— Доктор Скелтон, — ответила сестра и шепотом добавила: — Наверное, он воображает себя посланцем Господа на Земле.
   — Спасибо, — с трудом проговорил Смит.
   — Лежите. Вас увезут в госпиталь святой Марии, как только в машине появится место.
   Сестра исчезла. И лишь через какое-то время Смит сообразил, что забыл спросить ее фамилию. Впрочем, ничего страшного. Она просто делает свое дело. А врач своим долгом пренебрег и должен понести наказание.
   Глава КЮРЕ подождал, пока к нему вернутся силы, потом осторожно поднялся.
   Ноги его не держали, яркий свет жутко резал глаза. Он оперся о каталку, чтобы не потерять равновесие, но каталка заскользила вбок и перевернулась. Он упал, уткнувшись лицом в землю, но тут же стал подниматься.
   В конце концов упорство победило, и Харолд В. Смит, пошатываясь, вышел из палатки.
   Спасательные работы продолжались. Подъемный кран вытаскивал вагон из воды. Смиту почему-то показалось, что это именно тот вагон, в котором он ехал, хотя, конечно, никакой уверенности у него не было.
   Проходя мимо соседней палатки, Смит увидел знакомую медсестру. Та пыталась сделать искусственное дыхание голой по пояс женщине. Чернокожей.
   — Отойди! — вдруг крикнул ей врач, который, по-видимому, только что прослушал легкие пациентки.
   Сестра испуганно отскочила. Тело трижды конвульсивно дернулось. Врач отошел в сторону, утер рукавом пот со лба и распорядился, чтобы мертвую прикрыли.
   Смит узнал малиновое платье женщины. Его попутчица! Ее имени он уже никогда не узнает.
   Задерживаться Смит не стал. Снующие вокруг спасатели, похоже, его не замечали.
   В небе то и дело, словно стрекозы, проносились вертолеты береговой охраны. Вдоль берега курсировали пожарные суда, оснащенные синими мигалками. Спасательные работы контролировали затянутые в хаки полицейские штата Коннектикут. Внимательный наблюдатель быстро бы определил, что спасательные работы организованы очень четко, а хаос на месте катастрофы только кажущийся.
   Смит брел, едва отдавая себе отчет, где он и куда идет. Чувствовал он себя отвратительно. Под ногами булькала грязь. Глава КЮРЕ смутно сознавал, что у него уже нет портфеля. Поскольку кожа не была водонепроницаемой, его содержимое теперь безнадежно испорчено. Но если кто-то попытается вскрыть замок, то в результате взрыва в лучшем случае станет инвалидом.
   Спотыкаясь, Смит пересек небольшую рощу и выбрался на поляну, где полицейские заграждения сдерживали напор зевак. Телевизионщики и газетчики толкались в ожидании официального разрешения подойти поближе. Глава КЮРЕ от души им посочувствовал, но не более того.
   Вдруг рядом в камышах мелькнула фигура пожарного. Смит, стараясь остаться незамеченным, инстинктивно прижался к ближайшему стволу толстого дерева. К счастью, пожарный в его сторону не смотрел. Он входил в воду.
   Но кое-что показалось Смиту странным.
   Во-первых, камыши, через которые пробирался этот человек, совершенно не колыхались, хотя такое в принципе невозможно.
   Во время катастрофы Смит потерял очки. Вероятно, подумал он, все дело в близорукости и жуткой усталости.
   И все-таки, все-таки... Ярко светила луна, и глава КЮРЕ ясно видел, как на поверхности воды играют блики. А камыши не шевелятся. Вот плеснула рыба, и по воде, сверкая при лунном свете, побежали круги.
   А там, где пожарный входил в воду, ее поверхность оставалась абсолютно спокойной. Кругов не было.
   И кроме того: не было слышно ни бульканья, ни плеска!
   Смита вдруг пробрала дрожь, не имеющая никакого отношения к его недавним невзгодам.
   Может, зрение и обманывает его, но слух у него был отменный.
