Страница:
«Минос был древнейший царь кораблестроитель; он овладел большею частью моря, ныне называемого Эллинским» (Thoucid., I, 4). В этой сухой и краткой заметке Фукидида — единственной исторической памяти греков о великой миносской древности, праматери древности эллинской, — кое-что все-таки сказано. Талассократия, «власть над морем» — власть над миром — соблазн Атлантиды, Крита и наш.
Критяне, так же как атланты, начали миром, кончили войной, но, может быть, эти менее виновны, чем те: нехотя вовлечены в войну нашествием варваров или целым рядом нашествий, завершившихся последним — Ахео-Дорийским. Как бы то ни было, война началась, и кроткий Телец-Жертва сделался лютым быком Минотавром, пожирателем человеческих жертв.
4. КРЕЩЕНЫЕ БОГИ
Семеро их, как семь цветов радуги послепотопной: «Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знаменьем вечного завета между Мною и между землею» (Быт. 9, 13).
Больше чем близнецы, — двойники друг другу, так что можно по каждому из них судить обо всех, смешиваются, переливаются друг в друга, как цвета радуги, а солнце за нею одно.
Бог Иао (Iarbe), Единый, Всевышний, открывается во всех богах мистерий, учат поздние орфики, ссылаясь на прорицание Аполлона Кларийского:
Бог Элиун почитался в Библосе, у подножья Ливана, в Адонисовом святилище, сообщает Филон Библосский (Baudissin, 299). Бог Элиун, Элогим, — наш иудеохристианский Бог Отец.
Сын — под всеми тремя именами Отца: Элогим, Иагве, Адонай. Это значит: Отец скрывается в Сыне многоименном — безыменном, потому что имени Его еще никто не знает.
Корень «Атлантиды», «Атласа», tla?, «страдаю», — и этих семерых божественных растений, водорослей, корень. Светом Конца, как бы подводным, «Атлантидным», все они освещаются. Так смиренны, что не брезгают являться людям в жалком виде погорельцев и утопленников; носят на божественном теле своем знак Атлантиды — вулканического пламени обжог и потопной тины празелень.
Богом Эль, El, основан Библосский храм Адониса, «в начале творения», сообщает финикийский жрец II–III веков до Р. X., Санхуниатон (Perrot et Chipiez. Histoire de l’Art dans l’antiquit?. — Ph?nicie-Cypre, 1885, p. 18). Эль, тот же Элогим, — опять-таки наш иудеохристианский Бог Отец. Храм Сына основан Отцом, в начале первого мира, и соединяет его со вторым.
Псевдо-Лукиан, неизвестный греческий путешественник III века по Р. X., записал, может быть, очень древнее сказание, слышанное им в Иерапольском святилище Адониса, у подножья Ливана, по соседству с Библосом: «Это святилище основано Девкалионом, тем самым, в чьи дни был великий потоп… Огромная щель зазияла будто бы у них в земле и поглотила всю воду потопа, сказывают иеропольские жители. Девкалион же поставил над тою расселиной жертвенник и воздвиг святилище Гере» (Кибеле, Матери-Земле, супруге бога Сына). «Я собственными глазами видел эту щель под храмом: она очень мала», — вспоминает не без такой же лукавой, уже вольтерианской, усмешки мнимый Лукиан, с какой мог бы это сделать и настоящий. «Дважды в год доставляется в святилище морская вода… ее вливают… и она стекает в расселину… Сам Девкалион будто бы установил этот обряд в память о потопе» (Lucian, de Syria dea). Воду льют в щель — не близкую, дождевую, речную или колодезную, пресную, а далекую морскую, соленую, — средиземно-атлантическую «воду потопа».
Девкалион — греческий Ной. Если потоп — «конец Атлантиды», то память о ней сохранилась в обоих Адонисовых святилищах, в Иераполе и в Библосе; и если бог Атлантиды — Атлас, то очень похоже на то, что и бог, чтимый в этих современных потопу святилищах, есть Адонис-Атлас.
Очень древний этруро-пелазгийский бог Тагэс, Tages, — новорожденный, седовласый Младенец (Ed. Gerhard. Akad. Abhandl., I, 1866, p. 299), а на бронзовых этрусских зеркалах бог Адонис-Таммуз изображается крылатым Эросом (J. Soury, 234. — Gerhard, 298). Это орфический Эрос-Архей, тоже «Ветхий деньми», Тот, о Ком будет сказано: «Бог есть любовь». А в росписи на стенах «брачной горницы», pastas, Флийского святилища (Phlya, в Македонии), где совершались таинства, будто бы более древние, чем в Елевзисе, изображен был тот же Эрос, Ветхий деньми, в виде «седовласого и крылатого Старца», и рядом с ним «бегущая жена, синеликая» — «Бездна вод», довременных или потопных, по толкованию сэтиан-гностиков (Hippol., Refutat. omn. haeres., V, 20, 4. — J. El. Harrison, Prolegomena to the study of Greek Religion, 1922, p. 640, 644). «Господь восседал над потопом». — «Видели Тебя, Божие воды… и убоялись, и вострепетали бездны». — «Море увидело и побежало» — как будто и Псалмы толкуют флийскую роспись (Пс. 28, 10; 76, 17; 113, 8). Если «Жена синеликая» есть Бездна вод потопных — Атлантики, сказали бы мы, — то значит, и здесь во Флийском святилище сохранилась память об Атлантиде; и здесь Эрос-Адонис — Атлас.
