– Цел, тевтон? – позвал Всеволод.
   Первым делом Конрад нашарил и цапнул меч – оброненный клинок лежал рядом, под рукой. Затем с кряхтеньем приподнялся, привалился спиной к неровной истрескавшейся стене пещеры, снял шлем, ощупал голову. Повел глазами по сторонам. Заморгал, видимо тоже приспосабливаясь к ночному зрению. Лишь потом ответил:
   – Цел. Вроде как. Булавой меня, что ли?
   – Не-а, камнем задело.
   – Что тут было-то?
   – Что было – то уж минуло.
   Взгляд немца задержался на отрубленной голове с куском бармицы в зубах.
   – Нахтцерер все-таки? – пробормотал Конрад.
   – Угу. Упырь. Идти можешь?
   Рыцарь встал, придерживаясь за стенку. Отцепился от камня. Пошатнулся. Но на ногах устоял.
   – Могу.
   – Дорогу к выходу найдешь?
   – Да уж не один ты тут глазастый такой, русич, – буркнул тевтон. – Я тоже в темноте, слава Богу, не слепой.
   – Ну, раз так – иди. Я остальных проверю. Может, еще кто уцелел.
   Тевтон спорить не стал. Тяжело ступая, Конрад направился к выходу. Всеволод быстро осмотрел растерзанные тела. Не особо, впрочем, надеясь на чудо. Чуда и не произошло. Можно было не искать: живых здесь больше нет. Никого. Люди после таких ран не выживают.
   А нелюди?
   Всеволод поднял за длинное оттопыренное ухо голову упыря. Вот теперь голова была мертвой. Самой что ни на есть. По-настоящему. Он стряхнул с клыков кольчужный клок. Нужно будет показать Золтану. Череп волкодлака шекелисский сотник видел, теперь пусть полюбуется на упырянный. Да и русским дружинникам посмотреть не мешало бы. Чтоб знали, с какими тварями впредь придется иметь дело. И покойников надо вынести. Хотя бы угров. Схоронить...

Глава 36

   Луку и Илью Всеволод послал обратно под хребет-седловину – за остальной дружиной. Конрад пришел в себя быстро. С невозмутимым видом, будто и не лежал он давеча без памяти, сакс точил меч о камень. Бранко тоже особо не волновался: волох тщательно соскребал со своей накидки грязь и засохшую кровь. А вот Золтан, похоже, надломился.
   Начальник перевальной заставы сидел над телами убитых угров и молчал. Молчал с тех самых пор, как шекелисов вытащили из пещеры. То, что от них осталось, вытащили... Четырнадцать трупов. Золтан не отвечал на вопросы, не задавал вопросов сам. Просто сидел. Просто смотрел. Просто молчал.
   Порой его взгляд скользил с мертвых соратников на отрубленную упыринную голову. Белесая, почти безволосая, в черной крови и желтой пене, она лежала под скалой – у входа в пещеру. На самом солнцепеке. Яркие лучи дневного светила, губительные для кровопийц темного мира, делали свое дело.
   Голова «потекла», извергая жуткую вонь. Бледная кожа темнела и слезала буквально на глазах. Клочьями. Плоть под кожей пузырилась. Наросты-бородавки покрывались язвами, а из лопнувших трещин сочилась и быстро испарялась черная жижа. На облезшей макушке уже виднелись кости. Но со временем истают и они. Станут мягкими, податливыми. Потом исчезнут вовсе.
   Упыри не переносят солнца. Ни живые, ни мертвые. Солнечные лучи делают с ними то же, что и серебро. Быть может, не так быстро, однако так же верно.
   Как долго будет длиться процесс разложения? На этот вопрос Всеволод ответить не мог. Никогда прежде ему не доводилось наблюдать за упырем, лежащим под солнцем. Конрад лучше разбирался в подобных вещах. И немец уверял, что через несколько дней от головы не останется и следа.
   Золтан Эшти молчал.
   Голова твари текла и смердела.
   – Золтан, – Всеволод подошел к шекелису. Тронул за плечо: – Хватит горевать. Пора схоронить убитых и...
   – И что? Что потом, русич? – угр поднял глаза. Тоска и отчаяние были в них.
