Мейсон Конни. Нежная ярость

   – Нет, сэр, – ответил солдат. – Только что улица была пустая, и вдруг эта карета понеслась прямо на вас. Мы ее в конце концов остановили, но внутри никого нет, и хозяин до сих пор не появился. Прямо загадка, – солдат покачал головой.
   – Да, загадка, – коротко повторил Филип, промокнув платком кровь на голове, которая сразу заболела.
   Узнав, как дойти до штаба генерала Джексона, Филип отправился дальше, напряженно размышляя. Уже третий раз с тех пор, как он принял это поручение, он чуть не лишился жизни. Двое человек уже погибли – его охватила боль, когда он подумал о Габби, – так что эти люди, кто бы они ни были, не остановятся еще перед одной смертью, чтобы помешать доставить документ генералу Джексону.
   Но вот он уже в приемной генерала Джексона. Вскоре дверь кабинета отворилась, и огромного роста мужчина с седыми волосами и усталыми глазами поспешил ему навстречу.
   – Сент-Сир, мы с нетерпением ждали вашего приезда. – Он заметил кровь на лбу Филиппа и состояние его одежды. – Бог мой, что случилось с вами? Заходите в мой кабинет. Присядьте, дружище. Я вызову врача, чтобы осмотреть вашу рану. – Пустяки, генерал, – ответил Филип, который тем не менее сел на стул, предложенный Джексоном. – На улице произошел несчастный случай. Лошади понесли, и экипаж, запряженный ими, чуть не раздавил меня.
   Джексон пристально смотрел на него, сдвигая кустистые брови, пока Филип описывал ему несчастный случай.
   – Нелепые несчастные случаи преследовали нас всю дорогу. Даже погода была против нас. Погиб капитан Жискар, а... мою жену смыло за борт во время шторма несколько дней назад.
   Отчаяние в голосе Филиппа встревожило генерала, но он ничего не ответил и ждал продолжения.
   – Я убежден, что несчастные случаи, приведшие к этим смертям и угрожавшие моей жизни, подстроены шпионом, который пытался помешать мне доставить вам этот документ. – Филип достал из внутреннего кармана пакет, который сохранил ценой таких огромных потерь.
   Глубокие переживания отразились на лице генерала Джексона, когда он пытался найти слова, чтобы выразить свою благодарность, зная, что ничто не может вернуть к жизни жену Филиппа или капитана Жискара.
   – Что я могу сказать, Сент-Сир, – наконец произнес генерал с искренним сочувствием, – только то, что вы заслужили вечную благодарность американского народа и французского правительства. Имея в руках этот документ, мы будем точно знать, собираются ли британцы атаковать Новый Орлеан или выберут себе другую цель.
   Он разорвал пакет и быстро просмотрел несколько страниц, и его лицо прояснилось.
   – Они идут с моря, – объявил он с горящим взглядом. – И очень скоро. Тут еще сказано, что англичане надеются привлечь на свою сторону Жана Лафита. Баратарийский залив охраняет подходы к Новому Орлеану, и, чтобы проникнуть сюда, им нужна помощь Лафита.
   – Я знаком с содержанием бумаг, – сказал Филип. – Мы с капитаном Жискаром ознакомились с документом из предосторожности. Но разве Лафит не пират?
   – Его по-разному называют, в том числе и пиратом. Но, если он согласится помогать англичанам, можно считать, что мы проиграли.
   – По-вашему, это возможно?
   – Я бы не удивился, если бы это случилось, – проворчал Джексон. – Недавно губернатор Клерборн приказал американским военным кораблям отправиться к острову Баратария, форпосту Лафита, где обстреляли остров из пушек, потопили несколько кораблей Лафита и взяли в плен некоторых из его людей. Самое удивительное, Лафит не стал отвечать огнем. Позднее он отправил письмо губернатору, где сказал, что считает себя американцем и не хочет обстреливать корабли своей страны. И предложил оказать помощь в войне с англичанами, когда наступит время.
