Туманные скопления, подобные тому, которое встретило «Борн», представляют собой исключительно редкое явление в космосе. И тем не менее, никто не застрахован от коварств, которые таит в себе Пространство.
Капитан Лерс погиб. Но Map Дона больше всего потрясли даже не документальные кадры, с протокольной точностью показывавшие, как «Борн» разваливался в вакууме, не трагический лейтмотив плещущей мелодии, не причудливые обломки дюз, отброшенных во все стороны страшной силой взорвавшегося реактора, — больше всего капитана Map Дона потряс тревожный женский голос и полные внутренней силы слова:
…Что думал ты в последний час,
Когда взметнулся и погас
Огня сверкающего хвост,
И миллионы дымных звёзд
Глядели на твою тюрьму,
Летящую вперёд, во тьму,
Когда уснул экран слепой
И всплыл сирены долгий вой?
Что думал ты в последний раз,
Не закрывая горьких глаз,
Что вспоминал — один во мгле
На обречённом корабле?
Реактор стойкий, как солдат,
Но страшен метеорный град
И рубит молния мечом.
Миг — ты задумался… О чём?
О тайне космоса? О том,
Как долог в небеса подъём?
Как призрачен и зыбок бег?
Стареет луч. А человек?!
…Смолк перед взрывом странный шум…
Мне не узнать далёких дум,
Но знаю видел ты в тот миг
Мучительно-прекрасный лик
Земли в цвету и, в синь одет,
Песчинки дальней ясный свет…
«Стареет луч. А человек?..» — мысленно повторил Map Дон. — «Всё — словно обо мне», подумал он, отрывая усталый взгляд от экрана воспроизведения. Ничего утешительного!.. За время сна капитана «Таира» не повстречала на своём пути того, на что в глубине души всё ещё надеялся Map Дон. Безжизненные планеты, опалённые радиацией… Чужие солнца фантастических спектров… Бесконечные силовые поля, из которых «Таира» пила энергию на ходу… И далёкие бесстрастные звёзды, холодно глядящие на свою добычу…
Скорей бы снова уснуть. Провалиться в чёрное небытие, и не думать, не думать… Но прежде он должен сделать всё необходимое. Остаётся всего два часа…
А может… может, ему ещё посчастливится, и он встретит братьев по разуму? Человек обязан бороться до конца. Он не имеет права складывать руки. Мало ли было случаев, когда человек побеждал силы, казалось, в тысячи раз превосходящие его?
И Map Дону припомнилось… Да, это случилось лишь за несколько месяцев до несчастья, когда всё было в порядке и «Таире», казалось, ничто не угрожало. Почему он из всех блоков выбрал с полки именно этот, со старинной стереофонической приставкой? И повествовал этот блок о событии, которое было известно Map Дону ещё со времён интерната и из школьных хрестоматий. Тем не менее он вынул блок из ячейки, бережно отёр его и ещё раз перечитал надпись (даже буквы производили впечатление старинных):
«Неопалимая купина. Рассказ о столкновении Земли с кометой Островского».
Map Дон пошёл тогда в сферозал, вставил блок в проектор и… позабыл обо всём на свете. Шаровой экран воскресил перед ним драматическое событие полуторатысячелетней давности, которое — он понимал это — давно уже стало достоянием истории. Картины грандиозной катастрофы вновь и вновь потрясали воображение. Самотверженные земляне спасли тогда планету от гибели. Точно рассчитав траекторию и импульс шальной кометы с тяжёлым ядром, шедшей прямо в направлении Земли, они сумели в последний момент распылить её ядерной вспышкой. Но Голубая красавица сильно пострадала… Дикторский текст органично вплетался в ткань фильма. С каждой фразой его вокруг Мap Дона развёртывались картины — одна динамичней и красочней другой. Map Дон запомнил голос чтеца. Он звучал глуховато и внешне бесстрастно, но в нём чувствовались скрытая боль и в то же время неиссякаемая гордость за деяния Человека. Капитан записал тогда этот голос. И теперь он включил запись, снова и снова черпая силу в рассказе об удивительном мужестве землян.
Чужой звезды огонь нагой
Лизнул земное поднебесье,
И мир качнулся под ногой,
Нарушив зыбкость равновесья.
Рванулись реки под уздой,
Припомнив прежние обиды,
Утратив призрачный покой,
Заколебались пирамиды.
