Майлз Розалин. Возвращение в Эдем. Книга 1

   Как бы отвечая на ее невысказанный вопрос, из глубины дома донесся громкий лай и в переднюю выскочила огромная овчарка. Не в силах сдержать чувств, в полном восторге она кинулась к Таре, едва не сбив ее с ног. Грег с удивлением наблюдал за этим спектаклем.
   — Это что-то новое, — медленно произнес он. — Его зовут Кайзер. Это пес Стефани, и обычно он с подозрением относится к чужим.
   — О, я знаю, как обращаться с собаками, — небрежно отмахнулась Тара. — Но, наклонившись к Кайзеру, она всячески пыталась утихомирить совершенно обезумевшую от радости собаку, пока она не выдала ее, — и, если даже несколько слезинок упали на гладкую лоснящуюся шерсть, кто, кроме Кайзера, заметил их?
   — Ну что же, пошли, — Грег взял ее за руку и повел к двери. Сопровождаемые Кайзером, который все еще хватал Тару за пятки и весело играл с нею, они переступили порог. Грег тут же повернулся к собаке и, не взирая на ее жалобное поскуливание, ударом ноги вышвырнул Кайзера за дверь и захлопнул ее.
   — Ну вот, Тара, — сказал он. — Больше он не будет к вам приставать. Я провожу вас в вашу комнату.
   Тара огляделась. Все тут осталось как прежде. Она испытала буквально физическую боль, подумав о тех счастливых днях, что провела здесь, — до того, как появился Грег. Все осталось прежним, кроме нее самой. Она стала почти чужой в этом доме, который все еще был ее домом.
   — Я покажу вам спальню, — продолжал Грег, понятия не имея, о том, что происходит у нее в душе, — а потом займусь обедом. Почти всю прислугу, за исключением Мейти, я отпустил, и нанял на сегодня приходящую; она, должно быть, на кухне. Сегодня так трудно найти хорошую прислугу. — При этом он подумал, что вполне обходится теми, кто здесь работает издавна. — Ну что ж, если у вас нет никаких пожеланий… Мне хотелось все приготовить наилучшим образом… во всех отношениях…
   Он повел ее наверх, по коридору, мимо хозяйской спальни, к гостевым апартаментам. Тара подавила вздох облегчения. Грег поставил сумку и открыл дверь.
   — Я буду поблизости, — он сделал паузу, давая ей возможность воспринять сказанное, — так что, если вам что-нибудь нужно, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи…
   — Да нет, все в порядке. — Тут она вдруг поняла, что впервые, с тех пор, как они распрощались в последний раз, осталась с ним наедине в спальне.
   — Право, я рад, что вы здесь, — она знала, что ему нужен лишь намек на поощрение, чтобы броситься к ней. Нервы ее были натянуты как струна.
   — Я тоже, Грег, — с улыбкой сказала она. — И если вы дадите мне хоть немного времени, чтобы привести себя в порядок…
   — Да-да, конечно. Увидимся позже. — И он вышел. Тара подошла к открытому окну и, жадно глотая свежий воздух, с облегчением вздохнула. Она вся подобралась. «Это будет долгий уикэнд, — сказала она себе. — Держись. Надо держаться». Тут послышался легкий стук в дверь.
   — Войдите!
   Дверь открылась, на пороге стоял Деннис.
   В какое-то мгновение Тара пережила целую гамму чувств — радость, восторг, восхищение, — но тут же они сменились страхом разоблачения. Она жаждала кинуться и заключить его в объятия, но знала, что не может себе этого позволить. Но пожирать его глазами, впитывать весь его облик, до малейшей детали, давать изголодавшемуся сердцу пищу, которой оно так долго было лишено, — это она могла себе позволить.
   — Вы ведь Тара Уэллс, верно? — весело спросил он.
   — А ты, должно быть, Деннис. — Голос у нее был чужим, даже на собственный слух.
