Страница:
отпечаталась мощь - она могла бы быть богоподобной в благодеяниях, но
предпочла жребий Сатаны.
Кем бы ни был безвестный скульптор, он сумел выразить древнюю, как
сам человек, беспощадную жажду власти. В этом Лике стремление к власти
сконцентрировалось, приобрело материальное выражение и форму, стало
физически ощутимым. Грейдон почувствовал, как в нем самом, как бы в ответ,
рождается и начинает шевелиться эта жажда, стремительно растет, угрожая
опрокинуть все барьеры, которые обычно стоят у нее на пути.
Что-то глубоко внутри него боролось с этим поднимающимся прибоем зла,
пыталось увести его от призывающего Лика, заставить его отвести взор от
бледно-голубых глаз.
Теперь он видел, что все стремительные лучи, все сверкающие атомы
фокусируются на этом Лике, что на лбу его широкое золотое кольцо. И с
этого кольца стекают большие золотые капли, как золотой пот. Они
неторопливо ползут по щекам. Из глаз стекают другие золотые капли, подобно
слезам. А из углов безжалостного рта золото вытекает, как струйки слюны.
Золотой пот, золотые слезы и золотая слюна соединяются и образуют ручеек
золота, который стекает с Лика на пол пещеры, течет к пропасти и
свергается через ее край в глубину.
- Смотри мне в глаза! Смотри мне в глаза!
Лик как будто заговорил; его нельзя осушаться. Грейдон повиновался.
Волна зла взметнулась выше, разрывая все преграды.
Земля и обладание ею - вот что обещал ему Лик! Из этих глаз к нему
устремился пылающий экстаз, кричащая торжествующая безрассудность,
торжествующее чувство свободы от всех законов.
Он напрягся, чтобы броситься вниз по ступеням, прямо к гигантской
черной каменной маске, которая потела, плакала и плевалась золотом, взять
то, что она предлагает, заплатить все, что она потребует взамен...
Рука у него на плече, голос рядом - голос Сомса:
- Вы дьявольски долго...
И тут же высокий истерический крик:
- Билл... Данк... быстрее сюда! Смотрите! Боже!..
Грейдона отбросили на камень, он покатился. По нему кто-то пробежал,
его толкали ногами, дыхание у него перехватило. Отдуваясь, он поднялся на
четвереньки, попытался встать на ноги.
Неожиданно возбужденные крики троих стихли. Ах... он знал, почему...
они смотрят в глаза Лика... он обещает им то же, что обещал ему...
Грейдон сделал невероятное усилие. Он встал! Раскачиваясь, испытывая
головокружение, осмотрел пещеру. Вниз по лестнице, уже на ее середине,
бежали гигант Старрет, сухощавый Сомс, маленький Данкре.
Боже - нельзя их пустить! Земля, обладание ею... это принадлежит
ему... Лик обещал ему первому...
Он бросился за троими...
Что-то, похожее на крыло огромной птицы, ударило его в грудь. Удар
отбросил его, Грейдон опять опустился на четвереньки. Всхлипывая, он
встал, стоял качаясь, потом снова двинулся по ступеням... глаза Лика...
глаза... они дадут ему силу... они...
Прямо перед ним в сверкающем воздухе, между ним и Ликом,
полуразвернув кольца тела, появилось призрачное существо, полуженщина -
полузмея, та самая, изображение которой было на браслете Суарры, -
существо, которое Суарра называла Мать-Змея.
Одновременно реальная и нереальная, висела она в воздухе. Сверкающие
атомы проносились сквозь нее. Он видел ее - и по-прежнему сквозь нее ясно
видел Лик. Голубые глаза по-прежнему призывали его.
Мать-Змея... которая пообещала Суарре, как женщина женщине, что
поможет ему... если в нем самом будет нечто достойное помощи.
Суарра!
При этом воспоминании весь гнев, весь яд, вливавшийся в него из глаз
Лика, исчез. Его место заняли стыд, раскаяние, огромная благодарность. Он
бесстрашно взглянул в глаза Лика. Всего лишь бледно-голубые кристаллы. А
сам Лик не что иное, как резной камень. Его чары развеяны.
Грейдон взглянул вниз по лестнице. Сомс, Старрет и Данкре были уже в
самом конце ее. Они бежали - бежали прямо к лицу. В сверкающем свете они
превратились в движущиеся черные картонные фигуры. Они сплющились, стали
силуэтами, вырезанными из черной бумаги. Тощий силуэт, гигантский силуэт,
маленький силуэт, они бежали рядом. Вот они уже у подбородка. Вот они
задержались, отталкивая друг друга, пытаясь пройти первыми. И вот, в ответ
на какой-то непреоборимый зов, они начали карабкаться по подбородку,
вверх, к холодным голубым глазам, к всему, что обещали эти глаза.
Теперь они в самом фокусе сверкающих лучей, в центре потока горящих
атомов. Еще мгновение они казались черными картонными силуэтами, чуть
темнее черного камня.
Потом посерели, их очертания стали туманными, расплылись. Они
перестали карабкаться. Задергались, извиваясь...
Исчезли!
На их месте три грязноватых облачка. Они рассеиваются.
И на их месте три большие золотые капли.
Неторопливо капли заскользили вниз по Лику. Слились. Стали одной
большой каплей. Она медленно направилась к золотому ручью, слилась с ним,
потекла к краю пропасти...
И в пропасть!
Высоко сверху прозвучали трубы эльфов, послышался шум невидимых
крыльев. И тут в свете пещеры Грейдон увидел змеиные тела с серебряной
чешуей. Крылатые. Эти существа вздымались и опускались перед Ликом на
серебряных крыльях, как призрачные райские птицы.
Большие и маленькие, одни размером с большого питона, другие не
больше гадюки, они извивались в сверкающем воздухе, триумфально трубили,
окликали друг друга голосами, подобными эльфийским трубам, радостно
фехтовали друг с другом мощными клювами, похожими на тонкие прямые рапиры.
Крылатые змеи, ярко раскрашенные, с клювами, подобными рапирам.
Крылатые змеи, испускающие торжествующие трубные крики, в то время как
золотой поток, частью которого теперь стали Сомс, Данкре, Старрет,
медленно, медленно течет в пропасть. Грейдон потрясенно опустился на
ступень, до глубины души он был поражен, испытывал тяжелое болезненное
ощущение. Ползком выбрался за каменный занавес, подальше от этого яркого
света, подальше от глаз этого Лика, чтобы не слышать торжествующих трубных
звуков крылатых змей.
Он увидел бегущую к нему Суарру.
Сознание покинуло его.
Тусклая зелень лесной поляны окружала Грейдона, когда он открыл
глаза. Он лежал на своем одеяле, рядом терпеливо щипал траву его ослик.
