Страница:
— Санпутер?
— Да.
— Ты сказал капитану?
— Нет, — покачал головой Карранса. — Все забывал, да и случая подходящего не было.
— Зря не сказал, пилот, — вмешался в разговор робот. — А вдруг это далекий предок капитана?
— Мне это и в голову не пришло, — признался Карранса. — Мало ли на свете людей с одинаковой фамилией? И потом, такая толща времени между ними!
— А вдруг Роб прав? — сказал Стафо, и глаза его заблестели. — Представь себе, протянуть генеалогическую ниточку через несколько земных тысячелетий!
— Скажи капитану об этом теперь, пилот, — посоветовал робот.
— Только не теперь, — покачал головой Стафо. — Чем-то сильно озабочен наш капитан. Никогда его таким не видел. Не знаешь, в чем дело?
— Понятия не имею, — пожал плечами Карранса с невинным видом.
В этот миг слегка щелкнул видеофон, и чуть хрипловатый голос капитана произнес:
— Пилот Карранса, немедленно зайдите в головную рубку.
На ходу задергивая «молнию» комбинезона, Карранса бросился к выходу. Согласно строгой инструкции выходить из каюты в коридор пульсолета можно было только в наглухо закрытом комбинезоне со специальным устройством, защищавшим от излучения: в той части пространства, которую сейчас пересекала «Рената», космические лучи — эти «вечные странники» вселенной — были необычайно интенсивны…
Капитан внешне был спокоен.
— Отдохнули? — опросил он.
— Немного, — ответил Карранса.
— Посмотрите, — кивнул Карлос Санпутер на индикатор скорости корабля.
Часа за два до этого, когда Карранса по приказу капитана увеличил мощность центральных ионных двигателей, серебристая точка слилась с вертикалью на шкале. Теперь точка снова, словно нехотя, отползла в сторону от вертикали.
— Остается включить форсированный режим. Пойдем на пределе, — решил капитан.
— А если снова… — не удержался Карранса.
— Тогда сообщим о торможении «Ренаты» всему экипажу, — решительно ответил капитан.
Девушке не надоедала однообразная, бесконечная работа. А вдруг вот этот самый или следующий образец окажется счастливым? Она тщательно проверяла на биоустановке бесчисленные осколки метеоритов, которые захватывались магнитными ловушками «Ренаты». Много образцов доставлял ей Стафо, молодой штурман, специально для этого совершавший вылазки на внешнюю обшивку корабля. Они почти ровесники — Стафо лишь на год старше Антуанетты… Несколько минут назад уверял ее, что безумно влюблен в древние книги, и просил что-то дать почитать — такой чудак!
Книги были хобби Антуанетты. Много их, старинных сгустков мысли и давно отшумевших дел, бережно хранила она в заветном стеллаже. Тот из экипажа, кто не хотел иметь дела с микропленкой, обращался к Антуанетте и не без трепета брал в руки неуклюжий, тщательно подклеенный и обернутый в пластик прямоугольник, источавший характерный запах старой бумаги.
Занимаясь сложным экспериментом, в котором ей помогало несколько манипуляторов, девушка не сразу обратила внимание на вспыхнувший экран видеофона.
— Всему экипажу «Ренаты»!.. Всему экипажу «Ренаты»!.. Приказываю немедленно собраться в Большой каюте. Наблюдение и контроль поручить киберсхемам.
Это было нечто из ряда вон выходящее. Обычно, отдавая приказы по кораблю, капитан ограничивался видеофонной связью. Чуточку старомодный ритуал сбора всего экипажа в Большой каюте был необычным и потому тревожил.
Антуанетта замешкалась с установкой, ей жаль было прерывать опыт. Установив строго стационарный режим и передоверив наблюдение манипуляторам, которых она называла младшими братьями Роба, девушка наскоро накинула на легкое ситцевое платье красную шерстяную кофточку, которая так нравилась Стафо, затем, вздохнув, натянула сверху серый комбинезон. Выскочила из отсека, стала на ленту транспортера и нажала кнопку.
В главной каюте уже все были в сборе, и Антуанетта примостилась сзади.
— …Повышение мощности ионных дюз на целых двенадцать единиц тоже ничего не дало, — говорил капитан. — Главная опасность в том, что мы ничего не знаем о причинах торможения «Ренаты». Мы в ловушке, но еще не знаем в какой. Таково положение. Прежде чем что-либо решать, я хотел бы посоветоваться с вами. Прошу высказываться.
Обсуждение длилось минут двадцать. Решено было больше не тратить времени на выявление причин торможения.
— Итак, — подытожил капитан, — сделаем еще одну попытку вырваться из опасной зоны. Через пятнадцать минут будут включены на полную мощность все дюзы «Ренаты»…
Капитан постучал по столу, призывая к вниманию.
— Приказываю всем надеть противоперегрузочные костюмы и занять свои места. Объявляю готовность номер один!..
— Антуанетта! — Стафо остановил девушку, вместе со всеми спешившую к выходу. — Пойдем со мной!
— Куда?
— В рубку два. Там есть второе противоперегрузочное кресло.
— У меня в отсеке оно тоже есть.
— Зато будем рядом. Тебе ведь сейчас необязательно быть в биолаборатории.
Девушка на секунду заколебалась.
— Нет, Стафо… Я должна успеть обезопасить от перегрузок несколько установок.
— А манипуляторы? — напомнил Стафо, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.
— Что-то не доверяю я им. Лучше сама все проверю, а то сердце будет не на месте.
— До включения дюз маневра остается две с половиной минуты, — произнес капитан, наклонившись к мембране. — Доложите готовность.
— Готов! — произнес Карранса, застывший у пульта управления «Ренаты».
— Готов!.. — бросил Стафо, не отрываясь от штурманского экрана.
Когда все отсеки доложили о готовности, капитан кинул последний взгляд на индикатор скорости корабля. Проклятая серебристая точка успела сместиться уже так далеко в сторону, что между нею и вертикалью свободно уместилась бы ладонь.
— Включить дюзы маневра! — скомандовал капитан, и Карранса повернул до отказа рукоятку мощностей.