И только гордый человек
Не дрогнул перед произволом,
Кинжален был ракетный бег,
А он по-прежнему весёлым.
Он вспышкой разметал беду,
Поспорил с огненной рекою,
Чужую дымную звезду
Он оттолкнул своей рукою.
Была горячей та звезда…
Что делать? Мир не застрахован.
Горели горько города,
Был воздух ужасом окован.
Но всё поправил человек,
Взметнул сады на поле боя,
И краше прежнего Казбек
Вписался в небо голубое.
Прозрачных зданий виражи
Былую боль перечеркнули.
Земля, потомку расскажи,
Как мы из смерти в жизнь шагнули.
О том расскажут всплески гор,
Оплавленные адским светом,
Глаза холодные озёр,
На мир глядящие с приветом,
Покойно спящая в тиши
Необозримая равнина
И человеческой души
Неопалимая купина.
Беда пришла, когда её меньше всего можно ожидать.
Стены кают-компании излучали затенённый солнечный свет. Map Дон только что вернулся из штурманского отсека, и теперь он с удовольствием потягивал чай. В качалке напротив устроилась Лина. Она вышивала на пяльцах, чуть нахмурив брови — точь-в-точь Марта. Белковые роботы последних серий были очень похожи на людей. На какой-то миг Map Дону показалось, что он дома, в Зелёном городке. Map Дон со вздохом отодвинул пустую чашку — тут же её убрали услужливые руки механического кока — и принялся вытирать салфеткой палец, на который капнул джем.
— Знаете, — сказала Лина озабоченным голосом, отрываясь от работы, — надо добавить кислорода в атмосферу фаун-отсека.
— А что там?
— Сейчас ведь весна по-земному… Много новых зверюшек. И в воздухе необычно повысился процент углекислоты — я сегодня была там и проверяла.
— Ну, что ж. Сделаем, Лина, — улыбнулся Map Дон вставая. — Всё в руках человека!
— И поэтому пойдите, помойте руки, — улыбнулась в ответ Лина, вновь опуская глаза.
Пронзительный гонг вестник беды — не сразу дошёл до слуха Map Дона. Лишь при повторном ударе он вздрогнул и выскочил в коридор вслед за Линой, оставившей люк открытым.
Вспыхнувшие на стенах оранжевые стрелы указывали в сторону носовой части «Таиры». Map Дона то и дело обгоняли белковые роботы, спешившие из всех сил. Роботы делали гигантские прыжки (сила тяжести на корабле составляла менее четверти земной). На ходу они оживлённо переговаривались, вращая головными антеннами. Казалось, каким-то чудом роботы не задевали капитана.
Когда Map Дон добежал до носового отсека и ввалился туда, еле переводя дыхание, его встретила мёртвая тишина. Роботы почтительно расступились, давая дорогу капитану. Map Дон шагнул вперёд и остановился. Нельзя было понять, что произошло. Свершилась какая-то неуловимая перемена, но какая?
— Одна из жизненных систем «Таиры» нарушена, — пробасил коренастый робот-штурман, стоявший рядом.
Только тут Map Дон заметил, что инфраэкран корабля странно тёмен. Все восемнадцать лет полёта Map Дон привык видеть его сине-голубым…
В полном безмолвии человек всё крутил и дёргал верньеры настройки, но огромный глаз корабля оставался тёмным.
— Всем! — сказал капитан, выпрямившись наконец. Антенны роботов замерли, впитывая команду. — Необходимо проверить каждую систему «Таиры», — человек старался, чтобы голос его звучал ровно. — О неисправностях докладывайте с места. Приступайте!
Мгновенно в воздухе зашелестело. Роботы, что-то решая находу, двинулись — каждый на свой участок корабля. Отсек опустел.
Map Дон подошёл к обзорному экрану и включил его, готовясь принимать донесения. Перед капитаном, занимая почти всю плоскость экрана, вспыхнул знакомый контур «Таиры». Все отсеки огромного корабля гармонично соединялись, образуя единое тело. Хвостовые дюзы слабо мерцали — следствие недавней бомбардировки космическими лучами. Почти посредине «Таиру» окольцовывало выпуклое покрытие оранжерейных отсеков. Нейтритовые раскрылья выдавались широко в стороны — земным создателям корабля не приходилось опасаться воздушного сопротивления: на космических трассах царствует вакуум… Даже стартовала «Таира» не с земного астродрома, а с лунного, — инженеры пошли на это, чтобы избежать атмосферных помех при взлёте.
