он ее знал. Облокотившись о перила на внешнем дворе Оперы, Дэн посмотрел на залив. У причала величественно покачивался ярко освещенный океанский лайнер. Дальше, вправо по берегу, горели огни Луна-парка, гигантского аттракциона, открывающегося с наступлением темноты. Все дышало миром и покоем, но Дэна оставляло равнодушным. Обычно остро ощущающий красоту во всех ее формах, Дэн убедился, что сегодня ничто не способно освободить его сердце от бремени любви. «Можно ли придумать что-нибудь более смешное и идиотское, — сердито говорил он себе, — чем все больше и больше влюбляться в таинственную женщину, которая даже не называет своего истинного имени?»
В этот момент он услышал за спиной поспешные шаги и, обернувшись, увидел Тару, всю раскрасневшуюся и необычно возбужденную…
— Я так боялась, что ты ушел, — выдохнула она, и Дэн сразу же обмяк, видя, как она взволнована. — Я готова была убить Джейсона. Это из-за него я так опоздала. Какая-то муха его сегодня укусила, и он заставлял меня повторять и повторять проходы. — Она так запыхалась, что вынуждена была сделать паузу. — Извини меня, ради бога.
Тара буквально вцепилась в руку Дэна и, ощутив ее тепло и силу, испытала неудержимое желание прижать ее к груди и не отпускать. Но тут она пришла в себя, резко выдернула ладонь и вымученно улыбнулась.
— Да нет, все в порядке, не волнуйся так, пожалуйста.
— Наверное, уже слишком поздно? Час-то сейчас который? Право, я совсем потеряла счет времени.
Дэн посмотрел на часы.
— Боюсь, спектакль уже начался — мне не удалось их убедить подождать тебя с открытием занавеса, — он мягко улыбнулся, — так что придется ждать антракта. Но пока можно пойти в бар и чего-нибудь выпить.
— Тьфу-ты, несчастье. — Тара совсем расстроилась. — Я так люблю эту оперу. Ну как можно пропустить первый акт? — Нижняя губа у нее обиженно оттопырилась, как у жеребенка, потерявшего кобылицу.
— Послушай, — решительно сказал Дэн, — давай тогда отложим это дело и уж следующий раз послушаем оперу с начала до конца. А сейчас придумаем что-нибудь еще. Подходит?
— Прекрасно!
— А что бы ты предпочла?
— А ты? — лукаво спросила Тара.
— Я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь. Если ты, конечно, не против…
Тара вздохнула:
— Мне совершенно все равно, куда идти, лишь бы можно было присесть и дать ногам отдых.
— Решено! — Дэн был вполне доволен таким оборотом дела. — А я куплю билеты на другой день, когда тебе не надо работать на этого маленького деспота. — Смеясь, они направились в сторону города.
Место, куда Дэн предложил пойти, было относительно недалеко, но во всех остальных отношениях это было путешествие в иной мир. Куда бы ни вели дороги в Сиднее, Пирмонт все равно окажется в стороне. Расположенный в самом устье Дарлинг-Харбор, он пропускал через свои переполненные верфи гигантские грузовые пароходы, направляя товары по железным и шоссейным дорогам во все концы острова. Весь район был похож на заброшенное строительство, где в лунном свете застыли огромные подъемные краны, а грубо сколоченные домики и каменные коттеджи примостились под бетонной эстакадой, словно захватили это место контрабандой. Большая электростанция, ныне не работающая, а также рыбные рынки, где свежайшая и лучших сортов рыба, которую подают во всех домах города, наполняла воздух специфическим ароматом, не добавляли этому месту привлекательности. Стефани Харпер никогда не бывала в Пирмонте.
Дэн уверенно руководил таксистом в лабиринте улочек, и в конце концов они остановились у довольно обшарпанного бара. Тара не могла скрыть изумления. Расплачиваясь с таксистом, Дэн поймал ее вопросительный взгляд и сказал: «Решил познакомить тебя с местами своего детства». Ограничившись этим, он взял ее под руку и повел к двери. Сгрудившиеся у стойки завсегдатаи с грубыми лицами недовольно обратили свои взгляды на пришельцев. Стены были покрыты кафелем ядовито-зеленого цвета, повсюду развешаны спасательные пояса, голый пол, а помещение пропахло пивом и сигаретным дымом.
