Страница:
23 апреля 1940 г. в войска была направлена директива наркома обороны № 177122, в соответствии с которой требовалось с 1 по 15 июня 1940 г. произвести смену войск, находящихся в Прибалтике с осени 1939 г. Нарком обороны маршал Советского Союза С.К. Тимошенко 2 мая 1940 г. докладывал в ЦК ВКП(б) и Комитет Обороны при СНК СССР о переносе срока смены войск на период с 1 по 15 июля и называл конкретные готовящиеся на смену части. Предполагалось направить в Эстонию 90-ю стрелковую дивизию, 13-ю танковую бригаду, 77-й отдельный механизированный отряд, 23-й отдельный батальон связи, 38-й корпусной зенитный артдивизион, 11-й дальнебомбардировочный, 10-й среднебомбардировочный и 7-й истребительный авиаполки, 420-й и 470-й автотранспортные батальоны. В Латвию - 48-ю стрелковую дивизию, 1-ю танковую бригаду, 8-й танковый полк, 54-й отдельный батальон связи, 12-й корпусной зенитный артдивизион и 633-й автотранспортный батальон. В Литву 27-ю стрелковую дивизию, 27-ю танковую бригаду, 30-й отдельный батальон связи, корпусной зенитный артдивизион, 31-й истребительный авиаполк и автотранспортный батальон562 .
5 мая 1940 г. начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис направил начальникам Политуправлений ЛВО, КалВО и Белорусского особого военного округа (БОВО) "План политзанятий с красноармейцами и младшими командирами в частях, предназначенных для отправки в Прибалтийские страны", к выполнению которого следовало приступить немедленно. В докладе начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара Горохова от 27 мая сообщалось о ходе подготовки войск, которая в основном должна была завершиться к 1 июня563 .
Тем временем 24 мая 1940 г. советский полпред в Литве сообщил в Москву, что 24 апреля и 18 мая из советских частей, расположенных в Литве, сбежало два красноармейца: Носов и Шмавгонец, которые разыскивались по линии военного командования. Уже на следующий день Молотов вызвал литовского посланника в Москве Наткявичуса и заявил ему, что "исчезновение этих военнослужащих организуется некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства". Обвинив литовское правительство в провокациях, Молотов потребовал прекратить их, разыскать пропавших солдат и вернуть в части, выразив надежду советского правительства, что Литва "пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям". Литовская сторона серьезно отнеслась к демаршу советского руководства и уже 26 мая выразила "готовность немедленно произвести самое подробное расследование", для облегчения которого просила советское правительство сообщить "имеющиеся в его распоряжении данные". 27 мая стало ясно, что Шмавгонец и Писарев уже вернулись в части, но предложение литовской стороны об их совместном допросе для ускорения расследования было отклонено советской стороной под предлогом истощения обоих военнослужащих564 .
Официально советская сторона заявила о похищении 4 солдат: Бутаева, Шутова, Писарева и Шмавгонца. Собственно, эта тема никогда в отечественной историографии не изучалась, что дало повод ряду авторов совершенно справедливо указать на недоказанность официальной советской версии565 . Ныне стали доступны материалы следственных органов НКВД и Главной военной прокуратуры, занимавшихся расследованием этих случаев, позволяющие установить, что же именно произошло. Как установило следствие, Г.А. Бутаев прибыл в 336-й стрелковый полк 5-й стрелковой дивизии в октябре 1939 г. и сообщил, что он является младшим командиром, хотя документов, подтверждающих это утверждение, он не имел. Тем не менее командование полка утвердило его младшим командиром. После этого Бутаев "стал просить командира, комиссара полка и начальника штаба, чтобы его назначили помощником коменданта полка, приказа по полку о назначении его пом. коменданта нет, но с ноября месяца по февраль 1940 г. Бутаев работал пом. коменданта полка. Получив беспрепятственный выход с территории полка, Бутаев ежедневно находился в гор. Вильно и окрестностях, посещал притоны, пьянствовал у литовских граждан, рекомендовал себя работником НКВД.
После его дезертирства найдены письма от литовских граждан, в которых они просили Бутаева принять их на работу в НКВД в качестве агентов. Для того чтобы сгладить свои поступки, Бутаев часто информировал Военкома полка т. Яблокова о поведении комсостава в городе, кто с кем пьянствует и в какие притоны ходит. Этим самым завоевал себе доверие и только после неоднократного появления в пьяном виде в расположении полка с должности помощника коменданта был снят". 4 февраля 1940 г. после беседы с прокурором, которого Бутаев просил не отдавать его под суд, он дезертировал. 12 мая 1940 г. при попытке задержания его сотрудниками литовской полиции Бутаев застрелился. При обыске трупа было найдено письмо Бутаева к брату, в котором он писал: "Я удрал из Красной Армии и нахожусь в буржуазном государстве и что ты мне больше не брат, т.к. я фашист, а ты большевик". Военный прокурор 16-го ОСК военный юрист 1 ранга Дроздов, принимавший участие в расследовании этого дела, полагал, что литовские власти убили Бутаева, опасаясь, что его поимка разоблачит их. Правда, никаких доказательств этого предположения в документах не приведено566 .
В ночь на 25 апреля 1940 г. с поста сбежал с винтовкой красноармеец 2-й танковой бригады П.И. Шутов. Расследованием было установлено, что Шутов, будучи недисциплинированным и, видимо, неуравновешенным человеком, еще ранее высказывал намерения дезертировать, но никаких мер к нему принято не было. Шутов до 14 июня так и не был найден567 . 18 мая из 41-й отдельной роты исчез Н.З. Шмавгонец, который объявился 26 мая и сообщил, что был похищен литовскими гражданами в Вильно. Однако в ходе дальнейшего следствия Шмавгонец рассказал, что он дезертировал и спрятался у своей знакомой Ю. Савицкой, которая познакомила его с неким Гарлиным, предложившим Шмавгонцу сотрудничать с некой антисоветской организацией. Согласившись на это, Шмавгонец попытался ответить на вопросы Гарлина о советских войсках, но не смог, так как ничего не знал. Тогда Гарлин предложил ему вернуться в часть и разузнать интересующие его сведения. В качестве легенды он предложил Шмавгонцу сообщить командованию о его "похищении"568 . К сожалению, документов, проливающих свет на случай с Писаревым, найти пока не удалось.