Собственно говоря, капитан разослал роботов на все участки лишь для очистки совести. Map Дон чувствовал «Таиру», как собственное тело, и у него созрело одно подозрение, в котором он не смел признаться самому себе.
Один за другим роботы докладывали, что на их участках повреждений нет, и каждый раз лицо капитана становилось всё угрюмей. Круг неотвратимо сужался.
— Говорит Крельшо, — передала мембрана, но капитан узнал бы постоянного партнёра по шахматам и без представления, по одному голосу. За долгие годы полёта Map Дон научился различать роботов, как самых близких своих друзей, хотя стороннему наблюдателю они показались бы схожими между собой, как две, а точнее как тридцать две капли воды. Любопытно было наблюдать, как с годами в каждом роботе всё более явственно проступали черты его воспитателя, и таким образом к капитану как бы являлись приятели после долгой разлуки.
— Говорит Крельшо, — повторила мембрана. Экран на миг погас, затем из глубины его выплыл сплюснутый серебристый шар — в нём, окружённое прокладками «магнитных подушек», хранилось аннигиляционное топливо — антивещество, хлеб «Таиры», всё время автоматически пополняемый. Рядом с хранилищем стоял Крельшо. Капитану даже показалось, что робот улыбается, — впрочем, это, наверно, была игра светотени на широком скуластом лице Крельшо.
— Антибак в порядке, — сказал Крельшо, хлопнув жилистой лапой по светлой поверхности шара. — Аннигиляция идёт нормально…
— Хорошо. Возвращайся, — ответил Map Дон.
— Докладывает Лина, — прожурчала мембрана.
Изображение на экране сменилось. Стройная фигура хозяйки фаун-отсека ничуть не проигрывала от соседства с белоснежной газелью. Капитан загляделся на Лину. Такой была Марта, когда он улетал. Роботы, в отличие от людей, не старели…
Густые заросли сахарного тростника наполовину скрывали Лину и грациозное животное. — Фаун-отсек в порядке, — сказала Лина, и в голосе её Maр Дон услышал нотки гордости.
«И тут в порядке, — подумал капитан, отирая лоб. — Уж лучше бы здесь, чем там…».
И Map Дон почти не удивился, когда на экране трагическим вестником несчастья всплыл иссиня-смуглый Лин Бел (его воспитателем на Земле был африканец). — Разрушен лазерный ориентатор… — Сухой голос робота лишь подчёркивал страшный смысл его слов.
— Чем? — выдохнул капитан.
— Одиночный электрон субсветовой скорости попал в кристалл. Произошёл микровзрыв.
Ориентатор… глаз «Таиры».. Звездолёт ослеп.
И надо же, чтобы это произошло уже на обратном пути. Как разыскать теперь в звёздном хаосе родное Солнце, такое безумно далёкое? Земля… Она мгновенно скрылась для «Таиры» за семью печатями.
Много бессонных ночей провёл капитан вместе со своим первым помощником Робом и другими, обдумывая выход из положения. Разыскать Солнце среди звёзд с помощью средств астрономии не представлялось возможным. Держаться ранее принятого курса? Но это бессмысленно: «Таира» ежесекундно подвергается воздействиям мощных силовых полей, она подобна лодке, плывущей без ориентира по бурному морю. Чего стоит в таких условиях однажды заданный курс? Лёгкая манёвренность «Таиры» обернулась против неё самой.
С решением нельзя было медлить.
Map Дон и Роб собрали и тщательно закодировали данные важнейших систем «Таиры». На это ушло около четырёх суток кропотливой работы. Вся огромная информация наряду с собственными соображениями — была введена затем в Центральный мозг корабля.
С замиранием сердца ждал капитан решения. А что если мозг станет в тупик? Ведь может же оказаться, что введённые данные противоречивы, и разумного выхода из создавшегося тупика нет, другими словами — остаётся лететь вслепую, наугад, навстречу неизбежному…
Минуты напряжённо тянулись, и лишь реле времени мигало на пульте, нарушая однообразие. Но вот по матовой сфере, увенчивающей Центральный мозг, побежала, разворачиваясь спиралью, змееподобная пунктирная линия. Map Дон облегчённо вздохнул: линия означала, что Мозг решил данную ему логическую задачу.