— Настоящий портовый погребок, — сказал, усмехаясь, Дэн, — а также часть моего прошлого.
— Расскажи поподробнее.
— Я был малым из Пирмонта, — просто сказал он. — Здесь жил мой отец. Мальчишкой я часами сидел тут на ступеньках, ожидая, пока он выйдет и начнет рассказывать о своей загубленной юности…
Они прошли к стойке, и высохший старикашка ворчливо принялся очищать для них место. Тара жадно оглядывалась по сторонам, молча фиксируя каждую мелочь. Таким, стало быть, было детство Дэна. Она сравнила его со своей жизнью в Эдеме и почувствовала жалость к нему.
— Странно, — сказал Дэн, явно удивленный. — Раньше здесь всегда было полно народу.
— Времена меняются, — тихо откликнулась Тара. Она вовсе не хотела портить очарование момента.
— Вот здесь всегда сидел мой старик, — сказал Дэн, кивая на табурет неподалеку. — Знаешь, он приходил сюда каждый божий день после работы, только воскресенья пропускал. Считалось, что я должен приводить его домой, но мне этого никогда не удавалось, и тогда мама приходила сама и буквально вытаскивала его отсюда.
— Эй, привет! — Хриплый голос прервал воспоминания Дэна. — Я тебя знаю! — Это была официантка. Наклоняясь к Дэну, она растянула рот в улыбке до ушей.
— Привет, Дот. — Слова Дэна потонули в потоке речи его старой знакомой.
— Дэнни Маршалл! Чтобы я перевернулась! Ну-ка, ну-ка, постой-ка, тридцать лет! Мальчишка Фрэнка Маршалла. В жизни бы не поверила!
— Точно, он самый.
— Ты же вроде хотел стать доктором.
— Верно.
— Да-да, я помню, как ты всегда перевязывал кошку. — Таре вдруг захотелось разделить грубое веселье Дот. Дэн спокойно сидел на месте, улыбаясь и явно чувствуя себя в своей тарелке. «Ну не прелесть ли он, — подумала Тара, — везде на месте».
— С тех пор я сделал карьеру, Дот, — весело откликнулся Дэн. — Мне теперь разрешают лечить людей.
— Ты что же, хочешь сказать, что и впрямь заделался настоящим доктором?
— Вот именно.
— Ничего себе! Вообще-то в этом баре больше фантазируют и попусту мечтают, чем всерьез занимаются делом. Надо бы показать тебе мои шипы на ногах.
Все дружно рассмеялись.
— Дот, позволь представить тебе. Это Тара.
— Милости просим, Тара. Выпьете чего-нибудь?
— Пива, если можно, — сказала Тара.
— Налей две кружки, хорошо, Дот?
Их беседу прервал картежник, явно недовольный тем вниманием, которое уделяется новичкам.
— Эй, Дот! Как там насчет пива?
— Не можешь подождать минуту? — величественно бросила в ответ Дот. — Я беседую. Помолчи-ка, ты лучше, братец, имей терпение. — Она повернулась к Дэну и Таре, мелодраматически закатив глаза. — Эта публика совсем не умеет себя вести.
— Вы, наверное, знаете Дэна сто лет? — Тара не испытывала никакой неловкости в компании этой большой добродушной женщины, одетой так, будто она вышла прогуляться по корабельной палубе, и ей хотелось вытянуть из нее как можно больше о человеке, который все более и более занимал ее.
Затем пришло досадное ощущение, что она может опоздать, затем — что уже опоздала, затем — липкий страх, что вовсе не придет. Сегодня здесь были все сливки городского общества. Оживленно переговариваясь и предвкушая предстоящее зрелище, люди быстро проходили мимо Дэна, а он оставался один, как ненужный обломок кораблекрушения. Одиночество в театральном фойе — самое печальное одиночество. Дэн постоял с полминуты и вышел на улицу.
