Выразительное лицо Марселя стало задумчивым.
   – Моя сестра Селеста живет в Новом Орлеане с мужем и детьми. У них большой дом на улице Дюмэн, и ее трое малышей как раз в таком возрасте, когда им понадобится гувернантка. Я напишу ей, и, когда вы решите уехать, я сумею посадить вас на корабль без ведома Филиппа. Я даже мог бы поехать с вами в Новый Орлеан, дорогая, чтобы вам не пришлось путешествовать в одиночку.
   Габби не была уверена, что предложение Марселя поехать с ней удачная идея, но она была слишком благодарна ему за заботу, чтобы протестовать.
   – Я должна идти, Марсель, пока Филип не проснулся и не обнаружил, что меня нет, – сказала
   она, вдруг осознав, как долго она находится на палубе. Она невольно поежилась при мысли о том, что сейчас ей придется вернуться в постель к убийце.
   – Да, пожалуй, это лучше всего, дорогая. Не стоит вызывать подозрений у вашего мужа, если мы хотим сохранить наш маленький секрет.
   И, прежде чем Габби успела возразить, Марсель наклонился и легко коснулся губами ее губ таким мимолетным прикосновением, что Габби не была уверена, может быть, ей это и почудилось. Потом он затерялся в тумане, который сгущался вокруг. Габби, затаив дыхание, вошла в каюту, но, к счастью, Филип спал. Она постаралась как можно тише и дальше лечь от него на кровати, но он почувствовал ее движение и пододвинулся к ней.
   – Какая ты холодная, малышка, – пробормотал он в полусне. – Не отодвигайся, а то я не смогу тебя согреть. – Габби смирилась и улеглась рядом с ним, и его тепло убаюкало ее.
   Громкий стук и голоса за дверью разбудили их. Габби села и закрылась простыней, а Филип быстро натянул штаны и шагнул к двери. На пороге стоял взволнованный и испуганный юнга и что-то невнятно бормотал.
   – Капитан, месье Сент-Сир, это ужасно. Пожалуйста, идите скорее. Капитан...
   Габби больше ничего не слышала, потому что Филип закрыл дверь. Через несколько секунд он вернулся с бесстрастным, напряженным лицом. И молча продолжил одеваться, а когда закончил, то требовательно произнес:
   – Запри за мной дверь и никого не впускай.
   – Что случилось, Филип? – с растущей тревогой спросила Габби. – Что-то случилось с капитаном Жискаром?
   – Потом скажу, – ответил он. – Ты пока делай, что я говорю.
   Габби заперла дверь, как велел Филип, и вернулась в кровать, размышляя о том, что означают испуганные слова юнги. Ей ничего не оставалось, как ждать Филиппа.
   Филип вышел на палубу вслед за юнгой и поднялся на мостик, где несколько мужчин сгрудились вокруг неподвижно лежащей фигуры в луже крови. Филип растолкал их и приблизился к неподвижному телу. Еще до того, как он осмотрел его, Филиппу было ясно, что капитан Жискар мертв. Первый помощник, опытный моряк по фамилии Мерсье, стоял на коленях рядом с телом и горестно качал голо вой.
   – Что произошло, Мерсье? – спросил Филип прерывающимся голосом. Он любил Анри Жискара как брата, но сейчас было не время предаваться горестным чувствам.
   – Несчастный случай, господин Сент-Сир, – ответил потрясенный штурман. – Ужасный случай. Вероятно, капитан, встав рано утром, поднялся на мостик первым. Может быть, если бы я был здесь на несколько минут раньше, капитан был бы жив.
   – Продолжайте, Мерсье, – мягко сказал Филип. Он опустился рядом с телом, осмотрел ужасную рану на затылке, а потом зазубренное орудие, которое было причиной ранения.
   – Никто не видел, как это произошло, – продолжал Мерсье. – Не было никакого крика. – Вот этот кусок снасти отломился как раз в тот момент, когда капитан поднялся на мостик. Бедняга, наверно, так и не понял, что случилось. Он умер мгновенно. Видите, зазубренный конец этого бруса ударил его по затылку и повредил яремную вену. Он истек кровью, прежде чем кто-нибудь что-то заметил.
   Филип оторвал взгляд от тела капитана и посмотрел его на то место, откуда отломился брус. Потом вынул острый кусок дерева, все еще торчащий в ране, и осмотрел его со всех сторон.
   Нахмурившись, он спросил:
   – Как такое могло произойти на моем корабле?
