Страница:
Попечитель побагровел и, нагнувшись, что-то быстро проговорил на ухо генералу, который сидел рядом. Тот несколько раз почтительно кивнул.
Инцидент кое-как замяли - огласка была нежелательна. Строптивому студенту грозили немалые беды, но в конце концов его оставили в покое. Больше всего Альвару помог Марк Нуш - нобелевский лауреат, звезда университета. Мог ли Нуш предполагать, что в самом скором времени сам очутится в положении Альвара Жильцони?..
Так или иначе Жильцони разрешили окончить физический факультет.
Доктор Нуш симпатизировал Альвару. Долгие часы они проводили вместе, в нескончаемых дискуссиях пытаясь нащупать истину. Их часто видели в лабораторном крыле, где они ставили опыты.
Нужно сказать, что на экзаменах Альвар Жильцони особенно не блистал. Позже, в Вороньем гнезде, он понял, почему так происходило. Влияние среды, других людей. "Эффект присутствия", - как выразился старый Мензи.
Теперь с этим влиянием покончено. И ничто не помешает Альвару выполнить подвиг, который он добровольно взвалил на собственные плечи.
Задача оказалась трудней, чем представлялось поначалу. Десять лет он убил на нее. Но теперь, похоже, она близка к завершению. Правда, чем ближе к вершине, тем приходилось труднее: в последнее время работа асе чаще стопорилась, Альвар придумал одну штуку. Что если для инфора смастерить на выходном блоке обычную звуковую мембрану? Тогда можно будет разговаривать не только с самим собой, но и с инфором, который знает очень много...
Конечно, не следует надеяться, что это будет умный собеседник. Всякая машина глупа - это Альвар усвоил давно. Ушли в прошлое времена, когда люди надеялись, что им удастся сконструировать умную машину.
Но лучше глупый собеседник, чем никакого.
Утешенный этим соображением, Альвар рьяно принялся за дело. Он предварительно наговорил на магнитную пленку несколько фраз, анализатор разложил его тембр на гармонические составляющие и обертоны, после чего слепил точную механическую копию голоса человека.
Если раньше, задавая вопросы, Жильцони получал ответы в виде отрезка перфоленты, то теперь инфор отвечает голосом Альвара, разве что чуточку более бесстрастным.
- Не с кем проконсультироваться. Я здесь словно Робинзон, - сказал однажды Альвар, с досадой скомкав исчерканный лист бумаги.
Инфор промолчал - имя Робинзон ему ничего не говорило: машина в свое время усвоила весьма ограниченный запас тех странных книг, которые люди называют беллетристикой. Конструкторы инфора считали, что подобная информация в больших дозах вредна для машины, и уж бесполезна - во всяком случае.
- Ты будешь моим Пятницей, хорошо? - последнее относилось непосредственно к инфору, и снова машина промолчала, так как предложение превратиться в день недели было явно абсурдным.
...Увы, машина не могла объяснить Жильцони, что если уж говорить о днях недели, то Альвару необходима была среда. Та среда, без которой человек не может дышать, а птица - подняться в небо...
Если не считать некоторой тесноты жилого купола, смонтированного киберами-манипуляторами, Альвар устроился неплохо. Он получил все, что хотел. Микрореактор работал исправно, на остальные приборы тоже жаловаться не приходилось.
Иное дело - быт.
После того, как Альвар запретил Исаву прилетать в Воронье гнездо, ему пришлось перейти на хлореллу - пищу космонавтов. Синтезатор ему привез Исав во время своего последнего рейса в Воронье гнездо.
- Мне показалось, что тебе нужна эта штука, хозяин, - сказал Исав, выгружая из орнитоптера громоздкий куб синтезатора пищи.
Альвар кивнул.
Он давно уже махнул рукой на то, что Исав упорно называет его хозяином.
Отрываясь от работы на время завтрака, обеда или ужина, Альвар с отвращением смотрел на маленькие аккуратные кирпичики, которые синтезатор исправно выплевывал на поднос.
Экспериментаторы открывали новую элементарную частицу, и Альвар старался втиснуть ее в уравнения. К помощи приборов, для того чтобы проверить какую-нибудь каверзную формулу, он прибегал редко.
- Орудие физика-теоретика - карандаш и бумага, - любил повторять Марк Нуш, его учитель.
Об открытиях новых частиц Жильцони узнавал от Исава - тот передавал по радио содержание статей из физических журналов.
Шли дни, похожие друг на друга, как близнецы. Даже в самую жаркую погоду в ущелье было прохладно, а в сырые дни, в холода Альвар включал до отказа костюмную термоткань, да и купол имел обогрев.
Ничто здесь не должно было мешать тому, чтобы гений Альвара Жильцони развернулся во всей полноте. На всякий случай по приказу Альвара манипуляторы смонтировали над ущельем магнитную защиту, так что и шальная птица не смогла бы сюда залететь. Но невидимая оболочка предназначалась, конечно, не для защиты от птиц. Альвар слишком хорошо запомнил предупреждение Мензи. Магнитная защита должна была способствовать абсолютной изоляции гениального мыслителя. По идее Жильцони, защита должна была отразить чью-нибудь случайную альфа-волну, если бы таковая, хотя и в ослабленном виде, вдруг доплеснулась до Вороньего гнезда.
3. УРАВНЕНИЕ МИРА
С осветительных панелей единственной комнаты купола струился неживой свет. По расчетам Альвара, был вечер, но проверить в свое предположение он медлил. Не хотелось выходить наружу.
Что-то нездоровится сегодня. Знобит. Альвар расправил куртку, небрежно брошенную на спинку стула, и накинул ее на плечи. Похоже на малярию. Но откуда? Ведь он, как и все остальные, прошел полипрививку. Еще в интернате.
А интересно, может ли комар проникнуть сквозь магнитную защиту?
Этого не очень глубокомысленного вопроса оказалось достаточно, чтобы выбить Альвара из седла. Он дернул себя за бороду, отложил в сторону карандаш и задумался. Смотрел на математические символы, но мысль его витала далеко.
Сегодня юбилей.
В этот самый день ровно пятнадцать лет назад прилетел он сюда. Старенький, неоднократно чиненный орнитоптер доставил его с Исавом в Скалистые горы, в точку, которую Альвар перед этим долго и тщательно выбирал по стереокарте.
У него было мало багажа и много надежд.
Чего же он достиг за годы каторжного труда?
На первый взгляд Альвар сделал немало. Он сумел связать в систему добрых три десятка элементарных частиц, от позитронов до гиперонов. Он свел воедино результаты тысяч экспериментов, изложенных в тысячах статей.
