Михальчук Вадим. Глория

   Теперь — к пограничникам. Захожу я в контору Гвардии. Тут все меня знают — я в этом секторе когда-то полгода по контракту работал. Поднимаюсь на второй этаж, прохожу по коридору до двери с табличкой: «Лейтенант Джеральд Ли». Ногой открываю дверь — за столом сидит Джерри — уши оттопыренные, как у гремлина, на лице вечно перепуганное выражение, а глаза все равно хитрющие, как у попугая какаду. Ростом он маленький, ему самое дело — в активном патрулировании работать: на кораблях маленькие и худые в цене, а он, хитрый змей, в конторе окопался. Знаю я, каким макаром он умудряется при зарплате своей крохотной, жене на Землю ба-альшие суммы отсылать.
   Он видит, что это я, и облегченно плюхается обратно в мягкое кресло.
   — Ты забыл постучать, — ехидно ухмыляется он.
   — Правда? — мирно интересуюсь я. — Точно, забыл!
   Хлопаю себя по лбу, выхожу из кабинета, закрываю дверь и начинаю в нее лупить кулаками. Где-то рядом, скрипит, открываясь дверь. Дверь, по которой я продолжаю дубасить, рывком распахивается, на пороге — Джерри, морда красная от злости.
   — Ты что это себе позволяешь, придурок пьяный! — шипит он.
   — Я?! — удивленно поднимаю руки. — Я просто вежливо стучу в дверь.
   Джерри от злости плюет на пол, втаскивает меня в комнату и закрывает дверь, предварительно быстренько осмотрев коридор.
   — Чего тебе? — уже более мирным тоном говорит он, промчавшись мимо меня и снова плюхнувшись в кресло.
   Я медленно усаживаюсь в кресле перед его столом. Он смотрит в бумаги на столе, а одним глазом оценивающе косит на меня.
   — Должок за тобой, Джерри, — лениво говорю я, зевая.
   Он сразу от своих бумаг отклеился:
   — Арчер, будь человеком...
   — Буду, — перебиваю я его, — обязательно.
   Он молчит и я молчу. Он на меня смотрит, а я уже на него не смотрю, кабинетик его осматриваю, обстановку оцениваю.
   — Чего ты хочешь? — говорит он.
   — Вот, это уже деловой тон. Значит, так Джеральд, слушай меня внимательно, — говорю я быстро, — вы задержали три корыта, два меня не интересуют, мне нужно то, за которым вы никак не поспевали.
   — Бывшая яхта, что ли? «Глория»?
   — Как ее зовут, не знаю, нас не представили. Мне надо, чтобы ты выставил ее на аукцион прямо сейчас, в этом кабинете.
   Он смеется.
   — Ты, что, сдурел?
   — Более того, — не слушаю я его, — ты продашь этот корабль мне.
   Он продолжает смеяться и говорит сквозь смех:
   — Без заключения эксперта?
   Я толкаю к нему кристалл.
   — Вот заключение Крабба. Там говорится, что корабль можно продать только на металлолом.
   Смех прекращается. Он читает заключение и ухмыляется:
   — Сколько тебе это стоило?
   — Три бутылки самого лучшего коньяка, — говорю я, — и маленький белый конверт в верхний левый ящик стола старика.
   Он уважительно качает головой:
   — Силен.
   — Так что не надо мне говорить о заключении эксперта. Давай посмотрим данные на корабль.
   Он мрачно смотрит на меня.
   — Я не могу это сделать, Арчер.
   — Не надо, — морщусь я, как от кислого, — все ты можешь. Ты мне должен, Джерри. Сейчас ты напишешь отчет, что корабль в плохом техническом состоянии, конфискованный пограничной Гвардией тогда-то и там-то, был выставлен на аукционные торги и продан Алексу Арчеру. Прилагается заключение независимого технического эксперта и договор купли-продажи. Для официального отчета вполне сойдет. Ковыряться и проверять тебя никто не будет, ты уже сам насчет этого постараешься, не мне тебя учить, как заметать следы. Дату отчета поставишь, какую тебе будет удобно.
