Михальчук Вадим. Глория

   Жрец презрительно осмотрел напуганных до смерти детей.
   — Паршивый материал, — проворчал он, — не завидую тем учителям, кому достанутся эти черви, — указал он на мальчиков сухим длинным пальцем.
   Младший жрец наклонил голову:
   — Простите, мастер, это все, что мы смогли привести с юга.
   — Плохо, плохо, — недовольно сказал жрец.
   — Простите, мастер Грон.
   Жрец презрительно отмахнулся от извинений, как от надоевшей мухи, и его взгляд упал на стоящего чуть поодаль мальчика.
   — А ну-ка покажите мне того.
   Один из младших жрецов схватил мальчишку за волосы и поднял его голову. Мальчик зашипел от боли и ударил схватившего его локтем в живот. Тот, не обратив внимания на удар, ударил мальчика наотмашь рукой в голову. Он упал на землю, но тут же вскочил и с рычанием волчонка бросился к верховному жрецу. Он не успел пробежать и нескольких шагов, как получил сокрушительный удар от одного из младших жрецов ногой в голову и упал на вымощенную камнем дорогу.
   — Простите, мастер Грон, — с улыбкой сказал тот, кто ударил мальчика, — но мальчишка просто дикарь.
   Мастер с хмурой улыбкой посмотрел на лежащего на дороге мальчика. На недетском, залитом кровью, лице мальчика застыла гримаса злобы и боли. Маленькие грязные пальцы хищно скрючились, как когти орла, готового схватить добычу.
   — В нем есть ненависть, — довольно сказал верховный жрец, отбросив на спину капюшон, — я сломаю его. Уведите остальных, — приказал жрец, посмотрев на бледное лицо пленника.
   — Я сломаю его, — тихо сказал жрец ...
   Мальчика поместили в отдельную камеру, где он провел остаток дня и ночь.
   На следующее сырое пасмурное утро жрец Грон медленно шел по темным переходам Храма к камерам, где содержали пленников, обреченных на голодную смерть. В одном из коридоров верховному жрецу попался тот самый младший жрец, который привел вчера партию воспитанников. Он низко поклонился жрецу и сказал:
   — Я поместил вчерашнего мальчишку в камеру. У вас какие-то планы относительно него, учитель Грон?
   — Да, — ответил жрец, — вчера я сказал Приближенному, что буду сам воспитывать новичка. Я сделаю его верховным жрецом.
   Младший жрец поклонился и исчез в боковой галерее.
   Грон продолжил свой путь. По дороге к камере он думал: «Остальные учителя будут бить своих учеников, бить до потери сознания, бить для того, чтобы сломить их волю и сделать пригодными для обучения. Я же сделаю гораздо проще и надежнее».
   Он открыл дверь камеры, заскрипевшую ржавыми петлями.
   Мальчик был прикован за ногу железной цепью, прикрепленной к толстому кольцу, намертво вбитому в каменную стену. Он не бросился на жреца, как вчера, он с дикой ненавистью посмотрел на него и зарычал.
   Жрец улыбнулся и вышел из камеры. Он возвращался обратно и с удовлетворением думал: «Неделя без пищи и воды решит все. Через неделю голода и жажды он примет от меня хлеб и воду и я сломаю его, когда он будет благодарить меня. Если бы я бил его, как остальные жрецы, я бы сломил его тело, а не дух, он стал бы хитрым и изворотливым и в один прекрасный день вспомнил бы все и воткнул мне нож в спину. Я не сломаю его, но согну и он будет расти в нужном для меня направлении...»
   Целую неделю, долгих семь дней и ночей провел мальчик в сыром темном подземелье.
   Два дня он сидел тихо, прислушиваясь к каждому шороху, но это были всего лишь крысы.
   В третью ночь мальчик стал звать на помощь, но его никто не услышал — его камера находилась в самом отдаленном крыле Храма. Но даже если бы его и услышал кто-то, он бы только посмеялся над криками беспомощной жертвы.
   Мальчик затих. Он не ел два дня перехода к Храму и ослабел. Муки голода медленно убивали его.
   В камере были крысы и это была единственная еда. Глаза мальчика все то долгое время, пока было светло, следили за крысами, но звери были умнее. Пока жертва сопротивлялась, крысы ждали ее смерти или того момента, когда жертва станет беспомощной.
   Через два дня мальчик ослабел до того, что не мог встать с места. Желудок уже не скручивало резкими спазмами, в животе поселилась тупая ноющая боль.
