Михановский Владимир Наумович. Цель и средства

   - Абор Исав? - переспросила Шелла. - Я где-то слышала ваше имя.
   - Не мудрено, - вмешался Альвар. - Года два назад газеты во всю трубили об этом симпатичном парне.
   Шелла наморщила лоб.
   - Я вам напомню, - улыбнулся Абор, - мою историю. - Два года назад я работал лаборантом у Марка Нуша. Это видный университетский физик, слышали о нем?
   - Мне о Нуше Альвар все уши прожужжал.
   - Ну, вот, - продолжал Абор. - Установка взорвалась, и я получил такую дозу облучения, что был верным кандидатом на тот свет. Меня, правда, успели свезти в клинику... - Абор посмотрел на Альвара и умолк.
   - Что же было дальше? - спросила Шелла.
   - В клинике я лежал целую вечность. Посчастливилось - я попал к самому Мензи. Мне заменили сердце, печень. Долго возились с головой, зато мозг мне поставили самый лучший, позитронный, новейшей марки. Что вы так смотрите на меня?.. Да, я самый нестоящий полуробот, - произнес Исав не без горечи. - Настоящих-то роботов еще не научились производить...
   - Простите, - пробормотала Шелла. Она подумала об удивительном прогрессе медицины, который свершался на глазах. У всех еще были живы в памяти опыты конца шестидесятых - начала семидесятых годов по пересадке сердца. Опыты мучительные, один за другим кончавшиеся плачевно: хирургам не удавалось преодолеть несовместимость тканей, организм рано или поздно отторгал чужую ткань, и человек умирал. А теперь пересадка сердца обычное, хотя и весьма дорогостоящее дело.
   Правда, одновременная пересадка человеку и сердца, и печени, и искусственного мозга - это, пожалуй, многовато. Недаром Мензи называют величайшим медицинским светилом Солнечной системы.
   - Пустое, я не обидчив, - сказал Исав. - Вживили мне все это хозяйство, а дальше началось то, чего хирурги и биофизики предвидеть не могли.
   - Сердце? - спросила Шелла.
   Исав покачал головой.
   - Сердце работало как надо, - сказал он. - И печень то же самое, и мозг. Но вся штука в том, что трудились они несогласованно, каждый орган если можно так выразиться, сам по себе: сердце не слушалось указаний мозга, мозг не очень считался с импульсами, которые идут от нервных клеток, и так далее.
   - Как же так? - произнесла Шелла.
   - Дело в том, что одному человеку еще не приходилось пересаживать так много добра, - пояснил Исав. - Я был первым. Чего-то медики, видно, недоучли.
   - Но теперь все в порядке?
   Исав улыбнулся:
   - Как видите.
   - Мензи вас воскресил?
   - Нет, Мензи спасовал, - покачал головой Исав. - Жизнью я обязан Жильцони.
   - Полно тебе, Абор, - процедил Альвар и сшиб в воду факел, чадивший близ обрубка, на котором они втроем сидели.
   - Хозяин отладил меня, как машину, - сказал Исав. - Несколько месяцев возился, ночей не спал.
   - Опять хозяин? - резко повернулся к нему Жильцони.
   - Извини, Альвар. Сам не знаю, откуда привязалось ко мне это словечко хозяин, - виновато произнес Исав. - Знаете, у меня после клиники часто так бывает, - обратился он к Шелле, - будто кто шепчет в мозгу: сделай то, сделай это. Или какое-нибудь слово привяжется и сидит, как заноза.
   - Но это же чудо, что вы остались живы! - восторженно воскликнула Шелла. - А ты более скрытный, чем я думала, - посмотрела она на Альвара. Никогда ни словом мне не обмолвился, что спас жизнь человеку.
   - Пустяки! - сказал Альвар. - Тоже мне, героический поступок. Напичкал я Исава, раба божьего, разными реле, установил между ними радиоконтакт с обратной связью - и дело с концом.
   - Вас ничто после пересадок не беспокоит? - спросила Шелла Исава.