Плотная волна перегрузок навалилась на людей, наливая свинцом тело, придавливая каждого к спинке противоперегрузочного кресла. На автоматически включившемся экране обзора перед капитаном возник стройный, как бы летящий силуэт «Ренаты». Из дюз маневра ее вырывалось ослепительное пламя, языки которого терялись в бесконечности. Пламя было особенно ярким на фоне вечного мрака космоса. Кустики антенн кругового наблюдения по бокам и на носу «Ренаты» равномерно вращались, посылая изображения на бесчисленные экраны головной рубки.
Все было как обычно. Необычным было только одно: общая мощность двигателей никак не соответствовала фактической силе тяжести на корабле. Последняя была гораздо меньше расчетной…
Капитан коротко переговорил с гравистом, и тот подтвердил его наихудшие опасения.
При такой мощности дюз люди должны были бы буквально вдавиться в спинки своих кресел, не в силах рукой пошевелить. По расчетам Джеральда Иварссена, ускорение силы тяжести должно было составить величину порядка пяти Ж, а между тем стрелка ускорений показывала едва 1,9…
— Похоже, кто-то могучей рукой схватил сзади корабль и удерживает его, — пробормотал капитан, не отрывая взгляд от серебристой точки. Минуты тянулись так долго, что, казалось, время застыло.
Медленно-медленно двинулась серебристая точка в далекий путь к черной вертикальной нити. Она ползла настолько нехотя, что хотелось подтолкнуть ее.
Прошло полчаса, и сила тяжести на корабле начала ослабевать. Люди в рубках почувствовали невыразимое облегчение. Но это не радовало их: ведь это означало, что «Рената» крепко прикована к чему-то неведомому, и это неведомое цепко удерживает ее в своих смертоносных объятиях…
Серебристое пятнышко, не пройдя и полпути, замедлило движение, затем и вовсе замерло, после чего медленно поползло назад, прочь от черной вертикальной нити…
Двигатели маневра исчерпали свой ресурс и выключились. Ионные двигатели «Ренаты» продолжали работать на полную мощность. Несмотря на это, скорость пульсолета катастрофически падала. При столь мизерных скоростях, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы включить пульсатор.
Большой совет корабля заседал недолго.
— При максимальном режиме сгорания топлива нам хватит ненадолго, — заявил Карранса, тяжело поднявшись с места. Веки его покраснели от недосыпания, под глазами обозначились мешки. Он был первым пилотом корабля, и в странной и опасной ситуации, которая сложилась, ему доставалось больше, чем другим.
— Конкретней, — попросил капитан.
— Вот данные, полученные от головного электронного мозга. — Карранса протянул капитану несколько узких пластиковых полосок, испещренных цифрами. Карлос Санпутер низко наклонился над ними, с минуту изучая. Затем передал другим.
— Та-ак, — протянул Стафо, — цифры довольно красноречивы. За три-четыре месяца такого режима сожжем все до капельки.
— Другими словами, мы не знаем, какая сила взяла нас в плен, — продолжил капитан. Слова его тяжело падали в напряженной тишине. — И потому я считаю, что двигатели корабля следует полностью выключить.
— Выключить?! — не удержавшись, воскликнула Антуанетта. В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась.
— Да, полностью, — подчеркнул капитан. — И лечь в дрейф до полного выяснения причин, — он помедлил, — причин торможения.
Люди зашумели.
— Выключить двигатели «Ренаты» означает самоубийство, — бухнул Стафо, словно бросаясь в холодную воду. — Нам тогда всем не выбраться со дна этой потенциальной ямы.
— Что же вы предлагаете, Стафо? — спросил капитан. — Сжечь сначала остатки топлива, а потом опять-таки скатиться на дно ямы, но уже будучи абсолютно беспомощными?
Стафо подавленно умолк.
Мало-помалу с парадоксальным предложением капитана согласились все.
Антуанетта смотрела на Иварссена, полная дурного предчувствия. Хотя лицо «человека с железными нервами» было непроницаемым, в глазах его угадывались недоумение и растерянность. На какой-то миг девушке показалось, что действие происходит в замедленном сне и все это — мерцающие стены отсека, озабоченные лица товарищей, даже преданный взгляд Стафо, устремленный на нее, — призрачно и нереально.
Взоры экипажа обратились к Скале.
Все понимали, что в складывающейся ситуации фигура грависта становится заглавной.
— «Рената» не подвергается пассивному торможению, — сказал Иварссен.
— То есть как? — поразился Карранса.
— Дело обстоит совсем худо. Чем раньше мы это поймем, тем лучше, — сказал, как отрубил, Джеральд Иварссен. — Мы пока не можем понять природу внешних силовых полей, но они действуют на корабль не пассивно, а активно.
— Что это значит? — спросил капитан.
— Силовое поле тащит нас назад! — воскликнул Джеральд. — Понимаете, друзья? Тащит «Ренату» с чудовищной энергией. Вот как рыбаки помогают тащить яхту на берег после морской прогулки. В нашем сферофильме!
Все задвигались, зашумели. Антуанетта почувствовала, как Стафо сжал ее руку, и ответила слабым пожатием.
— Значит, если выключить все двигатели… — начал Карранса.
— К этому я и веду! — подхватил Джеральд Иварссен. — Если выключить все двигатели — это отнюдь не означает, что мы подвергнемся свободному падению и на корабле воцарится невесомость. Нет! Под воздействием активных внешних сил корабль приобретет такое огромное ускорение, которое человеческий организм вынести не в силах.
— Какой величины? — спросил капитан.
— Порядка двадцати четырех Ж, — сказал гравист.
Кто-то присвистнул. Каждый понимал, что при таком ускорении не поможет никакое противоперегрузочное устройство — человек будет сплюснут в лепешку.
— Силовые линии поля сходятся к центру, — продолжал гравист. — Это дает основание считать, что падение корабля не может длиться бесконечно. Преодолев какой-то участок пути, «Рената» остановится.
— Но от нас к этому времени останется мокрое место, — невесело пошутил кто-то.
— Мы могли бы включить дюзы в качестве тормозящих, — предложил Стафо.
— И это не решает дела, — сказал капитан. — Таких мощных и загадочных полей мы еще не встречали. Перед ними наши двигатели бессильны.
— И в пульсацию мы войти не можем. Что же остается? — сказала Антуанетта.
— Искать другие средства, — ответил капитан.
— Мы в безвыходном положении, — прошептал кто-то еле слышно, но его услышали все.