   Пожарный двигался сквозь камыши, которые не шевелились. И сквозь воду, которая не булькала!
   Замерев в тени дерева, Смит наблюдал за этим таинственным человеком.
   Дорогу тот не искал. Двигался прямо в сторону открытого океана. Его черная куртка блестела в лунном свете, козырек пожарного шлема отливал серебром. Все, как и должно быть.
   Но остальное!..
   Глава КЮРЕ вглядывался вдаль, как зачарованный.
   Вода уже накрыла плечи пожарного, а он тем не менее уверенно двигался вперед.
   Вот он погрузился по шею, затем по козырек шлема, по макушку, но, несмотря ни на что, спокойно шел вперед.
   Смит явственно видел, что на поверхности воды нет пузырей.
   Шлем окончательно пропал под водой, а вокруг не раздалось ни звука. Поверхность оставалась ровной и гладкой.
   — Должен быть всплеск, — изумленно пробормотал Смит. — А всплеска не было.
   Прозвучавший в ночной тишине собственный голос показался ему незнакомым.
   Он стоял и ждал, когда же появятся пузыри. Пузыри обязательно будут. Если этот человек утонул, из легких выйдет воздух. Если на нем кислородная маска, он сделает выдох.
   Пузырей не было. Глава КЮРЕ видел перед собой лишь водную гладь, только что поглотившую человека, причем совершенно бесшумно.
   Харолд В. Смит привык полагаться на логику. Поэтому он принялся рассуждать.
   — Я не верю в призраки, — заявил он вполне уверенно, однако в голосе послышалась тревога. А еще он чуть заметно дрогнул. Только жена Харолда У. Смита улавливала в такой единственной неверной ноте тень сомнения.
   Наконец Смит оторвал взгляд от воды и побрел дальше. Смысла заходить в воду не было. Сейчас он не в силах помочь пожарному.
   Тем не менее он подошел к берегу, чтобы рассмотреть следы исчезнувшего. Действительно, по пляжу тянулась едва заметная цепочка, но заканчивались следы совсем не в том месте, где следовало бы. Они просто обрывались. Если бы человек вошел в воду в час прилива, тогда бы еще куда ни шло: прибой смыл последние следы. Но сейчас отлив, и объяснения столь странному обстоятельству не было.
   Смит вновь посмотрел на воду. Где-то плеснула рыба. И — никаких пузырей.
   Глава КЮРЕ двинулся дальше, но тут же остановился как вкопанный.
   На плащах пожарных обычно бывают фосфоресцирующие пояса, а у «призрака» такого пояса не было. Кроме того, за спиной у любого пожарного всегда висит ярко-желтый кислородный баллон. У сгинувшего в воде человека не было и баллона.
   Выбравшись на свет, Смит обнаружил, что возле линии оцепления дежурили два свободных такси. Он открыл заднюю дверцу ближайшего автомобиля и совершенно обессиленный рухнул на сиденье.
   — Мне нужно в Рай, штат Нью-Йорк, — проговорил он.
   — Ха, в копеечку влетит, — отозвался шофер.
   — Сколько?
   Таксист сделал вид, что задумался, потом сказал:
   — Семьдесят пять баксов. Плюс налог и чаевые.
   — Какой налог?
   — Да нет никакого налога, приятель. Я просто так, по привычке. Чтобы пассажиры не забывали, что шоферу тоже хочется кушать.
   Харолд В. Смит чувствовал себя измученным, что спорить не стал. Он тут же заснул на сиденье, правда, успев кивнуть, что согласен на предложенные условия.
* * *
   Встрепенулся он только тогда, когда таксист громко объявил:
   — Подъезжаем к Раю.
   Смит осмотрелся.
   — Следующий поворот.
   Голова его как будто налилась свинцом, а во рту чувствовался отвратительный привкус, словно он съел дохлую рыбу.
   Машина повернула.
   — Мне в санаторий «Фолкрофт», — с трудом проговорил глава КЮРЕ. — Третий поворот налево, а дальше прямо.
