— Вильма! — позвал он снова.
   Веки были слишком тяжелыми. Поднять их не было сил.
   — Вильма, скажи хоть что-нибудь! — настойчиво просил голос. Веки шевельнулись, но Вильма не издала ни звука. Он взял ее лицо в ладони.
   — Вильма! Послушай меня! Мы должны выбраться отсюда. Тебя усыпили, постарайся проснуться!
   Ресницы Вильмы задрожали, и глаза едва приоткрылись. Свет, который прежде смутно мерцал перед ней, теперь засиял ярче. На его фоне вырисовывался силуэт какого-то мужчины.
   — Кто ты?.. — пробормотала она.
   — Я Роджерс! Бак Роджерс. Ну, Вильма, ну, проснись же! — Он легонько потряс ее.
   Кружение замедлилось. Вильма моргнула и широко раскрыла глаза, прилагая усилия, чтобы не дать им снова закрыться.
   — Я… проснулась… — Она отчаянно боролась со сном.
   — Ты меня узнаешь? — Теперь голос мужчины звучал отчетливее.
   — Роджерс… — ответила она. В этом имени было что-то ободряющее, оно обещало защиту.
   — Ну так кто же все-таки я? — настаивал Бак, проверяя ее способность мыслить связно.
   — Редкая зануда, — ответила она.
   — Совершенно верно.
   Вильма вновь ощутила твердость лезвия в своем теле пониже плеча. Роджерс бережно приподнял ее и посадил, поддерживая своей широкой грудью. Она коснулась рукой лба.
   — Сейчас… Кажется, я уже пришла в себя. Еще минута — и смогу встать.
   — Тебя накачали какой-то дрянью. Ты вырубилась часа на два, — сказал Бак, постучав по своему наручному хронометру.
   Его голос громыхал прямо над ее ухом.
   — Наркотики — одна из областей специализации РАМ, — ответила она. — Тот, что ко мне применили, отключает надолго, но не дает побочных эффектов. Так что это ничего, есть кое-что похуже. — Она показала взглядом на нож, торчавший в плече; в его тонкую рукоятку была вставлена ампула с ядом.
   Вместе с сознанием к Вильме вернулось ощущение боли. Бак почувствовал, как напряглось ее тело.
   — Сейчас я его вытащу.
   — Подожди. Сначала его нужно обезвредить.
   — Как бомбу?
   — Да, — кивнула Вильма.
   — И каким образом? — спросил Бак, разглядывая нож.
   — Видишь винт на конце рукоятки? Вывинти его. Только осторожно! — Вильма подняла руку и сжала лезвие. Из раны засочилась свежая кровь.
   Свободной рукой Бак покопался в кармане, нашел маленькую отвертку и осторожно вывинтил винт.
   — Так. Есть, — произнес он, почувствовав, что тело Виль-мы напряглось еще больше.
   — Видишь зажимы, которые запирают конец рукоятки? — едва выговорила Вильма сквозь стиснутые зубы.
   — Вижу.
   — Подними их. Медленно — там пружина. И держи их покрепче, а то не справишься.
   Бак осторожно извлек зажимы, прислушиваясь к прерывающемуся от боли дыханию Вильмы.
   — Вытащил.
   — Теперь подними колпачок. Под ним, в желобке, — ампула с ядом. Достань ее, но смотри не надломи! Выльется хоть капля — и мне крышка.
   Бак проделал все это, затаив дыхание. Пальцы его напряглись, стали твердыми, как камень. С предельной осторожностью он извлек ампулу.
   — Оно? — Лицо Бака было бесстрастно.
   Вильма кивнула. В ее глазах блестели слезы облегчения.
   Бак со всего размаху зашвырнул ампулу в груду щебня у стены.
   — Теперь держись — будет больно. — Он выдернул нож из раны.