— Безвыходных положений не бывает, — отрезал капитан. — На время обратного пути, до полной остановки корабля, я предлагаю всем нам лечь в анабиоз. Вот что, — полуобернулся он к невысокому плотному мужчине с тронутыми сединой висками и волевым подбородком. — Вам, Либеро Кромлинг, нужно в кратчайший срок рассчитать для каждого члена экипажа кривую охлаждения биораствора, его концентрацию и все остальное. Исходные внешние данные возьмите у гравистов, — указал он рукой на Джеральда Иварссена.
Антуанетта, не ожидая конца летучего совещания у капитана, поспешила в свой отсек. Дел у нее было немало. И, кроме того, хотелось хоть немного побыть наедине со своими мыслями. Предстоящий анабиоз — состояние между жизнью и смертью — страшил ее, несмотря на то, что она была биологом. А быть может, именно поэтому Арпада слишком ясно представляла себе, насколько хрупка и тонка стенка, отделяющая при анабиозе бытие от небытия. А тут еще это загадочное силовое поле… Недаром капитан потребовал рассчитать для каждого члена экипажа наново режим погружения в анабиоз. И потом они все будут отданы в руки автоматики, которая должна будет в нужный момент вывести их из погружения. А кто знает, как поведет она себя в новых условиях?..
Внезапно корабль исчез, словно кто-то стер его с экрана. Стафо вертел туда и сюда регулятор, менял настройку — все тщетно. Экран заволокла непроглядная мгла. Через несколько секунд она просветлела, по экрану побежали волны. Стафо совсем собрался было доложить капитану о неприятности с обзорной схемой — как будто других неприятностей не хватало! — как вдруг пелена раздвинулась, словно театральный занавес.
Все дальнейшее, что видел Стафо, выглядело до ужаса реальным, почти осязаемым.
Из глубины экрана выплыл корабль, замерший на старте. Нет, это была не «Рената». Неведомый корабль отличался от их пульсолета, как первый автомобиль отличается от гравихода. Скорее всего, сообразил Стафо, это была старинная колымага, которой пользовались первопроходцы космоса. Неуклюжая на вид, но основательная ракета. «Как говорили когда-то, неладно скроен, да крепко сшит», — подумал штурман про чужой корабль.
Стафо даже ущипнул себя, но видение с экрана не исчезло. «Начитался Антуанеттиных книг, вот и лезет в голову всякое… С ума схожу, что ли?» — мелькнула тревожная мысль. Она-то и удержала руку штурмана, протянувшуюся к тумблеру видеофона, чтобы связаться с Арпадой.
Действие на экране разворачивалось бесшумно. Странным было еще и то, что движения действующих лиц то ускорялись, то замедлялись, словно по прихоти киномеханика, пускающего фильм. Главным в толпе, похоже, был высокий вислоусый человек. Он отдавал распоряжения, которым все подчинялись. Лицо его чем-то отдаленно напомнило Стафо лицо капитана «Ренаты» Карлоса Санпутера. Впрочем, задуматься об этом факте у штурмана не было времени. Он продолжал со всепоглощающим любопытством вглядываться в картины, которые, то ускоряясь, то замедляясь, сменяли на экране друг друга.
«Сейчас ракета должна стартовать, — сообразил Стафо. — У них нет еще антиграва. Значит, старт и движение корабля основаны только на реактивном принципе».
Видение толпы вдруг растаяло. Его сменило замкнутое пространство корабельной рубки. Штурман «Ренаты» не без интереса рассматривал старинное навигационное оборудование, о котором знал только из книг.
После головной рубки по экрану потянулись другие отсеки корабля. В некоторых из них хранились материалы и законсервированные механизмы неизвестного назначения.
Людей, однако, Стафо на борту чужого корабля не обнаружил, хотя напряженно искал их, вглядываясь в свой экран до боли в глазах.
Неужели это всего-навсего заурядный автоматический бустер (»Элеонора»? «Элегия»? «Элефант»?) Почему же люди Земли провожали его с такой торжественностью? В том, что корабль стартовал с Земли, а не с какой-нибудь другой планеты, у Стафо сомнений не было: такая великолепная растительность, которая перед этим проплыла на экране, возможна только на благословенной Голубой планете!
Но наступил грозный час испытаний, когда без анабиоза было не обойтись…
В биозале — приземистом, но просторном отсеке овальной формы — шли последние приготовления. Отсек был расположен в срединной сфере — самом сердце корабля. Вдоль стен, на равном расстоянии друг от друга, тянулись люки — двадцать семь дверей, по числу членов экипажа «Ренаты». За каждой располагалось небольшое помещение со сложнейшим и тончайшим оборудованием, которое позволяло удерживать человеческий организм в течение длительного времени на грани небытия.
Группа Либеро Кромлинга в составе четырех человек с помощью специализированных манипуляторов придирчиво проверяла аппаратуру каждой биованны, тщательно следя за закладкой полученных расчетных данных в электронные индивидуальные устройства. От работы группы зависела теперь жизнь всего экипажа. Немалый объем работы падал на манипуляторы. Там, где требовались беспристрастность, точность и терпение, они были незаменимы.
Пройдет немного времени, капитан отдаст команду, и он, главный кибернетик «Ренаты», повернет белую пластикатовую ручку рубильника, которой ни разу еще не приходилось касаться… И ровно через десять минут сработает реле автономного времени. От людей тогда уже ничего не будет зависеть. Все члены экипажа к этому моменту будут лежать каждый в своей ванне, стараясь, по инструкции, дышать как можно медленнее и равномернее и полностью расслабив мускулы. Тело их будет по грудь погружено в биораствор. Затем уровень жидкости в контейнере начнет повышаться, а организм — все глубже и глубже проваливаться в бездонный сон, близкий к небытию.
…Главный штурман сидел в кресле, откинувшись на спинку, в полной прострации. После короткого разговора с Антуанеттой, когда он отключил видеофон, экран опять ожил, наполнился непонятными видениями, которые нахлынули с новой силой. Разобраться в них было нелегко.
