Мельников Руслан. Рыцари рейха

   Бурцев кивнул. Он понимал. Профессия наемного убийцы действительно не располагает к завязыванию дружественных отношений.
   – Мне пришлось покинуть родину. Выполнял заказы за границей. Довелось побывать и убийцей, и телохранителем. Долго скитался по Франции, Германии, Польше, Италии...
   – Но язык?! Русский язык?!
   В самом деле, а как же великий и могучий?
   – Во время своих странствий побывал я и на Руси. Пришлось наблюдать за одним князем. Недолго, правда. Но язык руссов я все же выучил. Учитель мой – православный монах-расстрига, принявший католичество, – ругался почти так же скверно, как ты.
   – Погоди, а о каком князе-то идет речь?
   – Об Александре Новгородском.
   – Ах ты, гад! – вспылил Гаврила.
   С тех пор как они заговорили по-русски, высвобожденный из колодок Алексич внимательно прислушивался к беседе. Теперь вот не усидел – полез в драку. Пудовый кулачище новгородца чуть-чуть не дотянулся до физиономии брави. А дотянулся бы – так точно быть бы одноглазому безглазым.
   Джеймс вовремя отступил. В руке брави блеснул нож.
   – Тебе не терпится испытать остроту моего кольтэлло?^[31] – невозмутимо осведомился наемник-убийца.
   – Гаврила, спокойно! – Бурцев поспешил встать между разъяренным богатырем и бесстрастным брави. – Все уже в прошлом. А ты, Джеймс, тоже, будь любезен, убери эту свою хреновину... «коль в тело» или как там ее?
   – Кто нанял тебя за князем Александром Ярославичем шпионить? – никак не унимался новгородец. – Бояре-изменники? Купцы? Ливонцы? Зачем? И сколько тебе заплатили, иуда?
   Вместо ответа – надменная усмешка.
   – Я не желаю разговаривать с тобой, русич.
   Было ясно – брави сам с трудом сдерживает гнев и вряд ли удовлетворит сейчас навязчивое любопытство новгородского сотника.
   – Да я! – совсем взбеленился Гаврила. – Да тебя!..
   К ним уже спешили встревоженные венецианцы.
   – Хватит, сказал! – рыкнул Бурцев. – Уймись, Алексич! Это приказ!
   Гаврила – весь красный и злой – отступил, скрежеща зубами.
   Брави вновь повернулся к Бурцеву:
   – Я вижу, ты здесь главный. Так, может, назовешь свое имя? Мое-то ты знаешь, уж не ведаю откуда.
   – Василий, – хмуро представился Бурцев.
   Затем, хмыкнув, добавил:
   – Буслаев.
   Мол, и мы тоже не лыком шиты, мистер Джеймс Банд.
   – А Джеймсом Бондом я тебя назвал случайно. Просто... знавал я в свое время одного шпиона и убийцу с таким именем. Не лично, конечно, а так... гм... понаслышке знавал. Вот и брякнул наобум.
   – Ну-ну... ладно, не будем об этом. Скажи лучше, за что тебя отец Бенедикт в колодки засадил?
   – А вот у него бы и спросил, – скривился Бурцев. – Вместо того чтоб резать. От живого Бенедикта было б больше пользы, чем от мертвого.
   Одноглазый пожал плечами:
   – Возможно. Только выкрасть его живого, не поднимая шума, не удалось бы. А по доброй воле «святой отец» с нами нипочем не пошел бы. Кстати, не забывайте, синьор Василий Буслаев, нам тоже еще предстоит выбираться из этого милого местечка.
   Бурцев умолк. Да уж, милое местечко... Пробиваться, небось, придется с боем. Взять, что ли, кольчужку штандартенфюрера? Ладно, обойдемся. Стягивать ее с мертвеца – долгое дело, а времени сейчас – в обрез. Да и придется ли эсэсовский доспех кому-нибудь впору? И бежать в нем неудобно. А от пули все равно не спасет.
