Михайлов Владимир. Тупик,<BR>или Праздник Святого Габриэля

дышал.

Глава одиннадцатая

Пуля прошла между рёбер и замерла в двух
сантиметрах от сердца, когда Питер остановил время. Острая боль
пронзила всё тело, красное пятно проступило на рубашке и быстро
расплывалось. Он вцепился в решётку, пытаясь удержаться на ногах,
но силы оставляли его с каждым мгновением. Лишь бы не потерять
сознание, лишь бы успеть... Что успеть? Что он должен сделать?..
Питер забыл. Мысли стали путаться, в глазах появился туман, пальцы
разжались и... Вспомнил! Время, назад!..

Питер видел, как красное пятно постепенно
уменьшается и исчезает, а пуля, вылетев из его груди, уносится
в пистолет того мерзавца из разведки; боль тут же исчезла.

Он сидел в углу клетки. Его двойник стоял
тут же, рядом, и о чём-то говорил с профессором Магнусом; тип
из разведки ругался и махал пистолетом. Потом клетку поволокли
к выходу. Миновав сеть полутёмных коридоров, её вывезли во двор.
Профессор, пятясь, шёл впереди, перед клеткой. Питер взглянул
на часы... Через две минуты, в 16.40, клетку откроют, и тогда
он выберется отсюда... И вот, наконец, долгожданный миг. Конвоиры
отодвигают решётку и... Стоп, время!..

Питер спрыгнул на асфальт, оттолкнул конвоира
и оказался на свободе. Всё вокруг замерло в неподвижности. Обняв
на прощание долговязую фигуру своего друга, Питер бросился к воротам.
Теперь -- на Центральный вокзал, в камеру хранения!

Выбравшись на улицу, юноша направился к
площади Семи Президентов. Миновав здание военного министерства,
он оказался у входа в метро. Но метро стояло, как и всё вокруг.
Что же делать? До вокзала далеко, пешком туда добираться не один
час, а водить автомобиль он не умел. Тут он заметил у табачной
лавки одинокий велосипед, видимо, оставленный хозяином на пару
минут, чтобы купить сигарет. Вот что ему нужно!.. Мысленно извинившись
перед хозяином велосипеда за вынужденную кражу, Питер сел за руль
и стрелой полетел по замершим улицам. За полчаса он домчался до
вокзала. Там он не без труда нашёл камеры хранения и, долго проплутав
по их многочисленным лабиринтам, обнаружил, наконец, ту самую
ячейку. 1350. Именно это число назвал профессор. Набрав нужный
код, он открыл массивную дверцу и в недрах глубокого четырёхугольного
отверстия обнаружил дипломат. Вынув его оттуда, он вернулся к
брошенному велосипеду, сел на сие нехитрое транспортное средство
и через пятнадцать минут был уже в городском парке. Питер расположился
на свободной скамейке, напротив молодой пары, обнявшейся в неподвижности
посредине посыпанной гравием дорожки. Положив дипломат на колени,
он с трепетом раскрыл его. Толстая стопка бумаги, исписанная мелким
почерком, была перевязана верёвкой крест накрест. На первом листе
красовалась надпись: "Трактат о тупике". Тут же лежал небольшой
свёрток, аккуратно упакованный в полиэтиленовый пакет. Развернув
его, Питер к удивлению своему обнаружил пачку печенья, несколько
сухарей и кусок сыра, предусмотрительно порезанный. Милый профессор!
Он подумал даже об этом!.. Взгляд его упал на два запечатанных
конверта, надписи на которых гласили: "Отшельнику Магнусу от профессора
Магнуса" и "Питеру Селвину от Александра Магнуса". Письмо для
него!.. Питер нетерпеливо вскрыл конверт, адресованный ему, и
извлёк из него несколько листов, исписанных убористым почерком.

"Дорогой мой мальчик! -- прочитал он с нежностью.
-- Это моё первое к тебе письмо, и, к сожалению, последнее. Мы
с тобой знакомы всего лишь несколько дней, но я привязался к тебе,
как к сыну. У меня ведь никогда не было детей, и, видно, сам Бог
послал тебя мне.

Необходимость этого письма продиктована
обстоятельствами. А обстоятельства складываются таким образом,
что я боюсь не успеть рассказать тебе всё, что хотел бы. Ты прочтёшь
это письмо, когда меня, возможно, уже не будет в живых. Но это
неважно! Главное, чтобы ты сумел выбраться из этого вертепа, ведь
на тебе лежит миссия спасителя мира.

Я всю ночь думал о твоей необыкновенной
способности управлять ходом времени и пришёл к неожиданному выводу,
что твоя способность простирается гораздо дальше, нежели простое
изменение скорости его течения. Я не знаю, что ждёт нас завтра,
не знаю, состоится ли пресс-конференция и какая судьба ожидает
Фонд Защиты, на который я возлагал такие надежды. Возможно, мы
не успеем... Но сейчас, когда я, наконец, завершил работу над
теорией косвенного Т-поля, это уже не имеет значения.

В своем "Трактате о тупике" я подробно
изложил эту теорию. Если у тебя возникнет желание, можешь познакомиться
с этим научным трудом, но, боюсь, он будет тяжёл для твоего восприятия,
ибо написан сугубо научным языком и понятен только специалисту.
В этом письме я постараюсь вкратце передать его содержание, учитывая,
конечно, твою некомпетентность в этом вопросе.

Теория косвенного Т-поля, которая является
логическим продолжением теории основного Т-поля, я уверен, займёт
должное место в науке; по своей значимости она сравнима, пожалуй,
лишь с такими величайшими открытиями человечества, как теория
эволюции Чарльза Дарвина и теория относительности Альберта Эйнштейна.
Суть её в следующем (извини, если я повторюсь).

