Мельников Руслан. Эрдейский поход

   Шекелис снова замолчал, хмуря брови. Всеволоду стало не по себе. С ЭТИМ ему еще предстояло столкнуться вплотную. И, судя по всему, ЭТО будет пострашнее одиночек-волкодлаков.
   – Скажи, Золтан, как разбойники пробрались к твоим верхним дозорам? Ты утверждал, что тайные горные тропы не ведомы никому.
   – Никому. Но я не имел в виду тех, кто скрывается в этих горах десятки лет. У эрдейских разбойников здесь много тайных убежищ. И окрестности они знают лучше, чем я или Бранко. Говорят даже, будто черные хайдуки способны перебираться через Карпаты, минуя перевалы. Но я и предположить не мог, что лиходеи осмелятся приблизиться к укрепленной заставе и решатся на столь дерзкий штурм.
   – Хорошо, – поднял руку Всеволод. – Тогда так. Если хайдукам известны тайные тропы и проходы, почему они не могли просто обойти Брец-перевал?
   – Могли, – ответил шекелис. – Наверное, могли.
   – Так зачем же им понадобилось лезть в бой?
   – Жадность, – усмехнувшись, сказал Золтан.
   – Что?
   – Жадность и разбойная натура. Черные хайдуки не хотели уходить из Эрдея с пустыми руками. А награбленное добро не перетащишь козьими тропами через скалы, осыпи и пропасти. И через заставу скрытно не перевезешь – мои люди осматривают каждую телегу.
   – Так, значит, этот обоз...
   – Их казна. Казна черных хайдуков Эрдея и то, что было награблено их предшественниками. Мы уже проверили повозки. – Золтан говорил бесстрастно, чуть скривив губы. Ох, не радовало сейчас начальника перевальной заставы захваченное воровское добро.
   – Богатая, небось, добыча?
   – Да. Такой не сыщешь ни в одном баронском замке. Хайдуки везли только золото и драгоценные каменья. Остальное, видать, бросили.
   «Вот отчего повозки шли так тяжело», – подумал Всеволод. Пожалел: лучше бы в разбойничьем обозе оказалось серебро. От него нынче больше пользы.
   – Сначала хайдуки вырезали верхние дозоры на Эрдейской стороне ущелья, – мрачно продолжал Золтан. – Потом хотели войти на заставу под видом беженцев. А после – захватить и удерживать ворота, покуда не подоспеет подмога.
   – Но почему лиходеи просто не зарыли сокровища и не ушли за Карпаты налегке?
   – Потому что назад возвращаться не собирались. Потому что боялись. Потому что уходили не на год-два, а навсегда.
   Золтан помолчал и вымолвил с натугой:
   – Знаешь, русич, я теперь иначе отношусь к твоим речам. Быть может, то, что движется из темного мира проклятой Шоломонарии, в самом деле опаснее вриколака, головой которого я так неразумно хвастал перед тобой. Сдается мне, что и этот оборотень тоже бежал от нечисти пострашнее.
   – Так и есть. – Всеволод облегченно вздохнул. Наконец-то! Озарило! – Теперь ты понимаешь, Золтан, почему нам нужно поскорее добраться к замку, который еще сдерживает натиск темных тварей?
   Кивок шекелиса был едва-едва заметен.
   – Ты нас пропустишь? В Эрдей?
   – Теперь я не смогу тебя задержать, русич, даже если очень захочу.
   Еще немного подумав, Золтан добавил:
   – Со скал сброшены все камни.
   В этой фразе было все: и боль, и отчаяние, и бессилие. И обреченность. И упрямое желание все равно стоять на перевальной заставе до конца.
   – Ты нам поможешь? – Всеволод не отводил глаз от лица шекелиса. – Согнать со скал разбойников? Пройти по ущелью?
   Снова – недолгие раздумья и слова – как тяжкое признание:
   – Помощь моя тебе ни к чему. Путь через ущелье свободен.
   – Свободен? – недоверчиво переспросил Всеволод.
   – Я уже посылал наверх разведчиков.
   – И что? – Всеволод всем телом подался вперед.
