Мерфи Уоррен. Наследница Дестроера

   — Не пойдет! — решительно заявил он. — Я похож на Элвиса Пресли в роли несчастного бродяжки.
   — Уверен, что его свадебный наряд был не менее выразителен, — радостно подхватил Чиун.
   — Я не собираюсь жениться в таком виде!
   — Если ты предпочитаешь сшить свадебный костюм на заказ, это легко можно устроить. Но тогда свадьбу придется отложить недели на две, а то и на три.
   Римо призадумался.
   — Согласен на этот. Но только потому, что если я стану оттягивать, ты можешь совсем передумать. Что еще?
   Снаружи робко постучали.
   — Войдите! — прокричал Чиун.
   Перепачканный мальчик бросился к Мастеру Синанджу и стал дергать его за штанину. Чиун нагнулся, и мальчик что-то зашептал.
   — Прекрасно, спасибо, — сказал Чиун, отпуская мальчишку.
   — Что за секреты? — полюбопытствовал Римо.
   — Мне доложили, что гости уже прибыли.
   — Твоя родня, должно быть? У меня никого нет.
   — Не будь столь категоричен.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Что настало время свадебного торжества.
   — Как? В такую рань?
   — “В такую рань?” “В такую рань?” — передразнил Чиун, сверкнув глазами. — Ты целый год стонал и ныл, что тебе никак не дают жениться, а теперь, когда час настал, — в кусты? Если таково твое желание, мы можем все и отменить. Для меня, конечно, это будет вечный позор, но еще не поздно.
   — Ну, я совсем не хочу ничего отменять, вот только... только...
   — Что?
   — Ты целый год резину тянул, а теперь гонишь как на пожаре. Странно как-то!
   — Кто это гонит? — Чиун вытолкал Римо из комнаты. — Идем, твой скакун ждет.
   Волоча за собой развевающиеся полоски ткани, Римо проследовал за Чиуном из тронного зала Дома Мастеров. У крыльца стоял вол и рыл носом землю.
   — Ты, кажется, говорил о благородном скакуне? — удивился Римо.
   — Это должен был быть пони, — объяснил Чиун. — Но если ты взгромоздишься на нашего изящного корейского пони, то сломаешь ему хребет. Поэтому тебе подобрали что покрепче.
   Римо нехотя взобрался на спину волу. Тот протестующе замычал.
   — Похоже, он не привык к седоку, — предположил Римо.
   — Ехать недалеко! Сиди спокойно. Главное — не упади!
   — Ты это ему скажи!
   Чиун взялся за концы украшенного азалиями повода и повел вола в селение, громко выкрикивая:
   — Все сюда! Все сюда! Настал день свадьбы Римо Светлого! Идите все к дому Ма Ли!
   — Ты прямо как городской глашатай, — шепнул Римо, не без труда сохраняя равновесие.
   Он заметил, что Чиун что-то несет под мышкой. При ближайшем рассмотрении это оказалась деревянная утка.
   — Мы что, идем охотиться на уток? — спросил Римо.
   — Утка — это часть церемонии. В моем народе утку почитают как символ супружеской верности. В браке верность очень важна. Мы придаем ей исключительное значение.
   — Спасибо, что объяснил.
   Улицу заполнили мужчины, женщины, дети, высыпавшие из своих домов с островерхими крышами. Все смеялись, танцевали и пели. Главным образом, заметил Римо, — смеялись. И показывали пальцем. На него.
   — Знаешь, папочка, — зашипел он, — если бы ты мне не сказал, что так надо, я бы решил, что они смеются надо мной.
   — А разве это не смешно — долговязый белый человек, разодетый как оборванец, и верхом на воле? — самодовольно ухмыльнулся Чиун.
   — Так ты это нарочно делаешь? Хочешь сделать из меня посмешище?
   — Нет, ты и есть посмешище. Моей заслуги тут нет.
   В этот момент вол стал поворачивать на дорогу, ведущую по берегу к стоящему на отшибе домику Ма Ли, и Римо едва не потерял равновесие.