   У Вильмы перехватило дыхание. Из раны струей хлынула кровь. Бак вынул из кармана походную аптечку, выбрал кусок тонкой белой ткани, вытащил за уголок и, развернув, встряхнул. Ткань напоминала плотную паутину. Положив ее на колено, он разодрал униформу Вильмы на плече, открыв пространство вокруг раны. Разодранные нити защитного слоя одежды загудели — вплетенные в ткань защитные экраны отреагировали на повреждение. Бак осторожно наложил повязку и слегка прижал ладонью.
   Вильма выгнулась дугой от боли, потом расслабилась. По лицу катились слезы.
   — Все в порядке.
   — Да, — сказал Бак, обнимая ее и вытирая ей слезы ласковыми прикосновениями свободной руки.
   — Теперь я смогу идти, — произнесла она, превозмогая боль.
   — Отлично. Снаружи темно, нас не увидят. Вот только куда мы подадимся?
   — Мы должны бежать с этой планеты.
   — Каким образом? — Бак знал, что Чикагорг наводнен терринами.
   — У НЗО есть свои отходные пути. Два маленьких корабля-разведчика находятся в доках одной частной взлетно-посадочной площадки на южной окраине города. Только бы нам добраться туда! Если, конечно, кто-нибудь не окажется там раньше нас.
   — Это далеко? — спросил Бак.
   — Отсюда миль десять.
   Бак присвистнул.
   — И ты сможешь одолеть такое расстояние?
   — Должна… — Вильма подняла на него глаза, полные боли.
   — Но если не смогу, ты должен добраться туда сам. РАМ разыскивает тебя. Я бы не удивилась, если бы узнала, что ты послужил причиной этого налета на нашу базу.
   Бак скрипнул зубами и устало кивнул.
   — Я думал об этом.
   — Если РАМ удастся тебя схватить, тебе наверняка предложат сотрудничать с ними. Если согласишься, то попадешь в положение этакого домашнего кота-любимца. Они будут сытно кормить тебя со своего стола и показывать публике в целях саморекламы. Ну а не согласишься — убьют. Так что одно из двух.
   — Почему-то мне не нравится ни то ни другое.
   — Было бы странно, если бы тебе это понравилось. Не позволяй РАМ использовать тебя.
   — Как я уже говорил, я никому и никогда не позволяю использовать меня. Даже прекрасной женщине. — Тут ресницы его дрогнули.
   Он поднялся на ноги и помог подняться Вильме. Она сделала шаг, пошатнулась, но тут же восстановила равновесие. Бак блеснул зубами — в дымном сумраке туннеля плавала улыбка Чеширского кота.
   — Мы выберемся, — сказала Вильма.
   Они двинулись по туннелю. Бак поддерживал Вильму. Под ногами у них шныряли крысы. Подземный коридор, длиною метров в двести, постепенно поднимался к поверхности. Вскоре они увидели клочок звездного неба. Выход был закрыт металлической решеткой.
   — А мы, оказывается, ближе к поверхности, чем я думал, — удивился Бак.
   — Туннель отходит от самой высокой точки базы, чтобы в случае необходимости можно было выбраться. — Вильме была знакома каждая деталь уничтоженного лагеря.
   Бак отодвинул решетку. Они с Вильмой очутились в помещении, которое когда-то было комнатой в цокольном этаже кирпичного здания. Верхние этажи и одна стена внизу были разрушены. Руины напоминали разбитую скорлупу. Вильма оглянулась на вход, ведущий в туннель.
   — Думаю, теперь нет необходимости его маскировать.
   Ее лицо в свете звезд казалось белым.
   — Куда нам теперь? — спросил Бак.
   Усталым жестом Вильма указала направление, и они пошли.