   - Да как сказать... - неожиданно замялся крепыш. - Полного счастья, наверно, не бывает. Все бы ничего, только боли в затылке иногда мучают. Припечет - жизни не рад. Словно кто в мозжечок раскаленную иглу тычет. Вот и нынче - схватило, когда я надумал добираться сюда, к Альвару... А потом отпустило.
   Шелла сочувственно вздохнула:
   - Скажи, Альвар, неужели ничего нельзя сделать с этими болями? спросила она.
   - Я не хирург, а физик, - резко ответил Жильцони. Видно было, что разговор ему неприятен.
   - Есть одно средство заглушить боль... - начал Исав.
   Жильцони погрозил ему пальцем, и тот умолк.
   - Орник в порядке? - спросил он.
   - Да.
   - Ты загрузил его?
   - Полностью. Меня вдруг осенило, что нужно взять с собой... - начал Исав.
   - И куда летим, тебя тоже осенило? - перебил Жильцони.
   - В Скалистые горы.
   - Верно.
   - Вертится еще в голове название - "Воронье гнездо", а что за гнездо хоть убей, не знаю, - пожаловался Исав.
   - Все в порядке, Абор, - успокоил его Жильцони. - Гнезда еще нет, мы совьем его.
   Исав потер лоб.
   - Зачем я прибыл сюда, на плот? - пробормотал он. - Не понимаю...
   - Ты прибыл сюда для того, чтобы я перед вылетом убедился, что все в порядке.
   - Не понимаю...
   - Этого от тебя и не требуется, - усмехнулся Альвар. - Ступай к орнику и жди меня.
   Исав, неуклюже поклонившись Шелле, двинулся к лодке сквозь заметно поредевшие пары танцующих.
   - Странный у тебя приятель, - сказала задумчиво девушка, глядя, как Исав садится в лодку.
   Альвар пожал плечами:
   - Все люди странные.
   - Почему он называет тебя хозяином? Юмор, что ли?
   - Скорее, естественное чувство благодарности. Думаешь, это было легко согласовать работу пересаженных органов? Я несколько месяцев ковырялся в радиосхеме, чуть не все деньги ухлопал...
   - А чем это он боль заглушает? - продолжала расспрашивать Шелла.
   - Наркотиками. Самыми сильными. Они действуют на него не так, как на других людей.
   - Почему?
   - Искусственные альвеолы в легких, - пояснил Жильцони.
   - Ты обращаешься со своим приятелем так, будто и впрямь ты хозяин, а он раб.
   - А что же ты думаешь, я возился с ним так, за здорово живешь?
   - Не боишься, что раб взбунтуется? - спросила она.
   Жильцони усмехнулся.
   - Пусть попробует.
   - Он сильнее тебя в десять раз.
   - Это не имеет значения. Потанцуем?
   - Не хочется. Не нравится мне, как ты ведешь себя с Абором, - сказала Шелла.
   - Уж не влюбилась ли ты в него, чего доброго?
   - Хочешь меня обидеть? Напрасно. Я не собираюсь ссориться с тобой, произнесла негромко Шелла.
   Они помолчали.
   - Послушай, разве ты улетаешь в Скалистые горы? - спросила тихо Шелла, воспользовавшись паузой в оркестре.
   - Да.
   - Зачем?
   - Дело есть.
   Альвар посмотрел на девушку и добавил:
   - Дело, самое важное в моей жизни.
   - И я об этом ничего не знала...
   - Так получилось, Шелла. Не сердись, я все тебе объясню... Видишь ли, я должен сделать выбор: ты - или уравнение мира.
   - Выбор? - поразилась Шелла. Ей показалось, что она ослышалась.
   - Я имел вчера с Мензи обстоятельный разговор. Попросил его всесторонне исследовать меня.
   - Ты себя плохо чувствуешь? - встревожилась Шелла. - Ты болен?
   - Не то. Я решил определить потенциал своего головного мозга. Так сказать, потолок моих возможностей. Мензи уделил мне много своего драгоценного времени.
   - Что он делал?
