– Ты не ответил на мои вопросы.
– Охотно отвечу: я не люблю читать проповеди. Но если кто-нибудь доискивается истины и спрашивает меня, я отвечаю.
– Что мне истина, – уже другим, брезгливым тоном, прерывая Иса, повторился наместник, – еще раз ответь, призывал ли ты к бунту, объявлял ли себя царем и Мессией?
– Я уже говорил: в Мессию не верю, к царской должности отношусь без симпатии. А вот у верховного жреца есть причины подстрекать к бунту, – улыбнулся он шипящему, как масло на сковороде, Ифу, – ему до сих пор снятся серебряные подсвечники, увезенные из храма в столицу Империи!
Липпин жестом остановил Иса – слишком памятным было ограбление Храма:
– Хватит! Но люди бегут за тобой и орут: «Мессия»! И это смущает народ.
– За мной этих криков не было.
– Последнее. Где твои люди, ушедшие в пески?
– У меня нет никаких людей.
Липпин на минуту задумался.
– Верховный жрец, кликни своих из храмовой стражи, пусть уведут отступника и смутьяна – отдаю его в твои руки. И все, что ты с ним сделаешь, меня не касается.
Но наместник напрасно не посмотрел за окно – там снова шла свалка!
– Не подходить! – не слишком благообразно рявкнул Ис, отступая к окну. Он сбросил мешающий плащ и остался в кольчуге с короткими рукавами и длинным мечом с узким лезвием в правой руке – посох служил ему ножнами. А в левой оказались тяжелые ножны. Верховный жрец, получив ножнами по тощим ягодицам, отлетел от окна, куда он подскочил, пытаясь помешать Ису. А четверо храмовых стражей замерли у дверей – под их защиту отступил Липпин. Он, однако, не потерял головы и крикнул:
– Копейщиков – под окно!
Но было уже поздно. Трехметровая высота не испугала Учителя (он не успел еще отяжелеть и разучиться прыгать). Ис подцепил плащ и кинул его на улицу, потом прыгнул сам, пока храмовые стражи не решались подойти к окну, а снаружи они были оттеснены, и громыхающие медью имперские солдаты еще не успели помочь сторонникам верховного жреца.
– Вправо, за стены, в пески, пока не перекрыли ворота! – командовал Ис – он любил критические ситуации, в этих случаях соображал быстро, командовал четко. Насколько это лучше, чем всякие таинственные беседы с Мистическим душком! Здесь – кто кого!
На пыльных запутанных улочках потные имперские солдаты в тяжелом вооружении не поспевали за оборванным и легконогим воинством Учителя. К тому же сам Ис был в хорошей спортивной форме, и легкая кольчуга, невиданное новшество в этих краях, не обременяла его. Он не считал зазорным оторваться от противника таким способом. Даже коренастый Геф, не лучший бегун этой земли, легко уходил от имперских воинов. И только легковооруженная храмовая стража шла за ними впритык, пока Учитель с Гефом и Ртепом, выждав, когда основная масса преследователей поотстала, не обрушили на запыхавшихся противников три звенящих меча. Враг замешкался и, потеряв в стычке одно ухо, более прыти в погоне не проявлял.
А когда медноголовые имперские солдаты, захлебываясь потом и пылью, подбежали к городским воротам, по палящим пескам, за барханы, расходились в разные стороны заплывающие следы да смущенные храмовые стражи переминались у городской стены – здесь пески подступали вплотную к городу.
Имперский сотник оглядел это воинство и растер подошвой плевок. Ему, солдату, было противно смотреть на эту зажравшуюся и погрязшую в мздоимстве опору храма. Он построил своих солдат и повел их назад. Зрелище было внушительным. У Империи было чем держать покоренные земли. И приобретать новые. Но сейчас они возвращались ни с чем.
8
9
10
– Охотно отвечу: я не люблю читать проповеди. Но если кто-нибудь доискивается истины и спрашивает меня, я отвечаю.
– Что мне истина, – уже другим, брезгливым тоном, прерывая Иса, повторился наместник, – еще раз ответь, призывал ли ты к бунту, объявлял ли себя царем и Мессией?
– Я уже говорил: в Мессию не верю, к царской должности отношусь без симпатии. А вот у верховного жреца есть причины подстрекать к бунту, – улыбнулся он шипящему, как масло на сковороде, Ифу, – ему до сих пор снятся серебряные подсвечники, увезенные из храма в столицу Империи!
Липпин жестом остановил Иса – слишком памятным было ограбление Храма:
– Хватит! Но люди бегут за тобой и орут: «Мессия»! И это смущает народ.
– За мной этих криков не было.
– Последнее. Где твои люди, ушедшие в пески?
– У меня нет никаких людей.
Липпин на минуту задумался.
– Верховный жрец, кликни своих из храмовой стражи, пусть уведут отступника и смутьяна – отдаю его в твои руки. И все, что ты с ним сделаешь, меня не касается.
Но наместник напрасно не посмотрел за окно – там снова шла свалка!
– Не подходить! – не слишком благообразно рявкнул Ис, отступая к окну. Он сбросил мешающий плащ и остался в кольчуге с короткими рукавами и длинным мечом с узким лезвием в правой руке – посох служил ему ножнами. А в левой оказались тяжелые ножны. Верховный жрец, получив ножнами по тощим ягодицам, отлетел от окна, куда он подскочил, пытаясь помешать Ису. А четверо храмовых стражей замерли у дверей – под их защиту отступил Липпин. Он, однако, не потерял головы и крикнул:
– Копейщиков – под окно!
Но было уже поздно. Трехметровая высота не испугала Учителя (он не успел еще отяжелеть и разучиться прыгать). Ис подцепил плащ и кинул его на улицу, потом прыгнул сам, пока храмовые стражи не решались подойти к окну, а снаружи они были оттеснены, и громыхающие медью имперские солдаты еще не успели помочь сторонникам верховного жреца.
– Вправо, за стены, в пески, пока не перекрыли ворота! – командовал Ис – он любил критические ситуации, в этих случаях соображал быстро, командовал четко. Насколько это лучше, чем всякие таинственные беседы с Мистическим душком! Здесь – кто кого!
На пыльных запутанных улочках потные имперские солдаты в тяжелом вооружении не поспевали за оборванным и легконогим воинством Учителя. К тому же сам Ис был в хорошей спортивной форме, и легкая кольчуга, невиданное новшество в этих краях, не обременяла его. Он не считал зазорным оторваться от противника таким способом. Даже коренастый Геф, не лучший бегун этой земли, легко уходил от имперских воинов. И только легковооруженная храмовая стража шла за ними впритык, пока Учитель с Гефом и Ртепом, выждав, когда основная масса преследователей поотстала, не обрушили на запыхавшихся противников три звенящих меча. Враг замешкался и, потеряв в стычке одно ухо, более прыти в погоне не проявлял.