Действие теперь происходило в отсеках и переходах чужого корабля. Там кипела непонятная, но бурная деятельность. Люди в ней, однако, не принимали никакого участия: ни одного человека на борту бустера Стафо так и не обнаружил. Что ж, значит, его предположение оказалось справедливым — корабль и в самом деле автоматический. В самом по себе этом факте ничего странного не было. Непостижимым было другое — действия серебристого шара. Судя по всему, этот шар представлял собой киберсистему достаточно высокого класса, единственную на борту. Однако, вместо того чтобы заниматься целенаправленной деятельностью, шар вытворял бог знает что. Он беспорядочно метался по отсекам, больше всего времени, как заметил Стафо, уделяя головной рубке.
Штурман «Ренаты» разобрался в одном: чужой корабль вела автоматическая система по курсу, который был проложен еще до старта. Однако у Стафо, который неплохо разбирался в звездной навигации трехмерного пространства, быстро создалось впечатление, что шар стремится изменить курс, поломать заданную схему, причем делал он это неумело, чтобы не сказать — беспомощно.
«Он погубит корабль: либо перегреет двигатели, либо взорвет баки со световым топливом, либо нарушит баланс».
Шар, поверхность которого непрерывно волнообразно колебалась, то пробегал щупальцами, словно пианист гибкими пальцами, по клавиатуре кнопок управления, отчего корабль начинал угрожающе рыскать, то дергал ограничитель скорости, то начинал вертеть все подряд верньеры на пульте.
Вскоре, однако, действия серебристого шара стали более упорядоченными. И тут Стафо совсем перестал понимать что бы то ни было. Шар зачем-то начал расконсервировывать манипуляторы и механизмы, явно предназначенные для работ на новой планете после высадки на ней. Пробудив энергию очередного манипулятора, шар вкладывал в него какую-то программу.
Затем курс чужого корабля выровнялся — в этом Стафо убедился, кинув опытный взгляд на пультовые приборы.
Через некоторое время видения на экране «Ренаты» начали тускнеть, размываться. К этому моменту Стафо, хотя и вновь обрел способность двигаться, почувствовал себя вконец обессиленным. На несколько мгновений он прикрыл глаза.
«Я схожу с ума», — холодно, как о ком-то постороннем, подумал Стафо.
Его вывел из задумчивости сияющий экран вызова. Стафо поразился тому, как за несколько часов осунулось и постарело лицо капитана.
— Как у вас дела, Стафо?
— Все в порядке, капитан.
— Навигационный пульт?
— В норме.
— Курс корабля?
— Задан киберсхеме вплоть до пробуждения экипажа.
— Идите в биозал.
— Есть.
— Не задерживайтесь, — предупредил капитан. — На реле времени уже подана команда. Пожалуй, езжайте лучше на аварийном эскалаторе, он доставит вас за полторы минуты.
Экран погас.
Стафо, преодолевая слабость, рывком поднялся, привычно одернул противорадиационный комбинезон — никто из членов экипажа после начала тревожных событий так и не снимал его. Затем торопливо нажал кнопку вызова отсека Антуанетты. Перед ним медленно проплыла такая знакомая каюта, тесная от многочисленных установок. Цвета изображения были достаточно четкими, и штурман ясно различал каждую пробирку, колбу и реторту.
Отсек был пуст.
«Наверно, Антуанетта уже в биозале», — решил Стафо. На всякий случай он включил экран обзора коридорной системы корабля. И тут же увидел, как в конце коридора, ведущего в центральный ствол, Арпада пытается открыть люк. Она отчаянно дергает его, но люк не поддается. В чем дело? Такого на «Ренате» еще не бывало. Стафо ударил по кнопке увеличения, и перед ним во весь экран выросла тоненькая фигурка девушки. Особенно бросились в глаза ее руки, вцепившиеся в дверную ручку, по-детски прикушенные губы и полные слез глаза.
«Анта, я иду к тебе», — хотел крикнуть Стафо, но вспомнил, что связь с коридорами односторонняя.
Каждый шаг требовал неимоверных усилий. «Сказывается, видимо, увеличение силы тяжести», — подумал он. Стафо не знал еще, что причина здесь совсем другого порядка…
«Быстрей, быстрей!» — подстегивал себя Стафо. Он пошатывался и часто хватался за зеленоватые стены, а один раз больно ушибся об острый угол кондиционера воздуха. Иногда он на миг терял сознание, и волны марева затопляли пылающую голову… Но натренированные ноги несли Стафо вперед. И когда в минуту просветления Стафо оглянулся, он увидел, что преодолел почти весь путь. Последние метры совпали по направлению с нынешней траекторией «Ренаты». Сила тяжести из заклятого врага превратилась в друга. Стафо кубарем прокатился по коридору и с размаху ударился о люк. Влетев в отсек, Стафо поспешно оглянулся. Да, это тот самый отсек, из которого Антуанетта не могла выбраться.
Но Антуанетты тут не было.
— Что стряслось? — спросил капитан, посмотрев на раскрасневшуюся Антуанетту.
— Задержалась, потому что заклинился один из люков, — сказала Арпада.
— Да, мне об этом сообщили многие… — задумчиво произнес капитан. — Но все уже на подходе, сейчас соберутся.
Словно подтверждая слова капитана, несколько входных люков начали один за другим открываться, пропуская членов команды.
— Не будем терять время, — озабоченно сказал Карлос Санпутер, обращаясь к Антуанетте. — Занимайте свое место. Номер вашего отсека… — капитан посмотрел на подошедшего Либеро Кромлинга.
— Тринадцатый, вот он, перед вами, Антуанетта, — кивнул Кромлинг на матовую приземистую дверцу, ничем, кроме номера, не отличающуюся от соседних.
— Да.
— Ты сказал капитану?
— Нет, — покачал головой Карранса. — Все забывал, да и случая подходящего не было.
— Зря не сказал, пилот, — вмешался в разговор робот. — А вдруг это далекий предок капитана?
— Мне это и в голову не пришло, — признался Карранса. — Мало ли на свете людей с одинаковой фамилией? И потом, такая толща времени между ними!
— А вдруг Роб прав? — сказал Стафо, и глаза его заблестели. — Представь себе, протянуть генеалогическую ниточку через несколько земных тысячелетий!
— Скажи капитану об этом теперь, пилот, — посоветовал робот.
— Только не теперь, — покачал головой Стафо. — Чем-то сильно озабочен наш капитан. Никогда его таким не видел. Не знаешь, в чем дело?
