Мельников Руслан. Тевтонский крест

   Хитроумные долгосрочные интриги позабыты до более спокойных времен. Теперь обстоятельства вынуждают магистра действовать грубо, жестко и быстро, не теряя времени на строительство орденских замков в Малой Польше: спешно собрать корыстолюбивых фанатиков со всего католического мира, неожиданно ударить по разрозненным русским князьям и ослабленным в Польше и Венгрии монголам, укрепиться на захваченных землях и продолжить натиск на восток.
   Да, время интриг прошло… Оно и понятно. На геополитической арене появилась новая сила – монгольские орды. Мощь кочевников магистр уже почувствовал под Легницей и сразу смекнул, какую угрозу могут представлять для его завоевательских планов пришлые степняки в союзе с русичами, если орден промедлит.
   Превентивный удар Кхайду-хана и новгородцев по тевтонам оказался весьма ощутимым, но он лишь ускорил развитие событий. Крестовый поход, откладывавшийся на далекую перспективу, может теперь начаться в самое ближайшее время.
   От тягостных мыслей Бурцева отвлекла лошадь. Кобылка, устав от неподвижности, начала переминаться. А Освальд все говорил. Вроде бы опять прозвучало имя тевтонского магистра.
   – Что? – встрепенулся Бурцев. Поляк усмехнулся:
   – Ох, и рассеянный ты нынче, Вацлав. Видать, важную думку думаешь. Я говорю, жаль, сам Конрад Тюрингский не попался нам в руки. Совсем немного до этого леса магистр не доехал. Пленные сказали, что в Глоговской крепости Конрад с десятком рыцарей пересел на свежих лошадей, переправился через Одру, порушил за собой паром и сейчас движется в добжиньские земли – аккурат к моему бывшему замку Взгужевеже. Какого-то важного пленника, посла или колдуна, держит сейчас там Конрад. Но гонцы магистра о нем толком ничего не знают. Видать, то большая тайна.
   Тайны Конрада Бурцева пока не интересовали. А вот Аделаида…
   – Где пленные тевтоны, Освальд?
   – Известно где! – добжинец махнул в сторону ельника. – На деревьях болтаются. Мы же не дикари-язычники, чтоб полонян с собой повсюду таскать. На месте всех сразу и порешили. Они как сказали, что Конрад на Глоговской переправе за Одру ушел, так я осерчал сильно. Слушать больше ничего не стал – приказал всех перевешать. А тут и дозорный с лесной опушки прискакал. О вашем приближении, гости дорогие, весть привез. Ну, мы к встрече и подготовились. Вот я лично выехал поприветствовать вас. Много чего порассказал. Теперь за тобой очередь. Говори, друже Вацлав, куда да зачем путь держите?
   – За магистром Конрадом охотимся, – пробурчал он.
   Нарочитая, неискренняя веселость Освальда была ему не по нраву. Бурцев не удивился бы, если б узнал, что таким же дурашливым тоном добжиньский рыцарь разговаривал с пленными тевтонами, прежде чем их повесить.
   – Вот как? – добжинец посерьезнел, но недоверие еще читалось в его взгляде.
   – Именно так, – огрызнулся Бурцев. – О том, что Конрад переправился через Одру, а мы от самой Глоговской крепости шли по ложному следу, я узнал только что – от тебя. Но, возможно, у нас еще есть шанс догнать магистра.
   – У вас?
   – У нас. У меня и у тебя. Мы ведь можем объединиться. Предлагаю союз, Освальд. Ради победы над Конрадом Тюрингским можно ведь забыть прежние разногласия.
   – Ну что ж…
   Думал Освальд долго. Затянувшееся молчание начинало действовать на нервы. Новгородские дружинники и кочевники позади тихонько переговаривались, сцепив пальцы на рукоятях мечей и сабель. Да и колчаны с лучными футлярами-саадаками не были застегнуты наглухо.