А когда медноголовые имперские солдаты, захлебываясь потом и пылью, подбежали к городским воротам, по палящим пескам, за барханы, расходились в разные стороны заплывающие следы да смущенные храмовые стражи переминались у городской стены – здесь пески подступали вплотную к городу.
Имперский сотник оглядел это воинство и растер подошвой плевок. Ему, солдату, было противно смотреть на эту зажравшуюся и погрязшую в мздоимстве опору храма. Он построил своих солдат и повел их назад. Зрелище было внушительным. У Империи было чем держать покоренные земли. И приобретать новые. Но сейчас они возвращались ни с чем.
8
С момента, когда Ис выпрыгнул из окна, наместник Липпин не верил в успех погони – тяжелы в беге были его копейщики, а на храмовую стражу, одетую полегче – в кожаные нагрудники и легкие шлемы – он вообще не надеялся. Вот по части обысков и торговли изъятым это были истинные специалисты. Впрочем, Липпина устраивало, что этим занимаются не его люди. Хотя – и с его ведома!
Теперь Липпина интересовало все, связанное с Учителем:
– Обыскать дом Ртепа, дома его друзей. Сотню храмовых стражей на верблюдах – в погоню. С ними для устойчивости, на верблюдах же, два десятка имперских солдат. Гонца – в лагерь: две тысячи поднять по тревоге и ускоренным маршем направить сюда. Остальным восьми тысячам быть готовыми к выступлению. Ворота закрыть. Караулы усилить. Всех имперских солдат стянуть к резиденции. Все.
– Жрец, – Липпин повернулся от дежурного офицера к растерянному Ифу, – засылай лазутчиков. Ни ты, ни я, к нашему позору, не знаем его связей.
Иф встрепенулся и зашептался с объявившимися вдруг жрецами Некоторое время спустя, подобрав полы своих одеяний, они выскочили из покоев наместника.
Через час начались первые доклады.
– Дом пуст. Ушли все. Ничего интересного нет или хорошо спрятано, – доложил сотник, который так и не успел дойти со своими солдатами до резиденции – его перехватили по дороге и послали осмотреть уже знакомый ему дом Ртепа.
Усталый наместник откинулся на ложе, покрытом леопардовой шкурой, и отхлебнул из плоской чаши вина, разбавленного водой. Кувшин с черно-красным орнаментом стоял перед ним на столе.
– Отдохни. – кивнув на другое ложе, покрытое ковром местной выделки, предложил Липпин, словно только теперь заметил, что верховный жрец все еще стоит у окна. Иф проследовал неторопливо и сел прямо, не поддаваясь соблазну прилечь, как это было в обычаях Империи. Он даже не коснулся спиной стены. Липпин молча придвинул жрецу другую чашу, красную с переливом, такого жаркого цвета, словно она только что вышла из обжигательной печи. И, когда она опустела, слышен был после касания чистый и сочный звон.
– К верховному жрецу! – поднял руку дежурный офицер.
– Валяй, – кивнул наместник.
Низко склонясь, неслышно вошел человек с нечесаной бороденкой, в пыльном порыжевшем рубище, подпоясанном веревкой с размахрившимися концами.
– Ну? – недобрым взглядом Иф поднял павшего ниц лазутчика.
– Всего ушло около двухсот, о великий верховный жрец! – зачастил вошедший, уткнувшись в бороду Ифа хитрыми глазками, – да снизойдет благодать на голову…
– Хватит, Лус, к делу!
– Повинуюсь и продолжаю. Во главе банды – Учитель, так его называют эти отщепенцы, – перехватив взгляд Ифа, юлил лазутчик, – с ним десять—пятнадцать приближенных. Среди них: каменщик Ртеп, кузнец Иф, прочие – мелочь. Эти ушли с рабами и домочадцами.
– С какими рабами?
– У Ртепа было двое рабов и трое должников. Есть слух, что он распилил им ошейники. Теперь они вольноотпущенники.
– Что знаешь об этом новоявленном Мессии? – вступил в разговор Липпин.
– Великий наместник, да будет…
– Прекрати комедию. Встань и говори только необходимое, а лучше – садись, верховный жрец простит тебе эту вольность, – со скрытой насмешкой взглянул на жреца Липпин и, не вставая с ложа, дотянувшись носком, пхнул скамеечку для ног по направлению к лазутчику. Тот присел на краешек скамейки и совсем упрятал в пыльных морщинках свои глазки-шильца:
– О человеке, называемом Учителем. Первое – проповедует не он, а его приближенные, называющие себя последователями. Сам же он иногда просто беседует. Но знает много. И Мессией себя не считает. Возможно, даже не верит в богов, в нечистую силу – тоже.
– Как ты сказал, не верит? – теперь, наместник сидел весь подавшись вперед, и рыжие глазки его смотрели остро и внимательно. Качнулся вперед и жрец.
– Да, не верит. Продолжаю – всего, вместе с ушедшими ранее, в песках около пятисот способных владеть оружием. Оружия, думаю, мало – много ли откуешь незаметно! Но мечи, что есть, необычны. Они длиннее ваших и легко прорубают доспехи – сегодня один из храмовых стражей вместе с ухом потерял половину шлема. Я видел – металл срезан словно трава. Думаю, сделано это по совету Учителя. Нужно торопиться – при обыске в доме Гефа не оказалось инструмента – он унесен. И неизвестно куда!
– Больше об Учителе, – напомнил Липпин, – кто он, откуда?
– О сошествии с неба – блажь, – осмелел лазутчик. – Сюда он пришел из Рета, в Рет – из Черной земли. Но не там его родина. Вероятно, тот, бежавший когда-то из нашей земли, просто похож на него. Тот был плотником, строгал доски, а в отцовском сарае таких знаний не обретешь!
– Так кто же он?
– Не нашей земли сын, хотя выговор его – как уроженца Рета.
– Задача… И ведь в руках был, подлец! Умен, говоришь?
– Знающ и смел.
– Как ты думаешь… как там тебя?
– Лус, о наместник!
– Хорошо, Лус, как ты думаешь – послали мы сотню храмовых стражей с двадцатью имперскими солдатами на верблюдах…
– Бесполезно. Ветер поднялся, и тени уже длинны. Да и страшны ваши солдаты в сомкнутом строю, а в песках…
– Ясно, а храмовая стража?
Тут Лус опасливо покосился на верховного жреца, но – была не была!
– Это – не солдаты, это – полиция, да и не из лучших.
