Страница:
Беспалов весь вечер соображал как ему лучше выстроить свою защиту на бюро райкома партии, которое на днях должно было утвердить решение первичной организации об исключении его из рядов КПСС. Капитан решил вспомнить все свои заслуги и драться до последнего, потому что это был бой не за маленькую красную книжечку, а за любимую работу. Он знал, что обычно после исключения из партии человека выгоняли и со службы.
Приход умного и опытного начальника, которого Беспалов очень уважал, был кстати. Много лет назад именно он, тогда еще капитан, взял к себе в оперативную группу демобилизованного сержанта Беспалова. Все эти годы Бегман помогал и поддерживал его. Вот и сегодня Наум Аркадьевич был единственным человеком, который до последнего отстаивал капитана. Товарищи отмолчались, не желая портить отношения с парторгом, а тот, вместе с замполитом – настояли на исключении.
– Я собрался завтра зайти к вам, чтобы посоветоваться, – Беспалов поставил на стол тарелку с черным хлебом и солонку.
Полковник уже достал из серванта большие хрустальные фужеры и налил их до краев коньяком.
– Давай выстрелим в желудок, – он поднял фужер, – выпьем за тебя. Ты, Костя, еще молод и можешь все начать с начала. За тебя.
Большими глотками он опорожнил фужер, посыпал солью кусочек хлеба и стал медленно его жевать. Лицо полковника ничего не выражало, но Беспалов много лет работал с ним и, по некоторой суетливости движений, опустившимся уголкам рта, видел, что тот взволнован и чем-то сильно раздосадован.
– Знаешь, Костя, когда мы с тобой бегали за урками, все было проще и чище, – Бегман витеевито выругался и снова наполнил бокалы. – А ты помнишь, как после удачной операции, мы брали по литру на брата и ехали на речку, к вязам? Помнишь, в любое время года, ночь или днем, берем гада без потерь и – к вязам?
– Да.
– Хорошо-то как было. А помнишь Штыря – Ваську Курилкина? Он из-за дерева сунул мне пику в бок, а ты перелетел через меня и одним ударом свалил его?
Беспалов молча кивнул. Ему вдруг показалось, что они оба присутствуют на какой-то панихиде. Бегман снова выругался и поднял глаза на Беспалова. Они посветлели от выпитого, но не избавились от смертельной тоски.
– Я сейчас с бюро обкома. Они сами, не дожидаясь бумаг из управления и райкома, утвердили твое исключение и требовали, чтобы я отдал тебя под суд, как будто ты завалил не бандита и убийцу, а ответственного партийного работника. Я поднялся и спокойненько объяснил им, чтобы сделал на твоем месте, попадись мне Кот. Тут встает заворг, взяточник этот прыщавый, и говорит, что если всякий милиционер станет по своему разумению стрелять в людей, то скоро в городе останется одна милиция. Тут меня и понесло, я ему отрезал:
– Вам этого опасаться нечего, вы скоро будете молиться на небо в крупную клеточку.
Вдруг смотрю, Первый усмехается и карандашиком по пепельнице постукивает.
«Чувствую, – говорит, – что Наум Аркадьевич устал и ему пора подлечиться. Иначе он не стал бы защищать своего подчиненного, а отдал бы под суд, заменив молодым и более достойным человеком.»
– И только тут я, старый осел, все понял. Кто-то из них тянет этого бывшего комсомольского вожака, которого сделали твоим заместителем. А он, подлец, сразу твое место себе присмотрел и ждать не хочет.
Бегман откусил хлеба, налил в фужеры остатки коньяка.
– Костя, будь другом, внизу моя машина, скажи Коле, пусть еще литр привезет, – он привстал со скрипнувшего стула и полез в карман.
– Да, что вы, Наум Аркадьевич, у меня в холодильнике есть пара бутылок водки.
– Неси, – полковник опустился на стул и задумался, глядя в угол комнаты.
– Да, – продолжил Бегман, когда Беспалов вернулся с лоджии с водкой, – я ехал сюда и все время думал – может быть, надо было как-то потоньше, помягче с ними, но уж больно разозлил меня этот торгаш машинами. Одним словом, не выбирая выражений, я рассказал им все, что думаю по этому поводу и о делах, какие творятся в обкоме за спиной Первого. А с тобой я и сейчас хоть на самого черта. Налей, – он двинул фужер, – да не смотри на меня так.
Беспалову показалось, что в голосе полковника слышатся слезы. Он посмотрел в его глаза, но те были сухи.
– Слушай дальше. После моих слов о воровстве и коррупции в аппарате обкома, Первый опять постучал своим карандашиком и говорит: «Я думал, что коммунист Бегман болен, а он просто состарился и ему пора на пенсию. Как, товарищи, согласны?» Они, как пионеры, подняли руки. Вот так, Костя, с сегодняшнего дня я, можно сказать, на пенсии.
– Товарищ полковник, Наум Аркадьевич, а как же министерство? Разве они в обкоме могут решать кому и когда из состава МВД России уходить на пенсию?
– Против мнения обкома никто не пойдет. В лучшем случае могут перевести на другое место, но кому нужен старик? Никому. – Он опять задумался.
Беспалов смотрел на лицо своего друга и начальника и впервые видел, что он стар. На лбу морщины, щеки покрыты сеткой склеротических сосудиков.
– Да, зря я сунул палку в это осиное гнездо, похоже, Первый в курсе всех дел и имеет на этом свой процент, но ехать с этим в Москву, не имея твердых улик, бессмысленно. Хорошо, хоть они этого не поняли, иначе я не вырвал бы тебя из их пасти. Суда не будет, но из органов тебе придется уйти, – он положил руку на узловатые пальцы Беспалова, но тот этого не заметил.
Капитан только сейчас понял, что одним выстрелом он уложил не только Кота, но и себя, и Бегмана.
– Вот так, Костя, с завтрашнего дня ты в отпуску. У меня есть семейная путевка в Сочи, поезжай, отдохни, пока я тут все оформлю. Береги нервы и думай о том, что нам придется привыкать к новой жизни. У тебя, по-моему, высшая школа?
– Да, – Беспалов выпил волку и не почувствовал ее вкуса.
– Значит, можешь работать в школе учителем истории или где-нибудь юрисконсультом.
– Я – оперативник и другому не обучен. Могу ловить бандитов, нападать и защищаться, – глаза капитана походила на траурные флажки и полковник отвернулся от друга…
Вернувшись с курорта, изгнанный со службы капитан Беспалов долго не мог устроиться на работу. Складывалась странная ситуация: куда брали его – туда не хотел он, куда хотел он – не брали его. Он с удовольствием проработал целое лето в пионерском лагере, но в сентябре, выплачивая ему последнюю заработную плату, директор школы, руководившая лагерем, смущенно развела руками:
– Извините, Константин Васильевич, я хотела, чтобы мы работали и дальше вместе – вы прекрасный педагог, но в РАНО о вас и слышать не хотят. Уж очень их пугает ваше исключение из партии, – она опустила глаза, – но я хочу поговорить о вас в горкоме. Там работает одна из моих бывших учениц.