   Крысы сидели на расстоянии вытянутой руки от человека и ждали. Мальчик тоже ждал, но смерть не особенно торопилась.
   Он хотел пить и облизывал влажные каменные стены, но этого было мало. Первые дни он пытался сломать цепь, но это оказалось ему не под силу и он бросил эти бесплодные попытки.
   Крысы умели ждать, но они не дождались: на утро шестого дня дверь камеры открылась. Мальчик устало открыл глаза.
   Перед ним стоял жрец. Мальчик до того ослабел, что не чувствовал ненависти.
   Жрец протянул ему кусок хлеба и кружку воды.
   Хлеб!
   Мальчик поднялся на колени, одним глотком выпил полкружки воды и начал жадно есть хлеб.
   Жрец наблюдал за ним с мрачной улыбкой.
   Мальчик доел хлеб, допил воду и с благодарностью посмотрел на жреца, мальчик хотел улыбнуться, но холодные безжизненные глаза жреца не дали ему это сделать. Он замер, загипнотизированный пронизывающим взглядом жреца.
   — Ты — мой раб, — тихо сказал жрец, — отныне ты будешь выполнять все, что я тебе скажу. Ты забудешь свою прошлую жизнь и свое имя. У тебя никогда не было имени. Ты будешь выполнять все, что я тебе скажу. Ты должен беспрекословно подчиняться мне, — глухим монотонным голосом говорил жрец, пристально глядя в глаза мальчика.
   Из маленьких обессиленных рук выпала глиняная кружка и, глухо звякнув, разбилась...
   Из сырой камеры вышли жрец и его хозяин.
   Так был сломлен один из многих, приводимых в Храм для того, чтобы пополнить ряды жрецов.
   Верховный жрец Грон был одним из тех жрецов, кто обладал телепатическим даром. Он мог бы сломить мальчика простым мысленным приказом, но его холодный и не знающий эмоций мозг знал лучший способ.
   Через неделю ментального воздействия сознание мальчика было сломлено и переделано так, как нужно было жрецу.
   Через неделю перед жрецом стоял его ученик, не знающий своего имени, не помнящий своего прошлого, знающий только то, что он должен повиноваться своему хозяину. Молчаливый и покорный жрецу робот, не знающий, что такое любовь и радость, в которого жрец мог вложить все, что было угодно религии Грона. Жрец молча полюбовался на творение собственной силы...
   Так началось его обучение.
   Жрец заставил его забыть свое имя и не дал взамен нового. Это был один из обычаев жрецов: не давать ученикам имени до тех пор, пока они не заслужат посвящения в младший сан.
   Четыре долгих года длилось посвящение ученика в первую ступень — ступень тела. Грон учил его драться с человеком, терпеливо переносить боль, холод, голод, учил его сопротивляться силе. Целый комплекс физических упражнений вместе с интенсивным воздействием на мозг ученика давали отличные результаты.
   Грон заставлял его бегать долгие часы и когда ученик падал, он заставлял его подниматься. Жрец учил его драться, терпеть боль от ударов и падений. Жрец учил его ненавидеть противника и драться, сопротивляться до тех пор, пока не потеряешь сознание от боли.
   Мускулы и мышцы ученика стали как тугие веревки, мгновенно реагирующие на опасность. Его худое тело могло терпеть любую боль без стонов и криков.
   За все долгие четыре года, пока жрец готовил тело ученика к испытаниям на следующих ступенях, жрец не сказал ему ни одного доброго слова, ученик слышал от Грона одни только приказы, которые выполнял бездумно, как автомат, подчиняющийся заложенной в него программе.
   Много раз, когда он падал на пол и когда его мускулы бессильно расслаблялись, не способные сделать еще хоть одно усилие, хладнокровный приказ жреца заставлял его подниматься. И он вставал, сцепив зубы. Много раз, когда ученик держал в руках большие тяжелые камни или стоял на руках долгие бесконечные часы и когда он падал в изнеможении, разбивая лицо, руки, тело в кровь, Грон глухим голосом говорил: «Встать!» и ученик вставал, заставляя измученные мышцы повиноваться. И только когда усталый мозг ученика отключался, Грон уходил для того, чтобы завтра начать все сначала.
   Это была первая ступень — ступень тела, ступень повиновения и терпения. Многие ученики умирали или сходили с ума от жестоких упражнений, но те, кто выдерживал, выходили на вторую ступень, ступень единства тела и духа.
   Однажды, когда Грон увидел, что первая ступень преодолена, он посмотрел в глаза ученика и ушел. Ученик понял, что мастер остался доволен...