Электронный мозг с такой задачей справиться никак не мог бы.
Дело в том, что многие данные не очень-то хорошо согласовывались между собой, а иной раз и просто противоречили друг другу. Как выяснить, почему? Некорректно поставлен эксперимент? Неправильно производились измерения? А может, статью писал недобросовестный ученый, подтасовывая факты, чтобы вызвать минутную сенсацию?
В этих адских джунглях разобраться было почти невозможно.
Альвар сверял, сличал, уличал, прежде чем сделать крохотный шаг вперед.
Поручи такую работу электронному мозгу, и он сгорит на первом же логическом противоречии.
Жильцони выдержал искус - человек крепче машины и обладает гибкой логикой. Ему удалось доказать, что все тридцать элементарных частиц представляют собой не что иное, как одну и ту же прачастицу, только в разных энергетических состояниях. Так умелый актер может перевоплощаться с помощью грима в десятки различных лиц.
Физики, наверно, с восторгом встретили бы его результат. Но Альвар не обольщался: до единой теории поля, до уравнения мира было по-прежнему далеко...
Всего-навсего несколько "странных" частиц не желали укладываться в схему, которую разработал Жильцони. Пустяк? Он знал уже цену подобным пустякам. Один мелкий экспериментальный факт, поначалу кажущийся случайным, может взорвать стройное здание теории.
Он встал из-за стола, сделал несколько шагов, пытаясь согреться.
Выращиватель пищи тихонько гудел. Проходя мимо, Альвар старался не глядеть на него. Всякому терпению есть предел. Иногда он испытывал непреодолимое желание схватить молоток и разбить вдребезги ненавистное брюхо эллипсоида, в котором неутомимо выращивалась проклятая хлорелла.
Наконец-то догадался глянуть на часы: скоро полночь.
Подошел к столу рассеянно переложил несколько листков, вздохнул:
- Не вижу берега.
- Какого берега ты не видишь, Жильцони? - раздался внезапно голос. Его голос! Он не сразу сообразил, что это говорит "озвученный" инфор.
- Почему ты без команды заговорил? - строго спросил Альвар. До сих пор инфор только отвечал на его вопросы.
- Потому что ты сказал нелепицу: ближайший отсюда берег расположен на расстоянии две тысячи триста двадцать четыре...
- Замолчи, - с досадой прервал его Альвар, и инфор послушно умолк.
Очевидно, инфор перестроился: накапливая из года в год информацию о человеке, который с ним общался, аппарат приобретал новые качества.
Альвар лег на койку.
- Инфор!
- Да, - с готовностью откликнулся аппарат.
- Давай тебе имя придумаем?
- Имя бывает у людей.
- Не только. Любой корабль, любой ракетоплан тоже имеет имя, - заметил Альвар.
- Согласен.
Альвар закинул руки за голову.
- Назовем тебя... скажем, Чарли. Был у меня когда-то приятель с таким именем. Хорошо?
- Тогда уж лучше Нильс.
- Почему Нильс?
- Так звали физика, который впервые предложил планетарную модель атома, сыгравшую...
- В честь Бора, - расшифровал Альвар. - Будь по-твоему. Нильс, так Нильс.
- Скажи, Жильцони, в чем сущность единой теории поля? - спросил неожиданно инфор.
- Если б я мог ответить на этот вопрос, нам с тобой, Нильс, здесь нечего было бы делать, - улыбнулся Альвар.
Поболтав с инфором, Альвар почувствовал себя немного лучше. Сейчас он встанет, сварит кофе и выпьет ароматный, обжигающий напиток.
На днях ему удалось решить задачу, представляющую важное звено в общей теории. И хотя берега по-прежнему не видно, он заслужил нынче право на отдых.
Можно с Нильсом поговорить. Он нафарширован информацией, как десяток крупнейших энциклопедий мира, а кроме того, ежедневно обогащается с помощью Альвара все новыми и новыми знаниями.
Жильцони понимал, что на определенной ступени накопления фактических знаний у кибернетической системы такого типа, как Нильс, должны образовываться какие-то новые логические связи. Диалектический закон перехода количества в качество универсален. Но каким будет это новое качество?
Вполне могло оказаться, что Нильс мыслит на уровне семилетнего ребенка. Ведь логика Нильса - в той мере, в какой она уже выкристаллизовалась, возникла самостоятельно, без руководства людей-программистов или других логических машин.
"Ну и что ж, - размышлял Альвар, доливая кофе. - Пусть мыслительные способности Нильса примитивны, а логика - наивна. Это тоже интересно".
Назавтра работа снова остановилась. Это вызвало у Жильцони приступ ярости, и он поймал себя на мысли: если для решения задачи нужно было бы убить человека, он сделал бы это.
В следующую минуту Альвар ужаснулся. Отшельничество, что ли, так ожесточило его? Или кровь и пот, с которыми достается каждый шаг?
В этот день абстрактный человек, придуманный воспаленным воображением Альвара, все время носился перед его умственным взором, принимая каждый раз обличье какого-нибудь давнего знакомого. Убил бы или нет? "Нет, нет", - исступленно шептал он вслух, разделываясь с интегралами, словно с личными врагами. "Но перед самим-то собой, перед собой можешь не лицемерить", - твердил свое внутренний голос.
В конечном счете Альвар постарался утешить себя соображением, что для блага всего человечества никакая жертва не является чрезмерной.
Что значит одна человеческая жизнь в сравнении с миллиардами?!
И потом, не жалеет же он собственной жизни в этом чертовом Вороньем гнезде. О, он с радостью прыгнул бы в пропасть, если бы после него на клочке бумаги осталось то, что он искал.
Альвар часто вспоминал Шеллу, хотя настрого запретил Исаву разузнавать что-либо о ней. Где она сейчас, с кем дружит, чем занимается?
Когда они расстались, ей было двадцать. Значит, сейчас - тридцать пять. Невеселая арифметика.
Но ничего, осталось немного. Он завершит единую теорию поля и вернется, разыщет ее.
А что если он не справится с грандиозной задачей?.. Не осилит всего урагана фактов, связанных с превращениями материи? И жизнь растрачена впустую?
От этой мысли Альвара бросило в жар. До сих пор он верил в свою звезду. Уверенность подкреплялась авторитетным заключением Мензи.
Но мог же старик ошибиться?..
Через мгновение Альвар справился со своей слабостью, но неприятный осадок остался. Это мешало сосредоточиться, потом - отдыхать, потом уснуть.
