Таблица 20
   Доля великих держав в советской внешней торговле (%)931
   Конечно, внешняя торговля СССР претерпела более существенные изменения, чем германская, но это было связано не столько с намерениями Москвы, сколько с дискриминационными действиями Англии, Франции, а позднее и США. Это в определенной степени предопределяло советскую заинтересованность в развитии торговли с Германией, откуда советская промышленность получала большой ассортимент станков, оборудования и других промышленных товаров, что позволяло укреплять и модернизировать советскую промышленную базу. Из Германии поступали и сельскохозяйственные поставки, такие как племенной скот, семена высокоурожайных культур. К сожалению, до сих пор не опубликованы сводные данные о товарных поставках в СССР. По данным историков из ФРГ, немецкие поставки покрывали советские лишь на 57-61%. Не были полностью выполнены поставки комплектующих металлоизделий, машин, электротехнических приборов и т.п. Вообще доля германских поставок в СССР в общем объеме германского экспорта в 1940 г. составляла 4,5%, а в первой половине 1941 г. - 6,6%932 . Тем не менее в 1940 г. из общего советского импорта черных металлов на Германию приходилось 83,7%, каменного угля - 100%, машин и оборудования - 41,7%, металлорежущих станков - 51,9%, кузнечно-прессового оборудования - 14,7%, энергетического и электротехнического оборудования - 29,8%, дробильно-размольного и обогатительного оборудования - 58,8%, оборудования связи - 54%, тракторов и запчастей к ним - 79,9%, химических продуктов - 59,5%, судов и судового оборудования - 25,9%, подшипников - 24,3%, средств для железных дорог 100%, автотранспорта - 51,3%933 .
   В натуральном выражении советский импорт из Германии вырос в 1940 г. по сравнению с 1939 г. в 28,9 раза. Германские поставки включали промышленные товары, промышленную технологию и установку оборудования, а также военные материалы. Согласно договоренности до 11 мая 1941 г. СССР должен был получить для своего ВМФ тяжелый крейсер "Лютцов" с достройкой немецкими материалами, чертежи линкора "Бисмарк" и эсминца типа "Нарвик" с 150-мм орудиями, 365 тонн электродов, 31 тыс. тонн бронелистов для кораблей, 2 628 тонн различных труб для корабельных машин, более 1 тыс. штук электроаппаратуры и оборудования, 331-мм спаренные корабельные артустановки, 6 перископов и 2 88-мм антикорозийные пушки для подводных лодок, по одному комплекту чертежей трехорудийной башни для 406-мм и 208-мм корабельных орудий, минно-торпедное оружие, гидроакустическую аппаратуру, гидрографические и оптические приборы. Для советских ВВС было закуплено 10 самолетов Хе-100, 5 Ме-109, 6 Ме-110, 2 Ю-88, 2 До-215, 3 Бю-131, 3 Бю-133, 5 ФВ-58В13, 2 ФВ-266 и 1 Ме-209, авиационные моторы, оборудование, бомбы, снаряжение, запчасти, радио-, телефонная и телеграфная аппаратура и детали к ней. В интересах сухопутных сил Красной Армии было закуплено 5 10-тонных и 2 20-тонных прицепа, 1 танк Т-III, химические материалы для ведения войны (искусственный каучук буна С и СС, Х и ХХ), 308 машин различных типов, два комплекта тяжелых 211-мм полевых гаубиц, батарея 105-мм зениток, различные виды стрелкового вооружения, боеприпасы, приборы управления огнем и многое другое934 . Однако в продаже такого нового оружия, как магнитные мины, было отказано935 .