   Его стальной взгляд переходил с одного человека на другого, пока не остановился на Марселе Дювале, который только что присоединился к зрителям.
   – Я могу только догадываться, – пожал плечами Мерсье. – Наверно, снасть расщепилась, когда мы попали в шторм через несколько недель после Бреста, и этот брус болтался, готовый упасть в любой момент. А сегодня утром ветер усилился, вот он и оторвался как раз в ту минуту, когда капитан Жискар поднялся на мостик. Черт побери! —
   выругался он, оглядываясь на стоявших рядом моряков. – Кто-то у меня поплатится за такую небрежность.
   Филип ничего не сказал и продолжал изучать смертельное орудие. После некоторого раздумья он сказал:
   – Это, кажется, от верхней реи. Пошлите кого-нибудь посмотреть, в чем там дело.
   Один из матросов немедленно отделился от группы и полез вверх по снастям. Филип и Мерсье отнесли тело капитана в каюту, чтобы приготовить к погребению. Все это время мозг Филиппа лихорадочно работал. Он потерял не только превосходного капитана, но также старого и преданного друга. Филип думал о том, что несчастный случай выглядел по меньшей мере странно, хотя бы потому, что оказался результатом слишком уж невероятного совпадения. Вдобавок зазубренный конец бруса, убивший капитана, казался чересчур острым, как будто его специально наточили. Филип был почти убежден, что смерть Анри не случайна и имеет отношение к секретному документу. Теперь, когда Анри не стало, жизнь и смерть целого города, а может быть, и страны, зависела от него. Ответственность была пугающе огромной.
   Когда Филип вошел в каюту Анри Жискара, ему показалось, что что-то не так, но он не мог понять, что именно. Внезапно его осенило: каюта выглядела слишком прибранной, все находилось на своих местах. Даже бумаги и карты, обычно лежавшие в беспорядке, сейчас сложены в аккуратные стопки. Это совсем не похоже на Анри. Филип часто укорял Анри за отсутствие порядка, но добродушный капитан только смеялся и говорил, что уборка – дело женское.
   Филип не сомневался, что кто-то тщательно обыскал каюту капитана Жискара, а потом аккуратно разложил каждый предмет на место. Но в одном Филип был уверен: кто бы ни обыскивал каюту, они ничего не нашли. После того как Анри ознакомился с секретным документом и положил его в сейф, Филип вернулся в каюту и без ведома капитана забрал бумаги. Разумеется, как владелец судна, он знал секретный шифр сейфа. Теперь документ лежал на дне Габбиного сундука. Раздумывая о случившемся, Филип пришел к выводу, что он может быть следующим.
   Позже, когда Филип вернулся к себе в каюту, Габби была поражена его видом: морщины вокруг глаз и на лбу стали более резкими, походка невероятно уставшего человека – ей показалось, что он за несколько часов постарел на десять лет.
   – Филип, скажи мне, что случилось! – воскликнула она. – Я слышу голоса, и все расстроены.
   – Капитан Жискар умер, – безжизненным тоном ответил Филип.
   – Умер? Как? Отчего?
   – Несчастный случай, сегодня утром, на мостике.
   Внезапно все силы оставили его, и боль отразилась в его глазах. Он мучительно думал, что и в этой смерти повинен он: если бы он не воспользовался помощью Анри для выполнения своей миссии, бедняга был бы жив. Неужели смерть никогда не перестанет преследовать его и отнимать его близких? Как вынести вину еще за одну безвременно прерванную жизнь?
   – А кто поведет «Стремительный» на Мартинику? – спросила Габби, нарушив молчание.
   – Первый помощник – Мерсье, он опытный штурман, да я и сам встану за штурвал, мне часто приходилось это делать.
   Вновь наступило долгое молчание. Филип размышлял, принимая трудное решение открыться Габби и тем самым подвергнуть ее опасности. Имеет ли он на это право? Выбора у него не было. Долгое время он напряженно смотрел на Габби, пока она не стала нервничать под его пристальным взглядом.
   – В чем дело, Филип? Почему ты так странно на меня смотришь? Я могу что-нибудь сделать для тебя?
   Сама того не зная, она помогла ему принять решение.
   – Ты знаешь, из-за чего началась война в 1812 году между Англией и Америкой? – спросил он, удивив ее резким переходом к другой теме разговора.
   – Не особенно хорошо, – призналась Габби. – Так из-за чего они воюют?
   – В основном это случилось из-за Наполеона. Из-за него и из-за пиратских нападений англичан на американские корабли. Не говоря о том, что американцев незаконно рекрутируют в британский военный флот.