   Он молчит и я тороплю его:
   — Ну?
   — Ладно, — кривит он губы.
   — Вот и чудненько. Осталось договориться о цене.
   Мы долго торгуемся, спорим из-за каждой монеты и в конце концов сломленный моей железной волей Джерри выдает мне договор и регистрационные документы на корабль. Я встаю и собираюсь уходить, когда слышу за своей спиной:
   — А мой навар?
   Я удивленно презрительно смотрю на него через плечо:
   — Не смеши меня, Джерри. «Мой навар», — фыркаю я.
   — Просто теперь ты мне ничего не должен, Джерри.
   На ходу просматриваю документы. Мне понравилось название корабля — «Глория»...
   После тщательного осмотра «Глории» я не пожалел, что пошел на шантаж и подкуп должностных лиц — кораблик оказался что надо, внешний вид, конечно, потрепанный, зато двигатели и силовые установки в полном порядке, компьютер мощный, запасные системы есть и, самое главное, они работают. Приходилось мне однажды вылететь в рейс на корабле, на котором, вместо запасного компьютера кофеварка была подключена. Хорошо, хоть недалеко залетел, часов пять по радио орал «Спасите, помогите», пока меня аварийный тягач не подобрал и обратно на станцию притащил. Я холодным потом покрывался: «А если бы это все случилось в необитаемых местах каких-нибудь?»
   Я перевожу наш корабль в ремонтный док. Там двое сговорчивых сварщика в рекордные сроки добавляют два внешних грузовых отсека, чем неузнаваемо меняют облик «Глории». Эти отсеки, конечно, негерметичны, но нам этого и не надо, это просто камуфляж. Еще мы добавляем грузовую аппарель, по которой мы загоняем в трюм купленный Джеком вездеход с буровой установкой.
   Вездеход оказался, как практически все купленное нами оборудование, старьем, но старьем исправным. Буровая установка крепится на правом борту, при необходимости может использоваться независимо от тягача. Еще мы загоняем внутрь два серва, такие используются шахтерами для работы в открытых карьерах. Грузим баллоны с газом Химика и запас продовольствия. Я закрепляю на внешней обшивке «новых» грузовых отсеков заряды со взрывчаткой, изготовленной Химиком, для того, чтобы в открытом космосе сбросить фальшивые декорации после того, как дело будет сделано. Через три дня мы готовы к отлету...
   Перелет к Терамениусу прошел без проблем. Джек ввел в компьютер корабля координаты места встречи с покупателем и защитил свои файлы паролем. Что ж, это разумная вещь. Во время полета мы готовим оборудование и еще несколько раз детально разбираем план Джека. Химик успел изготовить нам фальшивые документы, а я, хорошенько повозившись с бортовым компьютером, смог изменить внешние электромагнитные метки идентификации корабля. Еще я смог сделать так, что последствия моих изменений были обратимыми. Допустим, мы регистрируемся на Терамениусе как грузовой корабль «Лобстер-12», крадем статую, преступный корабль «Лобстер-12» взлетает с поверхности Терамениуса и исчезает. Вместо него появляется прогулочная яхта «Глория».
   Также я настоял, чтобы мы загримировались — ведь камеры наблюдения сейчас есть повсюду. Хоть Джек и Химик смеялись над моими страхами, но я смог убедить их...
   Как и обещал Джек, Терамениус оказался настоящей дырой — у них не было даже диспетчерской службы при подлете к планете. Просто садишься в порту, идешь к начальнику порта и сообщаешь ему данные о корабле. Все! Никаких таможенников, пограничников, компьютеров. Милое сердцу средневековье.
   Джек без труда смог получить разрешение на разведку ископаемых в интересующем нас районе. Нам повезло: тех людей, которые могли знать Джека в лицо, на службе не оказалось. Я без труда перевел корабль на новое место.
   Еще на «Соноре» я дал себе слово, что испытаю вездеход по полной программе и слово свое сдержал. Ездил на нем с полным грузом по грунтовой дороге, выжал из машины все, что только мог. Вездеход меня не подвел, хоть старая техника, а все-таки прочная.