   – Хайдуки ушли. Вероятно, заметили на заставе твоих дружинников и не стали дожидаться штурма. Но они еще вернутся. Оправятся после боя, соберутся с силами. Придумают новый план – и вернутся.
   – Думаешь?
   – Знаю. На заставе – их казна. За заставой – их спасение.
   – Вряд ли они найдут там спасение. – Всеволод подумал об оборотнях, уже рыскающих по валашским степям.
   – Хайдуки уверены, что найдут. И потому ударят снова. Еще прежде, чем наступит ночь. Ночи они, должно быть, сейчас боятся больше, чем наших мечей и стрел.
   Наших? Всеволод насторожился.
   – И что ты намерен делать?
   – Ударить первыми. Сейчас, пока они этого не ждут.
   – У тебя так много воинов, Золтан?
   Золтан Эшти сжал губы. Потом – скривил. Потом – разжал.
   – Я хочу попросить тебя, Всеволод.
   Ишь ты! Назвал по имени. Не выплюнул, не выцедил привычное уже «русич». Значит, правда хочет. Попросить хочет.
   – Для этого я и участвую в совете?
   – Для этого...
   Всеволод вздохнул:
   – Лишить живота татя и лиходея – не велик грех. Но вообще-то мы пришли в эти края проливать не человеческую кровь.
   – Сегодня ты проливал кровь, – напомнил Золтан. – И именно человеческую. Сколько хайдуков пало от твоего меча?
   – Считай, что сегодня мы просто защищались. А заодно платили за твое... м-м-м... гостеприимство. Но теперь долг оплачен сполна. Дальше я веду своих воинов для иного дела. И я не имею права терять понапрасну ни одного из них. Каждый дружинник у меня на счету, так что... Нет, Золтан Эшти, я не смогу удовлетворить твою просьбу.
   Золтан прикусил губу. Лицо угорского сотника налилось кровью. Воины, окружавшие его, не отрывали взглядов от вожака. Сидели напряженно, положа руки на оружие. Понимают ведь, что силой ничего не добьются, а все равно хватаются за мечи и сабли. Горячая шекелисская кровь...
   – А если я сейчас отдам приказ? – проскрипел начальник перевальной заставы. Кивнул на хмуролицых угров. – Если ты потеряешь своих воинов в схватке с моими, так будет лучше?
   – Ты не пойдешь на это, Золтан, – устало возразил Всеволод. – Теперь – нет. Иначе твою заставу вообще некому будет охранять. И разбойники-хайдуки, и нечисть пройдет Брец-перевал по вашим трупам. Мы сильнее, нас больше – ты это прекрасно знаешь. И мы в любом случае уйдем отсюда туда, куда должны идти. Так что не нужно больше угроз. Мы с тобой в расчете. Ты нас принял. Как мог. Мы тебе помогли. Как смогли. А теперь, уж не обессудь, поедем дальше. У каждого из нас своя судьба и своя дорога.
   Золтан прикрыл глаза.
   – Помоги мне поквитаться с черными хайдуками и к Черному Замку тевтонов доберешься быстро и без лишних потерь.
   – Вступать в бой, чтобы избежать потерь? – чуть усмехнулся Всеволод. – Объясни.
   – Тебе нужен хотя бы один пленный хайдук.
   – Зачем?
   – Проводник.
   – У меня уже есть проводник, – Всеволод кивнул на Бранко. – Он знает все дороги Залесья и...
   – И не знает, какие из них нынче безопасны, – Золтан поднял веки. Теперь в его глазах читалась уверенность. Шекелис придумал, как убедить упрямого собеседника.
   Всеволод еще раз глянул на Бранко. Тот покачал головой, развел руками. Да, все верно. Волоху, конечно же, известны тропы и тракты страны, в которой объявилась нечисть. Но нечисть расползалась по трансильванским землям быстро, а Бранко отсутствовал в Залесье долго. Какими путями можно ехать, а каких следует стеречься, где есть возможность проскочить беспрепятственно, а где придется пробиваться с боями – об этом проводник сейчас мог только гадать.
   – А эрдейские разбойники? – нахмурился Всеволод. – Они знают?