— Понятия не имею, — пожал плечами Карранса с невинным видом.
В этот миг слегка щелкнул видеофон, и чуть хрипловатый голос капитана произнес:
— Пилот Карранса, немедленно зайдите в головную рубку.
На ходу задергивая «молнию» комбинезона, Карранса бросился к выходу. Согласно строгой инструкции выходить из каюты в коридор пульсолета можно было только в наглухо закрытом комбинезоне со специальным устройством, защищавшим от излучения: в той части пространства, которую сейчас пересекала «Рената», космические лучи — эти «вечные странники» вселенной — были необычайно интенсивны…
Капитан внешне был спокоен.
— Отдохнули? — опросил он.
— Немного, — ответил Карранса.
— Посмотрите, — кивнул Карлос Санпутер на индикатор скорости корабля.
Часа за два до этого, когда Карранса по приказу капитана увеличил мощность центральных ионных двигателей, серебристая точка слилась с вертикалью на шкале. Теперь точка снова, словно нехотя, отползла в сторону от вертикали.
— Остается включить форсированный режим. Пойдем на пределе, — решил капитан.
— А если снова… — не удержался Карранса.
— Тогда сообщим о торможении «Ренаты» всему экипажу, — решительно ответил капитан.
* * *
Самый большой отсек на корабле занимало хозяйство Антуанетты Арпады, астробиолога. Дел у нее хватало. Одна из целей дальнего поиска «Ренаты» состояла в исследовании различных космических форм жизни. Необходимо было проверить фундаментальную гипотезу о том, что в пространстве должны обязательно существовать мельчайшие опоры — зародыши «мировой жизни». Да, ради такой задачи стоило рисковать жизнью, идти в опасный поиск.Девушке не надоедала однообразная, бесконечная работа. А вдруг вот этот самый или следующий образец окажется счастливым? Она тщательно проверяла на биоустановке бесчисленные осколки метеоритов, которые захватывались магнитными ловушками «Ренаты». Много образцов доставлял ей Стафо, молодой штурман, специально для этого совершавший вылазки на внешнюю обшивку корабля. Они почти ровесники — Стафо лишь на год старше Антуанетты… Несколько минут назад уверял ее, что безумно влюблен в древние книги, и просил что-то дать почитать — такой чудак!
Книги были хобби Антуанетты. Много их, старинных сгустков мысли и давно отшумевших дел, бережно хранила она в заветном стеллаже. Тот из экипажа, кто не хотел иметь дела с микропленкой, обращался к Антуанетте и не без трепета брал в руки неуклюжий, тщательно подклеенный и обернутый в пластик прямоугольник, источавший характерный запах старой бумаги.
Занимаясь сложным экспериментом, в котором ей помогало несколько манипуляторов, девушка не сразу обратила внимание на вспыхнувший экран видеофона.
— Всему экипажу «Ренаты»!.. Всему экипажу «Ренаты»!.. Приказываю немедленно собраться в Большой каюте. Наблюдение и контроль поручить киберсхемам.
Это было нечто из ряда вон выходящее. Обычно, отдавая приказы по кораблю, капитан ограничивался видеофонной связью. Чуточку старомодный ритуал сбора всего экипажа в Большой каюте был необычным и потому тревожил.
Антуанетта замешкалась с установкой, ей жаль было прерывать опыт. Установив строго стационарный режим и передоверив наблюдение манипуляторам, которых она называла младшими братьями Роба, девушка наскоро накинула на легкое ситцевое платье красную шерстяную кофточку, которая так нравилась Стафо, затем, вздохнув, натянула сверху серый комбинезон. Выскочила из отсека, стала на ленту транспортера и нажала кнопку.
В главной каюте уже все были в сборе, и Антуанетта примостилась сзади.
— …Повышение мощности ионных дюз на целых двенадцать единиц тоже ничего не дало, — говорил капитан. — Главная опасность в том, что мы ничего не знаем о причинах торможения «Ренаты». Мы в ловушке, но еще не знаем в какой. Таково положение. Прежде чем что-либо решать, я хотел бы посоветоваться с вами. Прошу высказываться.
Обсуждение длилось минут двадцать. Решено было больше не тратить времени на выявление причин торможения.
— Итак, — подытожил капитан, — сделаем еще одну попытку вырваться из опасной зоны. Через пятнадцать минут будут включены на полную мощность все дюзы «Ренаты»…
Капитан постучал по столу, призывая к вниманию.
— Приказываю всем надеть противоперегрузочные костюмы и занять свои места. Объявляю готовность номер один!..
— Антуанетта! — Стафо остановил девушку, вместе со всеми спешившую к выходу. — Пойдем со мной!
— Куда?
— В рубку два. Там есть второе противоперегрузочное кресло.
— У меня в отсеке оно тоже есть.
— Зато будем рядом. Тебе ведь сейчас необязательно быть в биолаборатории.
Девушка на секунду заколебалась.
— Нет, Стафо… Я должна успеть обезопасить от перегрузок несколько установок.
— А манипуляторы? — напомнил Стафо, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.
— Что-то не доверяю я им. Лучше сама все проверю, а то сердце будет не на месте.
* * *
В головной рубке воцарилась тишина, в которой четкие удары хронометра казались необычайно гулкими.— До включения дюз маневра остается две с половиной минуты, — произнес капитан, наклонившись к мембране. — Доложите готовность.
— Готов! — произнес Карранса, застывший у пульта управления «Ренаты».
— Готов!.. — бросил Стафо, не отрываясь от штурманского экрана.
Когда все отсеки доложили о готовности, капитан кинул последний взгляд на индикатор скорости корабля. Проклятая серебристая точка успела сместиться уже так далеко в сторону, что между нею и вертикалью свободно уместилась бы ладонь.
— Включить дюзы маневра! — скомандовал капитан, и Карранса повернул до отказа рукоятку мощностей.
Плотная волна перегрузок навалилась на людей, наливая свинцом тело, придавливая каждого к спинке противоперегрузочного кресла. На автоматически включившемся экране обзора перед капитаном возник стройный, как бы летящий силуэт «Ренаты». Из дюз маневра ее вырывалось ослепительное пламя, языки которого терялись в бесконечности. Пламя было особенно ярким на фоне вечного мрака космоса. Кустики антенн кругового наблюдения по бокам и на носу «Ренаты» равномерно вращались, посылая изображения на бесчисленные экраны головной рубки.