Таким образом, доступные ныне документы свидетельствуют, что Бутаев, Шутов и Шмавгонец не являлись жертвами "похищений", а дезертировали из Красной Армии. Проверка партйно-политической работы в частях 16-го ОСК с 27 по 30 мая 1940 г. показала, что дисциплина во вспомогательных частях 16-го ОСК находилась на низком уровне: нередки были пьянки среди старшего и среднего комсостава, "элементарный списочный учет людей в ротах отсутствовал. Командный состав в поверках людей не участвовал"569 . Все это способствовало различным дисциплинарным нарушениям.
Так, помимо вышеуказанных случаев, имели место и другие самовольные отлучки. Например, начальник продовольственного снабжения 641-го автобата техник-интендант 1 ранга М.Е. Мармылев с 5 по 8 февраля 1940 г. находился в самовольной отлучке на территории Литвы и пьянствовал570 . 15 февраля дезертировали из расположения части красноармейцы Кузьмадемьянов и Щукин, которые были прикомандированы к штабу дивизии и работали в столовой комначсостава, где были замечены в воровстве. Их сняли с работы и отправили обратно в расположение 190-го стрелкового полка, "но так как приказа об откомандировании не было, в полку их не приняли и указанные красноармейцы до 3 марта неизвестно где находились и вспомнили о них лишь после того, когда красноармейцы, видевшие Кузьмадемьянова и Щукина в м. Алитус доложили об этом. 3-го марта Кузьмадемьянов и Щукин допрашивались прокуратурой, после чего сбежали из расположения части и явились только 5 марта, после чего были арестованы"571 . 12 июня 1940 г. из 5-й стрелковой дивизии исчез младший командир В.Т. Головин. Он обменял обмундирование на гражданский костюм и стремился остаться в Литве, всячески скрываясь от розыска. 17 июня он был задержан литовской полицией, передан советским властям и 21 июня осужден к высшей мере наказания за измену Родине572 .
Как бы то ни было, 30 мая 1940 г. в газете "Известия" было опубликовано "Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей", в котором перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из расположенных в Литве частей и вся ответственность за это возлагалась на литовскую сторону. 1 июня литовский посланник в Москве вновь пытался склонить советскую сторону к тщательному расследованию этих обвинений, но Молотов опять не поддержал эту идею. Советское полпредство в Литве 2-3 июня обращало внимание Москвы на стремление литовского правительства "предаться в руки Германии", активизацию "деятельности пятой германской колонны и вооружение членов союза стрелков", подготовку к мобилизации. Все это разоблачает "подлинные намерения литовских правящих кругов", которые в случае урегулирования конфликта лишь усилят "свою линию против договора, перейдя к "деловому" сговору с Германией, выжидая только удобный момент для прямого удара по советским гарнизонам"573 .
По мере развития дипломатического конфликта начались и прямые советские военные приготовления, которые, видимо, обсуждались 5 и 7 июня (с 22.40 до 1.00 и с 19.20 до 20.20 соответственно) в Кремле с участием Сталина, Молотова, Ворошилова, наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, начальника генштаба маршала Б.М. Шапошникова, его заместителей генерал-лейтенанта И.В. Смородинова и командарма 2 ранга А.Д. Локтионова, назначенного командующим войсками БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова и командующего ЛВО командарма 2 ранга К.А. Мерецкова574 . Согласно приказу наркома обороны № 0028 от 3 июня 1940 г., войска, размещенные на территории Прибалтики, с 5 июня исключались из состава ЛВО, КалВО и БОВО и переходили в непосредственное подчинение наркома обороны через его заместителя Локтионова. В тот же день был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому "в связи со сложной международной обстановкой" предписывалось "задержать в рядах Красной Армии красноармейцев 3-го года службы до 1 января 1941 г." и "до особого распоряжения призванный... командный и начальствующий состав запаса". 4-7 июня 1940 г. войска ЛВО, КалВО и БОВО были подняты по тревоге и начали под видом учений сосредоточение к границам прибалтийских государств, одновременно в состояние боевой готовности были приведены советские гарнизоны в Прибалтике. 8 июня Локтионов получил приказ подготовить дислоцированные в Прибалтике советские авиачасти к возможным боевым действиям, усилить охрану аэродромов и подготовить их к обороне и приему посадочных десантов. Авиаполки должны были быть готовы к действиям по аэродромам и войскам противника и к перегруппировке на более защищенные советскими войсками аэродромы575 .
Вечером 8 июня в городе Лида состоялось секретное совещание командного состава поднятых по тревоге войск БОВО, на котором заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов (он же командующий 11-й армией) информировал собравшихся о "возможных действиях против Литвы". Там же 11 июня с 13 до 16 часов проходило новое совещание с участием накануне вступившего в командование войсками БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова, изложившего план боевых действий и задачи войск, которые должны были нанести стремительное поражение литовской армии, не допустить ее отхода в Восточную Пруссию и за 3-4 дня занять Литву. Согласно боевому приказу № 002/оп от 12 июня, войска 11-й армии совместно с частями 16-го ОСК должны были окружить и уничтожить противника в районе Каунаса. Расквартированному в Литве 16-му ОСК ставилась задача удержать районы своей дислокации, захватить основные мосты на реках Неман и Нярис и обеспечить высадку 214-й воздушно-десантной бригады в 5 км южнее железно-дорожной станции Гайжуны, где предполагалось десантировать 935 человек. Совместно с частями 16-го ОСК десантники должны были захватить основные объекты Каунаса, на аэродром которого было бы переброшено еще 475 десантников. Подготовку операции предполагалось завершить к утру 15 июня. 13 июня для подготовки места десантирования около Гайжун была выброшена парашютная группа в 7 человек, а с 21.30 14 июня радиостанции дислоцированных в Прибалтике советских войск должны были работать только на прием, ожидая условного сигнала о начале операции576 .