   – Говоришь, нашел себе новых союзников, Вацлав? – Добжинец глянул за спину Бурцеву, потом – в глаза. – Говоришь, татарские сабли тоже могут оказаться полезными? Ну, в таком случае… Познакомь нас со своими воинами.
   Лихой разбойничий посвист вспугнул тишину леса. У Бурцева аж заложило уши, а лошадка Бурангула ошалело попятилась назад. Странно было осознавать, что свистит это не какой-нибудь главарь головорезов, а благородный пан рыцарь!
   На дорогу, более не таясь, выбирались партизаны. Несколько всадников возникли по обочинам. Кони Освальдовой кавалерии – хорошие, рослые, сильные. Не крестьянские клячи, а настоящие боевые рыцарские жеребцы. Видимо, захвачены у тевтонских посланцев.
   В густой колючей зелени ельника тоже началось шевеление – мелькнули волчьи шкуры лучников. Вот и сам дядька Адам – исцарапанный хвоей, хмурый и недовольный тем, что столько времени без толку растягивал тугую тетиву, – спустился на землю. А вон помахивает кистенем-мачугой гигант Збыслав, под которым даже огромный рыцарский конь кажется осликом Санчо Пансы.

Глава 71

   Партизаны, подтягивавшиеся к Освальду, представляли собой удивительное зрелище. Судя по трофеям, которые многие лесные воины не преминули напялить на себя, в ельнике действительно нашли свою смерть немало тевтонских рыцарей.
   Бурцев не смог сдержать усмешки, оглядывая воинство добжиньца. Грязная волчья шкура и чуть смятый стальной шлем-горшок с обрубленным рогом. Простенькая обувь из лоскутов грубовыделанной кожи и дорогая кольчуга двойного плетения, распоротая мощным ударом рогатины. Сучковатая дубина и треснувший треугольный щит с черным крестом на белом фоне. Крестьянский овчинный тулупчик и добротный плащ орденского брата. Засаленный кушак и заткнутый за него рыцарский меч без ножен. Любоваться такими контрастами приходится не каждый день. Впрочем, сам Освальд и его оруженосец Збыслав не стали обвешиваться чужим оружием. Видимо, дело принципа…
   Кучка лесных людей наконец собралась возле своего вожака. Бурцев аж присвистнул. И это все?! Десяток лучников да четыре десятка конников на тевтонских лошадях! Всего-то с полсотни человек. Не в этом ли кроется истинная причина сговорчивости Освальда и его готовности заключить союз? Возможно, будь у добжиньца побольше людишек, отдал бы рыцарь приказ к нападению сразу, без всяких переговоров, а так… Так еще большой вопрос, кто победит. Похоже, добжинец вовремя смекнул, что одолеть дружину своего бывшего оруженосца будет посложнее, чем послов Конрада.
   «Но ведь как блефовал, мерзавец!» – не без восхищения подумал Бурцев. «Вы все находитесь под прицелом моих лучников», – вспомнились ему грозные слова Освальда. Такому пану не рыцарствовать, а в карты играть. На деньги. На очень большие деньги.
   Освальд глядел с самодовольной ухмылкой. Ну конечно, теперь-то добжиньский лис имеет полное право скалить зубы. Что ж… Бурцев улыбнулся в ответ. В конце концов, партизанская полусотня в его дружине лишней не будет. Уж он-то знал, как лихо бьются Освальдовы ватажники.
   Былая настороженность тем временем уходила. Руки опускали оружие, мышцы расслаблялись, лица расплывались в улыбках. Польские партизаны и их недавние противники возбужденно гомонили друг с другом. Общение, правда, между разноязыкими воинами велось при помощи малозначимых восклицаний да яростной жестикуляции.
   Мечта интернационалиста! И татары с монгольскими нукерами тут, и русичи, и поляки. И литовец Збыслав. И прусак дядька Адам… Худой мир, – он, как говорится, лучше доброй ссоры.
   – Значит, мир? – на всякий случай уточнил Бурцев.