Беспалов представил себе, что ей скажут о нем и резко встал:
– Спасибо, я уже нашел работу по душе.
Опять начались хождения по предприятиям. Только зимой он устроился грузчиком на овощную базу и успокоился. Тут не надо было начинать с ученической должности и все было просто – разгрузил вагон, загрузил машину. Товарищи по бригаде сначала относились к нему настороженно, но убедившись, что бывшего капитана интересуют лишь мешки, да ящики с товаром, успокоились. Потихонечку в дом вернулся достаток. Только на душе у него было скверно. Беспалов продолжал видеть во сне погони и драки. Одно время он даже плохо спал – ему постоянно мерещился запах оружейного масла и сгоревшего пороха, но потом прошло и это. Домой он повадился ходить через товарную станцию. Неосвещенные пути, хрустящая тишина и безлюдье – давали ему возможность хотя бы в мыслях представлять себя на деле. Вступая в темноту, Беспалов по-привычке подбирался и начинал видеть, как в добрые старые времена, на все «сто». Иногда ему даже удавалось представить себе, что он крадется вслед за преступниками, и вот сейчас из-за катящегося с горки вагона на него бросится вооруженный грабитель…
Так продолжалось до самой весны. Темной апрельской ночью на самом выходе со станции он, к своей радости , услышал тяжкий хруст дерева и настороженный шепот.
– Кто там?! – Он рявкнул во весь голос, и сам удивился тому, как много радости прозвучало в нем.
Невидимые люди замерли, потом кто-то прошептал: «уходим – менты «. Трое, как определил по звуку шагов Беспалов, кинулись через соседний путь в глухой угол станции, а один, осторожно ступая по гальке, пошел к нему. Ему хотелось по-настоящему схлестнуться с группой воров. «С одним и делать нечего», – решил Беспалов. Бегали они плохо, поэтому он скоро догнал шумно дышащую группу. На ходу сбрасывая куртку, бывший капитан скомандовал:
– Стой!
Ему показалось, что они немного сбавили скорость. Тогда он швырнул куртку, свернутую в комок, в середину бегущих. Один из них спотыкнулся и полетел на землю. Беспалов, не снижая темпа бега, догнал их и рубанул ладонью сгустившуюся темноту и, по тому как рука почувствовала каменную твердь, понял, что попал в плечо. Но человек вскрикнул и бегущие впереди остановились.
– Да он один, сука, – произнес хриплый голос.
Беспалов, ощущая спиной стенку вагона, приготовился к драке. Его смутило лишь то, что голос говорившего показался ему знакомым. И тут вышла луна.
– Костя, ты? – Беспалов узнал своего бригадира.
– Я же говорил, что он – гнида, мусор поганый, – капитан понял, что случайно поймал на месте преступления своих товарищей – грузчиков.
– Гады, ворье, – прошептал он, чувствуя, что возбуждение ожидаемой схватки проходит.
– Продаст ведь, паскуда.
– Сунуть его под вагон, – глухо прозвучал голос бригадира, – и никто не узнает.
Они кинулись на него. Беспалов бил нападавших, отражая удары и отклоняясь от новых.
– Слабаки, дешевки, – ругался он, медленно отступая в сторону освещенного товарного перрона, – вам бы с детьми в кулачки играть, а не старого сыскаря щупать.
Когда до границы света и тьмы оставалось метров пять, он скорее почувствовал, чем увидел, что у них в руках появилось оружие. Ныряя под взмах чего-то длинного в руках бригадира, капитан увидел сверкнувший штык лопаты и понял, что они наткнулись на инструмент дорожных рабочих.
« Теперь в темноте против троих мне не устоять «, – решил он и, перекатившись под проходящим вагоном, выскочил на перрон. Беспалов увидел бегущих к нему дежурного по вокзалу и милиционера. Он вскинул руку, и тяжелый лом обрушился ему на плечи. Капитан успел упасть, чтобы смягчить удар и услышал над собой:
– Остановись, засудят, – прохрипел бригадир, перехватывая руку грузчика с ломом в руках, – а станет болтать, валите все на него: мол ломал вагон, а мы увидели… Он в ментовке и не такого набрался, нам – рабочим, веры больше.
– В чем дело? – Подбежавший милиционер нагнулся, чтобы помочь Беспалову встать и узнал его. – Вы, товарищ капитан?
– Да вот, немного перебрали и повздороли с Костей, – выступил вперед бригадир, ты чего, сержант, не признал меня? Ваш-то капитан теперь у меня в грузчиках ходит.
Беспалов стоял и не знал что делать. Сказать о вагоне – он не видел вскрыли они его или нет, да и они взаправду могли все свалить на него. Не сказать – стать соучастником. «Четвертый, – вспомнил он, – тот не дрался и может рассказать всю правду. Если захочет…»
Лицо сержанта сморщилось, как от боли.
– Что же это вы?! Дежурная из «вороньего гнезда» увидела вашу свалку и позвонила в линейное отделение: «человека убивают!» Вот мы и кинулись, а вы… Вы с ними, товарищ капитан… – он сплюнул.
– Сержант, – Беспалов протянул к нему руку.
Тот отстранился, как от чумного.
– Шагайте за мной, пусть лейтенант Шамсудинов разбирается.
Шамсудинов недавно был переведен из городского отделения в линейную милицию. В управлении поговаривали, что он не чист на руку, но утверждать наверняка не брался никто. Беспалов никогда не сталкивался с этим офицером, но, почему-то, был уверен, что тот его недолюбливает.
Лейтенант сидел в маленькой с облупившейся штукатуркой комнатке. Он внимательно выслушал своего сержанта, скрившись, осмотрел грязную, изорванную одежду Беспалова и приказал:
– Этого – в камеру. А вы, – он повернулся к грузчикам, – садитесь и пишите объяснительные.
– Ну, зачем так? – Сержант взмахнул рукой, пытаясь высказать свое мнение на счет помещения Беспалова в камеру.
– Выполняйте!
Милиционер вздохнул и повел бывшего капитана в камеру.
Тот шел и ничего, кроме боли в плечах, не чувствовал. В голове было пусто, словно не его, как преступника, вели за решетку, а кого-то другого. Беспалов неожиданно услышал голос сержанта, но только когда за его спиной закрылась дверь, понял его слова:
– Извините, Константин Васильевич.