– Что будем делать, верховный жрец, до подхода подкрепления? Дадим уйти, передохнуть, вооружиться? Мне нужно знать – где. Лус прав – нужно давить железной поступью сомкнутых рядов. Но я еще раз спрашиваю: где они?
– Подождем возвращения погони, может, они укажут, куда ушли нечестивцы.
– Иф, сколько из ваших можно вооружить, таких, чтобы не слишком сентиментальных, за хорошую мзду, разумеется? И за право наследования имущества отступников, ну, скажем, за половину имущества – Империя не должна быть в убытке! – поправился он.
– Сотни четыре. Да сейчас в храмовой страже – двести. Всего – шестьсот.
– Набирай. В каждую сотню дай имперского инструктора с палкой. Всех верблюдов в окрестности – изъять.
– Великий наместник…
– Что?.. А, ты еще здесь, Лус!?
– Осмелюсь заметить, на обучение нужно время, а через три дня здесь будет больше двух тысяч ваших солдат.
– Не твоего ума дело, но, так и быть, объясню – мне нужно войско, знающее пустыню и здешний народ. И потом – имперский солдат дорог. Тебе же, любезный, идти к ним. Прикинешься единомышленником. И вернешься живым – от мертвого нам мало толку.
– Меня знают.
– Кто?
– Учитель. Когда мне перебили на базаре руку…
– За что перебита?
– За службу. К сожалению, мои занятия известны теперь не только верховному жрецу, – лазутчик печально посмотрел на Ифа, – кто-то из служителей был болтлив.
– Не дело мыть кости своих собратьев! – недобро сверкнул из-под бровей глубоко посаженными глазами Иф.
– Бес попутал, – вновь заюлил Лус, – а руку исцелил Учитель.
– Коснулся – и все прошло? – словно не заметил происшедшего Липпин.
– Нет, мудрый и справедливый, за неделю. Но и это – чудо!
Наместник некоторое время думал, наконец спросил:
– И Учитель знал, за что тебя так отделали твои соплеменники?
– Знал.
– И все-таки вылечил. Странно… Ты говорил с ним?
– Да, времени у меня хватало. И ему показалось, что я не очень глуп. И не похож на фанатика – вот кого он не переносит. Быть может, он думал меня убедить, – тут Лус на мгновение блеснул шильцами глаз и повернул голову к Ифу – Я тверд в вере, верховный жрец! И кривлю душой – только для дела!
– Хватит оправдываться, – прервал излияния Луса наместник, – плевать на то, с кем и когда ты кривишь душой. И как это выглядит в глазах кого бы то ни было.
На Ифа он даже не посмотрел.
– А ты приди и – уверуй! Да так, чтобы тот поверил! Иди!
Лус склонил голову, прося благословения у верховного жреца, хотя было ему плевать на все благословения, а поклонялся он только золотым кружкам, на которых, по его убеждению, держится мир.
– Наместник, тридцать гладиаторов, которых ты собирался отправить в подарок императору, ушли, убив двух часовых, – бесстрастно отчеканил вошедший дежурный офицер. И в этом была сила – здесь докладывалось то, что есть. И как есть. – Ушли до закрытия ворот. Доклад запоздал – только что узнали.
– С оружием?
– Что сняли с убитых.
Наместник резко встал и знаком приказал лазутчику выйти.
– Заблудятся и сдохнут, если только… Были у них проводники?
– Не исключено.
– Черт с ними, – вдруг успокоился Липпин, – плотникам и палачам работы прибавится. А мы что смогли – сделали. Иди к себе, жрец Мне нужен отдых.
Но отдыхать сразу не стал. Он вызвал к себе начальника гарнизона и сотника, преследовавшего до ворот Иса.
Разошлись за полночь.
А отряд, посланный в погоню, не найдя беглецов, ночевал в песках.
Теперь Липпина интересовало все, связанное с Учителем:
– Обыскать дом Ртепа, дома его друзей. Сотню храмовых стражей на верблюдах – в погоню. С ними для устойчивости, на верблюдах же, два десятка имперских солдат. Гонца – в лагерь: две тысячи поднять по тревоге и ускоренным маршем направить сюда. Остальным восьми тысячам быть готовыми к выступлению. Ворота закрыть. Караулы усилить. Всех имперских солдат стянуть к резиденции. Все.
– Жрец, – Липпин повернулся от дежурного офицера к растерянному Ифу, – засылай лазутчиков. Ни ты, ни я, к нашему позору, не знаем его связей.
Иф встрепенулся и зашептался с объявившимися вдруг жрецами Некоторое время спустя, подобрав полы своих одеяний, они выскочили из покоев наместника.
Через час начались первые доклады.
– Дом пуст. Ушли все. Ничего интересного нет или хорошо спрятано, – доложил сотник, который так и не успел дойти со своими солдатами до резиденции – его перехватили по дороге и послали осмотреть уже знакомый ему дом Ртепа.
Усталый наместник откинулся на ложе, покрытом леопардовой шкурой, и отхлебнул из плоской чаши вина, разбавленного водой. Кувшин с черно-красным орнаментом стоял перед ним на столе.
– Отдохни. – кивнув на другое ложе, покрытое ковром местной выделки, предложил Липпин, словно только теперь заметил, что верховный жрец все еще стоит у окна. Иф проследовал неторопливо и сел прямо, не поддаваясь соблазну прилечь, как это было в обычаях Империи. Он даже не коснулся спиной стены. Липпин молча придвинул жрецу другую чашу, красную с переливом, такого жаркого цвета, словно она только что вышла из обжигательной печи. И, когда она опустела, слышен был после касания чистый и сочный звон.
– К верховному жрецу! – поднял руку дежурный офицер.
– Валяй, – кивнул наместник.
Низко склонясь, неслышно вошел человек с нечесаной бороденкой, в пыльном порыжевшем рубище, подпоясанном веревкой с размахрившимися концами.
– Ну? – недобрым взглядом Иф поднял павшего ниц лазутчика.
– Всего ушло около двухсот, о великий верховный жрец! – зачастил вошедший, уткнувшись в бороду Ифа хитрыми глазками, – да снизойдет благодать на голову…
– Хватит, Лус, к делу!
– Повинуюсь и продолжаю. Во главе банды – Учитель, так его называют эти отщепенцы, – перехватив взгляд Ифа, юлил лазутчик, – с ним десять—пятнадцать приближенных. Среди них: каменщик Ртеп, кузнец Иф, прочие – мелочь. Эти ушли с рабами и домочадцами.
– С какими рабами?
– У Ртепа было двое рабов и трое должников. Есть слух, что он распилил им ошейники. Теперь они вольноотпущенники.
– Что знаешь об этом новоявленном Мессии? – вступил в разговор Липпин.