Все было как обычно. Необычным было только одно: общая мощность двигателей никак не соответствовала фактической силе тяжести на корабле. Последняя была гораздо меньше расчетной…
Капитан коротко переговорил с гравистом, и тот подтвердил его наихудшие опасения.
При такой мощности дюз люди должны были бы буквально вдавиться в спинки своих кресел, не в силах рукой пошевелить. По расчетам Джеральда Иварссена, ускорение силы тяжести должно было составить величину порядка пяти Ж, а между тем стрелка ускорений показывала едва 1,9…
— Похоже, кто-то могучей рукой схватил сзади корабль и удерживает его, — пробормотал капитан, не отрывая взгляд от серебристой точки. Минуты тянулись так долго, что, казалось, время застыло.
Медленно-медленно двинулась серебристая точка в далекий путь к черной вертикальной нити. Она ползла настолько нехотя, что хотелось подтолкнуть ее.
Прошло полчаса, и сила тяжести на корабле начала ослабевать. Люди в рубках почувствовали невыразимое облегчение. Но это не радовало их: ведь это означало, что «Рената» крепко прикована к чему-то неведомому, и это неведомое цепко удерживает ее в своих смертоносных объятиях…
Серебристое пятнышко, не пройдя и полпути, замедлило движение, затем и вовсе замерло, после чего медленно поползло назад, прочь от черной вертикальной нити…
* * *
Прошло уже четверо суток с той минуты, как серебристая точка, движение которой впервые заметил пилот Карранса, начала свой роковой путь.Двигатели маневра исчерпали свой ресурс и выключились. Ионные двигатели «Ренаты» продолжали работать на полную мощность. Несмотря на это, скорость пульсолета катастрофически падала. При столь мизерных скоростях, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы включить пульсатор.
Большой совет корабля заседал недолго.
— При максимальном режиме сгорания топлива нам хватит ненадолго, — заявил Карранса, тяжело поднявшись с места. Веки его покраснели от недосыпания, под глазами обозначились мешки. Он был первым пилотом корабля, и в странной и опасной ситуации, которая сложилась, ему доставалось больше, чем другим.
— Конкретней, — попросил капитан.
— Вот данные, полученные от головного электронного мозга. — Карранса протянул капитану несколько узких пластиковых полосок, испещренных цифрами. Карлос Санпутер низко наклонился над ними, с минуту изучая. Затем передал другим.
— Та-ак, — протянул Стафо, — цифры довольно красноречивы. За три-четыре месяца такого режима сожжем все до капельки.
— Другими словами, мы не знаем, какая сила взяла нас в плен, — продолжил капитан. Слова его тяжело падали в напряженной тишине. — И потому я считаю, что двигатели корабля следует полностью выключить.
— Выключить?! — не удержавшись, воскликнула Антуанетта. В первое мгновение ей показалось, что она ослышалась.
— Да, полностью, — подчеркнул капитан. — И лечь в дрейф до полного выяснения причин, — он помедлил, — причин торможения.
Люди зашумели.
— Выключить двигатели «Ренаты» означает самоубийство, — бухнул Стафо, словно бросаясь в холодную воду. — Нам тогда всем не выбраться со дна этой потенциальной ямы.
— Что же вы предлагаете, Стафо? — спросил капитан. — Сжечь сначала остатки топлива, а потом опять-таки скатиться на дно ямы, но уже будучи абсолютно беспомощными?
Стафо подавленно умолк.
Мало-помалу с парадоксальным предложением капитана согласились все.
Антуанетта смотрела на Иварссена, полная дурного предчувствия. Хотя лицо «человека с железными нервами» было непроницаемым, в глазах его угадывались недоумение и растерянность. На какой-то миг девушке показалось, что действие происходит в замедленном сне и все это — мерцающие стены отсека, озабоченные лица товарищей, даже преданный взгляд Стафо, устремленный на нее, — призрачно и нереально.
Взоры экипажа обратились к Скале.
Все понимали, что в складывающейся ситуации фигура грависта становится заглавной.
— «Рената» не подвергается пассивному торможению, — сказал Иварссен.
— То есть как? — поразился Карранса.
— Дело обстоит совсем худо. Чем раньше мы это поймем, тем лучше, — сказал, как отрубил, Джеральд Иварссен. — Мы пока не можем понять природу внешних силовых полей, но они действуют на корабль не пассивно, а активно.
— Что это значит? — спросил капитан.
— Силовое поле тащит нас назад! — воскликнул Джеральд. — Понимаете, друзья? Тащит «Ренату» с чудовищной энергией. Вот как рыбаки помогают тащить яхту на берег после морской прогулки. В нашем сферофильме!
Все задвигались, зашумели. Антуанетта почувствовала, как Стафо сжал ее руку, и ответила слабым пожатием.
— Значит, если выключить все двигатели… — начал Карранса.
— К этому я и веду! — подхватил Джеральд Иварссен. — Если выключить все двигатели — это отнюдь не означает, что мы подвергнемся свободному падению и на корабле воцарится невесомость. Нет! Под воздействием активных внешних сил корабль приобретет такое огромное ускорение, которое человеческий организм вынести не в силах.
— Какой величины? — спросил капитан.
— Порядка двадцати четырех Ж, — сказал гравист.
Кто-то присвистнул. Каждый понимал, что при таком ускорении не поможет никакое противоперегрузочное устройство — человек будет сплюснут в лепешку.
— Силовые линии поля сходятся к центру, — продолжал гравист. — Это дает основание считать, что падение корабля не может длиться бесконечно. Преодолев какой-то участок пути, «Рената» остановится.
— Но от нас к этому времени останется мокрое место, — невесело пошутил кто-то.
— Мы могли бы включить дюзы в качестве тормозящих, — предложил Стафо.
— И это не решает дела, — сказал капитан. — Таких мощных и загадочных полей мы еще не встречали. Перед ними наши двигатели бессильны.
— И в пульсацию мы войти не можем. Что же остается? — сказала Антуанетта.
— Искать другие средства, — ответил капитан.
— Мы в безвыходном положении, — прошептал кто-то еле слышно, но его услышали все.