- Жильцони, что такое элементарная частица? - среди ночи ровно прозвучал его собственный голос.
Альвар ухватился за вопрос, заданный Нильсом, как за якорь спасения.
- Элементарная частица, Нильс, это та ступень, которой достиг человек, спускаясь в глубины вещества.
- Только ступень?
- Да.
- И за ней последуют другие, ведущие еще глубже? - продолжал допытываться Нильс.
- Безусловно.
- Этот процесс бесконечен?
- Да, потому что материя неисчерпаема вглубь.
- Если так, то не думаешь ли ты, что занимаешься бессмыслицей? Что задача, которую ты поставил перед собой, не имеет решения?..
"Нильс не так глуп, - отметил про себя Альвар. - Разве не те же сомнения терзают меня?".
- Если твоя теория - всего лишь ступень, то как может она претендовать на абсолютность?
- Она и не претендует на абсолютность.
- Тогда зачем она?
- Видишь ли, Нильс... Я, как физик, уверен, что законы природы просты в своей сущности. А сложность формулировок отражает неточность, недостаток нашего знания. И единая теория поля, которую я завершаю, должна послужить прожектором, освещающим путь познания сущего - от микромира до галактик.
- Но сам-то путь бесконечен?
- И что же?
- Значит, цель недостижима, - сделал Нильс вывод, безупречный с точки зрения формальной логики.
- Стремление к цели столь же ценно, как сама цель, - вспомнил Альвар одно из любимых изречений Марка Нуша.
Вероятно, если бы Нильс мог, он пожал бы плечами.
- Физики продолжают открывать все новые микрочастицы, - сказала машина.
Альвар невесело усмехнулся:
- Знаю.
- Не сметет ли лавина новых частиц твою теорию единого поля?
- Нет.
- Почему ты так думаешь?
- Всем новым, еще не открытым частицам должно быть место в моей теории, - пояснил Альвар. - Точно так же, как в таблице, которую создал Дмитрий Менделеев, были свободные клеточки для еще не открытых химических элементов. Эти вещества еще искали в колбах и ретортах, а Менделеев уже знал, какими свойствами будут обладать вновь открытые элементы.
- Значит, твоя теория должна иметь силу предвидения для микрочастиц, которые еще не открыты?
- Да.
Нильс долго молчал, что-то обдумывая. Через продолжительное время, когда Альвар уже засыпал, машина произнесла:
- Химические элементы - одно, элементарные частицы - другое. Ты не сумеешь решить свою задачу.
- Ты ограничен, Нильс.
- Вспомни историю познания микромира, - возразила спокойно, как всегда, машина.
Голос Нильса журчал, добросовестно излагая информацию, записанную в блоках памяти. К трем часам утра он добрался до неясной - до сих пор! природы ядерных сил, тесно связанных с характером светового излучения, не преминув при этом привести афоризм из студенческого фольклора, почерпнутый в какой-то из предыдущих бесед с Альваром: свет - самое темное место в физике.
- Да что там свет! - продолжал Нильс развивать свою мысль. - Даже в классической физике, которая считается давным-давно завершенной, есть неясные места. Зачем далеко ходить? В обычной ньютоновской механике до сих пор нет удовлетворительного определения понятия силы... Сила - самое слабое место в механике, - заключил Нильс.
Альвар вяло возражал Нильсу.
Под утро машина изрекла:
- Теперь ясно, что ты взялся за непосильное дело.
- Замолчи! - взорвался Жильцони, но Нильс продолжал:
- Задача твоя не имеет решения. Дело не в несовершенстве человеческого ума.
- А в чем же?
- В природе вещей. Нельзя измерить, бесконечность в милях и дюймах.
Альвар вскочил и выключил машину. Но мог ли он выключить охватившие его сомнения?..
Можно ли разобраться в хаосе микромира, где так называемый здравый смысл, выработанный человеком в течение тысячелетней эволюции, становится нелепым и смешным? И как может этот диковинный мир непрерывных взрывов и катастроф служить основой нашего, по виду такого благополучного мира? Каждое мгновение в каждой бесконечно малой ячейке пространства рождаются и бесследно гибнут в неуловимо быстрых вспышках мириады частиц. Как же может в результате получаться картина логически связного мира, в котором мы обитаем?
Может быть, эта задача и впрямь неразрешима? Может быть, Нильс прав?
Альвар сжал голову руками. Еще немного, и он сойдет с ума. Человека! Он должен увидеть себе подобного, и немедленно.
Блуждающий взгляд его остановился на ноже для открывания консервов. Когда надоедала пища из выращивателя, он переходил на консервы, хотя и не любил их.
Альвар тупо вертел в руках никелированную штучку. Потрогал пальцем лезвие. Затупилось. Не годится - промучишься, пока лишишь себя жизни. Надо наточить. Он уже позабыл о том, что несколько минут назад хотел увидеть себе подобного.
Жильцони поднялся и, шаркая, вышел из купола.
Низкие облака неслись по небу, оставляя на скалах дымящиеся клочья. Порывистый ветер раскачивал деревья.
Он подошел к ближайшему дереву и консервным ножом сделал на нем очередную зарубку, с трудом отыскав на коре живое местечко. Затем прислонился к дереву пылающим лбом.
Плюнуть на все и вернуться на щите? Вновь увидеть человеческие лица, услышать смех и чужой говор, а не собственный голос, воспроизведенный машиной.
Признать свое поражение? Снова стать рядовым физиком, которых тысячи и тысячи? Ковыряться в частных экспериментах, не видя дальше собственного носа? Всю жизнь гоняться за какой-нибудь микрочастицей - и так и не поймать ее?
Отказаться от попыток найти связь вещей, и никогда уже не возвыситься над хаосом микромира.
Нет, что угодно, только не это!
Альвар опустился на колени и принялся затачивать лезвие ножа о выпуклую поверхность гранитного валуна, сглаженную временем и непогодами.
Глупо, конечно, таким манером завершить жизнь. Но что делать? В сущности, у него нет другого выхода. Он умрет, и плоть его сгниет, а одежда истлеет. Кто знает, через сколько лет в это заброшенное ущелье случайно забредет одинокий путник? Магнитная защита Вороньего гнезда к тому времени разладится. Отбившийся от группы альпинист или геолог обнаружит в ущелье странный купол, заржавевшие приборы, дерево, испещренное потемневшими зарубками, и рядом - побелевший скелет. Путник будет думать и гадать, но никогда не узнает он о трагедии, которая разыгралась в заброшенном ущелье.