   - Снимал биотоки, чертил какие-то графики. Потом сказал: "У вас, молодой человек, несомненные признаки гениальности. Будет жаль, если они не получат развития. А это легко может произойти". "Почему?" - спрашиваю я. "Видите ли, - отвечает Мензи, - у вас несчастная конституция. Такая конституция встречается крайне редко. Посмотрите на этот графике, - и протягивает мне ленточку, которая только что выползла из дешифратора электронного диагноста. Затухающая кривая. График пересекается красной горизонтальной чертой.
   "Красная линия - это средний мыслительный уровень человека, - поясняет Мензи. - Видите, как высоко отклоняются от него пики вашего графика?" "Но кривая затухает", - говорю. - "Вот, вот, молодой, человек, вы ухватили самую суть. Наибольшая амплитуда у кривой получилась, когда я включил этот аппарат и оставил вас одного, наедине со своими мыслями. Комната, обратите внимание, снабжена релейной защитой, что обеспечивает полную изоляцию. Но стоило мне зайти, и амплитуда - глядите! - растаяла, как кусок сахара в стакане горячего чая. Теперь вам, надеюсь, ясно, куда я клоню? Структура вашей нервной системы такова, что для полного выявления способностей вам необходимо абсолютное уединение. Я подчеркиваю - абсолютное. Пока будете общаться с кем бы то ни было, ничего, возвышающегося над средним уровнем, из ваших исканий не получится".
   - И ты ему поверил?
   - Во всяком случае, это мой единственный шанс, Шелла. Забраться, как говорится, в башню из слоновой кости. И жить там...
   - Сколько?
   - Год. Десять лет.
   - Или всю жизнь?
   - Может случиться, и так.
   - Ты будешь там, в Скалистых горах, совсем оторван от людей... сказала Шелла.
   - Связь с внешним миром будет осуществлять Абор Исав. Теперь ты понимаешь, зачем он мне нужен?
   - А как же условие Мензи?
   - У Исава позитронный мозг, он не излучает альфа-ритмов, как обычный.
   - Вижу, ты все продумал. Только обо мне забыл, - с горечью произнесла Шелла.
   - Я вернусь к тебе, когда выведу уравнения, - сказал Альвар, но его слова прозвучали не убедительно.
   - А мне прикажешь ждать тебя? Год? Десять лет? Всю жизнь? - Шелла подняла на Альвара глаза, полные слез. - Послушай, за деньги можно купить все. У меня есть кое-какие сбережения... Ты можешь купить себе уединение где угодно, даже в центре большого города. Особняк со звуконепроницаемыми стенами, Вокруг - густой парк, огороженный стеной. А?
   - Не то, - покачал головой Альвар. - Альфа-волны не знают преград. Одна надежда - и ее поддержал Мензи - что при достаточном удалении они затухают.
   Помолчав, Альвар добавил:
   - Эйнштейн более половины жизни отдал единой теории поля. Он сделал многое, не не успел завершить грандиозной работы - помешала смерть. Я верю, что мне суждено завершить теорию Эйнштейна - самое поразительное создание человеческого ума. Разве для достижения этой цели не годятся любые средства?
   Над заливом Дохлого кита клубился серый туман. Солнце вот-вот должно было вынырнуть из-за горизонта.
   Все лица казались серыми - подстать туману. Веселье явно шло на убыль, подобно кривой гениальности, снятой для Альвара Жильцони великим Мензи.
   Оркестр на соседнем плоту умолк.
   Дальний маяк не казался уже таким таинственным и огромным. Он будто стал поближе и поменьше.
   - Пойдем? - предложил Жильцони.
   Выбравшись из лодки на берег, они молча прошли с десяток шагов по дороге, ведущей в порт. Альвар пытался поймать взгляд Шеллы, но это никак ему не удавалось.
   - Значит, расстаемся? - сказала она наконец подозрительно ровным голосом. - Поедешь к своему приятелю, готовиться к отлету в Скалистые горы?
   - Давай проведем вместе сегодняшний день, - предложил Альвар. - Поедем за город, побродим.