   – Перемирие, – широко осклабился добжинец. – Бить магистра Конрада – это я завсегда пожалуйста. Ради такого дела и с язычниками союз заключить не грешно. Благо союзы ныне – вещь временная. Да ты не хмурься, Вацлав. Пока не уничтожим тевтонского магистра, союз наш крепок. Даю слово!
   – Хорошо, – Бурцев кивнул. Слово благородного пана дорогого стоит, а Освальд не из тех, кто нарушает клятвы.
   – И держи вот, в знак дружбы, – расщедрившийся Освальд протянул ему увесистую булаву. – Славная штучка – то ли тевтонскому духовнику, то ли слишком уж набожному брату принадлежала. Проливать кровь – не по-христиански это, понимаешь. Вот и пекутся некоторые крестоносцы о спасении своей бессмертной души – с булавами разъезжают, чтоб, значит, случайно лишний раз не согрешить. А такой дурой и без пролития крови человека на тот свет отправить – раз плюнуть. Бери, бери – авось пригодится.
   Бурцев подарок принял. Невольно вспомнив монгольского палача. Вот ведь как получается: тот тоже казнил знатных нукеров без пролития крови – дубиной по хребту.
   – Ну, спасибо, Освальд. – Тевтонскую булаву он подвесил к седлу. Долго держать такой «демократизатор» чревато – рука до земли оттянется. И – чтобы уж все было по-честному – решил сразу расставить точки над «i». Над самым главным «i».
   – Между союзниками, пусть временными, не должно быть тайн. Не так ли?
   – У меня нет тайн от тебя, Вацлав, – нахмурился рыцарь.
   – И у меня не будет. Казимир Куявский погиб. Конрад Тюрингский увез с собой его невесту, – коротко сообщил Бурцев.
   – Агделайду?! – ахнул Освальд. Глаза его полыхнули. – Так вот почему ты гонишься за магистром?
   – И поэтому тоже.
   – Ну, и?
   – Я не уступлю ее тебе, Освальд.
   Рыцарь выругался. Пальцы его вцепились в рукоять меча. Если бы не данное только что слово, сталь без промедления вырвалась бы из ножен. Воины Освальда и бойцы Бурцева встревоженно наблюдали за добжиньцем. Радостный гомон стих, руки снова потянулись к оружию.
   М-да, ситуация…
   – Княжна Агделайда должна выйти замуж за благородного супруга, а не за безвестного простолюдина! – прохрипел Освальд.
   Бурцев скрежетнул зубами. Опять все упирается в благородство происхождения. Елки-палки, он уже начинает всерьез комплексовать по этому поводу. Ну что ему сделать такого, чтоб с полным на то правом надеть, наконец, на себя эти злосчастные рыцарские шпоры?!
   – Пусть княжна сама сделает выбор. – Бурцев старался удержать себя в руках. – В конце концов, у каждого из нас есть право на поединок. Наш спор можно разрешить в честной схватке после того, как Конрад будет убит, а княжна свободна. Союзы – вещь временная, ты сам говорил об этом.
   Рука добжиньца отпустила рукоять меча.
   – Твои слова разумны, Вацлав. Так мы и поступим – решим спор в поединке, когда придет время. Хоть ты и не носишь на щите герб знатного рода, но я узнал тебя достаточно хорошо. И вот что я скажу: с тобой не зазорно будет скрестить рыцарский клинок.
   Бурцев усмехнулся: это похоже на комплимент.
   – А до тех пор мы бьемся вместе против общего врага. Пока жив Конрад – мы союзники, – закончил Освальд.
   К рыцарю вернулось прежнее благодушие. Воины, окружавшие их, вздохнули с облегчением. И Бурцев распорядился по-татарски:
   – Эти люди поедут с нами, Бурангул.
   Сотник неодобрительно покачал головой:
   – Тогда мы не сможем двигаться быстро. У них нет загонных лошадей.