Полное имя Таммуза: Dumu-zi-absu, «Истинный Сын Бездны» (Frazer, Adonis, Osiris, Attis, 1906, p. 6).
Очень древний отрывок шумеро-аккадского гимна Таммузу сохранился на одной глиняной дощечке Британского музея:
Каждая глиняная чаша или просто черепок таких «Адонисовых садиков» с весенними злаками — как бы маленький рай, «Островок Блаженных», — брошенный в море, тонет, погружается в бездну, как Атлантида.
«Сказывают же некоторые жители Библоса, будто бы у них погребен Озирис египетский, и таинства и плачи совершаются не Адонису, а Озирису. Каждый год из Египта в Библос приплывает по морю папирусная голова этого бога, направляемая ветрами, в чудесном семидневном плавании, прямо в Библос», или вместо головы тщательно закупоренный глиняный сосуд, «ковчег», с письмом о воскресении бога, сообщает Псевдо-Лукиан (Lucian, de Syria dea, с. VII).
Кажется, лучше нельзя сказать, чем говорят все эти мифы-мистерии, что Озирис, Адонис, Таммуз, так же как древнемексиканский Тлалок, африканский Олокун и греческий Посейдон-Атлас, — водяные или, вернее, земноводные боги.
Память о потопе, может быть, сохранилась и в этих мифах: каждый приходящий в мир, великий человек, так же как все второе человечество, — «Младенец в ковчеге».
Что собственно сделал этот безымянный «Младенец», мы тоже не знаем. Пятикнижие Моисеево, составленное после Вавилонского плена, т. е. на шесть, на семь веков позже династии Аменофисов или Рамзесов, возможного для Моисея времени, — памятник слишком исторически сомнительный, а других у нас нет, потому что в египетских памятниках ни о Моисее, ни об Исходе не упоминается вовсе, — умолчание едва ли возможное, если разгром не только царского войска, но и всего Египта «девятью казнями» был хотя бы отчасти историческим событием. Может быть, Моисей — такой же баснословный герой-эпоним, собирательное лицо племени, как пэлазгийский Геракл, вавилонский Гильгамеш и древнемексиканский Кветцалькоатль.
Вышел из воды Младенец, Mosou, и сквозь воды прошел, победил «великие воды», подобно двойнику своему Саргону Древнему, завоевавшему «Моря Заходящего Солнца» (Bossert, Altkreta, 1921, p. 133).
И что это за «Красное» море? Новое ли, восточное, историческое, или древнее, западное, баснословное, Эрифейское, на «Закате всех солнц»?
Что такое крещение? Греческое слово baptismos значит «погружение», «потопление». Ветхий человек, первый Адам, как бы утопает в воде, умирает, и выходит из нее, рождается, новый человек, второй Адам.
«И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; и се, отверзлись ему небеса». — «И был голос с небес, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный: Я днесь родил Тебя» (Mтф. 3, 16. — Лк. 3, 21–22). Новый Человек, Иисус, рождается из вод потопа. В этом смысле крещение, «погружение» в воду, есть древнейшее, потопное, Атлантидное таинство.
«Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровью и Духом» (Ио. 5, 6). В первом человечестве — водою, во втором — кровью, в третьем — Духом-Огнем.
Вот почему и боги Атлантиды, «крещеные», прорубают во льду мифологии к незамерзающим водам мистерии крещальную прорубь-иордан.
Пестуны здешнего бога Младенца, Куреты, в уцелевшем хоре Еврипидовых «Критян», поют:
Люди почти забудут потом, откуда эта чистота, белизна, но и смутной памяти о них будет достаточно, чтобы родить божественную прелесть Софокловых хоров и парфенонских мраморов.
Дети, в Елевзинских и Самофракийских таинствах, допускались к посвящению легче взрослых и даже совершали над ними, у алтаря со священным огнем, обряд очищения.
«Всюду, в Елевзисе, Самофракии, Фракии, у племени Киконов, в земле Орфея… посвящения в мистерии совершаются тайно; в Кноссе же явно», — сообщает Диодор (Diod., V, 77. — Harrison, Prolegomena, 566). Здесь как будто противоречье: таинство не тайное; но что это значит, мы могли бы понять по нашему собственному христианскому, как будто всем открытому, и сокровеннейшему таинству.
Имя здешнего бога — «Пигмалион», «Малый», или «Пигмей», «Дактиль», — «Мальчик-с-пальчик» (Dussaud, 371). В Кносском дворце, часовеньки — крошечные келийки, локтя три-четыре в ширину и длину (G. Karo. Altkretische Kultstatten, 127): чем теснее, тем святее; в тесноте, в малости Бог; бесконечно-великое в малом, солнца в атомах, царство Божие в горчишном зерне. Это и значит: Бог Младенец.
Здесь «колыбель нашего рода святая», Бога Младенца вертеп довифлеемский. Древнего имени его мы не знаем, а имена позднейшие, крито-эгейские: Kirris, Gauas, Pygmalion, Zan (Dussaud, 371); имя ханаанское, от конца второго Бронзового века: Adonai, что значит на вероятном языке Иисуса, галилео-арамейском, «Господь мой» (Frazer, 6); и, наконец, самое позднее, греческое: Zeus Kr?tagenes, «Зевс Криторожденный», или просто — Kouros, «Дитя», «Младенец»; это имя самое вещее.