   – А губернатор принял его предложение?
   – Этот глупец по-прежнему не доверяет ему, но я собираюсь сам разобраться с Лафитом, чтобы узнать, насколько искренне его желание помочь нам. Один из его помощников согласился отвезти двоих наших людей на Баратарию, где они смогут узнать, каковы его планы.
   – А город готов к обороне? – спросил Филип. – Как жители?
   – У нас не хватает некоторых боеприпасов, например, кремней для мушкетов, – устало вздохнул Джексон. – Наши люди сейчас пытаются пополнить запасы. А судя по бумагам, которые вы доставили, у меня мало времени, чтобы подготовить город к обороне.
   Филип увидел, что мысли генерала полностью поглощены предстоящими военными действиями, и встал, чтобы попрощаться. Генерал Джексон пожал ему руку.
   – Сент-Сир, я еще раз выражаю вам признательность от имени американского народа. Как бы мне хотелось, чтобы я мог вернуть вашу жену! Если я могу вам чем-нибудь помочь, просите, не стесняйтесь.
   Филип пожал узловатую руку.
   – Есть одна вещь... – начал он, растроганный искренностью генерала.
   – Все, что в моих силах, Сент-Сир, – ответил Джексон.
   – Существует отдаленная возможность, течение вынесло мою жену на один из островков или рифов в устье реки и она осталась жива. Не могли бы вы предупредить своих людей? Я готов предложить награду в пять тысяч долларов за информацию, которая позволит найти ее, если она жива, или ее тело, если она погибла.
   Генерал Джексон посмотрел на Филиппа с скрываемым сочувствием. Он знал, что шанс на спасение женщины один на миллион. Даже если она достигла берега живой, непременно стала бы добычей аллигаторов.
   Но произнести это вслух он не мог.
   – Вы очень щедры, Сент-Сир. Я с удовольствием разошлю описание мадам Сент-Сир по своим войскам. Будьте уверены, если она появится в городе, я об этом узнаю.
   Хотя слова были оптимистичные, взгляд выдавал его сомнение. В глубине души генерал знал, что попытка Сент-Сира разыскать жену обречена на провал.
   Тем не менее Филип написал на листочке описание Габби и протянул генералу.
   – Ну что ж, если вашу жену найдут, ее легко будет опознать, – сказал Джексон, прочитав листок. – Другой такой женщины в Новом Орлеане не найдешь. Вы, значит, некоторое время побудете в городе?
   – Да, и я буду ночевать на борту «Стремительного», пока судно ремонтируют. Когда ремонт закончится, я решу, остаться ли мне в городе или вернуться на Мартинику. Разумеется, многое зависит от того, найду ли я свою жену... или ее тело.
   – Держите меня в курсе, – сказал Джексон, который уже занялся бумагами на столе. – Если у меня будут новости, я вам сообщу.
   Аудиенция закончилась. Филип вышел из приемной под палящее солнце, и его вдруг охватила смертельная усталость. Ему показалось, что все, что с ним произошло, – это кошмарный сон, но это был не сон. Теперь, когда он доставил документ по назначению, он думал только о Габби. Он ясно представлял ее гордо вздернутую головку, когда впервые ее увидел, испуганно-оскорбленный вид, когда он объяснил ей, что собирается с нею сделать, и отзывчивость ее жаркого тела, когда он наконец пробился сквозь ледяную стену и выпустил на волю ее страсть, которую никогда не забудет. Он ясно ощутил прикосновение ее чудных локонов, шелковистую кожу, и его тело заболело от тоски по ней. Когда он женился, он ожидал получить кроткую, послушную девушку, которая родит ему детей и не будет ничем докучать. А вместо этого он получил обольстительную, неукротимую дикую кошку, которая поразила его своим несгибаемым духом и темпераментом.