У юго-восточных границ Литвы и Латвии сосредоточивалась 3-я армия в составе 4-го, 24-го стрелковых и 3-го кавалерийского корпусов, управление которой из Молодечно 10 июня передислоцировалось в Поставы. 11-я армия, управление которой находилось в Лиде, состояла из 10-го, 11-го стрелковых и 6-го кавалерийского корпусов и развертывалась на южной границе Литвы. Войска ЛВО и КалВО, выделенные для операции, развертывались у восточных границ Эстонии и Латвии. Между Финским заливом и Чудским озером сосредоточились части 11-й стрелковой дивизии. Южнее Псковского озера были развернуты войска 8-й армии (управление в Пскове) в составе 1-го, 19-го стрелковых корпусов и Особого стрелкового корпуса из состава войск КалВО. Для усиления войск указанных округов с 8 июня началась переброска частей 1-й мотострелковой, 17-й, 84-й стрелковых дивизий и 39-й, 55-й легких танковых бригад из Московского, 128-й мотострелковой дивизии из Архангельского и 55-й стрелковой дивизии из Орловского военных округов. На границах Литвы войска завершили сосредоточение и развертывание в исходных районах к 15 июня, а на границах Латвии и Эстонии - к 16 июня. Всего для проведения Прибалтийской кампании было выделено 3 армии, 7 стрелковых и 2 кавалерийских корпуса, 20 стрелковых, 2 мотострелковые, 4 кавалерийские дивизии, 9 танковых и 1 воздушно-десантная бригады. Кроме того, войска НКВД выделили для операции один оперативный полк и 105-й, 106-й, 107-й погранотряды, сосредоточенные в Гродно.
Таблица 15
Советская группировка на 15-16 июня 1940 г.577
Таблица 16
Численность и вооружение войск на 15-16 июня 1940 г.578
Войска Личный Орудия и Танки Броне- Авто- Самолеты
состав минометы машины машины
ЛВО 122 981 2 946 347 106 7 080 673
КалВО 15 876 186 161 60 349 182
БОВО 221 260 2 946* 1 565 245* 11 860* 1 140
Итого 360 117 6 078 2 073 411 19 291 1 995
* По 11-й Армии данные расчетные.
Всего советская военная группировка на границах Прибалтики (с учетом развернутых в Литве, Латвии и Эстонии корпусов) насчитывала около 435 тыс. человек, до 8 000 орудий и минометов, свыше 3 000 танков, более 500 бронемашин. Группировка выделенных для операции ВВС включала 18 среднебомбардировочных, 3 дальнебомбардировочных, 5 тяжелобомбардировочных, 3 легкобомбардировочных, 2 штурмовых и 16 истребительных авиаполков и насчитывала 2 601 самолет579 . Как докладывал Военному Совету БОВО командующий 3-й армии, в ходе маршей отрабатывались вопросы их организации, разведки, управления и охранения, по возможности велась боевая подготовка. "Политико-моральное состояние частей 3-й армии здоровое. Весь личный состав в полной решимости готов выполнять любые задания партии и правительства"580 .
Советское руководство не исключало вероятности ведения полномасштабных военных действий, поэтому ЛВО, КалВО и БОВО было приказано развернуть сеть госпиталей. Согласно телеграмме начальника Генерального Штаба № 16284/III от 8 июня 1940 г. предписывалось "свертывание эвакопуктов и госпиталей и перевода их на штаты мирного времени до особого распоряжения не проводить. Госпиталя содержать в состоянии готовности". Было прекращено увольнение в запас из этих учреждений. 14 июня 1940 г. начальник Генерального штаба телеграммой № ОМ/952 распорядился к 24.00 16 июня призвать весь личный состав и автомашины для укомплектования эвакогоспиталей и военно-санитарных поездов, отмобилизование которых требовалось закончить 17 и 20 июня соответственно. Всем мобилизуемым следовало объявлять, что это обычный учебный сбор. В округах развертывались тыловые части и учреждения, необходимые для обеспечения полноценной боевой деятельности войск581 .
Сосредоточивавшиеся войска соблюдали меры маскировки и вели наблюдение за сопредельной литовской территорией. 14 июня 1940 г. была установлена воздушная и морская блокада Прибалтики, которую осуществлял Отряд легких сил КБФ (крейсер "Киров", 2 лидера, 3 миноносца, 10 подводных лодок, 2 тральщика и канонерская лодка). В тот же день командующий войсками БОВО издал приказ об обращении с военнопленными, согласно которому их передача НКВД должна была осуществляться на границе на станциях Бигосово и Свенцяны для 3-й армии, Солы и Марцинканцы для 11-й армии. Определялись нормы довольствия военнопленных, запрещалось изъятие личных вещей (кроме оружия), а на реквизированные ценности следовало выдавать квитанции582 . Органы НКВД готовили лагеря для приема 50-70 тыс. пленных, а погранвойскам НКВД было приказано обеспечить переход границы частями Красной Армии, для чего предусматривалось создание ударных и истребительных групп. В их задачу входило ведение разведки и рекогносцировки, выбор места перехода границы, подготовка переправ и плавсредств, а после начала боевых действий уничтожение штабов и подразделений пограничной службы противника, средств связи, заграждений, минных полей и т.д. Так, например, 8 июня командующий ЛВО отдал приказ начальнику погранвойск НКВД Ленинградского округа: "Перед общим переходом частями Красной Армии госграницы с Эстонией и Латвией погранчастям НКВД, расположенным на границе, совместно с подразделениями Красной Армии внезапным и смелым налетом захватить и уничтожить эстонские и латвийские погранкордоны..."583
15 июня 1940 г. повышенная нервозность на границе привела к следующим событиям. "14 июня начальником 10-го погранотряда т. Инечкиным был получен приказ командира 28-го (Особого) стрелкового корпуса, в оперативном подчинении которого с 12 июня с.г. находится данный погранотряд, - о занятии к 3 часам 15 июня исходного положения частями корпуса и погранотряда. На основании этого приказа начальник погранотряда т. Инечкин приказал вывести истребительные группы пограничников на заданное направление вблизи границы, одновременно указав о том, чтобы все командиры ожидали особого приказа о начале действий. В 3 часа 30 минут 15 июня начальник истребительной группы от 14-й заставы 10-го погранотряда лейтенант Комиссаров самовольно перешел советско-латвийскую границу, разгромил и сжег латвийский кордон Масленки и, захватив 5 пограничников, 6 мужчин, 5 женщин и 1 ребенка, вернулся на нашу территорию. На участке этой же заставы начальник 2-й истребительной группы политрук Бейко, услышав стрельбу и взрывы гранат, также перешел границу в Латвию и произвел нападение на латвийский кордон Бланты и, захватив 1 сержанта, четырех пограничников и пять детей, вернулся на нашу территорию. Лейтенант Комиссаров и политрук Бейко с границы сняты и конвоируются, по распоряжению начальника штаба войск округа т. Ракутина, в штаб погранотряда. Расследование ведет начальник штаба войск округа т. Ракутин. Захваченные на латвийских кордонах находятся на нашей территории"584 .