   Ночь была безлунной, но ясной. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, хотя дул теплый южный ветер. Стараясь держаться в тени, они пробирались по темным, зловещим улицам. Бак совершал экскурсию по главному городу Земли, городу двадцать пятого века. А когда-то здесь был его родной город Чикаго… В отдалении различались очертания центрального Чикагоргского комплекса РАМ. Построенный, как все крупные сооружения РАМ, в виде пирамид и тетраэдров, он своей подавляющей завершенностью словно торжествовал над поверженным в прах городом. Фундаменты величественных строений РАМ закладывались на вековых скоплениях камней и блоков — того, что разрушения и бомбежки оставили от домов Чикагорга, которые много лет назад гордо высились, воплощая в себе богатство и процветание. То, что сейчас олицетворяет РАМ.
   — «Взгляни на содеянное мною, о Могущественный, и ужаснись», — процитировал Бак.
   — Что?
   — Ничего. Просто стихи, которые я когда-то читал.
   Эта строка возвращала его в юность. Образы давно минувшего времени живо вставали перед глазами. Казалось, он снова ощущал запах стружки от свежеотточенных карандашей и пыли крошащегося мела, слышал жужжание единственного компьютера в углу классной комнаты. Бледно-желтые стены, распахнутые окна, через которые широкими потоками вливался солнечный свет, и зеленые поля за ними… Ему было четырнадцать, он посещал летнюю школу и был зол на весь белый свет. Отстав в учебе на целый семестр из-за острого ревматизма, он должен был заниматься английским во время летних каникул. Мягкий голос мисс Хаммерсмит нараспев читал стихи Перси Б. Шелли…
   Бак потряс головой, позволяя ночному воздуху с привкусом смога стереть картину, возникшую перед глазами. Тот мир ушел. От того города остались лишь груды кирпича, камня и обрушившихся бетонных плит, что громоздились вокруг покореженных стальных каркасов некогда возвышавшихся здесь зданий. Однако в руинах теплилась какая-то жизнь: дыры в стенах были кое-как залатаны листами железа, досками, пластиком или завешаны тряпьем. Смрад помоев смешивался с резким запахом промышленных выбросов. В той части разрушенного города, которая была ближе к РАМовским пирамидам, не росло ни травинки, ни деревца — ничего, что могло бы хоть как-то скрасить безобразие этих развалин. Лишь на противоположной стороне, максимально удаленной от комплекса, природа делала робкие попытки проникнуть в пределы индустриальной пустыни. Бак вдруг осознал, что в этом — нынешнем — мире он единственный, кто помнит, каким бывает свежий воздух, кто видел бескрайние поля с обильным урожаем, у кого были перспективы на будущее, основанные на надеждах и достижениях, а не на отчаянии. Он, Бак, был единственным оставшимся в живых представителем золотого века. Он мрачно усмехнулся. В то давнее время он не считал, что его эпоха как-то особенно осчастливлена. Теперь же, в сравнении с этим миром наступившего будущего, она показалась ему раем.
   Они с Вильмой шли, спотыкаясь об обломки и камни, о распадающиеся останки города, который он помнил. Теперь это были руины, населенные человеческими отбросами. Только те, кто принадлежал к РАМ, могли жить полноценной жизнью: у них были цели и устремления, упорядоченный быт. И это было бы хорошо, если бы РАМ не стала — Бак это знал доподлинно — причиной упадка Земли. Перебазировавшись на Марс, РАМ перестала считать Землю своим домом, а рассматривала ее лишь как источник обогащения, безжалостно изрывая родную планету шахтами в поисках оставшихся ресурсов. В результате деятельности РАМ Земля утратила способность к самовосстановлению и вырождалась.
   Мысли Бака были заняты будущим родной планеты, пока он и Вильма упорно продвигались вперед. Им везло — удавалось избегать встреч с терринами. Один раз чуть-чуть не нарвались на патруль, но все же успели спрятаться в канализационной трубе. Время поджимало: если не добраться затемно до взлетной полосы, то придется целый день прятаться в трущобах, ожидая следующей ночи. А небо на востоке уже начинало светлеть.
   — Еще далеко? — спросил Бак.
   — Полчаса ходу, если я смогу идти в таком же темпе.