   Он все еще боролся со сном, когда наконец машина остановилась между двух львиных голов, охранявших въезд в «Фолкрофт».
   — Значит, семьдесят пять баксов, — сказал водитель. — Естественно, плюс чаевые.
   И только тут Смит обнаружил, что кто-то успел его основательно обчистить. Бумажника в кармане не было. Красный кошелек для мелочи тоже попал в чьи-то добрые руки.
   Но беспокоиться об оплате ему не пришлось, потому что он почти сразу же потерял сознание и рухнул на пол как мокрый мешок с песком.

Глава 7

   Сев за руль, Римо вдруг подскочил как ужаленный и досадливо щелкнул пальцами.
   — Портфель Смита!
   Чиун поморщился.
   — Он мертв. Его вещи никому не нужны.
   — В портфеле у него портативный компьютер.
   — Какая разница!
   — Если кто-нибудь станет открывать портфель, он взорвется.
   — Не важно, — повторил мастер Синанджу, усаживаясь поудобнее.
   — Нет, ты не понял. Если кто-нибудь из спасателей захочет открыть портфель, он погибнет.
   Старик даже глазом не моргнул.
   — Значит, он расплатится за то, что осмелился прикоснуться к вещам Императора.
   — Короче, надо найти портфель, пока его не нашел кто-нибудь другой.
   — Сначала Вашингтон, потом портфель.
   — Нет, сначала портфель, потом Вашингтон.
   — Я — правящий мастер, — ледяным тоном сказал Чиун. — Ты обязан мне подчиняться.
   — Ладно. Поезжай в Вашингтон. Я тебя догоню.
   Римо решительно вышел из машины и захлопнул дверцу.
   Чиун пересел на место водителя и повернул ключ зажигания, потом коснулся ногой педали газа. Мощный мотор заработал. Кореец слегка газанул. Мотор взревел громче.
   Но Римо даже не оглянулся.
   Мастер Синанджу застыл в нерешительности. Ехать или задержаться? Одному ему непросто будет объясниться с Президентом-марионеткой. Едва ли тот сможет понять его причудливый английский. Римо играл роль переводчика. С другой стороны, остаться здесь означает всегда идти на поводу у своего ученика и его ребячества. Впрочем, детям надо иногда потакать. Даже взрослым детям.
   В конце концов Чиун принял компромиссное решение. Он дождется, пока Римо скроется из глаз, потом выйдет из машины. Причем закроет дверь бесшумно, как если бы она была бархатная. Тогда Римо ни за что не догадается, что Чиун идет за ним по пятам.
   Мастер Синанджу решил следовать за учеником на некотором расстоянии. Не стоит Римо знать, есть у него за спиной поддержка или нет. Пусть потом злится. Пусть сын на собственном опыте убедится, как чувствует себя папочка, когда расстраиваются его планы. Это только справедливо будет.
   Двигался кореец абсолютно бесшумно. К тому же владел искусством не оставлять следов на земле: его когда-то научили, как ставить ноги, если не хочешь, чтобы тебя выследили.
   Да, времена изменились, теперь Римо знает, что они с Чиуном одной крови. Изменились, но, пожалуй, не к лучшему, думал старик. Раньше было проще. Любой промах Римо можно было списать на его белых предков. Если ученик становился чересчур самоуверенным, достаточно было назвать его куском белой свинины, чтобы привести в чувство.
   А теперь все иначе. Римо уже знает, что в его жилах течет благородная корейская кровь; она досталась ему в подарок от отца. Тот индеец, но среди его предков, оказывается, все-таки были корейцы. А Римо, значит, потомок древних обитателей Синанджу. Дальний потомок, добрая его кровь замутнена, и все-таки в сущности Римо может считаться корейцем.
   Ветерок трепал реденькую бороденку мастера Синанджу. Лоб прорезали глубокие морщины. Погрузившись в размышления, он шел вперед.
   В каком-то смысле прежние времена были лучше. Прежде легче было держать ученика в узде. А теперь — слова не скажи поперек, поскольку знает, кто он и из какого рода происходит.