   С самого первого взгляда на Габби Филип осознал, что она не соответствует желаемому образу жены. Но как он ее хотел! Ни его резкость, ни грубость не смогли подчинить ее. Ему лишь удалось вызвать в ней чувство протеста, он сам толкнул ее в объятия Дюваля. Если бы Габби знала, что его поведение было продиктовано случившимся с Сесили. Даже сейчас он легко мог представить себе Габби с фиалковыми глазами, извергающими огонь, который превращался в лаву, когда его ласки и поцелуи доводили ее до единственного вида подчинения, которого он добился. Этого было бы вполне достаточно, если бы только Бог сжалился над ним и вернул ему Габби обратно.

7

   Из-за плотной стены дождя Габби заметила волну лишь за несколько секунд до того, как она накрыла палубу. Она успела только прошептать несколько слов молитвы. Потом почувствовала, как волна вздымает ее на самый гребень, и боль от ушибов, полученных, когда она тащила к мачте Филиппа, стала ослабевать. Габби ощущала, как погружается глубже, глубже, ее охватило странное спокойствие...
   Она умерла. Другого объяснения быть не может. Она покоится на белом облаке, и за ней ухаживает ангел с блестящими черными глазами, опушенными густыми ресницами, и с волосами цвета воронова крыла.
   – Мадемуазель пришла в себя. Слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение, и голос ангела был таким же поразительным, как и внешность. Певучий, тихий голос выражал сочувствие, и говорил ангел по-французски.
   Габби пошевелилась, и сразу же словно тысячи иголочек пронзили ее тело. Вот тут она поняла, что не умерла. Умершие не чувствуют боли, а ей было очень больно. Она попыталась приподняться, но красивая женщина, наклонившаяся над ней, ласково уложила ее обратно на мягкие, как облако, подушки.
   – Где... где я?
   – Вы среди друзей, мадемуазель. Никто вам не сделает ничего плохого.
   – А корабль... Филип... – прошептала Габби, обхватив голову руками и не в силах продолжать. Когда она убрала руки, увидела, что в комнате появился высокий, стройный мужчина. Его грациозные движения не скрывали его силу. Волосы у него были длинные, прямые и совершенно черные, как и усы, и бакенбарды, черными были и сверкающие глаза. Габби показалось необычным, что в ухе мужчины висела длинная золотая серьга. Громко стуча сапогами, он подошел к ее кровати.
   Голос его был удивительно мягким.
   – Как приятно увидеть цвет ваших глаз, мадемуазель. Некоторое время мы опасались, что вы их вообще не откроете, и тогда мы бы много потеряли, потому что я нигде не видел таких восхитительных глаз. В Новом Орлеане редко увидишь глаза цвета фиалки.
   Он засмеялся, показав крепкие, белые зубы.
   Габби против воли улыбнулась:
   – Месье, вы можете мне сказать, где я и как я здесь оказалась?
   – Конечно, мадемуазель. Вы на острове Баратария. Я Жан Лафит, и этот остров – моя цитадель. А насчет того, как вы сюда попали, я знаю ответ лишь частично. Наверно, вас смыло за борт во время шторма, но Господь не захотел призвать вас к себе, и вас вынесло на берег, где вас нашли мои люди. А остальное, моя красавица, вы должны рассказать сами.
   – Я плыла на корабле в Новый Орлеан, когда нас настиг шторм, – сказала Габби. – Вы не знаете, корабль утонул или прибыл в Новый Орлеан? – Ей почему-то было важно узнать, что Филип остался жив.
   – А как название корабля?
   – «Стремительный».
   – Мы не видели обломков, так что, наверно, ваш корабль благополучно прибыл в Новый Орлеан.
   Я попрошу одного из моих людей узнать. А теперь, мадемуазель, вы позволите узнать ваше имя?..
   Габби заколебалась, потом пожала плечами:
   – Меня зовут мадам Габриэль Сент-Сир.
   – А, значит, у вас есть супруг. Мы должны не медленно известить его о вашем спасении. Он, наверно, с ума сходит, думая, что вы погибли.