   – Я же говорил – они продержались в Эрдее долго, очень долго. Черные хайдуки научились избегать встреч с нечистью, и им должно быть известно, в каких урочищах хозяйничают темные твари, а где их нет. Тебе нужен пленный, русич.
   Ага, снова русич...
   – Погоди, а ведь пленных можно было взять и под воротами, – вдруг сообразил Всеволод, – если бы твои люди постарались... Или... Или ты специально приказал... Чтобы без полонян... Чтобы мы... не... Да, Золтан?
   Глаза начальника перевальной заставы сощурились. И не понять, что в них – то ли гнев, то ли насмешка.
   – Что ж, вот тебе мой ответ, – Всеволод думал недолго. – Разбойники ушли с перевала на земли Эрдея. Моей дружине нужно туда же. И покуда нам по пути, я согласен гнаться с тобой за хайдуками. Но лишь покуда нам будет по пути.
   Совет, вылившийся в разговор двух человек, закончился. Остальные участники собрания так и не проронили ни слова.

Глава 32

   Сотня Всеволода и пара десятков шекелисов (с десяток воинов Золтан все же оставил в обезлюдевшей крепости) вступали в ущелье. Впереди бежал Рамук. На пса сейчас возлагались большие надежды.
   – Возьмет след – не отстанет, – пообещал Золтан. – Быстро нагоним лиходеев.
   Правда, на месте обвала – в узком проходе между скалами – следы разбойников на время потерялись под грудами камней. По заваленной дороге не то что проехать – пройти теперь было совсем не просто. Коней здесь вели в поводу. Подкованные копыта осторожно ступали по шаткому камню. Валуны шевелились и проседали под ногами. Кое-где виднелись пятна запекшейся крови, присыпанные пылью. Из-под глыб торчали руки, обломки копий, куски щитов, мятые шлемы. Оперение пущенных сверху стрел.
   Но едва миновали теснину ущелья, Рамук снова уткнулся носом в землю и уверенно повел за собой вооруженных всадников.
   За перевалом свернули на тропку, длинной извилистой змейкой уходящую вниз. Ехали долго.
   Потом тропа вышла на обширное плато. Здесь выслали вперед дозор с собакой.
   Дозорные-то и нашли. Увидели...
   Обоз. На этот раз – настоящий беженский обоз. То, что от него осталось.
   ...Позвали остальных. Показали.
   Опять! Всеволод скрипнул зубами. Как тогда, по ту сторону Карпат.
   Снова – перебитые люди, лошади, скот, птица. Снова среди трупов и скарба – крестьянские телеги, оплетенные чесноком, ветками дикой розы и боярышника. Снова – бесполезные осиновые колья. И снова воздух звенит от мух, слетевшихся на свежую кровь. А кровь – сразу видно – пролита недавно. Сегодня пролита эта кровь.
   – Кто? – глухо выдавил Всеволод. – Их? Всех? Так?
   – Черные хайдуки, кто же еще, – с ненавистью процедил Золтан. – Наткнулись на сбегов, отступая с перевала, ну и...
   Шекелис не договорил. Досадливо махнул рукой.
   – Хоть бы людей схоронили, что ли, – покачал головой десятник Илья из русской дружины, – а то аки волкодлаки какие, в самом деле...
   – Хоронить своих жертв – не в правилах разбойников, – отозвался Золтан. – Не для того они убивают, чтобы после могилы копать.
   Всеволод молчал. Смотрел вокруг и молчал.
   Вот кто страдает больше других в лихую годину. Самые неповинные, самые несчастные, самые беззащитные.
   Возле повозок и под повозками лежали мертвые сбеги. Бабы, дети, мужики... Изрубленные, исколотые тела. И кровь. Много крови. Всюду.
   Мало чем все это отличалось от виденного уже в валашской степи. И в то же время отличалось. Сильно. И так же все было, и все было совсем по-иному.
