Страница:
– Никаких следов белого кота?
– Нет. А ты что узнала? Как наша старушка? Я наблюдал, как Варни приходит и уходит. Тот ещё фрукт. Я заглядывал в окошко гаража. Старый фургон весь провонял тухлой рыбой. Чем он там занимается?
Она пожала плечиком.
– Что-то чинит. Я вот думаю, не Варни ли с этим Джеймсом Стампсом убили Джанет.
Джо удивлённо уставился на неё.
– Они явно что-то задумали, и это что-то имеет отношение к убийству, – добавила Дульси, слизывая с усов сметану. – Не знаю, что именно, но они собираются нагреть на этом руки. Варни сказал: «Пожадничаем – окажемся мордой в грязи». Штампе сказал, что нужно поторопиться, пока мать Варни не настучала копам. Я же говорила тебе, она что-то знает.
Дульси носом подтолкнула кусочек бурундучьего мяса и положила его на крекер.
– Кстати, они замышляют и что-то ещё. У Стампса есть список. Судя по всему, там указано, когда люди дома и когда они уходят на работу.
– Собираются грабить?
– Похоже на то. Ранним утром. Варни сказал: «Покончим с этим и свалим».
– Ты думаешь, ограбления, если они задумали именно это, как-то связаны со смертью Джанет?
– Не знаю. Мне кажется, они – пара мелких жуликов, которые просто пользуются подвернувшейся возможностью. Я не думаю, что такие способны были убить Джанет.
Кошки разделили остатки бурундука. Дульси, изящно доев свой кусочек, сказала:
– Я хочу посмотреть на список Стампса.
– Если они задумали ограбления, полиция должна об этом узнать.
– Но мы не знаем, когда и где. Что толку сообщать в полицию, если нет точных фактов? Вот если бы нам удалось достать этот список… – Джо от подобного предложения был явно не в восторге, и она добавила: – В любом случае теперь я знаю, что мамуля что-то видела, но боится дать показания. Фрэнсис пытается её уговорить. И Варни опасается, что ей это удастся.
– Если Варни и в самом деле убил Джанет, почему Фрэнсис хочет, чтобы его мать свидетельствовала против него?
– Кто знает, чего действительно хочет Фрэнсис? Она не так проста, как кажется. – Дульси облизала усы и лапы. – Фрэнсис и мамуля по утрам пьют кофе на кухне. Когда Варни уходит на работу, они говорят свободнее. – Дульси слизнула капли крови и крошки печенья со столешницы. – По большей части они обсуждают родственников, которых у них больше, чем бездомных дворняг в приюте для животных. Но, может, мне и посчастливится услышать что-нибудь дельное. – Она задумчиво посмотрела на Джо.– Иначе я там скоро с ума сойду.
– Возможно, я сумею тебе помочь.
– Каким образом? – Дульси недоуменно взглянула на его хитрую физиономию. – Что ты задумал?
– Мне нужно ещё кое-что обмозговать. Просто будь готова.
Джо дернул ухом.
– Как я могу быть готова, если не знаю, что ты затеваешь?
– Не пропусти утренний кофе, – загадочно сказал он. Дульси озабоченно посмотрела на него.
– Пойду-ка я, пока они это чудовище не отвязали.
Джо выглянул в окно.
– Он всё ещё на крыльце, сидит под фонарем. Я вижу веревку. Эта бестолочь опять в ней запуталась.
Дульси подбежала к нему посмотреть. Пёс громадным чёрным кулем разочарованно привалился к перилам.
– Пусть помучается, – злорадно сказала Дульси и одарила Джо долгим влюбленным взглядом. – Спасибо за ужин. Это гораздо лучше, чем остатки мамулиной морковки.
– Береги себя. – Он лизнул её в ухо. – Я буду за тобой следить. И не забудь: утренний кофе.
Дульси чмокнула его в усы, спрыгнула на пол и выскользнула в дверь. Она проскочила в окошко прачечной Бланкеншипов, прежде чем пёс её заметил. Запоздало учуяв кошку, он с рычанием принялся дергать веревку. Дульси спрыгнула на пол и крадучись направилась через холл в сторону кухни, то и дело останавливаясь в темноте.
За время её отсутствия подошли ещё два игрока, кухня успела пропахнуть табаком и пивом и дрожала от громких голосов. Дульси поспешно миновала кухню и направилась в мамулину комнату. Никаких новых тайн она уже не услышит.
Глава 13
Глава 14
– Нет. А ты что узнала? Как наша старушка? Я наблюдал, как Варни приходит и уходит. Тот ещё фрукт. Я заглядывал в окошко гаража. Старый фургон весь провонял тухлой рыбой. Чем он там занимается?
Она пожала плечиком.
– Что-то чинит. Я вот думаю, не Варни ли с этим Джеймсом Стампсом убили Джанет.
Джо удивлённо уставился на неё.
– Они явно что-то задумали, и это что-то имеет отношение к убийству, – добавила Дульси, слизывая с усов сметану. – Не знаю, что именно, но они собираются нагреть на этом руки. Варни сказал: «Пожадничаем – окажемся мордой в грязи». Штампе сказал, что нужно поторопиться, пока мать Варни не настучала копам. Я же говорила тебе, она что-то знает.
Дульси носом подтолкнула кусочек бурундучьего мяса и положила его на крекер.
– Кстати, они замышляют и что-то ещё. У Стампса есть список. Судя по всему, там указано, когда люди дома и когда они уходят на работу.
– Собираются грабить?
– Похоже на то. Ранним утром. Варни сказал: «Покончим с этим и свалим».
– Ты думаешь, ограбления, если они задумали именно это, как-то связаны со смертью Джанет?
– Не знаю. Мне кажется, они – пара мелких жуликов, которые просто пользуются подвернувшейся возможностью. Я не думаю, что такие способны были убить Джанет.
Кошки разделили остатки бурундука. Дульси, изящно доев свой кусочек, сказала:
– Я хочу посмотреть на список Стампса.
– Если они задумали ограбления, полиция должна об этом узнать.
– Но мы не знаем, когда и где. Что толку сообщать в полицию, если нет точных фактов? Вот если бы нам удалось достать этот список… – Джо от подобного предложения был явно не в восторге, и она добавила: – В любом случае теперь я знаю, что мамуля что-то видела, но боится дать показания. Фрэнсис пытается её уговорить. И Варни опасается, что ей это удастся.
– Если Варни и в самом деле убил Джанет, почему Фрэнсис хочет, чтобы его мать свидетельствовала против него?
– Кто знает, чего действительно хочет Фрэнсис? Она не так проста, как кажется. – Дульси облизала усы и лапы. – Фрэнсис и мамуля по утрам пьют кофе на кухне. Когда Варни уходит на работу, они говорят свободнее. – Дульси слизнула капли крови и крошки печенья со столешницы. – По большей части они обсуждают родственников, которых у них больше, чем бездомных дворняг в приюте для животных. Но, может, мне и посчастливится услышать что-нибудь дельное. – Она задумчиво посмотрела на Джо.– Иначе я там скоро с ума сойду.
