– Ему – да, – твердо сказал Чабанов, – тебе придется найти другого убийцу, а фоторобот и все документы о Боляско передать мне.
   – А-а-а?
   – Он мне нужен чистым и невредимым. Ясно?
   – Это будет нелегко, – Шляфман посмотрел в зеркальце, пытаясь поймать взгляд Чабанова.
   – Лапочка, – тот повернулся к нему, – если бы у меня была легкая работа, я бы не стал тебя будить среди ночи и уж, конечно, не тащил бы из Москвы.
   Миля тяжело вздохнул, искоса взглянул на Леонида Федоровича, но, встретившись с его острым и тяжелым взглядом, утвердительно кивнул:
   – Хорошо.
   Чабанов вывел машину на улицу, ведущую обратно к стадиону.
   – Нет, – сказал Шляфман, взглянув в окно, – лучше поближе к дому.
   В этот день Эмиль Абрамович пришел на работу раньше обычного. Он достал из сейфа начатое вчера дело об убийстве Петра Аркадьевича Загибалова – двадцативосьмилетнего рабочего, отца двоих детей. Следователь вынул из конверта фотографии места преступления, разложил на столе снимки убитого. Это был грузный человек с грубым лицом и тяжелыми руками. На фото он сидел, привалившись к низенькому штакетнику, ограждавшему сквер, где в ту ночь компания полузнакомых мужчин распивала водку. В правой руке убитого была зажата недопитая бутылка. Он умер почти мгновенно, поэтому на землю ни пролилось ни капли. Из левой ключицы Загибалова торчала ручка отполированного от частого употребления десантного ножа.
   Шляфман вздохнул, вынул из стола большой конверт и положил туда отпечатки пальцев, снятые с рукояти, фоторобот и описание убийцы. Он решил заменить его задержанным ночью наркоманом и насильником Мухамедовым…
   Суд состоялся через два месяца. В начале заседания судья заинтересовался было словами друга убитого о том, что убийца и обвиняемый – совершенно разные люди. Но когда свидетель честно признался, что выпил больше литра водки и все помнит в тумане, суд потерял к нему интерес. Мухамедов получил семь лет и был этапирован к месту заключения.
   Но все это было потом, а вечером того же дня, когда Шляфман передал Чабанову документы, обличающие Боляско, Леонид Федорович вновь приехал на дачу. Оставив машину у ворот, он внимательно осмотрел сад и двор. Признаков присутствия постороннего человека не было.
   «Вот будет цирк, если он сбежал», – Леонид Федорович почувствовал себя обманутым. Он с грохотом распахнул створки ворот, круто вывернул руль и стремительно въехал во двор. Дверь дома была заперта снаружи, ключ лежал на своем месте. Леонид Федорович на мгновенье приостановился, вспоминая, показывал ли он Боляско это место и пришел к выводу, что не показывал.
   «Ушел, трус несчастный, – он громко выругался. Распахнул дверь в дом, – уберу грязную посуду, чтобы тараканов на плодить и вернусь домой. Значит не судьба… »
   На кухне все было прибрано, посуда стояла в сушилке. Вдруг сзади легко скрипнула входная дверь. Чабанов резко обернулся, она медленно закрылась.
   «Чертовщина какая-то», – он снова выругался вслух и замер от неожиданности. Перед ним, на только что пустом кухонном столе сидел Боляско. Чисто выбритое лицо пестрело белыми полосками лейкопластыря, а глаза нахально смеялись.
   – Ты? – Только и смог сказал Леонид Федорович, опускаясь на стул, стоящий у порога.
   – Что же вы думали, – гость усмехнулся, – я в трусиках буду расхаживать по двору и ждать родную милицию? Кто вас знает, вдруг вы решили лишнюю благодарность на моей крови заработать?
   – Дурак, – облегченно вздохнул Чабанов, – но это мне нравится. Ты, поди, и вооружился, ожидая ареста?