   Он взял другие трофеи. Поднял «вальтер» Бенедикта, сгреб под мышку «шмайсеры» эсэсовцев-охранников.
   – Умеешь с этим обращаться? – поинтересовался Джеймс.
   Бурцев кивнул.
   – Очень хорошо.
   Расторопный кнехт тем временем разомкнул последнюю колодку – на ногах Ядвиги. Пленники быстро обувались, стягивались в кучку. Один из «МП-40» Бурцев вручил Сыма Цзяну. Освальд и Дмитрий взяли мечи тевтонских рыцарей.
   Венецианские гвардейцы глазели на освобожденных пленников с любопытством. Даже пытались улыбаться. Улыбки, однако, выходили вымученными и неискренними.
   Джеймс и кондотьер что-то обсуждали с кнехтом. Бурцев прислушался к немецкой речи.
   – Что с ключами? – спрашивал начальник венецианской стражи.
   Кнехт снял с пояса гремящую связку, отстегнул два ключа:
   – Этот – от внутренней, а этот – от внешней решетки канала.
   – Лодки?
   – К внутренней решетке привязана одна гондола. Больше загнать туда не удалось.
   – Ладно, хватит, – буркнул «эллин». – Посты?
   – Если плыть под самыми стенами крепости – не заметят. Но на мосту с внешней решеткой – дозор, которого никак не миновать.
   – Орденские братья? Хранители?
   – Хранители.
   – Плохо.
   – Их только двое, и наблюдают они за Большим Каналом. Можно подобраться с тыла и влезть на мост...
   – Джезмонд?
   Брави кивнул:
   – Думаю, справлюсь.
   – Тогда вперед. Ты, – взгляд кондотьера уперся в кнехта, – уйдешь с нами. Тебе ведь не хочется объясняться с Хранителями по поводу случившегося здесь?
   Кнехту не хотелось.
   «Интересно, кто же все-таки командует операцией? – гадал про себя Бурцев. – Одноглазый агент 007 или этот тип в железном колпаке под антику? Или у них тут разделение труда?»

Глава 28

   По пути не встретили никого. Видимо, кнехт хорошо знал, где и как миновать охрану. Вышли в коридор, освещенный редкими чадящими факелами, свернули направо. Еще раз. Спустились по ступенькам вниз. Попали в полузатопленную галерею, откуда сразу потянуло сыростью, запахом тины и стоялой воды. Дальнейший путь преграждала массивная решетчатая дверь под низкой аркой. В конце тоннеля виднелся слабый рассеянный ночной свет. Ночь уже?! Однако! Бурцев почесал в затылке. Интересно, сколько же времени они находились в отключке после газовой атаки?
   Бурцев подошел к самой воде, заглянул за решетку, поинтересовался шепотом:
   – Там что, ров?
   – Канал, – так же тихо ответил Джеймс. – Идет через резиденцию отца Бенедикта. Здесь – тайный выход из замка.
   Канал посреди крепости?! Ишь ты! Венеция – одно слово...
   Решетка уходила под воду на треть, а то и больше. Утопленный металл покрывала ржавчина, кое-где свисали грязные клочья водорослей. Однако приподнятые чуть ли не к самому арочному своду мощные петли, на которых держалась решетчатая дверь, тяжелый замок и солидный засов располагались над водой и прямо-таки лоснились от жира. По-видимому, смазывали их тут часто и обильно.
   За решеткой покачивалась на привязи маленькая, чуть скособоченная узкая лодка-плоскодонка. С одним-единственным длинным и легким кованым веслом на корме. С заниженным правым бортом, через который полагалось опускать это весло в воду. С металлическим гребнем, венчающим круто изогнутую носовую часть. Ну, здравствуй-здравствуй, венецианская гондола...
   На 11-метровые весельные «такси» поздней Венеции эта лодочка, правда, походила мало. Миниатюрная гондолка была рассчитана лишь на трех человек, а вместо стандартного венецианского черного цвета борта гондолы покрывали грязно-серые остатки некогда яркой краски.