   Вот и плохо! Самодовольный ассасин — самоуверенный ассасин. Сам Чиун никогда не был доволен собой. И Чиун-старший тоже. И в жизни Юя, деда Чиуна, не нашлось бы дня, когда он испытал самодовольство. А прожил Юй почти сорок тысяч дней.
   Так какое право на самодовольство имеет Римо? В конце концов, кореец он лишь отчасти, хотя можно считать, что уже полностью принадлежит Синанджу.
   Чиун дал себе слово найти способ вернуть неудовлетворенность в душу ученика.
   Только так можно спасти его жизнь.
   Вдруг мастер Синанджу услышал странное бульканье. Впереди, в нескольких сотнях ярдов, кто-то с Шумом заходил в воду.
   Чиун поджал губы.
   Эх, Римо, Римо! Вот она, беззаботность. Разве Можно входить в воду так, чтобы тебя услышали?
   Чиун подошел к воде, намереваясь призвать к порядку нерадивого ученика. Смерть Императора — не оправдание беззаботности. Императоры умирают, когда приходит их срок. А вот мастера Синанджу не могут позволить себе такой роскоши. Римо ведь себе не принадлежит, пока существование Дома Синанджу зависит от него. Он, прежде чем умереть, должен воспитать ученика.
   Чиун вышел на берег, но Римо нигде не увидел.
   Поверхность воды оставалась неподвижной.
   Мастер Синанджу нагнулся и увидел на песке следы.
   Кошмар! Совершенно непростительно! Нельзя оставлять следы, даже на мокром песке.
   Однако оказалось, что следы ведут в обратном направлении. Тот, кто оставил их, не входил в воду, а выходил из нее.
   Глаза Чиуна сузились, когда он принялся внимательно рассматривать отпечатки ног.
   Очень четкие отпечатки. Каблуков на обуви нет. Значит, это не Римо. Тот упорно носит западную обувь, на которой есть каблуки.
   Следы влажные. Чуть-чуть.
   Итак, некто вышел из моря. Само собой, с него должна была стекать вода. А капель на песке нет. Только отпечатки ног — большие темные пятна.
   Мастер Синанджу долго еще размышлял над увиденным. Брови его сдвинулись к переносице, морщины углубились.
   — На нем сандалии, — прошептал он.
   Следы вели в заросли кустов, потом дальше в лес. Чиун решил полюбопытствовать. Пусть Римо позаботится о себе сам. Пока.
   Мастер Синанджу двинулся в лес. Голые, сухие стволы. Казалось, весь лес состоит из древесных скелетов; правда, у деревьев скелетов не бывает. Мертвый лес, в котором живут одни насекомые.
   Цепочка следов уходила вглубь по ковру из мертвой хвои.
   Возле большой ели Чиун остановился. И еще сильнее нахмурился.
   Из глубокого пореза на стволе сочилась смола.
   Старик еще решительнее двинулся вперед. Он ступал по следам невидимки. Размеры их почти идеально совпадали. И ширина шага незнакомца была такой же, как у Чиуна. Значит, тот человек примерно одного роста с преследователем.
   Глаза корейца сузились. Видимо, схватка неизбежна.
   Мастер Синанджу зашагал чуть быстрее.
   Лунный свет еле пробивался сквозь густые ветви. Чиун, конечно же, избегал освещенных мест. Он делал это бессознательно, так же, как не забывал дышать.
   Вскоре ему стало ясно, что идущий впереди человек не заботился о своей безопасности.
   Невысокая, плотная фигура. Одет во что-то черное и блестящее. Металлические чешуйки на доспехах глухо позвякивают при каждом шаге. Голова незнакомца защищена шлемом, заднее крыло прикрывает короткую шею.
   Мастер Синанджу узнал эту надменность и самоуверенность.
   — Нихонджин! — вдруг закричал он.
   Человек обернулся, и на груди у него звякнули черные пластинки.
   В руке он держал длинный черный меч, а лицо его было скрыто под козырьком шлема. Чиун, как ни старался, не мог разглядеть его черты, несмотря на лунный свет и исключительную остроту зрения.