   – Нам теперь нужно передвигаться не только быстро, но и осторожно. Магистр Конрад уже ускользнул, а мы слишком удалились от туменов Кхайду. Эта земля – чужая, Бурангул. И у нас не так много воинов, чтобы пробиваться по ней с боями. Добираться до добжиньского края, куда направляется сейчас магистр, придется скрытно. А наши новые союзники знают безопасные тропы, ведущие туда. Рыцарь Освальд родом из-под Добжиня, и ему достаточно долго приходилось прятаться в польских лесах. Лучшего проводника нам не сыскать.
   – А ты веришь ему, Вацалав? Сдается мне, с этими лесными людьми у нас уже была стычка.
   – Если и была, то быльем поросла. Освальд так же, как я и ты, заинтересован в смерти Конрада.
   – Тебе виднее, Вацалав…
   Бурангул отъехал к своим лучникам. А к Бурцеву уже приближался хмурый и насупленный Дмитрий. Новгородский десятник тоже узнал давешних врагов:
   – Ну и нашел ты, Василь, союзничков! Это ж те самые тати, что Федора Посадского живота лишили под Краковом. А вон тот, здоровый с кистенем, мне щит проломил.
   – А татары Рязань сожгли! – оборвал Бурцев. – А я тебе при первом знакомстве яйца отбил! Но ничего ведь, идем сейчас вместе. Пойми, Дмитрий, эти поляки нужны нам, а мы – им. И у нас, и у них одна цель – Конрад. Так что не мути воду. Утешься тем, что татю с кистенем ты тоже зубы вышиб.
   Десятник утешился. По крайней мере, сделал вид… И вскоре пополнившийся освальдовскими партизанами отряд двинулся обратно – к Глоговской переправе.

Глава 72

   Через Великую Польшу Освальд вел их по тайным тропам быстро и без приключений. Нужды пока не было ни в чем. Благо нехитрых припасов – вяленого конского мяса и сухого сыра Кхайду-хан выделил достаточно, а лошадям хватало пробивающейся повсюду молодой зелени. От жажды спасали ручьи, родники и лесные озера.
   Шли скрытно, обставляясь дозорами и караулами со всех сторон. Стоянки разбивали, не разводя огней. Города, замки, ополья и одинокие селенья обходили стороной. Таились и от вооруженных отрядов, и от беженских обозов, и даже от одиноких путников, всячески стараясь сохранить свое пребывание на польских землях втайне.
   В Куявии – когда до добжиньских земель было уже рукой подать – Освальд предложил отказаться от дневных переходов и двигаться только по ночам. Предосторожность отнюдь не лишняя. На куявских землях, оставшихся без князя, тевтоны чувствовали себя как дома. Белые и серые плащи с крестами мелькали на дорогах не реже, чем пестрые гербы и одежды польских панов. Но если поляки держались своих замков и имений, то крестоносцы старались взять под контроль даже самые глухие уголки княжества. Тактика перед угрозой нашествия туменов Кхайду-хана вполне оправданная, ведь сразу за куявскими землями лежат владения Тевтонского ордена. Впрочем, орденские форпосты начинаются уже на территории самой Куявии. Как, например, добжиньский край, к границам которого Освальд вывел дружину Бурцева безлунной ночью.
 
   … Три всадника подъехали к самому краю лесного массива. Не покидая густой тени деревьев, они внимательно осматривали раскинувшееся впереди пространство. Некогда эти поля и пашни отвоевывались у леса тяжким крестьянским трудом. Но предназначались они не только для земледелия. Вдали, на правом берегу Вислы, возвышался холм. На холме – небольшой, но прекрасно укрепленный рыцарский замок. А ведь любому замку жизненно необходимо хорошо просматриваемое и простреливаемое пространство.
   Главная башня-донжон замка смутно напомнила Бурцеву гербовый символ Освальдового щита. Но не только!.. Малая башня перехода из гиммлеровского спецхрана – вот на что еще она похожа!