   — Да в чем дело, Чиун? Ты все еще ревнуешь, что они оказывают мне больше знаков внимания, и поэтому решил вырядить меня как клоуна? Хочешь меня дискредитировать?
   — Неужели я стал бы это делать в день твоей свадьбы?
   — Ты сделал бы это и на моих похоронах, если в тебе это взбрело в голову!
   — Тише! — остановил его Чиун. — Мы почти на месте. Постарайся собраться. Пока что у тебя такой вид, как у свиньи, с разбегу врезавшейся в дерево.
   Римо набрал полную грудь воздуха, в горле у него пересохло. Вот и настал день моей свадьбы, подумал он, а я похож на клоуна. Позади него селяне выстроились в неровную галдящую линию, как крестьяне на масленичных гуляньях.
   — Тпрру! — скомандовал Чиун так громко, что слышно было даже в Южной Корее.
   Вол фыркнул и встал во дворе скромной хижины Ма Ли.
   По обе стороны двери стояли празднично разодетые девушки. Посреди двора был накрыт деревянный стол, на нем красовалась бутылка вина, а с двух сторон от нее — блюдо с плодами дерева ююбы и пустая миска.
   Римо трижды поклонился перед столом.
   — Что теперь? — спросил он у Чиуна.
   — Стой спокойно. По возможности.
   В стороне Римо заметил стопку золотых слитков — приданое Ма Ли, дар Чиуна. Это был последний гонорар от КЮРЕ, выплаченный год назад.
   — Где она? — спросил Римо, озираясь по сторонам.
   — Молчи!
   Две подружки невесты, в синих с белым кимоно, открыли дверь. Из домика вышла одетая в великолепный наряд алого шелка Ма Ли. Подружки проводили ее до стола, и Ма Ли встала, смущенно поникнув головой.
   Гости сгрудились вокруг. Те, кому не хватило места во дворе, глазели из-за ворот. При всей торжественности момента на лицах мелькали усмешки.
   — Ты только взгляни на нее, Чиун! — зашептал Римо. — Ей за меня стыдно! Как ты мог с ней так обойтись?
   — Корейские девушки всегда скромно ведут себя со своими будущими мужьями. Таков наш обычай. А теперь иди и встань с ней рядом.
   Римо обогнул стол, и невеста подняла на него глаза. Римо вновь ощутил знакомый прилив желания. На него смотрело юное лицо, сияющее невинностью. Ее темные глаза притягивали.
   — Здравствуй, малышка, — выдохнул Римо. — Давно не виделись.
   Наградой ему была смущенная улыбка и потупленный взор.
   Чиун церемонно выступил вперед и сделал подружкам невесты знак отойти. Потом он достал длинный белый лоскут и связал молодых за запястья.
   — Я соединяю руки этого мужчины и женщины в знак того, что отныне они вместе навеки.
   Чиун повернулся к зрителям и, словно в заклинании, воздел руки. Римо обратил внимание, что его птичьи глаза беспокойно шарят по толпе.
   — В качестве отца жениха, связанного не кровными узами, а узами Синанджу, я принимаю приданое Ма Ли. — Чиун сделал жест в сторону золотых слитков.
   Старый разбойник, мелькнуло в голове у Римо. Золото Смита остается при нем!
   — Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества, — сказал Чиун, приподнимаясь на цыпочках, чтобы разглядеть кого-то в толпе. Лицо его было озабоченным. — Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества! — громче повторил Чиун еще раз. По толпе пробежало волнение. Чиун продолжал: — Но сначала я должен сказать, что значит — быть семейным человеком. Быть мужем или женой означает хранить преданность своему супругу. Но вопреки представлениям, бытующим во многих диких странах, для семьи недостаточно двоих. Вернее — для счастливой семьи. Нельзя забывать и о других, в особенности — о старших родственниках супружеской четы. Некоторые люди в других странах, — Чиун в упор взглянул на Римо, — полагают, что, заключая брак, человек должен покинуть своих родителей. В Корее на это смотрят иначе, тем более в Синанджу. У нас молодые супруги становятся желанными в доме жениха, ибо с их появлением семья жениха делается больше и, следовательно, счастливее. Давайте же сегодня, когда в жизни нашего селения начинается новая эра, оставим все старое ради нового.