Беспалов огляделся. Сквозь забранное крупной сеткой окно в комнату светил уличный фонарь. В его лучах был виден топчан, стоявший в дальнем углу, цементный пол и темные, подмоченные чем-то стены. Капитан сел на топчан и тут до него донеслось:
– Лейтенант, мы с вами не первый день знакомы, – гудел бригадир, – это все он, капитан ваш, мы-то люди маленькие…
Беспалов представил себе, что будет завтра в управлении. «Услышал» как одноклассники его сына кричат: «папка-то у тебя вор». «Увидел» сочувственные взгляды коллег жены…
Теперь в камеру доносились голоса грузчиков, но капитан не слушал их. Он попробовал рукой один из крюков, на которых держалась сетка, потом снял с брюк ремень, сделал петлю и приладил ее к окну. В голове звенело и сильными толчками билась в висках кровь. Беспалов продел голову в петлю, сделал два шага вперед, чтобы ремень натянулся и, подогнув ноги, упал навзничь. Последней его мыслью было удивление – боли не было, но рот мгновенно наполнился слюной…
Беспалов пришел в себя от резкого света. Он открыл глаза и увидел перед собой переплетения прозрачных трубок.
« Капельница, – понял он, – меня к ней подключали после второго ранения, но сейчас, что со мной сейчас?»
Капитан попробовал двинуть головой, но не смог. Тогда он скосил глаза и увидел рядом с собой Бегмана.
– Где я? – Спросил Беспалов и понял, что едва шевелит губами.
Полковник прижал его руку своей горячей ладонью.
– Не двигайся, Костя, ты в госпитале, все нормально. Говорить тебе нельзя – повреждено горло. К тому же у тебя был сердечный приступ, и ты два дня был без сознания. Теперь все прошло. Жена и сын – в коридоре, это я, пользуясь старыми связями, пролез вперед их. Обо всем забудь, главное, что ты выкарабкался.
Только сейчас Беспалов вспомнил полутемную комнату-камеру, но в его душе ничего не шевельнулось. Он и сам удивился своему спокойствию и подумал о том, что в его душе что-то умерло. Капитан посмотрел на Бегмана и увидел в его глазах слезы.
« Жалко старика, хороший мужик «.
– Я тут кое с кем переговорил, – Бегман поднялся со стула и украткой вытер глаза, – у тебя все будет нормально и помни, что я еще жив и друзей в беде не оставляю.
Он вышел, а Беспалов вспомнил как шел с работы через станционные пути:
« И чего я полез к ним, пусть бы воровали, тем более, что я уже не сыщик, а простой грузчик.»
Капитан прикрыл глаза и незаметно для себя заснул. Его разбудил чей-то вздох. Он скосил глаза и увидел жену с сыном, сидящих у кровати. В руках сына была сетка с апельсинами.
– Откуда? – Попытался спросить Беспалов, но не смог. Ему опять стало зябко. Он вспомнил, что за время его безработицы жена и так продала немало вещей, чтобы залатать прорехи семейного бюджета, а тут еще его неудачное самоубийство. Капитан зашевелился, попытался встать.
« Дома доболею, – решил он, – так, по крайней мере дешевле будет,»
– Не волнуйся и лежи спокойно, – поняла его движение жена, – апельсины, которых сейчас нет в магазинах, конфеты и всякие фрукты – чуть ли не целую машину, принес сегодня утром Леонид Федорович Чабанов. Ты должен помнить его. Он сказал, что твоя группа как-то сэкономила его фабрике кучу денег. Так вот, они там узнали о твоем, – она поджала губы, сдерживая слезы, – несчастье и на месткоме выделили тебе материальную помощь в триста рублей, а гостинцы – сам Чабанов, от себя привез. Он мне сказал, что берет тебя на работу.
« Вот о ком говорил Бегман «, – подумал Беспалов. Он хорошо помнил серьезного и подтянутого директора швейной фабрики, с которым познакомился во время расследования двойного убийства – завсклада и стрелка охраны. Тогда капитан брал преступников и следователь, как и Беспалов, посчитал, что тут не обошлось без участия кого-то из администрации. Но, как оказалось, всем руководил заведующий складом, а в делах фабрики царил полнейший порядок. Более того, следствие, изучая документы, пришло к выводу, что очередная плановая ревизия легко бы обнаружила хищения. Убийство только ускорило раскрытие преступления. Это было отражено в документах, поэтому на суде администрацию фабрики только пожурили.
Через несколько дней, когда Константин Васильевич уже говорил, к нему в палату пришел сам Чабанов. Он поставил стул так, чтобы свет из окна падал на лицо Беспалова. Тот, внимательно наблюдая за гостем, отметил этот факт, но не смог связать его со странным вниманием к своей персоне.
– И угораздило же вас ввязаться в драку с этими грузчиками, – усмехнулся Чабанов, – они же настоящие бандиты.
« Неужели все всплыло, – обрадовался Беспалов, – неужели правда восторжествовала?!»
– Они же, подонки, потом вас оговорили, – продолжал, не спуская глаз с Бнспалова, посетитель. – И лейтенант этот, что вас задержал, вместо того, чтобы с каждым поговорить отдельно, позволил им не только договориться и слово в слово написать объяснительные, но и четвертого грузчика не нашел. Да и вас, – он сочувственно сморщил лицо, – просмотрел. Если бы не сержант, мы бы с вами не увиделись. Ох, уж, эта милиция, – он вновь усмехнулся.
– Я к ней уже давно никакого отношения не имею, – ответил Беспалов, – так что все претензии и пожелания предъявляйте своему коллеге, подполковнику Завалишину.
– Коллеге, – Чабанов удивленно поднял брови, – а, вы имеете в виду – обком? Точно, мы с ним иногда за одним столом сидим. Это хорошо, что вы не потеряли чувство юмора. Я, собственно, пришел к вам справиться о здоровье и рад, что нашел вас выздоравливающим. Хочу предложить вам место на фабрике.
– Не боитесь, я ведь исключен из партии?
– Ну и что?
Он дернул широкими плечами, словно отбросил само понятие «партия».
– И кем вы меня берете?
– Своим заместителем по режиму. Оклад приличный, больше того, что вы получали в милиции. Работа родственная вашей профессии, – он помолчал, – ну, и все блага, связанные с высоким положением.
Беспалов ответил почти мгновенно. Он так устал без нормальной работы, что сейчас был готов на все.
– Пойду.
– Вот и чудненько, я, почему-то, уверен, что мы с вами сработаемся.
Чабанов встал, еще раз внимательно посмотрел в глаза Беспалову, высматривая там что-то известное только ему, и пошел к двери. У самого порога он оглянулся:
– Вы как, Константин Васильевич, будете бороться за правду?
