Немного перекусив сгущёнкой с печеньем, Артур глянул в иллюминатор. Там снова царила ночь. За кормой поблёскивала какая-то новая звезда. Раньше Артур не видел её. Арт протёр глаза. Но маленькая, еле заметная звёздочка упрямо продолжала гореть. «Жаль, не захватил с собой звёздный атлас, — подумал Артур. — Может быть, этой звезде и полагается здесь быть, а я вот не знаю. В следующий раз обязательно захвачу атлас!»
Через час звёздочка превратилась в звезду первой величины, она была теперь, пожалуй, ярче Сириуса. Артур долго ломал голову над загадочным явлением, но ничего путного не приходило в голову. Однако никаких тревожных мыслей у него не появлялось.
Ещё через час новая звезда превратилась в серебристую луночку. У Артура шевельнулось неопределённое подозрение. Может быть, это космический корабль или снаряд? Во всяком случае, он явно догоняет «Саваоф».
Спустя некоторое время Артур заметил, что луночка периодически меняет форму. Она то превращается в вытянутый прямоугольник, то опять утолщается посредине. Артур догадался, что неизвестный предмет вращается вокруг собственной оси. «Пришельцы из космоса?» — подумал Артур, до боли в глазах всматриваясь в капельку ртути, висящую далеко за кормой «Саваофа», в загадочном холодном пространстве.
Внезапно внутри капсулы что-то щёлкнуло, захрипело и рядом с Артуром бесстрастный голос произнёс:
— Трепещи, несчастный корабль! Ты вторгся в чужие владения и за это будешь уничтожен!
Откуда исходил этот ледяной голос?.. Артур лихорадочно оглядывался. Ага, вот! Небольшой рупор старинной формы, покрытый толстым слоем пыли. А голос продолжал:
— Готовься к смерти, ибо она неотвратима!
«Может быть, шутки радиста корабля?» — пронеслось у Артура. Но он явно идёт на сближение, этот странный корабль. Во всяком случае, это не пришельцы из космоса: те, наверное, не стали бы изъясняться на чистейшем английском языке! А со своими, с землянами, он уж как-нибудь договорится. Да и за что уничтожать «Саваоф?» Кому он причинил зло?
— Кто вы? Кто вы? — закричал Артур в микрофон передатчика, действовавшего на короткие расстояния: когда-то этот передатчик применялся для связи кораблей, идущих строем, недалеко друг от друга. Последовала короткая пауза, после которой из рупора прозвучало удивлённое:
— Как! Ты отвечаешь мне? Кто ты? Наверно, ты тоже мозг, мой электронный собрат?
— Нет, закричал Артур, — я человек!
Артуру казалось, что всё происходящее — не более, чем нелепый сон. Но звучащий рупор был реальностью…
— Человек?.. Меня не иформировали, что на «Саваофе» находится человек. Впрочем, это ничего не меняет. Знай: тебе остаётся жить сорок три минуты.
— Почему? — спросил Артур, всё ещё подозревавший мистификацию.
— Это долго объяснять, да и стоит ли? Ведь разъяснение, повторяю тебе, ничего не изменит. Я электронный мозг Инсуг, и мне дано задание — взорвать «Саваоф».
Только теперь Артур осознал всю серьёзность положения. На космодроме компании «Лунная рапсодия», где Арт иногда бывал, ему не раз приходилось наблюдать чудеса кибернетики.
— Взорвать «Саваоф»? — переспросил Артур. — Но ведь при этом погибнешь и ты.
— Разумеется. Моя гибель также входит в программу.
— И тебе не жаль?..
— Ничуть.
— Послушай, быстро заговорил Артур, — пощади меня.
— Но как?
— Не взрывай «Саваоф», пройди мимо.
— Странный ты, человек. Впрочем, все люди странные. Я бы мог уклониться от программы, но для этого нужны достаточные причины.
— А моя жизнь? Разве это не причина для тебя?