– Возможно, я сумею тебе помочь.
– Каким образом? – Дульси недоуменно взглянула на его хитрую физиономию. – Что ты задумал?
– Мне нужно ещё кое-что обмозговать. Просто будь готова.
Джо дернул ухом.
– Как я могу быть готова, если не знаю, что ты затеваешь?
– Не пропусти утренний кофе, – загадочно сказал он. Дульси озабоченно посмотрела на него.
– Пойду-ка я, пока они это чудовище не отвязали.
Джо выглянул в окно.
– Он всё ещё на крыльце, сидит под фонарем. Я вижу веревку. Эта бестолочь опять в ней запуталась.
Дульси подбежала к нему посмотреть. Пёс громадным чёрным кулем разочарованно привалился к перилам.
– Пусть помучается, – злорадно сказала Дульси и одарила Джо долгим влюбленным взглядом. – Спасибо за ужин. Это гораздо лучше, чем остатки мамулиной морковки.
– Береги себя. – Он лизнул её в ухо. – Я буду за тобой следить. И не забудь: утренний кофе.
Дульси чмокнула его в усы, спрыгнула на пол и выскользнула в дверь. Она проскочила в окошко прачечной Бланкеншипов, прежде чем пёс её заметил. Запоздало учуяв кошку, он с рычанием принялся дергать веревку. Дульси спрыгнула на пол и крадучись направилась через холл в сторону кухни, то и дело останавливаясь в темноте.
За время её отсутствия подошли ещё два игрока, кухня успела пропахнуть табаком и пивом и дрожала от громких голосов. Дульси поспешно миновала кухню и направилась в мамулину комнату. Никаких новых тайн она уже не услышит.
Глава 13
Как только Фрэнсис распахнула заднюю дверь, чтобы проветрить кухню от застоявшегося пивного духа и сигаретного дыма, Дульси выскочила и уселась на пороге. Вдыхая свежий утренний воздух, она как раз устраивалась поудобнее, когда Фрэнсис нетерпеливо подтолкнула её мыском.
– Давай выходи, чего уселась на самом проходе!
Дульси съежилась, приникнув к полу, затем перепрыгнула через ногу-обидчицу и вернулась на кухню. Уходить она не собиралась, этим утром ей не хотелось упускать ни единой детали происходящего. Какую бы хитрость ни замыслил Джо к завтраку мамули и Фрэнсис, она твёрдо намерена была оставаться тут, в самом центре событий.
Фрэнсис раздраженно вернулась к столу и принялась хлопотать, снова расставляя по местам солонку и перечницу, папоротник в горшке, сахарницу в виде поросёнка и молочник в виде коровы. Движения Фрэнсис были резкими, она явно была возбуждена. Возможно, её рассердили шумные картежники со своим покером. Дульси с интересом наблюдала за ней.
Прошлым вечером, когда Дульси спряталась за плитой, чтобы подслушать Варни и Стампса, Фрэнсис тоже подслушивала. Дульси так была увлечена разговором, что не обратила на неё внимания, думая, что та просто прошла мимо кухни.
Однако Фрэнсис не прошла, а осталась стоять в холле за дверью. Через некоторое время она вернулась в свой кабинет.
Теперь же, когда мамуля, шаркая мягкими шлепанцами, прибрела в кухню, Фрэнсис налила кофе и поставила кофейник на стол возле тарелки с вчерашним печеньем. Мамуля вздохнула и уселась в своё кресло. Кухня заполнилась запахом выпечки – восхитительным ароматом пирожков с персиковой начинкой, который шёл из духовки и вскоре полностью перекрыл затхлое амбре от вчерашней вечеринки. Дульси удовлетворенно принюхалась и вспрыгнула к мамуле на колени, готовясь слегка перекусить. Кто говорит, что кошки не любят сладкого просто плохо их знает.
Привалившись к пухлому животу и глядя, как мамуля откусывает печенье, Дульси прикрыла глаза, чтобы в них не попали крошки. Интересно: похоже, Фрэнсис совсем не мучают угрызения совести из-за того, что она пичкает старушку таким количеством сахара и жиров. Впрочем, возможно, у неё есть на то свои причины.
Дульси свернулась клубочком, лелея надежду, что мамуля не обольёт её горячим кофе. Старушка казалась этим утром раздражённой. Она жевала печенье, отхлебывала кофе, но почти ничего не говорила. Дульси начала подрёмывать, когда услышала слова Фрэнсис:
– Мама, вы всё-таки должны принять решение.
– Насчёт чего?
– Вы знаете, насчёт чего. Насчёт того, о чём я говорила вам за завтраком.
Дульси навострила уши. Значит, за время своего отсутствия она всё-таки что-то пропустила.
– Решение я приняла. И уже давно.
– Мама, всё, что вы пока делали, это уклонялись от действия. Вы знаете, что в этой ситуации нужно сделать.
– Не ходить в полицию.
– Вы должны пойти туда, мама. Вы же знаете, в полиции считают, что кто-то избегает свидетельских показаний. И они будут искать, пока не выяснят, кто этот свидетель.
– Чепуха. С чего они вдруг должны так считать?
– Я же вам говорила, это было в местных новостях. В семичасовом выпуске.
Мамуля выпрямилась в кресле, придавив Дульси к краю стола и заставив её сменить позу.
– Это только твои домыслы.
– Они считают, кто-то из соседей что-то видел в те выходные и не сообщил об этом.
– С какой стати им так думать?
– Я не знаю, мама. Я не знаю, откуда полиция получает информацию.
– Ерунда какая, – напряглась Мамуля. А потом осторожно добавила: – Или же это ты им сказала.
Коротко звякнул таймер, и Фрэнсис поднялась. Стоя у разогретой плиты, она вытащила противень с пышущими жаром пирогами и положила парочку на тарелку свекрови, видимо, совершенно не задумываясь, что такого количества калорий хватило бы и молодому гиппопотаму. Один пирожок она взяла себе, а остальные поставила возле окна остывать. Дульси заинтересовалась, достигнет ли этот аппетитный запах носа Джо, засевшего на другой стороне улицы. Фрэнсис вернулась на своё место и вновь наполнила чашки. Она отрезала от пирога кусочек и подцепила его вилкой.
– Если полиция выяснит, что вы что-то видели и не рассказали им, вам грозят неприятности.
Мамуля пыталась ухватить пирог пальцами, однако он был слишком горячим. Она перебрасывала его из руки в руку; в конце концов он разломился, капнув горячей персиковой начинкой на ухо Дульси.
Кошка послюнила лапу и потёрла обожжённое ухо. Да, в работе сыщика есть определенный риск. Она старательно облизала лапу, вызвав у мамули улыбку. Старушка подула на отломившуюся половину пирога, отщипнула маленький кусочек и протянула Дульси.