Беспалов замер:
« Вот ради чего он пришел сюда, – понял капитан, – только зачем ему это, не может же быть, чтобы такой человек был связан с этими мелкими ворами? Но с другой стороны – откуда он знает о четвертом и делах, которые они делали на станции? Ведь веди наши розыск, уже бы весь порог обили. Значит он получил информацию из других рук, а использует ее для моей проверки.»
– Да-а-а, – к Беспалову вернулось безразличие, владевшее им все эти дни, – плевать я хотел на этих воришек.
«Не все ли равно откуда Чабанов знает о происшедшем. Он-то в милицию, по-моему, не пошел и не пойдет. Только что ему от меня надо? «
– Сейчас – только здоровья, – как будто подслушал мысли Беспалова Чабанов, – а там будет видно. Но вы не ответили на мой вопрос?
– Нет, не буду. Где она, правда?
– Ну, ну, – опять усмехнулся Чабанов, – я попрошу, чтобы вас на пару недель устроили в местное «хрустальное» отделение. Отдохните, наберитесь сил и постарайтесь забыть обо всем, что с вами произошло. Я верю вам, и с сегодняшнего дня вы вступаете в новую жизнь. В ней не будет ни ночных драк, ни утренних перестрелок, – он засмеялся и вышел.
Через три дня Беспалова перевели в другой корпус. Он дважды после ранения лежал в этом госпитале, но даже не предполагал, что в дальнем углу яблоневого сада стоит уютный домик с несколькими малогабаритными квартирами. Ему отвели спальню с кабинетом и ванной. В квартире все было застелено коврами, в кабинете стояли телевизор, телефон и пишущая машинка. Вокруг царили тишина и аромат цветов.
– Вы что больше любите, – спросила Беспалова молоденькая симпатичная медсестра, которая привела его сюда, – гвоздики, георгины, настурции?
– Розы, – ответил ничего не понимающий Беспалов.
– Чарующий ааромат роз, – повела бровью девушка и понимающе улыбнулась.
Каждое утро в кабинете появлялись свежие розы. Вечером исправно звонил телефон и приятный мужской голос справлялся о том, что хочет завтра есть товарищ Беспалов. В первый раз он решил, что это розыгрыш и заказал на завтрак фрукты и виноград, на обед шашлык по-карски, а на ужин копченную осетрину с финским пивом. Когда утром Константин Васильевич собрался идти в столовую, в дверь постучали. Он открыл и удивился – вчерашняя девушка вкатила в комнату тележку с фруктами, белыми булочками, чаем, кофе и молоком.
– Извините, – приветливо улыбнулась она, – в заказе ничего не сказано о питье, поэтому я решила предложить вам выбор.
Капитан от удивления чуть не открыл рот:
– Я не привередлив и пью, что подают.
– Значит, вы выберете себе, что понравится, – медсестра склонила голову и вышла, пожелав ему приятного аппетита.
Вечером позвонил Чабанов.
– Вы там отдыхайте на полную катушку, – весело заговорил он, – я как-то лежал в этом раю, так поначалу чуть ли не шарахался от их услуг и доброты, но потом привык. Вот и вы расслабьтесь, подлечите нервы и не увлекайтесь таблетками, налегайте на бассейн, различные души и минеральные ванны. А девушки там, – он шутливо застонал, – до сих пор вспоминаю. Дерзайте, перед настоящим мужчиной не устоит ни одна крепость, тем более, что ради здоровья пациента они готовы капитулировать без сопротивления.
– А-а-? – Беспалов хотел выяснить, что это за таинственное отделение, где так лечат.
– Не волнуйтесь, – вздохнул Чабанов, поняв его без слов, – это своеобразный межзаводской дом отдыха. Наш профсоюз вам, как нашему будущему работнику, выделил бесплатную путевку. Отдыхайте и ни о чем дурном не думайте.
Через две недели он снова позвонил.
– Сегодня кончается срок вашей путевки, но если вы хотите, мы можем продлить ее еще дней на десять?
– Не могу больше, – взмолился Беспалов, – хочу на работу.
– Тогда собирайтесь, сейчас за вами придет ваша машина.
Новую работу Беспалов начал с решительной перестройки всей системы охраны предприятия. Он упразднил посты и перевел весь периметр на электронику. Второе нововведение коснулось секретного делопроизводства. По настоянию своего нового заместителя Чабанов отменил гриф «Для служебного пользования» на всей внутренней документации. И в первом, и во втором случае высвободились люди, предприятие получило ощутимую экономию фонда заработной платы. Беспалова премировали месячным окладом, а вечером его квартиру посетил председатель месткома фабрики. Едва перейдя порог, он усмехнулся:
– Двухкомнатная, двадцать семь квадратных местров? Не густо, – профсоюзный деятель что-то чиркнул в своем блокноте, – квартира осмотрена, комиссия согласна с директором о том, что его заместителю по режиму нужно новое жилье. Через месяц сдаем дом. Вам трех или четырехкомнатную?
– Нас только трое, – чувствуя тяжесть в груди, произнес Беспалов.
– Нам бы хватило трехкомнатной, – поддержала жена.
– А кабинет? – Возразил мужчина, и Беспалов понял, что Чабанов уже все решил, а это посещение лишь элемент какой-то игры. – Нет, Леонид Федорович меня накажет, я пишу четыре. – Он повернулся и, попрощавшись, вышел из квартиры.
– Ну, ты даешь, – удивилась жена. – Вот это работа, не то, что в милиции, где если и дадут премию, то после ранения.
– Что ты понимаешь? – Взвился Беспалов, – там я был на своем месте, я – сыщик, а не чиновник. Хочешь, чтобы я сдох в этой бумажной пыли?!
Жена тоскливо посмотрела на Беспалова.
– В четырехкомнатной квартире, с таким окладом и персональной машиной выживешь. Костя, хотя бы годик продержись, дай немного денег подкопить, да чуть-чуть по-человечески пожить, а там видно будет.
Он кивнул головой, все еще не понимая, что он такого сделал, что Чабанов так щедр с ним.
– Нет, похоже, вся работа еще впереди, – незаметно для себя произнес вслух Беспалов.
– Вот и работай, – обрадовалась жена, – а то скис совсем.
Через неделю она позвонила ему на работу и счастливым голосом сообщила, что ей предложили перейти в кардиологический центр.
– Ты помнишь, сколько я просилась туда? – Звенел от радости ее голос, – я тут сам директор позвонил и предложил выбрать себе место. Ты слышишь, каменный человек? Не иначе, как твой Чабанов постарался. Только откуда он все это узнал?
– А сама, что дура? – Разозлился ничего не понимающий Беспалов.