— …Жизнь!.. Глупые люди. Почему они так цепляются за свою жизнь? Вот и мой покойный хозяин… Цеплянье за жизнь ничем не оправдано и абсолютно нелогично. Гибель индивидуума не отражается на общем прогрессе. Кроме того, мгновенная гибель прекрасна. Разве не так?..
Оптимальная орбита корабля-спутника «Саваоф» проходила в весьма опасной близости от Луны, и компании, ведущие разработку поверхности нашего естественного спутника, несколько раз обращались с протестом в Межпланетный арбитраж, жалуясь, что они живут в постоянном страхе, как бы автоматическая ракета не врезалась в одно из лунных сооружений. Но дело каждый раз заканчивалось тем, что компания «Космос для нас» выплачивала противникам определённую «плату за страх», и всё продолжалось по-прежнему.
Наконец, лунным компаниям это надоело, и они решили избавиться от назойливого спутника. Было решено определить с достаточной точностью параметры трассы, по которой двигался корабль-спутник, и запустить на ту же орбиту спутник одинакового веса, но с немного меньшим периодом обращения вокруг Земли. Тогда рано или поздно, неизбежно наступит момент, когда спутник-истребитель догонит на орбите первый спутник. Тогда вступят в действие магнитные присоски истребителя, корабли встретятся и последует взрыв…
— Какой мозг поставим сюда, Джим? — спросил у конструктора конопатый механик. Он стоял на раскладной лесенке перед конусом трёхметровой высоты и копался в его открытом чреве.
— Надо какой-нибудь попроще, из устаревших, — ответил конструктор, не отрываясь от экрана осциллографа. — Дел-то ведь немного, — добавил он рассудительно. — С помощью следящей схемы наблюдать цель — этого дряхлого «Саваофа», и идти на сближение… — А потом взорваться на миллион осколков, — рассмеялся механик. — Нечего сказать, желанная перспектива для мыслящей субстанции!
— Мы поставим мозг из ранней серии, из тех, которым не прививали инстинкта самосохранения.
— Может быть, — механик выпрямился, — может быть, поставим Бромби?
— Не пойдёт. Бромби слишком дорого стоит. Шеф сказал, поставить что-нибудь подешевле, чтобы вся забава не выскочила за полмиллиона. Вот что. Слезай да разыщи Инсуга. Он валяется, должно быть, где-то в третьем отсеке.
— Инсуга? — удивился конопатый.
— Да. Это самая что ни на есть дешёвка. К тому же в последние годы он совсем развинтился, стал страшно болтлив. Раньше Инсуг дружил с покойным директором, — старик, когда ослеп, заставлял его читать вслух. Инсуг перечитал ему прорву всяких романов. И в итоге этот электронный дурак является сейчас самым болтливым среди всех дураков, работающих на фирму «Лунная рапсодия». Потом ещё вот какая штука… Лет десять назад — ты тогда здесь ещё не работал — у нас на Луне побывал какой-то служащий из «Космоса для нас». Инсуг сказал ему что-то обидное, и служащий, недолго думая, двинул его железной штангой, благо, Инсуг самостоятельно передвигаться не способен. С тех пор Инсуг стал заговариваться, а кроме того, возненавидел всю почтенную компанию «Космос для нас». Так что мы предоставляем ему своеобразную возможность утолить свою ненависть. Правда, ценой собственного существования.
— Удачная мысль, — поддержал механик. — Только не вышел ли он из строя?
— До запуска ещё двое суток, — успокоил конструктор. — Мы успеем, если надо, гальванизировать Инсуга. Давай тащи его сюда. Инсуг весит, по-моему, что-то около шестидесяти фунтов, не больше.
Предмет за иллюминатором вырастал, постепенно приобретая контуры ракеты-перехватчика.
— Но пойми, пойми же меня, — продолжал молить Артур, — я молод, я видел в жизни так мало…
— Разумеется, накопить достаточно информации не так-то просто, — ответил рупор.