– Мама, вы кормите кошку, а потом той же рукой хватаетесь за свою еду. Вы же не знаете, какие у неё могут быть болезни!
Не обращая внимания на Фрэнсис, мамуля отломила кусочек пирога для себя и с жадностью его слопала, отдав оставшиеся крошки Дульси.
– Мама, вы никогда не слушаете. Ни про гигиену, ни про кошку, ни про полицию…
– Варни говорит, мне не нужно идти в полицию. Он считает, что мне совершенно не обязательно испытывать такое унижение в моём возрасте. Идти в полицейский участок, подвергаться перекрёстному допросу, а затем стоять перед всеми в суде. Я слишком старая и больная, чтобы появляться перед всеми этими людьми, моё слабое сердце этого просто не выдержит.
– Для вашего сердца, мама, будет гораздо хуже, если полиция вас попросту арестует.
– С чего бы им меня арестовывать?
Фрэнсис вздохнула.
– За сокрытие информации, – терпеливо объяснила она. Старуха фыркнула, крошки из её рта разлетелись во все стороны.
– Они ежедневно сажают людей за решётку и за меньшее, А вашему больному сердцу пребывание в камере явно не пойдет на пользу.
– Посадить старую женщину с больным сердцем в камеру? Не говори глупостей. Варни им такого ни за что не позволит,
– Варни не может…
Внезапный телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Мамуля слегка подскочила, едва не столкнув Дульси, которая чуть не оцарапала её в попытке удержаться на месте. Кошка поспешно спрятала когти, глядя, как Фрэнсис подошла к телефону, взяла трубку и переставила аппарат на стол.
– Бланкеншип у телефона. – Её голос был холоден и официален.
Некоторое время Фрэнсис, нахмурившись, слушала, затем прикрыла рукой микрофон и долго смотрела на мамулю. Она было протянула старушке трубку, но потом, похоже, передумала.
Когда Фрэнсис снова заговорила, её голос был совершенно ледяным.
– Миссис Бланкеншип плохо себя чувствует. Я поговорю с ней. Могу я вам перезвонить? – Она дотянулась до блокнота и карандаша и быстро записала номер. Повторив его вслух, она повесила трубку и беспомощно посмотрела на мамулю: – Это адвокат. Я вас предупреждала. Он подключился к судебному процессу и хочет поговорить с вами.
– Не знаю я никаких адвокатов. И ни с кем говорить я не обязана.
– Придётся. Если он пришлет вам повестку в суд, у вас не будет выбора.
– Перезвони ему, – велела мамуля. – Скажи» что я слишком сильно больна. Он не может вызывать в суд старую больную женщину.
– Хотите – сами ему и скажите. Вот телефон, – Фрэнсис подтолкнула аппарат к старушке.
– Фрэнсис, сказать ему об этом должна ты. Я никому звонить не буду. Кто этот адвокат, как его звать? Что у него ко мне за дело?
Дульси почувствовала, как её лапы вжимаются в мамулину ногу.
– Я ничего о нем не знаю. Его зовут Грей, Джозеф Грей. Из «Грей, Стерн и Старбак». Мне эта фирма незнакома, но это ничего не значит. Он…
Прежде чем Дульси успела спохватиться, её когти впились в пухлую коленку. Мамуля взвизгнула и спихнула её на пол.
Дульси с покаянным видом заползла под стол, стараясь не хихикнуть. Адвокат Джозеф Грей. «Грей, Стерн и Старбак». Вот умора-то! Если бы не нужно было сдерживаться, она просто покатилась бы со смеху.
– Я лично никогда о таком не слышала, – сказала Мамуля. – Это всё твои выдумки. Зачем ты обманываешь старуху?
Фрэнсис поднялась, обошла вокруг стола, остановилась возле мамулиного кресла и приобняла её за плечи.
– Мама, этот телефонный звонок не мои выдумки. – Фрэнсис была бледна, её тонкое лицо осунулось. – Я говорила, надо было вам пойти в полицию.
Мамуля взглянула на неё, но промолчала.
Дульси, усмехаясь, сидела под столом. Джозеф Грей, адвокат. Джозеф Грей, Серый Джо, полномочный представитель кошачьего правосудия. Она живо представляла себе, как он сидит в окне в доме Джанет, помирая со смеху.
Фрэнсис выдвинула стул и села рядом с мамулей.
– Мама, нам придётся перезвонить ему. У нас нет выбора.
Дульси запрыгнула мамуле на колени, и тут старушка расплакалась, мелко подрагивая всем своим пухлым телом. О, это плохо, это совсем ни к чему. Бедняжка, похоже, совершенно раскисла. Не сводя глаз с перепуганного морщинистого лица, Дульси подняла лапку и дотронулась до старушкиной щеки.
Миссис Бланкеншип схватила её и крепко сжала в объятиях, зарывшись лицом в кошачий мех.
– Я не знаю, что мне делать, Фрэнсис. Скажи ему, что меня тут нет. Перезвони ему и скажи, что я в больнице.
– Он знает, что вы не в больнице. Мама, вам придется поговорить с ним.
– Всё равно уже слишком поздно. Они уже отдали этого молодого человека под суд, – упиралась мамуля. – Какая теперь разница, что я скажу? Нет, уже слишком поздно.
– Нет, мама. В том-то всё и дело. Если Роб Лэйк невиновен вы можете помочь ему. Вы не думали, что могли бы спасти его жизнь?
Фрэнсис поднялась, Принесла с подоконника тарелку с пирожками и поставила на стол так, чтобы Мамуля могла до них дотянуться.
– Без ваших показаний, мама, Роба Лэйка могут приговорить к смерти. А если он невиновен, его смерть будет на вашей совести.
– Но тот белый фургон мог принадлежать кому угодно. Я не знаю, был ли это точно фургон Джанет. Может, если я скажу про это полиции, то лишь всех запутаю.
– Полиция разберётся, это их работа. Не вам решать, мама, что суду стоит знать, а о чем лучше не сообщать. – Фрэнсис отхлебнула кофе. – Мама, поверьте мне. Чем раньше вы пойдёте в полицию, тем мягче суд к вам отнесётся. Вы просто скажите этому господину Грею, что вы видели. Скажите ему, что вы не уверены, был ли это фургон Джанет. Скажите ему, в какое время это было: в два часа ночи в субботу фургон въехал в гараж, и дверь за ним закрылась. И что в два тридцать он уехал снова.
– Он захочет прийти сюда, захочет, чтобы я подписала какие-нибудь бумаги. Захочет, чтобы я пошла в суд. А я уже сказала тебе, Фрэнсис, что мое сердце не выдержит этого.
– Мама, я объясню ему, что у вас больное сердце и поэтому вы боитесь выступать в суде. Я уверена, они как-нибудь сумеют всё устроить.