Капитан подошёл вплотную к установке, и из узкой щели выводящего устройства прямо в руки ему скользнула твёрдая перфолента со множеством пробитых в ней круглых отверстий. Обращаться к помощи дешифратора не было надобности — Map Дон умел читать код с листа. Капитан поднял ленту на свет и залпом прочёл поразительный ответ Центрального мозга…
Мозг подтвердил, что исправить систему наведения «Таиры» в условиях полёта невозможно. Притормозить же для этого корабль — это значит обречь себя на гибель без борьбы, так как разогнать его потом до нужной скорости не удастся. Между тем, используя попутные магнитные поля в качестве ускорителей, «Таира» может двигаться неограниченно долго — в масштабах многих тысячелетий.
Да, но что тысячелетия, если жизнь человека охватывает едва сотню лет?.. Капитан на миг оторвался от перфоленты и потёр лоб: уж не забыл ли Центральный мозг, чего доброго, о времени человеческой жизни? Оказалось — не забыл…
Жизнь человека можно значительно растянуть с помощью анабиоза, сообщала далее лента. Речь идёт об установке прерывного анабиоза. Один цикл его составляет сорок лет, затем следует необходимый для организма четырёхчасовый перерыв — и снова сон… Что касается «Таиры», то она должна всё время лететь в направлении, на котором наиболее вероятна встреча с разумной жизнью, с высокой цивилизацией. Это единственный шанс встретить братьев по разуму…
— Каков же этот курс? — выкрикнул капитан в рупор Центрального мозга, оторвавшись от ленты.
— Нужный для киберштурмана код будет выдан через двадцать пять минут, после сравнительного изучения всех известных астроданных, — бесстрастно прогудел в ответ рупор.
Но дальше, дальше…
Роботы должны умереть раньше человека. Анабиозу белковые братья не поддаются, а сердце каждого рассчитано лишь на двести семьдесят лет, и запасных сердец на корабле нет. Кто же мог предположить, что с «Таирой» случится такое?.. Зато Роб… Роб наверняка переживёт всех: у него гелиевое сердце, которого хватит надолго. «Роб с точки зрения человека практически бессмертен», — так выразил эту мысль Центральный мозг.
Антенны «Таиры» будут непрерывно излучать в окружающее пространство универсальные сигналы бедствия. Они исключительно просты, эти сигналы, и разумные существа, поймав их, несомненно догадаются, что на борту корабля находятся их собратья, и найдут способ притормозить бег «Таиры» или во всяком случае дать ответный сигнал, и тогда сам киберштурман замедлит астролёт. А пока… пока организм должен пить жизнь, как гурман пьёт редкое вино, — не спеша и маленькими глотками…
Полтора часа! Только полтора часа остаётся до того момента, как он должен погрузиться в анабиотическую ванну. Но чего он ищет, этот одинокий человек, в пустынных отсеках корабля?.. Слабого как тростник капитана повсюду сопровождал заботливый Роб. Он даже предложил побрить Map Дона, но капитан торопился куда-то.
— Через сорок лет, — сказал он, силясь улыбнуться, и провёл пальцем по подбородку, — тогда моей бороде как раз исполнятся сутки!..
«Снова спешит к ней, как и в прошлый раз», — подумал Роб, поддерживая капитана за плечо. Они шли по коридору в направлении седьмого отсека.
В одно из предыдущих пробуждений Map Дона никто не встретил, кроме Роба. Оставив Роба у пульта, капитан долго бродил по пустынным коридорам и отсекам «Таиры».
…Почуяв, что сердца их начинают отказывать, все белковые братья собрались в штурманской рубке. Здесь их и настигла необратимая смерть.
Бежали минуты, а капитан всё стоял посреди рубки, окружённый своим мёртвым экипажем.
Роботы застыли в самых разнообразных позах. Лин Бел растянулся навзничь, словно поражённый молнией. Крельшо лежал скорченный в углу, возле дешифратора. Лина казалось, прикорнула, свернувшись калачиком в глубоком штурманском кресле.
Затем с помощью Роба Map Дон перетащил всех роботов в седьмой отсек, который мог сообщаться с внешним миром. Лину он осторожно уложил на узкую подвесную койку, затем опустил виниловый полог.
— Откроешь кингстон, Роб, — негромко сказал капитан и вышел из отсека. Вакуум и температура абсолютного нуля навечно сохранят теперь тела белковых братьев…
В коридоре Map Дона легко догнал Роб. — Приказ выполнен, капитан, — сказал он. Время было уже на исходе.