– Не дура, ты просто забыл – туда принимают только по великому блату.
Он хмыкнул и положил трубку.
В пятницу, после вечерней летучки, Чабанов попросил Беспалова задержаться.
Приход умного и опытного начальника, которого Беспалов очень уважал, был кстати. Много лет назад именно он, тогда еще капитан, взял к себе в оперативную группу демобилизованного сержанта Беспалова. Все эти годы Бегман помогал и поддерживал его. Вот и сегодня Наум Аркадьевич был единственным человеком, который до последнего отстаивал капитана. Товарищи отмолчались, не желая портить отношения с парторгом, а тот, вместе с замполитом – настояли на исключении.
– Я собрался завтра зайти к вам, чтобы посоветоваться, – Беспалов поставил на стол тарелку с черным хлебом и солонку.
Полковник уже достал из серванта большие хрустальные фужеры и налил их до краев коньяком.
– Давай выстрелим в желудок, – он поднял фужер, – выпьем за тебя. Ты, Костя, еще молод и можешь все начать с начала. За тебя.
Большими глотками он опорожнил фужер, посыпал солью кусочек хлеба и стал медленно его жевать. Лицо полковника ничего не выражало, но Беспалов много лет работал с ним и, по некоторой суетливости движений, опустившимся уголкам рта, видел, что тот взволнован и чем-то сильно раздосадован.
– Знаешь, Костя, когда мы с тобой бегали за урками, все было проще и чище, – Бегман витеевито выругался и снова наполнил бокалы. – А ты помнишь, как после удачной операции, мы брали по литру на брата и ехали на речку, к вязам? Помнишь, в любое время года, ночь или днем, берем гада без потерь и – к вязам?
– Да.
– Хорошо-то как было. А помнишь Штыря – Ваську Курилкина? Он из-за дерева сунул мне пику в бок, а ты перелетел через меня и одним ударом свалил его?
Беспалов молча кивнул. Ему вдруг показалось, что они оба присутствуют на какой-то панихиде. Бегман снова выругался и поднял глаза на Беспалова. Они посветлели от выпитого, но не избавились от смертельной тоски.
– Я сейчас с бюро обкома. Они сами, не дожидаясь бумаг из управления и райкома, утвердили твое исключение и требовали, чтобы я отдал тебя под суд, как будто ты завалил не бандита и убийцу, а ответственного партийного работника. Я поднялся и спокойненько объяснил им, чтобы сделал на твоем месте, попадись мне Кот. Тут встает заворг, взяточник этот прыщавый, и говорит, что если всякий милиционер станет по своему разумению стрелять в людей, то скоро в городе останется одна милиция. Тут меня и понесло, я ему отрезал:
– Вам этого опасаться нечего, вы скоро будете молиться на небо в крупную клеточку.
Вдруг смотрю, Первый усмехается и карандашиком по пепельнице постукивает.
«Чувствую, – говорит, – что Наум Аркадьевич устал и ему пора подлечиться. Иначе он не стал бы защищать своего подчиненного, а отдал бы под суд, заменив молодым и более достойным человеком.»
– И только тут я, старый осел, все понял. Кто-то из них тянет этого бывшего комсомольского вожака, которого сделали твоим заместителем. А он, подлец, сразу твое место себе присмотрел и ждать не хочет.
Бегман откусил хлеба, налил в фужеры остатки коньяка.
– Костя, будь другом, внизу моя машина, скажи Коле, пусть еще литр привезет, – он привстал со скрипнувшего стула и полез в карман.
– Да, что вы, Наум Аркадьевич, у меня в холодильнике есть пара бутылок водки.
– Неси, – полковник опустился на стул и задумался, глядя в угол комнаты.
– Да, – продолжил Бегман, когда Беспалов вернулся с лоджии с водкой, – я ехал сюда и все время думал – может быть, надо было как-то потоньше, помягче с ними, но уж больно разозлил меня этот торгаш машинами. Одним словом, не выбирая выражений, я рассказал им все, что думаю по этому поводу и о делах, какие творятся в обкоме за спиной Первого. А с тобой я и сейчас хоть на самого черта. Налей, – он двинул фужер, – да не смотри на меня так.
Беспалову показалось, что в голосе полковника слышатся слезы. Он посмотрел в его глаза, но те были сухи.
– Слушай дальше. После моих слов о воровстве и коррупции в аппарате обкома, Первый опять постучал своим карандашиком и говорит: «Я думал, что коммунист Бегман болен, а он просто состарился и ему пора на пенсию. Как, товарищи, согласны?» Они, как пионеры, подняли руки. Вот так, Костя, с сегодняшнего дня я, можно сказать, на пенсии.
– Товарищ полковник, Наум Аркадьевич, а как же министерство? Разве они в обкоме могут решать кому и когда из состава МВД России уходить на пенсию?
– Против мнения обкома никто не пойдет. В лучшем случае могут перевести на другое место, но кому нужен старик? Никому. – Он опять задумался.
Беспалов смотрел на лицо своего друга и начальника и впервые видел, что он стар. На лбу морщины, щеки покрыты сеткой склеротических сосудиков.
– Да, зря я сунул палку в это осиное гнездо, похоже, Первый в курсе всех дел и имеет на этом свой процент, но ехать с этим в Москву, не имея твердых улик, бессмысленно. Хорошо, хоть они этого не поняли, иначе я не вырвал бы тебя из их пасти. Суда не будет, но из органов тебе придется уйти, – он положил руку на узловатые пальцы Беспалова, но тот этого не заметил.
Капитан только сейчас понял, что одним выстрелом он уложил не только Кота, но и себя, и Бегмана.
– Вот так, Костя, с завтрашнего дня ты в отпуску. У меня есть семейная путевка в Сочи, поезжай, отдохни, пока я тут все оформлю. Береги нервы и думай о том, что нам придется привыкать к новой жизни. У тебя, по-моему, высшая школа?
– Да, – Беспалов выпил волку и не почувствовал ее вкуса.
– Значит, можешь работать в школе учителем истории или где-нибудь юрисконсультом.
– Я – оперативник и другому не обучен. Могу ловить бандитов, нападать и защищаться, – глаза капитана походила на траурные флажки и полковник отвернулся от друга…
Вернувшись с курорта, изгнанный со службы капитан Беспалов долго не мог устроиться на работу. Складывалась странная ситуация: куда брали его – туда не хотел он, куда хотел он – не брали его. Он с удовольствием проработал целое лето в пионерском лагере, но в сентябре, выплачивая ему последнюю заработную плату, директор школы, руководившая лагерем, смущенно развела руками:
– Извините, Константин Васильевич, я хотела, чтобы мы работали и дальше вместе – вы прекрасный педагог, но в РАНО о вас и слышать не хотят. Уж очень их пугает ваше исключение из партии, – она опустила глаза, – но я хочу поговорить о вас в горкоме. Там работает одна из моих бывших учениц.
