Жильцони, скрестив на груди руки, стоял у окна, неподвижный, словно изваяние, и очень похожий в эту минуту на Исава. Он вообще многое перенял от Абора, сам того не замечая. То же безразличие ко всему, то же подсознательное подчинение командам некоего хозяина.
   Только хозяином Альвара являлась его навязчивая идея - завершить единую теорию поля, вывести УРАВНЕНИЕ МИРА.
   Жильцони по-прежнему самозабвенно трудился, по ночам выводя формулы, утром просматривая написанное. Откуда ему было знать, что в пухлой папке с надписью "готовые результаты" бережно хранились выводы, в которых студент-первокурсник обнаружил бы десятки крупнейших ошибок?
   Снова бессонная ночь, тревожный сон на рассвете.
   Быть может, еще несколько дней - и он откроет уравнение мира. Трудно здесь работать, а атмосфере всеобщего недоброжелательства. Хорошо бы вернуться в Скалистые горы! Взрыв манипуляторов, однако, уничтожил Воронье гнездо. Жилой купол был разрушен. Им троим - Альвару, Исаву и Ставену еле ноги удалось унести.
   Хорошо еще, что взрыв произошел днем. По сигналу тревоги они успели выскочить из купола и спрятаться за скалу. Альвар выхватил самое ценное свои бумаги.
   Потом они пробирались по обледенелым перевалам и каменистым склонам, ориентируясь по звездам.
   Будто исчезла на этой планете многовековая цивилизация, и они превратились в первобытных дикарей, которые могут надеяться только на собственные мышцы.
   Надо ли говорить, что похищение акробата оказалось напрасным?
   В пути Лиго совсем ослабел. Однажды их застигла метель. Полумертвые от усталости, они забились в небольшую пещеру и сбились вместе, стараясь отогреться. Лучше остальных чувствовал себя Исав, менее чувствительный к холоду и лишениям, но и он в последние дни начал сдавать.
   Как бы пригодился им сейчас старый орник! Но он сгорел во время вспышки, словно стрекоза, залетевшая в костер.
   Жильцони, не задумываясь, бросил бы своих попутчиков, чтобы пробиваться к долине на свой страх и риск, но он понимал, что с ними у него больше шансов на спасение.
   Жильцони проснулся на рассвете, когда метель утихла. Одежда его заиндевела, несмотря на термоткань.
   Вход в пещеру замело снегом, и только через небольшую отдушину сверху пробивался слабый свет.
   Вторым проснулся Исав. Он подошел к Лиго и принялся тормошить его. Прошло некоторое время, прежде чем акробат открыл глаза. Но он был настолько слаб, что не мог подняться на ноги.
   - Пора в путь, гений, - сказал Жильцони.
   - Лиго не может идти, - произнес Исав, стоя перед Ставеном на коленях.
   Жильцони пожал плечами:
   - Вольному воля.
   Некоторое время он наблюдал за безуспешными хлопотами Исава, затем велел ему:
   - Расчисти выход из пещеры.
   Исав замешкался, и Альвар, сунув руку в карман, слегка сжал передатчик.
   Абор оставил Лиго и медленно двинулся к выходу. Затем коротко разбежался и, нагнув голову, ринулся прямо в снежную толщу. Через несколько минут проход был расчищен.
   Первым покинул пещеру Жильцони. Он шел, не оглядываясь. Исав некоторое время топтался на месте, но никакого приказа извне не последовало. Фигура хозяина медленно удалялась. Абор чуть не завыл от тоски - он не привык самостоятельно принимать решение.
   Жильцони умышленно не дотрагивался до передатчика: ему захотелось, чтобы Исав по своей доброй воле оставил Лиго на произвол судьбы в пещере.
   Пройдя сотню шагов, Альвар обернулся и опешил: Исав, согнувшись, тащил Лиго на спине. Шагал он размеренно, вперевалку, иногда поглядывая на хозяина.
   Первым побуждением Альвара, он помнит, было сжать биопередатчик, заставить Исава упасть на снег и корчиться от боли. Но горячая волна неведомого чувства остановила руку Жильцони. Он молча подождал, пока Абор поравняется с ним, и дальше они двигались вместе.
   Выбирались они долго, потеряв счет дням, почти утратив надежду на спасение. В последний момент их заметили со случайной машины, которая пролетала над Скалистыми горами.