Многоименный — безыменный: Тот, Кого еще нельзя назвать по имени.
Куча огромных каменных глыб, должно быть, след «заповедной ограды», temenos, сохранилась на горе Юкте, до наших дней. Память о том, что здесь было, так живуча, что и нынешние критские пастухи продолжают называть эти глыбы «гробом Зевса», mn?ma tou Zia (Evans, Mycenaean tree and pillar cult, p. 121). Это тот самый «гроб Адониса, Адоная», — «гроб Господень», нельзя перевести иначе, — на котором будто бы Пифагор написал:
Здесь лежит умирающий Зан, именуемый Зевсом (Porphyr., vita Pythag., с. XVII). Не умерший однажды, а всегда «умирающий».
Циклопические глыбы эти напоминают «Атлантское» зодчество анагуакских развалин в Мексике, тиагуанакских — в Перу, а также исполинские глыбы, подобные тем, что шли на стройку египетских пирамид, найденные на дне моря, у о. Фароса, исторической, Александрийской и, может быть, доисторической, Крито-Эгейской гавани; а эти последние напоминают гидравлическое зодчество атлантов — подземные каналы и гавани, по описанию Платона.
Если все это так, то значит, первое, что люди, после потопа — «Атлантиды», снова начали строить на земле, есть «гроб Господень». Рушилось все, а это осталось; и, может быть, все опять рушится, а это останется.
Ласковые дядьки-няньки пестуют бога Младенца, кормят, моют, пеленают, баюкают, а главное, прячут от лютого отца, Кроноса, который хочет пожрать Сына. Это, впрочем, только новая, ледяная кора мифологии, а древний, теплый ключ на дне мистерии: Сына приносит Отец в жертву за мир. Чтобы уберечь Младенца до времени, Куреты заслоняют его телами своими, в вечной пляске, как будто воинственной, а на самом деле, очень мирной. «Тесным кольцом окружают тебя, ударяя мечами в брони свои, дабы оглушаемый Кронос младенческих криков твоих не услышал» (Callimach., Hymn. ad Jovem).
Критяне, так же как атланты, начали миром, кончили войной, но, может быть, эти менее виновны, чем те: нехотя вовлечены в войну нашествием варваров или целым рядом нашествий, завершившихся последним — Ахео-Дорийским. Как бы то ни было, война началась, и кроткий Телец-Жертва сделался лютым быком Минотавром, пожирателем человеческих жертв.
XLIV
Бык — одно из явлений эллинского Посейдона, Водяного, — критского Вельхана, Velchan, Огненного (Preller, Th?ogonie und Gotterlehre, 1904, p. 136), бога подводных, морских, и подземных, вулканических глубин. Действие этого бога — соединение огня с водою, пожара с потопом, вовсе сокрушающий взрыв Конца. Бычий рев бога — рев Океана и землетрясения.это пророчество помнят у Гомера феакийцы-критяне (Odys., VIII, v. 569, XIII, v. v. 152, 158, 176). Но, кажется, сам Гомер уже забыл, что оно значит: стих выглажен, выхолощен так, что звучит, как почти деревянно-игрушечный. Но можно сказать с уверенностью, что забвение Гомера — обморок древнего ужаса. Некогда от этой «великой горы» пахло вулканическою серою и потопною тиною. Страшное нужно землетрясение, чтобы целый город «задвинуть великой горой»: мы знаем, что такое землетрясение, действительно, было на Крите, около 1400 года, опустошило весь остров и разрушило дотла обе столицы, Фэст и Кносс.
…Некогда бог Посейдон… великой горою
Град наш задвинет,
XLV
«Ты находился в Эдеме, саду Божием… Ты был херувимом помазанным… Внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил… За то Я повергну тебя на землю… извлеку изнутри тебя огонь и превращу тебя в пепел. Ты сделаешься ужасом и не будет тебя во веки». Это пророчество исполнилось и над Критом, когда мир сделался войною, и Бог-Жертва сделался богом человеческих жертв.XLVI
Критяне менее виновны, чем атланты, и менее наказаны: только часть их погибла, а другая часть бежала в Ханаан, и Крит уцелел, чтобы передать грядущим векам таинственное, тогда еще и теперь уже непонятное знаменье — Крест.XLVII
Потерял их Гомер — нашел Виргилий:
…Крита широкого снегом покрытые горы,
В длинновесельном плывя корабле, из очей потерял я.
(Odys., XIX, v. v. 338–339)
В самый канун Вифлеема вспомнил Виргилий колыбель Бога Младенца, довифлеемскую:
Ида гора, колыбель нашего рода святая.
Mons Idaeus ubi et gentis cunabula nostra.
(Virg., Aen., III, v. 105)
Так в «Энеиде», а в IV «Эклоге»:
Матери древней ищите… и ваши надежды познайте.
Матерь начни узнавать с первой улыбкой,
Младенец.
Incipe, parve, puer, risu cognoscere matrem.