   — Эй! — тихонько окликнул Римо. — Я все понял. Может, закруглимся?
   — Забудем прошлое во имя верности и преданности, — добавил Чиун, довольный своим красноречием. Он завертел головой, тщетно пытаясь разглядеть на флегматичных лицах собравшихся выражение восхищения. — Согласно обычаю, следующие три дня жених проведет здесь, в доме невесты, — немного смутившись, продолжал Чиун. — По истечении этих трех дней молодоженам надлежит перебраться в дом родителей жениха. Поскольку жених родом из другой страны и не принадлежит к Синанджу от рождения, я хочу спросить его согласия на почитаемый нами обычай.
   Чиун с хитрой улыбкой повернулся к Римо.
   — Я согласен, — срывающимся голосом сказал Римо. И тихо добавил: — Ты всегда добиваешься своего, да?
   — Только когда это существенно, — парировал Чиун и, повернувшись спиной к жениху с невестой, опять обратился к собравшимся.
   По его поднявшимся и опустившимся плечам Римо понял, что речь будет весьма пространной. Интересно, не надумал ли он растянуть церемонию на все три дня?
   Чиун резко обернулся к молодым.
   — А теперь я хочу спросить у невесты, согласна ли она стать женой этого человека?
   Впервые после возвращения в Синанджу Римо услышал тихий голос Ма Ли:
   — Да.
   — Я спрашиваю жениха, — пропел Чиун, — согласен ли он взять в жены эту девушку? Отныне и вовеки веков?
   — Согласен, — сказал Римо.
   Чиун в последний раз обвел взором толпу, потом воздел руки, так что из-под широких рукавов стали видны его костлявые руки.
   — И я обращаюсь ко всем собравшимся: станьте свидетелями этого союза! Но прежде чем объявить их мужем и женой, я должен спросить: нет ли среди вас кого-нибудь, кому претил бы этот брак?
   Толпа в один голос ахнула. Прежде никогда такой вопрос на свадьбах здесь не звучал. Может, это американский обычай? И как они должны отвечать? Все нерешительно переглядывались.
   И вдруг сквозь толпу стал пробираться маленький человечек. Проскользнув между колен недоумевающего Пул Янга, ребенок вышел вперед и, уставившись на Римо Уильямса круглыми глазами, закричал:
   — Папочка! Папочка!
   Ангельское детское личико сияло.
   — Что это значит? — смутился Римо.
   Мастер Синанджу швырнул деревянную утку оземь, так что у нее отлетела голова. После этого он один раз громко ударил в ладоши.
   — Произошла ошибка! — отчеканил он. — Этот мужчина не чист. Я объявляю свадьбу несостоявшейся, поскольку жених не девственен.
   — Не... — промямлил Римо. — А для кого это новость?
   — Для невесты! — отрезал Чиун. — Только чистый разумом и телом может взять в жены девушку из Синанджу. Римо, мне стыдно, что ты ввел ее в заблуждение, тогда как доказательство твоего распутства — вот оно, льнет к твоим коленям.
   Римо повернулся.
   — Ма Ли, я понятия не имею, что это за ребенок, — взволнованно заговорил он. — Правда!
   — Неужели? — раздался из толпы решительный женский голос.
   Римо дернул головой. Голос. Голос был ему знаком!
   Перед толпой стояла, завернувшись в плащ, высокая женщина с лицом, обрамленным белокурыми локонами. Ее зеленые глаза гневно сверкали, потом свет в них потух и они приобрели недружелюбный серый оттенок.
   — Джильда! — ахнул Римо.

Глава 25

   Все произошло так быстро, что Римо Уильямс просто оцепенел.
   Перед ним стояла Джильда Лаклуунская. Она распахнула длинный плащ, под которым был кожаный костюм викинга и кольчуга. На поясе висел короткий кинжал.