   С каждым шагом Вильма все больше и больше опиралась на него, и Бак боялся, что сил на полчаса ходьбы у нее не хватит. Начала сказываться потеря крови, но мужество и решимость поддерживали Вильму, и она уверенно прокладывала путь среди развалин, которые все не кончались. С возрастающей тревогой Бак вглядывался в ее искаженное болью лицо. Внезапно она остановилась.
   — Там, — произнесла она, указывая вперед.
   Перед ними был полуразрушенный мост. В некоторых местах бетон полностью выкрошился и осталась лишь стальная арматура.
   — А он прочный? — скептически спросил Бак.
   — Сам видишь, — отозвалась Вильма тоном, в котором просквозила ее обычная резкость.
   — Ну что ж, идем. Хватайся за мой ремень и держись покрепче.
   — Что-то не помню, чтобы была команда на эту операцию.
   Казалось, к Вильме вернулось ее самообладание.
   — А я не помню, чтобы кто-нибудь ее запрашивал.
   Бак с величайшей осторожностью ступал по осыпающемуся бетону, понимая, что любой шаг может оказаться последним и они оба полетят в темную замусоренную воду. Но все же они достигли противоположного берега.
   — Пришли, — сказала Вильма.
   Корабли стояли на виду, в центре открытой площадки, на которой там и сям пробивались редкие травинки.
   — Предполагалось, что они станут военными памятниками, — медленно произнесла Вильма.
   — Только на это они и годятся, — сказал Бак, пристально вглядываясь в проржавевшие, неуклюжие цилиндрические формы «Скаутов».
   — Но они в нерабочем состоянии, — заверила Вильма. — Идем.
   — Несколько минут назад я хотел сказать, что смелость у тебя есть, да все раздумывал. А теперь убедился окончательно, — ухмыльнулся Бак.
   — А может, отступим? — спросила она язвительно.
   — Только не я. Люблю рисковать.
   — Вот и рискуй. А то я вот-вот упаду. Так что нравится тебе или нет, а придется лететь на одной из этих штуковин. Если, конечно, ты хочешь выбраться отсюда.
   — Только этого и хочу.
   — В таком случае помоги мне попасть на наш транспорт.
   — Почему-то я всегда думал, — задумчиво произнес Бак, — что будущее сулит нам легкую жизнь. Это лишний раз подтверждает, как может заблуждаться человек.
   — Запомни это. Один из наших поэтов сказал, что это величайшая истина нашего времени.
   Они направились к ближайшему из разведывательных кораблей — челноку, на котором предстоял путь к спасению.

ГЛАВА 7

   Корабль-разведчик летел совсем низко, едва не касаясь поверхности. Он шел по маршруту, способному сбить с толку чувствительные датчики наблюдателей РАМ, если, конечно, пилот не ошибался в расчетах. Если же ошибался, он мог вонзиться в Землю подобно РАМовской драге, а затем взорваться. От носа до хвоста тянулась красно-черная полоса, на каждом из четырех крыльев сияла эмблема РАМ. Корабль производил впечатление мощного аппарата. Он таким и был — шестьдесят лет назад, когда являл собой последнее слово техники. Теперь же о его мощности можно было говорить лишь с иронией. Ржавый музейный экспонат, представляющий ценность разве что для каких-нибудь чудаков, помешанных на истории, он не шел ни в какое сравнение с современными космическими кораблями РАМ.
   Вильма Диринг знала, что единственный шанс ускользнуть из поля зрения РАМовских датчиков — это обмануть их. Она направила корабль к западному побережью на средней скорости. Держась в стороне от Чикагоргских транспортных линий, она вытащила ленту из пластикового пакета и вставила в контрольную панель.
   — Развлекаемся? — осведомился Бак, сидящий около нее на месте второго пилота.
   — Специальный код РАМ, разрешающий полет, — объяснила она. — Мы держим эти пленки на корабле с тех пор, как отреставрировали его.
   Она так крепко сжала рычаги управления, что костяшки ее пальцев побелели.