Беспалов представил себе, что ей скажут о нем и резко встал:
– Спасибо, я уже нашел работу по душе.
Опять начались хождения по предприятиям. Только зимой он устроился грузчиком на овощную базу и успокоился. Тут не надо было начинать с ученической должности и все было просто – разгрузил вагон, загрузил машину. Товарищи по бригаде сначала относились к нему настороженно, но убедившись, что бывшего капитана интересуют лишь мешки, да ящики с товаром, успокоились. Потихонечку в дом вернулся достаток. Только на душе у него было скверно. Беспалов продолжал видеть во сне погони и драки. Одно время он даже плохо спал – ему постоянно мерещился запах оружейного масла и сгоревшего пороха, но потом прошло и это. Домой он повадился ходить через товарную станцию. Неосвещенные пути, хрустящая тишина и безлюдье – давали ему возможность хотя бы в мыслях представлять себя на деле. Вступая в темноту, Беспалов по-привычке подбирался и начинал видеть, как в добрые старые времена, на все «сто». Иногда ему даже удавалось представить себе, что он крадется вслед за преступниками, и вот сейчас из-за катящегося с горки вагона на него бросится вооруженный грабитель…
Так продолжалось до самой весны. Темной апрельской ночью на самом выходе со станции он, к своей радости , услышал тяжкий хруст дерева и настороженный шепот.
– Кто там?! – Он рявкнул во весь голос, и сам удивился тому, как много радости прозвучало в нем.
Невидимые люди замерли, потом кто-то прошептал: «уходим – менты «. Трое, как определил по звуку шагов Беспалов, кинулись через соседний путь в глухой угол станции, а один, осторожно ступая по гальке, пошел к нему. Ему хотелось по-настоящему схлестнуться с группой воров. «С одним и делать нечего», – решил Беспалов. Бегали они плохо, поэтому он скоро догнал шумно дышащую группу. На ходу сбрасывая куртку, бывший капитан скомандовал:
– Стой!
Ему показалось, что они немного сбавили скорость. Тогда он швырнул куртку, свернутую в комок, в середину бегущих. Один из них спотыкнулся и полетел на землю. Беспалов, не снижая темпа бега, догнал их и рубанул ладонью сгустившуюся темноту и, по тому как рука почувствовала каменную твердь, понял, что попал в плечо. Но человек вскрикнул и бегущие впереди остановились.
– Да он один, сука, – произнес хриплый голос.
Беспалов, ощущая спиной стенку вагона, приготовился к драке. Его смутило лишь то, что голос говорившего показался ему знакомым. И тут вышла луна.
– Костя, ты? – Беспалов узнал своего бригадира.
– Я же говорил, что он – гнида, мусор поганый, – капитан понял, что случайно поймал на месте преступления своих товарищей – грузчиков.
– Гады, ворье, – прошептал он, чувствуя, что возбуждение ожидаемой схватки проходит.
– Продаст ведь, паскуда.
– Сунуть его под вагон, – глухо прозвучал голос бригадира, – и никто не узнает.
Они кинулись на него. Беспалов бил нападавших, отражая удары и отклоняясь от новых.
– Слабаки, дешевки, – ругался он, медленно отступая в сторону освещенного товарного перрона, – вам бы с детьми в кулачки играть, а не старого сыскаря щупать.
Когда до границы света и тьмы оставалось метров пять, он скорее почувствовал, чем увидел, что у них в руках появилось оружие. Ныряя под взмах чего-то длинного в руках бригадира, капитан увидел сверкнувший штык лопаты и понял, что они наткнулись на инструмент дорожных рабочих.
« Теперь в темноте против троих мне не устоять «, – решил он и, перекатившись под проходящим вагоном, выскочил на перрон. Беспалов увидел бегущих к нему дежурного по вокзалу и милиционера. Он вскинул руку, и тяжелый лом обрушился ему на плечи. Капитан успел упасть, чтобы смягчить удар и услышал над собой:
– Остановись, засудят, – прохрипел бригадир, перехватывая руку грузчика с ломом в руках, – а станет болтать, валите все на него: мол ломал вагон, а мы увидели… Он в ментовке и не такого набрался, нам – рабочим, веры больше.
– В чем дело? – Подбежавший милиционер нагнулся, чтобы помочь Беспалову встать и узнал его. – Вы, товарищ капитан?
– Да вот, немного перебрали и повздороли с Костей, – выступил вперед бригадир, ты чего, сержант, не признал меня? Ваш-то капитан теперь у меня в грузчиках ходит.
Беспалов стоял и не знал что делать. Сказать о вагоне – он не видел вскрыли они его или нет, да и они взаправду могли все свалить на него. Не сказать – стать соучастником. «Четвертый, – вспомнил он, – тот не дрался и может рассказать всю правду. Если захочет…»
Лицо сержанта сморщилось, как от боли.
– Что же это вы?! Дежурная из «вороньего гнезда» увидела вашу свалку и позвонила в линейное отделение: «человека убивают!» Вот мы и кинулись, а вы… Вы с ними, товарищ капитан… – он сплюнул.
– Сержант, – Беспалов протянул к нему руку.
Тот отстранился, как от чумного.
– Шагайте за мной, пусть лейтенант Шамсудинов разбирается.
Шамсудинов недавно был переведен из городского отделения в линейную милицию. В управлении поговаривали, что он не чист на руку, но утверждать наверняка не брался никто. Беспалов никогда не сталкивался с этим офицером, но, почему-то, был уверен, что тот его недолюбливает.
Лейтенант сидел в маленькой с облупившейся штукатуркой комнатке. Он внимательно выслушал своего сержанта, скрившись, осмотрел грязную, изорванную одежду Беспалова и приказал:
– Этого – в камеру. А вы, – он повернулся к грузчикам, – садитесь и пишите объяснительные.
– Ну, зачем так? – Сержант взмахнул рукой, пытаясь высказать свое мнение на счет помещения Беспалова в камеру.
– Выполняйте!
Милиционер вздохнул и повел бывшего капитана в камеру.
Тот шел и ничего, кроме боли в плечах, не чувствовал. В голове было пусто, словно не его, как преступника, вели за решетку, а кого-то другого. Беспалов неожиданно услышал голос сержанта, но только когда за его спиной закрылась дверь, понял его слова:
– Извините, Константин Васильевич.