Возможно, человечество никогда не было так близко к разгадке самой сокровенной тайны природы, как в те годы, когда он, Альвар Жильцони, добровольный отшельник, исступленно трудился в Вороньем гнезде, пытаясь сплавить воедино тысячи и тысячи разноречивых данных.
Но кто сказал, что создать уравнение мира способен только он, Альвар Жильцони?
Может быть, найдется на белом сеете еще кто-нибудь, способный взвалить на плечи бремя единой теории поля?
Пораженный этой мыслью, Альвар замер у валуна.
Теперь, когда он у края банкротства, вдруг может оказаться, что есть такой счастливчик, которому задача по силам. Он добьется того, чего не сумел достичь Альвар Жильцони. И может быть, ценой неизмеримо меньших усилий.
Несправедливо.
Но разве не смешно говорить о справедливости в этом мире?..
Неудавшегося физика Альвара Жильцони едва ли кто-нибудь вспомнит.
Нет, черт возьми, роль неудачника - не его роль. Так просто он не уйдет со сцены. Занавес не опущен, действие продолжается.
Есть еще один слабый шанс - просмотреть тщательно собственные расчеты. Может быть, в них вкралась ошибка, которая свела на нет все хитроумные построения Альвара?
Он размахнулся, швырнул консервный нож и решительно зашагал к куполу, который призывно светился.
Для начала Альвар наскоро перекусил. Даже осточертевшие брикеты показались ему на сей раз вкуснее обычного. Затем сел к столу, придвинул калькулятор и погрузился в проверку расчетов.
Миновала неделя, и Жильцони понял, что надеяться не на что. Ошибок в расчетах он не обнаружил. По крайней мере явных ошибок. Но ошибкой могло оказаться любое предположение, любая гипотеза, на которых зиждилась его теория.
Нет, не выбраться ему из этой тины предположений, при одних условиях справедливых, при других - противоречащих друг другу.
Все кончено. Эта неделя отняла у него последнюю надежду. В бороде появились первые седые волосы.
Разве не принес он в жертву своей идее все, что является самым ценным для заурядного человека, - молодость, карьеру, наконец, личное счастье?
А кто-то другой сорвет походя плод, за который Жильцони готов отдать жизнь.
Он, Альвар Жильцони, выстрадал единую теорию поля. Честь открытия уравнения мира должна принадлежать ему и никому другому на свете!
...Припомнился далекий разговор с доктором Кушем, положивший начало их сближению. Они проводили тонкий опыт по дифракции фотонов. В лаборатории было душно и сыро, несмотря на включенные кондиционеры.
Марк Нуш расстегнул ковбойку и, тяжело дыша, уселся на угол стола.
- О чем ты задумался, Альви? - спросил он своего ассистента.
Жильцони отвернул голову от установки и, несмело улыбнувшись, произнес:
- О единой теории поля.
Он ожидал разноса за то, что отвлекается во время ответственного опыта, но Нуш неожиданно сказал:
- Я тоже думаю о единой теории поля. Знаешь, мальчик, кому она окажется по плечу?
- Кому? - жадно спросил Альвар.
- Тому, кто ничего не принимает на веру. Кто ставит под сомнение научные догмы, которые другим физикам кажутся бесспорными. Таким был Альберт Эйнштейн.
Жильцони почувствовал необъяснимую тягу к тому человеку, который угадывал самые сокровенные его мысли.
- Только гений может правильно смотреть на вещи, - сказал Альвар.
- Именно так, коллега, - согласился Нуш. Он тоже симпатизировал этому парню с лихорадочным блеском в глазах.
- Гений идет впереди остальных, прокладывает новые пути в науке. Его ошибки стоят дорого, надолго тормозя развитие физики, зато победам гения нет цены!.. - продолжал увлекшийся Жильцони. Он торопился выложить Нушу все, что вынашивал долгими ночами, на нудных лекциях, на физических семинарах.
Разговор продолжился в столовой.
- Для достижения своей цели гений может использовать любые средства, сказал Жильцони.
- Не любые, Альви, - покачал головой Нуш, придвигая к себе солонку.
- Любые, - отрезал Альвар. - И в первую голову - нужно уметь отречься от себя.
Нуш вздохнул:
- Не всякому это дано.
- Разве может чего-то серьезного добиться физик, который растрачивает свей талант по пустякам, на обучение бездарей и пустые книжонки...
- Популярные книжки тоже нужны, - не очень уверенно сказал Нуш, убеждая больше самого себя, чем собеседника.
Альвар выпалил:
- Вы сами себя не знаете, доктор Нуш!
- Возможно. Боюсь, что ведомство длинного Бига знает меня куда лучше, чем я сам, - грустно согласился Нуш. - А в тебя, Альви, я верю. У тебя есть передо мной два неоспоримых преимущества - молодость и честолюбие. Ты способен на многое, несмотря на непостижимые срывы.
Альвар и сам верил в себя. Верил, несмотря ни на что. И вот теперь, после пятнадцати лет, проведенных в Вороньем гнезде, он усомнился в своем предназначении.
Разыгравшееся воображение вновь и вновь рисует перед ним картину: где-то корпит над регистрационной книгой чиновник третьего класса, будущий Эйнштейн, еще не помышляющий о своем высоком предначертании. Он корпит год, два и еще сколько-то. А потом вдруг легко делает то, над чем всю жизнь безуспешно бился Жильцони...
Измученный бессонницей Альвар прислонился к дереву с зарубками.
- Я своими руками убил бы этого чиновника, - пробормотал он, не замечая, что разговаривает сам с собой. - Но как его разыскать, проклятого счастливчика?
О, если бы только Жильцони мог его разыскать!.. Но в этом случае вовсе не обязательно его убивать, этого чиновника, или повара, или зубного техника.
Можно было бы поступить иначе...
Цель оправдывает средства!
Альвар новым взглядом обвел Воронье гнездо. В этом диком уголке он безраздельный диктатор. Если бы только удалось заполучить сюда этого счастливчика... Побеседовать с ним здесь, выяснить его мнение о единой теории поля было бы нетрудно. На всякий случай под рукой будет его помощник Исав, сильный и послушный.
А если человек, доставленный в Воронье гнездо, еще не начал заниматься уравнением мира... Что ж, тогда дело еще проще. Жильцони просто будет сотрудничать с ним, незаметно наталкивая на новые участки работы. Нужные книги, справочники, микрофото журнальных статей - пожалуйста, все под рукой.