   – Зачем? Я голыми руками, не глядя, пару ментов могу уложить. – Он положил на стол пилку для ногтей, – а я тут второе по мощности, после ножа, оружие нашел…
   – Что же ты – почти сутки голодал и водку не пил?
   – Водку я и там перед «боевыми» не пил. Она реакцию снижает, а есть – ел нормально.
   – Ты мне все больше нравишься. Садись ближе, Сережа, поговорим серьезно и вместе решим, что нам дальше делать.
   Леонид Федорович вернулся к двери, запер ее на ключ, задернул шторы, потом, подумав, сказал:
   – Пойдем на второй этаж, мало ли что, а там меньше вероятности, что нас кто-нибудь подслушает.
   Они поднялись в кабинет и сели друг напротив друга у журнального столика.
   – Прежде чем я расскажу тебе о своей затее, посмотри на это, – Чабанов выложил из папки бумаги, которые ему передал Шляфман. Сверху лежала стопка снимков, сделанных в фоторобота.
   Сергей взял фотографии, внимательно осмотрел каждую.
   – Интересно, кто же это так меня запомнил, дело-то было ночью? По этим карточкам меня любой милиционер сразу опознает.
   – Так, один из твоих вчерашних собутыльников, – Чабанов махнул рукой, – говорят, что он никчемный человечишка, а вот, поди ж ты, какой острый глаз. Заметь, все это в пьяном состоянии. В нем, может быть, хороший художник пропал. Эх, жизнь наша, жизнь… Давай так: ты внимательно посмотри все, подумай, а я пока своими делами займусь, поговорим, когда закончишь.
   Боляско принялся внимательно изучать документы своего дела. Некоторые, как ему показалось, интересные места он читал по несколько раз. Леонид Федорович тоже углубился в свои бумаги. Тишину нарушил Сергей:
   – Значит я теперь вне закона? Теперь меня в любой момент могут упрятать в тюрьму?
   Чабанов внимательно смотрел на своего возбужденного собеседника. В какой-то момент ему показалось, что Сергей сейчас вообще не способен трезво соображать, потом он понял, что это не так. Все это время его занимала мысль о том, почему Боляско, убивший человека, совершенно об этом не думает, но он отбросил ее.
   – Знаешь, друг мой, бывают в жизни обстоятельства, когда человек превращается в щепку, гонимую волей волн, я это по себе знаю. Много лет боролся, искал правду, все силы отдавал державе, а теперь понял, что все это бесполезно. Не на народ и страну работал, а на горстку чиновников, узколобых начальников, большая часть из которых вообще не достойна жить на свете. А они нашу кровь пьют. Вот и ты, сильный, умный парень, пошел в армию, чтобы защищать Родину. Сделал все для ее величия и оказался за бортом. Да, да, тебя оставили один на один с бедами, свалившимися на твою голову не по твоей вине. Кто-нибудь спросил тебя, чего ты хочешь от этой жизни? Кто-нибудь поинтересовался тем, как ты живешь и что будешь делать, когда снимешь форму? Тебе кинули мизерную пенсию и вышвырнули, как использованную тряпку.
   – Но,но, полегче.
   – А ты не кипятись, ты постарайся понять, что я имею в виду. Ведь в этом злополучном скверике ты не Петра Загибалова убил, ты хотел всей мерзости этой жизни нож в шею воткнуть. А убил одного, ни в чем не повинного пьяного дурака, у которого, кстати, двое ребятишек остались. Или я не прав?
   Боляско достал сигареты и дрожащей рукой прикурил.
   – Вот, вот, тут и сказать нечего. Тебе бы сейчас с твоим опытом полком или батальоном командовать, в крайнем случае – в училище мальчишек учить воевать. Разве не так? А ты в свои тридцать с небольшим лет никому не нужен. Разве умное государство так станет своими людьми разбрасываться? Нет. Но раз такое происходит, значит оно без ума или это не государство, а компания туповатых мужиков, командующая покорным народом. Так можно ли в нем жить и работать по-человечески? Я тебя спрашиваю, можно?!