— Вот что… — сказал Map Дон после долгой паузы, в течение которой они успели дойти почти до отсека Долгого сна. — Когда я… В общем, когда всё кончится, перенесёшь меня туда… в седьмой отсек…
Остаётся лишь час…
Map Дон торопливо надел и проверил космоскафандр. Седьмой отсек встретил его мёртвой тишиной. Серебряная изморозь легла на стены и все предметы. На полу блестели капельки замёрзшей ртути, выкатившейся из какого-то разбитого прибора. Map Дон подошёл к Лине и застыл, вглядываясь в её лицо, так странно напоминавшее ему лицо Марты.
— Время, капитан, — очнулся он от короткой реплики Роба, неслышно подошедшего сзади.
Map Дон глянул на часы — оставалось совсем немного, едва хватит, чтобы добраться до отсека сна.
Ещё раз оглянувшись, капитан вышел, и тяжкий герметический люк захлопнулся за ним, больно отдавшись в сердце.
Человек глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он почувствовал, как от пальцев ног медленно наползает волна онемения. Анабиоз вступал в свои права. К расслабленному телу со всех сторон, словно живые, тянулись отростки. Слуха капитана коснулась прекрасная музыка, но он знал, что это только результат воздействия препарата сна на слуховой нерв.
Действительно, через несколько минут музыка стала звучать глуше и наконец смолкла. Когда некоторое время спустя в отсек заглянул бессонный Роб, капитан уже спал…
Приключения на Аларди
После семи долгих лет ракетного времени фотонный звездолёт «Каравелла» вошёл в зону Проксимы — цели своего полёта.
Первым из тревожных признаков были назойливые радиосигналы неизвестного происхождения. Они лились непрерывно, усиливаясь по мере приближения к загадочной звезде. Кир, специалист по дешифровке, сумел уловить в потоке импульсов определённые закономерности, но разобраться в них до конца ему никак не удавалось.
— Дыхание протуберанцев? — вслух подумал штурман. Сощурясь, он всматривался в серую поверхность пультового экрана, по которой, весело подскакивая, бежали острые пики.
Капитан, стоявший сзади, молча покачал головой. В зеркальце штурман увидел, что брови капитана нахмурены. Из рупора доносились разнообразные шорохи и визг.
— Это, наверно, последнее, что он слышал, — сказал капитан. — Не могу… — Протянув руку, он отключил рупор. В отсеке царила тишина.
— Через несколько часов можно включать торможение, — проговорил штурман. — Локаторы нащупали Аларди.
— Хорошо. Займись этим, Алексей, а я проверю аннигилятор.
Дверь штурманского отсека бесшумно захлопнулась за капитаном.
Два человека и двенадцать роботов — весь экипаж «Каравеллы» собрался перед огромным вогнутым овалом Головного экрана. Из глубины его, откуда-то слева, медленно выплывала красноватая, изрытая кратерами поверхность. Уже можно было различить островерхие скалы, отбрасывавшие резкие фиолетовые тени. Кир включил усилитель, и поверхность Аларди приблизилась скачком, заполнив экран.
Капитан Голубничий умудрялся одновременно следить за курсом «Каравеллы»: корабль в соответствии с программой начинал выходить на эллиптическую орбиту, одним из фокусов которой служила планета. Планета, видимо, была лишена атмосферы, поэтому её удалённая поверхность была видна на экране «Каравеллы» весьма отчётливо.
Внезапно Кир, указав щупальцем на какую-то точку экрана, издал короткий предупредительный сигнал. От рябой изрытой поверхности планеты медленно отделялось маленькое белёсое облачко… Оно росло на глазах. Оторвавшись наконец от поверхности, облачко двинулось наперерез «Каравелле».
Нужно было принимать решение.
— Необходимо избежать встречи, — отдал капитан стратегическую команду. Роботы тотчас бросились исполнять приказ — каждый из них на свой участок. Для корректировки хода «Каравеллы» реакция человеческого восприятия была бы слишком замедленной.
Через несколько секунд капитан и штурман остались у пульта одни. Между тем облачко, вначале такое безобидное, росло подобно снежному кому. Вскоре властная сила вдавила капитана и штурмана в глубокие противоперегрузочные кресла. Это «Каравелла» сделала манёвр, пытаясь уклониться от встречи с неизвестным объектом. Поразительная вещь! Облако в тот же миг также изменило курс и продолжало стремительно мчаться навстречу кораблю.