Он каждый день доил бы незнакомца, как заботливая и терпеливая хозяйка доит козу.
Инцидент кое-как замяли - огласка была нежелательна. Строптивому студенту грозили немалые беды, но в конце концов его оставили в покое. Больше всего Альвару помог Марк Нуш - нобелевский лауреат, звезда университета. Мог ли Нуш предполагать, что в самом скором времени сам очутится в положении Альвара Жильцони?..
Так или иначе Жильцони разрешили окончить физический факультет.
Доктор Нуш симпатизировал Альвару. Долгие часы они проводили вместе, в нескончаемых дискуссиях пытаясь нащупать истину. Их часто видели в лабораторном крыле, где они ставили опыты.
Нужно сказать, что на экзаменах Альвар Жильцони особенно не блистал. Позже, в Вороньем гнезде, он понял, почему так происходило. Влияние среды, других людей. "Эффект присутствия", - как выразился старый Мензи.
Теперь с этим влиянием покончено. И ничто не помешает Альвару выполнить подвиг, который он добровольно взвалил на собственные плечи.
Задача оказалась трудней, чем представлялось поначалу. Десять лет он убил на нее. Но теперь, похоже, она близка к завершению. Правда, чем ближе к вершине, тем приходилось труднее: в последнее время работа асе чаще стопорилась, Альвар придумал одну штуку. Что если для инфора смастерить на выходном блоке обычную звуковую мембрану? Тогда можно будет разговаривать не только с самим собой, но и с инфором, который знает очень много...
Конечно, не следует надеяться, что это будет умный собеседник. Всякая машина глупа - это Альвар усвоил давно. Ушли в прошлое времена, когда люди надеялись, что им удастся сконструировать умную машину.
Но лучше глупый собеседник, чем никакого.
Утешенный этим соображением, Альвар рьяно принялся за дело. Он предварительно наговорил на магнитную пленку несколько фраз, анализатор разложил его тембр на гармонические составляющие и обертоны, после чего слепил точную механическую копию голоса человека.
Если раньше, задавая вопросы, Жильцони получал ответы в виде отрезка перфоленты, то теперь инфор отвечает голосом Альвара, разве что чуточку более бесстрастным.
- Не с кем проконсультироваться. Я здесь словно Робинзон, - сказал однажды Альвар, с досадой скомкав исчерканный лист бумаги.
Инфор промолчал - имя Робинзон ему ничего не говорило: машина в свое время усвоила весьма ограниченный запас тех странных книг, которые люди называют беллетристикой. Конструкторы инфора считали, что подобная информация в больших дозах вредна для машины, и уж бесполезна - во всяком случае.
- Ты будешь моим Пятницей, хорошо? - последнее относилось непосредственно к инфору, и снова машина промолчала, так как предложение превратиться в день недели было явно абсурдным.
...Увы, машина не могла объяснить Жильцони, что если уж говорить о днях недели, то Альвару необходима была среда. Та среда, без которой человек не может дышать, а птица - подняться в небо...
Если не считать некоторой тесноты жилого купола, смонтированного киберами-манипуляторами, Альвар устроился неплохо. Он получил все, что хотел. Микрореактор работал исправно, на остальные приборы тоже жаловаться не приходилось.
Иное дело - быт.
После того, как Альвар запретил Исаву прилетать в Воронье гнездо, ему пришлось перейти на хлореллу - пищу космонавтов. Синтезатор ему привез Исав во время своего последнего рейса в Воронье гнездо.
- Мне показалось, что тебе нужна эта штука, хозяин, - сказал Исав, выгружая из орнитоптера громоздкий куб синтезатора пищи.
Альвар кивнул.
Он давно уже махнул рукой на то, что Исав упорно называет его хозяином.
Отрываясь от работы на время завтрака, обеда или ужина, Альвар с отвращением смотрел на маленькие аккуратные кирпичики, которые синтезатор исправно выплевывал на поднос.
Экспериментаторы открывали новую элементарную частицу, и Альвар старался втиснуть ее в уравнения. К помощи приборов, для того чтобы проверить какую-нибудь каверзную формулу, он прибегал редко.
- Орудие физика-теоретика - карандаш и бумага, - любил повторять Марк Нуш, его учитель.
Об открытиях новых частиц Жильцони узнавал от Исава - тот передавал по радио содержание статей из физических журналов.
Шли дни, похожие друг на друга, как близнецы. Даже в самую жаркую погоду в ущелье было прохладно, а в сырые дни, в холода Альвар включал до отказа костюмную термоткань, да и купол имел обогрев.
Ничто здесь не должно было мешать тому, чтобы гений Альвара Жильцони развернулся во всей полноте. На всякий случай по приказу Альвара манипуляторы смонтировали над ущельем магнитную защиту, так что и шальная птица не смогла бы сюда залететь. Но невидимая оболочка предназначалась, конечно, не для защиты от птиц. Альвар слишком хорошо запомнил предупреждение Мензи. Магнитная защита должна была способствовать абсолютной изоляции гениального мыслителя. По идее Жильцони, защита должна была отразить чью-нибудь случайную альфа-волну, если бы таковая, хотя и в ослабленном виде, вдруг доплеснулась до Вороньего гнезда.
3. УРАВНЕНИЕ МИРА
С осветительных панелей единственной комнаты купола струился неживой свет. По расчетам Альвара, был вечер, но проверить в свое предположение он медлил. Не хотелось выходить наружу.
Что-то нездоровится сегодня. Знобит. Альвар расправил куртку, небрежно брошенную на спинку стула, и накинул ее на плечи. Похоже на малярию. Но откуда? Ведь он, как и все остальные, прошел полипрививку. Еще в интернате.
А интересно, может ли комар проникнуть сквозь магнитную защиту?
Этого не очень глубокомысленного вопроса оказалось достаточно, чтобы выбить Альвара из седла. Он дернул себя за бороду, отложил в сторону карандаш и задумался. Смотрел на математические символы, но мысль его витала далеко.
Сегодня юбилей.
В этот самый день ровно пятнадцать лет назад прилетел он сюда. Старенький, неоднократно чиненный орнитоптер доставил его с Исавом в Скалистые горы, в точку, которую Альвар перед этим долго и тщательно выбирал по стереокарте.
У него было мало багажа и много надежд.
Чего же он достиг за годы каторжного труда?
На первый взгляд Альвар сделал немало. Он сумел связать в систему добрых три десятка элементарных частиц, от позитронов до гиперонов. Он свел воедино результаты тысяч экспериментов, изложенных в тысячах статей.