   - Прощальный день, - усмехнулась Шелла. - Ты когда решил вылетать?
   - Завтра.
   - Так скоро? - Шелла остановилась. - Как же мы можем бродить? У тебя только один день на подготовку.
   - Статьи, книги и свои научные заметки я уже сложил, остальное сделает Исав, - сказал Жильцони.
   - А если он напутает, возьмет не то, что нужно?
   - Не напутает. Исав умеет читать мои мысли, - усмехнулся Жильцони.
   Они миновали порт и подошли к остановке аэробуса.
   - Куда поедем?
   - Какая разница?
   Сверху круто спикировал аэробус. Он замер на шипящей прослойке воздуха, в полудюйме от поверхности асфальта.
   В аэробусе они долго молчали, сосредоточенно глядя вниз.
   Траектория аэробуса, если рассматривать ее со стороны, напоминала волнообразную кривую, составленную из одинаковых дуг. Аппарат коротко разгонялся, затем взмывал ввысь, описывая параболу, точь-в-точь как брошенный камень. Затем - благодаря точно рассчитанному импульсу приземлялся в нужном месте, менял пассажиров, и все начиналось сызнова.
   Машина приближалась к центру города. С каждым прыжком аэробуса дома становились все выше. Наконец, наступил момент, когда аппарат летел между сплошных стен, словно птица, попавшая в узкое ущелье: здесь дома были слишком высоки, чтобы прыгать через них.
   - Говорят, а таком доме человек может провести вою жизнь, не выйдя ни разу наружу, - сказала Шелла, указав на гигантское здание, выделявшееся размерами даже среди своих собратьев.
   - Ну и что?
   - Но ведь это ужасно - целую жизнь провести в каменном мешке, голубое небо и зеленые листья видеть только из окна...
   Альвар пожал плечами:
   - Дело привычки.
   Они сошли на конечной остановке и двинулись вдоль стены, рафинадно сверкавшей в лучах утреннего солнца.
   - Всю жизнь провела в городе, и ни разу не добиралась до стены, сказала Шелла. - А ты бывал здесь?
   - Нет.
   Шелла провела пальцем по шероховатой поверхности стены.
   - Хорошо здесь, - вздохнула она. - Людей не видно. Воздух чище, и зелени больше.
   - Город перестал расти вширь благодаря стене, - заметила Шелла.
   - Зато он продолжает расти вглубь и ввысь.
   - Но так не может продолжаться до бесконечности.
   - И потому город рано или поздно умрет.
   - Город умрет? - остановилась Шелла. - Как это ты себя представляешь?
   - А вот послушай. Человек смертен, не так ли? В клетках его с течением времени накапливается вредная информация. В "памяти" клеток в силу разных причин появляются искажения, которые затем воспроизводятся. В переводе на язык нефизиков - человека начинают одолевать разные хвори, которые и сводят его в конце концов в могилу.
   - Болезни иногда и вылечивают.
   - Да, и вместо одной вылеченной появляются три новые. Но дело не в этом. Так или иначе человек умирает. Пусть он достигает и весьма почтенного возраста - какая разница?
   - Причем тут город?
   - Город - это тоже организм. Единый организм, который ограничен естественными - или неестественными - рамками. Город зарождается, растет, зреет. А затем начинает пожирать самого себя.
   Они сели на чугунную скамью, тень от которой сбегала к пруду, в нем плавали два грязно-белых лебедя.
   - Там, наверно, холодно... - сказала Шелла.
   - Где? - не понял Альвар.
   - В Скалистых горах. Вообще я плохо представляю себе, как ты будешь там существовать.
   - Я и сам плохо себе это представляю, - признался он. - Но разве это главное? Совью с помощью Исава гнездо и как-нибудь проживу. Ты же знаешь, я неприхотлив.
   - Совью гнездо... Вы что, вдвоем жилище соберете?.. - спросила Шелла.
   - Мне удалось раздобыть манипуляторы. Они помогут нам, надеюсь.