   Жильцони не боялся, что Лиго Ставен причинит ему неприятности, вернувшись к людям. У бедняги было неладно с памятью - очевидно, после дозы цеона. Лиго не вспоминал ни о похищении, ни о странных домогательствах Альвара, который хотел выколотить из него уравнение мира.
   У Лиго была одна мечта: вернуться на цирковую арену. Мысль эта была настолько яркой, что и цеон не смог ничего с ней поделать.
   Тени в комнате тяжелели.
   Альвар отошел от окна, сел к столу, придвинул чистый лист бумаги. Он не имеет права долго отдыхать. Однако измученный мозг отказывался работать.
   Он вышел на улицу, которая из всех своих пор источала тяжелый зной.
   Послышался крик:
   - Гений идет!
   Жильцони прибавил шаг, но было поздно. Невесть откуда набежали мальчишки - еще минуту назад вечерняя улица казалась пустынной.
   - Гений!
   - Гений без винтика!
   Камень, пущенный ловкой рукой, больно ударил в плечо. Другой сбил шляпу. Жалко улыбаясь, Альвар побежал.
   Понемногу шумная ватага отстала от своей жертвы.
   На обратном пути, купив еды, Жильцони завернул в сквер, что позволял себе редко. Сел на скамейку, рядом опустил ношу. Будь здесь Исав - помог бы нести.
   В полове роились нечеткие воспоминания. Дырявой стала память. Все уходит из нее, как вода сквозь решето. Вдруг припомнилось, как возился он в клинике Мензи с Абором, исподволь готовя для себя послушного помощника. Это был неплохой замысел.
   Воспоминания...
   Вернувшись домой, Жильцони решил привести в порядок свои бумаги.
   Начал с пакета, перевязанного красной тесьмой - архив университетских лет. Медленно перебирал пожелтевшие от времени листки. Нескончаемые беседы с Марком Нушем... Жильцони наугад выбрал один листок.
   - Человек - это точка, в которой смыкаются две бесконечности: прошлое и будущее, - живо припомнил он голос Нуша.
   - В таком случае смерть человека должна нарушать ход времени, возразил ему Альвар.
   - Ты путаешь две вещи, - сказал Нуш, - субъективное и объективное время. А может, времени вообще не существует.
   - Откуда же взялось это понятие?
   - Человек выдумал.
   - Зачем?
   - Чтобы упорядочить свои впечатления, получаемые от внешнего мира...
   Жильцони отложил в сторону листок.
   Письма Шеллы... Нет, не будет он их читать. Слишком больно.
   В самой толстой папке Жильцони собирал и хранил материалы, связанные с его старыми знакомыми - избранниками длинного Бига. Больше всего здесь было газетных вырезок, попадались и афиши.
   Из года в год популярность этих людей росла. Можно было подумать, что газеты действуют по подсказке длинного Бига...
   Поначалу Альвар аккуратно делал все вырезки, связанные с интересующими его именами, и подклеивал их в альбом по датам. Позже, когда вырезок стало слишком много, он выбирал только самые интересные.
   "Никакая машина не может поспорить с Лили Шарло, - писал один газетчик, полагая, что высказывает высочайшую похвалу. - Никакая машина не смогла бы с такой точностью рассчитать каждое свое движение, каждый жест, как это делает божественная Лили, Она - само совершенство".
   Кумиром всех мальчишек стал Крон Флин. Газеты каждый день писали о нем. Появилась даже книга, посвященная знаменитому футболисту. Жильцони раскрыл ее посередине и прочел место, отчеркнутое карандашом:
   "С засильем белковых в спорте покончено. На зеленых полях, рингах, гимнастических снарядах и гаревых дорожках снова появились люди.
   Боевой дух, воля к победе и неистощимая импровизация восторжествовали над холодным расчетом и бездушной точностью искусственных созданий.
   Главная роль в возрождении самой популярной игры миллионов - футбола принадлежит Крону Флину".
   В столь же восторженных тонах газеты писали о звезде акробатики Лиго Ставене.
   Лишь Антон Пульвер почти не упоминался.
   Разбирая бумаги, Жильцони вновь вернулся мыслями к загадочному выбору длинного Бига. В выборе электронного гиганта был, безусловно, какой-то скрытый смысл - каждый из его избранников оказывался теперь первым в своем роде. Но только причем здесь физика? Причем уравнение мира?