   — Куда мы направляемся? — спросил Бак.
   — К «Спасителю».
   — Даже такой негодяй, как я, смеет надеяться на это, — саркастически усмехнулся он.
   Вильма покачала головой, упрекая его за легкомыслие.
   — «Спаситель-3» — это космическая свалка на орбите. Специализируется на космическом утиле, собирает отслужившие корабли, спутники и прочий мусор. Там находится одна из баз НЗО.
   — Для такого корабля, как наш «Скаут», это великолепный камуфляж.
   Вильма вывела сведения о «Спасителе» на экраны навигационных компьютеров. Бак присвистнул:
   — В такой док вы можете втолкнуть целую армаду!
   — Если бы у нас была армада. К сожалению, у нас ее нет, — сказала Вильма.
   — А что, у вас в НЗО только такие корабли, как этот?
   — Ну, не все. — Голос Вильмы звучал напряженно, она вся была поглощена управлением.
   Краем глаза Бак наблюдал за ней. Он видел, что она находится на пределе. На лбу выступили капли пота, пряди волос прилипли к влажному лицу.
   — У нас есть корабли и похуже этого, — сказала она.
   Бак указал на экран, где все еще мерцали данные о «Спасителе».
   — Как мы заберемся в эту штуковину?
   — С помощью кода.
   Голова Вильмы качнулись.
   — Ты сможешь это сделать? — спросил Бак.
   — Разумеется. — Пальцы Вильмы вновь ухватились за рычаги управления. — Разумеется, — повторила она, но ее руки вдруг бессильно повисли. Бак перехватил рычаги. При этом он почувствовал, как корабль пошел вниз.
   — Вильма! Дай координаты приземления! — крикнул он.
   — Компьютер… — пробормотала Вильма. Ее голова снова качнулась, и она потеряла сознание.
   Бак выровнял корабль и приник к навигационному компьютеру. Конечно, технология этого старого, запущенного судна-разведчика давно ушла вперед по сравнению с теми аппаратами, которыми он когда-то управлял. С того момента, как они с Вильмой вошли в кабину, он, будучи пилотом до кончиков ногтей, начал вникать в работу приборов. Наблюдая за Вильмой, он многое понял. И сейчас ему представилась возможность проверить на практике, в суровых условиях, научился ли он чему-нибудь.
   Компьютер контролировал курс, и Бак сконцентрировался на том, чтобы почувствовать корабль до того, как они выйдут из слоев атмосферы. Посудина оказалась тяжелой и неповоротливой, и Бак отдал должное мастерству Вильмы. Она управлялась с этой рухлядью на опасно низкой высоте так ловко, что со стороны казалось, будто это совсем легко. Когда они поднялись выше, полет стал проходить более гладко. Знакомое ощущение разряженности воздуха заставило его кровь быстрее бежать по жилам. Эта стихия полета, в которой нередко оказываешься на волосок от опасности, была для него поистине родной.
   Курс, выбранный Вильмой, по-видимому, лежал в стороне от космических трасс: проходя слои атмосферы, Бак не встретил ни одного корабля.
   — Транспортный код, — пробормотал он, — должно быть, позаботился об очистке пути.
   Показался закругленный край планеты, окутанный бледно-голубой мантией. Дальше — чернота космического пространства, где двигались всевозможные космические аппараты, создавая настоящий затор. Какой-то спутник связи чуть не налетел на «Скаут».
   Благодаря сенсорным датчикам корабль автоматически прокладывал путь, меняя направление и обходя препятствия, будь то искусственная луна или космическая станция. Наугад поворачивая рычаги управления, Бак сумел вывести на экран изображение красно-серого корпуса неповоротливого «корыта», размеры и характер окружения которого заставили его насторожиться: это был не просто спутник, а что-то посерьезнее. Возможно, летающая крепость РАМ. Бак постарался запомнить полученную информацию и продолжил управление полетом. Корабль по-прежнему пробирался через затор. Бак чувствовал, как менялась траектория полета по мере того, как «Скаут» огибал Землю, держа курс к ночной стороне планеты.