— Безвыходных положений не бывает, — отрезал капитан. — На время обратного пути, до полной остановки корабля, я предлагаю всем нам лечь в анабиоз. Вот что, — полуобернулся он к невысокому плотному мужчине с тронутыми сединой висками и волевым подбородком. — Вам, Либеро Кромлинг, нужно в кратчайший срок рассчитать для каждого члена экипажа кривую охлаждения биораствора, его концентрацию и все остальное. Исходные внешние данные возьмите у гравистов, — указал он рукой на Джеральда Иварссена.
Антуанетта, не ожидая конца летучего совещания у капитана, поспешила в свой отсек. Дел у нее было немало. И, кроме того, хотелось хоть немного побыть наедине со своими мыслями. Предстоящий анабиоз — состояние между жизнью и смертью — страшил ее, несмотря на то, что она была биологом. А быть может, именно поэтому Арпада слишком ясно представляла себе, насколько хрупка и тонка стенка, отделяющая при анабиозе бытие от небытия. А тут еще это загадочное силовое поле… Недаром капитан потребовал рассчитать для каждого члена экипажа наново режим погружения в анабиоз. И потом они все будут отданы в руки автоматики, которая должна будет в нужный момент вывести их из погружения. А кто знает, как поведет она себя в новых условиях?..
* * *
Штурман вел последние наблюдения по обзорному экрану, тщательно просматривая каждый квадратный метр внешней обшивки корабля. Ведь любой, самый мелкий дефект мог обернуться катастрофой, пока все они будут в анабиозе…Внезапно корабль исчез, словно кто-то стер его с экрана. Стафо вертел туда и сюда регулятор, менял настройку — все тщетно. Экран заволокла непроглядная мгла. Через несколько секунд она просветлела, по экрану побежали волны. Стафо совсем собрался было доложить капитану о неприятности с обзорной схемой — как будто других неприятностей не хватало! — как вдруг пелена раздвинулась, словно театральный занавес.
Все дальнейшее, что видел Стафо, выглядело до ужаса реальным, почти осязаемым.
Из глубины экрана выплыл корабль, замерший на старте. Нет, это была не «Рената». Неведомый корабль отличался от их пульсолета, как первый автомобиль отличается от гравихода. Скорее всего, сообразил Стафо, это была старинная колымага, которой пользовались первопроходцы космоса. Неуклюжая на вид, но основательная ракета. «Как говорили когда-то, неладно скроен, да крепко сшит», — подумал штурман про чужой корабль.
Стафо даже ущипнул себя, но видение с экрана не исчезло. «Начитался Антуанеттиных книг, вот и лезет в голову всякое… С ума схожу, что ли?» — мелькнула тревожная мысль. Она-то и удержала руку штурмана, протянувшуюся к тумблеру видеофона, чтобы связаться с Арпадой.
Действие на экране разворачивалось бесшумно. Странным было еще и то, что движения действующих лиц то ускорялись, то замедлялись, словно по прихоти киномеханика, пускающего фильм. Главным в толпе, похоже, был высокий вислоусый человек. Он отдавал распоряжения, которым все подчинялись. Лицо его чем-то отдаленно напомнило Стафо лицо капитана «Ренаты» Карлоса Санпутера. Впрочем, задуматься об этом факте у штурмана не было времени. Он продолжал со всепоглощающим любопытством вглядываться в картины, которые, то ускоряясь, то замедляясь, сменяли на экране друг друга.
«Сейчас ракета должна стартовать, — сообразил Стафо. — У них нет еще антиграва. Значит, старт и движение корабля основаны только на реактивном принципе».
Видение толпы вдруг растаяло. Его сменило замкнутое пространство корабельной рубки. Штурман «Ренаты» не без интереса рассматривал старинное навигационное оборудование, о котором знал только из книг.
После головной рубки по экрану потянулись другие отсеки корабля. В некоторых из них хранились материалы и законсервированные механизмы неизвестного назначения.
Людей, однако, Стафо на борту чужого корабля не обнаружил, хотя напряженно искал их, вглядываясь в свой экран до боли в глазах.
Неужели это всего-навсего заурядный автоматический бустер (»Элеонора»? «Элегия»? «Элефант»?) Почему же люди Земли провожали его с такой торжественностью? В том, что корабль стартовал с Земли, а не с какой-нибудь другой планеты, у Стафо сомнений не было: такая великолепная растительность, которая перед этим проплыла на экране, возможна только на благословенной Голубой планете!
* * *
За годы полета «Ренаты» ни всему экипажу, ни кому-то одному из его членов погружаться в анабиоз ни разу не приходилось: вход корабля в очередную пульсацию и выход из нее осуществлялись для людей безболезненно. «Ныряем в одном созвездии, выныриваем в другом», — любил говорить по этому поводу Карранса. На участках обычного полета больших перегрузок, опасных для человеческого организма, до сих пор также не бывало.Но наступил грозный час испытаний, когда без анабиоза было не обойтись…
В биозале — приземистом, но просторном отсеке овальной формы — шли последние приготовления. Отсек был расположен в срединной сфере — самом сердце корабля. Вдоль стен, на равном расстоянии друг от друга, тянулись люки — двадцать семь дверей, по числу членов экипажа «Ренаты». За каждой располагалось небольшое помещение со сложнейшим и тончайшим оборудованием, которое позволяло удерживать человеческий организм в течение длительного времени на грани небытия.
Группа Либеро Кромлинга в составе четырех человек с помощью специализированных манипуляторов придирчиво проверяла аппаратуру каждой биованны, тщательно следя за закладкой полученных расчетных данных в электронные индивидуальные устройства. От работы группы зависела теперь жизнь всего экипажа. Немалый объем работы падал на манипуляторы. Там, где требовались беспристрастность, точность и терпение, они были незаменимы.
Пройдет немного времени, капитан отдаст команду, и он, главный кибернетик «Ренаты», повернет белую пластикатовую ручку рубильника, которой ни разу еще не приходилось касаться… И ровно через десять минут сработает реле автономного времени. От людей тогда уже ничего не будет зависеть. Все члены экипажа к этому моменту будут лежать каждый в своей ванне, стараясь, по инструкции, дышать как можно медленнее и равномернее и полностью расслабив мускулы. Тело их будет по грудь погружено в биораствор. Затем уровень жидкости в контейнере начнет повышаться, а организм — все глубже и глубже проваливаться в бездонный сон, близкий к небытию.