   Джек и Химик работали в сервах. Химик никогда в сервах не работал, а непривычному человеку трудно с сервом освоиться. Координацию движений надо отработать, а то если серв, не дай бог, завалится и упадет, то подниматься — дело трудное, тут помогать придется. Опять же надо смириться с тем, что скорость сервоприводов со скоростью человеческих конечностей не сравнима, терпение надо иметь немаленькое. Химик, конечно, старался, но обучить профессионально работать с сервом полного профана нельзя за неделю. Он хоть ходить научился нормально, с захватами работать да грузы переносить — и то хорошо. Джек еще учил его лазерами проходческими пользоваться, так они вдвоем с утра до вечера трудились над тем, чтобы куски породы, которую они отрезали от скал, во-первых, не завалили их вместе с сервами, а во-вторых, чтобы сервы смогли эти куски нормально переносить с места на место.
   Я разобрался с работой бурильной установки и мы неплохо потрудились. Тренировался я с буровой, потому что внешнюю стену храма мы решили не взрывать, а пробурить, и не как-нибудь, а по размерам вездехода. Непривычно было ощущать, как трясется вездеход, когда внешние круглые дисковые буры врезаются в гранит местных скал, как визжит, как злобная ведьма-баньши, сталь, сталкиваясь с породой, как свистят вылетающие из-под буров осколки. Вибрация такая, что трясется все вокруг, а когда выключаешь установку, то сам продолжаешь трястись, как в эпилептическом припадке.
   Видимость того, что ведется геологическая разведка, была абсолютной.
   Ночью мои напарники спали всего по пять часов — Джек учил Химика взбираться на скалы. Когда я смотрел, как они, с приборами ночного видения на головах, ползут по отвесным скалам (Джек первый на страховке, Химик — внизу, на подвеске), я думал, что мне очень повезло, что мое дело — только буровая, вездеход и корабль.
   Приближался день "Х". Джек и Химик ночью (так и хочется сказать «под покровом ночной темноты») совершили альпинистское восхождение на крышу храма Марка-Пришельца, где и поместили в вентиляционные отверстия баллоны с газом. На них были установлены радиозапалы, которые мы могли привести в действие в любой момент.
   Мы были готовы...
   Наш день настал. Храм закрылся с наступлением утра. Мы подождали три часа, чтобы народ как следует успел разгуляться. Химик отдал команду по радио и через установленные им же видеокамеры мы увидели, как открываются вентили на баллонах с газом. Газ действовал почти мгновенно, но мы выждали пятнадцать минут. Я подогнал вездеход к западной стене и начал пробивать стену. Через двадцать минут стена рухнула и мы въехали прямо в храм. Джек и Химик уже были в сервах и выскочили из вездехода сразу же, как я открыл люк.
   Они начали разрезать статую лазерами. Со стороны казалось, что красные лучи просто проходят по металлу и куски отваливаются как бы сами собой. Парни резали статую аккуратными кирпичами и складывали их в контейнеры. Один режет, другой собирает и относит полные контейнеры в грузовой отсек вездехода.
   Моя задача — сидеть в вездеходе и ждать, когда они закончат. Я сильно нервничал, сердце билось, как сумасшедшее, я даже ногти грызть начал — плохой признак.
   Работа была уже почти закончена, когда наша удача повернулась к нам задом. В дыре, проделанной нами в стене храма, появились черные фигуры местных полицейских. Не знаю, как они пронюхали про ограбление. Сейчас, я склоняюсь к той мысли, что в храме была установлена еще одна система сигнализации, о которой не было известно Джеку. Замешкались полицейские только потому, что от ближайшего города до храма было полчаса ходу по асфальтной дороге, да еще пока они разобрались, что к чему, да пока вызвали отряд быстрого реагирования — прошло больше часа.
   Джек с последней партией груза возвращался в вездеход, Химик убирал оставшееся оборудование. Я следил за дырой и успел крикнуть им по радио:
   — Опасность!