   Сергей молчал.
   – Нельзя, но и бросить его нет сил. Я несколько раз собирался укатить куда-нибудь в Канаду или Америку. Работать там до чертиков и получать, что заработал – не смог. Больше трех месяцев не выдерживал. Россия оказалась сильнее меня. Выйду из самолета, оглянусь, вдохну аромат берез и сил нет оставить свой дом. Заброшенный с дырявой крышей, холодный, но родной. Что же делать? Сегодня я на этот извечный для нас вопрос отвечаю просто – делать жизнь такой, какой она мне или тебе видится. Создать свою структуру власти, экономику, машину принуждения и защиты от врагов.
   – Подполье, – усмехнулся Боляско, – как в войну?
   Чабанов, не мигая смотрел ему в глаза.
   – Может и подполье.
   – Так что же, вы мне предлагаете воевать против советской власти?
   – Нет. Я говорю о системе, о ее функционерах. И не воевать, а жить своей жизнью, защищая ее от разрушения и выводя из-под влияния этого то ли государства, то ли нет. Жить на виду, но не как все. Создать свою Организацию, впаяннную в государство, которая могла бы со временем взять на себя некоторые его функции или, – он замолчал, – потер подбородок, – сделать его со временем нормальным. Сегодня такую возможность дают деньги, связи и силы. Уже сейчас с помощью всего этого можно держать под контролем город или область. Это, если хочешь, своеобразная игра в прятки.
   Боляско непрерывно курил.
   – Вы привезли мои бумаги, чтобы показать, что у меня нет выбора?
   – Нисколько. Я подарил их тебе, чтобы твои родные не теряли бы тебя во второй раз. Я прошу тебя понять меня и поверить. Только в этом случае ты сможешь вместе со мной делать то,что я задумал. Мне нужны люди, способные, как ты, если понадобится, то и погубнуть рядом со мной. Я предельно откровенен с тобой, потому что верю – никто о нашем разговоре знать не будет и ты меня не предашь.
   – Но что я могу делать? Я – солдат.
   Леонид Федорович выпрямился, уперся руками в край стола и прямо, глядя в глаза Боляско, произнес:
   – То же, что и в армии. Я уже создал мощную Организацию, в которой предлагаю тебе возглавить службу безопасности. Это будет своеобразная контрразведка с задачами, при необходимости, брать на себя охрану или уничтожение наших друзей или врагов. Ты должен будешь сам подобрать себе людей, создать из них законспирированные звенья, сеть явочных квартир, систему оповещения и сбора, склады оружия и боеприпасов. Деньги для этого есть. Подчиняться будешь только мне. Кроме тебя в твоей «СБ» меня никто не должен знать. Детали твоей работы обговорим позже.
   – Как же я буду жить?
   – Как и все нормальные люди, будешь работать, ну, скажем, тренером во Дворце спорта. Оклад для себя и своих людей положишь сам, исходя из реальных соображений. Согласен?
   – Нужно подумать.
   – Поужинаем?
   – Только я сам хочу приготовить еду.
   – Хорошо.



ГЛАВА 5


   Чабанов с трудом вырвался из плена воспоминаний и, не открывая глаз, прислушался. Губернатор шумно плескался в студенной воде. Обычно он кричал, бурно выражая удовольствие, но сегодня, почему-то, вел себя тихо.
   – Что это ты молчком паришься, вода степлилась? – Леонид Федорович поднял голову.
   – Стараюсь тебе не мешать, – губернатор повернулся к нему, – что-то случилось?
   – Нет, просто потянуло на воспоминания, может, к старости, может – к смерти.
   По тонким губам товарища пролетела усмешка.
   – Брось, посмотри на себя – силен, как племенной бык. Ты просто устал, вот и лезет в голову всякая дурь. Вон и Петрович посмотрел на твою хмурую физию и трогать тебя не стал.