   Вторая ступень началась на следующий день.
   Жрецы обладали очень сложной системой подготовки учеников на второй ступени. Если на первой ступени учеников учили драться и терпеть боль, то на второй ступени учеников учили искусству боя, а не драки. Искусство боя жрецов было очень сложным и поэтому базировалось на первой ступени, подготавливающей учеников ко второй, где от учеников требовались сила, быстрота и терпение боли.
   Все это давала первая ступень. Во второй ступени давалось умение. Бой жрецов был практичной и умелой смесью боевых искусств древности, самых важных и самых сильных приемов боя человека с человеком.
   На первых порах учеников учили быстро двигаться и уклоняться от ударов, быстро меняя местоположение тела прыжками и разнообразными акробатическими приемами. Особое внимание уделялось прыжкам и финтам с места, а также большой подвижности учеников. В бою с несколькими противниками, вооруженными палками или любым другим оружием, подвернувшимся под руку, требовалась большая подвижность и прыгучесть. Ученику нужно было ежесекундно прыгать, падать, уклоняясь от ударов, мгновенно уходить от выпадов, прыгать без подготовки из любого положения и в то же время удерживать нападающих в поле зрения.
   Всему этому жрецы обучали в группах, где ученики отрабатывали приемы друг на друге, в учебных боях принимали участие и жрецы.
   Экзаменом подступени движения был бой с тремя верховными жрецами, вооруженными длинными шестами с остриями на конце — когтями, расходящимися в разные стороны. Эти шесты были страшным оружием в руках опытных убийц.
   Ученик жреца Грона вышел с ними на бой.
   Описать этот бой невозможно. Удары, обманные выпады, прыжки ученика под взмахами шестов, свист острых лезвий, рассекающих воздух, прерывистое дыхание — непрерывный водоворот движения, где остановка означала смерть.
   Ученик сдал экзамен. Он молча стоял перед тремя жрецами, опустившими свое оружие. По его лицу лился пот, мускулы все еще дрожали от нервного напряжения.
   Этот экзамен был одним из самых страшных во второй ступени. Ученика, который не успевал среагировать, убивали на месте. Но смерть была обычным делом в Храме. Если ты падал избитый, окровавленный, умирающий, никто и никогда не помог бы тебе. «Слабые подыхают», говорили жрецы и это было законом.
   Это был страшный мир, в котором не было сострадания, жалости, дружбы. Здесь была смерть, жестокость, безразличие к чужим и собственным страданиям. Все ученики знали, что в будущем они будут убивать людей и все ученики знали, что прежде чем они получат имя, они сами могут быть убиты от рук соседа, учителя, кого угодно. Это озлобляло их и держало в постоянном страхе за свою жизнь и этот страх, подавляясь, превращался в ярость и ненависть к окружающим. Это было общество убийц, которые искренне считали, что смерть — это счастье для людей и они несли это «счастье» людям. Жрецы убивали людей, с верой в то, что смерть — это проявление высшей силы. Смерть была их богом, а они считали себя избранными носителями смерти.
   Итак, ученик сдал экзамен и ждал.
   Мастер Грон стоял чуть поодаль, на его каменно-холодном лице нельзя было ничего прочесть, но он был доволен.
   Жрецы переглянулись между собой и один из них сказал:
   — Ступень тела. Терпение.
   В воздухе мелькнул шест и ученик отбил его правой рукой. Жрец раскрутил шест в воздухе и ударил ученика по животу.
   Шест разлетелся на куски, словно наткнувшись на камень. Одно из дьявольски острых лезвий отлетело и воткнулось в руку ученика. Брызнула кровь.
   Трое жрецов внимательно смотрели на ученика.
   Пальцами левой руки он взял торчащее из руки лезвие и одним быстрым движением вырвал его из руки и отбросил в сторону темное от крови железо. Из раны на камень упали капли крови.
   Ученик опустил руки и замер в ожидании.
   Старший из жрецов тихо сказал через плечо:
   — Продолжайте, мастер Грон.
   Жрец наклонил голову и повернулся к выходу, щелкнув пальцами. Ученик пошел за ним, как верный пес ...
   Ученик сидел перед жрецом, опустив глаза.
   Жрец сказал:
   — Четыре с половиной года ты делал все, что я тебе говорил. Я создал тебя и ты будешь верховным жрецом. Ты не будешь одним из серых жрецов, которые убивают простолюдинов. Когда ты возьмешь в руки священный нож и принесешь Великую Жертву, тогда я буду доволен. Ты лучше других учеников. Они ненавидят старших жрецов. Ты контролируешь свои эмоции, ты холоден. Освободи свой разум. Думай.