   — Я знаю, кто вы, — продолжал он доверчиво, как это свойственно ребятам. — Я все знаю про вас. Моя сестра раньше вырезала ваши фотографии из журналов. Она любит одежду и все такое — ну, как все девчонки. Может, хотите, чтобы я показал вам дом?
   Тара посмотрела на него. Он вырос с тех пор, как они не виделись, но во всем остальном остался прежним — блестящие, излучающие дружелюбие глаза, впитывающие в себя вся и все. коротко подстриженные волосы, те же веснушки, даже та же металлическая пластинка на зубах. Только какая-то новая печаль появилась, хотя страдальцем он не выглядел. «Совсем, совсем скоро, родной, — пообещала она в своем сердце, как уж не раз обещала в одиночестве в своей спальне, беседуя с его фотографией и целуя его лицо за холодным стеклом. — Скоро, скоро мы снова будем вместе. Но а пока надо делать, что возможно».
   — Прогулка с гидом? — сказала она. — С удовольствием.
   Они вышли из гостевых апартаментов и двинулись по коридору. Из хозяйской спальни доносились звуки музыки.
   — Что это? — спросила Тара.
   — А, это Сэсси — моя сестра Сара. Она знает толк в хорошей музыке, в точности как моя мама.
   — А ты?
   — А я вроде протестанта со вкусами католика. Тара улыбнулась. С ним было легко разговаривать, словно она и не уезжала отсюда.
   — Я вроде бы чувствую ритмы рок-н-рола? Он усмехнулся:
   — Вроде того.
   Они спустились по широкой лестнице и остановились у висевшего внизу большого портрета Макса Харпера.
   — Это мой дед, — кивнул Деннис. — Говорят, что я похож на него, но я так не думаю. Я вовсе не так честолюбив. Деньги и власть меня, по правде говоря, не интересуют — мне бы только было интересно.
   — Он в твоем возрасте тоже вряд ли так уж много думал о власти и деньгах, — с улыбкой сказала Тара. — Дай срок!
   Гостиная выходила на террасу, манившую утренним солнцем.
   — Хотите посмотреть сад? — спросил Деннис.
   — Почему бы нет? — Прогуливаясь по стриженным газонам, она мягко спросила его:
   — Деннис, а ты не против того, что я здесь? Он подумал.
   — Я — нет. А вот. Сэсси, моя сестра, я говорил вам о ней, в сущности она мне сестра наполовину, так вот, она и впрямь переживает.
   — Насколько я понимаю, вы оба не слишком любите Грега?
   — Да не особенно. — Он запнулся, а потом, решив, видно, что ей можно доверять, затараторил:
   — Видите ли, мы-то считаем, что он был маминой очередной ошибкой. Она вроде никак не могла найти в жизни, чего хотела. По правде говоря, мама любила простые веши. Но она позволяла другим вертеть собой, убеждать ее делать то, что хотят другие, — вместо того, чтобы просто быть самой собой. Сара — иное дело. Она вроде старого Макса — в ней есть упрямство.
   — А ты на кого похож? — сердце Тары разрывалось от любви к этому парнишке, такому чистосердечному, такому прямому. — На своего отца?
   Деннис весело рассмеялся:
   — Да нет, вряд ли. Он был мужем номер два. Он исследователь, американец. Живет в Штатах.
   — Пишет он вам? — Тара даже не могла сказать, что хотела бы услышать: да или нет.
   — Конечно. Посылает нам приветы при всякой возможности. — Они дружно рассмеялись и в полном согласии, болтая и перебрасываясь шутками, пошли по саду.
   Ко времени возвращения домой, Тара почувствовала, что положение приятельницы Грега ей простили и с Деннисом можно завязать поистине дружеские отношения. Они поднялись по широкой лестнице и прошли мимо хозяйской спальни.
   — Это спальня твоей матери? — спросила Тара.
   — Как вы догадались?
   — Да по тому, — она улыбнулась, — как ты посмотрел на дверь, когда мы проходили мимо в первый раз.