Электронный мозг с такой задачей справиться никак не мог бы.
Дело в том, что многие данные не очень-то хорошо согласовывались между собой, а иной раз и просто противоречили друг другу. Как выяснить, почему? Некорректно поставлен эксперимент? Неправильно производились измерения? А может, статью писал недобросовестный ученый, подтасовывая факты, чтобы вызвать минутную сенсацию?
В этих адских джунглях разобраться было почти невозможно.
Альвар сверял, сличал, уличал, прежде чем сделать крохотный шаг вперед.
Поручи такую работу электронному мозгу, и он сгорит на первом же логическом противоречии.
Жильцони выдержал искус - человек крепче машины и обладает гибкой логикой. Ему удалось доказать, что все тридцать элементарных частиц представляют собой не что иное, как одну и ту же прачастицу, только в разных энергетических состояниях. Так умелый актер может перевоплощаться с помощью грима в десятки различных лиц.
Физики, наверно, с восторгом встретили бы его результат. Но Альвар не обольщался: до единой теории поля, до уравнения мира было по-прежнему далеко...
Всего-навсего несколько "странных" частиц не желали укладываться в схему, которую разработал Жильцони. Пустяк? Он знал уже цену подобным пустякам. Один мелкий экспериментальный факт, поначалу кажущийся случайным, может взорвать стройное здание теории.
Он встал из-за стола, сделал несколько шагов, пытаясь согреться.
Выращиватель пищи тихонько гудел. Проходя мимо, Альвар старался не глядеть на него. Всякому терпению есть предел. Иногда он испытывал непреодолимое желание схватить молоток и разбить вдребезги ненавистное брюхо эллипсоида, в котором неутомимо выращивалась проклятая хлорелла.
Наконец-то догадался глянуть на часы: скоро полночь.
Подошел к столу рассеянно переложил несколько листков, вздохнул:
- Не вижу берега.
- Какого берега ты не видишь, Жильцони? - раздался внезапно голос. Его голос! Он не сразу сообразил, что это говорит "озвученный" инфор.
- Почему ты без команды заговорил? - строго спросил Альвар. До сих пор инфор только отвечал на его вопросы.
- Потому что ты сказал нелепицу: ближайший отсюда берег расположен на расстоянии две тысячи триста двадцать четыре...
- Замолчи, - с досадой прервал его Альвар, и инфор послушно умолк.
Очевидно, инфор перестроился: накапливая из года в год информацию о человеке, который с ним общался, аппарат приобретал новые качества.
Альвар лег на койку.
- Инфор!
- Да, - с готовностью откликнулся аппарат.
- Давай тебе имя придумаем?
- Имя бывает у людей.
- Не только. Любой корабль, любой ракетоплан тоже имеет имя, - заметил Альвар.
- Согласен.
Альвар закинул руки за голову.
- Назовем тебя... скажем, Чарли. Был у меня когда-то приятель с таким именем. Хорошо?
- Тогда уж лучше Нильс.
- Почему Нильс?
- Так звали физика, который впервые предложил планетарную модель атома, сыгравшую...
- В честь Бора, - расшифровал Альвар. - Будь по-твоему. Нильс, так Нильс.
- Скажи, Жильцони, в чем сущность единой теории поля? - спросил неожиданно инфор.
- Если б я мог ответить на этот вопрос, нам с тобой, Нильс, здесь нечего было бы делать, - улыбнулся Альвар.
Поболтав с инфором, Альвар почувствовал себя немного лучше. Сейчас он встанет, сварит кофе и выпьет ароматный, обжигающий напиток.
На днях ему удалось решить задачу, представляющую важное звено в общей теории. И хотя берега по-прежнему не видно, он заслужил нынче право на отдых.
Можно с Нильсом поговорить. Он нафарширован информацией, как десяток крупнейших энциклопедий мира, а кроме того, ежедневно обогащается с помощью Альвара все новыми и новыми знаниями.
Жильцони понимал, что на определенной ступени накопления фактических знаний у кибернетической системы такого типа, как Нильс, должны образовываться какие-то новые логические связи. Диалектический закон перехода количества в качество универсален. Но каким будет это новое качество?
Вполне могло оказаться, что Нильс мыслит на уровне семилетнего ребенка. Ведь логика Нильса - в той мере, в какой она уже выкристаллизовалась, возникла самостоятельно, без руководства людей-программистов или других логических машин.
"Ну и что ж, - размышлял Альвар, доливая кофе. - Пусть мыслительные способности Нильса примитивны, а логика - наивна. Это тоже интересно".
Назавтра работа снова остановилась. Это вызвало у Жильцони приступ ярости, и он поймал себя на мысли: если для решения задачи нужно было бы убить человека, он сделал бы это.
В следующую минуту Альвар ужаснулся. Отшельничество, что ли, так ожесточило его? Или кровь и пот, с которыми достается каждый шаг?
В этот день абстрактный человек, придуманный воспаленным воображением Альвара, все время носился перед его умственным взором, принимая каждый раз обличье какого-нибудь давнего знакомого. Убил бы или нет? "Нет, нет", - исступленно шептал он вслух, разделываясь с интегралами, словно с личными врагами. "Но перед самим-то собой, перед собой можешь не лицемерить", - твердил свое внутренний голос.
В конечном счете Альвар постарался утешить себя соображением, что для блага всего человечества никакая жертва не является чрезмерной.
Что значит одна человеческая жизнь в сравнении с миллиардами?!
И потом, не жалеет же он собственной жизни в этом чертовом Вороньем гнезде. О, он с радостью прыгнул бы в пропасть, если бы после него на клочке бумаги осталось то, что он искал.
Альвар часто вспоминал Шеллу, хотя настрого запретил Исаву разузнавать что-либо о ней. Где она сейчас, с кем дружит, чем занимается?
Когда они расстались, ей было двадцать. Значит, сейчас - тридцать пять. Невеселая арифметика.
Но ничего, осталось немного. Он завершит единую теорию поля и вернется, разыщет ее.
А что если он не справится с грандиозной задачей?.. Не осилит всего урагана фактов, связанных с превращениями материи? И жизнь растрачена впустую?
От этой мысли Альвара бросило в жар. До сих пор он верил в свою звезду. Уверенность подкреплялась авторитетным заключением Мензи.
Но мог же старик ошибиться?..
Через мгновение Альвар справился со своей слабостью, но неприятный осадок остался. Это мешало сосредоточиться, потом - отдыхать, потом уснуть.