   - Все-таки один настоящий помощник помог бы тебе быстрее справиться с задачей. Нет, я не о себе... Ты бы мог пригласить в Скалистые горы какого-нибудь физика. Вряд ли один человек сможет нарушить условие Мензи.
   - Не хочу рисковать.
   - Ты бы мог переговорить, например, с доктором Марком Нушем... продолжала настаивать Шелла.
   - Я убежден: если единую теорию поля суждено завершить, то это сможет сделать один-единственный человек, - отрезал Альвар. - И уж во всяком случае, это будет не Нуш.
   - Почему? Ты сам рассказывал, что он лауреат Нобелевской премии, крупнейший физик...
   - В прошлом.
   - Нуш отошел от физики?
   - К сожалению.
   - А что с ним стряслось?
   - Видишь ли, Нуш занимался единой теорией поля. Как и я. И достиг в этом направлении определенных результатов. На каком-то семинаре по физике он сказал, что полученные им данные лишают боженьку последнего приюта. Нашлись доброхоты, донесли об этом попечителю университета. Старикашке богохульство Нуша пришлось не по душе, и он стал притеснять его, как только мог. А возможности у него в этом смысле немалые. Нуш, видно, просто устал бороться. Надломился.
   - Что же он делает теперь?
   - Умный человек всегда найдет себе занятие, - сказал Альвар. - Марк Нуш, во-первых, преподает. Во-вторых, пишет разные популярные книжки.
   - А о чем книги?
   Альвар махнул рукой.
   - Все о том же. Марк Нуш в физике однолюб, как и я. Недавно он выпустил книгу о единой теории поля. "Мир, закованный в уравнения". Написана она неплохо, но к науке не имеет никакого отношения. Нет уж, попробую я в одиночку справиться с уравнением мира, - закончил Альвар.
   ...Потом, много времени спустя, Шелла так и не могла решить, что же было главным в тот день? Маленькое кафе-поплавок на озере, где они завтракали, без всякой причины торопясь? Сферокино, где показывали несмешную комедию "Приключения красивой молекулы"? Роскошный тир с живыми мишенями? Или зрелище обычной уличной катастрофы на трассе Семнадцатого подземного яруса?..
   Безмерно уставшие и от бессонной банкетной ночи, и от, дневных бестолковых блужданий, они под вечер нырнули в подземку. Был час пик.
   Их сжали так, что сразу стало нечем дышать.
   Альвар в виде утешения выдавил:
   - Проедем центр - будет легче.
   И действительно: минут через двадцать бешеного скольжения на воздушной подушке в вагоне стало посвободнее. Им даже удалось сесть.
   - Дальше, - каждый раз говорила Шелла, когда Альвар хотел подняться.
   Наконец, им все-таки пришлось выйти из подземки.
   Альвар взял ее за руку, и Шелла почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Она любила его, этого нескладного парня с неухоженной шевелюрой. Любила, несмотря на все его сумасшедшие выходки. Каждый раз прощала их будущему гению...
   - Послушай, Альви... А зачем оно нужно, уравнение мира?
   - Ты не физик и не поймешь.
   - А все-таки?
   - Единая теория поля - это ключ к безграничной власти человека над природой. Над веществом и его превращениями. Над пространством и временем. Этого тебе достаточно?
   Молча миновали они дом-иглу, который вонзился в небо, словно рыбья кость.
   - Если у меня спросят, где ты? - нарушила Шелла тягостную паузу.
   - Ты не знаешь.
   - Но как же?.. - растерялась девушка. - Все знают, что мы с тобой...
   - Уехал, утонул, пропал без вести, - раздраженно перебил ее Альвар. Выбери, что тебе больше по вкусу.
   - Ты сумеешь все необходимое захватить одним рейсом? - перевела Шелла разговор.
   - Багажа у меня немного. Главное, что мне понадобится в Скалистых горах, - это идеи. Новые идеи. Фонтан идей. Надеюсь, там они появятся, он потер ладонью лоб. - Там, в горах, мне никто не помешает размышлять.
   Они долго стояли перед бегущей лентой тротуара. Серый поток нес людей вдоль улицы. "Словно щепки", - подумала Шелла.