   — Я бы рад показать ее вам, но сейчас лучше не надо. Сара, когда бывает дома, превращает спальню в свое укрытие, включает мамин магнитофон и слушает музыку. К тому же сегодня она не в духе. Не высовывала нос с самого момента, как приехала. — Он заговорщицки ей улыбнулся. — Но, может, вы хотите посмотреть мою комнату?
   — А я уж думала, ты и не предложишь.
   — Ну, когда гостям показывают дом, они обычно не заходят ко мне — там всегда такой кавардак.
   Он повел ее через площадку и с комическим поклоном распахнул дверь — типичная комната мальчишки, где и впрямь все было разбросано в живописном беспорядке. Стены были оклеены плакатами с изображением аэропланов, а с потолка свисали модели самолетов всех размеров и типов. Деннис заметался по комнате, пытаясь придать ей хоть сколько-нибудь пристойный вид. «В последнее время он немало потрудился», — подумала Тара, глядя на новые образцы в его коллекции. Она вспомнила, что надо выразить должное удивление.
   — Только не говори мне, что ты сам все это соорудил!
   — Именно так. — Деннис был явно польщен. — Они приходят в наборе, и надо собирать самому. — Он кивнул на устрашающий «фокке-вульф» времен второй мировой войны. — С этим пришлось всерьез повозиться.
   — Да уж вижу. Отлично сработано. Деннис просиял.
   — После школы я хочу стать летчиком-испытателем, — признался он.
   — А это не слишком опасно?
   — Ничего, справлюсь.
   — Все же… — Она почувствовала знакомое материнское беспокойство. — Не думаешь ли ты, что у тебя еще много времени подумать о своем будущем?
   — Так и мама всегда говорила. Но я не собираюсь попусту тратить время, ни секундочки.
   В голосе его звучала твердая уверенность. «О, если бы в его возрасте я была такой, — подумала Тара. — Но я потеряла столько времени: и в девятнадцать, и в двадцать пять все ждала своего прекрасного принца».
   Она опомнилась, сама испугавшись силе своего чувства. «Ну что ж, теперь я кое-чему научилась, — сказала она себе. — И я не только знаю больше, но и делаю больше. Это моя жизнь, и я живу своей жизнью. И буду жить еще лучше, когда справлюсь… с неоконченными делами. И мы будем жить вместе, сынок. Скоро, скоро…»
   Как бы почувствовав ее невысказанную мысль, Деннис подошел к столику у кровати, взял фотографию и отрывисто сказал:
   — Это моя мать.
   Тара поймала себя на том, что вглядывается в беспокойное, доброе лицо Стефани, в себя — мертвую — вглядывается. Она присмотрелась поближе. Это и в самом деле было изображение другой женщины, которая не имела с ней ничего общего. Тара отважилась задать вопрос, который мучил се с тех пор, как с ней случилось несчастье.
   — А как вы тут обходитесь без нее?
   — Да так, ничего страшного… ведь мамы и так все время не было дома, у нее всегда масса дел. Как-то раз она взяла нас с собой покататься на лыжах — это было грандиозно! — Его лицо разгорелось. — По-особому грандиозно, потому что я упал и сломал ногу и все оставшееся время пришлось провести в постели. Думал, не выдержу, ведь Сэсси и все остальные каждое утро уходили из дому и возвращались только под вечер. Но мама не уходила никогда… она сидела у постели и читала мне…и в разные игры мы играли. Она даже свою постель перетащила ко мне в комнату и спала там, если мне было плохо или я просто просил ее… — Он словно забылся, возвращаясь к тому, что было так живо в его памяти. — До этого случая я, дурак, и не думал, что она так любит меня…
   Он резко повернулся к Таре и заговорил возбужденно:
   — Мне наплевать на то, что все говорят! Я не верю в то, что мама умерла. Я знаю, так все думают, но однажды, я это знаю, она войдет в эту комнату, и некоторым, некоторым не поздоровится! — Он сгорбился и быстрым шагом пошел к окну, не желая показывать ей, что плачет.