   Джек побежал и полицейские, ворвавшись внутрь, начали стрелять из гранатометов. Не знаю, были ли эти полицейские нормальными людьми — ведь стрелять из гранатометов в закрытом тесном помещении — это просто самоубийство. Рассердились они на нас крепко. Еще бы им не рассердиться. Если бы французы в Париже увидели, как какие-то уроды их Эйфелеву башню курочат, так и порвали бы французы таких уродов в клочки, просто руками бы порвали и все. А тут дело было еще серьезней.
   В общем, влетело внутрь трое и начали стрелять. Все три выстрела попали прямо в Химика. Серв разлетелся на куски, я успел заметить, как мелькнула, отлетая вверх, металлическая лапа, а внутри нее — рука человеческая оторванная, пальцы еще ручку управления сжимают. Химика они убили да и сами не уцелели — взрывная волна их просто по стенке размазала. В видеокамеру заднего вида я видел, как Джек подбегает к вездеходу. В отверстии в стене появилось еще двое. Они выстрелили, но в Джека не попали, попали в пол рядом с ним, потому что сразу после взрывов я почувствовал глухой удар в грузовом отсеке и увидел, как Джек запрыгнул в вездеход. В этот момент в вездеход влепили, тряхнуло так, что челюсти мои клацнули. Хорошо, хоть язык не откусил.
   Я включил силовое поле и порадовался, что мы установили генератор на вездеход. Тут же вездеход качнуло еще два раза — они продолжали стрелять. Я крикнул Джеку:
   — Держись! — и резко сорвал вездеход с места.
   Выскочил вездеход наш из храма, полицейские от него разлетелись в разные стороны. Вижу — огненная полоса чиркнула справа и вспышку яркую, разбившуюся о пузырь силового поля. «Ого», думаю, «реактивный противотанковый гранатомет, не иначе». Еще раз удар почувствовал и дал полный газ.
   — Что же вы такие злые? — сквозь зубы сжатые прошипел я.
   Посмотрел на показатели генератора силового поля и зубами заскрипел: «Мощность поля — тридцать два процента». Да, потрепали они нас. Но ничего, прорвемся! Надо прорваться.
   Нет времени, посмотреть, где Джек, что с ним — нет времени. Может, ранен он, может, убит. Но не могу я остановиться. Сейчас спасение наше — только в бегстве, безостановочном бегстве. Если поймут, куда я еду — подгонят ракетную установку к кораблю и разорвут его на части. Газу, газу!
   Десять минут мне осталось по шоссе гнать, всего десять минут, когда я увидел я перед собой кордон полицейский — пять машин дорогу блокируют и людей вокруг них много. По обе стороны от дороги — лес непроходимый, свернуть никак нельзя. Я уже ни о чем не думаю, только ногой педаль газа — в пол. Стрелять по мне начали, от первой ракеты мне удалось отвернуть, а вторая прямо бы мне в лобовое стекло влетела, если бы поле ее не остановило. Удар был очень сильный, в двигателе что-то стучать начало. Дело дрянь, «Мощность поля — десять процентов». Кричу я что-то, кричу до хрипа, а передо мной машины полицейские в размерах увеличиваются. Я сжимаюсь весь, как перед прыжком с обрыва. Удар, скрежет. Трясется мой вездеход, вздрагивает, как будто его под пресс бросили. Разлетаются обломки в разные стороны и тела в черной полицейской форме. Кричу я:
   — Да вы что, идиоты сумасшедшие, что же вы делаете, психи?! — а в голове мысль: «А что же ты, Аль, делаешь, что же ты делаешь? Ты же сам сумасшедший, а не они».
   Нечего мне на это ответить, я все еще чувствую, как вездеход подпрыгивает, переезжая через что-то, раздавливая это что-то своей массой многотонной. Что-то или кого-то...