   – Нет, пожалуйста, не надо! – взволнованно закричала Габби. – Я не хочу к нему возвращаться. Не отсылайте меня к нему. Я вас умоляю.
   – Успокойтесь, мадам Сент-Сир. Мы не будем сейчас об этом говорить. Вы можете оставаться на Баратарии столько, сколько захотите. Пусть меня называют пиратом, контрабандистом и убийцей, но никто не посмеет причинить вам хоть какой-нибудь вред, пока вы находитесь под охраной Жана Лафита.
   – А то, в чем вас обвиняют, хоть в какой-то мере правда? – спросила Габби, вдруг испугавшись.
   Он расхохотался:
   – Чистая правда, мадам, чистая правда. Но вдобавок я еще радушный хозяин, и вы можете гостить у меня столько, сколько пожелаете. Я оставляю вас в заботливых руках моей Мари. – Он улыбнулся ослепительной улыбкой невысокой и очаровательной черноволосой женщине.
   Когда он ушел, Габби вопросительно посмотрела на Мари.
   – Он в самом деле пират?
   – Ну, можно и так назвать, – сказала Мари, хотя по ее влюбленным глазам было видно, что она так не считает. – Но он ведь нападает только на галеоны проклятых испанцев. Весь Новый Орлеан покупает у Жана сокровища, которые он захватывает у испанцев. Ни разу в жизни он не напал на американский корабль, и тем не менее они пренебрегают его помощью.
   Слова Мари смутили Габби, и девушка, наверно, это почувствовала, потому что быстро переменила тему разговора.
   – Не обращайте внимания, мадам Сент-Сир, вам нужно отдохнуть и поправиться. Мы поговорим позднее.
   – Пожалуйста, называйте меня Габби, – сказала она.
   – Хорошо, пусть будет Габби.
   – А сколько времени я здесь провела, Мари? – спросила Габби, пока женщина устраивала ее поудобнее.
   – Неделю.
   – Неделю! – воскликнула Габби, потрясенная.
   – Да, и мы вообще не знали, придете ли вы в себя. Но вы очнулись, и теперь самое главное – восстановить силы. Я пойду и прослежу, чтобы вам что-нибудь приготовили. А вы пока постарайтесь отдохнуть.
   Оставшись одна, Габби не могла не думать о Филиппе. Глаза ее затуманились, когда она пыталась угадать, жив ли он и опечален ли ее мнимой смертью. Скорее всего нет, подумала Габби, вряд ли ее кончина сильно огорчила мужа. И если ей удастся, она сделает так, чтобы он вообще не узнал о том, что она жива. Позднее надо будет поехать в Новый Орлеан и разыскать сестру Марселя. А тем временем она поживет на Баратарии у Жана и Мари, пока не убедится, что Филип отправился на Мартинику.
   Прошло почти две недели, прежде чем Габби набралась сил, чтобы выходить из дома. Большую часть этого времени она с удовольствием провела в обществе Мари. Жан Лафит навещал ее так часто, как позволяли дела, и всегда был очень заботлив и внимателен. Никто больше не произносил ни слова о том, чтобы известить ее мужа, хотя люди Жана выяснили, что «Стремительный» стоит в порту Нового Орлеана.
   В один прекрасный день Мари появилась в комнате Габби с ворохом нарядных платьев и белья. Тут были шелка, атлас, батист и парча всех цветов радуги.
   – Это тебе, – заявила она, улыбаясь растерянной Габби.
   – Все мне? – охнула Габби. Она никогда не видела таких прелестных платьев, как те, что лежали на кровати. Уж, конечно, в сундуке с одеждой, которую она везла из Франции, не было ничего подобного.
   – Это подарок тебе от Жана. Он хочет, чтобы ты присоединилась к нам за ужином. Сегодня приедут гости, и мы с тобой будем хозяйками. Если, конечно, ты себя достаточно хорошо чувствуешь.