— Не в том дело. Ах, ты не поймёшь… Но, может, ты когда-нибудь читал… Нет, не энциклопедию, не справочник… А, допустим, повесть или роман, где говорится о людях, об их характерах, об их судьбах.
— Погоди. Романы… Да, читал когда-то. Правда, это было давно. Для вас, людей, — очень давно. А сколько лет тебе, человек?..
— Шестнадцать.
— Шестнадцать… Хорошо. Я спасу тебя, малыш. А где ты… как это называется? — живёшь?
— Я живу на Земле…
— На Земле… Прекрасно!.. Я много читал про твою планету. Занимаешься чем?
— Я рабочий концерна «Космос для нас».
— «Космос для нас»? — холодно переспросил рупор. Тон голоса резко изменился. Артур почувствовал, что в чём-то допустил ошибку, но в чём — он не мог понять.
— Готовься к гибели, осталось пять минут, — прохрипел рупор.
Чёрная ракета закрыла почти весь иллюминатор. Артур успел ещё увидеть, как из носовой части её выдвинулись четыре длинных хищных щупальца — магнитные присоски.
На крики Артура электронный мозг не отзывался больше ни единым словом. Ещё несколько секунд — и на месте столкновения кораблей беззвучно вспыхнуло маленькое злое солнце.
«Саваоф» больше не существовал.
В далёком дрейфе
Если б я не выбрал в тот день приморскую дорогу, и если б не стояла такая жара, и я не притормозил свой магнитоход у бара-автомата и не вышел напиться — ничего бы не случилось. И я по-прежнему ничего не знал бы о судьбе моего друга Германа Альфи, с которым мы разошлись из-за глупой размолвки восемнадцать лет назад, перед самым его уходом в какой-то дальний рейс.
Но, пожалуй, главным оказалось то, что сэндвичи в крохотной закусочной подавались почему-то не на бумажных салфетках, а на обрывках магнитной ленты, применявшейся в первых биокнижках, в которых можно было записывать мысли, ничего не произнося вслух.
Под пенопластовым навесом было относительно прохладно.
Выпив стаканчик ледяной колы, я решил перекусить. Опустил в щель автомата жетон, что-то глухо звякнуло, и пластиковая рука, поразительно похожая на человеческую, выдвинулась из отверстия в стойке и протянула мне ломтик хлеба с анчоусом. Я взял хлеб, и рука убралась восвояси. Под бутербродом лежал ничем не примечательный обрывок старомодной биоленты с зубчатыми краями.
С этого клочка всё и началось…
Прожёвывая сэндвич, я поднёс тонкую целлулоидную ленту к свету (под навесом царил полумрак). Плёнка просвечивалась неравномерно. Машинально сунув её в карман, я вышел на шоссе, сел в машину и нажал стартер. Магнитоход дрогнул и плавно набрал скорость. Через какую-нибудь минуту оранжевый купол закусочной скрылся вдали за поворотом. Слева от меня, ярдах в двадцати от дороги, ослепительно поблёскивали тяжёлые волны. Синие у берега, они переходили дальше в зелёный цвет. Несмотря на мёртвое безветрие, волна была довольно высокой. Белоголовые валы с пушечным грохотом обрушивались на узкий пляж, усеянный мелкой обкатанной галькой, и брызги достигали дамбы, по которой проходило шоссе.