4. КРЕЩЕНЫЕ БОГИ
I
Два креста: западный, паленкский, в царстве Майя, сложный, пышный, махровый, как здешних лихорадочно-знойных болот орхидея, оскверненный, поруганный, как бы насквозь прокуренный всеми ладанами черных мэсс; и восточный, критский, в царстве Миноса, еще простой или снова упрощенный, чистый или снова очищенный, как бы всеми водами потопа омытый, до того по виду «христианский», что, будь он в нашем храме, мы на него молились бы, не замечая, что он не наш. Между этими двумя крестами такая пропасть, что понятно, как целый материк, Атлантида, мог в нее провалиться.II
Атлантида погибла, но боги ее спаслись. Семеро их: Адонис-Адонай критский, Озирис египетский, Таммуз вавилонский, Аттис хеттейский, Митра иранский, Дионис эллинский и Кветцалькоатль древнемексиканский. Все на одно лицо, как братья-близнецы. Свастика, угольчатый крестик, у всех на челе: можно сказать, что это боги «крещеные».Семеро их, как семь цветов радуги послепотопной: «Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знаменьем вечного завета между Мною и между землею» (Быт. 9, 13).
Больше чем близнецы, — двойники друг другу, так что можно по каждому из них судить обо всех, смешиваются, переливаются друг в друга, как цвета радуги, а солнце за нею одно.
III
«В богосмешении таинственном, kata t?n mystik?n theokrasien, александрийцы почитают Озириса и Адониса за одного и того же бога», — сообщает Дамасций (F. Е. Movers. Die Ph?nizier, 1841, p. 235). И бл. Иероним: «Тот, кого мы называем Адонисом, слывет у евреев и сирийцев Таммузом» (St. Hieronym., comment. in Ezech. — Ch. Vellay. Le culte et les f?tes d’Adonis-Thammouz, 1904, p. 76).Бог Иао (Iarbe), Единый, Всевышний, открывается во всех богах мистерий, учат поздние орфики, ссылаясь на прорицание Аполлона Кларийского:
(Ch. Picard. Eph?se et Claros, 1922, p. 716–717. — W. Baudissin. Stutien zur Semitischen Religionsgeschichte, 1876, p. 213)
…Я возвещаю Всевышнего Бога, Иао:
Зимнее солнце — Аид, вешнее — Дий всемогущий,
Летнее — Гелиос, солнце же осени — нежный Адонис.
Бог Элиун почитался в Библосе, у подножья Ливана, в Адонисовом святилище, сообщает Филон Библосский (Baudissin, 299). Бог Элиун, Элогим, — наш иудеохристианский Бог Отец.
Сын — под всеми тремя именами Отца: Элогим, Иагве, Адонай. Это значит: Отец скрывается в Сыне многоименном — безыменном, потому что имени Его еще никто не знает.
IV
Русские люди прорубают во льду замерзших рек и озер крещенскую прорубь-иордань. Семь богов Атлантиды прорубают в ледяной коре мифологии такую же прорубь в глубокие, с теплыми, бьющими на дне ключами, незамерзающие воды мистерии. Все они не только «крещеные», но и «крестители»; все говорят: «Идущий за мною стал впереди меня; я недостоин развязать ремень у обуви Его» (Ио. 1, 27).V
Боги мистерий не похожи на богов мифологии: эти блаженствуют на небе, те страдают на земле; эти требуют жертв себе, те собою жертвуют; эти воинственны, мирны те; эти горды, те смиренны; но вот, эти умерли, а те бессмертны.Корень «Атлантиды», «Атласа», tla?, «страдаю», — и этих семерых божественных растений, водорослей, корень. Светом Конца, как бы подводным, «Атлантидным», все они освещаются. Так смиренны, что не брезгают являться людям в жалком виде погорельцев и утопленников; носят на божественном теле своем знак Атлантиды — вулканического пламени обжог и потопной тины празелень.
VI
Память о начале второго мира, конца — первого, сохранилась в двух главных Адонисовых святилищах, в Иераполе и в Библосе.Богом Эль, El, основан Библосский храм Адониса, «в начале творения», сообщает финикийский жрец II–III веков до Р. X., Санхуниатон (Perrot et Chipiez. Histoire de l’Art dans l’antiquit?. — Ph?nicie-Cypre, 1885, p. 18). Эль, тот же Элогим, — опять-таки наш иудеохристианский Бог Отец. Храм Сына основан Отцом, в начале первого мира, и соединяет его со вторым.
Псевдо-Лукиан, неизвестный греческий путешественник III века по Р. X., записал, может быть, очень древнее сказание, слышанное им в Иерапольском святилище Адониса, у подножья Ливана, по соседству с Библосом: «Это святилище основано Девкалионом, тем самым, в чьи дни был великий потоп… Огромная щель зазияла будто бы у них в земле и поглотила всю воду потопа, сказывают иеропольские жители. Девкалион же поставил над тою расселиной жертвенник и воздвиг святилище Гере» (Кибеле, Матери-Земле, супруге бога Сына). «Я собственными глазами видел эту щель под храмом: она очень мала», — вспоминает не без такой же лукавой, уже вольтерианской, усмешки мнимый Лукиан, с какой мог бы это сделать и настоящий. «Дважды в год доставляется в святилище морская вода… ее вливают… и она стекает в расселину… Сам Девкалион будто бы установил этот обряд в память о потопе» (Lucian, de Syria dea). Воду льют в щель — не близкую, дождевую, речную или колодезную, пресную, а далекую морскую, соленую, — средиземно-атлантическую «воду потопа».