- Жильцони, что такое элементарная частица? - среди ночи ровно прозвучал его собственный голос.
Альвар ухватился за вопрос, заданный Нильсом, как за якорь спасения.
- Элементарная частица, Нильс, это та ступень, которой достиг человек, спускаясь в глубины вещества.
- Только ступень?
- Да.
- И за ней последуют другие, ведущие еще глубже? - продолжал допытываться Нильс.
- Безусловно.
- Этот процесс бесконечен?
- Да, потому что материя неисчерпаема вглубь.
- Если так, то не думаешь ли ты, что занимаешься бессмыслицей? Что задача, которую ты поставил перед собой, не имеет решения?..
"Нильс не так глуп, - отметил про себя Альвар. - Разве не те же сомнения терзают меня?".
- Если твоя теория - всего лишь ступень, то как может она претендовать на абсолютность?
- Она и не претендует на абсолютность.
- Тогда зачем она?
- Видишь ли, Нильс... Я, как физик, уверен, что законы природы просты в своей сущности. А сложность формулировок отражает неточность, недостаток нашего знания. И единая теория поля, которую я завершаю, должна послужить прожектором, освещающим путь познания сущего - от микромира до галактик.
- Но сам-то путь бесконечен?
- И что же?
- Значит, цель недостижима, - сделал Нильс вывод, безупречный с точки зрения формальной логики.
- Стремление к цели столь же ценно, как сама цель, - вспомнил Альвар одно из любимых изречений Марка Нуша.
Вероятно, если бы Нильс мог, он пожал бы плечами.
- Физики продолжают открывать все новые микрочастицы, - сказала машина.
Альвар невесело усмехнулся:
- Знаю.
- Не сметет ли лавина новых частиц твою теорию единого поля?
- Нет.
- Почему ты так думаешь?
- Всем новым, еще не открытым частицам должно быть место в моей теории, - пояснил Альвар. - Точно так же, как в таблице, которую создал Дмитрий Менделеев, были свободные клеточки для еще не открытых химических элементов. Эти вещества еще искали в колбах и ретортах, а Менделеев уже знал, какими свойствами будут обладать вновь открытые элементы.
- Значит, твоя теория должна иметь силу предвидения для микрочастиц, которые еще не открыты?
- Да.
Нильс долго молчал, что-то обдумывая. Через продолжительное время, когда Альвар уже засыпал, машина произнесла:
- Химические элементы - одно, элементарные частицы - другое. Ты не сумеешь решить свою задачу.
- Ты ограничен, Нильс.
- Вспомни историю познания микромира, - возразила спокойно, как всегда, машина.
Голос Нильса журчал, добросовестно излагая информацию, записанную в блоках памяти. К трем часам утра он добрался до неясной - до сих пор! природы ядерных сил, тесно связанных с характером светового излучения, не преминув при этом привести афоризм из студенческого фольклора, почерпнутый в какой-то из предыдущих бесед с Альваром: свет - самое темное место в физике.
- Да что там свет! - продолжал Нильс развивать свою мысль. - Даже в классической физике, которая считается давным-давно завершенной, есть неясные места. Зачем далеко ходить? В обычной ньютоновской механике до сих пор нет удовлетворительного определения понятия силы... Сила - самое слабое место в механике, - заключил Нильс.
Альвар вяло возражал Нильсу.
Под утро машина изрекла:
- Теперь ясно, что ты взялся за непосильное дело.
- Замолчи! - взорвался Жильцони, но Нильс продолжал:
- Задача твоя не имеет решения. Дело не в несовершенстве человеческого ума.
- А в чем же?
- В природе вещей. Нельзя измерить, бесконечность в милях и дюймах.
Альвар вскочил и выключил машину. Но мог ли он выключить охватившие его сомнения?..
Можно ли разобраться в хаосе микромира, где так называемый здравый смысл, выработанный человеком в течение тысячелетней эволюции, становится нелепым и смешным? И как может этот диковинный мир непрерывных взрывов и катастроф служить основой нашего, по виду такого благополучного мира? Каждое мгновение в каждой бесконечно малой ячейке пространства рождаются и бесследно гибнут в неуловимо быстрых вспышках мириады частиц. Как же может в результате получаться картина логически связного мира, в котором мы обитаем?
Может быть, эта задача и впрямь неразрешима? Может быть, Нильс прав?
Альвар сжал голову руками. Еще немного, и он сойдет с ума. Человека! Он должен увидеть себе подобного, и немедленно.
Блуждающий взгляд его остановился на ноже для открывания консервов. Когда надоедала пища из выращивателя, он переходил на консервы, хотя и не любил их.
Альвар тупо вертел в руках никелированную штучку. Потрогал пальцем лезвие. Затупилось. Не годится - промучишься, пока лишишь себя жизни. Надо наточить. Он уже позабыл о том, что несколько минут назад хотел увидеть себе подобного.
Жильцони поднялся и, шаркая, вышел из купола.
Низкие облака неслись по небу, оставляя на скалах дымящиеся клочья. Порывистый ветер раскачивал деревья.
Он подошел к ближайшему дереву и консервным ножом сделал на нем очередную зарубку, с трудом отыскав на коре живое местечко. Затем прислонился к дереву пылающим лбом.
Плюнуть на все и вернуться на щите? Вновь увидеть человеческие лица, услышать смех и чужой говор, а не собственный голос, воспроизведенный машиной.
Признать свое поражение? Снова стать рядовым физиком, которых тысячи и тысячи? Ковыряться в частных экспериментах, не видя дальше собственного носа? Всю жизнь гоняться за какой-нибудь микрочастицей - и так и не поймать ее?
Отказаться от попыток найти связь вещей, и никогда уже не возвыситься над хаосом микромира.
Нет, что угодно, только не это!
Альвар опустился на колени и принялся затачивать лезвие ножа о выпуклую поверхность гранитного валуна, сглаженную временем и непогодами.
Глупо, конечно, таким манером завершить жизнь. Но что делать? В сущности, у него нет другого выхода. Он умрет, и плоть его сгниет, а одежда истлеет. Кто знает, через сколько лет в это заброшенное ущелье случайно забредет одинокий путник? Магнитная защита Вороньего гнезда к тому времени разладится. Отбившийся от группы альпинист или геолог обнаружит в ущелье странный купол, заржавевшие приборы, дерево, испещренное потемневшими зарубками, и рядом - побелевший скелет. Путник будет думать и гадать, но никогда не узнает он о трагедии, которая разыгралась в заброшенном ущелье.