   — Чосенджин! — прошипел незнакомец и принял оборонительную стойку, схватив меч за рукоятку обеими руками и подняв его на уровень головы.
   Мастер Синанджу уверенно шагнул вперед, растопырив пальцы с длинными ногтями.
   Одно лезвие против десяти. Меч в руке человека против десяти Кинжалов Вечности на руках мастера Синанджу.
   Сомнений в исходе поединка быть не могло.
   Меч стал опускаться, и мастер Синанджу сделал выпад, чтобы парировать удар. «Удар колеса» не представляет опасности.
   — Я пришел, чтобы сразиться с тобой, Нихонджинва, — шепотом произнес Чиун.
   Меч скользнул вниз. Ноготь корейца остановил его. Металл скрестился с костью.
   Черное лезвие меча застряло.
   Удивленный и рассерженный враг напряг все свои силы, чтобы отсечь такой хрупкий на вид ноготь, желательно вместе с пальцем.
   Чиун спокойно поднял палец, и мечу пришлось последовать за ним.
   Из уст бойца в шлеме вырвалось короткое ругательство.
   — Можешь бросить меч, если хочешь, ронин, — предложил ему кореец.
   Безликая черная фигура отшатнулась назад, вырывая меч. Лезвие поднялось и вновь опустилось. Но почему-то опустилось беззвучно.
   Чиун уловил это сразу, готовясь отразить новый удар.
   Лезвие встретило ноготь — и прошло насквозь!
   Чиун инстинктивно отпрянул. Хотя он не боялся никакого лезвия. Не отлита еще та сталь, что смогла бы поцарапать ноготь мастера Синанджу.
   Всем своим естеством он ощутил, что эта сталь скользнула сквозь его ноготь.
   Чиун отклонился влево, чтобы хранить дистанцию между собой и противником.
   И в тот же миг увидел в лунном свете, что ноготь его цел.
   Он поднял глаза и заметил, что меч его противника также цел.
   Кореец весь напрягся и спросил:
   — Кто ты, ронин?
   Враг в ответ не произнес ни звука.
   Чиун вгляделся в стоящую перед ним фигуру так, как умел только он один, и понял, что сердце воина в черном не бьется. Он не издает ни единого звука. Не вдыхает воздух. И кровь в его жилах не течет.
   Значит, перед ним призрак?
   Чиун решил выяснить.
   Он выставил одну ногу чуть вперед и сделал вид, что намерен отступить.
   Закованный в черное воин немедленно сделал шаг навстречу, расценив движение мастера Синанджу как признак испуга.
   Опираясь на выдвинутую вперед ногу, кореец повернулся на месте. Со стороны его вращение казалось медленным, но это очень обманчивое впечатление. Вторая нога мастера тем временем взметнулась вверх, туда, где находилась голова в шлеме.
   И — прошла насквозь!
   Мастер Синанджу ожидал смертоносного удара, но, коль скоро его не последовало, он чуть-чуть оступился и не услышал, что лезвие меча приближается.
   А лезвие уже опускалось.
   Чиун повернулся на носке, и обе его руки метнулись вверх, занимая оборонительную позицию. Одну руку он сжал в кулак, пальцы другой скрючил на манер ястребиных когтей. Кореец был готов ко всему. Воин в черном занял боевую позицию, занес для удара меч. Но какой в этом толк, если меч не имеет силы?
   Чиун напал первым.
   Он прижал локти к корпусу, сделал выдох и нанес ронину удар кулаком в грудь. Враг не успел парировать его мечом. Кулак Чиуна встретился с черной поверхностью панциря противника. И прошел насквозь, как будто отбросил легкую занавеску, а не соприкоснулся с телом человека.
   Отступив, мастер Синанджу увидел, что его враг наносит яростный удар по тому месту, где он только что стоял. Медленно работающие органы чувств противника не успевали за перемещениями Чиуна.