   Сгорел мой генератор поля, сгорел, как свечка копеечная. Выскочи сейчас на меня кто-то с гранатометом — так бы я и лег. Но некому выходить, все позади остались, кто живой, кто мертвый. Знаю я, что убил я минимум троих, видел я это, своими собственными глазами видел. Сворачиваю я на грунтовку, что к нашему кораблю ведет, притормаживаю и рвет меня немилосердно, рядом с приборной панелью, зеленой желчью рвет противной и воздухом. Больше нечем — ничего я утром не ел и хорошо, что не ел. Рот рукой вытираю и снова вперед. Двигатель ревет, как смертельно раненый бык, сил уже у него не осталось, как будто у меня они остались.
   Вот впереди корабль наш показался. Отрываю я аппарель, завожу вездеход в трюм. Все, приехали. Теперь лететь надо. Бегом в рубку, завожу двигатели и взлетаю. Убираться отсюда надо поскорей. Включаю силовое поле, пробиваю атмосферу — и вот перед глазами знакомое черное небо с точками белыми — звездами. Снимаю поле, форсаж! Курс выбран, все равно какой, лишь подальше отсюда. Бросаю корабль на компьютер и бегу в трюм, медицинского кибера вызываю по дороге. Открываю главный люк вездехода и пробираюсь к Джеку.
   Лицо у него цветом на землю черную похоже, глаза закрыты, грудь еле заметно подымается и опускается — жив. Раструбом диагноста вожу по его телу, зажатом в серве. Господи, боже ты наш милосердный! Сплошные переломы, внутренние кровотечения, такое впечатление, что ни одной целой косточки в теле в не осталось. Как он жив до сих пор — не знаю. Медробот мой стоит на месте, что делать не знает. Ну, не знает он, что делать, когда труп живой перед ним лежит. И я ведь не знаю.
   Тут Джек глаза открывает.
   — Получилось? — спрашивает.
   — Да, — хриплю я.
   — Мой пароль — двадцать восемь, семнадцать, сорок пять, «генерал», — еле шевелятся его посиневшие губы, его рука крепко сжимает мою руку, а я плачу, глядя на него.
   — Молчи, Джек, молчи, тебе нельзя говорить, — мычу я сквозь слезы, а он продолжает:
   — Не повезло, не повезло... Запомни пароль — двадцать восемь... семнадцать... сорок пять... «генерал»... «генерал», — его глаза закрываются, в его шепоте уже ничего нельзя разобрать.
   Его губы продолжают шевелиться и я знаю, что он хочет, чтобы я пароль его запомнил, чтобы на встречу с покупателем вышел, чтобы товар столкнул. Он умирает, но хочет довести наше дело до конца.
   — Прости меня, Джек, — всхлипываю я, ладонью грязной глаза вытирая, — прости.
   Он не слышит меня, он уже не может меня слышать, но я продолжаю просить у него прощения за то, что в первый же день, когда я взломал бортовой компьютер, я уже все знал — и координаты, и время встречи. Джек просто не мог знать, что у капитанов кораблей привилегии такие, что нельзя от нас ничего в компьютере спрятать. Он об этом не знал, а я знал. Я хотел его испытать, узнать, раскроет ли он по завершению дела свои секреты или выкинет какой-нибудь фортель. Я испытывал его и он не подвел меня. Он истратил все свои силы на то, чтобы не умереть и сказать мне свои коды доступа. Он тянул на друга, на настоящего, надежного, как скала, друга. Я давно хотел, чтобы у меня был такой друг, как Джек, и вот теперь он мертвый лежит передо мной.
   Долго я сидел рядом с Джеком. Вставать не хотелось. Но пришлось.
   Перенес я его тело в вездеход, уложил в кресло водителя, погрузил серв разбитый, все оборудование, теперь уже не нужное, и закрыл все люки. Приказал роботу-погрузчику все контейнеры перенести во второй грузовой трюм, а сам баллоны со сжатым кислородом начал приваривать на броню вездехода. Привариваю, а сам за стеклом светофильтра черного слезы глотаю. Перед глазами Джек стоит, лицо его бескровное и тело изломанное. Ну, вот и все, последний баллон приварен.