– Великий наместник, да будет…
– Прекрати комедию. Встань и говори только необходимое, а лучше – садись, верховный жрец простит тебе эту вольность, – со скрытой насмешкой взглянул на жреца Липпин и, не вставая с ложа, дотянувшись носком, пхнул скамеечку для ног по направлению к лазутчику. Тот присел на краешек скамейки и совсем упрятал в пыльных морщинках свои глазки-шильца:
– О человеке, называемом Учителем. Первое – проповедует не он, а его приближенные, называющие себя последователями. Сам же он иногда просто беседует. Но знает много. И Мессией себя не считает. Возможно, даже не верит в богов, в нечистую силу – тоже.
– Как ты сказал, не верит? – теперь, наместник сидел весь подавшись вперед, и рыжие глазки его смотрели остро и внимательно. Качнулся вперед и жрец.
– Да, не верит. Продолжаю – всего, вместе с ушедшими ранее, в песках около пятисот способных владеть оружием. Оружия, думаю, мало – много ли откуешь незаметно! Но мечи, что есть, необычны. Они длиннее ваших и легко прорубают доспехи – сегодня один из храмовых стражей вместе с ухом потерял половину шлема. Я видел – металл срезан словно трава. Думаю, сделано это по совету Учителя. Нужно торопиться – при обыске в доме Гефа не оказалось инструмента – он унесен. И неизвестно куда!
– Больше об Учителе, – напомнил Липпин, – кто он, откуда?
– О сошествии с неба – блажь, – осмелел лазутчик. – Сюда он пришел из Рета, в Рет – из Черной земли. Но не там его родина. Вероятно, тот, бежавший когда-то из нашей земли, просто похож на него. Тот был плотником, строгал доски, а в отцовском сарае таких знаний не обретешь!
– Так кто же он?
– Не нашей земли сын, хотя выговор его – как уроженца Рета.
– Задача… И ведь в руках был, подлец! Умен, говоришь?
– Знающ и смел.
– Как ты думаешь… как там тебя?
– Лус, о наместник!
– Хорошо, Лус, как ты думаешь – послали мы сотню храмовых стражей с двадцатью имперскими солдатами на верблюдах…
– Бесполезно. Ветер поднялся, и тени уже длинны. Да и страшны ваши солдаты в сомкнутом строю, а в песках…
– Ясно, а храмовая стража?
Тут Лус опасливо покосился на верховного жреца, но – была не была!
– Это – не солдаты, это – полиция, да и не из лучших.
– Что будем делать, верховный жрец, до подхода подкрепления? Дадим уйти, передохнуть, вооружиться? Мне нужно знать – где. Лус прав – нужно давить железной поступью сомкнутых рядов. Но я еще раз спрашиваю: где они?
– Подождем возвращения погони, может, они укажут, куда ушли нечестивцы.
– Иф, сколько из ваших можно вооружить, таких, чтобы не слишком сентиментальных, за хорошую мзду, разумеется? И за право наследования имущества отступников, ну, скажем, за половину имущества – Империя не должна быть в убытке! – поправился он.
– Сотни четыре. Да сейчас в храмовой страже – двести. Всего – шестьсот.
– Набирай. В каждую сотню дай имперского инструктора с палкой. Всех верблюдов в окрестности – изъять.
– Великий наместник…
– Что?.. А, ты еще здесь, Лус!?
– Осмелюсь заметить, на обучение нужно время, а через три дня здесь будет больше двух тысяч ваших солдат.
– Не твоего ума дело, но, так и быть, объясню – мне нужно войско, знающее пустыню и здешний народ. И потом – имперский солдат дорог. Тебе же, любезный, идти к ним. Прикинешься единомышленником. И вернешься живым – от мертвого нам мало толку.
– Меня знают.
– Кто?
– Учитель. Когда мне перебили на базаре руку…
– За что перебита?
– За службу. К сожалению, мои занятия известны теперь не только верховному жрецу, – лазутчик печально посмотрел на Ифа, – кто-то из служителей был болтлив.
– Не дело мыть кости своих собратьев! – недобро сверкнул из-под бровей глубоко посаженными глазами Иф.
– Бес попутал, – вновь заюлил Лус, – а руку исцелил Учитель.
– Коснулся – и все прошло? – словно не заметил происшедшего Липпин.
– Нет, мудрый и справедливый, за неделю. Но и это – чудо!
Наместник некоторое время думал, наконец спросил:
– И Учитель знал, за что тебя так отделали твои соплеменники?
– Знал.
– И все-таки вылечил. Странно… Ты говорил с ним?
– Да, времени у меня хватало. И ему показалось, что я не очень глуп. И не похож на фанатика – вот кого он не переносит. Быть может, он думал меня убедить, – тут Лус на мгновение блеснул шильцами глаз и повернул голову к Ифу – Я тверд в вере, верховный жрец! И кривлю душой – только для дела!
– Хватит оправдываться, – прервал излияния Луса наместник, – плевать на то, с кем и когда ты кривишь душой. И как это выглядит в глазах кого бы то ни было.
На Ифа он даже не посмотрел.
– А ты приди и – уверуй! Да так, чтобы тот поверил! Иди!
Лус склонил голову, прося благословения у верховного жреца, хотя было ему плевать на все благословения, а поклонялся он только золотым кружкам, на которых, по его убеждению, держится мир.
– Наместник, тридцать гладиаторов, которых ты собирался отправить в подарок императору, ушли, убив двух часовых, – бесстрастно отчеканил вошедший дежурный офицер. И в этом была сила – здесь докладывалось то, что есть. И как есть. – Ушли до закрытия ворот. Доклад запоздал – только что узнали.
– С оружием?
– Что сняли с убитых.
Наместник резко встал и знаком приказал лазутчику выйти.
– Заблудятся и сдохнут, если только… Были у них проводники?
– Не исключено.
– Черт с ними, – вдруг успокоился Липпин, – плотникам и палачам работы прибавится. А мы что смогли – сделали. Иди к себе, жрец Мне нужен отдых.
Но отдыхать сразу не стал. Он вызвал к себе начальника гарнизона и сотника, преследовавшего до ворот Иса.
Разошлись за полночь.
А отряд, посланный в погоню, не найдя беглецов, ночевал в песках.
9
Ис и двенадцать последователей шли по звездам. Все чаще прислушивались они к нарастающему душному ветру, который заметал следы и уже начинал сечь острым песком лица и перехватывать дыхание. Остальные его сторонники пошли другими дорогами, дабы сбить с толку преследователей. Еще раньше с женщинами ушла Мер – тех было уже не догнать.