   Вон к одной из телег привязана голая девка. Ноги – раздвинуты. Пах располосован. Груди – отсечены. Видно, что с девкой долго и жестоко забавлялись. Поодаль – брюхатая баба. Была брюхатая. А ныне... Тоже лежит без одежды. И без плода, вырезанного ножом. Еще одна «забава»... Здесь же на обломок оглобли насажен грудной ребенок. А там вон – связанный мужик с опаленной бородой и выколотыми глазами. Прямо на нем жгли огонь. На живом, поди...
   И дети, снова дети... Трое. Нет, четверо. Две девочки. Двое мальчишек. Всем – не больше семи. Голенькие, изрезанные, истерзанные. А когда детей вот так... Это самое скверное, когда детей...
   Какой же нужно иметь в душе страх, чтобы убивать его подобным образом – чужими смертями и муками? Или здесь не только страх? Или здесь еще и злость за неудачный штурм? Злость, вымещенная на беззащитных сбегах, попавшихся лиходеям под горячую руку?
   Э-э-э, нет, не прав Илья. Негоже сравнивать озверевших душегубов с волкодлаками. Хуже они. Хуже нелюдей даже. Потому как сами люди. И людей же изничтожают. И не голод ими при том движет, как темными тварями. А недоступное пониманию жестокосердие, коему нет и не будет оправдания.
   – О чем задумался, русич? – Подъехавший Конрад смотрел то на русского сотника, то на трупы. Тевтон хмурился. И кажется, тревожился.
   – Поможем Золтану, – твердо и коротко сказал Всеволод. – Убивцы эти заслуживают смерти.
   – Ты забыл, куда и зачем мы направляемся? – холодно осведомился сакс.
   – Помню, – глухо отозвался Всеволод. – Прекрасно помню. Остановить нечисть. Но нечистый душой человек поганее любой нечисти темного мира.
   – Может быть, и так. Вот только времени карать виновных у нас с тобой нет. Даже если на то есть полное право.
   – Послушай Конрад, я не хочу, чтобы тати ушли за перевал. Я не хочу, чтобы хотя бы малая надежда на спасение была у тех, от чьих рук гибнут в муках более достойные этой надежды.
   – Ты должен успеть к Серебряным Воротам прежде, чем...
   – Мы успеем в твою крепость, сакс, – оборвал Всеволод.
   – Ты уверен? Вспомни – даже вервольфы уже бегут из Трансильвании.
   Всеволод отвел глаза. Уверен? Не уверен?
   Если они опоздают, если тевтонская твердыня падет под натиском упыринных полчищ и в людское обиталище вступит Черный Князь, все ведь уже будет неважно. Или все станет неважно, если его дружина сейчас проедет мимо. Мимо ТАКОГО...
   Грудной ребенок на колу.
   Беременная баба со вспоротым животом.
   Девка, распнутая на телеге.
   Безглазый мужик с угольями вместо чрева.
   Худые голые растерзанные детские тельца.
   Если спокойно проедет, зная, что горстка шекелисов уже не остановит лиходеев. Если проедет и будет класть головы за спасение мира, в котором зверствуют такие вот...
   – Поможем Золтану, – упрямо повторил Всеволод. – И двинемся дальше.
   – Посмотри на Рамука, русич, – неодобрительно покачал головой Конрад. – Он рвется обратно в горы. Значит, хайдуки здесь повернули. Они не пойдут дальше в Эрдей. Они боятся возвращаться в трансильванские земли, а нам нужно именно туда. И поскорее. И сворачивать с пути нельзя. Пусть Золтан, если хочет, преследует разбойников без нас. Тебе с ним больше не по пути. Вспомни, ты ведь сам говорил, что...
   – Не важно! – раздраженно бросил Всеволод. – Теперь не важно, что я говорил. Тати угорские где-то неподалеку должны быть. У этого обоза они задержались преизрядно. Видишь – костер жгли, над девкой глумились. Натешились псы вволю... Видать, не ждут погони, не думают, что крепость перевальную ради них оставят. Догнать надо...
   – Но время, русич! У нас слишком мало времени!
   – Если возьмем полонянина – наверстаем упущенное, – за план Золтана Всеволод цеплялся сейчас, как за спасительную соломинку.