   — Но как? — пробормотал Римо. — Я хочу сказать, здравствуй! Как ты тут оказалась?
   — Прежде чем ты женишься на этой женщине, — ледяным тоном произнесла Джильда, — я хочу, чтобы ты взглянул на свое дитя. После этого, если хочешь, можешь жениться.
   Римо поглядел вниз — на него смотрели встревоженные карие глазенки. Ребенок крепко держался за его коленку.
   Римо ошеломленно поднял глаза.
   — Мой ребенок?!
   — Наш, — сурово ответила Джильда Лаклуунская.
   Римо повернулся к своей нареченной.
   — Ма Ли, я...
   Но ее уже не было. Белые ленты, связывавшие их руки, теперь свободно висели у него на запястье. Дверь домика Ма Ли захлопнулась за облаком красного шелка.
   Мастер Синанджу шагнул к Римо и поднял на руки малыша. Потом повернулся к публике, держа ребенка над головой.
   — Не надо горевать, люди! Хотя свадьбы сегодня не будет, поприветствуйте наследника моего приемного сына от женщины-воина по имени Джильда Лаклуунская!
   Раздались приветственные возгласы, но быстро стихли.
   — Белый! — пронесся шепоток. — Он белый. Неужели корейцы больше не будут править нашей деревней?
   Римо повернулся к Чиуну.
   — Это твоих рук дело! — сказал он. — Ты сообщил Джильде о готовящейся свадьбе!
   Чиун обошел Римо, так чтобы публика видела малыша, широко открытыми, непонимающими глазенками взирающего на толпу народа.
   — Потом! — прошипел он. — Сейчас самый критический момент! Селение может признать в твоем сыне своего!
   — Как мне теперь оправдываться перед Ма Ли?! — в сердцах воскликнул Римо.
   — Она найдет себе другого. Ма Ли молода, сердце у нее отходчивое. Лучше помолчи! — Чиун опять повернулся к толпе. — Вы говорите, что ребенок белый! — воскликнул он. — Да, пока он белый. Но через год его кожа станет темнее, а через пять вы не отличите его от наших деревенских ребятишек! Через двадцать он будет настоящий Синанджу — телом, разумом и душой.
   — Но у него круглые глаза, — сказал какой-то мальчишка.
   — Это пройдет, — пообещал Чиун. — Главное, что в нем уже горит солнечный источник! После Мастера Чиуна будет Мастер Римо. А после Мастера Римо будет Мастер... Как его зовут? — скривив губы, спросил он Джильду.
   — Фрея, дочь Римо, — ответила та.
   — Фрея, дочь... — Чиун осекся.
   Все загоготали. Селяне тыкали пальцами в девочку и в открытую потешались над выряженным в лохмотья Римо.
   Римо посмотрел на Фрею, потом перевел взгляд на Джильду и снова на Фрею. Одними губами он произнес: “Дочь?” Джильда кивнула.
   Мастер Синанджу резким движением протянул ребенка матери и в гневе набросился на толпу:
   — Прочь! Все прочь отсюда! Это не для ваших ушей!
   Селяне нехотя стали расходиться, замедляя шаг от обуревавшего их любопытства. Но когда от Мастера Синанджу последовало еще одно грозное предупреждение, они обратились в бегство. Мастер был вне себя от ярости, и все понимали, что лучше удалиться.
   Дождавшись, когда топот последней пары сандалий стихнет, Чиун обернулся к Римо и Джильде.
   — Ты меня обвел вокруг пальца! — обрушился на него Римо.
   — И меня тоже! — прибавила Джильда. — В письме ничего не было о свадьбе. Вы же мне написали, что срочно требуется мое присутствие — и больше ничего.
   Чиун только отмахнулся.
   — Это все мелочи! Слышать ничего не хочу! Вы что, не понимаете, что здесь произошло?
   — Понимаем, — с горечью ответил Римо. — Ты сломал мою жизнь.
   — Твою жизнь?! Твою жизнь! А как же я? Я опозорен. Ты опозорен. Мы все опозорены.