   Кореец взмахнул ногой. Его ступня прошла сквозь воздух. Тогда он ударил врага под колени, чтобы его ноги подломились. Два удара практически слились в один — настолько молниеносно действовал Чиун.
   Враг не почувствовал этих ударов.
   В сердце мастера Синанджу закралась тревога.
   Перед ним был враг, непохожий на прочих. Враг, которого нельзя одолеть при помощи искусства Синанджу.
   Чиун отступил на три шага.
   Противник, озираясь, присел. Движения его казались неуклюжими, поскольку весь его корпус был закован в броню. Но на самом деле его нельзя было назвать неуклюжим. Его ловкость подтверждали быстрые движения меча.
   — Я здесь, ронин, — насмешливо произнес мастер Синанджу.
   Враг развернулся на месте, голова его откинулась, и открылось лицо.
   Чиун едва не ахнул. Лица под самурайским шлемом не было. Вместо него зияла гладкая чернота, посреди которой, казалось, сверкали неведомые на Земле звезды. Гладкий черный камень, похожий на отполированный обсидиан.
   — Я вызвал тебя на честный бой, ронин! — прокричал мастер Синанджу.
   Похоже, враг его понял, поскольку обеими руками занес меч над головой. Удивительно. Неужели противник Чиуна думал, что он может оказаться в зоне удара? Не важно, что этот меч, как выяснилось, не имеет убойной силы.
   Старик выжидал.
   Закованные в сталь руки двинулись вперед. Беззвучно, не разрезая воздуха, лезвие скользнуло в сторону мастера Синанджу.
   — Хочешь запугать меня своими призрачными штучками, ронин, — произнес Чиун, поднимая палец, чтобы — на всякий случай — отбить удар.
   Лезвие дважды повернулось в воздухе. Чиун видел его, как при замедленной съемке. Никакой угрозы это лезвие не несет. Оно не более материально, чем лунный луч.
   Третий беззвучный оборот лезвия не завершился. Меч встретился с длинным ногтем Чиуна.
   Ни боли, ни ощущения удара. Не стоило и стараться отражать его.
   Но когда лезвие проходило сквозь его ноготь, мастер Синанджу почувствовал, что положение изменилось.
   И закричал от неожиданной боли.

Глава 8

   Задача оказалась проще, чем предполагал Римо.
   По берегу он дошел до спасательного лагеря. Там каждый был чем-то занят, и никому не было дела до ничем не примечательного худощавого человека, который к тому же старательно избегал освещенных участков.
   У кромки воды стоял большой желтый подъемный кран. Один вагон уже извлекли из воды, а сейчас над поверхностью показался второй. Из всех его разбитых окон вытекала вода.
   Вагон застыл над водой и висел до тех пор, пока из него не перестало течь. Окружающие так и ели его глазами. Под светом мощных прожекторов с берега можно было разглядеть через окна, что находится внутри. А внутри плавали мертвые тела, словно рыбы в сачке.
   Мало-помалу уровень воды в вагоне падал, и наконец все мертвецы оказались на полу.
   Римо решил осмотреть валявшиеся повсюду тележки с вещами пострадавших пассажиров: портфели, сумки, рюкзаки, какая-то одежда, игрушки.
   Портфель Харолда У. Смита Римо нашел быстро. Не узнать его было невозможно. Когда-то портфель был светло-коричневым, но изрядно потрепался и потемнел за десятки лет.
   Взяв его, Римо огляделся, убедился, что никто ничего не заметил, и направился обратно к шоссе.
   Портфель хлюпал; от него мерзко пахло. Он был тяжелее, чем обычно, но с каждым шагом делался все легче.
   И вдруг ночную тишину прорезал чей-то крик:
   — Ай-йаааа!
   Римо сразу же узнал этот голос. Это кричал от боли Чиун, но Римо впервые почувствовал, что в его вопле звучит недоумение и ужас.
   Ученик бросился на крик. Он быстро миновал заросли кустарника и оказался в лесу. Ничего не разбирая на своем пути, он рассчитывал только на то, что уши приведут его куда нужно.