   Поднимаюсь в рубку, подрываю заряды на фальшивых отсеках. Отлетает прочь обшивка, свое предназначение запутать людей несведущих исполнив. Теперь «Глория» — снова «Глория», с «Лобстером-12» покончено. Выкачиваю из первого грузового трюма воздух, открываю аппарель. На экране информационном — надпись: «Первый трюм открыт». Дистанционно включаю двигатели вездехода и открываю вентили баллонов с кислородом. Вездеход медленно, задним ходом выезжает из корабля и повисает в пустоте. Вижу, как струи кислорода сверкают от света, льющегося из открытого трюма. Баллоны с газом — это двигатели вездехода в невесомости космоса. Они медленно подталкивают вездеход, колеса которого вращаются, как будто пытаются нашарить дорогу в пустоте. Гроб Джека...
   Я долго смотрю ему вслед. «Прощай, Джек, прощай, друг. Прости меня!»...
   Я выпрыгиваю в нормальный космос рядом с точкой рандеву. Мы называем место встречи кораблей в пространстве «рандеву». Сразу же компьютер докладывает мне: «Обнаружен внешний источник локации». Ведет меня на радаре кто-то, кто-то знал, что я здесь появлюсь. Связь оживает и слышу я из динамиков:
   — Немедленно остановите двигатели! Назовите условное слово и пароль доступа или будете уничтожены!
   Голос человеческий и очень серьезный. Похож он на механические голоса своими металлическими интонациями.
   — Генерал, двадцать восемь, семнадцать, сорок пять, — говорю я.
   — Спасибо. Держите курс на сближение.
   Серьезные покупатели, ничего не скажешь.
   Когда я подлетаю к чужому кораблю, то сначала мне кажется, что я ошибся с точкой рандеву. Корабль передо мной не просто большой, он огромен, моя «Глория» по сравнению с ним — мотылек на теле кита. Страшный это корабль, внешне рыбу-ежа напоминает, ощетинился антеннами, причальными площадками, пилонами, штангами захватов. Я провожу по его борту идентификационным лучом, долго смотрю на экран компьютера, жду реакции. Никакой реакции нет — нет на этом корабле меток и номеров, не нужны они ему, зачем они, если наверняка на борту имеется полсотни ракет, способных разнести планетку вроде Луны за десяток секунд и лазерные пушки, способные погасить Солнце.
   Я вижу, как открываются гигантские створки причального шлюза, как пасть кита. Я ввожу «Глорию» в шлюз, размерами со взлетную полосу реактивных самолетов, осторожно опускаюсь на опоры посадочных амортизаторов. Глушу двигатели. Створки закрываются за мной, в шлюзе вспыхивает яркий свет. Кит проглотил мотылька. Спускаюсь в трюм, открываю аппарель, беру в руки пульт управления тремя погрузочными платформами, на которых закреплены контейнеры с гелиосом. Выхожу наружу.
   Гляжу, стоят трое, один впереди, другие чуть позади по бокам. Форма на них армейская, знаки различия присутствуют, вот только эмблема рода войск отсутствует. Стоит впереди полковник армейский, прическа ежиком коротким, глаза — пулеметы, сверлят тебя насквозь, морда такая, что можно дрова ломать без риска для жизни обладателя морды. Форма на нем, как влитая, руки за спину заложены, ноги в ботинках черных армейских — на ширине плеч. Сзади — два лейтенанта стоят, тоже в форме, естественно, в руках прямо пушки какие-то наперевес. Глаза страшные, прочитать там можно — «Ну, ты, тля! Стоять, упор лежа принять!», напоминают они мне солдата одного знакомого, там, дома.
   — Где Робинсон? — спрашивает меня полковник, как будто рота солдат в ногу идет.
   Ни здрасте, ни привет, как жизнь.
   — Погиб.
   — При каких обстоятельствах?
   Я молчу. Он протыкает меня взглядом и я нехотя выдавливаю:
   — Не важно.
   — Вы его убили?
   Теперь я его взглядом драконским протыкаю.
   — Нет.
   — Где товар? — он прямо к столу бежит, наш полковник, хозяйку не приветствует, хозяину руку не жмет.
   Я даже разозлился немного.