   Тара стояла, словно пригвожденная к полу, мертвенно побледнев и боясь заговорить. Ей было так горько, что тоска казалась болью, раздирающей горло. Она вонзила ногти в ладони, чтобы заглушить страстное желание заплакать вместе с Деннисом. Медленно, очень медленно она овладела собой. Тара двинулась к окну, где стоял Деннис, положила руки на его хрупкие костлявые плечи и, не говоря ни слова, крепко прижала к себе. Так они простояли долгое время.
 
   Подобно Таре, Филип Стюарт знал, что такое чувствовать себя чужаком в собственном доме. Когда Джилли позвонила ему в Нью-Йорк, он поначалу, услышав ее голос, не мог подавить радости и надежды, что нужен ей. Они договорились, что в ближайший приезд в Австралию он пойдет не в клуб, как привык делать в последнее время, а прямо домой, и они, как выразилась Джилли, «по-настоящему поговорят». На протяжении всего полета он мечтал, что вот выйдет из самолета, а она там, в аэропорту, встречает его или ждет дома, приготовив бутылку шампанского и вкусный обед на двоих.
   Но приземлившись в аэропорту Мэскот слякотной ночью, когда раздражаешься по малейшему пустяку, а такси не поймаешь, он обнаружил, что Джилли блистала своим отсутствием. И все же, приехав домой, он удивился, увидев, что Джилли уже спит, свет выключен, а в холодильнике и ломтика сыра не сыщешь. Он на цыпочках прошел в спальню, но беспокоился зря — Джилли была погружена в тяжелый сон, прерывисто дыша и распространяя вокруг пронзительный запах виски. Продрогший, кипящий от возмущения и моментально утративший все свои иллюзии, Филип отправился спать в одну из гостевых комнат.
   На следующее утро он поднялся рано и, приняв душ, побрившись и одевшись в рекордно короткий срок, собрался сразу же уходить из дома, в котором, как ему казалось, поселились призраки его почившей женитьбы. К своему удивлению, спустившись вниз, он уловил какое-то движение и увидел Джилли, занятую кофе и тостами. Выглядела она помятой и бледной, и глаза все еще были тусклыми, но она привела в порядок волосы и накинула на комбинацию красивый домашний халат. Филип сел.
   — Кофе?
   — Спасибо, не откажусь. — Он все ждал, что Джилли заговорит, но она упорно молчала.
   — Чего ты хочешь, Джилли? — Филип с горечью почувствовал, что их совместной жизни пришел конец. Ведь в стародавние времена, когда они любили друг друга, он никогда бы не позволил себе говорить с ней столь прямо. «Может, в этом и заключалась моя ошибка», — подумал он. — Ты ведь должна признать, что в последнее время нам нечасто приходилось вот так сидеть и завтракать вместе, о чем я, конечно, сожалею. Так что должна быть какая-то скрытая цель. — Но она и на этот раз промолчала. Едва сдерживаясь, он крикнул:
   — Чего тебе надо?
   Вся дрожа, Джилли потянулась за сигаретой, но голос ее был спокоен:
   — Развод.
   Что-то изнутри Филипа ответило само, рефлекторно, немедленно:
   — Прекрасно. — А что он чувствовал, он и сам сказать не мог.
   — Отчего же понадобилось столько времени, чтобы решиться? — спросил он. Джилли приняла оскорбленный вид. — Ой, оставим эти игры, Джилли. Я ведь давно ожидаю этого.
   — И ты не сердишься? — Как ни абсурдно, Джилли была разочарована такой легкой капитуляцией со стороны Филипа.
   Филип криво усмехнулся:
   — Милая, я, право, немного устал от всего этого. Я до последнего момента мирился с тем, что происходит, надеясь, что ты наконец очнешься и поймешь, что за человек этот Грег Марсден. Но, говоря откровенно, я нахожу несколько аморальным так долго подкармливать любовника своей жены.
   — Если ты знал, — Джилли говорила тихо, почти шепотом, — если ты знал, почему же не сделал, ничего не говорил?
   — А что, это в первый раз, что ли? Я все равно любил тебя. Я надеялся, что и с Грегом у тебя не затянется.