   Видимо, мастер Синанджу столкнулся с чем-то серьезным.
   Очень серьезным.
* * *
   Найти Чиуна Римо не успел. Тот сам вырос перед ним.
   Одна рука мастера Синанджу была тщательно обернута тканью широкого рукава кимоно. По всей вероятности, старик получил повреждение.
   — Чиун! Что такое? Что произошло?
   — Я ранен, — отозвался тот так, будто сам не верил своим словам.
   Римо от неожиданности даже портфель выронил.
   — Что-о?
   Мастер Синанджу переминался с ноги на ногу.
   — Я ранен. Я побежден.
   — Покажи, Чиун! Покажи.
   Кореец отпрянул, схватившись за скрытое под кимоно запястье другой рукой.
   — Нет, Римо. Это слишком ужасно! Увидев это, ты лишишься рассудка.
   — Я выдержу, Чиун. Покажи.
   Римо уже представил себе старческую руку с глубоким порезом.
   Учитель глянул вниз.
   — Где?
   — Что ты ищешь?
   — Надо найти... Может быть, мне помогут ваши врачи.
   — Боже... Едва ли...
   Похоже, худшие опасения Римо оправдались.
   — Ну что ты застыл как столб? Помоги мне найти!
   — Хорошо, хорошо. Где?
   — Вон там.
   Чиун раненой рукой указал в сторону леса. В свете луны, как отполированный костяной кинжал, блеснул один из его ногтей.
   Римо принялся осматривать слой хвои под ногами. Вот следы. Следы Чиуна. Странно, мастер Синанджу обычно не оставляет следов.
   — Ничего не вижу, — в ужасе воскликнул ученик.
   — Осторожнее, сломаешь!..
   — Что сломаю? Твою руку?
   — Руку? — В голосе Чиуна появились ворчливые нотки. — Римо, о чем ты болтаешь?
   Римо посмотрел на учителя.
   — Ты просил меня найти твою руку, верно?
   — Нет. Рука моя на месте.
   Римо опустил глаза и увидел плотно сжатый кулак, словно сделанный из старинной слоновой кости.
   — Ничего не понимаю. Что все-таки случилось?
   Напряженное лицо Чиуна казалось застывшей восковой маской.
   — Не могу заставить себя ответить.
   — Постой-ка, — проговорил ученик и подошел к мастеру вплотную. — Похоже, все не так уж плохо. Покажи.
   Чиун отвернулся и вытянул руку.
   Римо осмотрел кулак. Все пальцы, в том числе и большой, были на месте.
   Очень осторожно Римо разжал пальцы мастера Синанджу.
   — Успокой меня, — простонал учитель. — Скажи, что все совсем не так, как мне показалось в минуту боли.
   — Ничего не вижу, — медленно проговорил Римо.
   — Указательный палец... Он цел?
   — Цел и невредим.
   — А ноготь?
   — Ну да. Погоди... Ноготь срезан.
   Чиун взмахнул костлявой рукой.
   — Я уничтожен! Какой стыд! Я унижен.
   — Да что, черт возьми, стряслось?
   Мастер Синанджу взглянул на свой указательный палец. Вернее, на то место, где был когда-то длинный заостренный ноготь, а теперь торчал косой обрубок.
   — Сколько лет мне придется его отращивать! — простонал учитель.
   — Несколько месяцев, это уж точно, — заметил Римо. — Чиун, что же все-таки случилось?
   — Не скажу.
   — Почему?
   — Слишком велико мое унижение. Не заставляй слова срываться с моих губ. Просто найди то, что было когда-то частью меня.
   Римо с облегчением вздохнул, так как убедился, что старик практически не пострадал.
   — Хорошо. Подожди секунду.
   Теперь, когда стало ясно, что именно искать, он без труда нашел обломок ногтя. Ноготь лежал на земле, и острые, как у истинного воина Синанджу, глаза Римо ясно его видели. В лунном свете ноготь казался необычайно белым, словно он умер.
   Ученик вернулся к мастеру Синанджу с зажатым в руке обломком.