Кто-то двинулся рядом, приблизился. Индеец, но таких индейцев Грейдон
никогда не видел. Тонкие правильные черты лица, кожа скорее оливковая, чем
коричневая. На нем что-то вреде лат и шотландской юбочки-килта из
стеганого голубого шелка. Тонкое золотое кольцо на лбу, на спине длинный
лук и колчан, полный стрел, в руке копье из черного металла. В другой руке
обернутый в шелк пакет.
Грейдон раскрыл пакет. В нем золотой браслет Суарры с изображением
Матери-Змеи и перо caraquenque, тщательно отделанное золотом.
- Где та, которая послала это? - спросил он. Индеец улыбнулся,
покачал головой и приложил к губам два пальца. Грейдон понял - посыльному
приказано молчать. Перо он снова завернул в шелк и положил в карман.
Браслет с некоторым трудом надел на руку.
Индеец указал на небо, потом на деревья слева. Грейдон понял, что
нужно идти. Он кивнул и взял повод осла.
Примерно с час они шли по лесу; насколько мог судить Грейдон, в лесу
не было ни тропинки. Вышли из леса в узкую долину между двумя холмами.
Холмы закрывали окружающие горы, хотя Грейдон представлял себе, где они
расположены. Солнце уже склонялось на запад. К сумеркам они достигли
ровной скальной площадки, в которой ручей прорезал свое русло. Индеец
знаками показал, что здесь они заночуют.
Грейдон стреножил осла там, где тот мог щипать свежую траву, развел
костер и начал готовить скудный ужин из своих сократившихся припасов.
Индеец исчез. Вскоре он вернулся с парой форелей. Грейдон поджарил их.
Пришла ночь и вместе с ней холод Анд. Грейдон закутался в одеяло,
закрыл глаза и начал восстанавливать в памяти, насколько это возможно, все
сегодняшнее путешествие; запоминал каждый ориентир, замеченный им после
того, как они вышли из леса. Вскоре все сменилось фантасмагорией пещер с
драгоценностями, больших каменный лиц, танцующих стариков в пестрых
костюмах - потом среди этих фантомов, разгоняя их, появилась Суарра. А
потом и она исчезла.
Во второй половине следующего дня, когда они миновали еще одну
древесную полосу, индеец остановился на краю плато, уходившего в неведомые
дали на восток и на запад. Он раздвинул кусты и показал вниз. Грейдон,
взглянув туда, увидел в ста футах ниже еле заметную тропу - звериную
тропу, решил он: никаких следов человека. Он посмотрел на индейца, тот
кивнул и показал на ослика и на Грейдона, потом опять на тропу и на
восток. Потом показал на себя и назад, туда, откуда они пришли.
- Ясно, - сказал Грейдон. - Граница Ю-Атланчи. Здесь меня
депортируют.
Индеец нарушил молчание. Он не мог понять, что сказал Грейдон, но
услышал знакомое слово Ю-Атланчи.
- Ю-Атланчи, - повторил он серьезно и широким жестом указал на
пространство за собой. - Ю-Атланчи! Смерть! Смерть!
Он отступил в сторону и подождал, пока Грейдон и ослик пройдут мимо.
Когда человек и животное спустились на тропу, индеец прощально махнул
рукой. И исчез в лесу.
Грейдон прошел примерно с милю на восток, как ему и было указано.
Потом спрятался в кустах и подождал около часу. Затем повернул назад,
вернулся по тропе и, подгоняя перед собой ослика, начал подниматься. У
него была лишь одна мысль, лишь одно желание - вернуться к Суарре. Какая
бы опасность ни ждала - вернуться к ней. Он поднялся на плато и постоял,
прислушиваясь. Ничего не слышно. По-прежнему подгоняя перед собой осла, он
пошел вперед.
И тут же над его головой послышался трубный звук - угрожающий,
гневный. И шум больших крыльев.
Инстинктивно Грейдон защитился рукой. На эту руку он надел браслет
Суарры. Сверкнул на солнце пурпурный драгоценный камень. Грейдон снова
услышал трубный протестующий звук. В воздухе над ним забили крылья, как
будто невидимое летающее создание пыталось остановить свой полет.
Что-то нанесло боковой удар по браслету. Что-то похожее на острие
рапиры коснулось шеи Грейдона у самого основания. Грейдон почувствовал,
как хлынула кровь. Что-то ударило его в грудь. Он перевалился через край
плато и, переворачиваясь, покатился на тропу.
Пришел он в себя у начала подъема, рядом пасся ослик. Должно быть, он
долго пролежал без сознания, потому что рука и плечо затекли, а на земле
вокруг засохло немало крови. На затылке у него был разрез: ударился о
камень при падении.
Грейдон со стоном встал. Плечо осматривать было неудобно, но
насколько он мог судить, рана чистая. То, что нанесло рану, пробило мышцу,
на волосок миновав артерию, подумал Грейдон, с трудом перевязывая раненое
место.
Что же нанесло эту рану? Он знал это. Одна из крылатых змей, которых
он видел над пропастью в пещере Лика! Один из вестников, как их назвала
Суарра, которые так неожиданно дали им четверым пройти в Запретную землю.
Оно собиралось его убить... хотело убить... что остановило
смертельный удар... отразило его? Он пытался рассуждать логично... Боже,
как болит голова! Что же остановило его? Конечно, браслет... блеск
драгоценного камня.
Но это значит, что вестники не нападут на того, кто носит этот
браслет. Это паспорт для прохода в Запретную землю. Поэтому Суарра послала
ему браслет? Чтобы он мог вернуться?
Но пока это невозможно... он должен вначале залечить рану... должен
найти помощь... где-нибудь... прежде чем возвращаться к Суарре...
Грейдон побрел по тропе, ведя за собой ослика. Животное терпеливо
простояло всю ночь, а Грейдон метался и стонал у погасшего костра, а
лихорадка медленно ползла по его телу. Ослик терпеливо шел за ним весь
следующий день, а Грейдон ковылял по тропе, падал и вставал, падал и
вставал, всхлипывая, жестикулируя, смеясь, проклиная - в обжигающем жаре
лихорадки. Терпеливо шел ослик за индейским охотником, нашедшим Грейдона,
у головы которого сидела в ожидании смерть; охотник, будучи не аймара, а
куича, отнес Грейдона в маленькую одинокую деревушку Чупан, единственное
место в этой дикости, где за ним мог присмотреть человек его цвета кожи; и
по дороге индеец лечил Грейдона собственными, неортодоксальными, но весьма
эффективными лечебными средствами.