   Сюрприз! Сюрприз!
   Конечно, не мешало бы рассмотреть основную замковую башню поближе и при дневном свете. Но как?
   Подобраться к холму на берегу Вислы незамеченным невозможно ни при каких обстоятельствах. Но даже если бы это удалось…
   Башню-цитадель и внутренний замковый двор надежно оберегают прочные стены с угловыми и надвратной башенками, а подъемный мост на крепких цепях висит слишком высоко над оборонительным рвом.
   На темный монолит замка с яркими бликами освещенных бойниц и сторожевых огней три всадника смотрели долго, смотрели молча. Посередке Бурцев покачивал на прочном ремне подарок добжиньца – трофейную булаву. Справа сидел задумчивый Освальд, положив на высокую луку длинное рыцарское копье. Слева – замер с луком поперек седла Бурангул. Ну, прямо картина Васнецова «Три богатыря»!
   – Моя вотчина, – нарушил вдруг тишину хриплый голос добжиньского рыцаря. – Это Взгужевежа. «Башня На Холме». Замок моих предков. Мой замок… Был моим, пока Конрад с Казимиром не отдали его тевтонам вместе со всеми добжиньскими землями.
   Вот оно что?! Пришли, значит… Молчание длилось несколько минут. Потом заговорил Бурцев:
   – Эх, сюда бы парочку хойхойпао!
   – Чего-чего? – удивился рыцарь.
   – Ну, требюше.
   – Да, это бы не помешало, – согласился добжинец. – Хотя главную башню-донжон Взгужевежи не повредят даже самые мощные камнеметы.
   – Как думаешь, Освальд, сколько человек сейчас в замке?
   – При мне постоянный гарнизон не превышал полусотни солдат. Но, говорят, мой дед держал там целую сотню всадников. Впрочем, при необходимости Взгужевежа укроет и две сотни воинов. В замке есть погреба, амбары, склады, конюшня, есть колодец с родником.
   – Двести защитников? – задумчиво переспросил Бурцев. – А больше?
   – Максимум, две с половиной сотни. Хотя нет, вряд ли. Будет слишком тесно.
   – Значит, их не больше, чем нас?
   – Да, но они в крепости. В хорошей крепости, Вацлав.
   – Тогда думай, Освальд! Для осады у нас кишка тонка. Нужно взять замок штурмом. И взять быстро. У любой защиты должно быть слабое место.
   – У Взгужевежи – нет! – гордо заявил рыцарь. – Замок строили лучшие мастера добжиньской земли вокруг древней башни, возведенной в незапамятные времена неизвестным народом…
   Незапамятные времена? Неизвестный народ? Неужто, в самом деле, арийская башня перехода?
   – Взгужевежа неприступна, – убежденно подытожил Освальд.
   – А тайные подземные ходы?
   – Был один. Обвалился еще при моем прадеде.
   – Но как же тогда тевтоны проникли в твой неприступный замок?
   Освальд помрачнел:
   – Я был на охоте, когда к воротам подъехали знатные куявские рыцари, сопровождавшие тевтонов. Именем Конрада, князя Мазовии, и его сына Казимира, князя Куявии, потребовали открыть ворота для мирного посольства ордена Святой Марии. Мой старик-отец не заподозрил подвоха. Ворота открыли, за мной был послан гонец с вестью о знатных гостях. Крестоносцы, однако, прибыли вовсе не с миром. Заняв внутренний двор, они заявили, что Взгужевежа, согласно договору с Конрадом Мазовецким и Казимиром Куявским, отныне переходит во владения ордена. Тевтоны потребовали сложить оружие. Отец с небольшим гарнизоном не успел укрыться в донжоне для обороны. Когда я прискакал, все было кончено. Куявцы и мазовцы уехали, над воротами развевался белый флаг с черным крестом, а на верхней смотровой площадке главной замковой башни появилась виселица. Среди повешенных я узнал отца…
   Бурцев положил руку на плечо рыцарю. Ну-ну, старик… Только теперь он по-настоящему понял всю глубину и непроглядную черноту ненависти Освальда. Жить с таким грузом, в самом деле, непросто. Поневоле уйдешь в лес и посвятишь остаток своих дней мести.