   — Любил… меня?
   — Да, любил. Боюсь, что это уже в прошлом. Потому что все выгорело — не знаю уж, с каких пор.
   Неуравновешенный характер Джилли начинал сказываться.
   — Стало быть, все это время ты просто смотрел на все сквозь пальцы, так, что ли?
   Филип подумал.
   — Пожалуй, и так можно сказать. Да, так — на протяжении почти всего нашего брака. Ведь я понимаю, как трудно тебе было, когда выяснилось, что у тебя не может быть детей. Я знаю, что ты пережила, никто лучше меня этого не знает. Так что, если бы не эти утешения на стороне время от времени… Я быстро понял, что одного меня тебе недостаточно.
   Джилли рассмеялась пронзительным, обидным смехом.
   — Может, ты и вправе упрекнуть меня, Джилли. Может, мне не следовало жениться на женщине на много лет моложе меня и обрекать ее на праздную жизнь, взяв на себя все заботы по этому огромному дому — один бог знает, как трудно мне это давалось. Но в конце концов, я тебе не отец и руководить тобой не могу. Ты взрослая женщина, и, если тебе нравится жить в грязи, не мое дело вытаскивать тебя оттуда.
   — И давно ты узнал? — Джилли была вне себя от ярости.
   — О, едва ли не в первый же день. — Он мысленно оглянулся, испытывая тяжелую усталость, порожденную долгим опытом. — В день, когда мы играли в теннис с Резерфордами у Стефани.
   Эта точность еще больше разозлила ее.
   — Ну так ты ошибаешься, — завизжала она. — Это началось гораздо раньше! — Филип не обратил внимания на эту глупую браваду.
   — А Стефани знала?
   Упоминание о Стефани мигом отрезвило Джилли.
   — Нет, разумеется, нет, — прошептала она.
   — Ладно, давай кончать с этим. Тебе, конечно, понадобится адвокат, ну а я — я сам буду представлять свои интересы. Соответствующие документы потребуют тщательной отработки. Если мне вовсе не улыбалось оплачивать счета Марсдена, когда он был любовником моей жены, то тем более я не собираюсь делать этого, когда он и ты — вы оба, так сказать, составляете семью.
   Джилли смотрела на него, как капризный ребенок. «Она даже не в состоянии подумать о своем материальном благополучии», — устало сказал он себе. А затем, осознав, что это, вполне возможно, их последняя встреча наедине, сказал искренне:
   — Джилли, послушай меня, пожалуйста, внимательно. Я не знаю, что случилось, когда ты была в Эдеме и Стефани… умерла. Но тебе следует быть предельно осмотрительной. Думаю, что Марсден способен на все, или почти на все.
   Джилли успокоилась и заговорила с холодной злобой.
   — Не надо учить меня, Филип. И не надо говорить со мной, как с одним из твоих клиентов. Я собираюсь замуж за мистера Грега Марсдена! И ни ты, ни кто другой в целом мире меня не остановят!
 
   Ничего не зная о своей недавней помолвке, Грег Марсден прилагал усилия как раз в противоположном направлении. Он радовался успеху своих утренних ухаживаний и не сомневался в победном исходе всей кампании. Собрать дома детей — это было буквально озарение: так он выглядел настоящим добропорядочным мужчиной, а не просто повесой, которому лишь бы залезть под юбку. А по существу, он и был настоящим добропорядочным мужчиной, который как раз хочет залезть к ней под юбку. Он внутренне усмехнулся. Он мог извинить ей то, что она отказалась лечь с ним после первого свидания, хотя раньше с ним такого не случалось. Ладно, ее можно уважать за это. Но находиться два часа в непосредственной близости от этого чудесного гибкого тела, потрясающего зада и сисек — мать твою, он уже готов был кончить, а ведь еще только обеденное время. Он решительно перекинул ногу на ногу и посмотрел на длинный обеденный стол.