Дульси была так взволнована, что не могла усидеть спокойно. Она начала ёрзать, затем принялась умываться, пытаясь успокоиться. Она могла, конечно, иногда сердиться на Джо и упрекать его в отсутствии воображения, но сейчас… Этот ход был гениальным.
Мамуля ухватила пирожок и разломила его пухлыми пальцами.
– Лучше бы эта девица тут вообще не появлялась; я так и знала, что от неё будут неприятности. Ну кто, будучи в здравом уме, устроит сварочную мастерскую среди жилых домов, да ещё прямо над собственной квартирой? В большом городе такое наверняка не позволили бы. Она же всё время пыхала огнём, так что неудивительно… И эта пальба – бах, бах, бах –прямо артиллерийский обстрел целыми днями. Наверно, это такой домашний тир. Зачем только молодой женщине подобные штуки? Я не…
– Это была не стрельба, мама. Я вам говорила, это специальное устройство для вбивания металлических скобок. Такой большой пистолет, которым пользуются, например, в магазинах. Вы же знаете, она его использовала, чтобы натягивать холсты. Помните, она говорила, что от втыкания обычных кнопок у неё подолгу болят пальцы. Пожалуйста, мама. Я должна перезвонить этому адвокату.
– У тебя самой на столе есть штука для скрепок, Фрэнсис. И от неё совсем не такой звук. Ты знаешь, что я права. Эта ненормальная сожгла весь холм. Я всегда знала, что когда-нибудь так и произойдет. Что она спалит всю округу. Если бы не мои молитвы, чтобы Господь уберёг наш дом, мы бы тоже сгорели.
– Ой, мама, она не…
– Как бы то ни было, не спорь со мной. Я не буду этого делать. Не хочу впутываться.
– Но, мама, как вы не понимаете? Вы уже впутались, Если вы не дадите показаний, могут осудить не того человека.
Дульси съёжилась, боясь пошевелиться. Да, это утро оказалось полным сюрпризов.
Пистолет для скрепок. Джанет не пользовалась кнопками.
Тогда что это была за кнопка, которая воткнулась в её лапу? Кнопка с остатками сгоревшей деревяшки и клочком почерневшего холста? Откуда взялись эти кнопки, разбросанные под слоем пепла? Там их сотни, на многих остались кусочки ткани. Сотни кусочков картин…
От напряжения она почти перестала дышать. Мамуля удивленно посмотрела на неё. Дульси притворилась, что ловит блоху. Эти кнопки были не из картин Джанет, они были из других холстов.
Сгоревшие картины были не её. Картин Джанет во время пожара в студии не было.
– С вашим сердцем ничего не случится, мама, если вы просто поговорите с Джозефом Греем. Если я перезвоню, поговорите с ним? Он мог бы побеседовать с вами прямо здесь. И даже если вам пришлось бы пойти в суд, они бы устроили всё так, чтобы вам было полегче. Специальная машина, возможно, даже лимузин с шофером, Привезли бы и увезли, и ждать бы не пришлось. Готова поспорить, это не займет и сорока пяти минут. А на обратном пути мы бы поели мороженого.
– Перестань обращаться со мной как с малым ребенком, милочка. Кроме того, не одна я могла видеть этот фургон. Почему другие не пошли в полицию?
– Мама, было два часа утра.
– Это было субботней ночью. Молодежь гуляет допоздна.
– Наши соседи, мама, уже вышли из этого возраста. И в два часа ночи они спят.
– Ну да, и никого не волнует, что старая женщина не может уснуть. Никому дела нет до старухи, которая по ночам сидит в одиночестве. Все только и хотят, что выудить у неё какие-то сведения.
От волнения она так усердно гладила Дульси, что затрещали искры статического электричества, испугавшие их обеих.
– Перезвони ему, – сказала мамуля. – Скажи, что я не буду с ним разговаривать.
Фрэнсис набрала номер, но попала не туда. Это была не адвокатская контора, и там никто даже не слышал про Джо Грея.
Вид у Фрэнсис был озадаченный.
– Я знаю, что записала номер правильно. Вы же слышали, я повторила его вслух.
Действительно, Фрэнсис была не тем человеком, который мог ошибиться, записывая телефон. Когда она снова стала набирать номер, Дульси спрыгнула на пол, добежала до прачечной и выскочила в окошко.
Наконец-то она свободна! Кошка помчалась через двор прямо к дому Джанет. В окне появился Джо. Представитель кошачьего правосудия Джозеф Грей, навострив уши, ждал подругу, его белые отметины отчетливо виднелись за стеклом, а рот растянулся в зубастой ухмылке.
– Давай выходи, чего уселась на самом проходе!
Дульси съежилась, приникнув к полу, затем перепрыгнула через ногу-обидчицу и вернулась на кухню. Уходить она не собиралась, этим утром ей не хотелось упускать ни единой детали происходящего. Какую бы хитрость ни замыслил Джо к завтраку мамули и Фрэнсис, она твёрдо намерена была оставаться тут, в самом центре событий.
Фрэнсис раздраженно вернулась к столу и принялась хлопотать, снова расставляя по местам солонку и перечницу, папоротник в горшке, сахарницу в виде поросёнка и молочник в виде коровы. Движения Фрэнсис были резкими, она явно была возбуждена. Возможно, её рассердили шумные картежники со своим покером. Дульси с интересом наблюдала за ней.
Прошлым вечером, когда Дульси спряталась за плитой, чтобы подслушать Варни и Стампса, Фрэнсис тоже подслушивала. Дульси так была увлечена разговором, что не обратила на неё внимания, думая, что та просто прошла мимо кухни.
Однако Фрэнсис не прошла, а осталась стоять в холле за дверью. Через некоторое время она вернулась в свой кабинет.
Теперь же, когда мамуля, шаркая мягкими шлепанцами, прибрела в кухню, Фрэнсис налила кофе и поставила кофейник на стол возле тарелки с вчерашним печеньем. Мамуля вздохнула и уселась в своё кресло. Кухня заполнилась запахом выпечки – восхитительным ароматом пирожков с персиковой начинкой, который шёл из духовки и вскоре полностью перекрыл затхлое амбре от вчерашней вечеринки. Дульси удовлетворенно принюхалась и вспрыгнула к мамуле на колени, готовясь слегка перекусить. Кто говорит, что кошки не любят сладкого просто плохо их знает.
Привалившись к пухлому животу и глядя, как мамуля откусывает печенье, Дульси прикрыла глаза, чтобы в них не попали крошки. Интересно: похоже, Фрэнсис совсем не мучают угрызения совести из-за того, что она пичкает старушку таким количеством сахара и жиров. Впрочем, возможно, у неё есть на то свои причины.
Дульси свернулась клубочком, лелея надежду, что мамуля не обольёт её горячим кофе. Старушка казалась этим утром раздражённой. Она жевала печенье, отхлебывала кофе, но почти ничего не говорила. Дульси начала подрёмывать, когда услышала слова Фрэнсис:
– Мама, вы всё-таки должны принять решение.