Прошло два месяца, прежде чем Грейдон, залечивший раны и вернувший
силы, смог покинуть Чупан. Он не знал, насколько обязан выздоровлению
старому padre и его домашним, насколько индейским лекарствам. Не знал,
много ли раскрыл в бреду. Но он решил, что бредил по-английски, а индеец
ни слова на этом языке не понимал. Впрочем, старый padre очень
обеспокоился из-за отъезда Грейдона, долго рассуждал о демонах, их
приманках и хитростях и от том, как мудро обходить их стороной.
Во время выздоровления у Грейдона было достаточно времени, чтобы
обдумать случившееся, рационализировать его, постараться рассеять
мистический туман. На самом ли деле превратились трое его спутников в
золото? Есть другое объяснение - и гораздо более вероятное. Пещера с
Ликом, возможно, лаборатория природы, тигель, в котором, под воздействием
неизвестных лучей, происходит трансмутация металлов. Внутри скалы, на
которой высечен Лик, находится источник лучей, превращающий другие
элементы в золото. Исполнение старинной мечты или вдохновенного
прозрения... алхимиков древности; современная наука превращает это в
реальность. Разве англичанин Резерфорд не сумел превратить один элемент в
другой , удаляя один или два электрона? Разве не является конечным
производным урана, этого излучающего родителя радия, - тусклый, инертный
свинец?
Концентрация лучей на поверхности Лика должна быть ужасной. Под
бомбардировкой сверкающих частиц энергии тела троих могли быстро
дезинтегрироваться. А три золотые капли в это время вытекли из скалы за
ними... трое его спутников исчезли... он увидел капли... подумал, что люди
превратились в золото... иллюзия.
А Лик на самом деле не испускал золотые пот, слезы и слюну. Это
действовали лучи. Гений, который высек этот Лик, так устроил, что... Ну,
конечно!
Приманка Лика? Обещание власти? Простое психологическое явление -
если поймешь его. Гениальный скульптор так точно и мощно выразил
стремление человека к власти, что всякий, взглянувший на его скульптуру,
неизбежно почувствует то же. Подсознание и сознание в равной степени
откликаются на то, что изображено с такой потрясающей верностью. И
пропорциональна силе желания сила ответа. Подобное призывает подобное.
Сильнейший влечет более слабого. Простая психология. Опять - конечно!
Крылатые змеи - вестники? Ну, тут мы стоим на прочном научном
основании. В одном из своих рассказов Амброз Бирс предвидел, что такое
возможно; англичанин Г.Дж.Уэллс ту же идею рассматривает в своем
"Человеке-невидимке"; Мопассан перед тем, как сойти с ума, изложил ту же
мысль в своей истории об Орля. Наука считает, что невидимость возможна, и
ученые по всему миру пытаются использовать ее как оружие следующей войны.
Да, невидимые вестники легко объяснимы. Нужно создать вещество,
которое не поглощает и не отражает лучи света. В таком случае свет
пронесется мимо, как быстрый ручей над лежащим на дне камнем. Сам камень
останется невидимым. Не будет виден и предмет, над которым пролетают
световые лучи. Лучи света обогнут этот предмет, и наблюдатель увидит то,
что находится за предметом. А сам предмет останется невидимым. Он не
поглощает и не отражает свет, увидеть его невозможно.
Представим себе путника в пустыне. Вдруг он видит перед собой ручей и
зеленые растения. Однако они не здесь. Они далеко в горах, а кажется, что
находятся у основания гор. Лучи, несущие их изображение, полетели вверх,
изогнулись над горами, полетели вниз и отразились в более горячем воздухе
пустыни. Это мираж. Пример не вполне аналогичный, но основной принцип тот
же самый.
Да, решил Грейдон, крылатых вестников не так трудно объяснить. Что до
их формы - они не птицы, а крылатые змеи или крылатые ящерицы. Оперение
райских птиц - единственное, что добавлено к их чешуе. Наука утверждает,
что птицы - это змеи с перьями. Первая птица, археоптерикс, сохранила зубы
и хвост своих предков-пресмыкающихся.
Но - эти существа понимают и исполняют приказы человека. А почему бы
и нет? Собаку можно научить этому же. В этом нет ничего удивительного.
Собака - умное животное. А почему бы летающим змеям не иметь столько же
интеллекта, сколько у собаки? Вот и объяснение того, как крылатое
невидимое существо узнало браслет Суарры.
Мать-Змея? Ну, он сначала должен увидеть наполовину женщину,
наполовину змею, чтобы поверить в нее. Это пока оставим.
Объяснив, к собственному удовлетворению, все, кроме Матери-Змеи,
Грейдон перестал думать об этом, и выздоровление пошло быстрее.
Выздоровев, он постарался заплатить некоторые из своих долгов. Он
послал в Серро де Паско за деньгами и вещами. Padre получил алтарные
украшения, о которых давно мечтал, а то, что Грейдон дал индейцам,
заставило их благодарить своих святых покровителей или тайных богов за то,
что они его нашли.
И еще ему повезло. Он потерял оружие в своих блужданиях, и его
посыльные сумели найти для него в Паско лучшее, более мощное оружие.
И вот теперь, с большим количеством боеприпасов, с четырьмя
пистолетами и всем необходимым оборудованием Грейдон возвращался на тайную
тропу, ведущую в Запретную землю. С ним был тот же терпеливый ослик,
который уже участвовал в его приключениях.
Покинув Чупан, Грейдон все время двигался в сторону Кордильер.
Последние несколько дней он не видел ни следа индейцев. Что-то заставляло
его быть осторожным.
Осторожность? Он улыбнулся. Вряд ли подходящее для его путешествия
слово: он сознательно приближается к району, где правят загадочные
ю-атланчи. Осторожность! Грейдон рассмеялся. Да, подумал он, вероятно,
входя в ад, тоже нужно соблюдать осторожность. А земля Суарры, если судить
по тому, что он видел, близка к царству проклятых, если не лежит уже в его
пределах. Задержавшись на этой интересной мысли, он решил еще раз
вспомнить, чем располагает.
Первоклассное ружье с большим количеством патронов; четыре удобных
пистолета, два в тюках, один на поясе и один в кобуре под мышкой. Хорошо -
но у ю-атланчи может быть и, вероятно, есть такое оружие, по сравнению с
которым его - как лук и стрелы бушмена. И какая польза от пистолетов
против бронированной шкуры динозавров?
Что еще у него есть? Пурпурный блеск на запястье ответил ему - блеск
драгоценностей браслета Суарры. Этот браслет стоит сотни пистолетов и
ружей - если он действительно пропуск в Запретную землю.
Когда наступили сумерки четырнадцатого дня его пути, он оказался в
небольшой долине между двумя близкими, заросшими редколесьем хребтами.