Для обеспечения политической работы в период подготовки операции Мехлис 13 июня 1940 г. утвердил план рассылки книг об Эстонии, Латвии и Литве в ЛВО (соответственно 20 тыс., 20 тыс., 2 тыс.), БОВО (2 тыс., 2 тыс., 20 тыс.) и КалВО (4 тыс., 4 тыс., 4 тыс.). Военные Советы и начальники Политуправлений ЛВО и БОВО получили директиву Политуправления Красной Армии № 5258cc о политработе во время похода в Прибалтику, в которой следующим образом истолковывалась необходимость советских действий: "Незадачливые правители Прибалтийских государств, не желая добросовестно выполнять договор с Советским Союзом, встали на путь провокаций в отношении нашей Родины и частей Красной Армии, расположенных в Эстонии, Латвии и Литве.
Советское правительство, идя навстречу литовскому народу, передало Литовскому государству г. Вильнюс и Виленскую область. Несмотря на это, в силу антисоветской ориентации литовского правительства, за последнее время в Литве имел место целый ряд случаев похищения красноармейцев и их истязаний с целью добыть "языка" о наших частях. После протеста Советского Правительства, литовские власти, под видом расследования и принятия мер в отношении виновных расправляются с друзьями СССР.
В период войны с белофиннами правительства Эстонии, Латвии и Литвы, подстрекаемые Англией и Францией, вели между собой переговоры о нападении на советские корпуса, дислоцированные в Прибалтике. Они мечтали сбросить части Красной Армии в море. В районах расположения советских войск насаждаются шпионские гнезда. Под флагом свободы печати, в газетах и по радио ведется разнузданная антисоветская пропаганда, в то же самое время преследуются граждане за чтение газеты "Известия"...
Вся провокационная деятельность эстонского, латвийского и литовского правительств преследует цель срыва договоров о взаимопомощи, заключенных с Советским Союзом. Тем самым они подчеркивают свою готовность превратить Прибалтику в плацдарм войны против нашей Родины.
Наша задача ясна. Мы хотим обеспечить безопасность СССР, закрыть с моря на крепкий замок подступы к Ленинграду, нашим северо-западным границам. Через головы правящей в Эстонии, Латвии и Литве антинародной клики мы выполним наши исторические задачи и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков".
От политорганов требовалось "всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага... Задача Красной Армии, как указано выше, - защита границ Советского Союза, захват плацдарма, который империалисты хотят использовать против СССР. На своих знаменах Красная Армия несет свободу трудовому народу от эксплуатации и гнета. Рабочие будут освобождены от капиталистического рабства, безработице будет положен конец, батраки, безземельные и малоземельные крестьяне получат помещичьи земли. Налоги будут облегчены и временно совсем сняты. Литва, Эстония и Латвия станут советским форпостом на наших морских и сухопутных границах. Подготовка наступления должна проводиться в строжайшей тайне. Решительно бороться с болтливостью. Каждый должен знать лишь ему положенное и в установленный срок".
Были предусмотрены меры по работе среди войск противника, основная цель которой "сводится к тому, чтобы быстро разложить его армию, деморализовать тыл и, таким образом, помочь командованию Красной Армии в кратчайший срок и с наименьшими жертвами добиться полной победы". Требовалось "на конкретных фактах показывать тяжелое положение трудящихся масс воюющей против нас страны, террор и насилие, царящие в тылу... Показывать счастливую и радостную жизнь рабочих и крестьян в СССР. Разъяснять, как рабочие и крестьяне СССР управляют государством без капиталистов и помещиков. Противопоставлять этому бесправное положение рабочих и крестьян в капиталистических странах. Показать принципиальную разницу между царской Россией - тюрьмой народов и Советским Союзом братским союзом освобожденных народов... Политработники держат серьезный экзамен. Они должны оправдать огромное доверие, которое оказала им партия, правительство, товарищ Сталин"585 .
Для пропагандистского воздействия на военнослужащих и население противника были разработаны листовки, которые предполагалось разбросать над территорией Прибалтики в первый день военных действий. В них в духе вышеприведенной директивы излагались нарушения прибалтийскими правительствами договоров о взаимопомощи, благодаря которым СССР спас Эстонию, Латвию и Литву от втягивания в войну, а "части Красной Армии, расположенные... в отдельных пунктах" этих стран, являлись "надежной защитой и лучшей гарантией свободы и независимости" их народов. Нарушения договоров вынуждает Красную Армию "положить конец антисоветским провокациям". "Советский Союз не допустит, чтобы была сорвана вековая дружба советского и (прибалтийских) народов, чтобы (Прибалтика) была превращена империалистами в плацдарм для нападения на Советский Союз, а (прибалтийские народы) ввергнуты в горнило кровавой империалистической бойни". "Красная Армия берет под свою могучую и верную защиту независимость и свободу" народов Прибалтики, "освободит вас от капиталистов и помещиков"586 . В силу мирного решения конфликта эти листовки так и не были использованы.