– Насчёт чего?
– Вы знаете, насчёт чего. Насчёт того, о чём я говорила вам за завтраком.
Дульси навострила уши. Значит, за время своего отсутствия она всё-таки что-то пропустила.
– Решение я приняла. И уже давно.
– Мама, всё, что вы пока делали, это уклонялись от действия. Вы знаете, что в этой ситуации нужно сделать.
– Не ходить в полицию.
– Вы должны пойти туда, мама. Вы же знаете, в полиции считают, что кто-то избегает свидетельских показаний. И они будут искать, пока не выяснят, кто этот свидетель.
– Чепуха. С чего они вдруг должны так считать?
– Я же вам говорила, это было в местных новостях. В семичасовом выпуске.
Мамуля выпрямилась в кресле, придавив Дульси к краю стола и заставив её сменить позу.
– Это только твои домыслы.
– Они считают, кто-то из соседей что-то видел в те выходные и не сообщил об этом.
– С какой стати им так думать?
– Я не знаю, мама. Я не знаю, откуда полиция получает информацию.
– Ерунда какая, – напряглась Мамуля. А потом осторожно добавила: – Или же это ты им сказала.
Коротко звякнул таймер, и Фрэнсис поднялась. Стоя у разогретой плиты, она вытащила противень с пышущими жаром пирогами и положила парочку на тарелку свекрови, видимо, совершенно не задумываясь, что такого количества калорий хватило бы и молодому гиппопотаму. Один пирожок она взяла себе, а остальные поставила возле окна остывать. Дульси заинтересовалась, достигнет ли этот аппетитный запах носа Джо, засевшего на другой стороне улицы. Фрэнсис вернулась на своё место и вновь наполнила чашки. Она отрезала от пирога кусочек и подцепила его вилкой.
– Если полиция выяснит, что вы что-то видели и не рассказали им, вам грозят неприятности.
Мамуля пыталась ухватить пирог пальцами, однако он был слишком горячим. Она перебрасывала его из руки в руку; в конце концов он разломился, капнув горячей персиковой начинкой на ухо Дульси.
Кошка послюнила лапу и потёрла обожжённое ухо. Да, в работе сыщика есть определенный риск. Она старательно облизала лапу, вызвав у мамули улыбку. Старушка подула на отломившуюся половину пирога, отщипнула маленький кусочек и протянула Дульси.
– Мама, вы кормите кошку, а потом той же рукой хватаетесь за свою еду. Вы же не знаете, какие у неё могут быть болезни!
Не обращая внимания на Фрэнсис, мамуля отломила кусочек пирога для себя и с жадностью его слопала, отдав оставшиеся крошки Дульси.
– Мама, вы никогда не слушаете. Ни про гигиену, ни про кошку, ни про полицию…
– Варни говорит, мне не нужно идти в полицию. Он считает, что мне совершенно не обязательно испытывать такое унижение в моём возрасте. Идти в полицейский участок, подвергаться перекрёстному допросу, а затем стоять перед всеми в суде. Я слишком старая и больная, чтобы появляться перед всеми этими людьми, моё слабое сердце этого просто не выдержит.
– Для вашего сердца, мама, будет гораздо хуже, если полиция вас попросту арестует.
– С чего бы им меня арестовывать?
Фрэнсис вздохнула.
– За сокрытие информации, – терпеливо объяснила она. Старуха фыркнула, крошки из её рта разлетелись во все стороны.
– Они ежедневно сажают людей за решётку и за меньшее, А вашему больному сердцу пребывание в камере явно не пойдет на пользу.
– Посадить старую женщину с больным сердцем в камеру? Не говори глупостей. Варни им такого ни за что не позволит,
– Варни не может…
Внезапный телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Мамуля слегка подскочила, едва не столкнув Дульси, которая чуть не оцарапала её в попытке удержаться на месте. Кошка поспешно спрятала когти, глядя, как Фрэнсис подошла к телефону, взяла трубку и переставила аппарат на стол.
– Бланкеншип у телефона. – Её голос был холоден и официален.
Некоторое время Фрэнсис, нахмурившись, слушала, затем прикрыла рукой микрофон и долго смотрела на мамулю. Она было протянула старушке трубку, но потом, похоже, передумала.
Когда Фрэнсис снова заговорила, её голос был совершенно ледяным.
– Миссис Бланкеншип плохо себя чувствует. Я поговорю с ней. Могу я вам перезвонить? – Она дотянулась до блокнота и карандаша и быстро записала номер. Повторив его вслух, она повесила трубку и беспомощно посмотрела на мамулю: – Это адвокат. Я вас предупреждала. Он подключился к судебному процессу и хочет поговорить с вами.
– Не знаю я никаких адвокатов. И ни с кем говорить я не обязана.
– Придётся. Если он пришлет вам повестку в суд, у вас не будет выбора.
– Перезвони ему, – велела мамуля. – Скажи» что я слишком сильно больна. Он не может вызывать в суд старую больную женщину.
– Хотите – сами ему и скажите. Вот телефон, – Фрэнсис подтолкнула аппарат к старушке.
– Фрэнсис, сказать ему об этом должна ты. Я никому звонить не буду. Кто этот адвокат, как его звать? Что у него ко мне за дело?
Дульси почувствовала, как её лапы вжимаются в мамулину ногу.
– Я ничего о нем не знаю. Его зовут Грей, Джозеф Грей. Из «Грей, Стерн и Старбак». Мне эта фирма незнакома, но это ничего не значит. Он…
Прежде чем Дульси успела спохватиться, её когти впились в пухлую коленку. Мамуля взвизгнула и спихнула её на пол.
Дульси с покаянным видом заползла под стол, стараясь не хихикнуть. Адвокат Джозеф Грей. «Грей, Стерн и Старбак». Вот умора-то! Если бы не нужно было сдерживаться, она просто покатилась бы со смеху.
– Я лично никогда о таком не слышала, – сказала Мамуля. – Это всё твои выдумки. Зачем ты обманываешь старуху?
Фрэнсис поднялась, обошла вокруг стола, остановилась возле мамулиного кресла и приобняла её за плечи.
– Мама, этот телефонный звонок не мои выдумки. – Фрэнсис была бледна, её тонкое лицо осунулось. – Я говорила, надо было вам пойти в полицию.
Мамуля взглянула на неё, но промолчала.
Дульси, усмехаясь, сидела под столом. Джозеф Грей, адвокат. Джозеф Грей, Серый Джо, полномочный представитель кошачьего правосудия. Она живо представляла себе, как он сидит в окне в доме Джанет, помирая со смеху.
Фрэнсис выдвинула стул и села рядом с мамулей.
– Мама, нам придётся перезвонить ему. У нас нет выбора.