Когда Ис нащупал каменный берег, в который упирались волны песка, ветер уже взвизгивал, как наждак, и; как наждак, обдирал кожу. Ис остановил отряд и пошел вдоль обрыва, ощупывая камень – здесь должна быть пещера, в которой ему раньше пришлось пожить.
– Здесь тропа! – захлебываясь песком, перекричал ветер Ис, – связаться между собой и – за мной, жмитесь к скале, лезть не высоко!
И все, вжимаясь телом в скалу, полезли за своим предводителем. Наверху, достигнув уступа, Ис снова остановил отряд, ощупью нашел вход, отвалил камень и прополз в пещеру. Следом вползли остальные, блаженно отплевываясь. Наконец стало можно дышать. У входа Ис нащупал закопанный в песок фонарь и, занавесив плащом вход, чтоб не выдать себя, полоснул лучом по пещере, выбирая место для сна. Успевшие распрямиться рухнули, словно у них подрубили ноги, заставив Иса с ожесточением плюнуть – любимая реакция Учителя на проявление веры в творимые им чудеса.
– Какого дьявола, – гремел он над поверженной паствой, – сколько раз можно повторять, что нет на свете чудес! Фонарь этот людскими руками сделан. Еще скажу – при помощи слюней и заклинаний такого не сделаешь. Ты же знаешь, Геф, что мечи куются молотом, а не молитвой. Прошу запомнить! А теперь – спать! Вопросы есть? – наконец по-старшински гаркнул Учитель. И, не получив ответа, завалился спать, не выставив часовых – место было надежное.
– Высоко же нас занесло! – изумился проснувшийся Ртеп, выглядывая из пещеры в знойное марево.
Крепок был их сон – вчера они прошагали часов восемнадцать и только перед светом нашли пещеру. Близился полдень.
– Горшок бы похлебки на нашу братию, – невпопад вставил вылезший за каменщиком Геф.
– Не сготовишь – не возьмешь, чудеса впрок готовить надо, – назидательно заметил раньше всех поднявшийся Ис, он чувствовал неловкость после своей вспышки, – а пяти лепешек на тринадцать молодецких ртов – все-таки маловато. Хорошо хоть вода есть – ройте песок в дальней углу.
Вдали, на валу последнего бархана, показались верблюды, направляющиеся сюда, к устью пыльной каменной щели, впадающей в пустыню с желтых раскаленных гор.
– Чему удивляться, Учитель. Мы кратчайшим путем шли. Храмовые шакалы – тоже. Направо посмотрели, налево посмотрели. Теперь – сюда вышли. Они же себя молотом считают, а горы – наковальней.
– О нашей роли, Геф, можешь не говорить, – оборвал цепь его ассоциаций Ис, – но следов наших нет, все ветер ночной сгладил.
– А у них, Учитель, пища с собой есть. Вот бы подоить!
– Чем доить-то, – не оборачиваясь, лежа на самом краю горячего обрыва, ответил Ис, – у нас три меча на всю братию. И ни одного лука. А имперские лучники за сто шагов полудюймовую доску прошибают. Поэтому с доением придется повременить. Пососем лапу.
– Вкус не тот.
– Пальцы чище будут. Хватит болтать. Они – под нами.
От подножия до пещеры было метров двадцать – можно было слышать разговор.
– Стой, привал! – крикнул командир. И сразу объяснил едущему рядом имперскому офицеру: – Зной в тени переждем, они, если в песках не захлебнулись, далеко уйти не могли.
Верблюды осторожно ложились на песок под скалу, степенно складывая голенастые ноги. Проводники пошли искать корм – здесь уже встречалась верблюжья колючка. А храмовые стражи, сбившись в толпу, сразу же стали делиться накопившимися новостями. И попутно заправлялись сухими харчами, запивая их водой из кожаных бурдюков. Двадцать имперских солдат, не дожидаясь приказа офицера, с помощью погонщиков уложили верблюдов кругом, воткнули в песок по периметру этой окружности свои восьмиугольные щиты, и четверо лучников в полной готовности присели за щиты на четырех сторонах их маленького лагеря. Только после этого отряд приступил к трапезе. Доспехов не сняли. Лучникам – их было десять – было легче, на них были только шлемы и кожаные нагрудники с нашитыми металлическими бляшками. А остальным, в бронзовых доспехах, хотя и прикрытых короткими плащами, было невмоготу. Но как только офицер подошел к ним, старший десятник вскочил, вытянул руку и доложил о готовности. Молодой офицер сел в круг и протянул снятый шлем за своей порцией вяленых фиников.
«Противник серьезный, врасплох не возьмешь, – осторожно разглядывая лагерь, размышлял Ис. – Белокурый офицерик – куда ни шло, а унтера, – именно так подумал о них Учитель, – зубры!..»
– Как, осталось еще желание подоить? – шепнул он на ухо Гефу и показал глазами на имперский отряд.
– Отчего же нет? Не сразу, само собой. Инструмент нужен – у нас в кузнечном деле кулаком по горячему металлу не бьют.
– Навык нужен, Геф. И поменьше болтовни.
– Это – само собой, – сдавленным голосом, зажав ладонью волосатую пасть, чтобы не расчихаться от поднятой пыли, закончил кузнец.
– Нам везет – считай, что другие группы никто не преследовал. Еще столько верблюдов сразу не наберешь.
– Так те раньше и вышли, Учитель. Но нам-то как быть? – зачесал могучий затылок Ртеп.
– Переждем, долго они не задержатся, а пять лепешек – все-таки еда, нас же не пять тысяч. До воды докопались?
– Докопались. Ждем – пригубь первым.
– Можно и первым, – не стал отказываться Ис, отползая вглубь. И, вытянув губы трубочкой, с удовольствием потянул из ямки прохладную воду. Потом зажевал кусок лепешки и вновь выполз к краю обрыва. Отсюда, сверху, хорошо просматривались пески, чего нельзя было сказать о видимости от подножия гряды. И сейчас, взглянув в сторону пустыни, где знойно плыл над барханами густой безветренный воздух, Ис увидел размытые фигуры людей – какой-то пеший отряд направлялся к устью ущелья.
– Тихо, поберегите эмоции и смотрите вон туда.
– На имперских солдат не похоже – те и по нужде строем идут. И блеска щитов не видно, да и скотины с припасами за ними нет, – как всегда логично рассуждал Геф. – Похоже – наши.
– И не предупредишь, – угрюмо обронил Ртеп, – хоть бы на следы смотрели.
– Они стороною прошли.
– Эти тоже пока не видят.
– Заметили! – чуть не вскочил порывистый Нави, но тяжкая длань кузнеца прижала его к камням, а другая – запечатала рот.