   Золтан снова покосился на голову твари:
   – Что? Если ЭТО будет хозяйничать по всему Эрдею, если ЭТО подойдет к перевалу?
   – Вообще-то, ЭТО уже хозяйничает на землях Семиградья, – проворчал Конрад. – И считай, что ЭТО уже стоит под твоей заставой, Золтан Эшти. Нахтцереры не бродят в одиночку, как вервольфы. Раз уж мы наткнулись на одного, значит, где-то поблизости прячутся от солнца и другие. Возможно, в соседних пещерах. И сколько здесь таится кровососущей нечисти, можно только гадать. Думаю, уже этой ночью они поднимутся на перевал.
   – Одна тварь играючи перебила десяток хайдуков, – задумчиво проговорил шекелис. – Да что там хайдуки! Каждый мой воин в бою стоит пятерых разбойников. Но проклятый стригой справился и с ними. Со всеми! Он поверг опытного рыцаря, специально обученного драться с нечистью...
   – Меня сбил с ног камень, – недовольно буркнул Конрад. – Это случайность.
   – ...и он чудом не добрался до тебя, русич.
   Чудом? Всеволод вспомнил последний бросок упыря. Покалеченного, безрукого уже, но с оскаленной пастью. Да, наверное, чудом. Если бы не вовремя выставленные остриями кверху мечи... Его ведь действительно могли загрызть в этой схватке. Запросто. И серебро на доспехах не остановило бы израненную обезумевшую тварь.
   – Я предупреждал тебя, Золтан, – негромко произнес Всеволод, – одолеть нечисть будет не просто. Но кто сказал, что это невозможно?
   Всеволоду очень хотелось, чтобы последние слова прозвучали уверенно. Как получилось на деле? Он не мог слышать себя со стороны...
   – Мой меч не причинил вреда стригою, – вздохнул шекелис. – А ведь я вспорол нечисти брюхо и пронзил ее насквозь.
   – На твоем мече нет серебра. А кровопийца-упырь не принимает человеческого обличья, как волкодлак, которого ты зарубил на своей заставе. Поэтому он неуязвим для обычной стали.
   – Я не верил... – Золтан смотрел не в глаза Всеволоду – в глаза упыриной голове. Глаза твари уже лопнули под солнцем и вязким киселем истекали из больших черных глазниц. – Я не верил тебе, русич. Я не слышал твоих предостережений. И я сожалею, что задержал тебя. Но все же...
   Вот теперь шекелис взглянул на воеводу русской дружины.
   – ...все же я бы почел за честь оборонять перевал от нечисти плечом к плечу с тобой.
   Опять... Всеволод вздохнул:
   – Мы направляемся в иное место, Золтан. Туда, где идет главная битва.
   – А здесь?! – вспыхнул угр. – Здесь, по-твоему, что?!
   – Возможно, сюда добралось несколько тварей... – говорить такое и таким тоном Всеволоду было тяжело, но он говорил. – Быть может, небольшой отряд, отбившийся от упыриного воинства. Но основные силы Черного Князя...
   – Здесь тоже будут гибнуть люди, – сухо перебил Золтан. – Сначала мои люди – на перевале. Потом... потом другие – за перевалом. В валашских, бессарабских и кипчакских землях. А после – в ваших, русских, княжествах. И дальше. И больше. Так какая разница, где поставить заслон и где сложить голову?
   – Заслон всегда лучше ставить как можно ближе к логову врага. И гибнуть лучше там, где еще можно что-то изменить. Где можно остановить набег темных тварей.
   – Можно? Правда? – шекелис невесело усмехнулся. – Ты сам-то в это веришь, русич? В то, что тевтонский замок остановит нечисть, которая уже добралась сюда? А если нет уже того замка-то больше? Если пала твердыня ордена?
   Всеволод отвел глаза. После сегодняшней схватки в пещере он ничего не мог сказать наверняка. Но и остаться здесь – тоже не мог.
   – Значит, все-таки Кастлнягро. – Золтан Эшти все понял без слов. – Черный Замок все-таки... Ну что ж, удачи тебе, русич.
   Угорский сотник замолчал, крепко сжав губы.