   – Ну конечно, достаточно хорошо. Вы с капитаном Лафитом так добры ко мне, что я буду рада хоть в чем-то помочь вам.
   – Прекрасно, – сказала Мари. – Давай теперь хорошенько подумаем, какие платья нам вы брать. Ты же понимаешь, что любовница капитана Лафита и его гостья должны выглядеть ослепительно.
   Недоумение Габби было столь велико, что Мари не могла не заметить этого и поспешно спросила:
   – Тебя смущает, что я любовница Жана? Габби постаралась скрыть свое огорчение.
   – Да нет, что ты, – заверила она Мари. – Но вы с Жаном так любите друг друга, что трудно понять, почему он не женится на тебе. Вряд ли ты согласна навсегда остаться его любовницей?
   – Габби, разве ты не знаешь? – удивилась Мари.
   – Чего не знаю?
   – Того, что Жан не может на мне жениться, как бы он ни хотел!
   – Но почему? Я не понимаю!
   – Да во мне же одна восьмая негритянской крови. Я же цветная. Жан не может на мне жениться.
   Габби потрясение смотрела на Мари. Кожа девушки была почти такой же белой, как у Габби. Как может кто-то называть Мари цветной?
   – Ты что, теперь будешь настроена против меня? – робко спросила Мари, не в силах больше вы держать молчания.
   Габби крепко обняла девушку.
   – Я совсем не против тебя, Мари. Я против общества, которое считает, что ты чем-то хуже. Я уверена, что ты красивее, добрее и сердечнее, чем любая француженка в Новом Орлеане.
   – Спасибо тебе, Габби. Жаль, что другие так не думают.
   Некоторое время они молча разбирали ворох платьев. Потом Мари заговорила:
   – Ты никогда не рассказывала про своего мужа и почему ты скрываешь от него, что осталась жива. Он что, такой старый и безобразный, что ты его не выносишь?
   Габби задумалась, представив себе красивое лицо и сильное, мужественное тело Филиппа.
   – Да нет, большинство женщин сочли бы его красивым.
   – И ты скрываешься от него? – недоверчиво спросила Мари. – Я бы от такого мужчины не стала убегать.
   – Но ты его не знаешь, Мари. Он жесток и любит повелевать. Женился на мне только для того, чтобы засадить меня на плантацию, где бы я рожала ему детей. Не сомневаюсь, что Бельфонтен значит для него гораздо больше, чем я. Он даже признался, что имеет любовницу.
   – Ты себя недооцениваешь. Женщине с твоей красотой и обаянием не составит труда удержать такого мужчину, как твой Филип. Даже если он сейчас тебя не любит, не сомневаюсь, что очень скоро полюбит.
   – Ты просто не знаешь Филиппа. В его душе нет места для любви.
   – Но разве он был плохим любовником?
   – Любовь и любовник – это разные вещи, – сказала Габби грустно. – По какой-то неизвестной мне причине Филип хотел, чтобы его будущая жена получила монастырское воспитание. Мой отец фактически продал меня ему, пообещав, что я буду кроткая и послушная. Филиппу и в голову не приходило, что я откажусь от роли добродушной племенной кобылы, которую он мне предназначил.
   – Твой отец продал тебя ему? – спросила потрясенная Мари. Она была уверена, что в знатных белых семействах такого быть не может.
   – Называть это можно как хочешь, но фактически я была продана. С самого начала Филип не скрывал, что оплатит отцовские долги в обмен на брак со мной. А потом он рассердился, когда я отказалась быть покорной игрушкой, которой он меня считал. Он даже препятствовал моим дружеским от ношениям с одним... пассажиром, который тоже плыл на «Стремительном».
   – Ну и ну, твой муж, наверно, безумно тебя хотел.
   – Да, – призналась Габби, – он хотел меня и добился того, что мое тело стало отвечать на его ласки. Он играл на нем, как хороший музыкант на инструменте. Я ненавидела его за те уроки любви, а себя еще больше, – за то, что оказалась чересчур прилежной ученицей.