Рядом по-дружески журчал и хихикал ручей. Грейдон разбил лагерь возле
этого ручья, развьючил ослика, стреножил его и пустил пастись. Разжег
костер, вскипятил чай и приготовил ужин. Осмотрел южный хребет. До сих пор
ему везло, и он продвигался долинами, лишь изредка совершая некрутые
подъемы. Здесь горы находились прямо на пути. Около двух тысяч футов
высоты, решил он; пройти будет нетрудно. До самой вершины растут деревья,
поодиночке и группами, и всегда странно аккуратно, как посаженные
человеком.
Грейдон немного полежал, думая. Правую руку он положил на одеяло.
Сверкал браслет Суарры, сверкание то становилось ярче, то тускнело. Потом
показалось, что оно растет, становится все больше. Грейдон уснул.
Он спал и знал, что спит. Но даже во сне видел сверкание браслета. Он
видел сон - и браслет направлял этот сон. Он быстро миновал освещенную
луной пустошь. Перед ним хмурился черный барьер. Барьер окружил его и
исчез. Грейдон мельком увидел огромную круглую долину, окруженную
касающимися неба вершинами. Увидел озеро, жидкое серебро могучего потока,
вырывающегося из скал. Заметил колоссальные каменные фигуры, купающиеся в
молочном свете луны. охраняющие вход в пещеру.
Навстречу ему поднялся город: город с рубиновыми крышами, опаловыми
башнями, фантастический, будто построенный джиннами из снов.
Он остановился в большом колонном зале, с высокого потолка которого
падали столбы неяркого лазурного освещения. Высоко вздымались колонны,
раскрываясь вверху широкими лепестками опалового, изумрудного, бирюзового
цвета с проблесками золота.
Он увидел - Мать-Змею!
Она лежала свернувшись в гнезде из подушек за самым краем алькова,
высоко поднятого над проходом между колоннами. Между нею и Грейдоном
падали лазурные столбы, как занавесом, закрывая туманным свечением нишу и
полускрывая, полуоткрывая ее обитательницу.
Лицо ее лишено возраста - не старое и не молодое, свободное от
времени. от разъедающей кислоты лет. Она могла родиться вчера - или
миллион лет назад.
Глаза ее, широко расставленные, круглые и яркие: живые драгоценности,
полные пурпурными огоньками. Нос деликатный, длинный, ноздри слегка
расширены. Подбородок маленький и заостренный. Рот маленький, в форме
сердца; губы ярко-алые.
Вниз по узким детским плечам падают волосы, сверкающие, как
серебряные нити. Над лбом волосы разделяются, образуя подобие наконечника
стрелы. И лицо, как и губы, становится сердцеобразным, - это сердце,
основание которого представляет заостренный подбородок.
У нее маленькие, но высокие, приподнятые груди.
Лицо, шея, плечи и груди цвета жемчуга, слегка окрашенного в розовое.
Кольца начинаются сразу под острыми грудями.
Они наполовину погружены в гнездо из шелковых подушек; кольца
толстые, их много; Кольцо над кольцом, все покрытые блестящими
сердцеобразными чешуйками; каждая чешуйка - совершенство, будто вырезана
эльфийским мастером-резчиком; опаловые, перламутровые.
Заостренный подбородок лежит на руках, маленьких, детских. Локти этих
детских рук, с ямочками, упираются в верхнее кольцо.
На лице - одновременно женском и змеином и в то же время каким-то
чудесным образом и не женском, и не змеином - рядом живут бесконечная
мудрость и невероятная усталость...
Женщина-змея - воспоминания о ней или ее сестре могут быть
источниками легенд о принцессе Наге, которая своей мудростью поднимала
исчезнувшие города кхмеров в камбоджийских джунглях; источниками тех
постоянных упоминаний о женщинах-змеях, которые есть в фольклоре всех
народов.
Может, даже зерно истины есть и в легенде о Лилит, первой жене Адама,
которую изгнала Ева.
Такой увидел ее Грейдон - или подумал, что видит. Потому что
впоследствии не раз его будет мучить вопрос, видел ли он то, что есть, или
то, что заставляла его видеть она.
Он поразился красоте этого маленького сердцеобразного лица,
сверкающему серебру ее волос, ее детской изысканности.
Он не обращал внимания на ее кольца, на ее - чудовищность. Она будто
проникла в его сердце и затронула тайную струну, молчавшую с рождения.
И в своем сне - если это сон - он знал, что она осознает все его
мысли и чувства и довольна ими. Глаза ее смягчились; она задумчиво
смотрела на него; розово-жемчужное кольцо, на котором лежала голова, вдруг
поднялось над альковом на высоту двойного роста человека. Она кивнула
Грейдону, подняла маленькие руки ко лбу, сложив их горсточкой; затем
странным иератическим жестом протянула к нему ладони, будто что-то вылила
из них.
За ней находился трон, будто высеченный из колоссального сапфира.
Овальный, более десяти футов в высоту, и полый, как рака для мощей. Он
стоял на закругленном конце колонны из горного хрусталя. Трон пуст, но
окружен слабым сиянием. У его основания шесть меньших тронов. Один
красный, будто высеченный из рубина; один черный - как из гагата; четыре
оставшихся - из тусклого золота.
Алые уста Матери-Змеи раскрылись, показался тонкий заостренный алый
язык. Она не заговорила, но Грейдон услышал ее мысли.
- Я поддержу этого человека. Суарра любит его. Он мне нравится.
Помимо Суарры, мне никто не интересен в Ю-Атланчи. А дитя стремится к
нему. Да будет так! Я устала от Лантлу и его своры. К тому же Лантлу
теперь слишком близок к Тени Нимира, которую называют Темным Хозяином. И
он хочет Суарру. Но не получит.
- По древнему договору, - заговорил Властитель Глупости, - по этому
договору, Адана, ты не можешь использовать свою мудрость против
кого-нибудь из древней расы. Твои предки дали клятву. Клятва была дана
давно-давно, еще до того, как льды изгнали нас с Родины. И эта клятва
никогда не нарушалась. Даже ты, Адана, не можешь нарушить эту клятву.
- С-с-с-с! - гневно задрожал алый язык Матери-Змеи. - И ты это
говоришь! У договора есть и другая сторона. Разве древняя раса никогда не
клялась не устраивать заговоров против нас, змеиного народа? Но Лантлу и
его приближенные сговорились с Тенью. Они хотят освободить Нимира от пут,
давно наложенных нами на него. Освободившись, он попытается уничтожить
нас... а почему бы и нет?.. и, возможно, это ему удастся!
- Заметь, Тиддо! Я сказала - возможно. Лантлу сговаривается с нашим
врагом Нимиром; поэтому он умышляет против меня - последнего представителя
змеиного народа. Древний договор нарушен. Нарушен Лантлу - не мной!
Она качнулась вперед.
- Предположим, мы покинем Ю-Атланчи. Уйдем из него, как мои предки и
те властители, что были твоими предками. Оставим Ю-Атланчи разлагаться.