   – Может, ты поедешь с нами, Золтан? Ты и твои воины? Хорошие бойцы лишними в дружине не будут.
   Это было единственное, что мог сейчас предложить Всеволод горстке отважных шекелисов. Все ведь лучше, чем бессмысленная гибель. Быть может, уже сегодня ночью.
   Золтан отвернулся. Не желает отвечать? Что ж, каждый волен выбирать свою судьбу.
   – Едут, – затянувшуюся паузу прервал Конрад.
   – Что? – Всеволод встрепенулся.
   – Дружина твоя едет, русич.
   К изрытым пещерами скалам действительно приближались всадники. Илья и Лука указывали дорогу. Впереди – между двумя десятниками скакал третий – Федор. У этого поперек седла болтался безжизненным тюком полонянин. Тот самый лиходей, которого Всеволод давеча плашмя приласкал мечом.
   – Держи, воевода, – подъехав ближе, Федор сбросил с коня связанного хайдука. Брезгливо – как стряхнул – сбросил.
   Пленник неловко упал, ударился. Ожил сразу – вскрикнул, застонал.
   – Он, кажись, того... по-немецки разумеет, – добавил десятник. – Всю дорогу со мной говорить пытался. Увидел у нас серебро на латах – так, видать, за тевтонов из Закатной сторожи принял. У-у-у, злыдень.
   Федор направил коня так, чтоб копыта процокали о камень у самой головы пленника. Хайдук сжался, скрючился, насколько позволяли путы, прикрыл голову связанными руками.
   – Хватит, Федор! – прикрикнул Всеволод.
   Подошел к разбойнику.
   По-немецки разумеет? Что ж, тем лучше. Значит, обойдемся без толмача.
   Всеволод взял разбойника за шиворот. Поднял рывком. Привалил спиной к валуну. Полонянин в ужасе воззрился на упыриную голову.
   Допрос длился недолго, пленник не упрямился.
   – Нам нужно к Серебряным Воротам, к Черному Замку тевтонов, – сразу перешел к делу Всеволод. – Проведешь? Чтоб не наткнуться на нечисть?
   Пленник побледнел. Ответил, сильно заикаясь:
   – В тех местах с-с-стригои. З-з-замок п-п-пал.
   К хайдуку подступил Конрад. Цапнул хайдука за горло латной перчаткой. Спросил – спокойно и холодно:
   – Ты знаешь это наверняка? Ты видел? Своими глазами?
   – Н-н-нет, – испуганно мотнул головой разбойник, – но я же говорю – с-с-стригои.
   – А раз не видел, так не болтай языком попусту!
   – Но ведь с-с-стригои.
   – Где они? – хмуро спросил Всеволод. – Стригои эти?
   – Их много, они в-в-всюду, – зачастил разбойник. – И ночью и днем т-т-тоже. В п-п-пещерах, в п-п-подвалах. В м-м-могилах. В наших былых с-с-схронах.
   Полонянин испуганно покосился на голову упыря.
   – Говорят, будто черные хайдуки объявили себя слугами Рыцаря Ночи, – снова вмешался Конрад. – Шоломонара. Балавра. Черного Господаря.
   – Такими сказками хорошо пугать п-п-посе-лян, – нервно улыбнулся пленник.
   Облизнул губы. И – отвел глаза в сторону.
   – А вас самих, значит, нечисть до сих пор не пугала? – тевтон навис над разбойником. – Пробиваться через перевал вы решили только сейчас. Как, чем вы спасались все это время?
   – Эт... – пленник сглотнул, не в силах вымолвить дальнейшее.
   – Что? – Конрад встряхнул лиходея.
   Помогло.
   – Эт-ту-и пи-и п-п-пья, – выпалил тот.

Глава 37

   – Эт-ту-и пи-и п-п-пья! Эт-ту-и пи-и п-п-пья! Эт-ту-и пи-и п-п-пья! – трижды повторил пленный угр. – Это колдовское с-с-слово. Оз-з-значает...
   – Вы – добыча другого?! – процедил Всеволод.
   Хайдук затрясся, глянул расширенными от ужаса глазами на русича.