Беспалов огляделся. Сквозь забранное крупной сеткой окно в комнату светил уличный фонарь. В его лучах был виден топчан, стоявший в дальнем углу, цементный пол и темные, подмоченные чем-то стены. Капитан сел на топчан и тут до него донеслось:
– Лейтенант, мы с вами не первый день знакомы, – гудел бригадир, – это все он, капитан ваш, мы-то люди маленькие…
Беспалов представил себе, что будет завтра в управлении. «Услышал» как одноклассники его сына кричат: «папка-то у тебя вор». «Увидел» сочувственные взгляды коллег жены…
Теперь в камеру доносились голоса грузчиков, но капитан не слушал их. Он попробовал рукой один из крюков, на которых держалась сетка, потом снял с брюк ремень, сделал петлю и приладил ее к окну. В голове звенело и сильными толчками билась в висках кровь. Беспалов продел голову в петлю, сделал два шага вперед, чтобы ремень натянулся и, подогнув ноги, упал навзничь. Последней его мыслью было удивление – боли не было, но рот мгновенно наполнился слюной…
Беспалов пришел в себя от резкого света. Он открыл глаза и увидел перед собой переплетения прозрачных трубок.
« Капельница, – понял он, – меня к ней подключали после второго ранения, но сейчас, что со мной сейчас?»
Капитан попробовал двинуть головой, но не смог. Тогда он скосил глаза и увидел рядом с собой Бегмана.
– Где я? – Спросил Беспалов и понял, что едва шевелит губами.
Полковник прижал его руку своей горячей ладонью.
– Не двигайся, Костя, ты в госпитале, все нормально. Говорить тебе нельзя – повреждено горло. К тому же у тебя был сердечный приступ, и ты два дня был без сознания. Теперь все прошло. Жена и сын – в коридоре, это я, пользуясь старыми связями, пролез вперед их. Обо всем забудь, главное, что ты выкарабкался.
Только сейчас Беспалов вспомнил полутемную комнату-камеру, но в его душе ничего не шевельнулось. Он и сам удивился своему спокойствию и подумал о том, что в его душе что-то умерло. Капитан посмотрел на Бегмана и увидел в его глазах слезы.
« Жалко старика, хороший мужик «.
– Я тут кое с кем переговорил, – Бегман поднялся со стула и украткой вытер глаза, – у тебя все будет нормально и помни, что я еще жив и друзей в беде не оставляю.
Он вышел, а Беспалов вспомнил как шел с работы через станционные пути:
« И чего я полез к ним, пусть бы воровали, тем более, что я уже не сыщик, а простой грузчик.»
Капитан прикрыл глаза и незаметно для себя заснул. Его разбудил чей-то вздох. Он скосил глаза и увидел жену с сыном, сидящих у кровати. В руках сына была сетка с апельсинами.
– Откуда? – Попытался спросить Беспалов, но не смог. Ему опять стало зябко. Он вспомнил, что за время его безработицы жена и так продала немало вещей, чтобы залатать прорехи семейного бюджета, а тут еще его неудачное самоубийство. Капитан зашевелился, попытался встать.
« Дома доболею, – решил он, – так, по крайней мере дешевле будет,»
– Не волнуйся и лежи спокойно, – поняла его движение жена, – апельсины, которых сейчас нет в магазинах, конфеты и всякие фрукты – чуть ли не целую машину, принес сегодня утром Леонид Федорович Чабанов. Ты должен помнить его. Он сказал, что твоя группа как-то сэкономила его фабрике кучу денег. Так вот, они там узнали о твоем, – она поджала губы, сдерживая слезы, – несчастье и на месткоме выделили тебе материальную помощь в триста рублей, а гостинцы – сам Чабанов, от себя привез. Он мне сказал, что берет тебя на работу.
« Вот о ком говорил Бегман «, – подумал Беспалов. Он хорошо помнил серьезного и подтянутого директора швейной фабрики, с которым познакомился во время расследования двойного убийства – завсклада и стрелка охраны. Тогда капитан брал преступников и следователь, как и Беспалов, посчитал, что тут не обошлось без участия кого-то из администрации. Но, как оказалось, всем руководил заведующий складом, а в делах фабрики царил полнейший порядок. Более того, следствие, изучая документы, пришло к выводу, что очередная плановая ревизия легко бы обнаружила хищения. Убийство только ускорило раскрытие преступления. Это было отражено в документах, поэтому на суде администрацию фабрики только пожурили.
Через несколько дней, когда Константин Васильевич уже говорил, к нему в палату пришел сам Чабанов. Он поставил стул так, чтобы свет из окна падал на лицо Беспалова. Тот, внимательно наблюдая за гостем, отметил этот факт, но не смог связать его со странным вниманием к своей персоне.
– И угораздило же вас ввязаться в драку с этими грузчиками, – усмехнулся Чабанов, – они же настоящие бандиты.
« Неужели все всплыло, – обрадовался Беспалов, – неужели правда восторжествовала?!»
– Они же, подонки, потом вас оговорили, – продолжал, не спуская глаз с Бнспалова, посетитель. – И лейтенант этот, что вас задержал, вместо того, чтобы с каждым поговорить отдельно, позволил им не только договориться и слово в слово написать объяснительные, но и четвертого грузчика не нашел. Да и вас, – он сочувственно сморщил лицо, – просмотрел. Если бы не сержант, мы бы с вами не увиделись. Ох, уж, эта милиция, – он вновь усмехнулся.
– Я к ней уже давно никакого отношения не имею, – ответил Беспалов, – так что все претензии и пожелания предъявляйте своему коллеге, подполковнику Завалишину.
– Коллеге, – Чабанов удивленно поднял брови, – а, вы имеете в виду – обком? Точно, мы с ним иногда за одним столом сидим. Это хорошо, что вы не потеряли чувство юмора. Я, собственно, пришел к вам справиться о здоровье и рад, что нашел вас выздоравливающим. Хочу предложить вам место на фабрике.
– Не боитесь, я ведь исключен из партии?
– Ну и что?
Он дернул широкими плечами, словно отбросил само понятие «партия».
– И кем вы меня берете?
– Своим заместителем по режиму. Оклад приличный, больше того, что вы получали в милиции. Работа родственная вашей профессии, – он помолчал, – ну, и все блага, связанные с высоким положением.
Беспалов ответил почти мгновенно. Он так устал без нормальной работы, что сейчас был готов на все.
– Пойду.
– Вот и чудненько, я, почему-то, уверен, что мы с вами сработаемся.
Чабанов встал, еще раз внимательно посмотрел в глаза Беспалову, высматривая там что-то известное только ему, и пошел к двери. У самого порога он оглянулся:
– Вы как, Константин Васильевич, будете бороться за правду?