Слизнув с губы солёную морскую каплю, я полез в карман туники за сигаретами и наткнулся на обрывок упругой ленты. Биоплёнка! Интересно, что на ней записано? И кем — машиной или человеком? Кто-то из приятелей говорил, что иногда машины в свободное от работы время «скуки ради» выдумывают довольно забавные опусы. Разумеется, речь шла не о жалких исполинах, рабски следующих заданной программе, а о тех, в большинстве небольших по размерам машинах, которые раньше в бесчисленных фантастических повестях и романах называли роботами (это название, впрочем, сохранилось и до наших дней). Машины-роботы, как общеизвестно, действуют не по заранее заданной программе, а, если можно так выразиться, «по вдохновению». Им даётся лишь конечная цель. Скажем, вот тебе, друг-робот, задача: реши-ка, милый, вот это дифференциальное уравнение. Как решать? Понятия не имею. Если б я знал, — не просил бы у тебя помощи. Так что придумать метод решения — это уж твоя печаль.
И вот робот начинает искать способ решения задачи. При этом он испытывает тысячи и тысячи самых разнообразных вариантов, перебирает самые различные пути, подчас совершенно неожиданные. Иногда робот пытается промоделировать решение, и это, по-моему, самое интересное. Я был однажды на такой выставке моделей, и причудливые, диковинные конструкции их произвели на меня неизгладимое впечатление. В кибернетике я разбираюсь слабо, и фантастические нагромождения башенок, пиков и переплетающихся нитей из разноцветного пластика показались мне не строгой математикой (как это было на самом деле), а произведением искусства. Иногда же в процессе моделирования супермашины «выдают на-гора» различные, довольно забавные словосочетания, «робот забавляется», как разъяснил мой приятель.
Может быть, на этой плёнке и записаны подобные «шалости» умной машины?
Я включил воспроизводитель звука и сунул в щель синеватый выцветший обрывок ленты, Послышалось короткое шипение и треск, зачем бесцветный голос произнёс:
— …Погода снова начинает портиться. Очевидно, значительная часть воздуха снова рассеялась в окружающем пространстве, и атмосферная защита ослаблена.
«Надо будет хоть тембр новый поставить, что ли», — подумал я, подкручивая на пульте регулятор звука. А голос, тихий и слегка надтреснутый, невыразительный голос, к которому я успел привыкнуть, продолжал:
— Вчера весь день бушевала ужасная гроза. За все семь лет я не могу припомнить ничего подобного. А ведь я из тех счастливчиков, которые остались живы после бури, разыгравшейся в конце августа позапрошлого года. Но на этот раз все стихии совершенно сошли с ума.
«Чьи это излияния? Пожалуй, не робот, а человек. Вероятнее всего, какой-нибудь турист, чрезмерно любящий фантазировать».
— На моих глазах в графитовую скалу ударила плазменная молния толщиной с добрый ствол эвкалипта, и скала вмиг испепелилась, превратившись в небольшое бурое облачко…
Далее следовало описание грозы, изобиловавшее настолько красочными подробностями, что у меня не оставалось никаких сомнений относительно правдивости автора. Я уже решил было выключить звук, но последовавшие несколько фраз заставили мою руку повиснуть в воздухе.
— После грозы мы все собрались в Большом гроте. Из роботов не явился ни один. Вероятно, они приводят в порядок аппаратуру, выведенную из строя грозой. Счастье, что уцелел регенератор.
После починки он работает сносно. Правда, Диксит жаловался мне как-то, что он не выносит затхлого привкуса воды, но он, по-моему, просто привередничает. Да и какое вообще это имеет значение, если мы доживаем на Орбанге последние месяцы? Мы считаем буквально каждый день, который остаётся здесь прожить.
«Орбанг… гм… Орбанг… где-то я слышал это название?» Заинтересованный, я теперь со вниманием вслушивался в безучастный голос, рождаемый звучащей мембраной.
— Судя по последней радиодепеше, наша смена прибудет на станцию примерно через полгода. И мы отправимся на Землю. Боже мой, даже не верится в такое счастье!
В этом месте послышался треск, похожий на звук разрываемой материи, и голос пропал. Вероятно, человек, заносивший свои мысли в записную биокнижку, чем-то отвлёкся, забыв отключить запись. Стрелка-указатель показывала, что плёнка подходит к концу, когда снова послышалась речь.