Тем временем 7 июня премьер-министр Литвы А. Меркис прибыл в Москву, где начались советско-литовские переговоры. Молотов обвинил литовское правительство в нелояльном отношении к СССР, что выражалось, по его мнению, в похищении красноармейцев и других провокациях, затягивании расследования, арестах литовского обслуживающего персонала в советских гарнизонах, чрезмерно частых сборах шаулистов. Любые оправдания Меркиса без рассмотрения отметались Молотовым, считавшим, что во всем виновата литовская политическая полиция. Предложение Меркиса создать режим полной изоляции советских войск от населения во избежание новых проблем было отвергнуто Молотовым, предложившим литовской стороне самой определить меру наказания за свое враждебное поведение. В то же время советское руководство подчеркнуто лояльно вело себя по отношению к Латвии и Эстонии. С Таллином 8 июня было подписано соглашение об общих административных условиях пребывания советских войск.
5 мая 1940 г. начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис направил начальникам Политуправлений ЛВО, КалВО и Белорусского особого военного округа (БОВО) "План политзанятий с красноармейцами и младшими командирами в частях, предназначенных для отправки в Прибалтийские страны", к выполнению которого следовало приступить немедленно. В докладе начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара Горохова от 27 мая сообщалось о ходе подготовки войск, которая в основном должна была завершиться к 1 июня563 .
Тем временем 24 мая 1940 г. советский полпред в Литве сообщил в Москву, что 24 апреля и 18 мая из советских частей, расположенных в Литве, сбежало два красноармейца: Носов и Шмавгонец, которые разыскивались по линии военного командования. Уже на следующий день Молотов вызвал литовского посланника в Москве Наткявичуса и заявил ему, что "исчезновение этих военнослужащих организуется некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства". Обвинив литовское правительство в провокациях, Молотов потребовал прекратить их, разыскать пропавших солдат и вернуть в части, выразив надежду советского правительства, что Литва "пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям". Литовская сторона серьезно отнеслась к демаршу советского руководства и уже 26 мая выразила "готовность немедленно произвести самое подробное расследование", для облегчения которого просила советское правительство сообщить "имеющиеся в его распоряжении данные". 27 мая стало ясно, что Шмавгонец и Писарев уже вернулись в части, но предложение литовской стороны об их совместном допросе для ускорения расследования было отклонено советской стороной под предлогом истощения обоих военнослужащих564 .
Официально советская сторона заявила о похищении 4 солдат: Бутаева, Шутова, Писарева и Шмавгонца. Собственно, эта тема никогда в отечественной историографии не изучалась, что дало повод ряду авторов совершенно справедливо указать на недоказанность официальной советской версии565 . Ныне стали доступны материалы следственных органов НКВД и Главной военной прокуратуры, занимавшихся расследованием этих случаев, позволяющие установить, что же именно произошло. Как установило следствие, Г.А. Бутаев прибыл в 336-й стрелковый полк 5-й стрелковой дивизии в октябре 1939 г. и сообщил, что он является младшим командиром, хотя документов, подтверждающих это утверждение, он не имел. Тем не менее командование полка утвердило его младшим командиром. После этого Бутаев "стал просить командира, комиссара полка и начальника штаба, чтобы его назначили помощником коменданта полка, приказа по полку о назначении его пом. коменданта нет, но с ноября месяца по февраль 1940 г. Бутаев работал пом. коменданта полка. Получив беспрепятственный выход с территории полка, Бутаев ежедневно находился в гор. Вильно и окрестностях, посещал притоны, пьянствовал у литовских граждан, рекомендовал себя работником НКВД.
После его дезертирства найдены письма от литовских граждан, в которых они просили Бутаева принять их на работу в НКВД в качестве агентов. Для того чтобы сгладить свои поступки, Бутаев часто информировал Военкома полка т. Яблокова о поведении комсостава в городе, кто с кем пьянствует и в какие притоны ходит. Этим самым завоевал себе доверие и только после неоднократного появления в пьяном виде в расположении полка с должности помощника коменданта был снят". 4 февраля 1940 г. после беседы с прокурором, которого Бутаев просил не отдавать его под суд, он дезертировал. 12 мая 1940 г. при попытке задержания его сотрудниками литовской полиции Бутаев застрелился. При обыске трупа было найдено письмо Бутаева к брату, в котором он писал: "Я удрал из Красной Армии и нахожусь в буржуазном государстве и что ты мне больше не брат, т.к. я фашист, а ты большевик". Военный прокурор 16-го ОСК военный юрист 1 ранга Дроздов, принимавший участие в расследовании этого дела, полагал, что литовские власти убили Бутаева, опасаясь, что его поимка разоблачит их. Правда, никаких доказательств этого предположения в документах не приведено566 .
В ночь на 25 апреля 1940 г. с поста сбежал с винтовкой красноармеец 2-й танковой бригады П.И. Шутов. Расследованием было установлено, что Шутов, будучи недисциплинированным и, видимо, неуравновешенным человеком, еще ранее высказывал намерения дезертировать, но никаких мер к нему принято не было. Шутов до 14 июня так и не был найден567 . 18 мая из 41-й отдельной роты исчез Н.З. Шмавгонец, который объявился 26 мая и сообщил, что был похищен литовскими гражданами в Вильно. Однако в ходе дальнейшего следствия Шмавгонец рассказал, что он дезертировал и спрятался у своей знакомой Ю. Савицкой, которая познакомила его с неким Гарлиным, предложившим Шмавгонцу сотрудничать с некой антисоветской организацией. Согласившись на это, Шмавгонец попытался ответить на вопросы Гарлина о советских войсках, но не смог, так как ничего не знал. Тогда Гарлин предложил ему вернуться в часть и разузнать интересующие его сведения. В качестве легенды он предложил Шмавгонцу сообщить командованию о его "похищении"568 . К сожалению, документов, проливающих свет на случай с Писаревым, найти пока не удалось.
Таким образом, доступные ныне документы свидетельствуют, что Бутаев, Шутов и Шмавгонец не являлись жертвами "похищений", а дезертировали из Красной Армии. Проверка партйно-политической работы в частях 16-го ОСК с 27 по 30 мая 1940 г. показала, что дисциплина во вспомогательных частях 16-го ОСК находилась на низком уровне: нередки были пьянки среди старшего и среднего комсостава, "элементарный списочный учет людей в ротах отсутствовал. Командный состав в поверках людей не участвовал"569 . Все это способствовало различным дисциплинарным нарушениям.