Девкалион — греческий Ной. Если потоп — «конец Атлантиды», то память о ней сохранилась в обоих Адонисовых святилищах, в Иераполе и в Библосе; и если бог Атлантиды — Атлас, то очень похоже на то, что и бог, чтимый в этих современных потопу святилищах, есть Адонис-Атлас.
VII
«Я увидел… посреди семи светильников, подобного Сыну человеческому. Глава Его и волосы белы, как белое руно, как снег» (Откр. I, 12–14). В этом видении Апокалипсиса Сын является в лоне Отца, Ветхого деньми.Очень древний этруро-пелазгийский бог Тагэс, Tages, — новорожденный, седовласый Младенец (Ed. Gerhard. Akad. Abhandl., I, 1866, p. 299), а на бронзовых этрусских зеркалах бог Адонис-Таммуз изображается крылатым Эросом (J. Soury, 234. — Gerhard, 298). Это орфический Эрос-Архей, тоже «Ветхий деньми», Тот, о Ком будет сказано: «Бог есть любовь». А в росписи на стенах «брачной горницы», pastas, Флийского святилища (Phlya, в Македонии), где совершались таинства, будто бы более древние, чем в Елевзисе, изображен был тот же Эрос, Ветхий деньми, в виде «седовласого и крылатого Старца», и рядом с ним «бегущая жена, синеликая» — «Бездна вод», довременных или потопных, по толкованию сэтиан-гностиков (Hippol., Refutat. omn. haeres., V, 20, 4. — J. El. Harrison, Prolegomena to the study of Greek Religion, 1922, p. 640, 644). «Господь восседал над потопом». — «Видели Тебя, Божие воды… и убоялись, и вострепетали бездны». — «Море увидело и побежало» — как будто и Псалмы толкуют флийскую роспись (Пс. 28, 10; 76, 17; 113, 8). Если «Жена синеликая» есть Бездна вод потопных — Атлантики, сказали бы мы, — то значит, и здесь во Флийском святилище сохранилась память об Атлантиде; и здесь Эрос-Адонис — Атлас.
VIII
«Он — Младенец в ковчеге тонущем», — поется в древнейшей, довавилонской, шумеро-аккадской песни о Таммузе (H. Zimmern. Sumerisch-babylonische Tammuzlieder, 1906, p. 208). Первого человечества «остаток», по слову Еноха, начаток второго — в ковчеге Ноевом, есть то же «Младенец в ковчеге».Полное имя Таммуза: Dumu-zi-absu, «Истинный Сын Бездны» (Frazer, Adonis, Osiris, Attis, 1906, p. 6).
говорит сам Таммуз (Jeremias, H?lle und Paradies. — «Der Alte Orlent», I, p. 10): «бездны подземные» — подводные, — может быть, те самые, где погребена Атлантида.
Нисхожу я путем сокровенным,
Стезей без возврата,
В бездны подземные, —
Очень древний отрывок шумеро-аккадского гимна Таммузу сохранился на одной глиняной дощечке Британского музея:
Что это за холм, объясняет, на другом конце мира, ацтекский рисунок Ацтлана-Атласа, чья острая вершина или холм сначала высится над бездной Океана, а потом, судя по древнемексиканским кодексам, где говорится о потопе, — погружается в бездну.
Бездна, в нее же нисходит
Владыка, Сын Жизни…
Владыка Обители мертвых,
Владыка Холма над бездной…
(Fr. Lenormant. Les premi?res civilisations, II, 10)
IX
Если Таммуз-Адонис — «истинный Сын Бездны», то понятно, почему, в последний день «страстной седьмицы» — Адоний, глиняные чаши или просто черепки битой посуды, ostraka, chytra, наполненные садовой землей с проросшими и быстро на солнце увядшими, хлебными злаками, — «сады Адониса», — кидаются в море, колодцы или источники: вышел из бездны — в бездну ушел (Lagrange, Etudes sur les religions s?mitiques, 1905, p. 244). — «Жены, по утренней росе, отнесут его к морю», — поет Феокрит, уже не понимая, что это значит (Theocrit, Idyl., XV).Каждая глиняная чаша или просто черепок таких «Адонисовых садиков» с весенними злаками — как бы маленький рай, «Островок Блаженных», — брошенный в море, тонет, погружается в бездну, как Атлантида.
Х
Гроб-ковчег Озириса, опущенный братоубийцею, Сэтом, в устье Нила, принесен морскими волнами к берегу Финикии (Plutarch., de Iside et Osiride, с. XV). С вечного Запада, Amenti, из древней баснословной «Красной Земли» — Erytheia, по мифу Геракла, — прибыл Озирис в Египет, а отсюда — в новую «Красную Землю», уже историческую Финикию, совершив весь Средиземно-Атлантический путь.«Сказывают же некоторые жители Библоса, будто бы у них погребен Озирис египетский, и таинства и плачи совершаются не Адонису, а Озирису. Каждый год из Египта в Библос приплывает по морю папирусная голова этого бога, направляемая ветрами, в чудесном семидневном плавании, прямо в Библос», или вместо головы тщательно закупоренный глиняный сосуд, «ковчег», с письмом о воскресении бога, сообщает Псевдо-Лукиан (Lucian, de Syria dea, с. VII).