   Шли годы, однообразные словно пики Скалистых гор. Жильцони был теперь бел, как лунь. Его выцветший от времени взгляд не мог долго останавливаться на одной точке. Долгие часы, сидя в комнате, Альвар блуждал глазами по стенам, строчкам раскрытой книги, формулам, не в силах сосредоточиться.
   Он все реже покидал свое пристанище, предпочитая даже голодать, чем выйти на улицу.
   Надежда завершить единую теорию поля давно уже рассеялась. Калькулятор покрылся пылью - Жильцони месяцами не касался его клавиатуры. Он занимался только тем, что прилежно копил газетные статьи о своих питомцах - так Альвар называл в мыслях избранников длинного Бига. Каждый из них был теперь национальной гордостью, за исключением Антона Пульвера, Память его, видимо, повредилась в результате воздействия цеона. А что представлял собой Пульвер без своей феноменальной памяти?
   Так или иначе Биг по-своему прав, выбрав именно их...
   Время от времени Жильцони делал записи в дневнике, занося туда отрывки воспоминаний, а также скудные происшествия, которые время от времени скрашивали его монотонное прозябание.
   Кончена жизнь, думал он, перелистывая дневник. В чьи руки попадет этот свиток страстей и заблуждений? Кто будет листать эти исчерканные страницы, и доищется ли он смысла в них? Или, скользнув равнодушным взглядом, закроет тетрадь? И подумает: вот бессердечный человек. Он все принес в жертву несбыточной надежде. Никого не щадил - ни себя, ни других. Да полно, стоят ли все теории мира одной слезинки, одной загубленной человеческой жизни?
   И не сможет крикнуть Альвар:
   - Если я и заблуждался, то искренне. А разве искренность в заблуждении не снимает половину вины?
   Но Альвару Жильцони суждено было пережить еще одно сильнейшее потрясение.
   Как уже говорилось, когда случился взрыв и Воронье гнездо вспыхнуло, Альвар успел выхватить из огня самое для него ценное - архив, бумаги с записями. Груда блокнотов и рулонов перфоленты возвышалась ныне в углу стола внушительной пирамидой.
   Много раз Жильцони давал себе слово разобрать эту груду, но каждый раз останавливался на полпути: духу не хватало.
   Однажды он все же вооружился терпением и начал с верхушки пирамиды. Для чего, спрашивается, он тащил эту груду на себе там, в Скалистых горах, согласный скорее умереть, чем расстаться с нею? Альвар мог заставить Исава нести эту тяжесть, но тогда погиб бы Лиго Ставен. Альвар этого не сделал.
   Странный предмет привлек внимание Жильцони. Он долго вертел в руках шестигранный вытянутый блок, похожий на карандаш Ах, да, это ведь блок биопамяти. Штука, которую изобрели во время его пятнадцатилетнего отшельничества.
   Что может быть записано на этом блоке? Не все ли равно?
   Жильцони размахнулся, чтобы выбросить блок в корзину для мусора, но какая-то сила удержала его. Он лениво сунул блок в воспроизводитель.
   - ...Люди - серые тени. Временами, когда вспыхивает боль, они кажутся мне совсем одинаковыми, и я не могу отличить их друг от друга.
   До ужаса знакомый голос. Но чей - Альвар не мог припомнить, как ни силился.
   - Я не могу отличить и сна от яви, - продолжал тот же голос. - Сон и действительность настолько переплетаются, что это приводит меня в отчаянье. Может быть, таков удел каждого человека? Надо спросить у хозяина, он знает все. Но я не решаюсь...
   Спросить у хозяина! Ну конечно, это Исав. Записи его биотоков.
   - В последние дни, я заметил, хозяин снова не в духе, - продолжал бесцветный голос Исава. - Такие периоды, не знаю почему, совпадают с обострением моего недуга. Возможно, эти явления связаны между собой.
   "А Исав, оказывается, поумнее, чем я считал", - подумал Жильцони.