   – Думаешь, разбойник поведет тебя туда, откуда бежит вся его шайка?
   – Поведет. Заставлю.
   – И дашь ему слово сохранить жизнь. После всего этого, – сакс мотнул головой на трупы.
   – Ты давал слово оборотню, тевтон... – скрипнул зубами Всеволод. – И сдержал, как смог. И я... я...
   Договаривать не стал. Просто сжал кулак.
   – Что ж, ты стоишь во главе дружины, – неожиданно прекратил спор сакс. – Я свое слово сказал, а решение принимать тебе.
   Конрад тронул коня. Отъехал в сторону, осторожно огибая тела убитых. То ли чувствовал тевтонский рыцарь, что упрямого русича не переубедить, то ли где-то в глубине души соглашался с ним. И высказав то, что должен был высказать, теперь готовился карать зло и вершить возмездие. Как и подобает благородному рыцарю.
   – Всадники! – раздался вдруг всполошный крик.
   Первым их заметил Федор. Справа. На каменистой возвышенности. Трое верховых. Только-только поднялись, видать, на вершину.
   Можно было разглядеть невысоких, но крепких угорских лошадок. В солнечных лучах поблескивали шеломы. У каждого наездника за спиной виднелся лук, а у седла болтался колчан со стрелами. Однако к оружию никто из троицы не притронулся. Всадники замерли, будто громом пораженные, глядя на русско-шекелисскую конницу. Не ждали...
   Пребывали в замешательстве, впрочем, они недолго. Три взмаха плетьми – и верховые спешно скрылись за вершиной холма. На шлемах колыхнулись три черных пера.
   – Хайдуки! – привстал на стременах Золтан. И...
   – Эй-ей-ей-ей-ей-ей!
   Угры сорвались с места. Бросились вдогонку, на скаку рассыпаясь облавной цепью. Золтан и Рамук мчались впереди.
   – К бою! – рявкнул Всеволод.
   Свою дружину он повел в объезд. С тремя разбойниками шекелисы справятся без труда. Но вот если за каменистым взгорьем прячется засада, разумнее будет ее обойти с тыла. А то ученные уже... Печальный урок Брец-перевала забудется не скоро.
   Засады за холмом не оказалось. А трое всадников с черными перьями, к тому времени как подоспели русичи, были уже мертвы. В спинах двоих торчали стрелы. Об одежду третьего Золтан вытирал саблю. Голова разбойника лежала в стороне. Лошадь – тоже лежала. С перегрызенной шеей. Над тушей стоял Рамук.
   – А полонянина взять? – нахмурился Всеволод.
   – Не вышло, – невозмутимо ответил шекелис. – Пока не вышло.
   Ну конечно... «не вышло».
   Всеволод досадливо сплюнул:
   – Что тут делали эти трое?
   – Судя по всему – хайдукский дозор. Большая удача, что мы настигли их прежде, чем они успели предупредить своих. Теперь можно ударить внезапно.
   – Куда, Золтан? Куда ударить? Ты знаешь, где искать разбойников? Полонян нужно было брать!
   – Тут и без полонян все ясно, – возразил шекелис. – Дозорные скакали туда...
   Золтан указывал на изогнутый хребет, чем-то напоминавший рыцарское седло с двумя высокими луками-скалами. Туда же смотрел не отрываясь Рамук. Смотрел и щерился.
   – Там сейчас хайдуки, русич. Слишком далеко от Брец-перевала им отходить не с руки. Передохнут немного и снова – на приступ. Это если мы медлить будем.
   Всеволод пригляделся. Над хребтом... да, похоже, над скалистой седловиной в синеву безоблачного неба поднимались дымки. Золтан прав: разбойничий лагерь – где-то там! Лиходеи не таились. Ничуть. Лиходеи не ждали лиха на свою голову. По ночам они, возможно, и трясутся от страха, но днем уже привыкли чувствовать себя полновластными хозяевами этих мест. Хайдуки доверились дозорным, высланным под Брец-перевал, и спокойно жгут костры.
   Всеволод оглянулся на убитых разбойников. Затем...
   – Предлагаешь лезть в гору, Золтан? – он смерил взглядом крутые склоны.