   – Откуда вам из-з-звестно?
   Вопрос остался без ответа.
   – Откуда это известно тебе? – спросил в свою очередь Всеволод.
   Еще одна встряска – да так, что клацнули зубы.
   – В-в-вриколак... В-в-вервольф... Он был с н-н-нами... он возглавил ч-ч-чету. Его мы называли Черным Господарем.
   – Во главе вашей шайки стоял оборотень? – Всеволод не знал, верить ли, нет? Как такое вообще возможно?
   Пленник дрожал еще сильнее. То ли от страшных воспоминаний. То ли от пристального, не обещающего ничего хорошего взгляда Всеволода. Вымолить себе жизнь душегуб все же пытался. Честно отвечая на вопросы.
   – Его нашли д-д-давно. Днем, в пещере к-к-кол-дуна. Когда все только н-н-начиналось. Хотели з-з-зарубить. Но он сказал, что знает тайное с-с-слово. Против об-б-боротней. Потому что с-с-сам...
   – Что потом? – поторопил Всеволод.
   – Потом был уг-г-говор...
   Хайдук замолчал, замялся.
   – Какой еще уговор?
   – Вервольф на каждом ставит свою метку, что оберегает нас от других об-б-боротней, – понуро ответил полонянин. – За это мы кормим в-в-вер-вольфа. Каждую н-н-ночь.
   – Кормите? – у Всеволода волосы становились дыбом. Страшная догадка заставила его содрогнуться. Бранко ведь рассказывал уже... Будто ходят слухи... Но разве можно в такое поверить?!
   – Как кормите? Чем?
   За пленника ответил Золтан:
   – Черные хайдуки убивали не всех своих жертв. Брали пленных – на прокорм твари. Такова плата за безопасность. Я ведь прав?
   На этот раз хайдук предпочел промолчать.
   – Похоже на правду, – кивнул Конрад. – Вервольф вервольфу дорогу не перейдет и на чужую добычу не позарится. Если разбойники действительно подкармливали одного оборотня, то других они могли не бояться. Хайдуки были под защитой. Они сами были как это... эт-ту-и пи-и п-п-пья.
   – Говори, – потребовал у пленника Всеволод. – Говори дальше.
   – Я этим не з-з-занимался, – попытался оправдаться лиходей.
   Врал. Занимался. Раз состоял в шайке, значит, занимался. Не напрямую, так все равно – сообщничал, пособничал.
   – Говори! – прорычал Всеволод.
   – Это были не обязательно л-л-люди. Вервольфу годилось в-в-все. И скотина, и дикое з-з-зверье. Просто... просто людей найти было п-п-проще.
   – А если не находили? – нахмурился Всеволод. – Ни людей, ни скотины, ни зверья?
   Разбойник весь как-то съежился:
   – Такое с-с-случилось. Од-д-днажды. Чета выбрала п-п-пятерых. Их отдали об-б-боротню. После этого добыча была в-в-всегда.
   Ну да! Кто бы сомневался. После этого...
   – Вечером добычу оставляли у в-в-вервольфа. Ух-х-ходили. Чтобы самим не стать д-д-добычей. Утром п-п-приходили.
   – И что? – глухо спросил Всеволод.
   – Убирали к-к-кости. И искали добычу для четы.
   Молчание. Тягостное. Давящее.
   – Господарь тоже держал с-с-слово. Оборотни нас не т-т-трогали. Люди б-б-боялись. Мы чувствовали себя хозяевами этой з-з-земли. Так было, пока не пришли с-с-тригои.
   – А когда пришли?
   – Господарь уш-ш-шел.
   – Куда?
   – С-с-сюда. И мы решили т-т-тоже. Что пора, р-р-решили... Ух-х-ходить.
   – Как он выглядел? – к пленнику вдруг подступил Золтан. – Ваш вожак? Я имею в виду его человеческое обличье.
   – Невысокий, старый, л-л-лысый. На голове – ни в-в-волоска. Однако ж борода д-д-длиннющая. До пояса д-д-достает...
   – Ясно, – недослушал шекелис. Повернулся к Всеволоду: – Помнишь череп на моей заставе, русич? Он это. Тот самый вриколак.