   - Что привязывает меня к хозяину? - продолжал изливать свои мысли Исав. - Почему я выполняю его приказы? Я делаю это добровольно - заставить он меня не может. Почему я слушаю Альвара? Может быть, из уважения к нему? Нет, Альвар Жильцони мне неприятен, хотя он и спас мне жизнь. В нем есть что-то отталкивающее. Он признает только свое дело, которое мне не понять. Я думаю, что он ради этого своего дела готов убить человека...
   Жильцони в ярости сжал шарик биосвязи так, что сломал его, до крови поранив ладонь.
   - Да, я не люблю Альвара, - звучал в комнате голос Исава, - но объяснить этого не могу. Подбирать слова - самое трудное для меня занятие. "Ты абсолютный нуль, потому что не умеешь размышлять", - сказал мне однажды хозяин. Он прав, думать я не умею. Но думать не умеют, по-моему, и остальные люди, только они искусно скрывают этот порок.
   "Дельно", - пробормотал Жильцони.
   - В действиях людей нет смысла. Раньше мне казалось, что такой смысл есть, только я не в состоянии постичь его. Теперь вижу, что ошибался. Взять, к примеру, хозяина, который сидит сейчас передо мной а кабине орнитоптера... - голос Исава внезапно пропал, воспроизводитель извергал лишь треск и шипение.
   Альвар вынул блок: кристалл биопамяти в одном месте оказался поврежденным. Вероятно, он его повредил в Скалистых горах. Поперек грани змеилась еле заметная трещинка. Она-то и прервала на полуслове заинтересовавшие его рассуждения Исава. Жильцони вдвинул кристалл поглубже в воспроизводитель и включил звук на полную мощность - в последние годы он стал туговат на ухо.
   - Плот покачивался на воде, и языки пламени колебались, - гремел теперь голос Исава. - Я вышел из лодки. Веселье шло вовсю. Не знаю, какая сила заставила меня пересечь залив Дохлого кита и подняться на плот.
   Хозяина я заметил сразу - он сидел в сторонке на бревне, точно из таких же бревен был собран плот. Рядом с хозяином сидела девушка. Красивее я не видал! Когда я подошел к ним, расталкивая танцующих, она подняла на меня глаза... И я понял, что мы созданы друг для друга.
   Факелы бросали отсветы на ее лицо. Она протянула мне руку и поздоровалась.
   Кажется, хозяину не понравилось, как мы смотрим друг на друга...
   Старый Жильцони закрыл лицо руками: в памяти его возник далекий выпускной банкет на плотах, юность, исполненная надежд, и Шелла, Шелла...
   Он уже не слушал, что говорил Исав, как вдруг одна фраза резнула его слух: "Не могу забыть о посещении длинного Бига", - проговорил Исав.
   Жильцони замер.
   - Хозяин злобствует... Громоздит одну нелепость на другую... - журчал голос Исава. - Вчера он велел мне проникнуть - ни много, ни мало! - к длинному Бигу, чтобы тот решил одну задачу...
   "Ну, ну! Поподробней, Ис!" - произнес Альвар, будто Абор мог его услышать.
   - Я знал, что рискую жизнью, но хозяина ослушаться не мог. Меня толкала вперед неведомая сила, которая и прежде в решающие минуты направляла мои поступки.
   Когда я проходил сквозь защитное поле длинного Бига, мне пришлось решить несколько логических головоломок. Они были рассчитаны на то, чтобы отсеять роботов, и я с ними легко справился.
   Не помню каким образом, но на мне оказалась такая же форма, в которой щеголяли все программисты длинного Бига. Из реплик, которыми они обменивались между собой, я понял, что командный пульт помещается в центральном стволе...
   "Скорей, скорей, Ис", - повторял Жильцони, но Абор продолжал с воловьей неторопливостью:
   - Вход в центральный ствол охраняли белковые роботы с лучеметами. Мне и раньше приходилось видеть эти создания. Они появились, когда хозяин уже обитал в Вороньем гнезде.
   Я решил - снова проверка, но мой вид не вызвал у них никаких подозрений. Вообще я замечал, что белковые роботы благоволят ко мне, в то время как к другим людям испытывают скрытую неприязнь.
   Центральный ствол уходил глубоко под землю. "В случае чего - отсюда не выбраться", - подудел я, и тревога сжала сердце.
   Из центрального ствола я попал в большой зал, где располагался командный пульт. Вокруг сновали озабоченные операторы и программисты, перебрасываясь короткими репликами. Деловито вышагивали манипуляторы, груженые блоками, они походили на тех, которые соорудили для хозяина жилой купол в Вороньем гнезде.