Дульси запрыгнула мамуле на колени, и тут старушка расплакалась, мелко подрагивая всем своим пухлым телом. О, это плохо, это совсем ни к чему. Бедняжка, похоже, совершенно раскисла. Не сводя глаз с перепуганного морщинистого лица, Дульси подняла лапку и дотронулась до старушкиной щеки.
Миссис Бланкеншип схватила её и крепко сжала в объятиях, зарывшись лицом в кошачий мех.
– Я не знаю, что мне делать, Фрэнсис. Скажи ему, что меня тут нет. Перезвони ему и скажи, что я в больнице.
– Он знает, что вы не в больнице. Мама, вам придется поговорить с ним.
– Всё равно уже слишком поздно. Они уже отдали этого молодого человека под суд, – упиралась мамуля. – Какая теперь разница, что я скажу? Нет, уже слишком поздно.
– Нет, мама. В том-то всё и дело. Если Роб Лэйк невиновен вы можете помочь ему. Вы не думали, что могли бы спасти его жизнь?
Фрэнсис поднялась, Принесла с подоконника тарелку с пирожками и поставила на стол так, чтобы Мамуля могла до них дотянуться.
– Без ваших показаний, мама, Роба Лэйка могут приговорить к смерти. А если он невиновен, его смерть будет на вашей совести.
– Но тот белый фургон мог принадлежать кому угодно. Я не знаю, был ли это точно фургон Джанет. Может, если я скажу про это полиции, то лишь всех запутаю.
– Полиция разберётся, это их работа. Не вам решать, мама, что суду стоит знать, а о чем лучше не сообщать. – Фрэнсис отхлебнула кофе. – Мама, поверьте мне. Чем раньше вы пойдёте в полицию, тем мягче суд к вам отнесётся. Вы просто скажите этому господину Грею, что вы видели. Скажите ему, что вы не уверены, был ли это фургон Джанет. Скажите ему, в какое время это было: в два часа ночи в субботу фургон въехал в гараж, и дверь за ним закрылась. И что в два тридцать он уехал снова.
– Он захочет прийти сюда, захочет, чтобы я подписала какие-нибудь бумаги. Захочет, чтобы я пошла в суд. А я уже сказала тебе, Фрэнсис, что мое сердце не выдержит этого.
– Мама, я объясню ему, что у вас больное сердце и поэтому вы боитесь выступать в суде. Я уверена, они как-нибудь сумеют всё устроить.
Дульси была так взволнована, что не могла усидеть спокойно. Она начала ёрзать, затем принялась умываться, пытаясь успокоиться. Она могла, конечно, иногда сердиться на Джо и упрекать его в отсутствии воображения, но сейчас… Этот ход был гениальным.
Мамуля ухватила пирожок и разломила его пухлыми пальцами.
– Лучше бы эта девица тут вообще не появлялась; я так и знала, что от неё будут неприятности. Ну кто, будучи в здравом уме, устроит сварочную мастерскую среди жилых домов, да ещё прямо над собственной квартирой? В большом городе такое наверняка не позволили бы. Она же всё время пыхала огнём, так что неудивительно… И эта пальба – бах, бах, бах –прямо артиллерийский обстрел целыми днями. Наверно, это такой домашний тир. Зачем только молодой женщине подобные штуки? Я не…
– Это была не стрельба, мама. Я вам говорила, это специальное устройство для вбивания металлических скобок. Такой большой пистолет, которым пользуются, например, в магазинах. Вы же знаете, она его использовала, чтобы натягивать холсты. Помните, она говорила, что от втыкания обычных кнопок у неё подолгу болят пальцы. Пожалуйста, мама. Я должна перезвонить этому адвокату.
– У тебя самой на столе есть штука для скрепок, Фрэнсис. И от неё совсем не такой звук. Ты знаешь, что я права. Эта ненормальная сожгла весь холм. Я всегда знала, что когда-нибудь так и произойдет. Что она спалит всю округу. Если бы не мои молитвы, чтобы Господь уберёг наш дом, мы бы тоже сгорели.
– Ой, мама, она не…
– Как бы то ни было, не спорь со мной. Я не буду этого делать. Не хочу впутываться.
– Но, мама, как вы не понимаете? Вы уже впутались, Если вы не дадите показаний, могут осудить не того человека.
Дульси съёжилась, боясь пошевелиться. Да, это утро оказалось полным сюрпризов.
Пистолет для скрепок. Джанет не пользовалась кнопками.
Тогда что это была за кнопка, которая воткнулась в её лапу? Кнопка с остатками сгоревшей деревяшки и клочком почерневшего холста? Откуда взялись эти кнопки, разбросанные под слоем пепла? Там их сотни, на многих остались кусочки ткани. Сотни кусочков картин…
От напряжения она почти перестала дышать. Мамуля удивленно посмотрела на неё. Дульси притворилась, что ловит блоху. Эти кнопки были не из картин Джанет, они были из других холстов.
Сгоревшие картины были не её. Картин Джанет во время пожара в студии не было.
– С вашим сердцем ничего не случится, мама, если вы просто поговорите с Джозефом Греем. Если я перезвоню, поговорите с ним? Он мог бы побеседовать с вами прямо здесь. И даже если вам пришлось бы пойти в суд, они бы устроили всё так, чтобы вам было полегче. Специальная машина, возможно, даже лимузин с шофером, Привезли бы и увезли, и ждать бы не пришлось. Готова поспорить, это не займет и сорока пяти минут. А на обратном пути мы бы поели мороженого.
– Перестань обращаться со мной как с малым ребенком, милочка. Кроме того, не одна я могла видеть этот фургон. Почему другие не пошли в полицию?
– Мама, было два часа утра.
– Это было субботней ночью. Молодежь гуляет допоздна.
– Наши соседи, мама, уже вышли из этого возраста. И в два часа ночи они спят.
– Ну да, и никого не волнует, что старая женщина не может уснуть. Никому дела нет до старухи, которая по ночам сидит в одиночестве. Все только и хотят, что выудить у неё какие-то сведения.
От волнения она так усердно гладила Дульси, что затрещали искры статического электричества, испугавшие их обеих.
– Перезвони ему, – сказала мамуля. – Скажи, что я не буду с ним разговаривать.
Фрэнсис набрала номер, но попала не туда. Это была не адвокатская контора, и там никто даже не слышал про Джо Грея.
Вид у Фрэнсис был озадаченный.
– Я знаю, что записала номер правильно. Вы же слышали, я повторила его вслух.
Действительно, Фрэнсис была не тем человеком, который мог ошибиться, записывая телефон. Когда она снова стала набирать номер, Дульси спрыгнула на пол, добежала до прачечной и выскочила в окошко.
Наконец-то она свободна! Кошка помчалась через двор прямо к дому Джанет. В окне появился Джо. Представитель кошачьего правосудия Джозеф Грей, навострив уши, ждал подругу, его белые отметины отчетливо виднелись за стеклом, а рот растянулся в зубастой ухмылке.