   — А мне чего стыдиться? — изумилась Джильда, гладя девочку по голове; та была напугана скрипучим голосом злого старика и уткнулась матери в плечо.
   — Как чего? Вот этого! — ответил Чиун, снимая с девочки меховой капюшон, закрывавший золотые волосы.
   Римо с Джильдой непонимающе уставились на Чиуна. Видя их недоумение, Чиун топнул ногой и сформулировал свое недовольство более конкретно:
   — Дитя женского пола! Какой позор! Первенец моего приемного сына, будущего Мастера Синанджу, — недостойная девчонка!
   — И что? — снова не понял Римо.
   — Да, что? — поддакнула Джильда.
   От досады Чиун стал рвать на себе остатки волос.
   — Как это — что? Еще спрашиваете! Она ни на что не годится! Мастера Синанджу всегда были только мужского пола.
   — А я не давала своего согласия на обучение моего ребенка технике Синанджу! — отрезала Джильда.
   — Твоего согласия и не требуется! — рявкнул Чиун. — Тебя это вообще не касается. Это касается только Римо, ребенка и меня.
   — Но я ее мать!
   — Ее уже отняли от груди?
   — Естественно! Ей почти четыре года.
   — Следовательно, твоя миссия окончена. Римо ее отец, а я — дед. В духовном смысле, конечно. Относительно будущего этого ребенка все решения принимаем мы. Впрочем, теперь это не имеет значения. Всем известно, что женщины обучению не поддаются. Их организм не приспособлен для постижения техники Синанджу. Они годятся только для того, чтобы готовить еду и плодить детей. Так-то вот!
   — А ты забыл, старик, что именно я представляла свой народ на твоем Суде Мастера? То испытание вынесли только мы с Римо. Хоть я и женщина, но я — воин!
   — Воин — еще не значит ассасин! — возмутился Чиун. — После этого мои люди потеряют к нам всякое уважение. Это твоя вина, Римо. Ты наградил эту женщину не тем семенем. Ты должен был влить в нее добротное мужское семя, а не второсортное женское!
   — Подумать только, я — отец! — Римо все не мог прийти в себя. Он вытянул руку и погладил девочку по волосам — они были мягкие как шелк.
   — Ты как будто удивлен? — проворчал Чиун. — Когда вы с этой женщиной расстались после Суда Мастера, ты же знал, что она понесла от тебя!
   — Я ведь просила тебя ничего ему не говорить! — упрекнула Джильда. — Ты обещал, что это дитя останется нашей тайной, Чиун!
   — Он должен был знать. Ребенок от рождения наделен духом Синанджу. Во всяком случае, я на это надеялся. Почему ты не сказала мне, что это девочка?
   — Это ребенок Римо, а все остальное неважно.
   Это очередное проявление недоразвитости белой расы повергло Чиуна в отчаяние. Он поднял руки.
   — Я сдаюсь! Я конченый человек. Горе мне, я опозорен! И никто меня не может понять!
   Но ни Римо, ни Джильда его уже не слушали. Римо гладил детскую головку, а Джильда пристально следила за ним. Напряжение в ее лице сменилось выражением материнской гордости.
   — Привет, — тихонько заговорил Римо с малышкой. — Ты меня не знаешь, но я твой папа.
   Малышка Фрея подняла на него глаза.
   — Папочка! — засмеялась она и протянула к нему ручку. — Я по тебе скучала.
   — Можно? — спросил Римо. Джильда кивнула.
   Римо взял девочку на руки. Она оказалась тяжеленькой. Фрея была очень похожа на Джильду, только мордашка у нее была круглее, а глаза — карие, как у Римо, но не так глубоко посажены.
   — Как ты могла по мне скучать? — спросил Римо. — Ты ведь меня никогда не видела!
   Фрея обняла его за шею.
   — Но ты же мой папа! Все маленькие девочки скучают по своим папам. Правда же?
   — О-о... — протянул Римо, крепче обнимая ребенка.
   — Фу ты! — фыркнул Чиун и с презрением отвернулся.