Беспалов замер:
« Вот ради чего он пришел сюда, – понял капитан, – только зачем ему это, не может же быть, чтобы такой человек был связан с этими мелкими ворами? Но с другой стороны – откуда он знает о четвертом и делах, которые они делали на станции? Ведь веди наши розыск, уже бы весь порог обили. Значит он получил информацию из других рук, а использует ее для моей проверки.»
– Да-а-а, – к Беспалову вернулось безразличие, владевшее им все эти дни, – плевать я хотел на этих воришек.
«Не все ли равно откуда Чабанов знает о происшедшем. Он-то в милицию, по-моему, не пошел и не пойдет. Только что ему от меня надо? «
– Сейчас – только здоровья, – как будто подслушал мысли Беспалова Чабанов, – а там будет видно. Но вы не ответили на мой вопрос?
– Нет, не буду. Где она, правда?
– Ну, ну, – опять усмехнулся Чабанов, – я попрошу, чтобы вас на пару недель устроили в местное «хрустальное» отделение. Отдохните, наберитесь сил и постарайтесь забыть обо всем, что с вами произошло. Я верю вам, и с сегодняшнего дня вы вступаете в новую жизнь. В ней не будет ни ночных драк, ни утренних перестрелок, – он засмеялся и вышел.
Через три дня Беспалова перевели в другой корпус. Он дважды после ранения лежал в этом госпитале, но даже не предполагал, что в дальнем углу яблоневого сада стоит уютный домик с несколькими малогабаритными квартирами. Ему отвели спальню с кабинетом и ванной. В квартире все было застелено коврами, в кабинете стояли телевизор, телефон и пишущая машинка. Вокруг царили тишина и аромат цветов.
– Вы что больше любите, – спросила Беспалова молоденькая симпатичная медсестра, которая привела его сюда, – гвоздики, георгины, настурции?
– Розы, – ответил ничего не понимающий Беспалов.
– Чарующий ааромат роз, – повела бровью девушка и понимающе улыбнулась.
Каждое утро в кабинете появлялись свежие розы. Вечером исправно звонил телефон и приятный мужской голос справлялся о том, что хочет завтра есть товарищ Беспалов. В первый раз он решил, что это розыгрыш и заказал на завтрак фрукты и виноград, на обед шашлык по-карски, а на ужин копченную осетрину с финским пивом. Когда утром Константин Васильевич собрался идти в столовую, в дверь постучали. Он открыл и удивился – вчерашняя девушка вкатила в комнату тележку с фруктами, белыми булочками, чаем, кофе и молоком.
– Извините, – приветливо улыбнулась она, – в заказе ничего не сказано о питье, поэтому я решила предложить вам выбор.
Капитан от удивления чуть не открыл рот:
– Я не привередлив и пью, что подают.
– Значит, вы выберете себе, что понравится, – медсестра склонила голову и вышла, пожелав ему приятного аппетита.
Вечером позвонил Чабанов.
– Вы там отдыхайте на полную катушку, – весело заговорил он, – я как-то лежал в этом раю, так поначалу чуть ли не шарахался от их услуг и доброты, но потом привык. Вот и вы расслабьтесь, подлечите нервы и не увлекайтесь таблетками, налегайте на бассейн, различные души и минеральные ванны. А девушки там, – он шутливо застонал, – до сих пор вспоминаю. Дерзайте, перед настоящим мужчиной не устоит ни одна крепость, тем более, что ради здоровья пациента они готовы капитулировать без сопротивления.
– А-а-? – Беспалов хотел выяснить, что это за таинственное отделение, где так лечат.
– Не волнуйтесь, – вздохнул Чабанов, поняв его без слов, – это своеобразный межзаводской дом отдыха. Наш профсоюз вам, как нашему будущему работнику, выделил бесплатную путевку. Отдыхайте и ни о чем дурном не думайте.
Через две недели он снова позвонил.
– Сегодня кончается срок вашей путевки, но если вы хотите, мы можем продлить ее еще дней на десять?
– Не могу больше, – взмолился Беспалов, – хочу на работу.
– Тогда собирайтесь, сейчас за вами придет ваша машина.
Новую работу Беспалов начал с решительной перестройки всей системы охраны предприятия. Он упразднил посты и перевел весь периметр на электронику. Второе нововведение коснулось секретного делопроизводства. По настоянию своего нового заместителя Чабанов отменил гриф «Для служебного пользования» на всей внутренней документации. И в первом, и во втором случае высвободились люди, предприятие получило ощутимую экономию фонда заработной платы. Беспалова премировали месячным окладом, а вечером его квартиру посетил председатель месткома фабрики. Едва перейдя порог, он усмехнулся:
– Двухкомнатная, двадцать семь квадратных местров? Не густо, – профсоюзный деятель что-то чиркнул в своем блокноте, – квартира осмотрена, комиссия согласна с директором о том, что его заместителю по режиму нужно новое жилье. Через месяц сдаем дом. Вам трех или четырехкомнатную?
– Нас только трое, – чувствуя тяжесть в груди, произнес Беспалов.
– Нам бы хватило трехкомнатной, – поддержала жена.
– А кабинет? – Возразил мужчина, и Беспалов понял, что Чабанов уже все решил, а это посещение лишь элемент какой-то игры. – Нет, Леонид Федорович меня накажет, я пишу четыре. – Он повернулся и, попрощавшись, вышел из квартиры.
– Ну, ты даешь, – удивилась жена. – Вот это работа, не то, что в милиции, где если и дадут премию, то после ранения.
– Что ты понимаешь? – Взвился Беспалов, – там я был на своем месте, я – сыщик, а не чиновник. Хочешь, чтобы я сдох в этой бумажной пыли?!
Жена тоскливо посмотрела на Беспалова.
– В четырехкомнатной квартире, с таким окладом и персональной машиной выживешь. Костя, хотя бы годик продержись, дай немного денег подкопить, да чуть-чуть по-человечески пожить, а там видно будет.
Он кивнул головой, все еще не понимая, что он такого сделал, что Чабанов так щедр с ним.
– Нет, похоже, вся работа еще впереди, – незаметно для себя произнес вслух Беспалов.
– Вот и работай, – обрадовалась жена, – а то скис совсем.
Через неделю она позвонила ему на работу и счастливым голосом сообщила, что ей предложили перейти в кардиологический центр.
– Ты помнишь, сколько я просилась туда? – Звенел от радости ее голос, – я тут сам директор позвонил и предложил выбрать себе место. Ты слышишь, каменный человек? Не иначе, как твой Чабанов постарался. Только откуда он все это узнал?
– А сама, что дура? – Разозлился ничего не понимающий Беспалов.
– Не дура, ты просто забыл – туда принимают только по великому блату.
Он хмыкнул и положил трубку.
В пятницу, после вечерней летучки, Чабанов попросил Беспалова задержаться.