«Похоже, что его кто-то корректирует с Аларди», — мелькнуло у штурмана. Расстояние между облаком и «Каравеллой» сокращалось с каждым мгновением. Сумасшедшие толчки швыряли людей в разные стороны, так что ремни, привязывавшие их к креслам, едва не лопались. Но стало ясно, что всё искусство Кира уже не поможет. Встреча была неизбежной.
— Закрой глаза! — успел крикнуть Голубничий.
Экран на пульте вспыхнул, подобно маленькому солнцу. В тот же миг страшный удар потряс корабль.
Штурман Алексей Николаевич Сибиряков очнулся от сверлящей боли в висках. Он открыл глаза, но вокруг царила полная темнота. Голову что-то сдавливало. Штурман пошевелился и застонал.
— Жив? — услышал он глуховатый голос капитана, и заботливая рука поправила на лбу Алексея влажную повязку.
— Что с «Каравеллой»? — ответил штурман вопросом на вопрос.
— Потеряла управление. Роботы занимаются проверкой внутренних систем.
— А… Сколько прошло? — спросил Алексей, делая попытку подняться.
— Полчаса.
— Темно, как в могиле, — слабым голосом проговорил штурман. — Неужели взрыв мог прервать люминесценцию?
К штурману мягко подкатился Кир. Он осторожно обвил плечи Алексея чутким щупальцем.
— Включи хотя бы лучевик, Пётр, — попросил штурман. Капитан глянул на стены отсека, с которых лился яркий дневной свет люминофоров, и до крови прикусил губу.
— Лёша, ты потерял зрение… — тихо сказал он и подошёл к другу.
В открытый люк лихо влетел Энквен.
— Системы проверены, — доложил он капитану, — можно приступать к наружному осмотру «Каравеллы».
За то время, которое штурман лежал без сознания, экипаж «Каравеллы» сумел убедиться в самом страшном: ракета потеряла не только управление, но и глаза — телесистема корабля вышла из строя. Неизвестно было даже, где сейчас находится ракета. Может быть, она медленно падает на Аларди? А может, отброшенный взорвавшимся облаком беспомощный корабль летит по бесконечной гиперболе, превратившись в маленькое космическое тело? И сколько протянется состояние полной неизвестности? Каждую минуту можно было ожидать катастрофы. То ли астероид пробьёт магнитную защиту и врежется в стальную грудь ракеты (на подступах к Аларди локаторы «Каравеллы» зафиксировали несметное количество астероидов), — и тогда мгновенная вспышка отметит место гибели звездолёта. То ли сам корабль, как слепой щенок, ткнётся в неприветливую поверхность первого встречного небесного тела.
Между тем выходные люки «Каравеллы» заклинилась, и, чтобы выйти наружу и произвести всё необходимое, роботам пришлось немало повозиться.
Капитан взял с собой Кира и Энквена.
Трое вошли в круглую герметическую кабину, Кир, вошедший последним, захлопнул за собой блестящий люк. Голубничий ловкими движениями облачился в космоскафандр, после чего Энквен включил вакуумное устройство. Давление воздуха в кабине резко пошло на убыль. Сразу выходить наружу было опасно; из-за слишком большого для человеческого организма перепада давлений.
Наконец трое вышли наружу. Перед капитаном раскрылась фантастическая картина. В густой, почти осязаемой тьме тускло светились серебристые бока «Каравеллы». Безжизненные дюзы — до них отсюда было добрых четыре километра — слабо вырисовывались своими плавными линиями. А внизу… У Голубничего захватило дух. Такого ему ещё не приходилось видеть. Там, вдали, на страшной глубине, расстилалась огромная вогнутая чаша, вся она красновато светилась. Вогнутость, конечно, была лишь оптическим обманом — капитан знал, что такой всегда представляется выпуклая поверхность с большой высоты. Края гигантской чаши были окаймлены причудливыми фиолетовыми пиками.
— Это Аларди планета системы Центавра, — уверенно сообщил Кир, закончив астрономические измерения.
С трудом оторвавшись от грандиозного зрелища, капитан велел приступать к осмотру.
«…Давняя моя мечта! Наконец-то ты сбылась. Вот она, Аларди, рукой подать. В каких-то пяти тысячах километров подо мной расстилается её таинственная почва. Ну, что ж. Здравствуй, Аларди! Однако неприветлива ты к гостям. Или это в твоём обычае — так встречать пришельцев? Но погоди, мы вырвем твои тайны!