   – На требование открыть ворота тевтоны ответили мне смехом и стрелами, – с усилием закончил добжинец. – Хорошо, что мать не дожила до этого дня.
   Снова молчание… Потом Бурцев заговорил по-татарски:
   – Что ты думаешь, Бурангул? Как взять крепость?
   – Может быть, когда откроются ворота, захватить наскоком? – предложил юзбаши. – Если напасть неожиданно, на свежих лошадях – есть шанс, что поспеем прежде, чем поднимется мост и опустится воротная решетка.
   Бурцев перевел добжиньцу слова татарского сотника. Освальд угрюмо покачал головой:
   – При малейшей опасности стража перерубит канаты и обрушит решетку вниз. А уже потом спокойно поднимет мост, сбросив любого, кто осмелится на него сунуться. Вот если бы…
   – Что? – насторожился Бурцев.
   – Если бы кому-нибудь из нас обманом удалось проникнуть внутрь, как сделали это в свое время сами крестоносцы, и хотя бы ненадолго захватить ворота… Да нет, пустое! Тевтоны не подпустят к стенам никого, кроме гонцов Конрада. А мы их перебили возле Глоговской переправы.
   – Гениально!
   Бурцев уставился на трофейную булаву. На него тоже смотрели. И Освальд, и Бурангул. Смотрели озадаченно, непонимающе.
   – Освальд, ведь твои люди везут с собой уйму тевтонского барахла! Доспехи оружие, одежду…
   – Да. И что?
   – Прикажи им выложить все, что они захватили у послов Конрада. Пришло время пересмотреть трофеи. И примерить их.
   – Думаешь, сработает? – оживился добжинец. Бурцев вспомнил, как Дмитрий после сражения на Добром поле едва не лишился уха из-за надетого в бою глухого куявского шлема.
   – Сработает, – уверенно сказал он.

Глава 73

   Не побитых щитов, не изрубленных доспехов, не помятых ведрообразных шлемов на поверку оказалось не так уж и много. Не перепачканных кровяными подтеками и не изорванных в бою белых накидок и плащей с крестами – того меньше. Собственно, полное снаряжение тевтонских братьев, которое не вызвало бы подозрений у защитников замка, удалось подобрать лишь для троих потенциальных диверсантов. Им и предстояло открыть ворота Взгужевежи.
   О том, кто поедет к «Башне На Холме», спорили недолго. Освальд, как единственный человек в отряде, говоривший по-немецки не хуже самих крестоносцев, прошел вне конкурса. Да и никто не отважился перечить добжиньцу, жаждущему поквитаться с самозваными хозяевами своей законной вотчины и убийцами отца. Бурцев воспользовался правом вожака и сам готов был перегрызть глотку любому, кто встанет на его пути к Аделаиде. А из-за третьего орденского комплекта чуть не поубивали друг друга Збыслав и Дмитрий. Впрочем, ни тот, ни другой все равно не влезли в тесную кольчужку, миниатюрный панцирь и узкое сюрко. Не смог втиснуться в латы и дядька Адам. Зато Бурангулу доспехи пришлись впору.
   – Побудешь немного истинным арийцем, – хмыкнул Бурцев, надевая на голову татарского сотника тевтонский шлем с крестом на личине. – Главное, ни при каких обстоятельствах не снимай этот котелок.
   Бурангул не возражал. Только возмущался тупостью огромного рыцарского коня, на которого ему в целях конспирации пришлось пересесть со смышленой низкорослой лошадки, непривычным седлом с высокими луками да тяжестью меча, сменившего легкую, но прочную саблю.