   В соглашении было оговорено, что "1. Переданные из Германии в СССР методы будут держаться в секрете; 2. Советская сторона товарами, которые будут производиться с помощью переданных приспособлений, установок и предметов, не будет конкурировать с германскими фирмами на мировом рынке"936 . Это относилось и к вывозу специальных машин, поставлявшихся в рамках переданных технологий и производившихся тогда только в Германии. Советское руководство видело в торговом соглашении средство укрепить промышленную базу СССР за счет новых технологий и оборудования. Как отмечают германские историки, "по всей видимости, Сталин со своей стороны намеревался извлечь максимальную выгоду из экономических отношений и заставить германскую военную экономику в значительном объеме работать на СССР. Это, без сомнения, отвечало его интересам в затяжной войне на истощение крупных капиталистических государств"937 . Экономические связи с Германией позволяли также форсированно готовиться к войне и наращивать советское производство вооружений посредством "целенаправленного освоения экспорта технологии из Германии"938 . При том, что подобные товары практически не продавались Советскому Союзу Англией, Францией и США, германские поставки, более 1/5 которых было оплачено германским же кредитом 1939 г., играли важную роль в развитии советского ВПК. Вместе с тем советская сторона покупала в Германии только те товары, в которых действительно нуждалась, что было условием советских поставок в рейх. Советские закупочные комиссии достаточно хорошо изучили германское производство, что позволяло не только делать более выгодные заказы, но и получать общее представление о германском военно-экономическом потенциале.
   На Германию приходилось в 1940 г. 52,2% советского экспорта, в том числе 49,9% всего советского экспорта фосфатов, 77,7% - асбеста, 62,4% хромовой руды, 40,7% - марганцевой руды, 75,2% - нефти, 79,6% хлопка-сырца и 77,2% -зерна939 . Хотя германская торговля с СССР также возросла почти в 10 раз, доля советского импорта в 1940 г. составляла всего 7,6%, а в первой половине 1941 г. - 6,3% общего германского импорта940 . Поэтому мнение К. Хильдебранда, что "главным образом русские военные (? - М.М.) поставки в Третий рейх помогли преодолеть внешнюю зависимость Германии от сырья и продовольствия"941 , не соответствует действительности. Гораздо большее значение для Германии имел транзит товаров через советскую территорию на Ближний и Дальний Восток. Так, в апреле - декабре 1940 г. через СССР прошло 59% германского импорта и 49% экспорта, а в первой половине 1941 г. соответственно 72% и 64%942 .
   Основной проблемой в историографии считается вопрос о том, кому были более выгодны советско-германские экономические связи. В литературе приводятся разные данные на этот счет (см. таблицу 21), а выводы исследователей колеблются в диапазоне от утверждения, что СССР вложил в экономику Германии более 200 млн марок, до вывода о том, что СССР оказался должен более 100 млн. марок. Как бы то ни было, следует учитывать, что в отличие от сырьевых поставок в Германию, которые довольно быстро расходовались в том числе и на выполнение советских заказов, СССР получал технику, оборудование и технологии, то есть товары длительного пользования, которые использовались все годы войны 1941-1945 гг. Поэтому трудно не согласиться с утверждением В.Я. Сиполса, что более выгодными экономические связи оказались "тому, кто одержал победу в войне"943 .
   Таблица 21
   Размеры взаимных поставок (в млн марок)944
   Еще одной популярной в историографии темой стали утверждения, что весной 1941 г., вопреки свертыванию германских поставок, СССР аккуратно выполнял свои торговые обязательства. Однако Г. Швендеманн, изучивший германскую экономическую статистику, показал, что в это время обе стороны исправно выполняли программу поставок, поскольку "Гитлер и руководство вермахта решились поддерживать видимость нормы в торговых отношениях перед началом военных операций, чтобы замаскировать подготовку к войне и обеспечить как можно дольше поставки советского сырья"945 . Более того, в марте - июне 1941 г. обе стороны активизировали свои поставки, и на 2 квартал 1941 г. пришлось 63,1% советских и 68,5% германских поставок первого полугодия946 . По этому вопросу в историографии сложилось устойчивое мнение, что с германской стороны речь шла о дезинформации СССР в преддверии нападения, а с советской - о экономическом "умиротворении" Германии947 . Однако известные ныне данные показывают, что в действительности речь шла о взаимной дезинформации сторон.