   Всеволод нещадно буравил глазами пленника.
   – Стригои изгоняют даже в-в-вервольфов, – разбойник окончательно утратил выдержку – забеспокоился, запричитал, не отводя взгляда от упыриной головы. – И они уже з-з-здесь. До Карпат д-д-добрались. Нужно ух-х-ходить. С-с-скорее... В-в-всем. П-п-прочь... З-з-за п-п-пе-ревал...
   – Хватит! – рявкнул Всеволод. – За перевал никто не пойдет. Я задал тебе вопрос, на который пока так и не получил внятного ответа: ты сможешь провести нас к тевтонскому замку безопасным путем?
   Полонянин замотал головой. И заикаться стал сильнее – теперь уже на каждом слове.
   – Т-т-там н-нет б-безопасных п-п-путей. Т-т-там – т-только с-с-смерть. С-с-смерть...
   – И тем не менее... Спрашиваю в последний раз: проведешь?
   Хайдук улыбнулся улыбкой безумца. И – вдруг – перестал заикаться. Совсем. Будто что-то преломилось в нем. Будто враз обрубили что-то.
   – Нет, – твердо, со спокойным достоинством обреченного, ответствовал разбойник. – Лучше умереть здесь, чем возвращаться в проклятые земли Семиградья.
   Он сейчас говорил правду, этот перепуганный душегуб: смерть здесь для него действительно была предпочтительней. Эх, не повезло с полонянином! Никудышный из него выйдет проводник. Никчемный совсем. Конрад все-таки был прав: пленный хайдук им не помощник. Не поведет он туда, откуда бежала вся его шайка.
   Что ж, значит, такой проводник им без надобности.
   – Ладно, будь по-твоему, лиходей. Хочешь умереть здесь – умрешь. Золтан, он – твой.
   Всеволод отошел, повернулся спиной.
   Хватит. Сегодня на кровь он уже насмотрелся.
   Всеволод слышал, как отточенная шекелисская сталь со смачным хрустом ударила в человеческую плоть. С таким же звуком она входила и в бледное тело упыря. Только нечисти несеребрёная сталь вреда не причинила. А вот человеку...
   Всхрип казненного, глухой стук падающего тела. Шуршание камня, недолгая агония. Все.
   Отчего-то Всеволод был зол. Жуть как зол. И было на ком... на чем выместить эту прущую из самого нутра злость. В сердцах, что было сил, он пнул упыриную голову. Голова – зловонная, размякшая, совсем уже оплывшая от солнца – поскакала потрепанным мячиком, оставляя на камнях темные влажные следы и куски слезающей плоти.
   Сегодня погиб только один упырь. А сколько людей нашло свою смерть? Воины Золтана. Крестьяне-сбеги. Лиходеи-хайдуки. Конечно, большая часть народу пала не от когтей и зубов нечисти. Большая часть попросту перебила друг друга. Но разве это столь важно? Важно иное. Конечный результат. Один упырь и десятки людей. Мертвых. Оставалось надеяться, что в Серебряных Воротах будет все же вестись обратный счет. Если, конечно, тевтонский замок еще стоит. Если не пал, как каркал, угорский разбойник.
   – В седла! – приказал Всеволод.
   Он повернулся к начальнику перевальной заставы – тот медленно и задумчиво вытирал меч, посредством коего только что свершилась скорая казнь разбойника.
   – Прощай, Золтан. Только... – Всеволод запнулся.
   – Что? – спросил шекелис.
   – Скажи правду, Золтан. Как на духу скажи. Хотя бы сейчас...
   – Что? – повторил свой вопрос Золтан.
   – Кто выпустил тварей темного мира?
   – Это мне не известно, – сухо ответил угр. – Многие винят в том шекелисов...
   Взгляд Золтана, брошенный в сторону Конрада, был подобен уколу копья.
   – ...Но лишь потому, что мой народ издавна известен горячим и непримиримым нравом, и у нас в этих землях немало врагов и завистников. Я не знаю, на чьей совести порушенная граница Шоломонарии. Больше мне нечего сказать тебе, русич.
   Золтан смотрел прямо, не опуская глаз. Всеволод верил.