   – И как они только дерутся с такими узкими глазами! – пробурчал напоследок татарин, постучав кольчужной перчаткой по смотровой щели шлема.
   Кто бы говорил!
   К седлам Василий, Освальд и Бурангул подвесили вместительные походные сумки. Вместо обычной снеди в каждой из них лежало по паре-тройке «громовых шаров» мэйд ин чина – аккуратно обмотанных тряпками, чтобы не выпирали острые шипы. Бомбы Сыма Цзяна, конечно, – не ахти какие фугасы, но, если повезет, выломать решетку замковых ворот и оборвать цепи подъемного моста их мощи хватит. Ну, а не повезет – так железные горшки, начиненные порохом, хотя бы посеют панику среди защитников крепости.
   – Как только прогремят взрывы, сразу атакуйте – обратился Бурцев к дружине. – Если взрывов не будет, ждите нас сутки. Не вернемся – уходите. И не вздумайте штурмовать замок сами – только зря поляжете.
   Приказ пришлось произнести трижды: на русском, польском и татарском.
 
   … А ранним утром к Взгужевеже подъехали три всадника при полном вооружении. Ветер трепал белые плащи с черными крестами на плечах, глухие шлемы-топхельмы выжидательно взирали снизу вверх на поднятый мост и привратную башню.
   Их заметили: на боевых площадках было полно кнехтов. Но, видимо, эти ребята здесь ничего не решают. Призывные крики Освальда на немецком не возымели действия. Мост не опустился ни на йоту.
   Наконец в черной массе солдат появилась серая накидка с Т-образным крестом. Тевтонский сержант что-то проорал.
   – Спрашивает, кто мы такие, – перевел Освальд.
   – Ну, так скажи – послы магистра Конрада вернулись.
   Освальд прокричал ответ.
   Трудновато беседовать вот так – на приличном расстоянии, не снимая шлема. Ну, да луженая глотка добжиньского рыцаря пока справлялась с этой нелегкой задачей – его рев из-под стального ведра звучал глухо и грозно. Однако воин в серой накидке оказался не из пугливых. Со стены снова донесся голос сержанта. Освальд негромко выругался:
   – Спрашивает, как представить благочестивых братьев, то бишь нас, магистру.
   Крепкое словцо вырвалось и из уст Бурцева. Конечно, ни сам Освальд, ни его люди, расправляясь в си-лезском лесу с посланниками Конрада Тюрингского, не удосужились узнать их имена.
   Серый сержант еще раз что-то крикнул. И еще…
   – Торопит, пес тевтонский! – скрипнул зубами добжинец.
   Понятное дело. Не каждый день дотошный сержант сталкивается с рыцарями, запамятовавшими собственные имена. Думай, голова, думай!
   – Скажи, что мы выполняем секретное поручение магистра и не желаем быть узнанными! Скажи, что говорить будем только лично с Конрадом Тюрингским. Скажи, что у нас для него срочные и крайне важные вести о новом крестовом походе. И отчитай этого сержанта построже, чтоб не умничал.
   На этот раз Освальд превзошел самого себя. Его отрывистый монолог, приглушенный шлемом, напоминал рык разъяренного льва…
   Проняло! Наверху засуетились. Кто-то кого-то звал, кто-то куда-то бежал. Вскоре на стену поднялся рыцарь в белой накидке с черным крестом во всю грудь. Шлема на нем не было – Бурцев разглядел длинные седеющие волосы и всклокоченную бороду. Видно, Христовы братья ордена Святой Марии следят за своим внешним видом не столь тщательно, как светские рыцари, и правила бренной куртуазности у них не в почете.
   Одного взгляда, брошенного вниз, рыцарю-монаху хватило, чтобы облаять сержанта. Теперь приказы на стене отдавал орденский брат.
   Послышался скрип и лязг. Мост начал медленно опускаться, а воротная решетка за ним так же медленно поднималась вверх.
   Наконец-то! Три всадника в тевтонских одеждах въехали в невысокую воротную арку.