предпочла жребий Сатаны.
Кем бы ни был безвестный скульптор, он сумел выразить древнюю, как
сам человек, беспощадную жажду власти. В этом Лике стремление к власти
сконцентрировалось, приобрело материальное выражение и форму, стало
физически ощутимым. Грейдон почувствовал, как в нем самом, как бы в ответ,
рождается и начинает шевелиться эта жажда, стремительно растет, угрожая
опрокинуть все барьеры, которые обычно стоят у нее на пути.
Что-то глубоко внутри него боролось с этим поднимающимся прибоем зла,
пыталось увести его от призывающего Лика, заставить его отвести взор от
бледно-голубых глаз.
Теперь он видел, что все стремительные лучи, все сверкающие атомы
фокусируются на этом Лике, что на лбу его широкое золотое кольцо. И с
этого кольца стекают большие золотые капли, как золотой пот. Они
неторопливо ползут по щекам. Из глаз стекают другие золотые капли, подобно
слезам. А из углов безжалостного рта золото вытекает, как струйки слюны.
Золотой пот, золотые слезы и золотая слюна соединяются и образуют ручеек
золота, который стекает с Лика на пол пещеры, течет к пропасти и
свергается через ее край в глубину.
- Смотри мне в глаза! Смотри мне в глаза!
Лик как будто заговорил; его нельзя осушаться. Грейдон повиновался.
Волна зла взметнулась выше, разрывая все преграды.
Земля и обладание ею - вот что обещал ему Лик! Из этих глаз к нему
устремился пылающий экстаз, кричащая торжествующая безрассудность,
торжествующее чувство свободы от всех законов.
Он напрягся, чтобы броситься вниз по ступеням, прямо к гигантской
черной каменной маске, которая потела, плакала и плевалась золотом, взять
то, что она предлагает, заплатить все, что она потребует взамен...
Рука у него на плече, голос рядом - голос Сомса:
- Вы дьявольски долго...
И тут же высокий истерический крик:
- Билл... Данк... быстрее сюда! Смотрите! Боже!..
Грейдона отбросили на камень, он покатился. По нему кто-то пробежал,
его толкали ногами, дыхание у него перехватило. Отдуваясь, он поднялся на
четвереньки, попытался встать на ноги.
Неожиданно возбужденные крики троих стихли. Ах... он знал, почему...
они смотрят в глаза Лика... он обещает им то же, что обещал ему...
Грейдон сделал невероятное усилие. Он встал! Раскачиваясь, испытывая
головокружение, осмотрел пещеру. Вниз по лестнице, уже на ее середине,
бежали гигант Старрет, сухощавый Сомс, маленький Данкре.
Боже - нельзя их пустить! Земля, обладание ею... это принадлежит
ему... Лик обещал ему первому...
Он бросился за троими...
Что-то, похожее на крыло огромной птицы, ударило его в грудь. Удар
отбросил его, Грейдон опять опустился на четвереньки. Всхлипывая, он
встал, стоял качаясь, потом снова двинулся по ступеням... глаза Лика...
глаза... они дадут ему силу... они...
Прямо перед ним в сверкающем воздухе, между ним и Ликом,
полуразвернув кольца тела, появилось призрачное существо, полуженщина -
полузмея, та самая, изображение которой было на браслете Суарры, -
существо, которое Суарра называла Мать-Змея.
Одновременно реальная и нереальная, висела она в воздухе. Сверкающие
атомы проносились сквозь нее. Он видел ее - и по-прежнему сквозь нее ясно
видел Лик. Голубые глаза по-прежнему призывали его.
Мать-Змея... которая пообещала Суарре, как женщина женщине, что
поможет ему... если в нем самом будет нечто достойное помощи.
Суарра!
При этом воспоминании весь гнев, весь яд, вливавшийся в него из глаз
Лика, исчез. Его место заняли стыд, раскаяние, огромная благодарность. Он
бесстрашно взглянул в глаза Лика. Всего лишь бледно-голубые кристаллы. А
сам Лик не что иное, как резной камень. Его чары развеяны.
Грейдон взглянул вниз по лестнице. Сомс, Старрет и Данкре были уже в
самом конце ее. Они бежали - бежали прямо к лицу. В сверкающем свете они
превратились в движущиеся черные картонные фигуры. Они сплющились, стали
силуэтами, вырезанными из черной бумаги. Тощий силуэт, гигантский силуэт,
маленький силуэт, они бежали рядом. Вот они уже у подбородка. Вот они
задержались, отталкивая друг друга, пытаясь пройти первыми. И вот, в ответ
на какой-то непреоборимый зов, они начали карабкаться по подбородку,
вверх, к холодным голубым глазам, к всему, что обещали эти глаза.
Теперь они в самом фокусе сверкающих лучей, в центре потока горящих
атомов. Еще мгновение они казались черными картонными силуэтами, чуть
темнее черного камня.
Потом посерели, их очертания стали туманными, расплылись. Они
перестали карабкаться. Задергались, извиваясь...
Исчезли!
На их месте три грязноватых облачка. Они рассеиваются.
И на их месте три большие золотые капли.
Неторопливо капли заскользили вниз по Лику. Слились. Стали одной
большой каплей. Она медленно направилась к золотому ручью, слилась с ним,
потекла к краю пропасти...
И в пропасть!
Высоко сверху прозвучали трубы эльфов, послышался шум невидимых
крыльев. И тут в свете пещеры Грейдон увидел змеиные тела с серебряной
чешуей. Крылатые. Эти существа вздымались и опускались перед Ликом на
серебряных крыльях, как призрачные райские птицы.
Большие и маленькие, одни размером с большого питона, другие не
больше гадюки, они извивались в сверкающем воздухе, триумфально трубили,
окликали друг друга голосами, подобными эльфийским трубам, радостно
фехтовали друг с другом мощными клювами, похожими на тонкие прямые рапиры.
Крылатые змеи, ярко раскрашенные, с клювами, подобными рапирам.
Крылатые змеи, испускающие торжествующие трубные крики, в то время как
золотой поток, частью которого теперь стали Сомс, Данкре, Старрет,
медленно, медленно течет в пропасть. Грейдон потрясенно опустился на
ступень, до глубины души он был поражен, испытывал тяжелое болезненное
ощущение. Ползком выбрался за каменный занавес, подальше от этого яркого
света, подальше от глаз этого Лика, чтобы не слышать торжествующих трубных
звуков крылатых змей.
Он увидел бегущую к нему Суарру.
Сознание покинуло его.
Тусклая зелень лесной поляны окружала Грейдона, когда он открыл
глаза. Он лежал на своем одеяле, рядом терпеливо щипал траву его ослик.