   — А где деньги? — говорю.
   Улыбается полковник, ряд зубов белых, как у акулы, показывает.
   — Вы нам не доверяете?
   Молчу я. Доверяю я вам, как же.
   — Давай пульт, — говорит полковник и лапу свою громадную протягивает.
   Держу я пульт в руках, отдавать не хочу. Левую руку свою за спиной держу, сжимаю в ней тумблер сигнальный, с реактором «Глории» связанный. Чувствую — дрожит рука, трясется мелкой противной дрожью.
   Щелкает полковник пальцами, один лейтенант мне пушку в голову нацелил, другой подходит ко мне, его пушка мне аккурат в живот нацелена. Я им спокойно так говорю:
   — Постойте, служивые, постойте, солдатики оловянные, — и показываю им тумблер в левой руке.
   — Если вы меня застрелите, отпущу я эту кнопку, мой реактор меня понимать перестанет и полетим мы прямиком к ангелам, понятно?! А ну, назад!
   Застыли лейтенанты, застыл и полковник. Работа мозга на их мордах чисто выбритых появляется, думают они, соображают.
   — Деньги гоните сюда, потом и пульт получите, — говорю я и чувствую, как коленки мои дрожать начинают.
   «Держись, Аль, держись», твержу я про себя.
   Стоим мы друг перед другом, как на сцене в театре, сцена такая там называется «немой». Я молчу и они молчат.
   Тут раздается голос откуда-то сверху, громкий такой голос, раскатистый. Я чуть из штанов не выпрыгнул, показалось мне на шальной миг, что это голос бога раздался.
   — ПОЛКОВНИК, ПОЧЕМУ МАТЕРИАЛ ДО СИХ ПОР НЕ В ЛАБОРАТОРИИ? ПРОШЛО УЖЕ ПЯТЬ МИНУТ!
   Лейтенанты сразу по стойке смирно стали, дисциплина у них, видать, железная. Полковник тоже руки по швам протянул и говорит:
   — Генерал, сэр, прибыл не тот объект.
   — КАК ПРИКАЖЕТЕ ЭТО ПОНИМАТЬ?
   — Мы договаривались с другим гражданским, сэр.
   — А ГДЕ НАШ ЧЕЛОВЕК?
   — По-видимому, погиб во время операции, сэр.
   — ТОГДА В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?
   — Объект отказывается передать нам материал, сэр. Он угрожает взорвать свой корабль, пока мы ему не заплатим, сэр.
   — Я вам не «объект», вашу мать! — прорывает меня, солдафоны смотрят на меня, как на сумасшедшего.
   Молчание.
   — НЕРВНЫЙ ОБЪЕКТ, НЕ ПРАВДА ЛИ, ПОЛКОВНИК? — в голосе появляются заинтересованные нотки.
   — Так точно, сэр!
   Снова молчание. После короткой паузы:
   — ЗАПЛАТИТЕ ЕМУ, ПОЛКОВНИК, И ПУСТЬ УБИРАЕТСЯ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ. Я ТЕРЯЮ ВРЕМЯ, МНЕ НУЖЕН МАТЕРИАЛ В ЛАБОРАТОРИИ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ.
   — Есть, генерал, сэр! — рявкает полковник.
   Мне смешно, я на грани истерики. Я бросаю пульт лейтенанту справа и подхожу к полковнику.
   — «Есть, генерал, сэр», гав-гав, гав-гав! — передразниваю я полковника.
   Сумасшедшая жилка бьется в моей голове и мой рассудок повисает на тоненькой ниточке безумного, душащего меня смеха. Я — на волосок от того, чтобы сойти с ума.
   Полковник не обращает на меня внимания, он наблюдает, как лейтенант номер один увозит платформы с гелиосом, а лейтенант номер два привозит тележку, груженную горой пластиковых банкнот, номиналом в тысячу.
   — В лабораторию! — полковник машет рукой лейтенанту номер один.
   — Есть, сэр! — рявкает в ответ номер первый.
   — Гав-гав! — кричу я, изнемогая от смеха.