Так, помимо вышеуказанных случаев, имели место и другие самовольные отлучки. Например, начальник продовольственного снабжения 641-го автобата техник-интендант 1 ранга М.Е. Мармылев с 5 по 8 февраля 1940 г. находился в самовольной отлучке на территории Литвы и пьянствовал570 . 15 февраля дезертировали из расположения части красноармейцы Кузьмадемьянов и Щукин, которые были прикомандированы к штабу дивизии и работали в столовой комначсостава, где были замечены в воровстве. Их сняли с работы и отправили обратно в расположение 190-го стрелкового полка, "но так как приказа об откомандировании не было, в полку их не приняли и указанные красноармейцы до 3 марта неизвестно где находились и вспомнили о них лишь после того, когда красноармейцы, видевшие Кузьмадемьянова и Щукина в м. Алитус доложили об этом. 3-го марта Кузьмадемьянов и Щукин допрашивались прокуратурой, после чего сбежали из расположения части и явились только 5 марта, после чего были арестованы"571 . 12 июня 1940 г. из 5-й стрелковой дивизии исчез младший командир В.Т. Головин. Он обменял обмундирование на гражданский костюм и стремился остаться в Литве, всячески скрываясь от розыска. 17 июня он был задержан литовской полицией, передан советским властям и 21 июня осужден к высшей мере наказания за измену Родине572 .
Как бы то ни было, 30 мая 1940 г. в газете "Известия" было опубликовано "Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей", в котором перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из расположенных в Литве частей и вся ответственность за это возлагалась на литовскую сторону. 1 июня литовский посланник в Москве вновь пытался склонить советскую сторону к тщательному расследованию этих обвинений, но Молотов опять не поддержал эту идею. Советское полпредство в Литве 2-3 июня обращало внимание Москвы на стремление литовского правительства "предаться в руки Германии", активизацию "деятельности пятой германской колонны и вооружение членов союза стрелков", подготовку к мобилизации. Все это разоблачает "подлинные намерения литовских правящих кругов", которые в случае урегулирования конфликта лишь усилят "свою линию против договора, перейдя к "деловому" сговору с Германией, выжидая только удобный момент для прямого удара по советским гарнизонам"573 .
По мере развития дипломатического конфликта начались и прямые советские военные приготовления, которые, видимо, обсуждались 5 и 7 июня (с 22.40 до 1.00 и с 19.20 до 20.20 соответственно) в Кремле с участием Сталина, Молотова, Ворошилова, наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, начальника генштаба маршала Б.М. Шапошникова, его заместителей генерал-лейтенанта И.В. Смородинова и командарма 2 ранга А.Д. Локтионова, назначенного командующим войсками БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова и командующего ЛВО командарма 2 ранга К.А. Мерецкова574 . Согласно приказу наркома обороны № 0028 от 3 июня 1940 г., войска, размещенные на территории Прибалтики, с 5 июня исключались из состава ЛВО, КалВО и БОВО и переходили в непосредственное подчинение наркома обороны через его заместителя Локтионова. В тот же день был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому "в связи со сложной международной обстановкой" предписывалось "задержать в рядах Красной Армии красноармейцев 3-го года службы до 1 января 1941 г." и "до особого распоряжения призванный... командный и начальствующий состав запаса". 4-7 июня 1940 г. войска ЛВО, КалВО и БОВО были подняты по тревоге и начали под видом учений сосредоточение к границам прибалтийских государств, одновременно в состояние боевой готовности были приведены советские гарнизоны в Прибалтике. 8 июня Локтионов получил приказ подготовить дислоцированные в Прибалтике советские авиачасти к возможным боевым действиям, усилить охрану аэродромов и подготовить их к обороне и приему посадочных десантов. Авиаполки должны были быть готовы к действиям по аэродромам и войскам противника и к перегруппировке на более защищенные советскими войсками аэродромы575 .
Вечером 8 июня в городе Лида состоялось секретное совещание командного состава поднятых по тревоге войск БОВО, на котором заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов (он же командующий 11-й армией) информировал собравшихся о "возможных действиях против Литвы". Там же 11 июня с 13 до 16 часов проходило новое совещание с участием накануне вступившего в командование войсками БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова, изложившего план боевых действий и задачи войск, которые должны были нанести стремительное поражение литовской армии, не допустить ее отхода в Восточную Пруссию и за 3-4 дня занять Литву. Согласно боевому приказу № 002/оп от 12 июня, войска 11-й армии совместно с частями 16-го ОСК должны были окружить и уничтожить противника в районе Каунаса. Расквартированному в Литве 16-му ОСК ставилась задача удержать районы своей дислокации, захватить основные мосты на реках Неман и Нярис и обеспечить высадку 214-й воздушно-десантной бригады в 5 км южнее железно-дорожной станции Гайжуны, где предполагалось десантировать 935 человек. Совместно с частями 16-го ОСК десантники должны были захватить основные объекты Каунаса, на аэродром которого было бы переброшено еще 475 десантников. Подготовку операции предполагалось завершить к утру 15 июня. 13 июня для подготовки места десантирования около Гайжун была выброшена парашютная группа в 7 человек, а с 21.30 14 июня радиостанции дислоцированных в Прибалтике советских войск должны были работать только на прием, ожидая условного сигнала о начале операции576 .