   Тара была совершенно поглощена беседой с Деннисом, что с одобрением было отмечено Мейти, который со своей обычной величественностью прислуживал за столом, подавая еду и разливая напитки.
   — Тебе нравится пирожное? — спросила она.
   — Конечно, нравится, — вмешался Грег, не давая мальчику ответить. Это была его обычная манера. — Так, а что мы делаем после обеда? Вам решать, Тара.
   — Ну что ж… Я готова выслушать любые предложения.
   — Можно поплавать или выйти на яхте, или поудить рыбу, или, — он лукаво засмеялся, — сыграть в теннис.
   — Только не рыбалка, — невинное вмешательство Денниса не понравилось Грегу.
   — Тебя не спрашивают!
   Тара повернулась к Деннису:
   — Ты не любишь рыбалку?
   Он опустил глаза, совсем как ребенок:
   — Я не люблю убивать.
   На лице Грега выразилось презрение. Видно было, что он готовится дать Деннису убийственный ответ.
   «О Грег, как я могла вообразить, что ты способен сделаться хорошим отцом!» — Тара внутренне содрогнулась при воспоминании о фантазиях, которыми тешила себя Стефани, — вот они с Грегом родят ребенка… — Еще сильнее ее передернуло, когда она услышала, как Грег наставляет ее сына.
   — Люди убивают для того, чтобы выжить, Деннис. Это закон природы. Выживают сильнейшие. Неужели этому вас не учат в этой твоей школе — за что же они столько денег берут?
   Тара не удержалась:
   — Люди — некоторые — убивают и по другим причинам, Грег. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Некоторые люди просто… убийцы.
   Повисла пауза, которая показалась ей длиною в целую жизнь. Но Грег и глазом не моргнул. Он не только не откликнулся, он продолжал, будто ничего не услышал.
   — Это входит в человеческую природу, вот и все. Так было всегда. И так будет всегда, приятель.
   «Он не услышал, — подумала она, — он просто не услышал». В этот момент она его и распознала по-настоящему — моральный недоумок. Есть убийцы, есть злые люди. А он в собственных глазах — просто нормальный человек, который старается взять от жизни лучшее, а другие… другие должны ему помогать.
   «Тебя надо остановить, Грег Марсден, — подумала она. — Ты как разогнавшийся поезд, соскочивший с тормозов».
   А Грег все еще не отступал от Денниса.
   — Ну-ка, посмотри на свою тарелку. Ты что же думаешь, эта корова умерла от старости?
   Деннис выглядел так, будто его вот-вот стошнит. Он оттолкнул тарелку. Грег улыбнулся.
   — Ладно, — сказал он, — поговорим о чем-нибудь приятном.
   Но тут его прервало появление Сары. Она вошла в комнату, опустив глаза, и, ни на кого не обращая внимания, прошла к своему месту за столом.
   — Я же говорил, что она выйдет, как только захочет есть, — прошептал Деннис.
   Тара посмотрела на дочь долгим изучающим взглядом. Сара тоже выросла и прибавила в весе. «Хорошо ест?» — грустно подумала Тара.
   У ее дочери была тяжеловесная, нескладная фигура, она точь-в-точь напоминала мать в том же возрасте. Густые волосы падали вперед, закрывая лицо, на котором застыло неприятно-недовольное выражение. Прямо-таки портрет детского несчастья.
   — Привет, — Тара была сама мягкость.
   — Сара, это мисс Уэллс, — сказал Грег все в той же повелительной манере, в какой он разговаривал с Деннисом. — Она знаменитая манекенщица. Ты видела ее по телевидению. Поздоровайся.
   — Я знаю, кто это, — холодно ответила Сара, а потом повернулась к Таре, — Брата и меня, — очень четко выговорила она, — отпустили из школы в честь вашего визита. Насколько я понимаю, нам предназначена роль чичероне?
   Тара искоса взглянула на Грега. Тот с трудом сдержался.
   — Мейти, я полагаю, Сара готова приступить к трапезе.
   — Слушаю, сэр, — поспешил откликнуться Мейти. Тара предприняла отчаянную попытку хоть как-то сблизиться с дочерью.