   Он проверил количество топлива: емкость была заполнена наполовину. Бак понятия не имел ни о нормах его потребления, ни о том, насколько эффективно оно расходуется автопилотом. Он взглянул на Вильму с тревогой, уважением и — как сам вдруг осознал — с любовью. Ее тело обмякло, и лишь ремни удерживали его в кресле, руки безвольно плавали в воздухе из-за отсутствия гравитации, но дыхание было ровным. Даже в громоздком полетном шлеме она оставалась красивой. При иных обстоятельствах это бы что-то значило. А возможно, и нет.
   — РАМ номер 2481, отзовитесь. Вы находитесь в пространстве «Спасителя-3». Входите!
   — «Спаситель-3», это РАМ 2481. Держу курс. — Бак сверился с компьютером. — Приблизительное время прибытия — через семь минут.
   — РАМ 2481, поворачивайте. Здесь торговая зона. У нас выброс за борт как раз на вашем пути. Сверните в сторону!
   — Вам лучше произвести его в другом месте, потому что я собираюсь войти, — произнес Бак. — Послушай, «Спаситель», ты можешь засекретить эту радиосвязь?
   Станция подозрительно долго не отвечала. Бак уже мог видеть ее — огромную груду металла и пластика. Это нагромождение не рассыпалось, благодаря находящемуся в центре его солнечному электромагниту.
   Наконец «Спаситель» отозвался:
   — Повторите.
   — Я сказал: засекретить. У меня срочное дело. И очень выгодное, — объяснил Бак. — Если вы не хотите, чтобы о нем узнали все вокруг, предлагаю засекретить связь.
   Снова наступило длительное молчание. Затем ответил другой голос.
   — РАМ 2481, это Карлтон Турабиан, супервизор, наблюдающий за проведением операции.
   Бак глубоко вздохнул.
   — А это капитан Бак Роджерс, Военно-Воздушные Силы Соединенных Штатов.
   — Повторите.
   — Бак Роджерс. Со мной полковник Диринг. Она ранена. Мы выбрались из чикагоргской заварушки. Вы слышали о ней?
   — Да.
   — Вот и хорошо. Дайте мне возможность войти. Подстрелить меня еще успеете. Сколько парней может быть на этом корабле, а?
   Снова повисло молчание. Нервы у Бака были натянуты до предела. Шедший навстречу ему корабль был всего лишь навигационной баржей, нагруженной обломками, но дать залп по «Скауту» можно и с баржи. Поди узнай, что у них на уме…
   Он отключил автопилот и взял управление на себя.
   — РАМ 2481, приступайте к посадке.
   — Хорошо. Дайте координаты приземления и скорость при стыковке. Я впервые лечу на такой штуковине. — Бак чувствовал дыхание человека, находящегося на другом конце связи.
   — Координаты передаются на ваш компьютер. Скорость сближения — один. На расстоянии двести метров вы увидите открытый отсек. На расстоянии пятьдесят метров гасите моторы. Автоматическая система посадит вас. Только удостоверьтесь, что вы точно следуете заданному курсу. Эти ваши крылья — большая проблема. Установите их в строго горизонтальном положении, иначе рискуете их потерять.
   — Спасибо, — сказал Бак.
   Он сбавил скорость до 0, 1. Одна из секций станции сдвинулась, открыв золотистый, хорошо оснащенный стыковочный отсек. Бак отметил про себя, что он предназначен для бескрылых летательных аппаратов. «Скаут» едва-едва мог пройти — компьютер показывал, что зазор между его крыльями и стенками отсека составит всего несколько метров. Бак сверил все необходимые данные и на расстоянии пятидесяти метров отключил моторы. Корабль завис. Как только он начал дрейф, стыковочные тягачи захватили его и начали медленно продвигать к открытому отсеку. Крылья закачались.