   Ученик поднял голову и посмотрел в глаза мастера. Жрец ощутил его мысль: «Учитель, я всем обязан тебе. Ты знаешь, что я — твой раб».
   Жрец ответил: «Пора тебе прекратить думать о себе, как о рабе. Отныне ты не раб, а мой ученик. Кончилось время раба. Сегодня, когда мы говорим посредством наших разумов, ты сделал первый шаг к таинству Смерти».
   «Смерти?»
   "Когда ты убьешь первую жертву, не руководствуясь злобой или местью, и когда твой разум останется холодным и чистым, ты станешь жрецом.
   Все эмоции — пыль. Ты не знал любви, радости, ты не испытывал жалости и сострадания к самому себе, ты умеешь подавлять свое тело и контролировать себя. Только сознание собственной силы и могущества своего разума есть самое важное, все остальное — пыль".
   «И поэтому мы несем Смерть?»
   «Да. Смерть — это власть над жизнью. Сколько бы не длилась жизнь, сколько бы не извивалась в попытках продлить себя, но приходит Смерть и жизнь прекращается. Мы несем Смерть — освобождение от жизни, и поэтому мы — власть и сила. Две вещи правят везде и всегда — власть, подкрепленная силой...»
   Ученик продолжал свое обучение на второй подступени единства тела и духа, ступени боевого искусства.
   Во всей своей сущности, искусство боя жрецов сводилось к одному постулату: «Убивай быстро и наверняка». Это был сплав наиболее смертоносных и варварских приемов ближнего боя. Ударами рук и ног жрецы ломали кости. Несколько секунд боя — и жрец видел перед собой беспомощное существо, молящее своего мучителя о смерти. Жрецы быстро двигались, быстро убивали, ни минуту не теряя уверенности в своем превосходстве. Они знали, как убивать, вдобавок жертва перед боем подвергалась подавляющему ментальному воздействию и часто жрецы убивали не активно сопротивляющегося противника, а безвольную жертву.
   Три года продолжалось обучение на подступени боя.
   На последних порах обучения вводилось так называемое «грязное айкидо».
   Искусство молниеносной защиты профессора Уэсибы, основанное на любви к противнику, жрецы умело переработали в своих целях. Они ввели в арсенал «грязного айкидо» удары ногами и всевозможные виды подсечек и захватов ногами.
   В руках жрецов энергия соперника умело использовалась для нанесения наиболее тяжелых увечий. Жрецы мгновенно разгадывали намерения противника, ввязывались в его атаку и энергия нападавшего оборачивалась против него самого с удвоенной силой.
   В процессе обучения искусства убивать ученик вступил на третью ступень — ступень духа и смерти.
   Третья ступень началась с того, что Грон привел ученика в огромный зал Храма, где по углам были расставлены клетки с дикими животными. Учитель и ученик остановились перед клеткой, в которой сидел большой пес с горящими, как угли глазами. Увидев людей, пес с хриплым лаем бросился на прутья решетки.
   — Его не кормили несколько дней. Убей его, — сказал жрец.
   Ученик отошел и стал перед клеткой. Жрец отодвинул засов и пес выпрыгнул наружу. На жреца он не обратил внимания, потому что не видел его, он видел только стоящего перед ним человека.
   Ученик смотрел в бешеные глаза пса.
   Пес замер. Человек, стоявший перед ним, не боялся его, он сразу бы почуял запах человеческого страха. Пес удивился, потому что от человека исходило сознание силы.
   Несколько секунд пес и человек смотрели друг другу в глаза. Пес опустил голову вниз, но чувство голода и ярости вспыхнуло в нем с удвоенной силой. Он бросился на ученика и тот встретил его ударом ноги в голову. Пес упал, словно натолкнувшись на стену.
   Боль и страх поселились в псе вместо ненависти, но человек все еще стоял неподвижно, без страха в глазах, и пес прыгнул снова.
   Ученик легко увернулся от броска, подпрыгнул в воздух и нанес два удара ногами.
   Пес взвыл от боли, упал и поднялся не сразу. Из его оскаленной пасти текла кровь, передняя правая лапа была сломана и пес держал ее на весу. Он хрипло дышал: ученик сломал ему ребра. Псу было страшно и очень больно, он снова чувствовал тяжелый взгляд человека.
   Ученик подошел ближе и пес бросился на него в последний раз.