   – А я не понять не могу, что это меня никто не «ломает». Не в службу, а в дружбу, кликни его, пусть кровь с солью разгонит.
   Губернатор, тешась, рявкнул во все горло, и в парную вошел массажист.
   – Давай, Петрович, вей из меня веревки.
   Чабанов закрыл глаза и погрузился в легкое забытье. Лишь изредко, когда твердые пальцы Петровича попадали на особо больной сустав, Леонид Федорович открывал глаза, потом снова проваливался в теплое небытие.
   … Пять лет Организация работала без проколов. Подпольные цехи, налаженные Чабановым и его людьми, производили продукцию по лучшим образцам мировых фирм и с успехом конкурировали с государственной торговлей. И тут по сети прошел сигнал тревоги.
   В Рижском ЦУМе неожиданная ревизия обнаружила большую партию товарных излишков. Когда же сотрудники республиканского УБХСС стали нащупывать пути поступления продукции, то выяснилось, что шерстяные кофточки с импортными товарными знаками, изготовлены из отечественного сырья. Размах операции взволновал всех рижских сыщиков. Они ринулись в поисках махинаторов, но никого взять, кроме управляющего трикотажной базой и нескольких работников магазинов, знавших о левом товаре, не смогли. Контейнеры, доставившие его, были маркированы клеймами и пломбами западных фирм и шли из Владивостока. Только, как выяснилось, там их никто не видел. Следствие предположило, что товар был погружен на промежуточных станциях, а офомлен во Владивостоке. Доказать это не удалось, как и найти человека, сопровождавшего груз. Доставив его по назначению, он отбыл в неизвестном направлении. Деньги, по договору с ним, надо было положить на несколько десятков аккредетивов и разослать по главпочтамтам разных городов Союза. Следствие располагало списком фамилий, кому адресовывались эти немалые средства. Заказные письма по этим именам разослали, но за отправлениями никто не пришел. В министерстве поняли, что имеют дело с серьезной организацией, но полгода поисков ничего не дали. Дело, порядком поистрепавшись по столам различных следователей, легло в архив.
   Чабанов после этого сменил тактику. Он отказался от распространения крупных партий товара и приказал перейти к множеству мелких точек реализации продукции. Денежная река по-прежнему несла Организации миллионные барыши. Часть из средств Чабанов вкладывал в новые и новые производства, а часть в людей, которых рассаживал по различным уровням власти, медленно, но планомерно выходя на Москву и столицы Союзных республик. И тут Леонид Федорович понял, что ему необходим выход за рубеж. «Мозговой трест», просчитав варианты, пришел к выводу, что действовать надо двумя путями. Первый – через подставных лиц начать скупку акций перспективных западных компаний. И второй – проложить караванную тропу через южную границу. С первым все шло по плану, а вот с караванной тропой…
   Почти год эмиссары Чабанова торили дорогу за кардон. Она была налажена и отработана до самой погранзоны и тут дело застопорилось. Можно было везти товар чемоданами, контейнерами – на них работало несколько таможенных смен, но Леонид Федорович требовал расширения масштабов, чтобы иметь путь, минующий таможню. Когда был арестован третий посланец Организации, Чабанов снова собрал своих советников.
   – Мы так можем еще десять лет искать среди пограничников бабников и пьяниц и ничего не найти, – сказал Беспалов, – надо самим послать своего человека в их среду, используя связи в минобороне.
   – А мы что делаем? – Усмехнулся Шляфман.
   – Вы меня не так поняли. Надо провести через военкомат какого-нибудь коммуникабельного и умного парня, чтобы его послали служить именно на южную границу. Пусть прямо на месте решит как наладить мост на ту сторону. Иначе нам не преодолеть кастовой замкнутости пограничников и мы будем все время натыкаться на их контрразведку.