   "Одна фирма поставляла", - отметил про себя Жильцони.
   - Три стены сплошь состояли из мириад ячеек. Я знал, что каждая ячейка заключает в себе сведения о каком-нибудь человеке, и подумал: какая-то из них посвящена хозяину, какая-то - мне, а какая-то - Шелле. И еще подумал: хорошо, если бы две последние ячейки находились рядом...
   "Сентиментальная скотина", - прошипел Жильцони.
   - Даже непосвященному было ясно, что длинный Биг каждую секунду поглощает фантастическое количество самой разнообразной информации, которая стекалась сюда со всех концов республики.
   Я подошел к командному пульту и занял свободное кресло. И в этот момент случилось то, чего я больше всего боялся: у меня вспыхнула боль в затылке. Это был один из приступов, о которых знает хозяин...
   "Видит бог, Исав, я ни при чем, - негромко сказал седовласый Жильцони, приникший к воспроизводителю. - Когда ты был у длинного Бига, я не касался биопередатчика".
   - Хозяин обещает избавить меня от этих приступов, когда он завершит свой непонятный труд и у него появятся деньги, - продолжал изливать свои мысли Исав. - Но в тот момент мне было не до обещаний Альвара. Перед глазами поплыли красные и фиолетовые круги. Чтобы не упасть, я прислонился лбом к ячеистой панели, перед которой сидел. В затылке кто-то ковырялся раскаленной иглой... Одна мысль владела мной: только бы не потерять сознание.
   От резкого стука в дверь Жильцони вздрогнул.
   - Почта, - произнес белковый робот с обычной пластиковой улыбкой.
   Альвар давно уже привык к этим исполнительным созданиям, которые он называл "гибкими машинами", хотя сразу после Вороньего гнезда относился к ним с опаской.
   - Спасибо, - сказал он, взял увесистую пачку и швырнул ее в угол, не читая.
   Шаги белкового дробно простучали по лестнице и стихли в отдалении.
   Жильцони выписывал множество газет из всех уголков страны в поисках материалов об избранниках длинного Бига, с которыми он некогда имел дело. В другое время он сразу начал бы разбирать пачку, вырезать интересные статьи, сортировать их, клеить в альбом...
   Но сейчас он был поглощен прослушиванием мыслей Исава.
   - ...Обе были в голубых облегающих униформах, как и все остальные, продолжал повествовать Исав, Начала фразы Альвар не расслышал, отвлеченный почтальоном, - "Вам нехорошо?" - спросила одна из них, лицо ее мне чем-то напомнило Шеллу. Видно, я здорово побледнел. Хозяин говорит, я бледнею как мел, когда начинается приступ.
   Я боялся открыть рот, опасаясь, что из него вырвется вопль.
   "Опять новенький", - обратилась первая к подруге.
   "Да, у нас долго не задерживаются", - кивнула та, внимательно меня разглядывая. "Сердце?" - спросила первая. Я постарался улыбнуться как можно увереннее: "Пустяки. Все в порядке!", после чего обе девушки ушли.
   Осторожно, стараясь не повернуть шею, я покосился налево и направо. С двух сторон меня охватывала огромная подкова командного пульта длинного Бига. Мне показалось, что это две руки, которые растопырились, чтобы поймать нарушителя.
   Ко мне подошел пожилой человек, дышащий тяжело, астматически. Форма на нем сидела неловко, топорщилась.
   - Добрый день, коллега, - сказал он.
   Я, забывшись, кивнул и тут же едва не закричал.
   - Вы по заданию президента? - спросил незнакомец.
   - Да, - сказал я наугад. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое.
   Слева и справа от меня люди торопливо присаживались к пульту, нашептывали в мембрану задание длинному Бигу, затем получали ответ и убегали. Освободившиеся места тут же занимали другие.
   - Кандидатуры подбираете? - спросил у меня пожилой.
   - Кандидатуры... - ответил я, пораженный.
   - Значит, мы по одному проекту, - заметил он и сел рядом на освободившееся место.
   - Не уверен...
   - Я ищу людей, лишенных физических недостатков.
   - Колонистов для Венеры?