Возможно, человечество никогда не было так близко к разгадке самой сокровенной тайны природы, как в те годы, когда он, Альвар Жильцони, добровольный отшельник, исступленно трудился в Вороньем гнезде, пытаясь сплавить воедино тысячи и тысячи разноречивых данных.
Но кто сказал, что создать уравнение мира способен только он, Альвар Жильцони?
Может быть, найдется на белом сеете еще кто-нибудь, способный взвалить на плечи бремя единой теории поля?
Пораженный этой мыслью, Альвар замер у валуна.
Теперь, когда он у края банкротства, вдруг может оказаться, что есть такой счастливчик, которому задача по силам. Он добьется того, чего не сумел достичь Альвар Жильцони. И может быть, ценой неизмеримо меньших усилий.
Несправедливо.
Но разве не смешно говорить о справедливости в этом мире?..
Неудавшегося физика Альвара Жильцони едва ли кто-нибудь вспомнит.
Нет, черт возьми, роль неудачника - не его роль. Так просто он не уйдет со сцены. Занавес не опущен, действие продолжается.
Есть еще один слабый шанс - просмотреть тщательно собственные расчеты. Может быть, в них вкралась ошибка, которая свела на нет все хитроумные построения Альвара?
Он размахнулся, швырнул консервный нож и решительно зашагал к куполу, который призывно светился.
Для начала Альвар наскоро перекусил. Даже осточертевшие брикеты показались ему на сей раз вкуснее обычного. Затем сел к столу, придвинул калькулятор и погрузился в проверку расчетов.
Миновала неделя, и Жильцони понял, что надеяться не на что. Ошибок в расчетах он не обнаружил. По крайней мере явных ошибок. Но ошибкой могло оказаться любое предположение, любая гипотеза, на которых зиждилась его теория.
Нет, не выбраться ему из этой тины предположений, при одних условиях справедливых, при других - противоречащих друг другу.
Все кончено. Эта неделя отняла у него последнюю надежду. В бороде появились первые седые волосы.
Разве не принес он в жертву своей идее все, что является самым ценным для заурядного человека, - молодость, карьеру, наконец, личное счастье?
А кто-то другой сорвет походя плод, за который Жильцони готов отдать жизнь.
Он, Альвар Жильцони, выстрадал единую теорию поля. Честь открытия уравнения мира должна принадлежать ему и никому другому на свете!
...Припомнился далекий разговор с доктором Кушем, положивший начало их сближению. Они проводили тонкий опыт по дифракции фотонов. В лаборатории было душно и сыро, несмотря на включенные кондиционеры.
Марк Нуш расстегнул ковбойку и, тяжело дыша, уселся на угол стола.
- О чем ты задумался, Альви? - спросил он своего ассистента.
Жильцони отвернул голову от установки и, несмело улыбнувшись, произнес:
- О единой теории поля.
Он ожидал разноса за то, что отвлекается во время ответственного опыта, но Нуш неожиданно сказал:
- Я тоже думаю о единой теории поля. Знаешь, мальчик, кому она окажется по плечу?
- Кому? - жадно спросил Альвар.
- Тому, кто ничего не принимает на веру. Кто ставит под сомнение научные догмы, которые другим физикам кажутся бесспорными. Таким был Альберт Эйнштейн.
Жильцони почувствовал необъяснимую тягу к тому человеку, который угадывал самые сокровенные его мысли.
- Только гений может правильно смотреть на вещи, - сказал Альвар.
- Именно так, коллега, - согласился Нуш. Он тоже симпатизировал этому парню с лихорадочным блеском в глазах.
- Гений идет впереди остальных, прокладывает новые пути в науке. Его ошибки стоят дорого, надолго тормозя развитие физики, зато победам гения нет цены!.. - продолжал увлекшийся Жильцони. Он торопился выложить Нушу все, что вынашивал долгими ночами, на нудных лекциях, на физических семинарах.
Разговор продолжился в столовой.
- Для достижения своей цели гений может использовать любые средства, сказал Жильцони.
- Не любые, Альви, - покачал головой Нуш, придвигая к себе солонку.
- Любые, - отрезал Альвар. - И в первую голову - нужно уметь отречься от себя.
Нуш вздохнул:
- Не всякому это дано.
- Разве может чего-то серьезного добиться физик, который растрачивает свей талант по пустякам, на обучение бездарей и пустые книжонки...
- Популярные книжки тоже нужны, - не очень уверенно сказал Нуш, убеждая больше самого себя, чем собеседника.
Альвар выпалил:
- Вы сами себя не знаете, доктор Нуш!
- Возможно. Боюсь, что ведомство длинного Бига знает меня куда лучше, чем я сам, - грустно согласился Нуш. - А в тебя, Альви, я верю. У тебя есть передо мной два неоспоримых преимущества - молодость и честолюбие. Ты способен на многое, несмотря на непостижимые срывы.
Альвар и сам верил в себя. Верил, несмотря ни на что. И вот теперь, после пятнадцати лет, проведенных в Вороньем гнезде, он усомнился в своем предназначении.
Разыгравшееся воображение вновь и вновь рисует перед ним картину: где-то корпит над регистрационной книгой чиновник третьего класса, будущий Эйнштейн, еще не помышляющий о своем высоком предначертании. Он корпит год, два и еще сколько-то. А потом вдруг легко делает то, над чем всю жизнь безуспешно бился Жильцони...
Измученный бессонницей Альвар прислонился к дереву с зарубками.
- Я своими руками убил бы этого чиновника, - пробормотал он, не замечая, что разговаривает сам с собой. - Но как его разыскать, проклятого счастливчика?
О, если бы только Жильцони мог его разыскать!.. Но в этом случае вовсе не обязательно его убивать, этого чиновника, или повара, или зубного техника.
Можно было бы поступить иначе...
Цель оправдывает средства!
Альвар новым взглядом обвел Воронье гнездо. В этом диком уголке он безраздельный диктатор. Если бы только удалось заполучить сюда этого счастливчика... Побеседовать с ним здесь, выяснить его мнение о единой теории поля было бы нетрудно. На всякий случай под рукой будет его помощник Исав, сильный и послушный.
А если человек, доставленный в Воронье гнездо, еще не начал заниматься уравнением мира... Что ж, тогда дело еще проще. Жильцони просто будет сотрудничать с ним, незаметно наталкивая на новые участки работы. Нужные книги, справочники, микрофото журнальных статей - пожалуйста, все под рукой.
Он каждый день доил бы незнакомца, как заботливая и терпеливая хозяйка доит козу.