   Удар кулаком в голову бросил его на пол со сломанной шеей.
   Жрец подошел к ученику и не почувствовал в нем ничего, кроме сознания собственной силы и холодного торжества.
   Жрец посмотрел на ученика. В зале Храма Смерти стояли безжалостный убийца и тот, кого он воспитал для одной цели — убивать без сострадания и жалости...
   Через несколько дней должно было произойти посвящение ученика в младшие жрецы. В этот день он должен был убить человека.
   Обряд посвящения происходил в одном из залов Храма, с полукруглой площадкой посередине, с многочисленными ступенями для зрителей.
   Было много верховных жрецов и Грон сидел между ними. Серые жрецы стояли у выходов.
   Ученик стоял внизу, ожидая, когда введут человека, обреченного на смерть. Жрецы ввели в зал высокого мужчину мощного телосложения, с сильными руками. Его вытолкнули на середину площадки, он увидел ученика, стоящего перед ним с мечом в руках, и закричал:
   — Вы не убьете меня, как свинью на бойне, скоты! Я прихвачу с собой несколько ваших волчьих выкормышей!
   Его прервал тихий голос Приближенного к Смерти, Великого Жреца:
   — Ты будешь драться с ним, — и он указал на ученика.
   Мужчина презрительно сплюнул:
   — Да я раздавлю его, как муху. У вас что, не нашлось кого-нибудь постарше и посильнее?
   — Лови, — бросил меч жертве ученик.
   Мужчина поймал меч с удивлением, переходящим в ярость. Он сжал меч обеими руками и закричал:
   — Готовься к смерти, змеиный ублюдок!
   Ученик смотрел ему в глаза и знал, что победит, а мужчина вдруг ощутил дикий страх перед этим сопляком с глазами, похожими на ядовитых змей. Он вздохнул, внезапно поняв, что умрет, и с яростным криком бросился на ученика. Он отскочил немного в сторону, захватил парализующим блоком руки проносящегося мимо мужчины и сильным выворачивающим движением рук развернул лезвие меча к нападавшему. Все произошло очень быстро и острие меча воткнулось нападавшему чуть пониже горла. Он захрипел, из его рта хлынула кровь и он упал на пол.
   Он лежал на полу, скорчившись, его руки сжимали рукоять убившего его меча и лужа крови под ним увеличивалась в размерах.
   Приближенный кивнул и вышел из зала.
   Ученик стал убийцей. Верховный жрец мастер Грон был очень доволен.
   Жрец и ученик сидели друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Ученик услышал мысль жреца:
   «Что ты чувствовал, когда принес в своих руках Смерть?»
   «Силу».
   «Тебе не было жаль человека?»
   «Вы всегда учили меня не испытывать жалости...»
   На следующий день Приближенный должен был принести Великую Жертву. В определенный день и час на алтаре Храма Смерти должен быть принесен в жертву невинный ребенок.
   Приближалось время принесения жертвы. Ученик шел к алтарю вслед за Гроном и услышал, как два верховных жреца обменялись телепатемами.
   «В Великий Город прилетел звездолет с Земли, первый за сто с лишним лет».
   «Это очень опасно для нас».
   «А что сказал Приближенный?»
   «Пока он молчит, но их нужно будет уничтожить. Не хватало нам еще бунта простолюдинов».
   Ученик прошел за Гроном на дальнюю галерею, откуда ему разрешили наблюдать за церемонией.
   Через несколько минут послышался бой барабанов, означавший, что ведут жертву. Приближенный к Смерти стоял перед черной громадной плитой алтаря на возвышении, в его руках был священный нож, пользоваться которым разрешалось только верховным жрецам.
   Бой барабанов усилился, в зал ввели жертву. Это была маленькая девочка лет семи-восьми, с длинными пшеничного цвета волосами, с голубыми глазами, одетая в белую одежду Великой Жертвы. Она шла, механически переставляя ноги. Ее похитили два дня назад и за это время успели сломать. Жрецы обламывали людей и покрепче.
   Барабаны глухо били. Девочку подвели к алтарю два жреца в черном, поклонились Приближенному и отошли.
   Девочка стояла у алтаря, бессильно опустив тоненькие руки, ее чистые голубые глаза безжизненно смотрели прямо перед собой.