   Чабанов удовлетворенно хмыкнул:
   – Это интересно, и парень у меня такой есть. Он, к тому же на английском и фарси говорит. Я берег его для переброски на Восток, а сейчас думаю, что Константин Васильевич прав. Пусть послужит пару лет в армии. Ну, разве можно назвать мужчиной юношу, который не нюхал запаха портянок и не спал в казарме? – Леонид Федорович рассмеялся.
   Утро следующего дня Чабанов начал с посещения облвоенкомата. Полковник Засядко хорошо относился к Леониду Федоровичу. Время от времени они похаживали втроем с секретарем обкома на охоту, потом засиживались за полночь в одном из загородных обкомовских охотничьих домиков.
   Увидя в дверях своего кабинета Чабанова, Засядко обрадовался. Ему показалось, что в его аскетически обставленном кабинете, послышался могучий вскрик оленьего рога.
   – Охота?!
   – С удовольствием, – Чабанов протянул приятелю руку, – только сейчас поохотиться можно где-нибудь за Полярным кругом, а у нас только на улице. Помнишь анекдот? Она идет по одной стороне улицы, он – по другой. Ему охота и ей охота – вот это охота!
   Засядко с удовольствием захохотал, но тут же погрозил пальцем:
   – Мы как договорились – рассказал старый анекдот – выставляешь бутылку коньяка.
   – Ради этого и пришел. Поедем, посидим, покалякаем о том, как сейчас можно организовать заполярную охоту – тоска заела.
   – Может, здесь, мне из Москвы должны позвонить?
   – Как мальчишки рукавом закусывать будем или сухую колбасу грызть? Нет, уж, пойдем в ресторан , на худой конец – в обкомовскую столовую, там лучше кормят.
   – А у меня толстый, – опять захохотал военком. – Ладно, уговорил, идем в обком, там телефон под боком – меня всегда достать можно.
   В приемной, надевая фуражку, полковник повернулся к дежурному офицеру:
   – Я – в обком, будут звонить из министерства, соединишь…
   Они приехали в обком и прямиком прошли в кабинет заведующей столовой.
   – Мария Павловна, – Чабанов сжал в своих руках тонкую кисть женщины, когда она поднялась им навстречу, – мы с Михаилом Петровичем решили немного расслабиться, а лучше вашей кухни в городе ничего нет.
   – Господи, да я всегда рада видеть у себя таких мужчин, вот только Сам еще не ел. Спустится, а вы тут бражничаете в середине дня. Вам он ничего не скажет, а мне, при случае, напомнит.
   – Ну, – надул губы Засядко, – что же нам в ресторан идти?
   – А, – махнула рукой женщина, – отдам вам свой кабинет, отдыхайте. Он сюда не ходит.
   Не успела она выйти за порог, как в дверях появилась стройная официантка в ослепительно белом халате с громадным подносом в руках.
   – Это что за диво? – Воскликнул Засядко.
   – Н-да, – удивился Чабанов, – и я эту красавицу первый раз вижу.
   Девушка, словно эти слова ее не касались, стала спокойно перекладывать на стол различные закуски. Ее халат широко распахнулся, высоко открыв длинные, белые бедра, красоту которых подчеркивал край черной кружевной комбинации. Мужчины в упор рассматривали официантку. Наконец, она поставила на стол бутылку коньяка и улыбнулась:
   – Кушайте на здоровье.
   – Присаживайтесь с нами, – с сожалением глядя на скрывшиеся за полами халата колени, предложил Засядко.
   – Я – на работе, – девушка повернулась и медленно, вызывающе покачивая белрами, пошла к выходу. У самого порога она повернулась, чуть прищурилась и, глядя на Чабанова, сказала:
   – Вот разве после шести…
   Леонид Федорович не успел и глазом моргнуть, как дверь закрылась.
   – Хороша, – Засядко потянулся к бутылке, – но какова Мария Павловна, – наверное, решила нам нервы пощекотать, чтобы аппетит разгулялся.