   Тем временем Англия продолжала попытки создавать трения в советско-германских отношениях, используя для этого пропаганду и новое обсуждение вопроса о торговле с СССР. Но Москву больше интересовал вопрос о признании Англией присоединения прибалтийских стран к СССР и связанные с этим экономические проблемы. 24 февраля 1941 г. Криппс зондировал мнение советского правительства о желательности и возможности встречи Сталина с новым министром иностранных дел Англии А. Иденом в Москве. Но эта идея не нашла поддержки ни в Лондоне, ни в Москве, где Криппсу было заявлено, что "сейчас еще не настало время для решения больших вопросов путем встречи с руководителями СССР, тем более что такая встреча политически не подготовлена"948 . Правда, во второй половине марта Москва как бы демонстрировала "желание подготовить почву для сближения" с Лондоном949 , что в условиях нарастания кризиса на Балканах усилило заинтересованность Англии в привлечении СССР к поддержке Греции и Югославии. Именно эту цель преследовало известное "предупреждение" Черчилля Сталину, основанное на недостоверной информации950 . В итоге СССР ограничился заключением договора о дружбе и нейтралитете с Белградом, который был воспринят в Берлине с явным неудовольствием. 11 апреля 1941 г. в разгар боев на Балканах Криппс предложил СССР оказать прямую военную поддержку противникам Германии, а 18 апреля вновь предложил советской стороне начать сближение с Англией, угрожая в противном случае вероятностью достижения англо-германского соглашения, что развязало бы руки Германии на Востоке. В ответ советская сторона заявила, что именно Англия виновата в нынешнем состоянии англо-советских отношений951 .
   Тем временем в результате дипломатической борьбы на Балканах в марте начале апреля 1941 г. атмосфера советско-германских отношений резко ухудшилась. Подготовка к войне с Югославией и Грецией потребовала от германского командования отсрочить нападение на СССР. В условиях начала войны на Балканах и первых успехов вермахта советское руководство предприняло целый ряд демонстраций с целью показать свою лояльную Германии позицию. 13 апреля был подписан советско-японский договор о нейтралитете, который, с одной стороны, давал определенные гарантии безопасности СССР на Дальнем Востоке, а с другой - демонстрировал отсутствие у Москвы намерений "заключать сделки с какой-либо англо-саксонской державой" и ее готовность "к широкому сотрудничеству с участниками Тройственного пакта"952 . Вечером того же дня Сталин и Молотов разыграли на вокзале целый спектакль советско-японско-германской дружбы, а 15 апреля СССР пошел на уступки Германии по вопросу о границе в Прибалтике953 . Вместе с тем 21 апреля Германии была вручена вербальная нота, в которой "содержалось требование безотлагательно принять меры против продолжающихся нарушений границы СССР германскими самолетами". Как указывалось в ноте, в марте 1940 г. нарком обороны СССР сделал исключение для германских самолетов, отдав приказ не открывать по ним огня, пока их перелеты не станут слишком частыми, а с 27 марта по 18 апреля произошло 80 подобных случаев. Поэтому советское правительство выражало надежду, что германское правительство сделает все, чтобы предотвратить подобные инциденты в будущем954 .
   30 апреля Гитлер утвердил новый график сосредоточения войск на Востоке и новый срок начала операции против СССР - 22 июня955 . Тем временем вернувшийся из Берлина в Москву Шуленбург предпринял ряд неофициальных шагов, стремясь нормализовать советско-германские отношения, а заодно выполнить распоряжение германского МИДа о борьбе со слухами о скорой войне на Востоке. Введенные в научный оборот документы бесед Шуленбурга с В.Г. Деканозовым - советским послом в Берлине, находившимся в Москве, - 5, 9 и 12 мая 1941 г. показывают, что германский посол стремился побудить советскую сторону инициировать переговоры с Германией, которые могли бы, по его мнению, нормализовать двусторонние отношения. Поскольку в Москве эти высказывания Шуленбурга, видимо, первоначально восприняли как официальный германский зондаж, советское руководство согласилось на обмен письмами с Берлином, что позволяло начать прямые переговоры и отвечало советским интересам. Но 12 мая выяснилось, что Шуленбург вел предыдущие беседы по личной инициативе, не имея полномочий от своего правительства, которые он вряд ли получит. Поэтому советской стороне следовало проявить инициативу в этом вопросе956 .