   С учеником творилось что-то непонятное: только сейчас он понял, что через несколько минут погаснут чистые голубые глаза, что девочка умрет от ножа убийцы. Так и не сломленное жрецом сознание медленно пробуждалось в нем. Ни один жрец не мог уничтожить до конца ту небольшую часть сострадания, доброты и жалости, еще теплившихся в холодной душе ученика. Ученик сам был жертвой, восемь с половиной лет его душу топтали в прах. Восемь лет Грон пытался сломать его и превратить в безжалостную машину для убийств, не ведающую жалости.
   Вид беспомощной девочки, которую Приближенный уже укладывал на алтарь, что-то напомнил ученику, разрушил все ментальные барьеры в сознании и он мучительно пытался понять, что же напомнило ему лицо девочки.
   Приближенный занес над девочкой нож и ученик вспомнил, что произошло восемь лет назад. Как живая, перед ним появилась картина, детали которой он с каждой секундой вспоминал и прошлое напомнило о себе.
   Он тяжело дышал, на его лице выступил холодными каплями пот, он ничего уже не видел, кроме того, что произошло тогда.
   Маленькая комнатка, где они жили всей семьей — мама, папа, его младшая сестра Дорин и он. Вечер, в комнате горит светильник, отец читает толстую книгу, мама сидит у ярко горящего камина и разговаривает с сестренкой, он сидит так, что видит их всех и глаза его слипаются, ему хочется спать.
   И вдруг — страшный удар. Дверь слетает с петель, папа вскакивает и книга падает на пол. В комнату врываются люди в черных и серых плащах, переворачивается стол, табуреты отлетают к стене. Папа падает и кровь хлещет у него из шеи, ярко-красной струей заливая дощатый пол. Страшно кричит мама, прижав к лицу руки, но крик обрывается и она молча валится на пол, а за ее спиной стоит кто-то в черном и его руки — в крови. Он вскакивает и с криком бросается на убийцу, но рука бьет его в живот и он валится на пол, не в силах вдохнуть хоть глоток воздуха, ставшего вдруг спертым. Падая, он видит испуганные глаза сестренки, ее широко раскрытые карие глаза смотрят на кровь, ее рот полуоткрыт. Сверху мелькает нож и его маленькая Дори медленно падает на пол, прижав руки к груди, где на коричневой ткани платья расцветает ярко-красной розой пятно крови. Он вспомнил все это, вспомнил свою старую боль и ненависть к жрецам вспыхнула в нем с дикой силой.
   Приближенный занес нож над жертвой и ее белокурые волосы стали вдруг черными и вместо голубых глаз на ученика смотрели карие теплые глаза его маленькой сестренки. Он вскочил в тот самый момент, когда острый нож пробил сердце девочки.
   Он закричал так, словно нож вошел в его собственное сердце.
   — Убийцы, будьте вы прокляты! Вы убили ее! Дикие звери и то лучше вас, убийц с холодной кровью и смертью в жилах! Будьте вы трижды прокляты! — кричал он и слезы текли по его лицу.
   Приближенный и все жрецы изумленно смотрели на него: никто и никогда не осмеливался бросать в лицо жрецам такие слова, находясь в Храме Смерти.
   Он повернулся к Грону, стоявшему среди остальных жрецов:
   — Будь проклят и ты, убивший меня! Будь проклят ты, научивший меня убивать и сделавший меня убийцей! Все ваши ничтожные жизни не стоят и половины той жизни, которую могла прожить та, которую вы убили!
   Он повернулся, отбросил жрецов, пытавшихся удержать его, и исчез в одном из боковых коридоров.
   Приближенный повернулся к Грону и тихим голосом сказал:
   — Это ваш ученик, мастер Грон. Вы много говорили мне о том, что сломали его, вы говорили, что более преданного Смерти ученика нет. Вот только когда он убегал, я ощутил его ненависть. Он возненавидел нас всех и вас в особенности. Впервые один из воспитанников изменил Храму и в этом ваша вина, Грон. Вы должны смыть позор.
   Грон поклонился и вышел из зала...
   Он вспомнил все: свое имя, своих родных, вспомнил, как он был сломлен и чувство глубокого омерзения к собственным поступкам, совершенным за восемь лет, переполнило его. Он понял, что восемь лет жил хуже зверя.
   Сзади хрустнула ветка и он обернулся. Сзади стоял Грон, его черные глаза с ненавистью смотрели на того, кого он считал своим учеником.
   — Ты предал меня, раб!
   — Я не раб, мое имя — Мерф Теркс, я сын Рона Теркса, магистра философии, его жену, моя маму Камиллу Теркс и мою сестру Дорин убили такие же выродки, как ты! — выкрикнул человек, вспомнивший свое имя.