Кто-то двинулся рядом, приблизился. Индеец, но таких индейцев Грейдон
никогда не видел. Тонкие правильные черты лица, кожа скорее оливковая, чем
коричневая. На нем что-то вреде лат и шотландской юбочки-килта из
стеганого голубого шелка. Тонкое золотое кольцо на лбу, на спине длинный
лук и колчан, полный стрел, в руке копье из черного металла. В другой руке
обернутый в шелк пакет.
Грейдон раскрыл пакет. В нем золотой браслет Суарры с изображением
Матери-Змеи и перо caraquenque, тщательно отделанное золотом.
- Где та, которая послала это? - спросил он. Индеец улыбнулся,
покачал головой и приложил к губам два пальца. Грейдон понял - посыльному
приказано молчать. Перо он снова завернул в шелк и положил в карман.
Браслет с некоторым трудом надел на руку.
Индеец указал на небо, потом на деревья слева. Грейдон понял, что
нужно идти. Он кивнул и взял повод осла.
Примерно с час они шли по лесу; насколько мог судить Грейдон, в лесу
не было ни тропинки. Вышли из леса в узкую долину между двумя холмами.
Холмы закрывали окружающие горы, хотя Грейдон представлял себе, где они
расположены. Солнце уже склонялось на запад. К сумеркам они достигли
ровной скальной площадки, в которой ручей прорезал свое русло. Индеец
знаками показал, что здесь они заночуют.
Грейдон стреножил осла там, где тот мог щипать свежую траву, развел
костер и начал готовить скудный ужин из своих сократившихся припасов.
Индеец исчез. Вскоре он вернулся с парой форелей. Грейдон поджарил их.
Пришла ночь и вместе с ней холод Анд. Грейдон закутался в одеяло,
закрыл глаза и начал восстанавливать в памяти, насколько это возможно, все
сегодняшнее путешествие; запоминал каждый ориентир, замеченный им после
того, как они вышли из леса. Вскоре все сменилось фантасмагорией пещер с
драгоценностями, больших каменный лиц, танцующих стариков в пестрых
костюмах - потом среди этих фантомов, разгоняя их, появилась Суарра. А
потом и она исчезла.
Во второй половине следующего дня, когда они миновали еще одну
древесную полосу, индеец остановился на краю плато, уходившего в неведомые
дали на восток и на запад. Он раздвинул кусты и показал вниз. Грейдон,
взглянув туда, увидел в ста футах ниже еле заметную тропу - звериную
тропу, решил он: никаких следов человека. Он посмотрел на индейца, тот
кивнул и показал на ослика и на Грейдона, потом опять на тропу и на
восток. Потом показал на себя и назад, туда, откуда они пришли.
- Ясно, - сказал Грейдон. - Граница Ю-Атланчи. Здесь меня
депортируют.
Индеец нарушил молчание. Он не мог понять, что сказал Грейдон, но
услышал знакомое слово Ю-Атланчи.
- Ю-Атланчи, - повторил он серьезно и широким жестом указал на
пространство за собой. - Ю-Атланчи! Смерть! Смерть!
Он отступил в сторону и подождал, пока Грейдон и ослик пройдут мимо.
Когда человек и животное спустились на тропу, индеец прощально махнул
рукой. И исчез в лесу.
Грейдон прошел примерно с милю на восток, как ему и было указано.
Потом спрятался в кустах и подождал около часу. Затем повернул назад,
вернулся по тропе и, подгоняя перед собой ослика, начал подниматься. У
него была лишь одна мысль, лишь одно желание - вернуться к Суарре. Какая
бы опасность ни ждала - вернуться к ней. Он поднялся на плато и постоял,
прислушиваясь. Ничего не слышно. По-прежнему подгоняя перед собой осла, он
пошел вперед.
И тут же над его головой послышался трубный звук - угрожающий,
гневный. И шум больших крыльев.
Инстинктивно Грейдон защитился рукой. На эту руку он надел браслет
Суарры. Сверкнул на солнце пурпурный драгоценный камень. Грейдон снова
услышал трубный протестующий звук. В воздухе над ним забили крылья, как
будто невидимое летающее создание пыталось остановить свой полет.
Что-то нанесло боковой удар по браслету. Что-то похожее на острие
рапиры коснулось шеи Грейдона у самого основания. Грейдон почувствовал,
как хлынула кровь. Что-то ударило его в грудь. Он перевалился через край
плато и, переворачиваясь, покатился на тропу.
Пришел он в себя у начала подъема, рядом пасся ослик. Должно быть, он
долго пролежал без сознания, потому что рука и плечо затекли, а на земле
вокруг засохло немало крови. На затылке у него был разрез: ударился о
камень при падении.
Грейдон со стоном встал. Плечо осматривать было неудобно, но
насколько он мог судить, рана чистая. То, что нанесло рану, пробило мышцу,
на волосок миновав артерию, подумал Грейдон, с трудом перевязывая раненое
место.
Что же нанесло эту рану? Он знал это. Одна из крылатых змей, которых
он видел над пропастью в пещере Лика! Один из вестников, как их назвала
Суарра, которые так неожиданно дали им четверым пройти в Запретную землю.
Оно собиралось его убить... хотело убить... что остановило
смертельный удар... отразило его? Он пытался рассуждать логично... Боже,
как болит голова! Что же остановило его? Конечно, браслет... блеск
драгоценного камня.
Но это значит, что вестники не нападут на того, кто носит этот
браслет. Это паспорт для прохода в Запретную землю. Поэтому Суарра послала
ему браслет? Чтобы он мог вернуться?
Но пока это невозможно... он должен вначале залечить рану... должен
найти помощь... где-нибудь... прежде чем возвращаться к Суарре...
Грейдон побрел по тропе, ведя за собой ослика. Животное терпеливо
простояло всю ночь, а Грейдон метался и стонал у погасшего костра, а
лихорадка медленно ползла по его телу. Ослик терпеливо шел за ним весь
следующий день, а Грейдон ковылял по тропе, падал и вставал, падал и
вставал, всхлипывая, жестикулируя, смеясь, проклиная - в обжигающем жаре
лихорадки. Терпеливо шел ослик за индейским охотником, нашедшим Грейдона,
у головы которого сидела в ожидании смерть; охотник, будучи не аймара, а
куича, отнес Грейдона в маленькую одинокую деревушку Чупан, единственное
место в этой дикости, где за ним мог присмотреть человек его цвета кожи; и
по дороге индеец лечил Грейдона собственными, неортодоксальными, но весьма
эффективными лечебными средствами.