   Москва продолжала демонстрировать лояльность Германии. 6 мая в Москве было объявлено о вступлении Сталина в должность председателя СНК СССР, что использовалось советской стороной для распространения слухов о готовности Москвы улучшить отношения с Берлином. 8 мая были отозваны советские послы из ряда стран, оккупированных Германией. 9 мая появилось заявление ТАСС, опровергавшее слухи о "концентрации крупных военных сил" Красной Армии на западных границах СССР, которое некоторые авторы почему-то рассматривают как подтверждавшее (?!) эти слухи957 . В середине мая советская сторона намекала Берлину, что для урегулирования советско-германских отношений и присоединения СССР к Тройственному пакту в Германию готов прибыть Сталин958 . Видимо, германское посольство в Москве воспринимало эту информацию как достоверную, и Шуленбург неоднократно сообщал в Берлин о готовности Сталина "принять личное участие в сохранении и развитии добрых отношений между Советским Союзом и Германией". Однако в Берлине не верили сообщениям Шуленбурга, считая, что все эти меры Москвы преследовали единственную цель - втянуть Германию в переговоры, чтобы выиграть время и лучше подготовиться к войне. Поэтому германское руководство стремилось не дать СССР такого шанса959 .
   10 мая события приняли неожиданный оборот - заместитель Гитлера по национал-социалистической партии Р. Гесс вылетел в Англию. 12 мая в ходе беседы с Деканозовым Шуленбург, видимо, без всякой задней мысли сказал, что "недалеко то время, когда они (воюющие стороны) должны прийти к соглашению и тогда прекратятся бедствия и разрушения, причиняемые" войной в Европе960 . То, что вечером того же дня стало известно о полете Гесса в Англию, видимо, усилило опасения советского руководства относительно возможного англо-германского сговора. Как вспоминал много позднее Молотов, "когда мы со Сталиным прочитали об этом, то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали близ имения какого-то герцога... и Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было! Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись..."961
   Но смех смехом, а ситуация становилась все более запутанной; для того, чтобы разобраться в ней, требовалось время. Вероятно, именно в эти критические дни в Кремле было решено отложить советское нападение на Германию, запланированное на 12 июня 1941 г. Вместе с тем полностью прекратить военные приготовления было, скорее всего, невозможно, не ломая полностью все расчеты и планы. Поэтому начавшееся 13-22 мая сосредоточение советских войск на западной границе было замедлено и проходило при сохранении мирного графика работы железных дорог. В то же время были отданы приказы, запрещавшие передвижения войск в западных приграничных округах и активизировавшие инженерную подготовку ТВД. 17 мая в СССР был введен запрет на поездки по стране и особенно в западные районы зарубежных дипломатов и журналистов. Тем самым советское руководство пыталось скрыть масштаб ведущихся военных приготовлений, но не отрицало факт наличия крупной военной группировки на западе, что объяснялось неясностью германских намерений962 .