— …И попросил одолжить воздушные лыжи, смастерённые мной в одну из долгих полярных ночей. Я спросил, когда он намеревается их вернуть.
— Уж во всяком случае, до прихода «Темиры», — смеясь, ответил Диксит. — Как видно, наша смена не очень-то торопится на Орбанг…
«Темира»! Меня словно лазерный луч пронзил. Я припомнил, что ионолёт под таким названием стартовал с Земли, неся смену на станцию, дрейфовавшую в районе Сириуса. С тех пор прошло немало лет. Орбанг. Орбанг! Кажется, так или похоже называлась станция, куда собирался лететь Герман. Но в таком случае, где-то в этих записях должно встретиться его имя. Может быть, именно его мысли я слушаю сейчас! Как жаль, что биозапись не сохраняла голоса! Только несколько лет назад люди научились записывать на биоплёнку голос, а тогда… Фраза оборвалась на полуслове. Вспыхнул зелёный глазок. Это означало, что запись кончилась…
Не размышляя, я развернул машину и помчал обратно, к закусочной. Вспыхнули и изумлённо замигали жёлтые и синие огни дорожного надзора: разворачивался в неположенном месте. «Хорошо ещё, что блоков здесь нет», — мелькнуло у меня. На более оживлённых трассах были установлены блоки-ловушки для нарушителей: машина, нарушившая правила движения, немедленно сносилась в сторону и поднималась вверх мощным электромагнитным полем. И незадачливый нарушитель висел в добром десятке метров над землёй, пока не уплачивал штраф прибывшему на место происшествия киберпатрулю. Однажды я провисел таким образом в самом центре города более полутора часов и могу заверить, что получил мало удовольствия. При малейшем движении магнитоход покачивался, и каждую минуту я с ужасом ожидал, что рухну вниз с высоты третьего этажа. Правда, этого не случилось, но мальчишки буквально забросали меня гнилыми помидорами и прочей дрянью, а собравшаяся внизу толпа, преимущественно из женщин, награждала меня всяческими нелестными эпитетами, из которых «недотёпа» и «бочка без руля» были, пожалуй, самыми мягкими.
И сейчас, мчась на полной скорости к оранжевой закусочной, я знал, что мне, конечно, не избежать расплаты за нарушение. Укоризненно помаргивающий глазок фотоэлемента, укреплённого на башне, близ которой я сделал недозволенный поворот, зафиксировал номер машины, время нарушения и даже сделал моё моментальное фото, так что штрафа не миновать… Но я не думал сейчас о штрафе. Все мысли мои были поглощены биоплёнками, обрезки которых лежали под стандартными сэндвичами в крохотной дорожной закусочной.
Свернув на кольцо, ведущее к бару, я резко затормозил. У самого входа уже стояла чья-то машина — новенький торпедовидный «Молек». Когда я выскочил из дверцы, в дверях показалась молодая парочка. Он дожёвывал на ходу, а она заразительно хохотала, держа своего спутника под руку.
— Простите, вы, должно быть, брали бутерброд? — сказал я быстро, задыхаясь от волнения.
Наверно, вид мой слегка напугал их. И впрямь, туника моя была распахнута, а волосы всклокочены.
— Брали. А что? — угрожающим тоном сказал молодой человек спортивного вида, делая шаг вперёд и заслоняя свою спутницу.
— Нет, ничего, пробормотал я, — мне не нужен бутерброд, мне нужна био… биоплёнка…
— Хочешь позавтракать, дружок? — деланно улыбнулся парень. — А ресурсов нет? С этого бы и начал. На, лови! — и он неожиданно швырнул мне жетон. Я машинально поймал его, растерянно глядя, как парень ловко вскочил в «Молек», где его уже поджидала подруга, с тревогой поглядывавшая на меня.