   — Ты очень симпатичная, — тихо сказала она.
   — Ничего подобного! — Ответ прозвучал резко и отчетливо. — Я похожа на свою мать.
   С Грега было довольно.
   — Мисс Уэллс, — начал он угрожающе, — наша гостья, и к тому же тебе следовало бы знать, что я не люблю разговоры о твоей матери. И если ты собираешься вести себя как невоспитанная девчонка — убирайся отсюда!
   Сара вскочила на ноги. Голос ее дрожал, но смотрела она вызывающе.
   — Не указывайте мне, пожалуйста! Это не ваш дом! И вам меня не запугать! — Она повернулась и выбежала из комнаты.
   «Отлично, Сэсси», — подумала Тара. Ее распирало от гордости за свою дочь. Хороший урок ему. Она чувствовала, как внутри нее поднимается запретная детская радость и знала, что Деннис переживает то же самое. Грег угрюмо молчал.
   — Поедем кататься на яхте, — коротко объявил он.
   — Звучит заманчиво.
   — Точно, — добавил Деннис.
   Грег нахмурился. На сегодня с него достаточно детей.
   — Только мы двое. Я и Тара, — сказал он непререкаемым тоном.
   Деннис понурился.
   — Но Грег, — Тара старалась говорить совершенно невинным тоном, — а я-то думала, что вы настоящий семьянин. И к тому же, как можно лишать меня компании Денниса? Я настаиваю, чтобы он был с нами. Иначе я пойду отдохну, а вы, ребята, покатайтесь вдвоем.
   Она смотрела на Грега во все глаза. Но краешком глаза видела просиявшее лицо Денниса. Он беззвучно шептал:
   — Отлично, Тара.
   Деннис был рад найти в ней союзника. Но в его детском уме не укладывалось, как это он мог найти поддержку со столь неожиданной стороны. И во время морской прогулки решил прояснить этот вопрос.
   — Тара, почему вам нравится Грег?
   «Хороший вопрос», — подумала она, но от ответа ушла.
   — Мне многие нравятся. Ты, например, — и как бы невзначай она протянула руку и растрепала ему волосы.
   — Эй, вы там, — раздался голос Грега, сидевшего за рулем, — вы собираетесь плавать или нет?
   Улыбнувшись, Тара спустилась в каюту переодеться. Она рассмеялась, вспомнив, как была здесь в последний раз — во время медового месяца с Грегом. Или, вернее, поправила она себя, во время медового месяца Стефани. Чувство отдаленности от этой бедняги наполняло ее неожиданной силой. «Я справлюсь, — думала она. — Я уже справляюсь». Она живо переоделась и вернулась на палубу. Солнечные блики играли в водах залива. Позади стоял, погруженный в полуденную дрему, особняк, а впереди расстилался Тихий океан.
   — Ну что ж, я готова, — сказала она. — А как остальные?
   — Раз-два-три, на меня ты посмотри, — крикнул Деннис и прыгнул в воду. На Таре был пестрый купальник, и Грег пожирал ее опытным взглядом знатока. «Да, хороша, — думал он, — какое потрясное тело».
   Она бесстрашно ответила на его взгляд, как женщина, которая хорошо знает, что отвечает высшим мужским требованиям.
   — Ну что же, пошли. — Говорила она небрежно, но его искушенное ухо не могло не уловить оттенка сексуального вызова в самой интонации. Он стянул майку и бросил ее на палубу. Затем с рассчитанной медлительностью начал расстегивать узкие джинсы, с трудом открывая молнию — член неудержимо поднимался. К его удивлению, Тара не покраснела, не отвернулась, как это обычно делают женщины, но, наоборот, вовсю смотрела на него, впитывая каждую подробность. Ему еще не приходилось встречаться с женщинами, которые вот так же смотрели бы на него в такой момент. Он едва сдерживал возбуждение, кровь бросилась ему в голову, член стал как древко, когда он наконец справился с джинсами и предстал перед ней в черных плавках.