   – Да-а, – Чабанов положил себе в тарелку немного салата, – она это может. Половина городских секретарш у нее начинали, может быть поэтому стоит ей пошевелить пальцем, как любой из нас готов в лепешку разбиться.
   Полковник взмахнул рукой:
   – Я свою сам нашел.
   Чабанов усмехнулся, но не возразил. Разговор о секретаршах закончился только тогда, когда опустела бутылка и Засядко вспомнил о заполярной охоте.
   – Давай сделаем так, – предложил Чабанов, – ты договоришься с военными на местах, а самолет и все остальное, я возьму на себя.
   – Ну, и чудненько, – Засядко поднял рюмку, – у меня однокашник командует бригадой на Кольском полуострове, там сейчас благодать.
   Чабанов прикоснулся своей рюмкой к рюмке полковника:
   – Тогда договаривайся, а мы для них яблочки, там, мандаринчики с нашей базы захватим.
   – Коньяк кончился, – Засядко стряхнул последние капли в рюмку Леонида Федоровича.
   В ту же секунду, словно услышав его слова, через порог переступила Мария Павловна.
   – Чувствую – у вас кончилось горючее, – она прошла к серванту и распахнула дверцу. – Здесь есть все, берите, пожалуйста, сколько угодно.
   Женщина хитро взглянула на Чабанова и выставила еще одну бутылку коньяка.
   – Что вам принести на горяченькое?
   – А кто принесет?
   – Понравилась?
   – И где это вы их выращиваете? – Чабанов улыбнулся и подумал, что сколько Мария Павловна ни пыталась, но он не пользовался услагами ее «птичек» и всегда сам подбирал своих секретарш. – А, может, тут все просто – красота идет к красоте?
   Женщина делано смутилась и отмахнулась тонкой рукой:
   – Но вы к ней, по-моему, равнодушны.
   – Я?! – Вскричал Засядко, прижав руки к груди.
   – Нет, Михаил Петрович, о вас речи нет, вы тонкий ценитель женских прелестей, а вот Леонид Федорович…
   – Что вы, Мария Павлона, для меня женская ккрасота – это воздух, без которого я и часа не прожил бы, – усмехнулся Чабанов, – только я никогда не брал в руки эстафетной палочки.
   – Он шутит, – полковник взял с подноса третью рюмку, – мы готовы исправить свои ошибки. Поэтому выпьем за радость наших глаз, за вас, Мария Павловна.
   Она, смеясь, подняла рюмку, чуть прикоснулась к ней губами и вышла.
   Чабанов, проводив женщину взглядом, повернулся к Засядко.
   – Послушай, Михаил Петрович, у меня к тебе небольшая просьба. Один наш инженер хочет годик – другой отдохнуть от заводской жизни и послужить в армии.
   – Нет проблем, в каком он звании?
   – Лейтенант, связист. Только он хочет служить там, где служил его отец – в погранвойсках, на южной границе.
   Полковник хмыкнул:
   – Делов-то, пусть завтра зайдет ко мне часиков в десять и мы все решим.
   – Вот и прекрасно. Теперь о деле: когда летим на охоту?
   – В конце недели устроит?
   – В пятницу, в четыре в аэропорту.
   – Идет.



ГЛАВА 6


   Лейтенант Зангиров плавал в собственном поту. Порой ему казалось, что он едет не в железнодорожном вагоне, набитом военными, а в большой консервной банке с мясными полуфабрикатами, обернутыми в зеленые листья салата. За грязным окном в полуденном мареве плыли невысокие барханы, между которыми бегали колючие шары перекати-поля. И все это не менялось уже десятый час. Соседи по купе разложили на полке газету и, азартно крича, играли на ней в карты. Мятые трешки и пятерки кочевали от игрока к игроку. Зангиров смотрел на эти бумажки и удивлялся – сегодня деньги не вызывали в нем желания положить их в собственный карман.