   – А какое Наполеон имеет к этому отношение?
   – Американцы были вынуждены принять сторону Франции, когда британцы установили блокаду американских портов, чтобы помешать им доставлять грузы военного характера во французские или испанские порты. А поскольку англичане не могут патрулировать все американские порты, они стали останавливать все суда под американским флагом и конфисковывать их груз как контрабанду. Британцы даже продовольствие расценивают как контрабанду.
   – Но, Филип, я не понимаю, какое это имеет отношение к смерти капитана Жискара?
   – Я как раз к этому подхожу, малышка, – сказал он мрачно. – Нам с капитаном Жискаром был доверен важный документ, тайно вывезенный из Англии. Его надо доставить генералу Эндрю Джексону, в Новый Орлеан. Он готовит этот город к обороне. Документ в моих руках подтверждает, что англичане собираются атаковать город с моря. В нем не только указана дата начала осады, но также количество кораблей и военных сил, участвующих в этой военной кампании. Теперь ты понимаешь, как важно, чтобы документ немедленно попал в руки генерала Джексона.
   – И ты полагаешь, что смерть капитана Жискара связана с этими секретными бумагами?
   – Я вынужден это предположить. Не нравится мне этот «несчастный случай».
   – Значит, ты с самого начала не собирался плыть на Мартинику? – спросила Габби, пытаясь осмыслить факты, которые сообщил ей Филип.
   Когда она подумала о Новом Орлеане, у нее в голове зародилась одна мысль. Новый Орлеан большой город. Может быть, там ей удастся ускользнуть от Филиппа после того, как они причалят. Должно быть, не трудно будет отыскать сестру Марселя и начать новую жизнь.
   Не догадываясь о направлении ее мыслей, Филипп сказал:
   – Только мы с капитаном Жискаром знали, что судно плывет в Новый Орлеан. Мы боялись, что на судно могут проникнуть лазутчики и попытаются украсть документ, если станет известно, куда мы направляемся. Вот почему я так расстроился, когда узнал, что Дюваль плывет этим же рейсом. Я приказал капитану Жискару не брать пассажиров в это плавание, но, поскольку Дюваль мой сосед и верный француз, ему продали пассажирское место. Жискар ошибочно полагал, что мы по-прежнему друзья.
   – Но ты же не подозреваешь месье Дюваля в том, что он шпион! – воскликнула Габби.
   Филип нахмурился.
   – Я от него могу ожидать всего, чего угодно. Но Анри умер, и я должен принять на себя полную ответственность за благополучную доставку документа.
   – Для чего ты мне об этом рассказываешь? – спросила Габби.
   – Если со мной произойдет что-то непредвиденное прежде, чем мы достигнем Нового Орлеана, я хочу, чтобы ты доставила бумаги генералу Джексону.
   На мгновение сердце Габби перестало биться. С Филиппом что-то случится? Боже мой!
   Вслух она сказала:
   – Ты хочешь сказать, что если кто-то на борту убил капитана Жискара из-за секретных бумаг, то они не остановятся перед тем, чтобы убить тебя? – Именно так.
   – И ты настолько мне доверяешь, что все это мне рассказываешь? – спросила Габби с изумлением.
   – Больше некому, – ответил он. – Бумаги! спрятаны в твоем сундуке под твоей одеждой.
   В случае моей смерти отвези их прямо в штаб Джексона в Новом Орлеане. Ради собственной безопасности не говори никому о том, что тебе известно. Мерсье получил инструкции привести корабль в Новый Орлеан, если я не смогу этого сделать сам. – Внезапно он взял ее за плечи. – Пообещай! мне никому не доверять, Габби! Никому! Ты меня понимаешь? Никому!
   – Обещаю, Филип, – тихо сказала Габби. Только получив ее обещание, он отпустил ее.
   – Завтра мы войдем во Флоридский пролив, a оттуда в Мексиканский залив, – продолжал он, успокоившись. Про себя он подумал, что, даже если Дюваль шпион, времени у него остается немного.
   – Новый Орлеан французский город? – спросила Габби.
   – Там есть несколько старинных испанских семейств, но большинство французы или креолы. Конечно, с 1803 года, когда Наполеон продал эту территорию, она стала частью Соединенных Штатов.
   Габби изо всех сил старалась запомнить все, что говорил Филип, но все эти разговоры о войне, шпионах и тайных документах ее запутали. Тем не менее она дала слово и собиралась сдержать его, хотя сама мысль о возможной смерти Филиппа наводила на нее непонятную тоску.