Кажется, лучше нельзя сказать, чем говорят все эти мифы-мистерии, что Озирис, Адонис, Таммуз, так же как древнемексиканский Тлалок, африканский Олокун и греческий Посейдон-Атлас, — водяные или, вернее, земноводные боги.
XI
В тонущем ковчеге Младенец — образ не только самого бога, но и богоподобных людей.сказано в надписи вавилонского царя Саргона Древнего, Charrukinu, около 2800 г. (F. Hommel. Geschichte Babyloniens und Assyriens, 1885, p. 302. — H. Gressman, Mose, 8–9.) То же сделала мать Моисея (Исх. 2, 1, 3). Оба ковчега, Саргонов и Моисеев, осмолены тою же «горною смолою», как Ноев (Быт. 6, 14).
Тайно родила меня матерь моя,
в тростниковый ковчег положила,
горной смолой осмолила дверцу его
и пустила ковчег вниз по реке, —
Память о потопе, может быть, сохранилась и в этих мифах: каждый приходящий в мир, великий человек, так же как все второе человечество, — «Младенец в ковчеге».
XII
Кто Моисей, только ли баснословное или отчасти историческое лицо, мы не знаем; во всяком случае, лицо для нас безыменное, потому что «Моисей» не еврейское имя собственное, а египетское слово, только входящее в состав имен: mosou, значит «младенец», «сын»: Thut-mosou, «сын бога Тота»; Ra-mosou, «сын бога Ра» (A. Mallon. Les H?breux en Egypte, 1921, p. 133).Что собственно сделал этот безымянный «Младенец», мы тоже не знаем. Пятикнижие Моисеево, составленное после Вавилонского плена, т. е. на шесть, на семь веков позже династии Аменофисов или Рамзесов, возможного для Моисея времени, — памятник слишком исторически сомнительный, а других у нас нет, потому что в египетских памятниках ни о Моисее, ни об Исходе не упоминается вовсе, — умолчание едва ли возможное, если разгром не только царского войска, но и всего Египта «девятью казнями» был хотя бы отчасти историческим событием. Может быть, Моисей — такой же баснословный герой-эпоним, собирательное лицо племени, как пэлазгийский Геракл, вавилонский Гильгамеш и древнемексиканский Кветцалькоатль.
Вышел из воды Младенец, Mosou, и сквозь воды прошел, победил «великие воды», подобно двойнику своему Саргону Древнему, завоевавшему «Моря Заходящего Солнца» (Bossert, Altkreta, 1921, p. 133).
Кого, атлантов? Нет, египтян. Чтобы «земля пожрала» целое войско, нужно великое землетрясение, такое же, как то, в мифе Платона, когда земля, разверзшаяся под обоими войсками, атлантов и афинян, поглотила их. Как же об этом ничего в «Исходе» не сказано? Сказано зато об огненно-дымном облаке-столбе как бы от вулканического пламени. Кажется, Бог Исхода, Иагве, — такой же водяной или земноводный, огненно-водный бог, как Посейдон-Вельхан-Вулкан, а может быть, и сам древний бог Атлантиды, Атлас.
Воды расступились от дыханья Твоего,
влага стала, как стена,
огустели пучины в сердце морей…
Дунул Ты духом Твоим, —
и угрузли, как свинец, в великих
водах…
Длань Твою Ты простер, —
и пожрала их земля.
(I Кор. 10, 1–2)
И что это за «Красное» море? Новое ли, восточное, историческое, или древнее, западное, баснословное, Эрифейское, на «Закате всех солнц»?
XIII
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились… в облаке и в море», — сказано об Исходе (I Кор. 10, 1–2), и можно бы сказать о потопе.Что такое крещение? Греческое слово baptismos значит «погружение», «потопление». Ветхий человек, первый Адам, как бы утопает в воде, умирает, и выходит из нее, рождается, новый человек, второй Адам.
«И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; и се, отверзлись ему небеса». — «И был голос с небес, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный: Я днесь родил Тебя» (Mтф. 3, 16. — Лк. 3, 21–22). Новый Человек, Иисус, рождается из вод потопа. В этом смысле крещение, «погружение» в воду, есть древнейшее, потопное, Атлантидное таинство.
«Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровью и Духом» (Ио. 5, 6). В первом человечестве — водою, во втором — кровью, в третьем — Духом-Огнем.
Вот почему и боги Атлантиды, «крещеные», прорубают во льду мифологии к незамерзающим водам мистерии крещальную прорубь-иордан.