   – Что ж, ладно, не поминай лихом, Золтан Эшти.
   Воевода русской сторожной дружины вскочил в седло.
   – Куда вы сейчас? – хмуро поинтересовался Золтан. – Каким путем поедете?
   – Куда мы сейчас, Бранко? – Всеволод глянул на волоха. Он вроде пока тут за проводника.
   – К ближайшему тракту, – ответил Бранко. – Самой короткой дорогой. Потом – к Сибиу. А уж оттуда до орденской комтурии рукой подать.

Глава 38

   ...Шекелисы нагнали их под вечер, когда дозоры уже подыскивали место для ночлега. Золтан и полтора десятка всадников со сменными лошадьми – вся перевальная застава была в сборе. Впереди угорского отряда бежал, высунув язык, крупный белый пес. Видимо, Рамук снова указывал дорогу. Подле Золтана скакал Раду – с мечом на боку, с цимбалой, туго увязанной в кожаном мешке, за спиной.
   Ни о чем расспрашивать Всеволод не стал – а к чему? Просто кивнул приветливо. Золтан тоже объясняться не спешил. Чуть заметно склонил каску с пером да звонко тряхнул поводом – прочной цепочкой из крепких звеньев. Остальные гордецы-шекелисы тоже молчали, сбившись в кучку. Пару верст проехали, так и не проронив ни слова. Потом Золтан все же не выдержал – заговорил.
   – Вот, к твоей дружине, русич, решил-таки примкнуть. Нечисть бить...
   – Я рад, – честно признался Всеволод. – Милости прошу.
   – Думал всё, пока мертвых своих хоронил, – словно не слыша его, продолжал Золтан. – Ну и надумал... Казну нашу и все добро хайдукское мы упрятали под завалом, заставу покинули. Прав ты, нет никакого смысла ее нынче оборонять. Да и не удержать нам Брец-перевал, когда стригои попрут.
   Золтан оглянулся назад – на своих ратников, добавил:
   – Идти за собой я никого не неволил – все, кого видишь, сами вызвались. Никто нечисти не убоялся. Клинков вот только с серебряной насечкой, что против стригоев пригодны, у нас нет...
   – Оружие дадим, – кивнул Всеволод. Оружие было. Взяли кое-что с собой в поход про запас. И от павших в валашских землях дружинников тоже осталось...
   – Я ведь так и не заплатил тебе пошлину за проезд, Золтан Эшти. Вот и сочтемся. Мечами.
   Шекелис кивнул. Сказал серьезно:
   – Хороша плата – принимаю. Но с одним условием: это – за проезд в оба конца. На Русь будете возвращаться беспрепятственно и беспошлинно. Когда нечисть одолеем.
   – Когда одолеем, – повторил Всеволод. Будто подтверждая договор, глухо и раскатисто гавкнул Рамук.
   Дружина повеселела. Даже по губам мрачного Конрада и невозмутимого Бранко скользнули улыбки.
   Первая ночь по эту сторону Брец-перевала прошла спокойно.
   Дальше – по плато, изрезанному хребтами и ущельями – русичи и шекелисы двигались уже единым отрядом. Вступали в Эрдей. В Трансильванию. В земли Семиградья. В Залесье. Проезжали надменные горы в снежных шапках, отвесные скалы, бездонные пропасти, угрюмые хвойные леса, и низины, окутанные туманами...
   – Красивый край, – промолвил как-то Всеволод.
   – И красивый, и горами укрыт, и расположен удобно, – согласился Конрад.
   – Из Эрдея куда угодно попасть можно, – пояснил Золтан. – На востоке – Бессарабия и половецкие степи. Севернее лежат словацкие земли, Карпатская Русь, Галицкое княжество. Еще – Богемия, Моравия, Силезия, Малая Польша. На западе – если миновать исконную мадьярскую пушту, доберешься до Посавии и Славонского герцогства, дальше пойдут Штирия и Австрия. А взять на юг – попадешь в Валахию, Банат Северин, Мачва-Боснийское герцогство, Хорватию, Далмацию, Сербское королевство, Болгарию, Византию...
   – Хороший край, – негромко подтвердил Бранко. – Только проклятый.