   Тем временем Англия, опасавшаяся, что Германия и СССР ведут секретные переговоры, которые могли бы привести к новому соглашению между ними, а это было бы ударом по английским позициям на Ближнем Востоке, использовала сведения о полете Гесса с целью удержать Москву от возможного дальнейшего сближения с Берлином. Обращение Криппса, поражения Англии на Балканах и в восточном Средиземноморье, довольно пессимистические настроения в Лондоне порождали в Москве опасения, что Англия действительно согласится на прекращение войны. Правда, сведения, поступавшие в Москву от советского посла в Лондоне во второй половине мая, показывали, что немедленного выхода Англии из войны не произойдет, а сведения советской разведки рисовали картину относительно вялых контактов англичан с Гессом963 . С другой стороны, 20 мая началась высадка германских войск на Крите, бои в Ираке и Атлантике показывали, что война продолжается. К тому же США все сильнее втягивались в необъявленную войну против Германии964 . Видимо, у советского руководства сложилось мнение, что летом 1941 г. СССР имеет шанс вступить в войну с Германией, пока еще продолжается англо-германская война и значительная часть вермахта скована в Восточном Средиземноморье и в Западной Европе. 24 мая в Кремле состоялось совещание советского военно-политического руководства, на котором, скорее всего, был установлен новый срок завершения советских военных приготовлений к нападению на Германию965 .
   Поражения Англии на Балканах и в Северной Африке давали Германии реальный шанс захватить Ближний Восток, но 14 мая германское командование решило отказаться от наступательных операций в Средиземноморье до осени 1941 г., когда, как указывалось в директиве № 30 от 23 мая, после разгрома СССР следовало возобновить операции на Ближнем Востоке966 . Пока же Германия завершала последние военные приготовления для нападения на СССР и вела массированную дезинформационную кампанию относительно советско-германских отношений. 22 мая железные дороги Германии были переведены на график ускоренного движения, и на Восток устремилась основная часть войск, необходимых для выполнения плана "Барбаросса". 30 мая Гитлер подтвердил, что операция "Барбаросса" начнется 22 июня, а 10 июня вермахт получил приказ о начале войны с СССР 22 июня, в котором, тем не менее, предусматривалась возможность переноса срока вторжения, и войска стали подтягиваться в приграничную полосу967 .
   10 июня Москва уведомила Лондон о том, что никаких переговоров с Берлином не ведется, а Англия обещала СССР помощь против Германии. 12 июня английская разведка сделала вывод о подготовке германского военного нажима на СССР, и комитет начальников штабов Англии решил предпринять меры, которые бы позволили без промедления нанести из Мосула удары по нефтеочистительным заводам Баку. Создав угрозу кавказской нефти, Англия рассчитывала оказать давление на СССР, чтобы он не уступил возможным немецким требованиям. Комментируя приезд английского посла в Москве в Лондон, английская пресса распространяла слухи о возможном союзе с СССР. 13 июня Иден заявил советскому послу, что если вскоре начнется война между СССР и Германией, то Англия готова оказать полное содействие СССР своей авиацией на Ближнем Востоке, послать в Москву военную миссию и развивать экономическое сотрудничество968 . Таким образом, вплоть до 22 июня Англия не была уверена в том, что советско-германская война все-таки начнется, и всеми силами стремилась к тому, чтобы СССР не поддался германским угрозам, а занял твердую позицию, что стимулировало бы напряженность в Восточной Европе и облегчило бы положение Англии.
   13 июня Шуленбургу было вручено заявление ТАСС, переданное в 18.00 по радио и опубликованное 14 июня в прессе, которое опровергало слухи о "близости войны между Германией и СССР"969 . Этот документ традиционно рассматривается в историографии как приглашение Германии на переговоры970 . В.Я. Сиполс полагает, что это было то самое обращение советского руководства к Германии, которое предлагал Шуленбург Деканозову в начале мая971 . Во всяком случае в нем содержалось опровержение слухов о близкой советско-германской войне по инициативе Германии или СССР, о ведущихся советско-германских переговорах и одновременно решалась задача маскировки советских военных приготовлений, которые 12-15 июня вступили в заключительную стадию. Все более явное стремление Москвы инициировать переговоры с Берлином зачастую рассматривается в историографии как свидетельство "о полном отрыве советского руководства от реальной действительности"972 . Но если посмотреть на эти его действия с другой стороны, то они окажутся полностью логичными и обоснованными. Готовясь к нападению на Германию, советское руководство не могло не задумываться над пропагандистским обоснованием этого своего шага. Почему бы не предположить, что советско-германские переговоры были нужны Москве не для их успешного завершения или затягивания, а, во-первых, для маскировки последних военных приготовлений и, во-вторых, для их последующего срыва, что дало бы Москве хороший предлог для начала военных действий. Подобное предположение подкрепляется схожими действиями СССР в отношении своих западных соседей в 1939-1940 гг.