Первыми, по пять в ряд, тяжело побежали навстречу приближающемуся отряду имперские солдаты. Они и здесь держали равнение. Впереди – копейщики, лучники – сзади. Командир – на правом фланге. Он успел крикнуть сотнику храмовых стражей:
– Отсекай от гор, гони в пески!
Но и подходящие увидели противника. Замешательства не было, чувствовалось, что и там действует твердая рука. Отряд резко свернул вправо, выставив заслон из четырех человек, когда до имперских солдат оставалось шагов пятьсот.
– Правильно соображают, успели бы только до скал добежать, пока храмовые шакалы с верблюдами чешутся, – почувствовал руку Гефа напрягшийся Ис, – там такая же щель, только поуже. И тропа по левому склону – одному перекрыть можно!
– Эти не успеют, видишь, как темпераментно обсуждают, куда скакать.
– А те – близко…, Лучники дали залп!
– Двое упали. Взяли под руки. Уходят быстрее.
– Копейщики во весь дух прут.
– Уходят в скалы. Осталось четверо.
– Прикрывают.
– Сошлись…
– Эх, жалко парней. – с шумом выдохнул Геф, – порубают этих четверых как сечкой солому!
А четверо прикрывающих, прижавшись спинами к скале, встретили копейщиков. Двое из них были в доспехах и с копьями, у двух других были восьмиугольные щиты и короткие имперские пики, привязанные к пачкам как наконечники копий. Так бежавшие гладиаторы разделили оружие своих стражей.
– Имперский копейщик упал. Отошли.
– Снова лучники. Двое осталось.
– Кончено.
И только тогда подскакала верблюжья кавалерия. Белокурый офицерик, сняв шлем, вытер пот полою плаща. Снова надел шлем. Построил солдат – преследовать было бесполезно, по узкой тропе сыпался каменный град. Эти четверо сделали свое дело. Офицер приказал собрать оружие и взять убитого. Тела врагов оставили на песке.
– Не стали преследовать.
– Бесполезно – сверху по одному камнями перебить можно, – заметил Ис, – я тут бродил. А поднявшись по нашей тропе, их перехватить можно. Видно, храмовые шакалы толком этого места не знают. Здесь наверху – только гребень перевалить. А отряд этот они за нас приняли, потому и ушли – делать, мол, здесь больше нечего.
Ис уже стоял, не таясь, во весь рост – отряд был далеко и быстро уходил в сторону Священного города.
– Сав и Нави, спуститесь, похороните убитых и догоняйте нас. Заваливаем вход. Осторожнее! Присыпем песком… Пошли…
Перевалив гребень, они вышли на каменистое плоскогорье, разорванное острыми черными трещинами. Здесь они дождались плешивого рыбака Сава и быстроногого Нави. И двинулись дальше во главе с неутомимым Учителем по одному ему ведомому пути, обходя расколотые глыбы и трещины.
– Отсюда два выхода – тропа, по которой поднялись мы, и та, по которой не решились пойти имперские солдаты. Солнце не успеет упасть, как мы догоним этих людей. Кто они?
– Гладиаторы, – с трудом выговорил запыхавшийся Сав – темп марша был для него тяжеловат, да и широковат был почтенный рыбак в поясе.
«Значит, Гук и Улук подбили их на уход», – подумал Ис о бывших рабах Ртепа.
– Слышишь, Ртеп, ребята-то молодцы!
– Слышу и скорблю – каких четырех воинов потеряли!
– Учитель, впереди люди, они уходят от нас.
– Некуда им уходить, за теми скалами – отвесный обрыв. Видишь?
– Остановились.
Ртеп сорвался с места и ринулся вперед, что было совсем необычно.
– Куг! Улук! Мы здесь с Учителем! – кричал он, размахивая руками. И был услышан – Куг и Улук тоже бежали навстречу, размахивая руками и крича.
– Мы ушли от преследования, – переведя дух, доложил подбежавший первым Улук.
– Сколько вас?
– Двадцать семь. Один раненый. Один умер от раны стрелой. Четверо погибли внизу, прикрывая нас. Все – без оружия.
– Мы все видели. Имена их запомним.
– Запомним. И отплатим – было бы чем! – нестройно шумели подошедшие люди Улука.
– Давайте вашего раненого, – приказал Ис. Раненый вздрогнул, но стиснул зубы и не застонал, когда Ис выдернул из голени обломок стрелы, только вытер пот дрожащей ладонью.
– Терпи, брат, кость не задета… Сав, дай-ка флакон, что я тебе на шею повесил. Так… Благодарю.
Он протянул руку с флаконом назад, уверенный, что его подхватят.
– Выше нос, рана твоя гноиться не будет. И через два дня – в строй! Да, кто вами командовал? – прошелся взглядом по лицам, поднявшись с колен, Ис.
– Он погиб внизу.
– Кто потом вел отряд?
– Я, – вскинул бороду Улук.
– Строй людей, назначь десятников.
– Уже назначил. Становись!
– Слушайте, – прошелся перед строем Учитель, его спутники тоже подтянулись, – мы спустимся по той же тропе, по которой поднимались. Пойдем ночью – ждать нельзя, враг может вернуться, а защищаться нам нечем. Мы пойдем туда, где в сердцевине гор есть хлеб и оружие. Нас ждут друзья. Нави, как с водою на переход?
– Наберем в пещере. А два бурдюка есть у них, – он кивнул на пришедших с Улуком.
– Хорошо. При спуске жмитесь к стене. И осторожней с раненым.
– Там не так высоко. На веревке спустим, седло сделаем, – смекнул находчивый Геф.
К полуночи они были под стеной.
Когда Ис нащупал каменный берег, в который упирались волны песка, ветер уже взвизгивал, как наждак, и; как наждак, обдирал кожу. Ис остановил отряд и пошел вдоль обрыва, ощупывая камень – здесь должна быть пещера, в которой ему раньше пришлось пожить.
– Здесь тропа! – захлебываясь песком, перекричал ветер Ис, – связаться между собой и – за мной, жмитесь к скале, лезть не высоко!
И все, вжимаясь телом в скалу, полезли за своим предводителем. Наверху, достигнув уступа, Ис снова остановил отряд, ощупью нашел вход, отвалил камень и прополз в пещеру. Следом вползли остальные, блаженно отплевываясь. Наконец стало можно дышать. У входа Ис нащупал закопанный в песок фонарь и, занавесив плащом вход, чтоб не выдать себя, полоснул лучом по пещере, выбирая место для сна. Успевшие распрямиться рухнули, словно у них подрубили ноги, заставив Иса с ожесточением плюнуть – любимая реакция Учителя на проявление веры в творимые им чудеса.