   На следующий день Габби впервые с момента отплытия увидела сушу. Филип объяснил ей, что это всего лишь небольшие островки, и все-таки это была земля. Издали они напоминали россыпь драгоценных камней на фоне лазурного моря. Белые песчаные пляжи и буйная растительность привели Габби в восторг. Она была так поглощена зрелищем, что не сразу заметила, как нахмурился Филип, наблюдая за внешне безобидными кудрявыми облаками. Когда Мерсье подошел и доложил, что барометр угрожающе падает, Филип нисколько не удивился. Только тогда Габби обратила внимание на то, что небольшой бриз сменился угрожающим ветром и корабль стремительно заскользил по волнам. Матросы убирали паруса, другие привязывали груз к палубе. По их лихорадочной деятельности Габби начала догадываться, что надвигающаяся буря не похожа на безобидный шторм в Атлантике, когда Филип три дня обучал ее любовной науке. Теперь они были в тропических водах, и она вспомнила рассказ Филиппa об ураганах.
   – Как ты думаешь, скоро мы попадем в шторм? – спросила Габби, когда Филип провожал ;е в каюту.
   – Трудно сказать. В это время года нередко бывают ураганы, и, судя по барометру, буря может начаться уже сегодня.
   Доведя до каюты, он оставил ее и поспешил закончить приготовления, необходимые для обеспечения безопасности корабля и экипажа во время бури.
   Шквальные ветры швыряли корабль остаток дня и всю ночь. Теперь Габби осознала, каким свирепым может быть море. Не успевала схлынуть одна гигантская волна, как другая накатывалась ей на смену. Габби приходилось все время держаться за края кровати, чтобы не свалиться с нее.
   Филип несколько раз заходил в каюту с белым 1 от усталости лицом, в промокшей одежде, несмотря на клеенчатый плащ. В последний раз он увидел, что Габби очень плохо, и подбежал к ней. Очень нежно ; он отвел влажные волосы с ее лба и поцеловал.
   – Уже скоро, моя дорогая, – прошептал он, – скоро все кончится. Не бойся, я позабочусь о тебе. – От сильной качки Габби невероятно страдала. У нее начался новый приступ тошноты. Он не отвернулся, когда ее вырвало в ведро, а держал ее, дрожащую от слабости, и успокаивал как мог. Затем он встал и подошел к двери, чтобы уйти.
   То, что произошло дальше, Габби помнила смутно. Откуда у нее взялись силы и почему она так поступила, осталось неизвестным. В тот момент, когда Филип открыл дверь каюты, огромная волна накренила корабль до такой степени, что он чуть не перевернулся. На глазах у потрясенной Габби Филип был отброшен от двери на мокрую палубу. Она с ужасом увидела, как бочка с гвоздями сорвалась с крепежных канатов и покатилась в сторону Филиппа. Заметив ее, он попытался встать, но успел подняться только на колени, как бочка навалилась на него и прижала к борту. При следующей волне бочка откатилась в противоположную сторону, а Филип без сознания остался у борта, и первая же волна могла его смыть.
   Габби, шатаясь, встала и медленно направилась к двери, повторяя имя Филиппа, как будто не сознавая, что в реве шторма ее все равно не слышно. Бросив взгляд вдоль палубы, она увидела, что никого поблизости нет. Как бы Габби ни ненавидела Филиппа, она не могла допустить, чтобы его смыло за борт. С силой, порожденной страхом, она осторожно покинула каюту и стала медленно продвигаться к Филиппу. Дважды порыв ветра сбивал ее с ног, и ей приходилось ползти, а один раз она уцепилась за сломанную мачту, пока сильный шквал накатил на палубу. Каким-то чудом она добралась до Филиппа, задыхающаяся, но невредимая. Габби побледнела, увидев глубокий порез у него на лбу и застывшую маску бледного лица, и попыталась промокнуть кровь краем своей сорочки. Но мгновенно сообразив, что если они тут останутся, то их смоет в море, Габби стала звать на помощь, но в темноте и в шуме шторма никто их не видел и не слышал. Только Габби могла спасти их обоих.
   Схватив Филиппа за подмышки, она потащила его дюйм за дюймом к ближайшей мачте, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание и справиться с подступавшей дурнотой. Неподвижное тело Филиппа казалось страшно тяжелым, и к тому времени, как она дотащила его до мачты, у нее все болело, а сама она была на грани обморока.