Ходя взад-вперед перед Оперой, напоминавшей по виду большую птицу, только что севшую на землю, Дэн думал о Таре. Да, собственно, он только этим и занимался все эти дни. И все же как мало он ее знал. Облокотившись о перила на внешнем дворе Оперы, Дэн посмотрел на залив. У причала величественно покачивался ярко освещенный океанский лайнер. Дальше, вправо по берегу, горели огни Луна-парка, гигантского аттракциона, открывающегося с наступлением темноты. Все дышало миром и покоем, но Дэна оставляло равнодушным. Обычно остро ощущающий красоту во всех ее формах, Дэн убедился, что сегодня ничто не способно освободить его сердце от бремени любви. «Можно ли придумать что-нибудь более смешное и идиотское, — сердито говорил он себе, — чем все больше и больше влюбляться в таинственную женщину, которая даже не называет своего истинного имени?»
В этот момент он услышал за спиной поспешные шаги и, обернувшись, увидел Тару, всю раскрасневшуюся и необычно возбужденную…
— Я так боялась, что ты ушел, — выдохнула она, и Дэн сразу же обмяк, видя, как она взволнована. — Я готова была убить Джейсона. Это из-за него я так опоздала. Какая-то муха его сегодня укусила, и он заставлял меня повторять и повторять проходы. — Она так запыхалась, что вынуждена была сделать паузу. — Извини меня, ради бога.
Тара буквально вцепилась в руку Дэна и, ощутив ее тепло и силу, испытала неудержимое желание прижать ее к груди и не отпускать. Но тут она пришла в себя, резко выдернула ладонь и вымученно улыбнулась.
— Да нет, все в порядке, не волнуйся так, пожалуйста.
— Наверное, уже слишком поздно? Час-то сейчас который? Право, я совсем потеряла счет времени.
Дэн посмотрел на часы.
— Боюсь, спектакль уже начался — мне не удалось их убедить подождать тебя с открытием занавеса, — он мягко улыбнулся, — так что придется ждать антракта. Но пока можно пойти в бар и чего-нибудь выпить.
— Тьфу-ты, несчастье. — Тара совсем расстроилась. — Я так люблю эту оперу. Ну как можно пропустить первый акт? — Нижняя губа у нее обиженно оттопырилась, как у жеребенка, потерявшего кобылицу.
— Послушай, — решительно сказал Дэн, — давай тогда отложим это дело и уж следующий раз послушаем оперу с начала до конца. А сейчас придумаем что-нибудь еще. Подходит?
— Прекрасно!
— А что бы ты предпочла?
— А ты? — лукаво спросила Тара.
— Я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь. Если ты, конечно, не против…
Тара вздохнула:
— Мне совершенно все равно, куда идти, лишь бы можно было присесть и дать ногам отдых.
— Решено! — Дэн был вполне доволен таким оборотом дела. — А я куплю билеты на другой день, когда тебе не надо работать на этого маленького деспота. — Смеясь, они направились в сторону города.
Место, куда Дэн предложил пойти, было относительно недалеко, но во всех остальных отношениях это было путешествие в иной мир. Куда бы ни вели дороги в Сиднее, Пирмонт все равно окажется в стороне. Расположенный в самом устье Дарлинг-Харбор, он пропускал через свои переполненные верфи гигантские грузовые пароходы, направляя товары по железным и шоссейным дорогам во все концы острова. Весь район был похож на заброшенное строительство, где в лунном свете застыли огромные подъемные краны, а грубо сколоченные домики и каменные коттеджи примостились под бетонной эстакадой, словно захватили это место контрабандой. Большая электростанция, ныне не работающая, а также рыбные рынки, где свежайшая и лучших сортов рыба, которую подают во всех домах города, наполняла воздух специфическим ароматом, не добавляли этому месту привлекательности. Стефани Харпер никогда не бывала в Пирмонте.