У юго-восточных границ Литвы и Латвии сосредоточивалась 3-я армия в составе 4-го, 24-го стрелковых и 3-го кавалерийского корпусов, управление которой из Молодечно 10 июня передислоцировалось в Поставы. 11-я армия, управление которой находилось в Лиде, состояла из 10-го, 11-го стрелковых и 6-го кавалерийского корпусов и развертывалась на южной границе Литвы. Войска ЛВО и КалВО, выделенные для операции, развертывались у восточных границ Эстонии и Латвии. Между Финским заливом и Чудским озером сосредоточились части 11-й стрелковой дивизии. Южнее Псковского озера были развернуты войска 8-й армии (управление в Пскове) в составе 1-го, 19-го стрелковых корпусов и Особого стрелкового корпуса из состава войск КалВО. Для усиления войск указанных округов с 8 июня началась переброска частей 1-й мотострелковой, 17-й, 84-й стрелковых дивизий и 39-й, 55-й легких танковых бригад из Московского, 128-й мотострелковой дивизии из Архангельского и 55-й стрелковой дивизии из Орловского военных округов. На границах Литвы войска завершили сосредоточение и развертывание в исходных районах к 15 июня, а на границах Латвии и Эстонии - к 16 июня. Всего для проведения Прибалтийской кампании было выделено 3 армии, 7 стрелковых и 2 кавалерийских корпуса, 20 стрелковых, 2 мотострелковые, 4 кавалерийские дивизии, 9 танковых и 1 воздушно-десантная бригады. Кроме того, войска НКВД выделили для операции один оперативный полк и 105-й, 106-й, 107-й погранотряды, сосредоточенные в Гродно.
Таблица 15
Советская группировка на 15-16 июня 1940 г.577
Таблица 16
Численность и вооружение войск на 15-16 июня 1940 г.578
Войска Личный Орудия и Танки Броне- Авто- Самолеты
состав минометы машины машины
ЛВО 122 981 2 946 347 106 7 080 673
КалВО 15 876 186 161 60 349 182
БОВО 221 260 2 946* 1 565 245* 11 860* 1 140
Итого 360 117 6 078 2 073 411 19 291 1 995
* По 11-й Армии данные расчетные.
Всего советская военная группировка на границах Прибалтики (с учетом развернутых в Литве, Латвии и Эстонии корпусов) насчитывала около 435 тыс. человек, до 8 000 орудий и минометов, свыше 3 000 танков, более 500 бронемашин. Группировка выделенных для операции ВВС включала 18 среднебомбардировочных, 3 дальнебомбардировочных, 5 тяжелобомбардировочных, 3 легкобомбардировочных, 2 штурмовых и 16 истребительных авиаполков и насчитывала 2 601 самолет579 . Как докладывал Военному Совету БОВО командующий 3-й армии, в ходе маршей отрабатывались вопросы их организации, разведки, управления и охранения, по возможности велась боевая подготовка. "Политико-моральное состояние частей 3-й армии здоровое. Весь личный состав в полной решимости готов выполнять любые задания партии и правительства"580 .
Советское руководство не исключало вероятности ведения полномасштабных военных действий, поэтому ЛВО, КалВО и БОВО было приказано развернуть сеть госпиталей. Согласно телеграмме начальника Генерального Штаба № 16284/III от 8 июня 1940 г. предписывалось "свертывание эвакопуктов и госпиталей и перевода их на штаты мирного времени до особого распоряжения не проводить. Госпиталя содержать в состоянии готовности". Было прекращено увольнение в запас из этих учреждений. 14 июня 1940 г. начальник Генерального штаба телеграммой № ОМ/952 распорядился к 24.00 16 июня призвать весь личный состав и автомашины для укомплектования эвакогоспиталей и военно-санитарных поездов, отмобилизование которых требовалось закончить 17 и 20 июня соответственно. Всем мобилизуемым следовало объявлять, что это обычный учебный сбор. В округах развертывались тыловые части и учреждения, необходимые для обеспечения полноценной боевой деятельности войск581 .
Сосредоточивавшиеся войска соблюдали меры маскировки и вели наблюдение за сопредельной литовской территорией. 14 июня 1940 г. была установлена воздушная и морская блокада Прибалтики, которую осуществлял Отряд легких сил КБФ (крейсер "Киров", 2 лидера, 3 миноносца, 10 подводных лодок, 2 тральщика и канонерская лодка). В тот же день командующий войсками БОВО издал приказ об обращении с военнопленными, согласно которому их передача НКВД должна была осуществляться на границе на станциях Бигосово и Свенцяны для 3-й армии, Солы и Марцинканцы для 11-й армии. Определялись нормы довольствия военнопленных, запрещалось изъятие личных вещей (кроме оружия), а на реквизированные ценности следовало выдавать квитанции582 . Органы НКВД готовили лагеря для приема 50-70 тыс. пленных, а погранвойскам НКВД было приказано обеспечить переход границы частями Красной Армии, для чего предусматривалось создание ударных и истребительных групп. В их задачу входило ведение разведки и рекогносцировки, выбор места перехода границы, подготовка переправ и плавсредств, а после начала боевых действий уничтожение штабов и подразделений пограничной службы противника, средств связи, заграждений, минных полей и т.д. Так, например, 8 июня командующий ЛВО отдал приказ начальнику погранвойск НКВД Ленинградского округа: "Перед общим переходом частями Красной Армии госграницы с Эстонией и Латвией погранчастям НКВД, расположенным на границе, совместно с подразделениями Красной Армии внезапным и смелым налетом захватить и уничтожить эстонские и латвийские погранкордоны..."583
15 июня 1940 г. повышенная нервозность на границе привела к следующим событиям. "14 июня начальником 10-го погранотряда т. Инечкиным был получен приказ командира 28-го (Особого) стрелкового корпуса, в оперативном подчинении которого с 12 июня с.г. находится данный погранотряд, - о занятии к 3 часам 15 июня исходного положения частями корпуса и погранотряда. На основании этого приказа начальник погранотряда т. Инечкин приказал вывести истребительные группы пограничников на заданное направление вблизи границы, одновременно указав о том, чтобы все командиры ожидали особого приказа о начале действий. В 3 часа 30 минут 15 июня начальник истребительной группы от 14-й заставы 10-го погранотряда лейтенант Комиссаров самовольно перешел советско-латвийскую границу, разгромил и сжег латвийский кордон Масленки и, захватив 5 пограничников, 6 мужчин, 5 женщин и 1 ребенка, вернулся на нашу территорию. На участке этой же заставы начальник 2-й истребительной группы политрук Бейко, услышав стрельбу и взрывы гранат, также перешел границу в Латвию и произвел нападение на латвийский кордон Бланты и, захватив 1 сержанта, четырех пограничников и пять детей, вернулся на нашу территорию. Лейтенант Комиссаров и политрук Бейко с границы сняты и конвоируются, по распоряжению начальника штаба войск округа т. Ракутина, в штаб погранотряда. Расследование ведет начальник штаба войск округа т. Ракутин. Захваченные на латвийских кордонах находятся на нашей территории"584 .