– Какого дьявола, – гремел он над поверженной паствой, – сколько раз можно повторять, что нет на свете чудес! Фонарь этот людскими руками сделан. Еще скажу – при помощи слюней и заклинаний такого не сделаешь. Ты же знаешь, Геф, что мечи куются молотом, а не молитвой. Прошу запомнить! А теперь – спать! Вопросы есть? – наконец по-старшински гаркнул Учитель. И, не получив ответа, завалился спать, не выставив часовых – место было надежное.
– Высоко же нас занесло! – изумился проснувшийся Ртеп, выглядывая из пещеры в знойное марево.
Крепок был их сон – вчера они прошагали часов восемнадцать и только перед светом нашли пещеру. Близился полдень.
– Горшок бы похлебки на нашу братию, – невпопад вставил вылезший за каменщиком Геф.
– Не сготовишь – не возьмешь, чудеса впрок готовить надо, – назидательно заметил раньше всех поднявшийся Ис, он чувствовал неловкость после своей вспышки, – а пяти лепешек на тринадцать молодецких ртов – все-таки маловато. Хорошо хоть вода есть – ройте песок в дальней углу.
Вдали, на валу последнего бархана, показались верблюды, направляющиеся сюда, к устью пыльной каменной щели, впадающей в пустыню с желтых раскаленных гор.
– Чему удивляться, Учитель. Мы кратчайшим путем шли. Храмовые шакалы – тоже. Направо посмотрели, налево посмотрели. Теперь – сюда вышли. Они же себя молотом считают, а горы – наковальней.
– О нашей роли, Геф, можешь не говорить, – оборвал цепь его ассоциаций Ис, – но следов наших нет, все ветер ночной сгладил.
– А у них, Учитель, пища с собой есть. Вот бы подоить!
– Чем доить-то, – не оборачиваясь, лежа на самом краю горячего обрыва, ответил Ис, – у нас три меча на всю братию. И ни одного лука. А имперские лучники за сто шагов полудюймовую доску прошибают. Поэтому с доением придется повременить. Пососем лапу.
– Вкус не тот.
– Пальцы чище будут. Хватит болтать. Они – под нами.
От подножия до пещеры было метров двадцать – можно было слышать разговор.
– Стой, привал! – крикнул командир. И сразу объяснил едущему рядом имперскому офицеру: – Зной в тени переждем, они, если в песках не захлебнулись, далеко уйти не могли.
Верблюды осторожно ложились на песок под скалу, степенно складывая голенастые ноги. Проводники пошли искать корм – здесь уже встречалась верблюжья колючка. А храмовые стражи, сбившись в толпу, сразу же стали делиться накопившимися новостями. И попутно заправлялись сухими харчами, запивая их водой из кожаных бурдюков. Двадцать имперских солдат, не дожидаясь приказа офицера, с помощью погонщиков уложили верблюдов кругом, воткнули в песок по периметру этой окружности свои восьмиугольные щиты, и четверо лучников в полной готовности присели за щиты на четырех сторонах их маленького лагеря. Только после этого отряд приступил к трапезе. Доспехов не сняли. Лучникам – их было десять – было легче, на них были только шлемы и кожаные нагрудники с нашитыми металлическими бляшками. А остальным, в бронзовых доспехах, хотя и прикрытых короткими плащами, было невмоготу. Но как только офицер подошел к ним, старший десятник вскочил, вытянул руку и доложил о готовности. Молодой офицер сел в круг и протянул снятый шлем за своей порцией вяленых фиников.
«Противник серьезный, врасплох не возьмешь, – осторожно разглядывая лагерь, размышлял Ис. – Белокурый офицерик – куда ни шло, а унтера, – именно так подумал о них Учитель, – зубры!..»
– Как, осталось еще желание подоить? – шепнул он на ухо Гефу и показал глазами на имперский отряд.
– Отчего же нет? Не сразу, само собой. Инструмент нужен – у нас в кузнечном деле кулаком по горячему металлу не бьют.
– Навык нужен, Геф. И поменьше болтовни.
– Это – само собой, – сдавленным голосом, зажав ладонью волосатую пасть, чтобы не расчихаться от поднятой пыли, закончил кузнец.
– Нам везет – считай, что другие группы никто не преследовал. Еще столько верблюдов сразу не наберешь.
– Так те раньше и вышли, Учитель. Но нам-то как быть? – зачесал могучий затылок Ртеп.
– Переждем, долго они не задержатся, а пять лепешек – все-таки еда, нас же не пять тысяч. До воды докопались?
– Докопались. Ждем – пригубь первым.
– Можно и первым, – не стал отказываться Ис, отползая вглубь. И, вытянув губы трубочкой, с удовольствием потянул из ямки прохладную воду. Потом зажевал кусок лепешки и вновь выполз к краю обрыва. Отсюда, сверху, хорошо просматривались пески, чего нельзя было сказать о видимости от подножия гряды. И сейчас, взглянув в сторону пустыни, где знойно плыл над барханами густой безветренный воздух, Ис увидел размытые фигуры людей – какой-то пеший отряд направлялся к устью ущелья.
– Тихо, поберегите эмоции и смотрите вон туда.
– На имперских солдат не похоже – те и по нужде строем идут. И блеска щитов не видно, да и скотины с припасами за ними нет, – как всегда логично рассуждал Геф. – Похоже – наши.
– И не предупредишь, – угрюмо обронил Ртеп, – хоть бы на следы смотрели.
– Они стороною прошли.
– Эти тоже пока не видят.
– Заметили! – чуть не вскочил порывистый Нави, но тяжкая длань кузнеца прижала его к камням, а другая – запечатала рот.
Первыми, по пять в ряд, тяжело побежали навстречу приближающемуся отряду имперские солдаты. Они и здесь держали равнение. Впереди – копейщики, лучники – сзади. Командир – на правом фланге. Он успел крикнуть сотнику храмовых стражей:
– Отсекай от гор, гони в пески!
Но и подходящие увидели противника. Замешательства не было, чувствовалось, что и там действует твердая рука. Отряд резко свернул вправо, выставив заслон из четырех человек, когда до имперских солдат оставалось шагов пятьсот.
– Правильно соображают, успели бы только до скал добежать, пока храмовые шакалы с верблюдами чешутся, – почувствовал руку Гефа напрягшийся Ис, – там такая же щель, только поуже. И тропа по левому склону – одному перекрыть можно!
– Эти не успеют, видишь, как темпераментно обсуждают, куда скакать.
– А те – близко…, Лучники дали залп!
– Двое упали. Взяли под руки. Уходят быстрее.
– Копейщики во весь дух прут.
– Уходят в скалы. Осталось четверо.
– Прикрывают.
– Сошлись…
– Эх, жалко парней. – с шумом выдохнул Геф, – порубают этих четверых как сечкой солому!