Глава 14
Бок о бок Джо и Дульси мчались по черному обожжённому холму вниз, в высокую зеленую траву, упиваясь неожиданной свободой. Четыре дня, которые Дульси провела в доме Бланкеншипов, едва не свели их с ума. Слетев вниз, они наконец остановились и со смехом повалились на землю. Дульси прыгала и гонялась за бабочками и насекомыми, которые стрекотали и суетились в раздуваемой ветром траве. Она носилась кругами, сбивая, распугивая и заставляя спасаться бегством тысячи малюсеньких существ, которые выводили тоненькие трели и жевали свои крошечные порции зелени.
– Интересно, сдалась ли мамуля, позволила ли она Фрэнсис позвонить в полицию, – Дульси усмехнулась. – И ещё: пыталась ли Фрэнсис перезвонить адвокату Джозефу Грею? – Она остановилась, помахивая хвостом. – Если тот фургон, что видела мамуля в ночь перед пожаром, принадлежал Джанет, что она там делала? Она уехала в Сан-Франциско в то утро. Зачем ей было возвращаться домой среди ночи? Грузить свои картины и везти их – куда? Если предполагалась какая-то выставка, её агент об этом сказала бы. – Кошка внимательно посмотрела на Джо. – Картины, сгоревшие при пожаре, принадлежали не Джанет, но тогда чьи они были?
– Могла она спрятать свои собственные картины, чтобы получить страховку?
– Джанет не стала бы этого делать. И никакой страховки не было. – Дульси прилегла и задумалась.
– Наверняка была страховка, – сказал Джо. – Эти картины стоили…
Дульси дернула ухом.
– Джанет не страховала свои работы.
– Это глупо. Почему? И откуда ты это знаешь?
– Страхование картин – удовольствие жутко дорогое. Она говорила Вильме, что это стоит почти столько же, сколько сами работы. Расценки были такими высокими, что она решила этого не делать. Сказала, что говорила с тремя страховыми агентами, и у всех тарифы оказались непомерно высокими. Вильма говорит, многие художники не пользуются страховкой.
– Но Вильма….
– Та картина, что у Вильмы, застрахована. Но это другое дело. – Она помолчала минутку, затем села, расширив глаза. – У Сесили Аронсон есть белый фургон. Помнишь? Она ставит его за галереей, рядом с грузовым выходом.
– Думаешь, Сесили взяла картины в два часа утра? Убила Джанет и забрала её картины, чтобы продать? Да ладно тебе Дульси. Зачем ей убивать Джанет? Джанет была её лучший художником, её выигрышным лотерейным билетом!
– Возможно, Джанет собиралась уйти от неё. Может быть, они поссорились. Если бы Джанет забрала все свои работы…
– Ты слишком много телесериалов смотришь. Если бы Сесили попыталась продать эти картины, если бы они появились на рынке, Макс Харпер моментально упёк бы её за решетку. И Беверли не могла их взять. Она и так наследует все работы сестры. – Джо лизнул лапу. – А если никакой страховки не было, то Беверли ничего и не выигрывает.
Кот куснул своё плечо, преследуя блоху. Несмотря на удивительные перемены в его жизни, он так и не смог избавиться от блох, а специальные аэрозоли он терпеть не мог.
– Возможно, Сесили было бы легче их продать, чем Беверли, – сказала Дульси. – В этом случае она бы получила все деньги, и не нужно было бы делиться с Беверли. После смерти Джанет, когда столько картин погибло, каждое полотно стоит целое состояние.
– У кого бы они ни оказались, любой может их продать. Беверли. Сесили. Кендрик Мал.
– Но у Мала есть алиби на всё то время, что он был в Сан-Франциско.
Мал обедал с друзьями и в субботу, и в воскресенье вечером, оставляя машину в гараже гостиницы. Мал жил в округе Марин за Золотыми Воротами. Он приехал в город в субботу после обеда и зарегистрировался в «Святом Франциске»; гостиница была полна художников и критиков. В городе Кендрик брал такси или ездил на машинах со своими друзьями.
Дульси нахмурилась.
– Я думаю, кто угодно мог позаимствовать фургон. Когда мы узнаем, кто был в нём, мы поймем, кто убил Джанет. Готова поспорить, что детектив Маррит не взял ни одной кнопки, ни одного клочка сгоревшего холста в качестве улики.
– Или, возможно, Мэррит взял кнопки, но не стал выяснять, как Джанет прикрепляла холсты. Если только кто-нибудь ему об этом не сказал. Могла ли это сделать Сесили?
– Если только хотела, чтобы об этом знала полиция. – Дульси изучала свои когти. – Придётся много звонить по телефону, обзванивать все конторы по аренде машин, чтобы выяснить, кто брал в ту ночь белый фургон.
– Дульси, полиция проверит все прокаты автомобилей, как только они узнают о фургоне и о пропавших картинах.
– Где можно было спрятать столько картин? – сказала Дульси задумчиво.
Джо сидел, внимательно разглядывая подругу.
– Ты решила искать эти холсты? Думаешь, мы найдем картины стоимостью в два миллиона долларов? Эти картины могут быть где угодно: в частном доме, в квартире, в другой галерее… Что ты намерена делать? Мотаться туда-сюда по побережью – может быть, на личном «БМВ» – и обыскивать склады?
Кошка ласково улыбнулась, скосив на него глаза.
– Мы можем проверить галерею Сесили.
– Конечно, так Сесили и будет держать эти громадные полотна прямо под носом у полицейских. Тебе не кажется, что капитану Харперу стоит узнать, что картины пропали, а не сгорели?
– Это займет всего несколько минут, просто прошмыгнём в галерею и посмотрим. Если мы их найдём, это будет не намёк капитану Харперу, а целая большая и подробная история. –Она усмехнулась, сияя изумрудными глазами. – Не запах кролика, а целый длинноухий деликатес. Мы проскочим в парадную дверь, перед тем как Сесили начнет закрывать галерею, и спрячемся.
Глаза Дульси вызывающе сверкнули, но разум и природная осторожность продолжали внушать Джо опасения.
– Если мы так сделаем и нас поймают, надеюсь, это будут полицейские, а не Сесили.
– А что такое? Она всё равно не поймёт, что мы там делаем. Кроме того, Сесили любит кошек.
В самых смелых представлениях Джо не мог вообразить себе, что Сесили любит кошек. Эта женщина внушала ему ужас и отвращение. С её звенящими браслетами, гремящими сережками, мотками громыхающих цепочек и ожерелий, с её развевающейся многослойной одеждой она напоминала ходячий модный магазин. Дульси глотала слюнки, глядя на дорогие ткани, которые носила Сесили, на заграничную материю ручной росписи, на её длинные, ручной вязки юбки; на ручной выделки босоножки или высокие изящные ботиночки, от которых пахло зверями, из чьей кожи они были сделаны. Тёмные волосы Сесили, закрученные причудливыми змейками, украшали заколки из серебра и драгоценных камней. Она была похожа, скорее, не на жительницу Молена-Пойнт, а на обитательницу квартала красных фонарей в Сан-Франциско; или напоминала экземпляр, сохранившийся со времен Салли Стенфорд [1] когда эта мадам была настоящей достопримечательностью города.