   Но в Берлине были озабочены тем, чтобы "не дать Сталину возможности с помощью какого-либо любезного жеста спутать нам в последний момент все карты"973 , поэтому Германия не отреагировала на это заявление. 14 июня в Берлине состоялось последнее большое совещание у Гитлера перед походом на Восток, в ходе которого военные доложили, что все намеченные мероприятия будут завершены к вечеру 21 июня, и было уточнено время начала наступления. 17 июня приказ о нападении был разослан в войска974 . Со своей стороны советское руководство продолжало попытки втянуть Германию в переговоры. 18 июня в Берлин было передано предложение о новом визите Молотова, 21 июня советская сторона по дипломатическим каналам старалась выяснить причины "недовольства Германии"975 . Но все было напрасно - Берлин упорно молчал, а в 3.15 утра 22 июня Германия внезапно напала на Советский Союз.
   Взаимоотношения СССР с великими державами Европы в 1939-1941 гг. напоминают классический треугольник, каждая из вершин которого (Лондон, Берлин и Москва) стремилась к использованию в своих целях противоречий соперников. В начале Второй мировой войны советскому руководству удалось использовать экспансионистские устремления Германии для ослабления позиций Англии и Франции в Европе, что рассматривалось в Кремле как важная предпосылка для советской экспансии. Изучение событий 1939-1941 гг. показывает, что речь шла не о "сговоре" СССР с Германией и не о "близорукой" политике Кремля. Как справедливо отметил П.П. Севостьянов, "не Советский Союз "использовался" Германией, как изображает дело большинство буржуазных (а теперь и отечественных. - М.М.) историков, а наоборот, имело место мастерское использование советской дипломатией империалистических противоречий в большом историческом масштабе"976 . Кроме того, тяготы войны создавали в оккупированной Европе устойчивые антигерманские настроения, что открывало новые возможности для расширения деятельности компартий и усиления советского влияния. За свою довольно ограниченную поддержку Германии, не переходившую границ благожелательного нейтралитета, Москва добилась признания Берлином советской сферы влияния в Восточной Европе.
   Улучшение отношений с Германией привело к ухудшению англо-советских и франко-советских отношений, которые особенно обострились на рубеже 1939-1940 гг., когда Англия и Франция готовились начать войну с СССР. Ныне наиболее крайнюю позицию в оценке отношений между Москвой, Лондоном и Парижем осенью 1939 - зимой 1940 г. занял С.З. Случ, полагающий, что "Советский Союз в одностороннем порядке осуществлял активную поддержку и помощь Германии и уже в силу этого не был нейтральным государством, что создавало совершенно легитимную основу для Англии и Франции... предпринять в отношении СССР адекватные ответные действия, в том числе бомбардировку нефтепромышленных районов на Кавказе, посылку войск на помощь Финляндии и другие акции, включая объявление войны". По его мнению, лишь опасения, что это может подтолкнуть Москву к дальнейшему сближению с Берлином, удержало западных союзников от реализации этих мер977 . Наверное, с точки зрения юридических положений о нейтралитете подобное мнение имеет определенные основания, но оно совершенно не учитывает, что реальная международная обстановка всегда сложнее строгих юридических формул. Если встать на приведенную точку зрения, то СССР должен был полностью изолироваться от внешнего мира и никак не реагировать на события, происходившие у его границ. Тем самым, следует отказать Москве в праве иметь и отстаивать собственные внешнеполитические интересы.