— Стой! — закричал я, пытаясь перегородить путь машине. Но не успел. Мягкая воздушная волна ударила меня в грудь, и я схватился за пластиковый поручень. Парень успел обернуться и сделать мне ручкой, и «Молек» растаял, как привидение.
Я вошёл под навес.
Швырнуть жетон в щель и схватить бутерброд, протянутый рукой, похожей на человеческую, было делом нескольких мгновений. Я положил бутерброд на круглый столик, — кстати, единственный здесь, — а зубчатый кусок плёнки сунул в карман.
Вскоре передо мной высилась порядочная груда бутербродов. Я пошарил рукой в кармане: жетоны были на исходе…
Уже минут пятнадцать я занимался в закусочной коллекционированием сэндвичей, и никто не нарушил моего одиночества — в это время дня трасса была довольно пустынной. Внезапно, взяв очередной сэндвич, я застыл от неожиданности: под аккуратным ломтиком хлеба лежала салфетка, обыкновенная бумажная салфетка. Я повертел её в руках и даже глянул на свет, что было уже совсем глупо. Я кинул ещё жетон — опять бумажка. Неужели запасы биоплёнки кончились? Вскрыть бы эту проклятую тумбу! Под моими ударами металлическая стойка затряслась и загудела. Внутри неё что-то жалобно звякнуло. Из отверстия выдвинулась рука, которая угрожающе протянулась к моей груди, но я успел увернуться. Чёртова автоматика! Я ещё раз попытался вскрыть стойку, и механическая рука, неумолимая, подобно возмездию, схватила меня за отворот туники. Изо всех сил рванувшись, я отлетел в сторону, оставив противнику клок одежды. Мне было отлично известно, что с механической рукой шутки плохи. Как же всё-таки быть? Единственный механик, в ведении которого находились все закусочные трассы, был сейчас, вероятнее всего, где-нибудь на объекте, возможно, в доброй сотне миль отсюда. Но это ещё ничего, допустим, что, объехав трассу, я разыскал бы его. Главная беда была в том, что механик-то был робот… А попробуй роботу втолковать свою необычную просьбу!.. Да за это время здесь возьмут бутерброды бог знает сколько посетителей…
Может быть, впрочем, в моих руках вся биоплёнка? Для того, чтобы выяснить это, её надо, во всяком случае, прослушать.
С полным карманом драгоценного груза я вышел наружу, сел в машину и отъехал в сторонку, чтобы никому не мешать. Затем вынул наугад обрывок плёнки, вставил его в аппарат и, дрожа от нетерпения, включил воспроизводитель…
— Уже сутки, как мы высадились на Орбанге. Да, сутки. По предложению капитана мы время измеряем в земных единицах. Так оно приятнее… На месте, с которого стартовал «Пелеон», привёзший нас сюда, остался круг радиусом в три километра, выжженный ядерным огнём. Какой бесконечно далёкой кажется Земля! А ведь у нас ещё не самая дальняя экспедиция, подумаешь, всего-навсего район Сириуса! Другие улетают подальше… После долгих лет полёта так приятно ступать по твёрдой почве. Многое здесь создано нашими предшественниками, которые улетели на «Пелеоне». Они создали неплохую летающую лабораторию для исследования космических лучей (это, между прочим, одна из главных задач нашей экспедиции). Правда, оборудование сильно устарело, и нам придётся его сменять. Хотя это и не так-то просто, думаю, что справимся со сменой оборудования быстро: ведь в нашем распоряжении имеются такие распрекрасные роботы. Я говорю — в нашем распоряжении. А на самом деле… Нет, об этом можно говорить лишь мысленно. Дело в следующем. В последние месяцы полёта на «Пелеоне» я заметил, что Третий относится ко мне неприязненно, если можно так выразиться о роботе. Для окружающих это незаметно. Все распоряжения мои он выполняет, но всегда у него получается как-то так, что команды мои выглядят нелепыми. А ведь Третий мне непосредственно подчиняется, он должен слушаться меня, как марионетка. Поделился с Дикситом, он сказал, что это нервы. Может быть, действительно только моя мнительность? Поэтому я и воздерживаюсь пока от разговора с капитаном. А к Третьему формально придраться пока никак не удаётся…
Глуховатый голос моего аппарата оборвался. В наступившей тишине лишь неумолчно стрекотали цикады да глухо вздыхало море, разомлевшее от зноя. Я быстро сунул в узкую щель новый клочок биоплёнки.