   - Давай прощаться, - сказал Альвар.
   - Ты спешишь?
   - Нужно багаж еще раз просмотреть. Исав волнуется, почему меня так долго нет.
   - Откуда ты знаешь?
   - Тебе ведь известно, что мы с ним умеем читать мысли друг друга, усмехнулся Альвар.
   - Что ж, пожелаю тебе удачи.
   - Спасибо. Шелла...
   - Да?
   - Будешь ждать меня?
   - Я всю жизнь жду. Только вот не знаю - чего, - произнесла; задумчиво Шелла.
   Они обнялись.
   - Я вернусь, я найду тебя, Шелла, - успел крикнуть Альвар перед тем как скрыться за поворотом.
   Поток прохожих, а точнее - проезжих, на тротуаре постепенно редел.
   Шелла выбрала свободный участок и, поколебавшись, ступила на ленту.
   2. ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО
   Рассвет в горах наступает рано. "Горы ближе к солнцу", - наивно говорили древние.
   Солнце еще не вынырнуло полностью из-за зубчатой кромки, а неистовые потоки света уже пролились на розовеющие грани первозданных возвышенностей.
   Однако из ущелья, расположенного между тремя мрачными скалами, ночь не торопилась уходить. Здесь гнездился сырой полумрак, а со дна его, неровного и каменистого, еще отчетливо видны были звезды.
   Ущелье так естественно замаскировано складками местности, что заметить его со стороны почти невозможно. Увидеть ущелье можно, разве что пролетая непосредственно над ним. Но все пассажирские линии пролегают в стороне от этого участка Скалистых гор, - это тоже учел Альвар Жильцони.
   Лишь кондоры-стервятники бороздят здесь небесную голубизну, выискивая сверху добычу.
   У подножия одной из скал примостилось странное для этого места приземистое куполообразное сооружение.
   Отворился люк, и из купола, пригнув голову, вышел Альвар. Поеживаясь от утреннего холодка, он подошел к дереву, сделал на нем очередную отметку ножом, затем медленно побрел по тропинке, скорее пока угадываемой, чем видимой. Впрочем, за десять лет он так ее изучил, что смог бы найти даже в полной темноте. По обе стороны тропинки возвышались темные кусты вереска, покрытые ледяной росой. Альвар старался не касаться их руками.
   Добровольный затворник осторожно спустился в расселину, к роднику. Сюда из узкого ущелья пробивался рассеянный свет. Альвар склонился над водой. Из темной глубины на него глянуло худое заросшее лицо.
   Он отогнул в сторону рыжеватую кольцами бороду и припал к источнику.
   Налившись, Альвар выпрямился во весь рост. Небо светлело, гася звезды.
   Сегодня он засиделся за выкладками. Последнее уравнение ускользало от него. То оно казалось совсем близким, то вдруг скрывалось в недоступной выси. Словно эти вершины гор, уже обрызганные солнцем. Чудится, до них рукой подать. Но орник все машет и машет крыльями, а вершины все так же далеки от тебя...
   Несколько раз Альвару казалось, что задача, которую он поставил перед собой, решена, уравнение мира получено. Но каждый раз он обнаруживал ошибку в выкладках.
   Свое обиталище Альвар привык называть Вороньим гнездом. Жилье ему соорудили манипуляторы, незаконно добытые у компании "Лунная рапсодия". Манипуляторы предназначались для горных работ на суровом Марсе, куда готовилась геологическая экспедиция.
   Исав доставил в Воронье гнездо все, что требовалось хозяину для работы: электронный расчетчик, магнитную память, информатор... Немалого труда стоило добывать технические новинки, но для Абора приказы Жильцони были законом - даже если приходилось рисковать жизнью. Был у Альвара и небольшой реактор, и камера Вильсона, с помощью которой он наблюдал и сравнивал с расчетными диковинные траектории элементарных частиц кирпичиков Вселенной, слагаемых того мира, уравнение которого ему предстояло открыть...