Прошло два месяца, прежде чем Грейдон, залечивший раны и вернувший
силы, смог покинуть Чупан. Он не знал, насколько обязан выздоровлению
старому padre и его домашним, насколько индейским лекарствам. Не знал,
много ли раскрыл в бреду. Но он решил, что бредил по-английски, а индеец
ни слова на этом языке не понимал. Впрочем, старый padre очень
обеспокоился из-за отъезда Грейдона, долго рассуждал о демонах, их
приманках и хитростях и от том, как мудро обходить их стороной.
Во время выздоровления у Грейдона было достаточно времени, чтобы
обдумать случившееся, рационализировать его, постараться рассеять
мистический туман. На самом ли деле превратились трое его спутников в
золото? Есть другое объяснение - и гораздо более вероятное. Пещера с
Ликом, возможно, лаборатория природы, тигель, в котором, под воздействием
неизвестных лучей, происходит трансмутация металлов. Внутри скалы, на
которой высечен Лик, находится источник лучей, превращающий другие
элементы в золото. Исполнение старинной мечты или вдохновенного
прозрения... алхимиков древности; современная наука превращает это в
реальность. Разве англичанин Резерфорд не сумел превратить один элемент в
другой , удаляя один или два электрона? Разве не является конечным
производным урана, этого излучающего родителя радия, - тусклый, инертный
свинец?
Концентрация лучей на поверхности Лика должна быть ужасной. Под
бомбардировкой сверкающих частиц энергии тела троих могли быстро
дезинтегрироваться. А три золотые капли в это время вытекли из скалы за
ними... трое его спутников исчезли... он увидел капли... подумал, что люди
превратились в золото... иллюзия.
А Лик на самом деле не испускал золотые пот, слезы и слюну. Это
действовали лучи. Гений, который высек этот Лик, так устроил, что... Ну,
конечно!
Приманка Лика? Обещание власти? Простое психологическое явление -
если поймешь его. Гениальный скульптор так точно и мощно выразил
стремление человека к власти, что всякий, взглянувший на его скульптуру,
неизбежно почувствует то же. Подсознание и сознание в равной степени
откликаются на то, что изображено с такой потрясающей верностью. И
пропорциональна силе желания сила ответа. Подобное призывает подобное.
Сильнейший влечет более слабого. Простая психология. Опять - конечно!
Крылатые змеи - вестники? Ну, тут мы стоим на прочном научном
основании. В одном из своих рассказов Амброз Бирс предвидел, что такое
возможно; англичанин Г.Дж.Уэллс ту же идею рассматривает в своем
"Человеке-невидимке"; Мопассан перед тем, как сойти с ума, изложил ту же
мысль в своей истории об Орля. Наука считает, что невидимость возможна, и
ученые по всему миру пытаются использовать ее как оружие следующей войны.
Да, невидимые вестники легко объяснимы. Нужно создать вещество,
которое не поглощает и не отражает лучи света. В таком случае свет
пронесется мимо, как быстрый ручей над лежащим на дне камнем. Сам камень
останется невидимым. Не будет виден и предмет, над которым пролетают
световые лучи. Лучи света обогнут этот предмет, и наблюдатель увидит то,
что находится за предметом. А сам предмет останется невидимым. Он не
поглощает и не отражает свет, увидеть его невозможно.
Представим себе путника в пустыне. Вдруг он видит перед собой ручей и
зеленые растения. Однако они не здесь. Они далеко в горах, а кажется, что
находятся у основания гор. Лучи, несущие их изображение, полетели вверх,
изогнулись над горами, полетели вниз и отразились в более горячем воздухе
пустыни. Это мираж. Пример не вполне аналогичный, но основной принцип тот
же самый.
Да, решил Грейдон, крылатых вестников не так трудно объяснить. Что до
их формы - они не птицы, а крылатые змеи или крылатые ящерицы. Оперение
райских птиц - единственное, что добавлено к их чешуе. Наука утверждает,
что птицы - это змеи с перьями. Первая птица, археоптерикс, сохранила зубы
и хвост своих предков-пресмыкающихся.
Но - эти существа понимают и исполняют приказы человека. А почему бы
и нет? Собаку можно научить этому же. В этом нет ничего удивительного.
Собака - умное животное. А почему бы летающим змеям не иметь столько же
интеллекта, сколько у собаки? Вот и объяснение того, как крылатое
невидимое существо узнало браслет Суарры.
Мать-Змея? Ну, он сначала должен увидеть наполовину женщину,
наполовину змею, чтобы поверить в нее. Это пока оставим.
Объяснив, к собственному удовлетворению, все, кроме Матери-Змеи,
Грейдон перестал думать об этом, и выздоровление пошло быстрее.
Выздоровев, он постарался заплатить некоторые из своих долгов. Он
послал в Серро де Паско за деньгами и вещами. Padre получил алтарные
украшения, о которых давно мечтал, а то, что Грейдон дал индейцам,
заставило их благодарить своих святых покровителей или тайных богов за то,
что они его нашли.
И еще ему повезло. Он потерял оружие в своих блужданиях, и его
посыльные сумели найти для него в Паско лучшее, более мощное оружие.
И вот теперь, с большим количеством боеприпасов, с четырьмя
пистолетами и всем необходимым оборудованием Грейдон возвращался на тайную
тропу, ведущую в Запретную землю. С ним был тот же терпеливый ослик,
который уже участвовал в его приключениях.
Покинув Чупан, Грейдон все время двигался в сторону Кордильер.
Последние несколько дней он не видел ни следа индейцев. Что-то заставляло
его быть осторожным.
Осторожность? Он улыбнулся. Вряд ли подходящее для его путешествия
слово: он сознательно приближается к району, где правят загадочные
ю-атланчи. Осторожность! Грейдон рассмеялся. Да, подумал он, вероятно,
входя в ад, тоже нужно соблюдать осторожность. А земля Суарры, если судить
по тому, что он видел, близка к царству проклятых, если не лежит уже в его
пределах. Задержавшись на этой интересной мысли, он решил еще раз
вспомнить, чем располагает.
Первоклассное ружье с большим количеством патронов; четыре удобных
пистолета, два в тюках, один на поясе и один в кобуре под мышкой. Хорошо -
но у ю-атланчи может быть и, вероятно, есть такое оружие, по сравнению с
которым его - как лук и стрелы бушмена. И какая польза от пистолетов
против бронированной шкуры динозавров?
Что еще у него есть? Пурпурный блеск на запястье ответил ему - блеск
драгоценностей браслета Суарры. Этот браслет стоит сотни пистолетов и
ружей - если он действительно пропуск в Запретную землю.
Когда наступили сумерки четырнадцатого дня его пути, он оказался в
небольшой долине между двумя близкими, заросшими редколесьем хребтами.