   — Под каждым крылом стыковочный ракетный двигатель малой тяги, — объяснил Турабиан. — У вас на пульте — вверху справа — должен быть переключатель. Поверните его на полоборота.
   Пока Бак исследовал панель управления, корабль неуклюже трепыхался в манипуляторах тягача.
   Найдя нужный переключатель, Бак повернул его. Корабль обрел устойчивость. Бак облегченно откинулся в своем кресле. Корабль медленно продвигался по отсеку, затем повернул в эллинг, где был поставлен на магнитный якорь. Бак услышал звук, раздавшийся при соприкосновении «Скаута» с корпусом станции. Он закрыл глаза и вздохнул.
   — Капитан!
   Голос заставил Бака вздрогнуть, хотя испугал его меньше, чем скрежет открывающейся крышки кабинного люка.
   — Полегче, полегче, Барни, — произнес Бак, узнавая голос.
   Черный Барни, Мастер-Пират, которого Бак побил в рукопашном бою и чью преданность завоевал несколько месяцев назад, навис над Баком. Его грозное лицо выразило обеспокоенность. Барни был настоящим гигантом: рост его достигал семи футов, а весил он около трехсот с половиной фунтов. И ни капли жира. Рельеф мышц широкой грудной клетки подчеркивался блестящей черной броней. В скулы и нижнюю челюсть были вмонтированы металлические пластины, острые, как ножи. Мускулы, вздувавшиеся на левой руке, подавали сигналы в кибернетическое устройство, которым была оснащена кисть, и оно усиливало ее мощь. Правая рука была полностью кибернетической. Ею-то Барни и сдвинул крышку люка.
   — Ты в порядке? — поинтересовался он у Бака.
   — Я-то в порядке, а вот полковник нет. Помоги вытащить ее из этих ремней.
   Барни помог — без малейшего усилия выдрал фиксаторы.
   — Как ты здесь оказался? — спросил Бак.
   — Мы распотрошили склад с припасами и подались назад, к Чикагоргу, но он уже кишмя кишел терринами. Мы покрутились-покрутились и поняли, что эти ребятки при встрече церемониться не станут. А стреляют они быстрее, чем думают. Ну мы и убрались.
   — Вижу. А что с «Делягой»? — Бак снял с Вильмы шлем.
   — Не нашли. Успела смыться.
   — Капитан Роджерс! Я должен просить вас следить за своими солдатами! Вот этот вывел из строя двух моих пилотов! Я не могу позволить себе потерять еще хотя бы одного. Полковник Диринг! — Тон Турабиана из сердитого стал озабоченным. — С ней все в порядке?
   — Будет в порядке, если мы окажем ей медицинскую помощь.
   — Разумеется, — произнес незнакомый голос, и чья-то крошечная рука оттолкнула Барни в сторону. Какой-то миниатюрный человечек приблизился к Вильме и коснулся пальцами ее шеи, нащупывая пульс.
   — Кроувел, — представил его Турабиан. — Медик.
   — Вы правы, капитан. Та-ак, рана от терринского ножа… Вы хорошо перевязали. Возможно, это предотвратило проникновение инфекции. — Он обратился к Барни: — Перенесите-ка ее ко мне, должна же и от вас быть какая-то польза.
   Барни, казалось, удивился, но подчинился, когда Бак кивнул, — поднял Вильму так, словно она весила не больше перышка. Впрочем, для его полукибернетического тела так оно и было.
   Бак медленно выбрался из кабины в освещенный золотистым светом огромный пролет и спустился по передвижной лестнице, которую Барни придвинул к стенке корабля. Он провел рукой по лбу, чувствуя, как сильно устал.
   Турабиан понимающе оглядел грязного, оборванного пилота.
   — Так говорите, никогда прежде не приходилось летать на таких аппаратах?
   — В мое время их не было. А то обязательно бы полетал. Турабиан протянул руку: