Страница:
Подобные сцены в последнее время повторялись часто, и Ленц по собственному опыту знал, что в этой ситуации бесполезно пытаться успокоить Рину или что-то объяснить ей. Он беспомощно стоял перед ней, стиснув руки, и смотрел куда-то в сторону затравленными глазами.
Сегодня Барк решил после рабочего дня переждать всех. Он опасался, что Ленц засиделся за полночь или, чего доброго, останется в Ядерном до утра, как иногда бывало, особенно в последнее время. Но этого не случилось.
Последним ушел Имант Ардонис.
Артур бродил по пустынным лабораториям. Ровно гудели генераторы, по экранам осциллографов струились голубые ручейки, автоматы делали привычное дело, и Артур подумал, что присутствие человека здесь, пожалуй, ни к чему. Впрочем, будучи парнем неглупым, он понимал, что это мнение профана, ничего не смыслящего в ядерной физике.
При входе в зал, где располагался ускоритель, дорогу Барку преградили две скрещенные штанги автоматической защиты.
— Сотрудники должны удалиться, — пророкотал низкий голос.
— У меня разрешение доктора Ленца, — сказал Артур и вынул жетон, по которому мгновенно скользнул луч фотоэлемента. Штанги втянулись в гнезда, и Артур вошел в зал.
Он оглядел рабочие места сотрудников, тщательно просмотрел записи, перерыл содержимое мусорной корзины, разглаживая каждую бумажку.
Затем направился в кабинет Иманта Ардоннса.
Осмотр не дал ничего, Артур смутно надеялся обнаружить какую-нибудь улику вроде черновика анонимки, адресованной Гуго Ленцу, или что-то в этом роде. Однако Ардонис, видимо, уничтожил все, что могло бы скомпрометировать его.
Перекладывая содержимое письменного стола, принадлежащего Ардонису, Барк наткнулся на валик биозаписи — подобные стерженьки заменяли прежние записные книжки.
Недолго думая, Барк сунул валик в карман.
Во время длительной процедуры контроля на выходе и позже, по пути домой, Барк неотступно думал о Шелле. Было в ней что-то привлекающее Барка. Может быть, какая-то загадочность? Барк вздохнул. Для Шеллы, похоже, в целом свете существует только доктор Ленц. А тот, кажется, совсем не замечает свою секретаршу.
Барк выяснил, что Шелла прежде работала в «Уэстерне», а затем по непонятным причинам перешла в Ядерный центр. Быть может, чтобы быть поближе к Гуго Ленцу?..
Дома Артур вспомнил про валик Иманта Ардониса и сунул стерженек в воспроизводитель.
Агент ожидал услышать нужные цифры, формулы, расчеты кривых, бесконечные иксы-игреки, успевшие уже навязнуть в ушах за четыре дня работы в Ядерном центре. Но первые же слова, слетевшие с мембраны, заставили его насторожиться.
«Не могу понять поведения Гуго. Похоже, он решил остановиться на полпути, — громко звучал в комнате голос Иманта Ардониса. — Прямо Гугенот об этом не говорит, но я привык расшифровывать его затаенные мысли».
Барк уменьшил громкость.
«Остановиться на полпути? Свернуть, перечеркнуть опыты, когда до цели рукой подать? Чудовищно! — скороговоркой вещала мембрана. — Бомбардировка кварков, которую мы почти подготовили, должна разрушить последнюю цитадель, сооруженную природой на пути познания материи.
Человек, меньше, чем я, знающий Ленца, мог бы подумать, что Гугенот испугался последнего шага. Цепная реакция, которая может вспыхнуть? Сказки. А если даже не совсем сказки — все равно. Разве бывает битва без жертв?
Даром ничто не дается — доктор отлично понимает. Раньше он любил повторять эту мысль. Так что же заставило его изменить взгляды?»
«…Кварки будут расщеплены. Меня ничто не остановит», — резко произнес голос Ардониса после короткой паузы, и биозапись закончилась.
— «Меня ничто не остановит», — процедил сквозь зубы Барк, тщательно пряча валик. — Остановим тебя, голубчик!
Теперь срочно к шефу. Неважно, что скоро рассвет. Новости, связанные с делом о тюльпане, Арно Камн велел доносить агентам в любое время суток.
Барк надеялся на денежную награду или поощрение по службе, и, кажется, надежды его оправдывались.
Прослушивание валика привело Кампа в хорошее настроение.
— Важная улика, — несколько раз повторил он, поглаживая стержень. — Тонко, тонко задумано…
Барк впервые видел грозного шефа в домашней пижаме и туфлях на босу ногу.
— Продолжать за Ардонисом наблюдение? — спросил Барк, деликатно отводя взгляд от волосатой груди Кампа.
Шеф помолчал.
— Арестуем Ардониса. Так вернее, — решил он.
— Не рано ли? — осмелился возразить Барк.
— Его опасно оставлять на свободе. Но действовать нужно чрезвычайно деликатно.
С некоторых пор Имант Ардонис заметил, что пользуется чьим-то неусыпным вниманием, причем не очень приятного свойства. Это его насторожило.
Однажды в воскресенье, прогуливаясь в сквере, Ардонис стал в длинную очередь, тянущуюся к автомату с водой, — солнце палило немилосердно. Впереди внезапно вскрикнула женщина, произошло какое-то движение. Ардонис не успел даже сообразить, что случилось, как мимо прошмыгнул субъект, незаметно сунув ему в руки дамскую сумочку. Ардонис машинально придержал ее, и в ту же минуту плотная дама в шляпке закричала, что ее ограбили… Ардонису стало ясно, что полиция напала на его след. Но он, опытный шпион, засланный сюда из Северной Америки и прошедший тщательную подготовку в разведывательном центре, не потерял присутствия духа. Ардонис постарался доказать, что произошло какое-то недоразумение.
Неподкупный полицейский робот невозмутимо выслушал обе стороны, записал на пленку показания добровольных свидетелей, бегло осмотрел содержимое сумочки, убедившись, что она действительно принадлежит даме. Затем, вежливо козырнув, сдал Ардониса с рук на руки двум другим роботам, которые бразо выпрыгнули из подъехавшей по его вызову машины:
Гуго Ленц пытался вызволить своего помощника, попавшего в неприятную историю. Он несколько раз объяснялся с Арно Кампом, доказывая, что произошло явное недоразумение.
— Разберемся, дорогой Ленц, — неизменно отвечал шеф полиции и тут же игриво спрашивал: — Ну а как наше самочувствие? Что-то мы сегодня бледней обычного. Никто нас не беспокоит?
— Да пока нет, — усмехался Ленц.
— Сколько у вас там остается сроку? — спросил Камп в одно из таких посещений.
— Еще месяц.
— Ого! Целая вечность!
— Чуточку меньше, — уточнил Ленц.
— Ничего, — перешел Камп на серьезный тон. — Кажется, дело на мази. Кое-какие нити мы уже нащупали.
— Неужели! — оживился Ленц. — Какие же нити?
— Пока тайна.
— Даже для меня?
— Даже для вас, дорогой доктор, — развел руками шеф полиции.
— Но ведь я, можно сказать, заинтересованное лицо! — воскликнул Ленц.
— Тем более, — сказал Камп. — А за помощника своего не беспокойтесь. Он в хороших руках.
— Что случилось, доктор Ленц? — спросила Ора Дерви, едва Гуго переступил порог ее кабинета.
— А что? — не понял Ленц.
— Посмотрите в зеркало. На вас лица нет.
Ленц дернул бородку.
— Вы сами поставили в прошлый раз диагноз: переутомление, — сказал он, рассеянно садясь на свое место — стул в углу.
Ора Дерви покачала головой.
— Неужели вы всерьез относитесь к истории с тюльпаном? — спросила она.
Вопрос Оры Дерви почему-то вывел Ленца из себя.
— Да, я отношусь ко всему этому слишком серьезно, — резко сказал Ленц. — Если хотите знать, мне остается жить ровно три недели.
Ора Дерви не нашлась что ответить. Всегда больно смотреть, как помрачается светлый рассудок.
Гуго потер пальцем лоб.
— А что бы сказали вы, милая Ора, получив подобную анонимку? — неожиданно спросил он.
— Поместила бы в печати благодарность автору письма, — сказала Ора Дерви.
— За что?
— За цветок, разумеется.
— А если серьезно?
— Серьезно? — задумалась Ора Дерви. — А что потребовал бы от меня автор письма?
— Предположим, примерно то же, что от меня, — сказал Ленц, закуривая. — Разумеется, в применении к той области, которой вы занимаетесь. Скажем, полный отказ от киборгизации.
— Пожалуй, я бы не пошла на это, — задумчиво проговорила Ора Дерви.
— Даже под страхом смерти?
— Даже под страхом смерти, — ответила Ора, строго глядя на Ленца.
— Почему?
— Потому что мне это вредно, я теряю деньги, а также мою популярность, славу…
Ко дню 5 июля был приведен в боевую готовность весь полицейский аппарат страны.
Улицы и площади бурлили. То здесь, то там вспыхивали летучие митинги. Одни требовали сделать все, чтобы защитить физика Ленца от любых покушений, другие считали, что, наоборот, чем меньше в Оливии останется ученых, занимающихся глубинными тайнами природы, тем лучше будет, и ни к чему вообще подымать такой шум из-за одного-единственного физика, хотя бы и знаменитого.
Что касается эпицентра всех треволнений — Ядерного центра, то здесь все шло как обычно, как будто бы не на этот самый день неизвестный злоумышленник назначил гибель доктора Гуго Ленца.
Ленц в этот день был таким, каким его давно уже не видели сотрудники. Работа у него спорилась, он смеялся, шутил, даже кощунственно напевал идиотскую песенку о тюльпане.
После обеда Гуго Ленц уединился со своим помощником Имантом Ардонисом. Они о чем-то долго толковали. Матовая дверь не пропускала ни звука. Любопытные, то и дело шмыгавшие мимо двери, ничего не могли услышать — у них была лишь возможность наблюдать на светлом дверном фоне два силуэта: один оживленно жестикулировал, в чем-то словно убеждая собеседника, второй в ответ лишь отрицательно покачивал головой.
Иманта Ардониса отпустили всего несколько дней назад, взяв подписку о неразглашении. От него так и не добились ничего определенного, несмотря на сверхмощную техническую аппаратуру дознания, включая «детектор лжи» новейшей конструкции.
По распоряжению Арно Кампа за Ардонисом была установлена негласная слежка.
Шеф полиции рассудил, что в критический день возможный злоумышленник должен быть на свободе. Пусть Имант Ардонис думает, что его ни в чем не подозревают. В последний момент правосудие схватит его за руку, и преступление будет предотвращено. А если даже нет… Неважно. Пусть Гуго Ленц погибнет, зато остальным адресатам, получившим цветок, опасность угрожать уже не будет.
Таков был тайный ход мысли Арно Кампа.
Арифметика проста.
Разумно пожертвовать одним ради того, чтобы спасти жизнь двоим.
Разве шахматный мастер останавливается перед жертвой фигуры, чтобы заматовать вражеского короля?
«Как знать? Быть может, заключительная стадия поимки анонимного бандита, нагло угрожающего виднейшим людям страны, войдет в историю криминалистики под названием «Гамбит Арно Кампа», — подумал, усмехнувшись, шеф полиции.
Итак, днем 5 июля страсти накалились до предела. Однако наступил вечер, и ничего не случилось: Гуго Ленц был жив-здоров и невредим.
Артур Барк, который безотлучно находился при докторе Ленце, не удаляясь от него ни на шаг, испытал даже чувство некоторого разочарования.
Надо сказать, в Ядерном центре не осталось ни одного не проверенного полицией сотрудника — поэтому, собственно, Арно Камп и решил, что Гуго Ленц может, как он того пожелает, провести критический день в своей лаборатории, среди своих людей, в обычной обстановке. Тем более что такое решение совпадало и с тайными соображениями шефа полиции…
Когда Гуго Ленц летел домой, его сопровождал целый эскорт. Орнитоптеры охраны были умело и тщательно закамуфлированы — под прогулочные, гоночныг, рейсовые и еще под бог весть какие.
Люди Кампа потрудились и в доме физика, умудрившись покрыть дом Ленца силовым полем — защитным куполом на манер того, который окутывал Ядерный центр.
Рина радостно встретила Гуго.
Сердце Ленца больно сжалось, когда он обнял жену, измученную, постаревшую за день на десять лет.
— Я же говорила, милый, что письмо с тюльпаном блеф… — сказала Рина.
— День еще не кончился, — возразил Гуго.
Рину поразило, что галстук он не отстегнул, а сорвал, словно не собирался больше никогда надевать его.
Она села на ручку кресла, прислонилась к Гуго.
Обняла.
— Перстень колется, — пожаловался Гуго, и Рина убрала руку.
Ей бросился в глаза уголок конверта, торчащего из нагрудного кармана Гуго.
— Опять письмо с тюльпаном? А ты мне ничего не сказал, — с упреком произнесла Рина и потянула письмо. Гуго сделал движение, но Рина успела заметить имя, выведенное на конверте крупными буквами: «Оре Дер…»
— Не бойся, меня не интересуют твои тайны, — бросила Рина, поспешно оторвав пальцы от письма, словно обжегшись.
Гуго начал что-то говорить, но Рина его уже не слушала. В душе ее мигом пробудились демоны ревности. Итак, он продолжает общаться с ней, своей новой пассией. Его прежние оправдания ложь, ложь… Он любит ее, полуженщину-полуробота, проклятую фурию с ослепительной улыбкой и киборгеничным лицом!
Рина резко соскочила с ручки кресла, подошла к стене и повернула выключатель.
Глубокой ночью Арно Кампа разбудил сигнал видеофона. Шеф полиции очнулся от короткого забытья, хрипло бросил:
— Слушаю.
— Докладывает агент 17. Гуго Ленц мертв, — сообщила мембрана.
Обсуждая причины смерти Гуго Ленца, медицинская экспертиза не смогла прийти к единому мнению.
Факты были таковы: доктор Ленц скончался вскоре после полуночи.
Каких-либо признаков насилия на теле Гуго Ленца обнаружено не было.
Непохоже было и на отравление ядом, хотя здесь мнения разошлись. Во всяком случае, в организме Ленца не было обнаружено ни одного из известных медицине ядов.
Гуго Ленц угас, как гаснет костер, в который забыли подбросить хворосту.
От жены Ленца ничего нельзя было добиться. На вопросы она не отвечала, лишь исступленно, не отрываясь, смотрела на Гуго и судорожно крутила перстень на пальце.
Дом Ленца оцепили.
Медики под наблюдением агентов трудились до утра. Но, как было сказано, к единому мнению прийти так и не смогли.
— Чудовищное переутомление, сердце не выдержало, — говорили одни.
— Доктора Ленца свел в могилу невроз, развившийся за последние три месяца, — утверждали другие и добавляли, защищая свою точку зрения: — Попробуйте-ка девяносто дней прожить под угрозой смерти, под дамокловым мечом, висящим над вами.
Вероятно, дни ожидания гибели психологически сломили волю к жизни.
По распоряжению президента была создана комиссия для расследования обстоятельств смерти доктора Ленца. Председателем комиссии была назначена Ора Дерви, начальник Медицинского центра страны.
Смерть физика Ленца, последовавшая точно в предуказанный срок, потрясла Ива Соича.
Значит, тюльпан, полученный Ивом Соичем, таит в себе отнюдь не пустую угрозу.
Пойти навстречу требованиям автора грозного письма? Свернуть работы в Акватауне, пока не поздно? Законсервировать скважину?
Остановить машины — дело нехитрое. А потом? Шумиха вокруг тюльпана спадет, конкуренты подхватят начатое Ивом Соичем и брошенное им дело, и главный геолог останется в дураках.
Нет, отступать поздно. Он вложил в Акватаун вес свое состояние.
Достаточно хотя бы немного замедлить темпы приходки глубоководной скважины — и он банкрот.
Не отступать надо — атаковать! Ускорить проходку. Взвинтить темпы как только можно. Не останавливаться перед новыми затратами. Закончить проходку раньше срока, отмеренного ему убийцей. Поскорее сорвать куш, купить спутник и перебраться на него. Там-то уж Ива Соича сам дьявол не достанет. Соич будет стрелять в любой корабль, который вздумает приближаться к спутнику — его священной собственности.
Там, на спутнике, он вволю посмеется над прежними страхами.
Сделает оранжерею. И непременно устроит клумбу с тюльпанами. Именно с тюльпанами, провались они пропадом!
В невесомости цветы растут хорошо…
К счастью, и он переносит невесомость неплохо в отличие от некоторых людей, которые в невесомости и часа не могут прожить.
По распоряжению Ива Соича в Акватауне был введен жесткий режим, сильно смахивающий на военный.
Геологи, проходчики, инженеры, киберологи, ядерщики не имели права подниматься на поверхность и вообще удаляться за пределы Акватауна.
Ив Соич запретил даже обычные походы акватаунцев за свежей рыбой. И вообще Ив Соич решил свести к нулю непосредственные контакты акватаунцев с внешним миром до тех пор, пока геологическая программа не будет полностью выполнена.
Работа в Акватауне шла днем и ночью. Впрочем, понятия «день» и «ночь» были весьма условны под многомильной океанской толщей, в царстве вечного мрака. Суточный цикл регулировался службой времени. «Утром» тысячи реле одновременно включали наружные панели на домах-шарах, прожекторы выбрасывали вдоль улиц ослепительные пучки света, тотчас привлекавшие глубоководных тварей, давно привыкших к возне под водой, ярче вспыхивали пунктирные лампочки, окаймлявшие дорогу к скважине.
Ровно через двенадцать часов все освещение, кроме дорожного, выключалось.
24 часа в сутки на дне впадины полыхало зарево. Время от времени из него вырастал оранжевый гриб, к потрясенную толщу воды насквозь пронизывала дрожь, Каждый направленный ядерный взрыв означал еще одна шаг вперед, в глубь Земли.
Ив Соич координировал работу проходчиков, зная поименно и в лицо чуть не каждого из трех тысяч акватаунцев.
Презирая опасность, он часто опускался на дно скважины, появлялся на самых опасных участках проходки. Толстый, отдувающийся, ежеминутно вытирающий пот, он мячиком выкатывался из манипулятора, проверял, как работают механизмы, часто оттеснял оператора и сам садился за пульт управления.
Для акватаунцев оставалось загадкой, когда спит Ив Соич. В любое время суток его можно было застать, бодрствующим, обратиться к нему с любым делом.
С полной нагрузкой работала аналитическая лаборатория, исследуя образцы породы, непрерывным потоком поступающие из скважины.
Под огромным давлением даже обычные минералы, давно изученные вдоль и поперек, приобретали новые к необычные свойства.
Вскоре температура в стволе шахты повысилась настолько, что даже термостойкие комбинезоны перестали спасать проходчиков.
По распоряжению Ива Соича были смонтированы и пущены в ход криогенные установки. У проходчиков появился мощный союзник — жидкий сверхтекучий гелий, охлажденный почти до абсолютного нуля. Циркулируя по змеевику, пронизывающему стенки шахты, гелий гасил жар развороченных земных недр. Земля, рыча и огрызаясь, уступала людям милю за милей.
Она влюбилась в него как девчонка, влюбилась с первого взгляда, с той самой минуты, когда Ленц впервые появился в клинике святого Варфоломея. Ей сразу запали в душу его бледность, клиновидная бородка и глуховатый голос.
Но внешне Ора ничем не проявила себя, и Гуго Ленц едва ли о чем-либо догадывался. Он вообще не отличался догадливостью.
Теперь, после таинственной смерти доктора Ленца, Ора Дервн вновь и вновь мысленно возвращалась к их взаимоотношениям, столь коротким и так трагически оборвавшимся.
Что, собственно, влекло ее к Гуго?
С самого начала он поразил ее необычностью, непохожестью на остальных. И то, что говорил Ленц, в чем старался убедить Ору Дерви, было необычно и странно.
Слиться с природой! Человек — частица мироздания, только частица, и он не должен пытаться искромсать всю вселенную, вывернуть ее наизнанку и поглотить.
А его взгляды на киборгизацию?
Ора доказывала Ленцу, что отречься от всего, чего достигла наука, — значит перечеркнуть весь пройденный ею тысячелетний путь.
— Как можете вы требовать такое, вы, физик, руководящий опытами по расщеплению кварков? — сказала однажды Ленцу Ора Дерви.
Слова Оры Дерви, видимо, смутили Ленца. Он долго молчал, затем поднял взгляд на Ору и проникновенно произнес:
— Ора… Я должен сказать вам много… Но сейчас не могу: слишком рано. Придет время — вы все узнаете. И относительно расщепления кварков тоже…
Теперь Ора Дерви часто задумывалась над словами Ленца, пытаясь расшифровать их скрытый смысл.
Оре Дерви как председателю вновь созданной комиссии по расследованию обстоятельств смерти Гуго Ленца много приходилось заниматься материалами, так или иначе связанными со знаменитым физиком.
В основном здесь были официальные документы, переписка доктора Ленца с дюжиной университетов и крупнейшими физическими центрами, копии заказов различным фирмам, рекламации на приборы. Была здесь и переписка со многими физиками планеты, из которой Ора Дерви впервые поняла во всей полноте, каким непререкаемым авторитетом среди них пользовался покойный доктор Ленц.
Из переписки явствовало, что были у Гуго Ленца и противники, но и последние глубоко уважали его. Предположить, что кто-то из них мог убить доктора Ленца? Чистая нелепица. И потом, каким образом?..
Всесторонние медицинские исследования тканей, лимфы, крови Ленца ничего не дали.
О, как казнила себя Ора Дерви, что не настояла в свое время на том, чтобы Гуго Ленц лег в клинику святого Варфоломея! Он был бы жив. Она не допустила бы его смерти.
А теперь в память о Гуго Ленце ей только и осталось, что тоненькая пачка писем да еще голос Гуго, записанный на пленку, — повесть о том, как король вручал ему премию. Когда Гуго рассказывал об этом, нельзя было удержаться от смеха, и Ора с разрешения Ленца включала магнитофон.
Кроме писем Ленца и магнитной ленты с его голосом, у Оры Дерви оставались еще воспоминания. Она часто перебирала в памяти свои встречи с Гуго и все, о чем они говорили.
Письма и ленту Ора берегла как величайшую драгоценность.
Со дня смерти Гуго Ленца шеф полиции не знал ни минуты покоя.
Чья теперь очередь? Кого умертвит тюльпан? Иву Соичу убийца отмерил определенный срок. А ему, Арно Кампу, — нет. Значит, он может быть умерщвлен в любое время. Тем более думать об этом бесполезно — надо действовать. Пока он жив, ответственность за общий порядок в Оливии лежит на нем.
Большие надежды возлагал Камп на разоблачение Ардониса. Но филигранная слежка агентов пошла прахом: ничего подозрительного в поведении помощника доктора Ленца обнаружить не удалось.
Впрочем, Имант Ардонис по распоряжению Кампа продолжал оставаться под наблюдением. Арно Камп не так-то просто расставался со своими подозрениями.
…Поставив полуувядший цветок в стакан с водой, Ора Дерви еще раз внимательно перечитала только что полученное с утренней почтой письмо. По стилю оно, на ее взгляд, не отличалось от того, которое три с небольшим месяца назад получил Гуго Ленц.
Гуго, обладавший феноменальной памятью, несколько раз цитировал ей наизусть большие куски из полученного им письма, и Ора Дерви в конце концов тоже запомнила их. Ей врезались в память обороты вроде: «общество Оливии неизлечимо больно», «оно катится в пропасть», «земная жизнь — плесень, которая легко может погибнуть», «киберги не люди, но они…»
В письме, полученном Орой Дерви, были другие слова, но смысл оставался прежним.
Анонимный автор хотел от Оры Дерви, чтобы она «навела порядок» на своем участке общественной жизни — в медицине. Автор требовал, чтобы Ора Дерви своей властью запретила пересадку органов. «Такие пересадки чудовищны, недостойны человека, наконец, неэтичны, — негодовал автор. — Человек — не машина, у которой можно по произволу заменять детали».
Испугалась ли Ора Дерви, получив письмо с тюльпаном? Нет, чувство страха было чуждо ее атомному сердцу. Просто Ора безмерно удивилась — не самой угрозе, а философскому содержанию письма. На какой-то миг Оре Дерви показалось, что с ней со страниц письма беседует воскресший Гуго Ленц.
Она некоторое время перебирала четыре листка, отпечатанных на машинке, всматривалась в цифру 1, вписанную от руки. Ровно один год отмерил ей автор письма для выполнения обширной программы, изложенной на листках; повсюду закрыть пункты пересадки органов, уничтожить фабрики, выпускающие хирургические инструменты для трансплантации, закрыть в медицинских колледжах факультеты киборгической медицины, предать огню всю литературу по проблемам киборгизации.
Ора Дерви закрыла глаза. Она сидела одна в пустой ординаторской клиники святого Варфоломея. Покачиваясь в кресла, размышляла.
Кто бы ни был автор письма, он наивен в высшей степени. Он хочет, чтобы она, Ора Дерви, своей волей сделала то, и другое, и третье. Как будто в ее власти закрыть, например, фабрики, производящие хирургическое оборудование по киборгизации. Да управляющий «Уэстерна» вышвырнет ее на следующий же день за двери клиники.
В чем-то и автор письма, и Гуго правы. Буржуазный порядок вещей в Оливии довольно гнусен. Но вот как изменить его? Тут их идеи против торгашества вызывают лишь улыбку.
Если говорить всерьез, только коллективные усилия могли бы что-либо изменить в обществе. Но на кого можно опереться?
Незаметно для себя Ора склонилась к мысли, что надо действовать — не для собственного спасения, а во имя светлой памяти Гуго Ленца.
Гуго рассказывал ей о рабочих, с которыми встречался на заводах, когда наблюдал за производством приборов для Ядерного центра, о студентах, с восторгом ловящих каждое живое и свободное слово, слетающее с кафедры.
Сегодня Барк решил после рабочего дня переждать всех. Он опасался, что Ленц засиделся за полночь или, чего доброго, останется в Ядерном до утра, как иногда бывало, особенно в последнее время. Но этого не случилось.
Последним ушел Имант Ардонис.
Артур бродил по пустынным лабораториям. Ровно гудели генераторы, по экранам осциллографов струились голубые ручейки, автоматы делали привычное дело, и Артур подумал, что присутствие человека здесь, пожалуй, ни к чему. Впрочем, будучи парнем неглупым, он понимал, что это мнение профана, ничего не смыслящего в ядерной физике.
При входе в зал, где располагался ускоритель, дорогу Барку преградили две скрещенные штанги автоматической защиты.
— Сотрудники должны удалиться, — пророкотал низкий голос.
— У меня разрешение доктора Ленца, — сказал Артур и вынул жетон, по которому мгновенно скользнул луч фотоэлемента. Штанги втянулись в гнезда, и Артур вошел в зал.
Он оглядел рабочие места сотрудников, тщательно просмотрел записи, перерыл содержимое мусорной корзины, разглаживая каждую бумажку.
Затем направился в кабинет Иманта Ардоннса.
Осмотр не дал ничего, Артур смутно надеялся обнаружить какую-нибудь улику вроде черновика анонимки, адресованной Гуго Ленцу, или что-то в этом роде. Однако Ардонис, видимо, уничтожил все, что могло бы скомпрометировать его.
Перекладывая содержимое письменного стола, принадлежащего Ардонису, Барк наткнулся на валик биозаписи — подобные стерженьки заменяли прежние записные книжки.
Недолго думая, Барк сунул валик в карман.
Во время длительной процедуры контроля на выходе и позже, по пути домой, Барк неотступно думал о Шелле. Было в ней что-то привлекающее Барка. Может быть, какая-то загадочность? Барк вздохнул. Для Шеллы, похоже, в целом свете существует только доктор Ленц. А тот, кажется, совсем не замечает свою секретаршу.
Барк выяснил, что Шелла прежде работала в «Уэстерне», а затем по непонятным причинам перешла в Ядерный центр. Быть может, чтобы быть поближе к Гуго Ленцу?..
Дома Артур вспомнил про валик Иманта Ардониса и сунул стерженек в воспроизводитель.
Агент ожидал услышать нужные цифры, формулы, расчеты кривых, бесконечные иксы-игреки, успевшие уже навязнуть в ушах за четыре дня работы в Ядерном центре. Но первые же слова, слетевшие с мембраны, заставили его насторожиться.
«Не могу понять поведения Гуго. Похоже, он решил остановиться на полпути, — громко звучал в комнате голос Иманта Ардониса. — Прямо Гугенот об этом не говорит, но я привык расшифровывать его затаенные мысли».
Барк уменьшил громкость.
«Остановиться на полпути? Свернуть, перечеркнуть опыты, когда до цели рукой подать? Чудовищно! — скороговоркой вещала мембрана. — Бомбардировка кварков, которую мы почти подготовили, должна разрушить последнюю цитадель, сооруженную природой на пути познания материи.
Человек, меньше, чем я, знающий Ленца, мог бы подумать, что Гугенот испугался последнего шага. Цепная реакция, которая может вспыхнуть? Сказки. А если даже не совсем сказки — все равно. Разве бывает битва без жертв?
Даром ничто не дается — доктор отлично понимает. Раньше он любил повторять эту мысль. Так что же заставило его изменить взгляды?»
«…Кварки будут расщеплены. Меня ничто не остановит», — резко произнес голос Ардониса после короткой паузы, и биозапись закончилась.
— «Меня ничто не остановит», — процедил сквозь зубы Барк, тщательно пряча валик. — Остановим тебя, голубчик!
Теперь срочно к шефу. Неважно, что скоро рассвет. Новости, связанные с делом о тюльпане, Арно Камн велел доносить агентам в любое время суток.
Барк надеялся на денежную награду или поощрение по службе, и, кажется, надежды его оправдывались.
Прослушивание валика привело Кампа в хорошее настроение.
— Важная улика, — несколько раз повторил он, поглаживая стержень. — Тонко, тонко задумано…
Барк впервые видел грозного шефа в домашней пижаме и туфлях на босу ногу.
— Продолжать за Ардонисом наблюдение? — спросил Барк, деликатно отводя взгляд от волосатой груди Кампа.
Шеф помолчал.
— Арестуем Ардониса. Так вернее, — решил он.
— Не рано ли? — осмелился возразить Барк.
— Его опасно оставлять на свободе. Но действовать нужно чрезвычайно деликатно.
С некоторых пор Имант Ардонис заметил, что пользуется чьим-то неусыпным вниманием, причем не очень приятного свойства. Это его насторожило.
Однажды в воскресенье, прогуливаясь в сквере, Ардонис стал в длинную очередь, тянущуюся к автомату с водой, — солнце палило немилосердно. Впереди внезапно вскрикнула женщина, произошло какое-то движение. Ардонис не успел даже сообразить, что случилось, как мимо прошмыгнул субъект, незаметно сунув ему в руки дамскую сумочку. Ардонис машинально придержал ее, и в ту же минуту плотная дама в шляпке закричала, что ее ограбили… Ардонису стало ясно, что полиция напала на его след. Но он, опытный шпион, засланный сюда из Северной Америки и прошедший тщательную подготовку в разведывательном центре, не потерял присутствия духа. Ардонис постарался доказать, что произошло какое-то недоразумение.
Неподкупный полицейский робот невозмутимо выслушал обе стороны, записал на пленку показания добровольных свидетелей, бегло осмотрел содержимое сумочки, убедившись, что она действительно принадлежит даме. Затем, вежливо козырнув, сдал Ардониса с рук на руки двум другим роботам, которые бразо выпрыгнули из подъехавшей по его вызову машины:
Гуго Ленц пытался вызволить своего помощника, попавшего в неприятную историю. Он несколько раз объяснялся с Арно Кампом, доказывая, что произошло явное недоразумение.
— Разберемся, дорогой Ленц, — неизменно отвечал шеф полиции и тут же игриво спрашивал: — Ну а как наше самочувствие? Что-то мы сегодня бледней обычного. Никто нас не беспокоит?
— Да пока нет, — усмехался Ленц.
— Сколько у вас там остается сроку? — спросил Камп в одно из таких посещений.
— Еще месяц.
— Ого! Целая вечность!
— Чуточку меньше, — уточнил Ленц.
— Ничего, — перешел Камп на серьезный тон. — Кажется, дело на мази. Кое-какие нити мы уже нащупали.
— Неужели! — оживился Ленц. — Какие же нити?
— Пока тайна.
— Даже для меня?
— Даже для вас, дорогой доктор, — развел руками шеф полиции.
— Но ведь я, можно сказать, заинтересованное лицо! — воскликнул Ленц.
— Тем более, — сказал Камп. — А за помощника своего не беспокойтесь. Он в хороших руках.
— Что случилось, доктор Ленц? — спросила Ора Дерви, едва Гуго переступил порог ее кабинета.
— А что? — не понял Ленц.
— Посмотрите в зеркало. На вас лица нет.
Ленц дернул бородку.
— Вы сами поставили в прошлый раз диагноз: переутомление, — сказал он, рассеянно садясь на свое место — стул в углу.
Ора Дерви покачала головой.
— Неужели вы всерьез относитесь к истории с тюльпаном? — спросила она.
Вопрос Оры Дерви почему-то вывел Ленца из себя.
— Да, я отношусь ко всему этому слишком серьезно, — резко сказал Ленц. — Если хотите знать, мне остается жить ровно три недели.
Ора Дерви не нашлась что ответить. Всегда больно смотреть, как помрачается светлый рассудок.
Гуго потер пальцем лоб.
— А что бы сказали вы, милая Ора, получив подобную анонимку? — неожиданно спросил он.
— Поместила бы в печати благодарность автору письма, — сказала Ора Дерви.
— За что?
— За цветок, разумеется.
— А если серьезно?
— Серьезно? — задумалась Ора Дерви. — А что потребовал бы от меня автор письма?
— Предположим, примерно то же, что от меня, — сказал Ленц, закуривая. — Разумеется, в применении к той области, которой вы занимаетесь. Скажем, полный отказ от киборгизации.
— Пожалуй, я бы не пошла на это, — задумчиво проговорила Ора Дерви.
— Даже под страхом смерти?
— Даже под страхом смерти, — ответила Ора, строго глядя на Ленца.
— Почему?
— Потому что мне это вредно, я теряю деньги, а также мою популярность, славу…
Ко дню 5 июля был приведен в боевую готовность весь полицейский аппарат страны.
Улицы и площади бурлили. То здесь, то там вспыхивали летучие митинги. Одни требовали сделать все, чтобы защитить физика Ленца от любых покушений, другие считали, что, наоборот, чем меньше в Оливии останется ученых, занимающихся глубинными тайнами природы, тем лучше будет, и ни к чему вообще подымать такой шум из-за одного-единственного физика, хотя бы и знаменитого.
Что касается эпицентра всех треволнений — Ядерного центра, то здесь все шло как обычно, как будто бы не на этот самый день неизвестный злоумышленник назначил гибель доктора Гуго Ленца.
Ленц в этот день был таким, каким его давно уже не видели сотрудники. Работа у него спорилась, он смеялся, шутил, даже кощунственно напевал идиотскую песенку о тюльпане.
После обеда Гуго Ленц уединился со своим помощником Имантом Ардонисом. Они о чем-то долго толковали. Матовая дверь не пропускала ни звука. Любопытные, то и дело шмыгавшие мимо двери, ничего не могли услышать — у них была лишь возможность наблюдать на светлом дверном фоне два силуэта: один оживленно жестикулировал, в чем-то словно убеждая собеседника, второй в ответ лишь отрицательно покачивал головой.
Иманта Ардониса отпустили всего несколько дней назад, взяв подписку о неразглашении. От него так и не добились ничего определенного, несмотря на сверхмощную техническую аппаратуру дознания, включая «детектор лжи» новейшей конструкции.
По распоряжению Арно Кампа за Ардонисом была установлена негласная слежка.
Шеф полиции рассудил, что в критический день возможный злоумышленник должен быть на свободе. Пусть Имант Ардонис думает, что его ни в чем не подозревают. В последний момент правосудие схватит его за руку, и преступление будет предотвращено. А если даже нет… Неважно. Пусть Гуго Ленц погибнет, зато остальным адресатам, получившим цветок, опасность угрожать уже не будет.
Таков был тайный ход мысли Арно Кампа.
Арифметика проста.
Разумно пожертвовать одним ради того, чтобы спасти жизнь двоим.
Разве шахматный мастер останавливается перед жертвой фигуры, чтобы заматовать вражеского короля?
«Как знать? Быть может, заключительная стадия поимки анонимного бандита, нагло угрожающего виднейшим людям страны, войдет в историю криминалистики под названием «Гамбит Арно Кампа», — подумал, усмехнувшись, шеф полиции.
Итак, днем 5 июля страсти накалились до предела. Однако наступил вечер, и ничего не случилось: Гуго Ленц был жив-здоров и невредим.
Артур Барк, который безотлучно находился при докторе Ленце, не удаляясь от него ни на шаг, испытал даже чувство некоторого разочарования.
Надо сказать, в Ядерном центре не осталось ни одного не проверенного полицией сотрудника — поэтому, собственно, Арно Камп и решил, что Гуго Ленц может, как он того пожелает, провести критический день в своей лаборатории, среди своих людей, в обычной обстановке. Тем более что такое решение совпадало и с тайными соображениями шефа полиции…
Когда Гуго Ленц летел домой, его сопровождал целый эскорт. Орнитоптеры охраны были умело и тщательно закамуфлированы — под прогулочные, гоночныг, рейсовые и еще под бог весть какие.
Люди Кампа потрудились и в доме физика, умудрившись покрыть дом Ленца силовым полем — защитным куполом на манер того, который окутывал Ядерный центр.
Рина радостно встретила Гуго.
Сердце Ленца больно сжалось, когда он обнял жену, измученную, постаревшую за день на десять лет.
— Я же говорила, милый, что письмо с тюльпаном блеф… — сказала Рина.
— День еще не кончился, — возразил Гуго.
Рину поразило, что галстук он не отстегнул, а сорвал, словно не собирался больше никогда надевать его.
Она села на ручку кресла, прислонилась к Гуго.
Обняла.
— Перстень колется, — пожаловался Гуго, и Рина убрала руку.
Ей бросился в глаза уголок конверта, торчащего из нагрудного кармана Гуго.
— Опять письмо с тюльпаном? А ты мне ничего не сказал, — с упреком произнесла Рина и потянула письмо. Гуго сделал движение, но Рина успела заметить имя, выведенное на конверте крупными буквами: «Оре Дер…»
— Не бойся, меня не интересуют твои тайны, — бросила Рина, поспешно оторвав пальцы от письма, словно обжегшись.
Гуго начал что-то говорить, но Рина его уже не слушала. В душе ее мигом пробудились демоны ревности. Итак, он продолжает общаться с ней, своей новой пассией. Его прежние оправдания ложь, ложь… Он любит ее, полуженщину-полуробота, проклятую фурию с ослепительной улыбкой и киборгеничным лицом!
Рина резко соскочила с ручки кресла, подошла к стене и повернула выключатель.
Глубокой ночью Арно Кампа разбудил сигнал видеофона. Шеф полиции очнулся от короткого забытья, хрипло бросил:
— Слушаю.
— Докладывает агент 17. Гуго Ленц мертв, — сообщила мембрана.
Обсуждая причины смерти Гуго Ленца, медицинская экспертиза не смогла прийти к единому мнению.
Факты были таковы: доктор Ленц скончался вскоре после полуночи.
Каких-либо признаков насилия на теле Гуго Ленца обнаружено не было.
Непохоже было и на отравление ядом, хотя здесь мнения разошлись. Во всяком случае, в организме Ленца не было обнаружено ни одного из известных медицине ядов.
Гуго Ленц угас, как гаснет костер, в который забыли подбросить хворосту.
От жены Ленца ничего нельзя было добиться. На вопросы она не отвечала, лишь исступленно, не отрываясь, смотрела на Гуго и судорожно крутила перстень на пальце.
Дом Ленца оцепили.
Медики под наблюдением агентов трудились до утра. Но, как было сказано, к единому мнению прийти так и не смогли.
— Чудовищное переутомление, сердце не выдержало, — говорили одни.
— Доктора Ленца свел в могилу невроз, развившийся за последние три месяца, — утверждали другие и добавляли, защищая свою точку зрения: — Попробуйте-ка девяносто дней прожить под угрозой смерти, под дамокловым мечом, висящим над вами.
Вероятно, дни ожидания гибели психологически сломили волю к жизни.
По распоряжению президента была создана комиссия для расследования обстоятельств смерти доктора Ленца. Председателем комиссии была назначена Ора Дерви, начальник Медицинского центра страны.
Смерть физика Ленца, последовавшая точно в предуказанный срок, потрясла Ива Соича.
Значит, тюльпан, полученный Ивом Соичем, таит в себе отнюдь не пустую угрозу.
Пойти навстречу требованиям автора грозного письма? Свернуть работы в Акватауне, пока не поздно? Законсервировать скважину?
Остановить машины — дело нехитрое. А потом? Шумиха вокруг тюльпана спадет, конкуренты подхватят начатое Ивом Соичем и брошенное им дело, и главный геолог останется в дураках.
Нет, отступать поздно. Он вложил в Акватаун вес свое состояние.
Достаточно хотя бы немного замедлить темпы приходки глубоководной скважины — и он банкрот.
Не отступать надо — атаковать! Ускорить проходку. Взвинтить темпы как только можно. Не останавливаться перед новыми затратами. Закончить проходку раньше срока, отмеренного ему убийцей. Поскорее сорвать куш, купить спутник и перебраться на него. Там-то уж Ива Соича сам дьявол не достанет. Соич будет стрелять в любой корабль, который вздумает приближаться к спутнику — его священной собственности.
Там, на спутнике, он вволю посмеется над прежними страхами.
Сделает оранжерею. И непременно устроит клумбу с тюльпанами. Именно с тюльпанами, провались они пропадом!
В невесомости цветы растут хорошо…
К счастью, и он переносит невесомость неплохо в отличие от некоторых людей, которые в невесомости и часа не могут прожить.
По распоряжению Ива Соича в Акватауне был введен жесткий режим, сильно смахивающий на военный.
Геологи, проходчики, инженеры, киберологи, ядерщики не имели права подниматься на поверхность и вообще удаляться за пределы Акватауна.
Ив Соич запретил даже обычные походы акватаунцев за свежей рыбой. И вообще Ив Соич решил свести к нулю непосредственные контакты акватаунцев с внешним миром до тех пор, пока геологическая программа не будет полностью выполнена.
Работа в Акватауне шла днем и ночью. Впрочем, понятия «день» и «ночь» были весьма условны под многомильной океанской толщей, в царстве вечного мрака. Суточный цикл регулировался службой времени. «Утром» тысячи реле одновременно включали наружные панели на домах-шарах, прожекторы выбрасывали вдоль улиц ослепительные пучки света, тотчас привлекавшие глубоководных тварей, давно привыкших к возне под водой, ярче вспыхивали пунктирные лампочки, окаймлявшие дорогу к скважине.
Ровно через двенадцать часов все освещение, кроме дорожного, выключалось.
24 часа в сутки на дне впадины полыхало зарево. Время от времени из него вырастал оранжевый гриб, к потрясенную толщу воды насквозь пронизывала дрожь, Каждый направленный ядерный взрыв означал еще одна шаг вперед, в глубь Земли.
Ив Соич координировал работу проходчиков, зная поименно и в лицо чуть не каждого из трех тысяч акватаунцев.
Презирая опасность, он часто опускался на дно скважины, появлялся на самых опасных участках проходки. Толстый, отдувающийся, ежеминутно вытирающий пот, он мячиком выкатывался из манипулятора, проверял, как работают механизмы, часто оттеснял оператора и сам садился за пульт управления.
Для акватаунцев оставалось загадкой, когда спит Ив Соич. В любое время суток его можно было застать, бодрствующим, обратиться к нему с любым делом.
С полной нагрузкой работала аналитическая лаборатория, исследуя образцы породы, непрерывным потоком поступающие из скважины.
Под огромным давлением даже обычные минералы, давно изученные вдоль и поперек, приобретали новые к необычные свойства.
Вскоре температура в стволе шахты повысилась настолько, что даже термостойкие комбинезоны перестали спасать проходчиков.
По распоряжению Ива Соича были смонтированы и пущены в ход криогенные установки. У проходчиков появился мощный союзник — жидкий сверхтекучий гелий, охлажденный почти до абсолютного нуля. Циркулируя по змеевику, пронизывающему стенки шахты, гелий гасил жар развороченных земных недр. Земля, рыча и огрызаясь, уступала людям милю за милей.
* * *
Ора Дерви долго не смела признаться самой себе, что впервые в жизни полюбила. Так случилось, что ее избранником оказался Гуго Ленц.Она влюбилась в него как девчонка, влюбилась с первого взгляда, с той самой минуты, когда Ленц впервые появился в клинике святого Варфоломея. Ей сразу запали в душу его бледность, клиновидная бородка и глуховатый голос.
Но внешне Ора ничем не проявила себя, и Гуго Ленц едва ли о чем-либо догадывался. Он вообще не отличался догадливостью.
Теперь, после таинственной смерти доктора Ленца, Ора Дервн вновь и вновь мысленно возвращалась к их взаимоотношениям, столь коротким и так трагически оборвавшимся.
Что, собственно, влекло ее к Гуго?
С самого начала он поразил ее необычностью, непохожестью на остальных. И то, что говорил Ленц, в чем старался убедить Ору Дерви, было необычно и странно.
Слиться с природой! Человек — частица мироздания, только частица, и он не должен пытаться искромсать всю вселенную, вывернуть ее наизнанку и поглотить.
А его взгляды на киборгизацию?
Ора доказывала Ленцу, что отречься от всего, чего достигла наука, — значит перечеркнуть весь пройденный ею тысячелетний путь.
— Как можете вы требовать такое, вы, физик, руководящий опытами по расщеплению кварков? — сказала однажды Ленцу Ора Дерви.
Слова Оры Дерви, видимо, смутили Ленца. Он долго молчал, затем поднял взгляд на Ору и проникновенно произнес:
— Ора… Я должен сказать вам много… Но сейчас не могу: слишком рано. Придет время — вы все узнаете. И относительно расщепления кварков тоже…
Теперь Ора Дерви часто задумывалась над словами Ленца, пытаясь расшифровать их скрытый смысл.
Оре Дерви как председателю вновь созданной комиссии по расследованию обстоятельств смерти Гуго Ленца много приходилось заниматься материалами, так или иначе связанными со знаменитым физиком.
В основном здесь были официальные документы, переписка доктора Ленца с дюжиной университетов и крупнейшими физическими центрами, копии заказов различным фирмам, рекламации на приборы. Была здесь и переписка со многими физиками планеты, из которой Ора Дерви впервые поняла во всей полноте, каким непререкаемым авторитетом среди них пользовался покойный доктор Ленц.
Из переписки явствовало, что были у Гуго Ленца и противники, но и последние глубоко уважали его. Предположить, что кто-то из них мог убить доктора Ленца? Чистая нелепица. И потом, каким образом?..
Всесторонние медицинские исследования тканей, лимфы, крови Ленца ничего не дали.
О, как казнила себя Ора Дерви, что не настояла в свое время на том, чтобы Гуго Ленц лег в клинику святого Варфоломея! Он был бы жив. Она не допустила бы его смерти.
А теперь в память о Гуго Ленце ей только и осталось, что тоненькая пачка писем да еще голос Гуго, записанный на пленку, — повесть о том, как король вручал ему премию. Когда Гуго рассказывал об этом, нельзя было удержаться от смеха, и Ора с разрешения Ленца включала магнитофон.
Кроме писем Ленца и магнитной ленты с его голосом, у Оры Дерви оставались еще воспоминания. Она часто перебирала в памяти свои встречи с Гуго и все, о чем они говорили.
Письма и ленту Ора берегла как величайшую драгоценность.
Со дня смерти Гуго Ленца шеф полиции не знал ни минуты покоя.
Чья теперь очередь? Кого умертвит тюльпан? Иву Соичу убийца отмерил определенный срок. А ему, Арно Кампу, — нет. Значит, он может быть умерщвлен в любое время. Тем более думать об этом бесполезно — надо действовать. Пока он жив, ответственность за общий порядок в Оливии лежит на нем.
Большие надежды возлагал Камп на разоблачение Ардониса. Но филигранная слежка агентов пошла прахом: ничего подозрительного в поведении помощника доктора Ленца обнаружить не удалось.
Впрочем, Имант Ардонис по распоряжению Кампа продолжал оставаться под наблюдением. Арно Камп не так-то просто расставался со своими подозрениями.
…Поставив полуувядший цветок в стакан с водой, Ора Дерви еще раз внимательно перечитала только что полученное с утренней почтой письмо. По стилю оно, на ее взгляд, не отличалось от того, которое три с небольшим месяца назад получил Гуго Ленц.
Гуго, обладавший феноменальной памятью, несколько раз цитировал ей наизусть большие куски из полученного им письма, и Ора Дерви в конце концов тоже запомнила их. Ей врезались в память обороты вроде: «общество Оливии неизлечимо больно», «оно катится в пропасть», «земная жизнь — плесень, которая легко может погибнуть», «киберги не люди, но они…»
В письме, полученном Орой Дерви, были другие слова, но смысл оставался прежним.
Анонимный автор хотел от Оры Дерви, чтобы она «навела порядок» на своем участке общественной жизни — в медицине. Автор требовал, чтобы Ора Дерви своей властью запретила пересадку органов. «Такие пересадки чудовищны, недостойны человека, наконец, неэтичны, — негодовал автор. — Человек — не машина, у которой можно по произволу заменять детали».
Испугалась ли Ора Дерви, получив письмо с тюльпаном? Нет, чувство страха было чуждо ее атомному сердцу. Просто Ора безмерно удивилась — не самой угрозе, а философскому содержанию письма. На какой-то миг Оре Дерви показалось, что с ней со страниц письма беседует воскресший Гуго Ленц.
Она некоторое время перебирала четыре листка, отпечатанных на машинке, всматривалась в цифру 1, вписанную от руки. Ровно один год отмерил ей автор письма для выполнения обширной программы, изложенной на листках; повсюду закрыть пункты пересадки органов, уничтожить фабрики, выпускающие хирургические инструменты для трансплантации, закрыть в медицинских колледжах факультеты киборгической медицины, предать огню всю литературу по проблемам киборгизации.
Ора Дерви закрыла глаза. Она сидела одна в пустой ординаторской клиники святого Варфоломея. Покачиваясь в кресла, размышляла.
Кто бы ни был автор письма, он наивен в высшей степени. Он хочет, чтобы она, Ора Дерви, своей волей сделала то, и другое, и третье. Как будто в ее власти закрыть, например, фабрики, производящие хирургическое оборудование по киборгизации. Да управляющий «Уэстерна» вышвырнет ее на следующий же день за двери клиники.
В чем-то и автор письма, и Гуго правы. Буржуазный порядок вещей в Оливии довольно гнусен. Но вот как изменить его? Тут их идеи против торгашества вызывают лишь улыбку.
Если говорить всерьез, только коллективные усилия могли бы что-либо изменить в обществе. Но на кого можно опереться?
Незаметно для себя Ора склонилась к мысли, что надо действовать — не для собственного спасения, а во имя светлой памяти Гуго Ленца.
Гуго рассказывал ей о рабочих, с которыми встречался на заводах, когда наблюдал за производством приборов для Ядерного центра, о студентах, с восторгом ловящих каждое живое и свободное слово, слетающее с кафедры.