   – Ну вот, видишь! Значит, он был хорошим любовником.
   – Мне, конечно, не с чем сравнивать, но если мужчина может заставить женщину чувствовать, как... Ах, Мари, у меня нет слов, чтобы объяснить, какой восторг я испытала в его объятиях! – Лицо Габби разгорелось при воспоминании о минутах близости.
   – Я бы, наверно, не смогла покинуть такого мужчину, – сказала Мари мечтательно.
   – А что, если он совершил убийство? Ты и тогда не смогла бы его оставить? Филип сам признался мне, что убил свою жену вместе с ребенком, которого она носила.
   – Да что ты такое говоришь, Габби? – Мари смотрела на Габби скептически.
   – Все правда, клянусь тебе, Мари. Он сам мне рассказал. Филип был женат на красивой женщине по имени Сесили. Он убил ее, а вместе с ней погиб их нерожденный ребенок. После этого ужасного признания я поклялась, что не останусь с ним. Я не способна жить с таким порочным человеком.
   – Боже милостивый! – воскликнула Мари и перекрестилась. – Теперь я все понимаю и на твоем месте поступила бы так же.
   – Если б я осталась с ним, я бы жила в вечном страхе, что когда-нибудь он рассердится на меня настолько, что убьет и меня. А что, если со мной тоже погибнет невинный младенец?
   – Здесь, под защитой Жана, тебе ничто не грозит. Никто не осмелится приехать сюда за тобой. Я объясню ему, почему ты не хочешь возвращаться к мужу, и он поймет тебя так же, как и я.
   – Ты первая настоящая подруга в моей жизни, и я благодарю вас обоих за вашу доброту, – сказала Габби. – Но я не могу злоупотреблять вашей добротой, постоянно находясь под защитой Жана на Баратарии. Я должна постараться устроить собственную жизнь. Мне назвали имя женщины в Новом Орлеане, которой может понадобиться гувернантка, я хотела бы разыскать ее.
   – Мы поговорим об этом позднее, – сказала Мари, не желая больше говорить об отъезде. – А теперь надо решить, в каких нарядах мы будем ослеплять наших гостей.
   Пока Габби одевалась, она смотрела в окно и, к своему удивлению, заметила несколько английских кораблей, стоявших на рейде в укромной бухте рядом с кораблями Лафита. Она не понимала, что могло привести британцев в крепость контрабандиста. Внезапная догадка омрачила Габби: неужели Лафит собирается предать американцев? Ей стало тревожно – она вспомнила важный документ, который вез Филип, из-за которого погиб капитан Жискар. Удалось ли Филиппу передать бумаги генералу Джексону? Может быть, сейчас Филип уже возвращается на Мартинику? Все эти мысли промелькнули в голове Габби, когда она завершала свой туалет к ужину, продолжая поглядывать в окно. Вот гребцы спустили шлюпку с флагманского корабля и повели ее к берегу. А жители острова сбились в кучки на берегу, ожидая англичан.
   Когда Габби и Мари вошли в зал, их приветствовал Жан Лафит. На Габби было лиловое шелковое платье, которое подчеркивало необычный цвет ее глаз, а на Мари – ярко-голубое, выгодно оттенявшее ее золотистую кожу. Комната освещалась канделябрами, в неярком свете мерцали начищенные медные подсвечники.
   – Дамы, вы сегодня восхитительны! – воскликнул Лафит. – Все англичане будут мне завидовать. Слышу сигнал с берега, – произнес он. – Гости идут. – Потом повернулся к дамам: – Вас я прошу только, чтобы вы своим присутствием украсили нашу беседу во время ужина и были любезны с эмиссарами Его Величества. – В его глазах плясали лукавые огоньки.