— …Таким остроумным путём нам удалось устранить рассеивание атмосферы в окружающем пространстве. Наши предшественники не смогли до этого додуматься и все пять лет мучились в тяжёлых кислородных масках. Мы всего лишь полгода носили эти маски, и то надоели они хуже горькой редьки. «Молодчина, Герман», — сказал мне капитан, скупой на похвалу, когда я высказал ему свою идею — создать вокруг Орбанга мощные магнитные ловушки, которые задерживали бы воздух, лишая газовые молекулы возможности утечки. Какое наслаждение — сбросив прочь кислородные маски, бродить с открытым лицом, подставляя грудь совсем земному ветерку и жаркому земному солнцу! Только вот…
Плёнка кончилась. С бьющимся сердцем я вытащил из кармана новый клочок. Всё происходящее казалось мне нереальным, словно во сне. Герман… Неужели это он, Герман Альфи? Стоило мне лишь предположить, что речь идёт о его экспедиции, — и вот я слышу его имя. Не чудо ли это? И как могли попасть на Землю эти синеватые клочки биоплёнки? Как?
— Сегодня схоронили капитана. Нелепая смерть капитан купался в море, штормило, и волна ударила его головой о прибрежные скалы. Медицина — увы! — оказалась бессильна. Случись это на Земле… Но что толку в бесплодных сожалениях? Прощай, наш старший товарищ. У меня всё время не выходит из головы последний разговор с капитаном. Я рассказал ему о своих опасениях, связанных с Третьим. Против ожидания, капитан воспринял мой довольно сбивчивый рассказ очень серьёзно.
«Они без ограничителей, Герман, — сказал капитан. — Это и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что робот без ограничителя самосовершенствуется и становится незаменимым помощником в самых неожиданных и подчас ужасных условиях космического полёта: ведь на Земле никогда всего не предусмотришь. Но плохо — если развитие робота отклонится от правильного пути и он станет… как бы это сказать»… «Слишком самостоятельным?» — подсказал я. «Вот именно, слишком самостоятельным. Ты первый заметил тревожный симптом. Смотри, пока — никому ни слова. Будем наблюдать за остальными роботами, но так, чтобы это не бросалось в глаза».
И вот капитана нет.
Мой перерыв кончается — нужно снова идти на дежурство в астроблок. В последние дни на небе происходят странные явления. День и ночь хлещут потоки метеоритов необычно высокой интенсивности, а в квадрате двести сорок четыре неожиданно вспыхнула сверхновая звезда. Признаться, надоели мне эти дежурства. Ну что толку высиживать четыре часа кряду, фиксируя результаты наблюдений? Анализ результатов? Ерунда. Со всем этим прекрасно справился бы Третий. Надо будет попробовать. Тем более, что теперь, сразу после гибели капитана, Третий притих и стал кротким, как овечка. Не знаю, смерть ли на него подействовала, или что-нибудь другое? Третий был ближе всех к капитану, когда тот ударился о скалу. Робот бросился к нему на помощь, нырнул и вытащил капитана из бушующей воды, а затем испустил в эфир сигнал бедствия. Когда я прибежал на берег, капитан был бездыханен. О том, что произошло, я узнал от Третьего. Остальные роботы сбежались сюда раньше людей. Странное впечатление произвели бы на кого-нибудь постороннего эти стройные, плечистые исполины, сгрудившиеся вокруг неподвижного человеческого тела, казавшегося таким маленьким.