   «Ежемесячно на твой счет будут класть по две тысячи рублей, – вспомнил он разговор в темноте с незнакомым мужчиной. – Если тебе удасться наладить мост на ту сторону, то каждый проход каравана будет увеличивать твое состояние на десять тысяч, плюс призовые проценты от прибыли. Все хорошо подготовлено, от тебя требуется лишь осторожность и желание выполнить задание. Организационная жилка у тебя есть. Сейчас я убедился, что ты можешь, увлекаясь, увлечь за собой и других. Это хорошо. Человек, по сути своей, слаб. Им управляют инстинкты и желания, поэтому он сначала увлекается, идя за призраком чувства или мечты, и только потом, если может, начинает думать и удивляться своим решениям. Я не гоню тебя, в этом деле нужно сразу отмести всякую спешку и грубость. Работать придется среди контрразведчиков, разведчиков и всякого рода следопытов. Одно неосторожное движение и все можно провалить, помни об этом, но не трусь. Я верю, что у тебя все будет хорошо.»
   Зангиров не знал, что с ним разговаривал сам Чабанов, решивший ближе познакомиться со своим посланцем на рубеж. Леонид Федорович остался доволен молодым инженером. Тот за несколько минут не только изложил несколько вариантов плана своей будущей работы, но и толково отстаивал каждый из них, говоря о положительных и отрицательных сторонах разработки.
   Товарняк с единственным плацкартным вагоном, в котором вместе с другими офицерами и солдатами ехал Зангиров, пришел на конечную станцию – самую южную точку СССР, около полуночи. Муса вышел на перрон и поразился тому, что и на открытом воздухе было очень жарко. Он снял фуражку и вытер платком пот, выступивший на лбу.
   – Лейтенант Зангиров? – Прямо в ухо выдохнул кто-то.
   Сердце молодого человека оборвалось от страха.
   – Я, – выдохнул он, дернувшись от неожиданности.
   – Прапорщик Березняк, – военный, едва различимый в тусклом свете станционных огней, кинул руку к козырьку. – Командир прислал меня, чтобы встретить вас.
   Он подхватил чемоданчик Зангирова и пошел в темноту.
   – До отряда девятьсот метров, – прапорщик говорил, четко отделяя слова, и Муса подумал, что это, наверное, от привычки командовать, – так что пройдемся, заодно и городок наш посмотрите.
   – В темноте? – Преодолев страх, насмешливо проговорил офицер.
   – Сейчас глаза привыкнут и все увидите..
   Тишину ночной улицы нарушали лишь звуки их шагов, да трели сверчков.
   – Далеко до границы? – Муса, сам удивившись себе, спросил это шепотом.
   – Граница? – Громко хохотнул провожатый. – Это как посмотреть. На «уазике» – через десять минут можно упереться в «колючку», а пешком – чуть больше. И чего это вы шепчете? Шпионов здесь нет, басмачей лет сорок назад повывели, бояться нечего. Это там, у КСП, надо себя вести тихо и незаметно, чтобы их звуковая разведка не обнаружили. Да и то, они уже знают все наши тропы и секреты. Так же, как и мы – их. Сейчас и там, и тут такая аппаратура, которая в любой темноте и тишине все видит и слышит. Хотя, – он неопределенно хмыкнул, – командир меняет расположение секретов каждый две недели. Но. На мой взгляд, это лишние хлопоты.
   Зангиров повел глазами по второнам. Темные плети глинобитных дувалов, за которыми сгрудились безмолвно невидимые дома, походили на заговорщиков.
   – И что противник? – Молодой офицер чувствовал непонятное недовольство прапорщика и, думая, что это связано с приказом командира встретить его, хотел отвлечь Березняка.
   – Так сразу и «противник»? Обычные люди, несут обычную службу. Мы им не нужны, они – нам. – Муса понял, что Березняк улыбается. – Это пройдет, месяца через два пройдет, помотаетесь по границе и поймете, что почти все написанное о нас – чушь собачья. Жара, пыль и скука – вот и вся граница.