   — Папочка, ты, может, пошел бы прогуляться или еще куда? — предложил Римо. — Нам с Джильдой есть что обсудить.
   — Если меня будут спрашивать, — процедил Чиун, — я удаляюсь свести счеты с жизнью. Хотя кому до этого дело?
   Он сердито зашагал по прибрежной тропе, и при каждом шаге цилиндр у него на голове подпрыгивал.
   Джильда взяла девочку у Римо и поставила на землю.
   — Поиграй, детка, — сказала она.
   — Почему ты мне ничего о ней не сказала? — спросил Римо, глядя, как девочка принялась играть со свадебными флажками.
   — Ты знаешь почему.
   — Я хочу это услышать от тебя.
   — После Суда Мастера, когда я узнала, что беременна, то поняла, что мне нет места в твоей жизни. Как и тебе — в моей. Я не принадлежу к Синанджу и я не могла остаться с тобой в Америке. У тебя опасная работа, у тебя много врагов, в особенности один, очень опасный враг. Я не могла подвергать опасности жизнь ребенка. Для меня оставался единственный выход — сохранить все в тайне, иначе мы были бы поставлены перед труднейшим выбором.
   — А знаешь, я чуть не уехал за тобой следом.
   — Я бы все равно убежала.
   — Но вот ты здесь, — возразил Римо.
   — Я получила письмо от Мастера Чиуна, он просил меня приехать в Синанджу. Он писал, что тебе грозит опасность и что тебя может спасти только присутствие меня и нашего ребенка.
   — Да, спасти, — горестно повторил Римо. — От женитьбы.
   — Ты ее любишь? — спросила Джильда, кивая на дверь Ма Ли.
   — Во всяком случае, мне так кажется. Вернее, казалось, что люблю. Теперь, когда я увидел тебя, у меня в голове все перемешалось. Я думал, мы с тобой никогда уже не увидимся, а тут такое...
   — У меня тоже смешанное чувство. Когда я увидела, что ты сейчас станешь мужем другой женщины, мне будто меч в живот всадили. Я не требую от тебя выполнения никаких обещаний, Римо. Да мы с тобой их друг другу и не давали. Твоя жизнь принадлежит тебе, а моя — мне.
   — Сейчас все изменилось. Я больше не работаю на Америку. Я собираюсь осесть здесь.
   — Тогда, похоже, мы все же оказались перед выбором, которого избежали в прошлый раз, — сказала Джильда с неуверенной улыбкой.
   Римо порывисто обнял ее и поцеловал. Фрея засмеялась.
   — Мамочка и папочка вместе! — От радости она захлопала в ладоши.
   — Давай пройдемся! — предложил Римо. — Все вместе.
   — А как же она?
   Римо бросил взгляд на дом Ма Ли.
   — Не всё сразу, — сказал он, взял Джильду и Фрею за руки и зашагал к морю. Как ни странно, у него было такое чувство, что все идет как надо.

Глава 26

   Мастер Синанджу сидел посреди своих сокровищ. Его старческое лицо было напряжено. Перед ним стояли свитки в глянцевых футлярах цвета морской волны. Чиун поочередно читал их, силясь найти хоть какую-то подсказку.
   История Синанджу не знала подобного прецедента: не было еще Мастера Синанджу, который бы так оплошал и с первого раза не сумел породить сына. В совершенстве владея своим организмом, Мастера Синанджу умели зачинать сыновей сознательно. Римо тоже получил уроки производства мужского семени, так что ошибки быть не должно. Но Римо, конечно, эти упражнения не жаловал, ведь он такой лентяй!
   Чиун рассчитывал найти какой-нибудь совет в записях предков. Может, ребенка надо отдать волнам, как поступали со своими младенцами жители деревни в голодные времена? Детей, случалось, тогда топили в холодной бухте Синанджу.
   Но ни в одной хронике не было ни слова о том, чтобы так поступили с ребенком Мастера. Возможно, думал Чиун, это дает ему право принять собственное решение. За последние пять столетий Мастера редко позволяли себе внедрять какую-нибудь новую традицию, и при мысли о том, что ему вновь придется быть в чем-то первым, Чиун улыбнулся.