   Габби услышала топот сапог на веранде, и на пороге появились трое степенных морских офицеров в синей форме, которых провожал один из помощников Жана Лафита. Мари стояла рядом с Лафитом с таким видом, будто она была знатная дама, а не любовница знаменитого пирата.
   Первый англичанин, вошедший в комнату, подошел и представился. Церемонно поклонившись, он сказал:
   – Мистер Лафит, я Ричард Тремейн, капитан военно-морского флота Его Британского Величества. Со мной мой адъютант, – он кивнул в сторону молодого человека позади него, – лейтенант Джон Локли, а также армейский капитан Уильям Джонс. С нами также прибыл посланник короля мистер... э... Смит. Но он страдает от лихорадки и не смог сойти с нами на берег. Я прибыл вручить вам послание от моего командующего, а мистер Смит передал мне для вас письмо от британского правительства.
   Капитан Тремейн достал два пакета. Лафит взял их, но тут же небрежно бросил на стол, не потрудившись вскрыть печати.
   – На Баратарии мы считаем, что сначала гостей следует хорошо принять, а уж потом заниматься делами. А Жан Лафит никогда не позволит, чтобы дела мешали удовольствиям. Пожалуйста, садитесь, господа, но прежде позвольте представить вам наших прелестных дам. Моя хозяйка и моя гостья. – И он представил Мари и Габби.
   Габби почувствовала любопытство англичан. Может быть, они решили, что обе женщины любовницы Лафита? Девушки обменялись лукавыми улыбками, они знали, что визитеры в замешательстве. Одна красивая любовница – это понятно, но сразу две?
   Только когда было подано и убрано последнее блюдо роскошного ужина, Лафит взял пакеты, которые так и лежали на столе, взломал печати и с непроницаемым выражением лица внимательно прочел каждый документ. Габби была вне себя от нетерпения. Отошлет ли Жан ее и Мари из комнаты, прежде чем начнет обсуждать дела?
   Но Жан удивил всех тем, что обратился к англичанам, не попросив дам удалиться.
   – Похоже, капитан Тремейн, ваш командующий и ваше правительство вдруг стали очень высоко меня ценить. Настолько высоко, что мне предлагают чин капитана в Королевском военном флоте в обмен на сотрудничество. – Он удивленно развел руки. – Но почему, капитан? Для чего вам контрабандист и пират?
   Капитан Тремейн нервно прокашлялся:
   – Как вы знаете, нам необходимо иметь контроль над Баратарийским проливом, если мы хотим захватить Новый Орлеан. Этот пролив дает возможность подойти к городу. Союз с вами гарантирует успех.
   Жан поразил капитана в самое сердце тем, что вручил документы Мари.
   – А ты что скажешь, моя дорогая? – спросил он беззаботно. – Пустить английские корабли на Баратарию?
   Мари быстро проглядела документы.
   – Тридцать тысяч долларов – большая сумма, Жан, – сказала она, – но это пустяки по сравнению с твоими доходами от торговли с американца ми в Новом Орлеане. Сокровища, отобранные у испанских донов, теперь украшают лучшие дома в Новом Орлеане.
   –Но вспомните о чине капитана, мистер Лафит. Вы станете уважаемым офицером Королевского военно-морского флота и больше не будете пиратом, который нагоняет страх на людей.
   Жан запрокинул голову и захохотал:
   – Если вы не верите, что я уважаемый человек, спросите любого в Новом Орлеане, и вам ответят, что меня уважают и даже почитают.
   – Так вы не принимаете наше предложение? – сухо спросил капитан Тремейн.
   – Я этого не говорил.
   У Габби упало сердце. Неужели Лафит вступит в союз с англичанами? По его словам можно было понять, что он готов обдумать предложение. Ее лицо стало таким озабоченным, что Мари толкнула ее под столом и шепнула, чтоб Габби не волновалась, мол, Жан знает, что делает.
   – Я обдумаю предложение вашей страны, капитан Тремейн, – сказал Жан любезно. – Как я могу с вами связаться, когда приму решение?