XIV
Очень понятно, что эти боги, водяные, земноводные, пройдя сквозь воды потопа, переселились с погибшего материка на уцелевшие. Кажется, главный путь переселения из Атлантиды в Европу шел через Крит. Самый остров, узко и длинно протянутый, — как бы гроб — колыбель — ковчег, приплывший откуда-то с далекого Запада и остановившийся между тремя материками, — Европой, Африкой, Азией, — в виду Ханаана, будущей Св. Земли.XV
Вечер Атлантиды гаснет кровавым пожаром на западе, а на востоке чуть пахнет дымком туманно-свежее утро Эгеи. Там — «блудница на звере багряном», а здесь — «девочка, полуребенок», обвеянная ветром голубиных крыл.XVI
Если «креститься», значит «омыться», «очиститься», то мир из потопной купели вышел чистым, как никогда. Утреннею свежестью только что омытых детских щек здесь на Крите дышит все. «Быть чистым» — главная заповедь.Надпись эта, найденная в развалинах Феста, кажется, орфическая, от II–III века по Р. X., вероятно, повторяет, бесконечно-древнейший подлинник (О. Kern. Die Orphiker auf Kreta. — «Hermes», Bnd. 51, 1916, p. 537). «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», к этому далекому «блаженству» путь уже начат здесь, на Крите.
Входите в храм Великой Матери,
только святые, чистые сердцем,
да дело Божье узрите, чудо бессмертия.
Пестуны здешнего бога Младенца, Куреты, в уцелевшем хоре Еврипидовых «Критян», поют:
Эти «белые ризы» напоминают такие же белые, только с тонким узором-каймою из красных крестиков, ризы Кветцалькоатля, а невкушение «пищи животной» напоминает его же запрет кровавых жертв (См. выше: Атлантида, XII. Крест в Атлантиде, гл. III). Вот почему и жертву-быка ловят критяне без железа, нечистого: кровь липнет к нему, и от него — война.
Здесь провожу непорочную жизнь,
посвященный богу Идейскому…
В белые ризы облекся я,
от смертей и рождений очистился
и блюду, да не коснется уст моих
пища животная.
(Kern, 563)
Люди почти забудут потом, откуда эта чистота, белизна, но и смутной памяти о них будет достаточно, чтобы родить божественную прелесть Софокловых хоров и парфенонских мраморов.
XVII
Если феакийцы Гомера, люди Золотого века, — критяне, и те стихи Еврипида об орфической святости навеяны Критом, то, может быть, и эти, тоже орфические, воистину, золотые, о Золотом веке, стихи Эмпедокла — оттуда же, с Крита:Этого нигде никогда не было и не будет до «новой земли» и «нового неба», но, может быть, недаром этот золотой сон приснился людям так, как никогда и нигде, именно здесь, на Крите, в земле крестного знаменья и «крещеного» бога Адониса-Атласа.
Бога войны и убийства первые люди
не знали, —
Знали только богиню любви, Афродиту
святую,
И приносились невинные жертвы —
чистейшая мирра,
Благоуханный дым фимиама и медь
златоструйный;
Жертв заколаемых кровью святых алтарей
не сквернили…
Все на земле было кротко; и птицы,
и звери, ласкаясь,
К людям доверчиво льнули, и пламя
любви в них горело.
(Empedocl., fragm. 128–130)
XVIII
«Царство — детям, paidos h? basileia», — учит Гераклит (Heraclit., fragm. 128–130), как будто уже предчувствуя, что будет сказано: «Кто не примет царства Божия, как дитя, тот не войдет в него. — И, обняв детей, возложил руки на них и благословил их» (Мрк. 10, 15–16). Кажется, это благословение Господне — и на древних детях, критянах.Дети, в Елевзинских и Самофракийских таинствах, допускались к посвящению легче взрослых и даже совершали над ними, у алтаря со священным огнем, обряд очищения.
эта надгробная, о языческом отроке, надпись от времен римской империи сохранилась на мраморной плите помоста, в нынешней христианской церкви около Филипп, в Македонии, где не тщетно проповедовал ап. Павел (L. Heuzey. Mission archeologue en Mac?doine, 1876, v. I, 123).
Ныне ты счастлив в полях Елисейских,
за то, что исполнил
Древнюю заповедь Бога с легкою жить
простотою.
Olim jussa deo simplicitas facilis,
сказано в другой, тоже языческой, надгробной надписи (Heuzey, 132). Лучше нельзя сказать и о критянах.
Души простейшие,
Animae simplicissimae, —
XIX
Богу открыты только «простейшие души».говорят у Гомера феакийцы-критяне (Odis., VII, v. v. 201–205).
…Всегда нам открыто являются боги…
С нами они без чинов за трапезу садятся…
Всех нас считают родными,
«Всюду, в Елевзисе, Самофракии, Фракии, у племени Киконов, в земле Орфея… посвящения в мистерии совершаются тайно; в Кноссе же явно», — сообщает Диодор (Diod., V, 77. — Harrison, Prolegomena, 566). Здесь как будто противоречье: таинство не тайное; но что это значит, мы могли бы понять по нашему собственному христианскому, как будто всем открытому, и сокровеннейшему таинству.
XX
Боги на Крите — такие же дети, как люди. «Мертвый возвращается в ту землю, где боги были детьми» — это чудное слово египтян поняли бы критяне.Имя здешнего бога — «Пигмалион», «Малый», или «Пигмей», «Дактиль», — «Мальчик-с-пальчик» (Dussaud, 371). В Кносском дворце, часовеньки — крошечные келийки, локтя три-четыре в ширину и длину (G. Karo. Altkretische Kultstatten, 127): чем теснее, тем святее; в тесноте, в малости Бог; бесконечно-великое в малом, солнца в атомах, царство Божие в горчишном зерне. Это и значит: Бог Младенец.