   Кнехт-проводник влез в воду по пояс, поднялся по решетке, как по лестнице, до замка, повернул ключ. Дверь отворилась. Ни навесной замок, ни внутренний засов, ни петли даже не скрипнули. Полминуты спустя Джеймс и один из копейщиков «эллина» уже сидели в лодке. Венецианский гвардеец отложил оружие и взялся за весло, мигом перевоплотившись в гондольера. Брави держал в руках второй ключ кнехта и кинжал.
   – Ты поплывешь с нами, – шепнул одноглазый убийца Бурцеву. – Если не получится уйти без шума, пригодится твое умение обращаться вот с этим.
   Палец киллера указывал на трофейный «шмайсер».
   – Поплыву, – согласился тот.
   Отчего бы и нет? Быть полноправным напарником всегда приятнее, чем обузой.
   Копейщик-гондольер вел их легкое плавсредство мастерски: асимметричная лодка ни разу не царапнула бортом о стены тесного тоннеля, не пробудила эха предательским всплеском. Быстро и бесшумно гондолка выскользнула из затопленной галереи к невысокому, широкому и крепенькому арочному мостику.
   Снаружи мост прикрывала небольшая – в рост человека – деревянная стена. Видимо, мостик этот являлся частью оборонительного комплекса замка, и штурмовать его с внешнего канала было бы полнейшим безумием. Однако здесь – внутри крепости – над водой нависали только вычурные перильца. С тыла мост беззащитен.
   Гондола вплыла под арку. Джеймс ухватился за низкий свод. Венецианец мягко уперся веслом в сваи моста. Вдвоем они легко погасили инерцию движения. Лодка бесшумно остановилась.
   Замерли. Прислушались...
   Бурцев держал «шмайсер» наготове. Но пока в его услугах нужды не возникало: гондолу не заметили. Сверху звучала негромкая немецкая речь. Переговаривались двое. Лениво, сонно. Обычный мужской треп о женщинах. В этот раз обсуждались достоинства и недостатки итальянок.
   Осмотрели преграду...
   Проход под мостом блокировала уже не дверь, а целые ворота: раздвижная решетка отделяла внутренний канал Санта-Тринита от внешнего. Почти под самой аркой решетку сковывала нехилая цепура. С цепи свисал замок – помощнее и посолиднее предыдущего.
   Джеймс положил ключ на дно лодки, взглядом указал вверх. Копейщик-гондольер кивнул: понял, мол. Вытолкнул лодку назад – из-под моста.
   Секунда – и брави в гондоле уже не было: нож в зубы, прыжок... Джеймс повис на ограждении моста, подтянулся, вскарабкался наверх. Шустро так вскарабкался – ниндзя отдыхают!
   О том, что профи сделал свое дело, Бурцев догадался лишь по оборвавшейся на полуслове фразе. Был еще чуть слышный полувздох-полустон. И все. Больше ничего. С моста свесились ноги Джеймса, а затем и сам он мягко скользнул в лодку.
   – Оружие не прихватил? – поинтересовался Бурцев.
   – Тяжелое у них оружие, – объяснил Джеймс. – Лодку потопит.
   Ясно. Пулемет, небось, станковый...
   – К воротам, – распорядился киллер.
   Нос гондолы уткнулся в решетку. Джеймс провернул в замке ключом. Цепь разомкнулась. Решетчатые створки чуть скрежетнули, раздвигаясь. Впрочем, шум сразу стих: Джеймс отворил ворота ровно настолько, сколько требовалось для прохода их юркой, узкой гондолы.
   Выплыли в...
   – Большой Канал, – кивнул Джеймс на широкую водную гладь, раскинувшуюся перед ними.
   Да, канал был большой. Река целая, а не канал. Но прямые улочки на том берегу хорошо просматривались даже ночью и простреливались, наверное, не хуже. Так что пулеметное гнездо на мосту было вполне уместно. Бурцев глянул вверх. Ага, все правильно, тут вам не перильца, тут так просто не перемахнуть. Отвесная, ровная – и пальцем не зацепиться – стена над аркой, узкие бойницы, рыльце пулемета в поперечной прорези. С этой стороны на мост не влез бы даже ловкий брави.
   – Чем скорее уберемся отсюда, тем лучше, – шепнул Джеймс. – Там, справа – водные ворота Хранителей Гроба. И охраняются они намного лучше, чем эти.
   Водные ворота Хранителей Гроба? Видимо, имеется в виду выход из бетонного бункера, который фашики возвели на месте платц-башни. Эх, пробраться бы туда, сказать заклинание перехода и... Но нет, ничего не выйдет: Сыма Цзян уже обломался однажды, и совсем ни к чему устраивать танцы на граблях. В венецианской башне ариев стоит магический блок отца Бенедикта. А снять блокировку может лишь тот, кто ее поставил. А тот, кто ее поставил, лежит с перерезанной глоткой в темнице замка Санта-Тринита.
   Гондола свернула влево, ушла с Большого Канала в небольшую протоку. Кованое весло опускалось и поднималось без плеска. Холодные звезды приплясывали в черной воде. Скалился растолстевший месяц. Ох, быстро же он толстеет! Бурцев подумал о близящемся полнолунии. Стало тоскливо...
   Копейщик-гондольер вел лодку под самой крепостью. Гондола лавировала в тени парапетов и нависших над водой зубчатых заборал, шла замысловатыми зигзагами, едва не царапаясь бортом о выступы замковых укреплений. Где-то над головами беглецов горели факелы, однако заметить с верхних площадок жмущуюся к самым стенам гондолу было сейчас непросто. Но и вечно так продолжаться не могло! Рано или поздно придется ведь отлепиться от цитадели. И неминуемо попасть на глаза дозорным.
   Гондола благополучно обогнула угловую башенку, вплыла под деревянный мост, соединявший крепостные ворота с противоположным берегом.
   – Стоп, – одними губами приказал Джеймс.
   Гондольер навалился на весло. Лодка встала.
   Под мостом было темно и сыро. Воняло плесенью и нечистотами. Зато осклизлые сваи, поддерживавшие бревенчатый настил, оказались сбиты друг с другом толстыми досками. Здесь, как на насестах, могло бы запросто разместиться человек десять. Причем незаметно для крепостной стражи.
   На досках остались Бурцев с Джеймсом. Гондольер со всеми предосторожностями отправился в обратный путь – за следующей партией пассажиров. Странный какой-то план побега... Чартерными рейсами, да вокруг крепости. Ну, положим, до рассвета они могут себе позволить такие прогулки.
   – А дальше куда? – шепотом спросил Бурцев. В томительном ожидании был один плюс: оно дарило время для разговоров. – Стоит нам высунуться из-под моста – и всех перестреляют со стен.
   – Значит, отправимся отсюда прямо на кладбище, – хмыкнул невозмутимый брави. – Не волнуйся. Бенедикт уже мертв, вы – свободны. Надеюсь, Господь и дальше не оставит нас своей милостью.
   Свободны?! Да уж, хороша свобода! Разбухшие почерневшие сваи торчали из воды подобно окаменевшим чудовищам. Под ногами колыхалась вонючая жижа. Где-то вверху перекрикивалась стража. «Наверное, и здесь стоит пулемет», – подумалось Бурцеву.
   – А дожа ты тоже будешь устранять, полагаясь на Божью милость и самозванцев в доспехах венецианской стражи?
   – Они вовсе не самозванцы, – ответил Джеймс. – Кондотьер действительно возглавляет гвардию синьора Типоло. А двое его солдат – личные телохранители дожа.
   – Очень интересно! Телохранители дожа водят дружбу с Джезмондом Одноглазым! Почему же тогда дож до сих пор жив? Или, быть может, уже нет?
   – А зачем ему умирать, нашему славному щедрому дожу?
   – Погоди-погоди, если я правильно понял, некий господин нанял тебя, чтобы освободить нас, убить Бенедикта и синьора Типоло?
   Единственный глаз Джеймса насмешливо блеснул в полумраке.
   – Это синьор Типоло нанял меня.

Глава 29

   – Что?! – Бурцев чуть не свалился со своего насеста.
   – Нанял и дал мне в помощь своих лучших людей, – продолжал Джеймс. – И сам же распустил слух, будто я, по воле сенаторов, охочусь за ним и отцом Бенедиктом. Это было нетрудно. У синьора Типоло есть люди и возможности, чтобы любому слуху придать весьма правдоподобную окраску.
   Так-так-так... Значит, венецианский управитель и его многочисленные агенты гнали фашикам дезу.
   – Но зачем?! Зачем дожу понадобилась обманывать и убивать собственного союзника?
   – Обманывать – чтобы отвести подозрения от себя, а убивать... Попробую объяснить. У синьора Типоло сейчас очень шаткое положение. Пытаясь упрочить свои позиции в противостоянии с Большим Советом и Советом Сорока, он вступил в сговор с отцом Бенедиктом, представлявшим интересы ордена Святой Марии и нового немецкого ордена Хранителей Гроба. Во время этих переговоров о Хранителях еще мало что было известно. Но, как вскоре выяснилось, их могущество растет необычайно быстро. А их оружие, выплевывающее громовую смерть, сильно смахивает на колдовство.
   – И поэтому дож, как добрый католик, решил не связываться с сомнительными союзниками?
   – Причина в другом. Человек синьора Типоло – подкупленный тевтонский кнехт, который помогает нам бежать, – сообщил, что, закрепившись в Венеции, Бенедикт намерен смахнуть с шахматной доски все мешающие ему фигуры. Абсолютно все! По замыслу «святого отца», властвовать в Средиземноморье должна не Венецианская республика, а орден Святой Марии и Хранители Гроба. Иными словами, после сенаторов, рано или поздно, будет уничтожен и сам синьор Типоло.
   Таким образом, новый союзник дожа оказался на поверку опасным противником. Даже более опасным, чем Большой и Малый Советы. И синьор Типоло решил нанести упреждающий удар, а заодно столкнуть своих врагов лбами. Завтра утром будет объявлено, что некие злоумышленники похитили перстень с печатью дожа.
   – Похитили перстень? – недоумевал Бурцев.
   – Перстень олицетворяет власть дожа, и перед его обладателем в любое время дня и ночи должны открыться все двери и врата Венеции. Именно благодаря перстню синьора Типоло немецкая стража пропустила нас в крепость Санта-Тринита.
   Похоже на правду... Бурцев вспомнил, как долго и внимательно разглядывал Бенедикт массивную золотую печатку. Наверное, в самом деле, колечко это не простое украшение. Что-то вроде татаро-монгольской пайзцы, которую выдал ему в Силезии Кхайдухан и которая осталась в псковском Кроме.
   – Хорошо. Утром Венеция узнает, что дож остался без своего перстня, и что дальше?
   «Виновных» быстро найдут и казнят как изменников республики. Но сначала проведут «следствие» и непременно «выяснят», что к краже причастны представители Советов. Тевтонам и Хранителям дадут понять, что пропажа заветного перстня синьора Типоло, а значит, и смерть отца Бенедикта лежит на совести сенаторов, жаждущих рассорить дожа с союзниками.
   В Венеции вспыхнет тайная, а возможно, и явная война между стремительно утрачивающей свои позиции аристократией и не окрепшими еще для силового захвата власти немцами. За войной этой синьор Типоло сможет наблюдать со стороны, время от времени оказывая помощь слабейшему, чтобы сильнейший, не дай Бог, не одержал верх.
   – Хм... По-моему, это слишком сложно и рискованно, Джеймс. Наверное, можно было найти другой способ убрать Бенедикта и подставить сенаторов. Неужели для этого обязательно лезть в крепость Санта-Тринита?
   – Обязательно. Синьор Типоло желал не только убить прежнего опасного союзника, но и обзавестись новыми.
   – Кем же?
   – Вами.
   – Нами?!
   – Шпион-кнехт донес, что отец Бенедикт готовится к захвату важных пленников из далеких новгородских земель. Это обстоятельство чрезвычайно заинтересовало синьора Типоло. Потом в крепости, действительно, появились узники. Сначала одна узница. Девушка... кажется, ее звали Агделайда...
   – Где она?! – вскинулся Бурцев.
   – Это мне неизвестно. Она исчезла так же неожиданно и необъяснимо, как и появилась. Наш шпион говорит о какой-то магии Хранителей. И утверждает, что девушка находится в Иерусалиме. Там расположена главная резиденция Хранителей Гроба.
   Бурцев сокрушенно покачал головой. Аделаидка, действительно, была здесь и... И исчезла... Ис-чез-ла!
   – Потом появились вы, – закончил Джеймс. – За вами-то я и отправился в темницы отца Бенедикта.
   – Не за нами, – вздохнул Бурцев. – За двойной оплатой. Убийство Бенедикта и освобождение ценных пленников одним махом...
   Брави пожал плечами:
   – Разве сейчас это имеет значение?
   Они умолкли, не сговариваясь: под мост снова вплывала гондола. Вторым рейсом прибыли Освальд, Ядвига и Сыма Цзян. Стройная полька и щуплый старик китаец сошли за одного человека: лодка хоть и сидела глубоко, но воды не зачерпнула. Едва пассажиры выбрались на дощатый «насест», гондольер отчалил за следующей партией.
   Перевозчик знал свое дело прекрасно: курсируя туда-сюда без шума и устали, под самым носом у крепостной стражи, он так ни разу и не привлек ее внимания.
   Последними ожидали прибытия начальника венецианской стражи и кнехта-шпиона. Однако на пассажирской скамеечке сидел только «эллин».
   – Где немец? – встревожился Джеймс.
   И осекся, разглядев темные пятна на бортах гондолы. Свежая кровь.
   Кондотьер что-то вякнул в ответ по-итальянски. Бурцева, однако, это не устраивало.
   – Я тоже хотел бы знать, что происходит, – заговорил он по-немецки. Немецкий тут, похоже, понимали все. – Куда подевался тевтонский кнехт?
   – Мы расстались, – оскалился под барбютом венецианец. Рука его ласково поглаживала палаш. – Тевтон был нужен, пока служил при Бенедикте. Более в его услугах никто не нуждается.
   Джеймс нахмурился:
   – Но не было нужды и в его смерти. По крайней мере, ни о чем подобном мы с тобой не договаривались.
   – Джезмонд, это всего лишь продажный тевтонский плебей!
   – Это такой же христианин, как ты и я, а губить понапрасну христианскую душу – грех.
   – Странные слова я слышу от брави, – хмыкнул «эллин». – Откуда в тебе сегодня столько добросердечия?
   – Где ты оставил труп, кондотьер? – невежливо ответил вопросом на вопрос Джеймс.
   – Да нигде. Просто сбросил в воду под замковым мостом.
   – Глупо! Очень глупо! Ты подумал о том, что произойдет, если труп вынесет течением из-под стен? Подумал о страже, которая дежурит наверху?
   – Тевтонский плебей должен был умереть, – упрямо процедил сквозь зубы кондотьер. Упрямо, но уже не так уверенно. Видимо, с этим кнехтом, действительно, вышел прокол.
   – Должен? – брави смотрел сверху вниз зло и недобро. – В самом деле?
   – Он слишком крепко с нами связан.
   – И это – залог его преданности. Он мог бы еще пригодиться синьору Типоло, кондотьер.
   – Кагата!^[32] Он не нужен синьору Типоло. Синьор Типоло распорядился его убрать. И хватит об этом, брави! Делай свою работу, а я буду делать свою.
   – Тот немец тоже делал свою работу...
   Они замерли. Один – в покачивающейся лодке, с ладонью на палаше. Другой – меж сваями моста, с ножом в руке.
   – Ребята, вы выбрали не самое подходящее время для ссоры, – негромко заметил Бурцев. – Кажется, у нас гости.
   Странные то были гости. По темной водной глади канала продвигались светлые пятна. А над пятнами – огни. Много пятен, много огней...
   Бурцев присмотрелся. Большие белые гондолы – вот, что это было. Целая эскадра больших белых гондол. На высоких изогнутых носах лодок горели факелы. На каждой у кормы – человек с веслом. Пассажиров не видно, однако борта за малым не черпали воду. Лодки явно шли не порожняком. Белые гондолы везли неведомый груз, скрытый от глаз белыми же полотнищами.
   Лодки двигались неторопливо и бесшумно, подобно призракам. Но плыли не таясь, не скрываясь. «И нашего моста они никак не минуют», – отчетливо осознал Бурцев.
   Выяснение отношений между наемным убийцей и кондотьером прекратилось. Удивительно, но эти двое смотрели на приближающуюся армаду улыбаясь. А копейщик-гондольер спокойно привязывал свою лодчонку к сваям. Два копья мирно лежали на дне угнанной из Санта-Тринита гондолы. А посередине – весло. Ни драться, ни убегать никто не собирался.

Глава 30

   Белую флотилию заметили и в крепости. Наверху уже гудел хриплый рог, раздавались лающие команды, звенело железо. Бурцеву показалось, будто он различает даже лязганье передергиваемых затворов. А гондолы все плыли, как ни в чем не бывало, без шума, без спешки. С передних, наверное, уже можно было разглядеть фигуры людей, гроздьями висевших под мостом. Или еще нельзя?
   Со стен закричали. По-немецки. Требовали остановиться, и притом немедленно, интересовались, кто плывет среди ночи под крепостными стенами и какой груз везет. С небольшим запаздыванием немецкую речь переводили на итальянский.
   Безмолвные гондольеры – в самом деле, на каждой лодке было лишь по одному человеку – повинуясь приказу, опустили в воду широкие весла, притормозили. Несколько лодок глухо стукнулись бортами. Флотилия встала, запрудив канал яркими огнями и призрачно-белыми силуэтами. Чудное это было зрелище...
   Несколько мгновений над черной водой висела напряженная тишина. Слышно было, как факельная смола капает с носов гондол и возмущенно шипит в холодной ряби жидкого антрацита. Наконец стражникам ответили. С самой первой лодки. На чудовищном немецком.
   – Хэр! Синьор! Мы всего лишь перевозчики мертвых, и наш груз опасен не более, чем могут быть опасны покойники. Мы смиренно просим пропустить нас к Греховному кладбищу, дабы там предать земле тела, недостойные погребения в освященной христианской земле.
   – Так это что же, похоронные лодки? – изумился Бурцев. – Такой веселенькой беленькой окраски?! Кого эти шутники хотят обмануть?!
   – Никакого обмана нет, чужеземец, – ответил Джеймс. – Бьянко... белое здесь и сейчас уместно, как нигде и никогда. Да будет тебе известно: белый цвет в Венецианской республике – цвет траура.
   Гондольер тем временем осторожно – чтобы не раскачивать перегруженную лодку – перебрался с кормы на нос. Поднял факел, откинул покрывало. Осветил окоченевшие ноги и руки, что сухими безжизненными палками торчали над бортом.
   – Какого черта вы устраиваете свои похороны ночью?! – не унимался наверху бдительный страж.
   – Синьор, мы не хотели бы смущать добрых католиков и благонадежных граждан республики видом такого количества покойников. И таких покойников.
   – Каких таких?! И почему вы направляетесь за город – к дальнему Греховному кладбищу? Там ведь хоронят только самоубийц, отпетых разбойников, лицедеев да еретиков. Где вы набрали столько грешников? Откуда вы вообще взялись на наши головы?
   – Мы плывем с острова Спинаулунга, известного также как Джудекка^[33].
   – Джудекка? Еврей-город?
   – Да, синьор. Господа Хранители Гроба прошлой ночью снова изволили навестить Джудекку.