   Но проблему это не снимало.
   Чиун услышал шаги Римо раньше, чем тот постучал.
   — Этой двери много тысяч лет, — сказал Чиун. — И если ты сломаешь ее своим дурацким стуком, ты мне лично ответишь!
   Дверь с треском распахнулась, во все стороны полетели щепки.
   — Ты с ума сошел? — вскричал Чиун в ужасе. — Это осквернение!
   — Послушан, хватит морочить мне голову своей ерундой! — крикнул в ответ Римо. Он успел снять с себя импровизированный свадебный наряд. — По твоей милости я оказался в беде.
   — Это я в беде, а не ты! Мне надо принять решение, что делать с навязанной тобой девчонкой!
   — Навязанной? Ты о чем?
   — Это не я, а Синанджу. Мужчины приходят в этот мир, а женщины в него являются непрошеными.
   — Я так не считаю!
   — Зато хроники Мастеров считают! Как ты мог породить дитя женского пола? Чему я тебя учил? Тебе отлично были известны надлежащие упражнения.
   — Это были не упражнения, а пытка.
   — Маленькая жертва во имя рождения сына.
   — Пить целую неделю рыбий жир, держать во время близости в руке гранат, а во рту маковые зерна, а после всего — выщипать себе брови — это ты называешь маленькой жертвой?
   — Выщипыванием бровей можно и пренебречь, — уточнил Чиун. — Это делается для закрепления успеха.
   — Послушай, мы с Джильдой поговорили. Не исключено, что нам удастся прийти к единому мнению относительно нашего будущего.
   — На это я мог бы согласиться.
   — Что значит “мог бы”?
   — При одном условии: она продаст ребенка.
   — Это исключено. Как у тебя язык поворачивается?
   — В соответствии с традициями Синанджу первенец Мастера должен пройти курс обучения технике Синанджу. Но это не может быть девочка! Иными словами: она должна учиться Синанджу, но, поскольку она девочка, это невозможно. Эту головоломку я разрешить не в состоянии.
   — Разрешишь потом. У меня тоже проблема. Как быть с Ма Ли? Я ее люблю, но после всего, что случилось, она должна меня возненавидеть.
   — Я с ней поговорю.
   — По-моему, лучше это сделать мне. Но я не знаю, что ей сказать. Ты должен мне помочь.
   — Помочь? — пробурчал Чиун, продолжая перебирать свои свитки. — Ага, вот здесь есть нечто похожее. — Он развернул свиток. — Вот, послушай. “В случае если Мастер вынужден расторгнуть помолвку с одной женщиной, так как он по недоумию родил ребенка женского пола с другой, проблему можно урегулировать путем передачи означенного ребенка обманутой и попытки произвести на свет сына со второй женщиной”.
   — Что? Дай-ка взглянуть! — Римо выхватил свиток из рук старика и пробежал его глазами. — Тут ничего похожего нет! Здесь все только о преемственности.
   Чиун развел руками.
   — Уж и попытаться нельзя?
   — Мне в самом деле нравится, с какой легкостью ты распоряжаешься моей жизнью.
   — Не я же сделал ребенка одной женщине, а после собираюсь жениться на другой!
   — Я не виделся с Джильдой больше четырех лет. Я даже не знал, где ее можно найти. А она не хотела, чтобы я ее искал. Что мне было делать? Мне нелегко было ее забыть.
   Мастер Синанджу в задумчивости скатал свиток и убрал на место.
   — Эту неприятность мы должны уладить вместе, — объявил он. — Идем к Ма Ли!
   — Отлично, — сказал Римо, но сердце его готово было выскочить из груди, когда они шли по прибрежной тропе. Он попытался погасить эмоции и придержал дыхание.
   В украшенном дворике никого не было. Ветер печально трепал свадебные транспаранты. С опрокинутого блюда с ююбой вспорхнула птица. Вино тоже было разлито.