XXI
Он родился здесь, на Крите, на горе Эгэоне, Aigaion, в подземной, сталактитовой пещере, недавно открытой, где, судя по слою жертвенного пепла и обугленных костей в семь футов глубины, а также по геометрическим, на глиняных черепках, рисункам, поклонение здешнему богу совершалось уже около V–VI тысячелетия (G. Karo, 118–122).Здесь «колыбель нашего рода святая», Бога Младенца вертеп довифлеемский. Древнего имени его мы не знаем, а имена позднейшие, крито-эгейские: Kirris, Gauas, Pygmalion, Zan (Dussaud, 371); имя ханаанское, от конца второго Бронзового века: Adonai, что значит на вероятном языке Иисуса, галилео-арамейском, «Господь мой» (Frazer, 6); и, наконец, самое позднее, греческое: Zeus Kr?tagenes, «Зевс Криторожденный», или просто — Kouros, «Дитя», «Младенец»; это имя самое вещее.
Многоименный — безыменный: Тот, Кого еще нельзя назвать по имени.
XXII
Здесь, на Крите, родился; здесь же и умер на горе Юкте, Juktas, над Кноссом, чей облик, в золоте вечернего неба, напоминает чудесно, и в наши дни, обращенное к небу лицо человека, спящего или мертвого (Evans, Palace of Minos, 156). Бог родился, жил и умер, как человек, смертный, от смертной рожденный, — вот главный догмат здешней религии, так же как древнемексиканской, — Кветцалькоатля.Куча огромных каменных глыб, должно быть, след «заповедной ограды», temenos, сохранилась на горе Юкте, до наших дней. Память о том, что здесь было, так живуча, что и нынешние критские пастухи продолжают называть эти глыбы «гробом Зевса», mn?ma tou Zia (Evans, Mycenaean tree and pillar cult, p. 121). Это тот самый «гроб Адониса, Адоная», — «гроб Господень», нельзя перевести иначе, — на котором будто бы Пифагор написал:
Здесь лежит умирающий Зан, именуемый Зевсом (Porphyr., vita Pythag., с. XVII). Не умерший однажды, а всегда «умирающий».
Циклопические глыбы эти напоминают «Атлантское» зодчество анагуакских развалин в Мексике, тиагуанакских — в Перу, а также исполинские глыбы, подобные тем, что шли на стройку египетских пирамид, найденные на дне моря, у о. Фароса, исторической, Александрийской и, может быть, доисторической, Крито-Эгейской гавани; а эти последние напоминают гидравлическое зодчество атлантов — подземные каналы и гавани, по описанию Платона.
Если все это так, то значит, первое, что люди, после потопа — «Атлантиды», снова начали строить на земле, есть «гроб Господень». Рушилось все, а это осталось; и, может быть, все опять рушится, а это останется.
XXIII
«Гроб и колыбель Господня», — вот с каким грузом с далекого Запада приплыл и остановился, в виду Св. Земли, таинственный Остров-Ковчег.XXIV
Бог Младенец — Курос, а дядьки, пестуны его, — Куреты. Кто они такие? «Первые люди Золотого века», по Гезиоду, а по Диодору: «Жили Куреты на горах, в дремучих дебрях лесных и в расселинах скал, — всюду, где находили естественный кров, потому что люди, в те дни, строить домов еще не умели» (Brit. Soc. Ant., XV, 1903, p. 352). И по Эсхилу:«Их первых увидело солнце, прозябших из земли, как древесная поросль», толкует один христианский писатель миф о Куретах (Hippolyt. Philosoph., V, 7). Первые люди, Куреты, вышли из земли, после потопа, как после теплого дождя грибы выходят из-под кучи прелых листьев, — так можно понять Овидия:
Во тьме сырых землянок и пещер,
Как муравьи проворные гнездились.
Если между Критом и Западной Европой существовала духовная, а может быть, и племенная связь, что очень вероятно, судя по Когульским пещерным росписям, то Куреты — мифологические тени пещерных людей Ледниковой древности, кроманьонов, наших европейских праотцев. Это первого человечества последние, второго — первые люди.
…largoque satos Curetos ab imbri.
(Ovid., Met?m., IV, v. 282)
XXV
Нынешние критские пастухи и охотники видят по ночам, на оголенных теперь, но некогда дремуче-лесистых, вершинах Сфакии, Sphakia, блуждающих духов, леших, мужских и женских, или, вернее, мужеженских, тени Куретов, существ, кажется, таких же двуполых, как сам питомец их, божественный Отрок-Дева, Kouros-Kor?.Ласковые дядьки-няньки пестуют бога Младенца, кормят, моют, пеленают, баюкают, а главное, прячут от лютого отца, Кроноса, который хочет пожрать Сына. Это, впрочем, только новая, ледяная кора мифологии, а древний, теплый ключ на дне мистерии: Сына приносит Отец в жертву за мир. Чтобы уберечь Младенца до времени, Куреты заслоняют его телами своими, в вечной пляске, как будто воинственной, а на самом деле, очень мирной. «Тесным кольцом окружают тебя, ударяя мечами в брони свои, дабы оглушаемый Кронос младенческих криков твоих не услышал» (Callimach., Hymn. ad Jovem).