   Напомнил волох, о чем забывать не следовало. И сразу будто порывом свежего горного ветра сдуло величественное, немного мрачноватое очарование эрдейской стороны. Красоты природы отступили куда-то на задний план, а после – и вовсе перестали замечаться. В глаза теперь бросалось другое.
   Опустошенная и обезлюдевшая земля лежала перед ними. И земля эта производила гнетущее впечатление. На пологих склонах предгорий и на равнинах начали попадаться заросшие сорной травой поля. А средь полей – небольшие селения. Брошенные, разграбленные. Всюду царило запустение.
   На окнах и дверях некоторых домов Всеволод замечал подгнившие связки чеснока и усохшие колючие ветви дикой розы... Судя по тому, что хозяева все же ушли, народные средства эти не очень-то помогали. Да и не могли помочь. Шипами цветов и чесночным запахом нечисть не остановить. И собственный страх перед нею – не победить. Тут действенно только серебро, солнце, огонь и осина. Серебро – лучше всего. Особенно серебро на боевой стали. А уж коли знаешь, как с этой сталью обращаться... Умению этому, увы, эрдейские крестьяне не обучены.
   Встречались на пути и рыцарские замки. Махонькие, однако грозные, крепостцы на скальных уступах. Тоже – увы – пустые и мрачные. И здесь не было жизни. Были распахнутые ворота и безжизненные глазницы бойниц. Была сгоревшая кровля и закопченная каменная кладка. И не понять – то ли татарский набег, то ли набег пострашнее... То ли пришлый супостат подпустил красного петуха, то ли черные хайдуки-лиходеи порезвились вволю в покинутой и беззащитной крепости, то ли сами обитатели замка, уходя, жгла свою цитадель.
   Еще на трактах попадались беженцы. Редко, а все же попадались. Небольшие – в четыре-пять телег – обозы. На повозках тряслись нехитрые пожитки. С деревянных бортов гроздьями свисал все тот же чеснок. Кое-где над скрипучими колесами торчали ветки шиповника и боярышника. Словно кто-то неразумный украшал нелепыми украшениями обозы по случаю праздника. Или похорон.
   За возами плелась исхудалая скотина и бестележный народец с котомками. Это последние... наверное, уж самые последние сбеги Эрдея спешили укрыться за Карпатами. Надеялись укрыться.
   Измученные люди несли простое мужицкое оружие для защиты от татей. И не только от татей: средь вил, кос и дубья нет-нет да и мелькнет заостренная осина. Да только ненадежная то защита. Не остановит такое оружие ни лиходеев, ни нечисть.
   Наверное, беженцы сами все прекрасно понимали. При виде вооруженных всадников эрдейцы жались к обочинам, отгоняли в сторону скот, откатывали телеги. Отводили глаза – красные от слез и бессонницы. Прятали лица под грязными капюшонами. Стояли в напряженном молчании, опустив дубины и колья, покорные, готовые ко всему.
   Если спрашивали их о чем – отвечали. Скупо, боязливо, запинаясь. Бестолково отвечали – сбеги не ведали, что происходит дальше, чем видно из их телег, и помочь советом не могли. А не спрашивали – так эрдейцы терпеливо и безмолвно ждали, пока грозный отряд проедет мимо. Сами не заговаривали. Просто пропускали, склонив головы. Гадали про себя – кто такие? зачем едут? куда? ограбят? убьют? помилуют? А пропустив, выжидали еще немного, дабы преждевременной радостью не спугнуть спасение, вздыхали с облегчением (в этот раз пронесло!), творили крестное знамение и некоторое время смотрели вслед странной дружине, что направлялась туда, откуда уходили люди.
   А после, спохватившись, криками и хворостинами подгоняли скотину. Спешили убраться – поскорее да подальше.
   Потом беженцев не стало. Как отрезало. Ни одного живого человека вокруг. Вообще ничего живого. Зато мертвых... В селениях и замках, в полях и лесах; на узких тропах и на широких трактах в изобилии лежали останки тех, кто не успел или не смог сбежать. Обескровленные и растерзанные. Свежие трупы. И несвежие. И давно гниющие. И голые белые кости. Люди, скот...