…Главный штурман сидел в кресле, откинувшись на спинку, в полной прострации. После короткого разговора с Антуанеттой, когда он отключил видеофон, экран опять ожил, наполнился непонятными видениями, которые нахлынули с новой силой. Разобраться в них было нелегко.
Действие теперь происходило в отсеках и переходах чужого корабля. Там кипела непонятная, но бурная деятельность. Люди в ней, однако, не принимали никакого участия: ни одного человека на борту бустера Стафо так и не обнаружил. Что ж, значит, его предположение оказалось справедливым — корабль и в самом деле автоматический. В самом по себе этом факте ничего странного не было. Непостижимым было другое — действия серебристого шара. Судя по всему, этот шар представлял собой киберсистему достаточно высокого класса, единственную на борту. Однако, вместо того чтобы заниматься целенаправленной деятельностью, шар вытворял бог знает что. Он беспорядочно метался по отсекам, больше всего времени, как заметил Стафо, уделяя головной рубке.
Штурман «Ренаты» разобрался в одном: чужой корабль вела автоматическая система по курсу, который был проложен еще до старта. Однако у Стафо, который неплохо разбирался в звездной навигации трехмерного пространства, быстро создалось впечатление, что шар стремится изменить курс, поломать заданную схему, причем делал он это неумело, чтобы не сказать — беспомощно.
«Он погубит корабль: либо перегреет двигатели, либо взорвет баки со световым топливом, либо нарушит баланс».
Шар, поверхность которого непрерывно волнообразно колебалась, то пробегал щупальцами, словно пианист гибкими пальцами, по клавиатуре кнопок управления, отчего корабль начинал угрожающе рыскать, то дергал ограничитель скорости, то начинал вертеть все подряд верньеры на пульте.
Вскоре, однако, действия серебристого шара стали более упорядоченными. И тут Стафо совсем перестал понимать что бы то ни было. Шар зачем-то начал расконсервировывать манипуляторы и механизмы, явно предназначенные для работ на новой планете после высадки на ней. Пробудив энергию очередного манипулятора, шар вкладывал в него какую-то программу.
Затем курс чужого корабля выровнялся — в этом Стафо убедился, кинув опытный взгляд на пультовые приборы.
Через некоторое время видения на экране «Ренаты» начали тускнеть, размываться. К этому моменту Стафо, хотя и вновь обрел способность двигаться, почувствовал себя вконец обессиленным. На несколько мгновений он прикрыл глаза.
«Я схожу с ума», — холодно, как о ком-то постороннем, подумал Стафо.
Его вывел из задумчивости сияющий экран вызова. Стафо поразился тому, как за несколько часов осунулось и постарело лицо капитана.
— Как у вас дела, Стафо?
— Все в порядке, капитан.
— Навигационный пульт?
— В норме.
— Курс корабля?
— Задан киберсхеме вплоть до пробуждения экипажа.
— Идите в биозал.
— Есть.
— Не задерживайтесь, — предупредил капитан. — На реле времени уже подана команда. Пожалуй, езжайте лучше на аварийном эскалаторе, он доставит вас за полторы минуты.
Экран погас.
Стафо, преодолевая слабость, рывком поднялся, привычно одернул противорадиационный комбинезон — никто из членов экипажа после начала тревожных событий так и не снимал его. Затем торопливо нажал кнопку вызова отсека Антуанетты. Перед ним медленно проплыла такая знакомая каюта, тесная от многочисленных установок. Цвета изображения были достаточно четкими, и штурман ясно различал каждую пробирку, колбу и реторту.
Отсек был пуст.
«Наверно, Антуанетта уже в биозале», — решил Стафо. На всякий случай он включил экран обзора коридорной системы корабля. И тут же увидел, как в конце коридора, ведущего в центральный ствол, Арпада пытается открыть люк. Она отчаянно дергает его, но люк не поддается. В чем дело? Такого на «Ренате» еще не бывало. Стафо ударил по кнопке увеличения, и перед ним во весь экран выросла тоненькая фигурка девушки. Особенно бросились в глаза ее руки, вцепившиеся в дверную ручку, по-детски прикушенные губы и полные слез глаза.
«Анта, я иду к тебе», — хотел крикнуть Стафо, но вспомнил, что связь с коридорами односторонняя.
Каждый шаг требовал неимоверных усилий. «Сказывается, видимо, увеличение силы тяжести», — подумал он. Стафо не знал еще, что причина здесь совсем другого порядка…
«Быстрей, быстрей!» — подстегивал себя Стафо. Он пошатывался и часто хватался за зеленоватые стены, а один раз больно ушибся об острый угол кондиционера воздуха. Иногда он на миг терял сознание, и волны марева затопляли пылающую голову… Но натренированные ноги несли Стафо вперед. И когда в минуту просветления Стафо оглянулся, он увидел, что преодолел почти весь путь. Последние метры совпали по направлению с нынешней траекторией «Ренаты». Сила тяжести из заклятого врага превратилась в друга. Стафо кубарем прокатился по коридору и с размаху ударился о люк. Влетев в отсек, Стафо поспешно оглянулся. Да, это тот самый отсек, из которого Антуанетта не могла выбраться.
Но Антуанетты тут не было.
* * *
Запыхавшись от быстрой ходьбы, Арпада вошла в биозал. Тут еще никого не было, кроме Карлоса Санпутера и Либеро Кромлинга.— Что стряслось? — спросил капитан, посмотрев на раскрасневшуюся Антуанетту.
— Задержалась, потому что заклинился один из люков, — сказала Арпада.
— Да, мне об этом сообщили многие… — задумчиво произнес капитан. — Но все уже на подходе, сейчас соберутся.
Словно подтверждая слова капитана, несколько входных люков начали один за другим открываться, пропуская членов команды.
— Не будем терять время, — озабоченно сказал Карлос Санпутер, обращаясь к Антуанетте. — Занимайте свое место. Номер вашего отсека… — капитан посмотрел на подошедшего Либеро Кромлинга.
— Тринадцатый, вот он, перед вами, Антуанетта, — кивнул Кромлинг на матовую приземистую дверцу, ничем, кроме номера, не отличающуюся от соседних.