Дэн уверенно руководил таксистом в лабиринте улочек, и в конце концов они остановились у довольно обшарпанного бара. Тара не могла скрыть изумления. Расплачиваясь с таксистом, Дэн поймал ее вопросительный взгляд и сказал: «Решил познакомить тебя с местами своего детства». Ограничившись этим, он взял ее под руку и повел к двери. Сгрудившиеся у стойки завсегдатаи с грубыми лицами недовольно обратили свои взгляды на пришельцев. Стены были покрыты кафелем ядовито-зеленого цвета, повсюду развешаны спасательные пояса, голый пол, а помещение пропахло пивом и сигаретным дымом.
— Настоящий портовый погребок, — сказал, усмехаясь, Дэн, — а также часть моего прошлого.
— Расскажи поподробнее.
— Я был малым из Пирмонта, — просто сказал он. — Здесь жил мой отец. Мальчишкой я часами сидел тут на ступеньках, ожидая, пока он выйдет и начнет рассказывать о своей загубленной юности…
Они прошли к стойке, и высохший старикашка ворчливо принялся очищать для них место. Тара жадно оглядывалась по сторонам, молча фиксируя каждую мелочь. Таким, стало быть, было детство Дэна. Она сравнила его со своей жизнью в Эдеме и почувствовала жалость к нему.
— Странно, — сказал Дэн, явно удивленный. — Раньше здесь всегда было полно народу.
— Времена меняются, — тихо откликнулась Тара. Она вовсе не хотела портить очарование момента.
— Вот здесь всегда сидел мой старик, — сказал Дэн, кивая на табурет неподалеку. — Знаешь, он приходил сюда каждый божий день после работы, только воскресенья пропускал. Считалось, что я должен приводить его домой, но мне этого никогда не удавалось, и тогда мама приходила сама и буквально вытаскивала его отсюда.
— Эй, привет! — Хриплый голос прервал воспоминания Дэна. — Я тебя знаю! — Это была официантка. Наклоняясь к Дэну, она растянула рот в улыбке до ушей.
— Привет, Дот. — Слова Дэна потонули в потоке речи его старой знакомой.
— Дэнни Маршалл! Чтобы я перевернулась! Ну-ка, ну-ка, постой-ка, тридцать лет! Мальчишка Фрэнка Маршалла. В жизни бы не поверила!
— Точно, он самый.
— Ты же вроде хотел стать доктором.
— Верно.
— Да-да, я помню, как ты всегда перевязывал кошку. — Таре вдруг захотелось разделить грубое веселье Дот. Дэн спокойно сидел на месте, улыбаясь и явно чувствуя себя в своей тарелке. «Ну не прелесть ли он, — подумала Тара, — везде на месте».
— С тех пор я сделал карьеру, Дот, — весело откликнулся Дэн. — Мне теперь разрешают лечить людей.
— Ты что же, хочешь сказать, что и впрямь заделался настоящим доктором?
— Вот именно.
— Ничего себе! Вообще-то в этом баре больше фантазируют и попусту мечтают, чем всерьез занимаются делом. Надо бы показать тебе мои шипы на ногах.
Все дружно рассмеялись.
— Дот, позволь представить тебе. Это Тара.
— Милости просим, Тара. Выпьете чего-нибудь?
— Пива, если можно, — сказала Тара.
— Налей две кружки, хорошо, Дот?
Их беседу прервал картежник, явно недовольный тем вниманием, которое уделяется новичкам.
— Эй, Дот! Как там насчет пива?
— Не можешь подождать минуту? — величественно бросила в ответ Дот. — Я беседую. Помолчи-ка, ты лучше, братец, имей терпение. — Она повернулась к Дэну и Таре, мелодраматически закатив глаза. — Эта публика совсем не умеет себя вести.
— Вы, наверное, знаете Дэна сто лет? — Тара не испытывала никакой неловкости в компании этой большой добродушной женщины, одетой так, будто она вышла прогуляться по корабельной палубе, и ей хотелось вытянуть из нее как можно больше о человеке, который все более и более занимал ее.