– Интересно, сдалась ли мамуля, позволила ли она Фрэнсис позвонить в полицию, – Дульси усмехнулась. – И ещё: пыталась ли Фрэнсис перезвонить адвокату Джозефу Грею? – Она остановилась, помахивая хвостом. – Если тот фургон, что видела мамуля в ночь перед пожаром, принадлежал Джанет, что она там делала? Она уехала в Сан-Франциско в то утро. Зачем ей было возвращаться домой среди ночи? Грузить свои картины и везти их – куда? Если предполагалась какая-то выставка, её агент об этом сказала бы. – Кошка внимательно посмотрела на Джо. – Картины, сгоревшие при пожаре, принадлежали не Джанет, но тогда чьи они были?
– Могла она спрятать свои собственные картины, чтобы получить страховку?
– Джанет не стала бы этого делать. И никакой страховки не было. – Дульси прилегла и задумалась.
– Наверняка была страховка, – сказал Джо. – Эти картины стоили…
Дульси дернула ухом.
– Джанет не страховала свои работы.
– Это глупо. Почему? И откуда ты это знаешь?
– Страхование картин – удовольствие жутко дорогое. Она говорила Вильме, что это стоит почти столько же, сколько сами работы. Расценки были такими высокими, что она решила этого не делать. Сказала, что говорила с тремя страховыми агентами, и у всех тарифы оказались непомерно высокими. Вильма говорит, многие художники не пользуются страховкой.
– Но Вильма….
– Та картина, что у Вильмы, застрахована. Но это другое дело. – Она помолчала минутку, затем села, расширив глаза. – У Сесили Аронсон есть белый фургон. Помнишь? Она ставит его за галереей, рядом с грузовым выходом.
– Думаешь, Сесили взяла картины в два часа утра? Убила Джанет и забрала её картины, чтобы продать? Да ладно тебе Дульси. Зачем ей убивать Джанет? Джанет была её лучший художником, её выигрышным лотерейным билетом!
– Возможно, Джанет собиралась уйти от неё. Может быть, они поссорились. Если бы Джанет забрала все свои работы…
– Ты слишком много телесериалов смотришь. Если бы Сесили попыталась продать эти картины, если бы они появились на рынке, Макс Харпер моментально упёк бы её за решетку. И Беверли не могла их взять. Она и так наследует все работы сестры. – Джо лизнул лапу. – А если никакой страховки не было, то Беверли ничего и не выигрывает.
Кот куснул своё плечо, преследуя блоху. Несмотря на удивительные перемены в его жизни, он так и не смог избавиться от блох, а специальные аэрозоли он терпеть не мог.
– Возможно, Сесили было бы легче их продать, чем Беверли, – сказала Дульси. – В этом случае она бы получила все деньги, и не нужно было бы делиться с Беверли. После смерти Джанет, когда столько картин погибло, каждое полотно стоит целое состояние.
– У кого бы они ни оказались, любой может их продать. Беверли. Сесили. Кендрик Мал.
– Но у Мала есть алиби на всё то время, что он был в Сан-Франциско.
Мал обедал с друзьями и в субботу, и в воскресенье вечером, оставляя машину в гараже гостиницы. Мал жил в округе Марин за Золотыми Воротами. Он приехал в город в субботу после обеда и зарегистрировался в «Святом Франциске»; гостиница была полна художников и критиков. В городе Кендрик брал такси или ездил на машинах со своими друзьями.
Дульси нахмурилась.
– Я думаю, кто угодно мог позаимствовать фургон. Когда мы узнаем, кто был в нём, мы поймем, кто убил Джанет. Готова поспорить, что детектив Маррит не взял ни одной кнопки, ни одного клочка сгоревшего холста в качестве улики.
– Или, возможно, Мэррит взял кнопки, но не стал выяснять, как Джанет прикрепляла холсты. Если только кто-нибудь ему об этом не сказал. Могла ли это сделать Сесили?
– Если только хотела, чтобы об этом знала полиция. – Дульси изучала свои когти. – Придётся много звонить по телефону, обзванивать все конторы по аренде машин, чтобы выяснить, кто брал в ту ночь белый фургон.
– Дульси, полиция проверит все прокаты автомобилей, как только они узнают о фургоне и о пропавших картинах.
– Где можно было спрятать столько картин? – сказала Дульси задумчиво.
Джо сидел, внимательно разглядывая подругу.
– Ты решила искать эти холсты? Думаешь, мы найдем картины стоимостью в два миллиона долларов? Эти картины могут быть где угодно: в частном доме, в квартире, в другой галерее… Что ты намерена делать? Мотаться туда-сюда по побережью – может быть, на личном «БМВ» – и обыскивать склады?
Кошка ласково улыбнулась, скосив на него глаза.
– Мы можем проверить галерею Сесили.
– Конечно, так Сесили и будет держать эти громадные полотна прямо под носом у полицейских. Тебе не кажется, что капитану Харперу стоит узнать, что картины пропали, а не сгорели?
– Это займет всего несколько минут, просто прошмыгнём в галерею и посмотрим. Если мы их найдём, это будет не намёк капитану Харперу, а целая большая и подробная история. –Она усмехнулась, сияя изумрудными глазами. – Не запах кролика, а целый длинноухий деликатес. Мы проскочим в парадную дверь, перед тем как Сесили начнет закрывать галерею, и спрячемся.
Глаза Дульси вызывающе сверкнули, но разум и природная осторожность продолжали внушать Джо опасения.
– Если мы так сделаем и нас поймают, надеюсь, это будут полицейские, а не Сесили.
– А что такое? Она всё равно не поймёт, что мы там делаем. Кроме того, Сесили любит кошек.
В самых смелых представлениях Джо не мог вообразить себе, что Сесили любит кошек. Эта женщина внушала ему ужас и отвращение. С её звенящими браслетами, гремящими сережками, мотками громыхающих цепочек и ожерелий, с её развевающейся многослойной одеждой она напоминала ходячий модный магазин. Дульси глотала слюнки, глядя на дорогие ткани, которые носила Сесили, на заграничную материю ручной росписи, на её длинные, ручной вязки юбки; на ручной выделки босоножки или высокие изящные ботиночки, от которых пахло зверями, из чьей кожи они были сделаны. Тёмные волосы Сесили, закрученные причудливыми змейками, украшали заколки из серебра и драгоценных камней. Она была похожа, скорее, не на жительницу Молена-Пойнт, а на обитательницу квартала красных фонарей в Сан-Франциско; или напоминала экземпляр, сохранившийся со времен Салли Стенфорд [1] когда эта мадам была настоящей достопримечательностью города.