   – Любую гору можно обойти, – ответил шекелис. – Я знаю здесь путь и для конного, и для пешего.
   – А вдруг – опять засада?
   – Это не ущелье. Там негде устроить ловушку. Если ты опасаешься, русич, я и мои воины пойдем первыми. Если ты вовсе не желаешь биться, мы нападем сами. Пусть нас мало, но волк в отаре овец способен на многое.
   – Перестань, Золтан – скривился Всеволод. – Ты – не волк, разбойник – не баран. Я видел – хайдуки умеют драться, когда сильно прижмет. Еще я видел разгромленный ими обоз.
   – И что?
   – Эту гору мы обойдем вместе.

Глава 33

   К хребту подъехали верхами. После – спешились. Лошадей – чтоб не выдали прежде времени ржанием и стуком копыт – оставили с небольшой охраной по эту сторону горы. Пса оставили тоже. От греха подальше: хайдукские кони могли встревожиться, почуяв собаку, и насторожить своим поведением разбойников. Хватит, выполнил уже Рамук свою задачу – привел к врагу. Пса оставили на попечение Раду, которого Рамук слушался так же, как и самого Золтана. Когда уходили, собака тихонько поскуливала вслед. Юный музыкант, охочий до славы, тоже смотрел с тоской и завистью.
   Золтан вел отряд неприметной козьей тропой. Шли молча, разбившись на группы по десять-двадцать человек. Растянувшись рваной цепочкой, прячась за скальными выступами и нагромождениями камней. Старались не потревожить ненадежные осыпи, не звякнуть железом. Впереди и по флангам снова пустили дозорных. Полдюжины самых зорких и обученных к скрытому передвижению воинов то перебегали, пригнувшись, то переползали от камня к камню, и сами, застыв, будто каменья, поглядывали по сторонам. Все предосторожности, однако, оказались излишними. За хребет вступили незамеченными. И сами не заметили по пути ничего подозрительного. Зато, едва обойдя гору, наткнулись на разбойничий стан. Сразу.
   Вот он!
   Безжалостные разбойники Эрдея расположились на отдых в заросшей редколесьем котловине, где сейчас царила блаженная тишина и покой. Это был не лагерь даже. Сонное царство – вот что это было.
   Понуро стояли стреноженные кони. Лишь некоторые, опустив голову, вяло жевали траву.
   Еще дымились костры. На земле виднелись обглоданные кости и куски обугленного мяса – видимо, добыча из разгромленного беженского обоза.
   Люди же лежали вповалку. Кто – на конской попоне, кто – на срубленных ветках, а кто – и на голом камне, завернувшись в овчину или шерстяной плащ. Люди валялись, разморенные сытным обедом и ласковым солнцем. Люди спали. Добрая сотня отъявленных злодеев. Быть может, сотня с небольшим. Спали все, понадеявшись на дозоры.
   Так крепко спят днем лишь те, у кого нет возможности выспаться ночью. А этой ночью угорским разбойникам явно было не до сна. И этой, и предыдущей и еще много ночей подряд черные хайдуки не смыкали глаз. Ужас, быстро расползающийся по трансильванским землям, не давал.
   Разбойники, видимо, отсыпались перед новым штурмом перевала. И перед очередной бессонной ночью.
   К лесу воины Всеволода и Золтана подобрались беспрепятственно. Окружили. Немногочисленных сторожей – поставленных больше для порядка, тоже – дремлющих и не ждущих беды, сняли без труда. И глотки им резали без сожаления.
   Тревоги не было.
   В лагерь вошли с четырех сторон. Вошли, так никого и не разбудив. Даже измученные хайдукские кони смотрели на чужаков уставшими отрешенными глазами. Было еще несколько мгновений напряженной тишины, когда шекелисы и русичи стояли над спящими с занесенным оружием. Враг, не желавший пробуждаться даже перед смертью, вызывал недоумение. И – сомнение. Для воина, привыкшего убивать и умирать в бою, есть все-таки в этом что-то неправильное и постыдное – нападать на спящего...