   Задыхаясь, Габби подтащила его к мачте и схватила веревку, которая оторвалась от снастей и болталась свободно. Инстинктивно понимая, что не сможет дотащить Филиппа до каюты, она сделала единственное, что могла. Прилагая все оставшиеся силы и волю, привязала его к мачте, стараясь, чтобы узлы были крепкими. Только тогда, когда она сделала это, Габби, обессиленная, свалилась рядом с Филиппом, ощущая боль во всем теле. Немного передохнув и восстановив силы, Габби привстала и потянулась за другой веревкой, чтобы привязаться самой. В этот миг огромный вал, появившийся сзади, обрушился на нее. Филип, пришедший наконец в себя, видел это как в кошмарном сне: волна поднялась из глубин разъяренного моря и накатилась на Габби, которая ухватилась за канат. Он крикнул, но рев бури заглушил его, а волна, докатившись до него, захлестнула, и, когда он смог поднять голову, Габби исчезла. После этого исчезло и его сознание, погрузившись в пучину черного забытья.

6

   Боль была нестерпимой. Даже попытка открыть глаза превратилась для Филиппа в страшное мучение. Болело все тело, даже те места, о которых он не подозревал. Первый, кого он узнал, был Мерсье, его первый помощник. Постепенно он узнал остальных, в том числе Марселя Дюваля. Но одного лица среди них не было.
   – Ах, месье Сент-Сир, – сказал Мерсье с видимым облегчением. – Я счастлив, что вы наконец вернулись к нам! Вы нас сильно напугали.
   Филип попытался встать, но его тотчас мягко, но настойчиво уложили обратно на подушки.
   – Нет-нет, – стал уговаривать его Мерсье. – Я хоть и не доктор, но вижу, что ваша рана на голове наверняка вызвала сильное сотрясение мозга. Вам лучше некоторое время побыть в покое.
   – А корабль?.. Шторм?.. – с трудом проговорил Филип, который еще был слишком оглушен, чтобы четко соображать.
   – Все в порядке, – заверил его Мерсье. – Конечно, некоторые повреждения есть, но ничего такого, что нельзя исправить по прибытии в порт.
   – А долго я пробыл без сознания?
   – Почти двадцать четыре часа.
   – Боже мой! – слабо произнес Филип. – Что произошло?
   – Мы надеялись, что вы нам расскажете, месье, – сказал Мерсье, отводя глаза от Филиппа, как будто собирался еще что-то сказать, но не решался.
   – Я знаю, что выходил из каюты, где проверял, как чувствует себя моя жена, а после этого я ничего не помню, – сказал Филип, осторожно дотрагиваясь до перебинтованной головы. – Обо что я ударился?
   – Насколько мы можем судить, бочонок с гвоздями сорвался с закрепленного места и прижал вас к борту. А после этого можно только догадываться. Когда небо просветлело, мы нашли вас крепко привязанным к мачте. Вы были без сознания и истекали кровью из раны на голове. Тот, у кого хватило присутствия духа привязать вас к мачте, возможно, спас вам жизнь.
   Марсель с мрачным видом выступил вперед.
   – Неужели ты ничего не помнишь, Филип? Постарайся, подумай! Неужели ты не помнишь самопожертвование твоей жены?– Он, казалось, обезумел от горя, и Филип нахмурился, пытаясь сосредоточить внимание на событиях, о которых говорил Марсель.
   – Оставьте нас, – приказал Мерсье членам команды, которые столпились в каюте. Моряки вышли, и остались только Марсель, Мерсье и Филип.
   Теперь, месье Сент-Сир, – начал Мерсье, – хорошо бы вы вспомнили, что происходило на палубе во время шторма, потому что моя печальная обязанность сообщить вам, что ваша жена исчезла, и мы полагаем, что ее смыло за борт, а перед этим она привязала вас к мачте. Трагедия в том, что она не смогла спастись сама.
   Мерсье замолчал, чтобы дать время Филиппу! осознать эти слова. Память с ужасающей ясностью вернулась к нему, и Филип вскочил в горячке, но, как только он коснулся ногами пола, в голове будто взорвались миллионы острых осколков, и он рухнул обратно на кровать. Боль от воспоминания накатила на него, огромная, как волна, которая смыла Габби за борт. Он обхватил голову руками, охваченный горем. Голос его звучал глухо, как будто издалека.