   - Нет, дело здесь другого рода, - покачал головой незнакомец. - Мой проект называется "Возрождение спорта". А ваш?..
   В этот момент рупор на мое счастье провозгласил: "Пульт не задерживать! Пульт не задерживать!", - незнакомец отвернулся и торопливо уткнулся в свою мембрану, бормоча задание.
   ...Я наклонился, как это делали другие программисты, и отчетливо произнес:
   - Проект "Розыск гения". Задание: отыскать среди всех живущих человека, который достиг (или со временем сможет достичь) наибольшего совершенства... - я силился вспомнить окончание фразы, которую твердил мне хозяин, но боль в затылке спутала мысли, и я не сумел этого...
   - Негодяй! - закричал Жильцони и схватился за голову. Теперь, благодаря случайной находке, он понял все.
   Длинный Биг оказался ни при чем. Выполняя заданную программу, он выбрал и в самом деле НАИБОЛЕЕ СОВЕРШЕННЫХ людей. Наиболее совершенных - каждый в своей области, но отнюдь не в области физики, о которой Исав не сказал ему ни слова...
   Стоп! Но почему же длинный Биг включил в список его, Альвара Жильцони?..
   Значит, и Жильцони чего-то стоил? Почему же он ничего не достиг? На что растратил свои способности?
   Между тем воспроизводитель продолжал добросовестно извлекать из кристалла биопамяти то, что некогда было на нем записано.
   - ...Не помню, как я покинул длинного Бига, - доверительно рассказывал Исав. - Уже на станции придя немного в себя, я вытащил из кармана обрывок перфоленты и прочел список, выданный мне Бигом...
   Альвар, сцепив зубы, прослушал список, знакомый ему до последней буквы.
   Все стало на свои места.
   Исав все еще что-то бубнил. Жильцони с яростью ударил кулаком по воспроизводителю, и голос умолк. Кристалл биопамяти его верного помощника Исава разлетелся вдребезги.
   "Гений без винтика!", - вспомнил Жильцони кличку, которую дали ему безжалостные мальчишки с улицы. Видно, неспроста. Недаром же назвал его имя длинный Биг.
   Марк Нуш и Мензи прочили ему блестящее будущее...
   В какой же момент он убил свой талант? Может быть, именно в тот, когда решил лететь в Скалистые горы, чтобы уединиться от людей, последовав нелепому совету?
   Теперь все равно.
   Всю ночь Жильцони мерял ногами комнату. Он вспоминал свою жизнь, которую сам принес в жертву всепоглощающей идее.
   Когда первые рассветные лучи заглянули в окно, Альвар, вконец обессиленный, остановился и вдруг заметил; объемистую пачку, брошенную в углу.
   - Последняя почта, - произнес он и, став на колени, принялся разбирать газеты.
   Снова и снова встречал он имена тех, кого выбрал по программе Исава длинный Биг.
   - Будто больше писать не о чем, - ворчал Жильцони, отшвыривая за газетой газету.
   Видно, живет в людях неистребимая тяга к совершенству. Не она ли объясняет извечное стремление, сквозь тернии - к звездам?
   Жильцони сделал несколько шагов. Стены комнаты дрогнули и начали вращаться. Нечто подобное уже было с ним. Духота предгрозья. Комната, забитая блоками и книгами. Вдохновенное лицо человека, восторжествовавшего над счетной машиной. А затем... Затем произошло нечто ужасное, отвратительное. И виновником оказался он, Альвар Жильцони.
   Может, все это - дурной сон? Кошмар, привидевшийся когда-то? О, если бы!
   Альвар осмотрелся. А может быть, сон - вся его нынешняя жизнь?..
   Он с недоумением взглянул на порез на руке, потрогал пальцем запекшуюся кровь. Саднит. Но разве боль - доказательство того, что он бодрствует? Боль можно ощущать и во сне. Да, боль может настигнуть и во сне, если она горька и всепроникающа.
   Солнце, хлынувшее в комнату, осветило старика. Он сидел у стола, положив голову на груду листов. Серебряная борода свешивалась, колеблемая легким ветром.
   Согбенная фигура была неподвижна, словно изваяние. И тень от нее казалась мертвой. Настолько мертвой, что воробей, залетевший в окно, принялся безбоязненно расхаживать по столу, чирикая и вороша клювом мелкие клочки бумаги.