   Всеволод держал в руках два обнаженных клинка. Остриями вниз. И смотрел в грязные осунувшиеся лица. Видел открытые рты, темные круги под опущенными веками, болезненные гримасы. Слышал всхрапывание, тяжелое дыхание и негромкие натужные стоны. Многие душегубы вздрагивали во сне. Черным хайдукам снились кошмары. Дневные кошмары о еженощных бодрствованиях. Да, наверное, страха этот разбойный люд натерпелся немало. И теперь бежал от него.
   Прорываясь через Брец-перевал.
   Ища забвения в жестоких убийствах.
   Кто-то все же проснулся. Вскрикнул, пробуждая остальных.
   И началось. Началась. Р-р-резня. Всеволод ударил вместе со всеми. И одной рукой ударил. И второй. Брызнула первая кровь. Захрипела первая жертва.
   В лицо воеводы русской сторожи вперились, вцепились глаза – широко-широко распахнутые, выпученные, вылезшие из орбит. Кривился, пуская струйку крови с уголков губ, оскаленный рот. И... И вдруг – нет оскала. Нет боли и ужаса в стекленеющих зрачках.
   Есть понимание. И улыбка. Блаженная улыбка величайшего облегчения. Умиротворения. Мягкого обволакивающего упокоения. Умирающий будто безмолвно благодарил убивающего за то, что все наконец закончилось. И грязная жизнь, и паническое бегство, и неумолимый, неотвратимый страх, который всюду следует по пятам. Каждую ночь. За свою смерть его благодарил умирающий. Лежащих и вскакивающих, спящих и проснувшихся, орущих, плохо соображающих и мало что понимающих спросонья хайдуков рубили и резали словно скот. Смерть – для кого желанная избавительница, а для кого нежданная гостья – была всюду. По всему лагерю в отблесках стали и в брызгах кровавых фонтанов смерть плясала свою дьявольскую пляску. Кто-то судорожно хватался за оружие. Кто-то пытался бежать. Кто-то покорно подставлял голову под меч. А для кого-то кошмарный сон просто обрел на миг реальное воплощение. И – тут же оборвался. Вместе с жизнью. Бойня продолжалась.
   Всеволод бездумно разил копошащихся под ногами людей. Людей, которые после того обоза, после тех детей, мужиков и баб, в его глазах перестали быть людьми. А были существами, вызывающими ненависть на грани отвращения.
   И еще он пытался что-то вспомнить. Мучительно пытался. Что? Ах да, пленные! Ему нужны полоняне. Хотя бы один.
   Под правую руку, прямо под меч, подскочил пятый... Или, быть может, шестой? седьмой? восьмой? десятый душегубец? Всеволод не знал, он не вел счета. Разум лишь отметил, что этот – одет побогаче. Значит, из вожаков. Значит, знает больше других.
   Ошалелый хайдук – низенький, толстый, с непокрытой головой – и не думал защищаться. Разбойник творил крестное знамение на латинянский манер и бормотал... Молитву, наверное.
   Всеволод успел повернуть клинок. Не лезвием рубанул – ударил плашмя, сшиб лиходея с ног. Крикнул следовавшему позади десятнику:
   – Федор, вяжи супостата!
   Федор навалился на бесчувственное тело. Длинный, намотанный в несколько слоев на необъятное чрево хайдукский кушак пошел на путы: Федор ловко содрал пояс и вязал узлы. Этот толстяк будет жить. Пока.
   А Всеволод шел дальше. Прорубая путь. Оставляя кровавый след. Больше не сдерживая себя. Всеволод кричал и рубил. Рубил и кричал. Внушая ужас одним лишь своим видом.
   Потом все кончилось. Как-то сразу, вдруг. Просто рубить стало некого.
   Всеволод огляделся.
   Нет, перебиты были не все.
   С десяток разбойников успели-таки освободить стреноженных низкорослых коней и вырваться из леса. Хайдуки мчались без седел, без узды, вцепившись в гривы, отчаянно колотя по конским бокам пятками. Убегали, правда, с оружием: мечей и сабель своих никто не бросил. У каждого на левом бедре болтались ножны, и не пустые.