   – Наверно, Габби, увидев через открытую дверь каюты, что случилось со мной, поспешила на помощь, потому что я пришел в себя уже будучи привязанным к мачте и видел, как ее смыло в море, больше я ничего не помню. – Серое облако заволокло его глаза, и он ничего не видел. – Боже мой, это уже слишком! Она спасла мою жизнь, но потеряла свою. Неужели я проклят? Неужели я должен быть причиной смерти каждой женщины, которая мне дорога?
   – Ты сам это сказал, Сент-Сир, а не я, – раздался голос Марселя. Повернувшись, он резко
   вышел из каюты, чтобы в одиночестве оплакать белокурую женщину с фиалковыми глазами, которая стала так много значить для него. Судьба вмешалась и забрала ее невинную жизнь вместо другой, на которую рассчитывал Марсель. Ни одной женщине не удавалось произвести на него столь сильное впечатление за такое короткое время, как Габриэль Сент-Сир.
   Филип не позволил Мерсье сразу взять курс на Новый Орлеан, хотя до города оставался всего день пути. Вместо этого он велел бороздить воды приблизительно в том районе, где Габби смыло за борт. Шанс был невелик, и он не оправдался. Три дня «Стремительный» проводил поиски в Мексиканском заливе недалеко от устья Миссисипи. Филип, ослабевший от раны, от рассвета до заката стоял у борта, так же как и остальные члены экипажа, часами всматриваясь в необитаемые островки и коралловые рифы, куда течение могло вынести Габби. Задача была безнадежной, ведь никто точно не знал времени и места ее исчезновения.
   Наконец, утратив надежду найти Габби, они прекратили поиски и вошли в устье Миссисипи, чтобы дойти по реке до Нового Орлеана. Филип по-прежнему должен был выполнить поручение, но ничто не могло изгнать из его мыслей образ девушки с волосами лунного цвета, которую он попытался приручить... и потерпел неудачу.
   Вскоре после смерти капитана Жискара Марселю сообщили о пункте назначения корабля. Он изобразил изумление и даже негодование из-за того, что не сможет попасть на Мартинику, но Филип ему не поверил. Он не мог отделаться от мысли, что Дюваль как-то связан с вереницей несчастных случаев, которые преследовали Филиппа всю дорогу.
   Теперь, когда они плыли по Миссисипи, Марсель размышлял о том, что, как только «Стремительный» пришвартуется к пристани, необходимо быстро сойти с корабля и затеряться в толпе. Марселю не удалось сделать задуманное, но существовала последняя возможность все-таки выполнить задание и превратить неудачу в успех. Многое зависело от того, как быстро ему удастся покинуть судно и сможет ли он сделать необходимые приготовления до того, как Филип отправится к генералу Джексону.
   Как только «Стремительный» пришвартовался у причала, Марсель сбежал по сходням и скрылся на набережной, заполненной докерами и военными. Филип не обратил на него внимания, потому что он тоже готовился сойти на берег в одиночку.
   Только после того, как Филип дал распоряжения Мерсье по поводу ремонта судна, он достал пакет, лежавший на дне Габбиного сундука. При виде ее одежды Филип чуть не лишился самообладания и с трудом заставил себя выйти из каюты, где все напоминало о жене. Положив пакет во внутренний карман камзола, он деревянной походкой сошел с корабля на пристань. Повсюду видны были свидетельства того, что город готовится к осаде. Филип отправился пешком на Оружейную площадь, которую позднее назвали площадью Джексона. Он знал, что там штаб генерала Джексона. Переходя улицу, чтобы попасть на Оружейную площадь, Филип вдруг инстинктивно почуял опасность: оглянувшись, он увидел экипаж, несшийся на него с сумасшедшей скоростью. Даже издали было видно, что возницы не было, – похоже, лошадей понесло.
   Филип не успевал ни добежать до противоположной стороны, ни вернуться назад. Ему оставалось лишь попытаться увернуться от лошадиных копыт и колес кареты. Филип бросился на землю и, когда лошади поравнялись с ним, сумел увернуться из-под их ног. Но самое худшее было впереди. Карета наезжала на него, а он не успел откатиться в сторону, и правое колесо задело голову, открыв рану, полученную во время шторма. Через несколько минут все было позади. Вокруг столпились прохожие, и несколько солдат подбежали, чтобы помочь ему встать.
   – Вы не ранены, сэр? – спросил один солдат, отряхивая камзол Филиппа. – У вас на лбу глубокая рана. Вам надо к доктору.
   – Спасибо, – ответил Филип, машинально проверяя рукой карман. – Я не сильно ранен, просто контужен. Вы не видели, откуда появился этот экипаж?