Для обеспечения политической работы в период подготовки операции Мехлис 13 июня 1940 г. утвердил план рассылки книг об Эстонии, Латвии и Литве в ЛВО (соответственно 20 тыс., 20 тыс., 2 тыс.), БОВО (2 тыс., 2 тыс., 20 тыс.) и КалВО (4 тыс., 4 тыс., 4 тыс.). Военные Советы и начальники Политуправлений ЛВО и БОВО получили директиву Политуправления Красной Армии № 5258cc о политработе во время похода в Прибалтику, в которой следующим образом истолковывалась необходимость советских действий: "Незадачливые правители Прибалтийских государств, не желая добросовестно выполнять договор с Советским Союзом, встали на путь провокаций в отношении нашей Родины и частей Красной Армии, расположенных в Эстонии, Латвии и Литве.
Советское правительство, идя навстречу литовскому народу, передало Литовскому государству г. Вильнюс и Виленскую область. Несмотря на это, в силу антисоветской ориентации литовского правительства, за последнее время в Литве имел место целый ряд случаев похищения красноармейцев и их истязаний с целью добыть "языка" о наших частях. После протеста Советского Правительства, литовские власти, под видом расследования и принятия мер в отношении виновных расправляются с друзьями СССР.
В период войны с белофиннами правительства Эстонии, Латвии и Литвы, подстрекаемые Англией и Францией, вели между собой переговоры о нападении на советские корпуса, дислоцированные в Прибалтике. Они мечтали сбросить части Красной Армии в море. В районах расположения советских войск насаждаются шпионские гнезда. Под флагом свободы печати, в газетах и по радио ведется разнузданная антисоветская пропаганда, в то же самое время преследуются граждане за чтение газеты "Известия"...
Вся провокационная деятельность эстонского, латвийского и литовского правительств преследует цель срыва договоров о взаимопомощи, заключенных с Советским Союзом. Тем самым они подчеркивают свою готовность превратить Прибалтику в плацдарм войны против нашей Родины.
Наша задача ясна. Мы хотим обеспечить безопасность СССР, закрыть с моря на крепкий замок подступы к Ленинграду, нашим северо-западным границам. Через головы правящей в Эстонии, Латвии и Литве антинародной клики мы выполним наши исторические задачи и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков".
От политорганов требовалось "всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага... Задача Красной Армии, как указано выше, - защита границ Советского Союза, захват плацдарма, который империалисты хотят использовать против СССР. На своих знаменах Красная Армия несет свободу трудовому народу от эксплуатации и гнета. Рабочие будут освобождены от капиталистического рабства, безработице будет положен конец, батраки, безземельные и малоземельные крестьяне получат помещичьи земли. Налоги будут облегчены и временно совсем сняты. Литва, Эстония и Латвия станут советским форпостом на наших морских и сухопутных границах. Подготовка наступления должна проводиться в строжайшей тайне. Решительно бороться с болтливостью. Каждый должен знать лишь ему положенное и в установленный срок".
Были предусмотрены меры по работе среди войск противника, основная цель которой "сводится к тому, чтобы быстро разложить его армию, деморализовать тыл и, таким образом, помочь командованию Красной Армии в кратчайший срок и с наименьшими жертвами добиться полной победы". Требовалось "на конкретных фактах показывать тяжелое положение трудящихся масс воюющей против нас страны, террор и насилие, царящие в тылу... Показывать счастливую и радостную жизнь рабочих и крестьян в СССР. Разъяснять, как рабочие и крестьяне СССР управляют государством без капиталистов и помещиков. Противопоставлять этому бесправное положение рабочих и крестьян в капиталистических странах. Показать принципиальную разницу между царской Россией - тюрьмой народов и Советским Союзом братским союзом освобожденных народов... Политработники держат серьезный экзамен. Они должны оправдать огромное доверие, которое оказала им партия, правительство, товарищ Сталин"585 .
Для пропагандистского воздействия на военнослужащих и население противника были разработаны листовки, которые предполагалось разбросать над территорией Прибалтики в первый день военных действий. В них в духе вышеприведенной директивы излагались нарушения прибалтийскими правительствами договоров о взаимопомощи, благодаря которым СССР спас Эстонию, Латвию и Литву от втягивания в войну, а "части Красной Армии, расположенные... в отдельных пунктах" этих стран, являлись "надежной защитой и лучшей гарантией свободы и независимости" их народов. Нарушения договоров вынуждает Красную Армию "положить конец антисоветским провокациям". "Советский Союз не допустит, чтобы была сорвана вековая дружба советского и (прибалтийских) народов, чтобы (Прибалтика) была превращена империалистами в плацдарм для нападения на Советский Союз, а (прибалтийские народы) ввергнуты в горнило кровавой империалистической бойни". "Красная Армия берет под свою могучую и верную защиту независимость и свободу" народов Прибалтики, "освободит вас от капиталистов и помещиков"586 . В силу мирного решения конфликта эти листовки так и не были использованы.
Тем временем 7 июня премьер-министр Литвы А. Меркис прибыл в Москву, где начались советско-литовские переговоры. Молотов обвинил литовское правительство в нелояльном отношении к СССР, что выражалось, по его мнению, в похищении красноармейцев и других провокациях, затягивании расследования, арестах литовского обслуживающего персонала в советских гарнизонах, чрезмерно частых сборах шаулистов. Любые оправдания Меркиса без рассмотрения отметались Молотовым, считавшим, что во всем виновата литовская политическая полиция. Предложение Меркиса создать режим полной изоляции советских войск от населения во избежание новых проблем было отвергнуто Молотовым, предложившим литовской стороне самой определить меру наказания за свое враждебное поведение. В то же время советское руководство подчеркнуто лояльно вело себя по отношению к Латвии и Эстонии. С Таллином 8 июня было подписано соглашение об общих административных условиях пребывания советских войск.