Рядом по-дружески журчал и хихикал ручей. Грейдон разбил лагерь возле
этого ручья, развьючил ослика, стреножил его и пустил пастись. Разжег
костер, вскипятил чай и приготовил ужин. Осмотрел южный хребет. До сих пор
ему везло, и он продвигался долинами, лишь изредка совершая некрутые
подъемы. Здесь горы находились прямо на пути. Около двух тысяч футов
высоты, решил он; пройти будет нетрудно. До самой вершины растут деревья,
поодиночке и группами, и всегда странно аккуратно, как посаженные
человеком.
Грейдон немного полежал, думая. Правую руку он положил на одеяло.
Сверкал браслет Суарры, сверкание то становилось ярче, то тускнело. Потом
показалось, что оно растет, становится все больше. Грейдон уснул.
Он спал и знал, что спит. Но даже во сне видел сверкание браслета. Он
видел сон - и браслет направлял этот сон. Он быстро миновал освещенную
луной пустошь. Перед ним хмурился черный барьер. Барьер окружил его и
исчез. Грейдон мельком увидел огромную круглую долину, окруженную
касающимися неба вершинами. Увидел озеро, жидкое серебро могучего потока,
вырывающегося из скал. Заметил колоссальные каменные фигуры, купающиеся в
молочном свете луны. охраняющие вход в пещеру.
Навстречу ему поднялся город: город с рубиновыми крышами, опаловыми
башнями, фантастический, будто построенный джиннами из снов.
Он остановился в большом колонном зале, с высокого потолка которого
падали столбы неяркого лазурного освещения. Высоко вздымались колонны,
раскрываясь вверху широкими лепестками опалового, изумрудного, бирюзового
цвета с проблесками золота.
Он увидел - Мать-Змею!
Она лежала свернувшись в гнезде из подушек за самым краем алькова,
высоко поднятого над проходом между колоннами. Между нею и Грейдоном
падали лазурные столбы, как занавесом, закрывая туманным свечением нишу и
полускрывая, полуоткрывая ее обитательницу.
Лицо ее лишено возраста - не старое и не молодое, свободное от
времени. от разъедающей кислоты лет. Она могла родиться вчера - или
миллион лет назад.
Глаза ее, широко расставленные, круглые и яркие: живые драгоценности,
полные пурпурными огоньками. Нос деликатный, длинный, ноздри слегка
расширены. Подбородок маленький и заостренный. Рот маленький, в форме
сердца; губы ярко-алые.
Вниз по узким детским плечам падают волосы, сверкающие, как
серебряные нити. Над лбом волосы разделяются, образуя подобие наконечника
стрелы. И лицо, как и губы, становится сердцеобразным, - это сердце,
основание которого представляет заостренный подбородок.
У нее маленькие, но высокие, приподнятые груди.
Лицо, шея, плечи и груди цвета жемчуга, слегка окрашенного в розовое.
Кольца начинаются сразу под острыми грудями.
Они наполовину погружены в гнездо из шелковых подушек; кольца
толстые, их много; Кольцо над кольцом, все покрытые блестящими
сердцеобразными чешуйками; каждая чешуйка - совершенство, будто вырезана
эльфийским мастером-резчиком; опаловые, перламутровые.
Заостренный подбородок лежит на руках, маленьких, детских. Локти этих
детских рук, с ямочками, упираются в верхнее кольцо.
На лице - одновременно женском и змеином и в то же время каким-то
чудесным образом и не женском, и не змеином - рядом живут бесконечная
мудрость и невероятная усталость...
Женщина-змея - воспоминания о ней или ее сестре могут быть
источниками легенд о принцессе Наге, которая своей мудростью поднимала
исчезнувшие города кхмеров в камбоджийских джунглях; источниками тех
постоянных упоминаний о женщинах-змеях, которые есть в фольклоре всех
народов.
Может, даже зерно истины есть и в легенде о Лилит, первой жене Адама,
которую изгнала Ева.
Такой увидел ее Грейдон - или подумал, что видит. Потому что
впоследствии не раз его будет мучить вопрос, видел ли он то, что есть, или
то, что заставляла его видеть она.
Он поразился красоте этого маленького сердцеобразного лица,
сверкающему серебру ее волос, ее детской изысканности.
Он не обращал внимания на ее кольца, на ее - чудовищность. Она будто
проникла в его сердце и затронула тайную струну, молчавшую с рождения.
И в своем сне - если это сон - он знал, что она осознает все его
мысли и чувства и довольна ими. Глаза ее смягчились; она задумчиво
смотрела на него; розово-жемчужное кольцо, на котором лежала голова, вдруг
поднялось над альковом на высоту двойного роста человека. Она кивнула
Грейдону, подняла маленькие руки ко лбу, сложив их горсточкой; затем
странным иератическим жестом протянула к нему ладони, будто что-то вылила
из них.
За ней находился трон, будто высеченный из колоссального сапфира.
Овальный, более десяти футов в высоту, и полый, как рака для мощей. Он
стоял на закругленном конце колонны из горного хрусталя. Трон пуст, но
окружен слабым сиянием. У его основания шесть меньших тронов. Один
красный, будто высеченный из рубина; один черный - как из гагата; четыре
оставшихся - из тусклого золота.
Алые уста Матери-Змеи раскрылись, показался тонкий заостренный алый
язык. Она не заговорила, но Грейдон услышал ее мысли.
- Я поддержу этого человека. Суарра любит его. Он мне нравится.
Помимо Суарры, мне никто не интересен в Ю-Атланчи. А дитя стремится к
нему. Да будет так! Я устала от Лантлу и его своры. К тому же Лантлу
теперь слишком близок к Тени Нимира, которую называют Темным Хозяином. И
он хочет Суарру. Но не получит.
- По древнему договору, - заговорил Властитель Глупости, - по этому
договору, Адана, ты не можешь использовать свою мудрость против
кого-нибудь из древней расы. Твои предки дали клятву. Клятва была дана
давно-давно, еще до того, как льды изгнали нас с Родины. И эта клятва
никогда не нарушалась. Даже ты, Адана, не можешь нарушить эту клятву.
- С-с-с-с! - гневно задрожал алый язык Матери-Змеи. - И ты это
говоришь! У договора есть и другая сторона. Разве древняя раса никогда не
клялась не устраивать заговоров против нас, змеиного народа? Но Лантлу и
его приближенные сговорились с Тенью. Они хотят освободить Нимира от пут,
давно наложенных нами на него. Освободившись, он попытается уничтожить
нас... а почему бы и нет?.. и, возможно, это ему удастся!
- Заметь, Тиддо! Я сказала - возможно. Лантлу сговаривается с нашим
врагом Нимиром; поэтому он умышляет против меня - последнего представителя
змеиного народа. Древний договор нарушен. Нарушен Лантлу - не мной!
Она качнулась вперед.
- Предположим, мы покинем Ю-Атланчи. Уйдем из него, как мои предки и
те властители, что были твоими предками. Оставим Ю-Атланчи разлагаться.