   Устроившись, Альвар приступил к работе, а Исава отослал в город.
   Обстановка в одноместном жилом куполе с герметичной прослойкой была спартанская. Киберы смонтировали его так, как были обучены, ни на йоту не отступая от программы.
   Пока Альвар устраивался на новом месте, скучать было некогда. Не оставалось времени на тоску и в первые месяцы работы, когда он трудился как одержимый.
   Изредка появлялся Исав. Он привозил свежие физические журналы, кое-что из продуктов, новые приборы - и исчезал. Альвар разговаривал с помощником крайне редко и скупо.
   К концу первого года настроение Жильцони изменилось. Подспудно им начала овладевать тоска. Она просачивалась, как проникает вода в трюм плохо проконопаченного судна, - тихо и до поры до времени незаметно. Работа не ладилась, и Альвар решил совсем отказаться от услуг Исава, боясь, что общение с полуроботом нарушает условия Мензи.
   Вдруг во время работы с уравнением Альвару показалось, что он разучился говорить. Тогда он начал разговаривать сам с собой.
   Целые дни, исписывая горы голубоватых листов, рассматривая снимки, полученные в камере Вильсона, или возясь с калькулятором, Альвар бубнил себе под нос, произносил бесконечные тирады, напевал любимые песенки Шеллы. Перебирал в памяти прошлое, - так скупец, открыв сундук, ворошит свое добро.
   Когда мысль об уравнении мира вошла в его плоть и кровь? Еще на первом курсе университета Альвар познакомился с незавершенной работой Альберта Эйнштейна, посвященной единой теории поля. Юный студент был покорен. Неужели человеческий ум в состоянии возводить такие совершенные сооружения, покоящиеся на призрачном фундаменте, который называется постулатами?
   Впрочем, почему сооружения?
   Это было одно сооружение. Одно-единственное. И других быть не могло. Эйнштейн сделал дерзкую попытку заковать в единую цепь уравнений всю Вселенную.
   Тогда же, на первом курсе, Альвар решил в душе, что завершит дело, начатое Эйнштейном. О замысле своем Альвар никому не сказал: его засмеяли бы.
   Единой теорией поля в течение многих лет занимались многие выдающиеся физики. Но ни одна попытка не привела к успеху.
   Университетское начальство стало косо поглядывать на Альвара Жильцони после происшествия, случившегося с ним на третьем курсе. Жильцони имел неосторожность испортить отношения с попечителем университета, пойдя в этом смысле по стопам Марка Нуша. Но только в отличие от своего научного руководителя сделал это публично.
   Это произошло во время торжественного события. На празднество по случаю столетия университета прибыл сам президент. И когда попечитель расслабленным старческим дискантом провозгласил благодарность почтенным мужам науки, которые отказались, наконец, от бесплодных попыток познать непостигаемое и сосредоточили свои усилия на нуждах нации, - попечитель нудно и скрипуче перечислил эти нужды, - в среднем ряду битком набитого зала поднялся смуглый юноша и громко срывающимся голосом произнес:
   - Богословие нужно оставить священникам. Непостигаемого нет - есть только непостигнутое... Физика обязана, наконец, создать единую картину мира.
   - Вы знаете, кто пытался решить эту задачу? - перебил его ректор.
   - Знаю. Но тогда общий уровень науки был недостаточно высок. Наука накопила слишком мало сведений об элементарных, частицах, - ответил Жильцони.
   - Уж не вы ли собираетесь решить эту задачу, молодой человек? возвысил голос попечитель.
   Жильцони пожал плечами и сел на место под общий гул взбудораженного зала.
   Короткая пламенная речь Жильцони не встретила сочувствия не только у попечителя. Еще большее недовольство она вызвала у руководителей университета и именно потому, что они хорошо поняли Альвара.
   Суть дела состояла в том, что единая теория поля, если бы она когда-нибудь была создана, окончательно вытесняла из Вселенной бога: ему не осталось бы уголка, даже самого малого. Потому заправилы университета смотрели косо и на эту теорию, и на тех, кто пытался ею заниматься.