А четверо прикрывающих, прижавшись спинами к скале, встретили копейщиков. Двое из них были в доспехах и с копьями, у двух других были восьмиугольные щиты и короткие имперские пики, привязанные к пачкам как наконечники копий. Так бежавшие гладиаторы разделили оружие своих стражей.
– Имперский копейщик упал. Отошли.
– Снова лучники. Двое осталось.
– Кончено.
И только тогда подскакала верблюжья кавалерия. Белокурый офицерик, сняв шлем, вытер пот полою плаща. Снова надел шлем. Построил солдат – преследовать было бесполезно, по узкой тропе сыпался каменный град. Эти четверо сделали свое дело. Офицер приказал собрать оружие и взять убитого. Тела врагов оставили на песке.
– Не стали преследовать.
– Бесполезно – сверху по одному камнями перебить можно, – заметил Ис, – я тут бродил. А поднявшись по нашей тропе, их перехватить можно. Видно, храмовые шакалы толком этого места не знают. Здесь наверху – только гребень перевалить. А отряд этот они за нас приняли, потому и ушли – делать, мол, здесь больше нечего.
Ис уже стоял, не таясь, во весь рост – отряд был далеко и быстро уходил в сторону Священного города.
– Сав и Нави, спуститесь, похороните убитых и догоняйте нас. Заваливаем вход. Осторожнее! Присыпем песком… Пошли…
Перевалив гребень, они вышли на каменистое плоскогорье, разорванное острыми черными трещинами. Здесь они дождались плешивого рыбака Сава и быстроногого Нави. И двинулись дальше во главе с неутомимым Учителем по одному ему ведомому пути, обходя расколотые глыбы и трещины.
– Отсюда два выхода – тропа, по которой поднялись мы, и та, по которой не решились пойти имперские солдаты. Солнце не успеет упасть, как мы догоним этих людей. Кто они?
– Гладиаторы, – с трудом выговорил запыхавшийся Сав – темп марша был для него тяжеловат, да и широковат был почтенный рыбак в поясе.
«Значит, Гук и Улук подбили их на уход», – подумал Ис о бывших рабах Ртепа.
– Слышишь, Ртеп, ребята-то молодцы!
– Слышу и скорблю – каких четырех воинов потеряли!
– Учитель, впереди люди, они уходят от нас.
– Некуда им уходить, за теми скалами – отвесный обрыв. Видишь?
– Остановились.
Ртеп сорвался с места и ринулся вперед, что было совсем необычно.
– Куг! Улук! Мы здесь с Учителем! – кричал он, размахивая руками. И был услышан – Куг и Улук тоже бежали навстречу, размахивая руками и крича.
– Мы ушли от преследования, – переведя дух, доложил подбежавший первым Улук.
– Сколько вас?
– Двадцать семь. Один раненый. Один умер от раны стрелой. Четверо погибли внизу, прикрывая нас. Все – без оружия.
– Мы все видели. Имена их запомним.
– Запомним. И отплатим – было бы чем! – нестройно шумели подошедшие люди Улука.
– Давайте вашего раненого, – приказал Ис. Раненый вздрогнул, но стиснул зубы и не застонал, когда Ис выдернул из голени обломок стрелы, только вытер пот дрожащей ладонью.
– Терпи, брат, кость не задета… Сав, дай-ка флакон, что я тебе на шею повесил. Так… Благодарю.
Он протянул руку с флаконом назад, уверенный, что его подхватят.
– Выше нос, рана твоя гноиться не будет. И через два дня – в строй! Да, кто вами командовал? – прошелся взглядом по лицам, поднявшись с колен, Ис.
– Он погиб внизу.
– Кто потом вел отряд?
– Я, – вскинул бороду Улук.
– Строй людей, назначь десятников.
– Уже назначил. Становись!
– Слушайте, – прошелся перед строем Учитель, его спутники тоже подтянулись, – мы спустимся по той же тропе, по которой поднимались. Пойдем ночью – ждать нельзя, враг может вернуться, а защищаться нам нечем. Мы пойдем туда, где в сердцевине гор есть хлеб и оружие. Нас ждут друзья. Нави, как с водою на переход?
– Наберем в пещере. А два бурдюка есть у них, – он кивнул на пришедших с Улуком.
– Хорошо. При спуске жмитесь к стене. И осторожней с раненым.
– Там не так высоко. На веревке спустим, седло сделаем, – смекнул находчивый Геф.
К полуночи они были под стеной.
10
Были ночь и день. Не было больше ни пищи, ни воды – быстро истощились два бурдюка. Шли они вдоль отвесной каменной стены, встававшей из плывущих под ногами песков. Узкие сухие ущелья проходили они, но Учитель не сворачивал в них. И стояло над ними безоблачно-синее и раскаленное, как печной свод, небо.
– Здесь, – сказал Ис, ткнув посохом в песок у подножия каменной стены, когда полуденное солнце раскалило до красноты зазубренное лезвие кряжа, – копайте, – и для верности еще раз стукнул ножнами-посохом, где копать, меч для легкости он привязал за спину. Он не ошибся – там был присыпанный сверху колодец.
– Пейте и наполняйте бурдюки. Привал – полчаса.
Люди легли в узкую тень под стеной. Улук выставил двух дозорных.
«Соображает», – глядя на него, удовлетворенно подумал Ис. Он отвязал меч и после этого устало вытянул ноги, прикрыв воспаленные глаза.
«Темные очки надо носить», – мелькнуло в размягченном сознании. Ровно через тридцать минут, словно у него были часы, скомандовал:
– Подъем!
И вновь пошли вдоль стены, оставив присыпанный песком колодец.
– Так идти – еще ночь и день, – угрюмо заметил Ртеп, – я же сам водил первые отряды в долину.
– Здесь, – сказал Ис, ткнув посохом в песок у подножия каменной стены, когда полуденное солнце раскалило до красноты зазубренное лезвие кряжа, – копайте, – и для верности еще раз стукнул ножнами-посохом, где копать, меч для легкости он привязал за спину. Он не ошибся – там был присыпанный сверху колодец.
– Пейте и наполняйте бурдюки. Привал – полчаса.
Люди легли в узкую тень под стеной. Улук выставил двух дозорных.
«Соображает», – глядя на него, удовлетворенно подумал Ис. Он отвязал меч и после этого устало вытянул ноги, прикрыв воспаленные глаза.
«Темные очки надо носить», – мелькнуло в размягченном сознании. Ровно через тридцать минут, словно у него были часы, скомандовал:
– Подъем!
И вновь пошли вдоль стены, оставив присыпанный песком колодец.
– Так идти – еще ночь и день, – угрюмо заметил Ртеп, – я же сам водил первые отряды в долину.