Косвенное Т-излучение способно оказывать
на человека воздействие, в результате которого человек наделяется
необычным свойством -- изменять скорость течения времени, причём
не времени вообще, а своего собственного времени. Назовём для
определённости это "своё" время "субъективным", в отличие от времени
объективного (абсолютного). Объективное время течёт с постоянной
скоростью и не может изменить её ни при каких обстоятельствах.
Для обычного человека, не подвергавшегося воздействию косвенного
Т-поля, его субъективное время ничем не отличается от объективного,
другими словами, совпадает с ним, и их скорости, следовательно,
одинаковы. Но, попав в зону действия косвенного Т-излучения, он
получает власть над субъективным временем. Он может сжать или
растянуть его, как ему заблагорассудится, причём достигается это
обычным волевым усилием. Природа и механизм этой необыкновенной
способности изучены мною ещё недостаточно, но всё же некоторые
выводы я уже сделал, об этом ты можешь прочитать в "Трактате".

Совершенно случайно встретив тебя и услышав
твой рассказ, я смог получить фактическое подтверждение своей
теории. Тогда-то мне и пришла в голову мысль, что, меняя скорость
течения субъективного времени по величине, наверняка можно изменить
её и по направлению, иными словами, вернуться в прошлое. Твой
эксперимент подтвердил мою догадку. Когда я вчера вошёл в номер
и увидел трёх совершенно одинаковых Питеров, то понял, что это
-- триумф, триумф мой и моей теории. Своим существованием вы --
то есть ты и два твоих двойника -- опровергли практически все известные
до сих пор законы традиционной науки. Законы сохранения оказались
несостоятельными (был один объект, стало -- три, с совершенно идентичным
молекулярным составом), законы генетики, некогда считавшейся лженаукой,
устарели (генетика не допускает существования двух, а тем более
-- трёх живых организмов с одинаковой структурой ДНК). Да мало
ли областей науки, куда моя теория внесла коррективы!

Главное в другом. Главное -- в тупике..."

Далее в письме подробно излагалась гипотеза
о временном тупике, которую Питер уже слышал от профессора. Заканчивалось
письмо так:

"Ты -- единственный в мире человек, Питер,
который обладает способностью проникать в прошлое, следовательно,
только ты можешь вывести мир из временного тупика, направив время
в истинное русло. Я не знаю, насколько далеко продвинулся Хамберг
в разрешении этой проблемы, но вполне возможно, что его Центр
придёт к тем же выводам, что и я. А если ему удастся, наконец,
провести эксперимент на человеке, то мы потеряем монополию на
прошлое, и тогда дальнейшее развитие событий может выйти из-под
нашего контроля. Поэтому тебе надо торопиться, Питер. Только уничтожив
причину, создавшую твой феномен, можно повернуть время и направить
его в истинное русло. Только так можно выйти из тупика. Установка
"ТТТ" должна погибнуть, и с нею вместе -- чертежи, схемы, вся документация.
Создание новой установки должно стать невозможным -- только в этом
залог успеха. Мир лишится величайшего открытия человечества, но
вместе с ним мир избавится от смертельной опасности, ибо Т-лучи
в руках военных -- это смерть. Это тупик. В конце концов человеческий
разум создаст установку, синтезирующую Т-поле, и этому в немалой
степени должны способствовать мои записи, или "Трактат о тупике",
но если Т-полем снова овладеют военные, то конец мира неминуем.
Человечество должно противостоять военной машине, какому бы государству
или системе эта машина не принадлежала, так как Т-поле в руках
военных может означать только оружие, а любое оружие -- это смерть.
Таким образом, вернуться на истинный путь -- это ещё полдела. Необходимо
отстоять мирную направленность этого пути, с самого начала развернуть
активную кампанию против милитаризации страны, привлечь на борьбу
антивоенные и пацифистские организации, общественность, -- одним
словом, всех, кому дорог мир. Возможно, придётся возродить Фонд
Защиты, так пока и оставшийся только в проекте. И твой долг, Питер
-- принять активное участие в этой борьбе. Меня там не будет,
но будет отшельник Магнус; он тебе поможет. Передай ему моё письмо
-- ты знаешь, где его найти, -- а также "Трактат о тупике". А он
уже пусть сам решает, как дальше поступить.

Я заканчиваю письмо, мой мальчик, и надеюсь
на тебя. Будь осторожен, Питер, ведь от тебя зависит судьба мира
и человечества. Передай от меня привет отшельнику Магнусу и прощай.

Александр Магнус".

Питер свернул письмо и убрал его в карман
пиджака. Рука его коснулась чего-то твёрдого и тяжёлого. Он вынул
из кармана пистолет с глушителем. Тот самый, из которого в него
стреляли. Выбросить? Нет, пожалуй, он ещё может пригодиться. Вот
только глушитель ни к чему: лишняя тяжесть. Питер снял глушитель
и забросил его в кусты. А теперь -- в путь!

Он сел на велосипед и покатил по аллее.
Вот и та самая лавочка, на которой он провёл столько счастливых
часов с Лилиан. Сирень почти полностью скрыла её от посторонних
глаз; цветов уже не было: то ли срезали мальчишки, то ли их время
прошло. Всё проходит, всё когда-нибудь кончается... Где-то сейчас
бедная Лилиан?..

Вскоре он выбрался из Города и направился
к видневшейся у самого горизонта горной цепи. Там начиналась его
родина... Как хорошо, что он догадался захватить с собой велосипед!
Дипломат с бесценным завещанием профессора Магнуса покоился на
багажнике, крепко прихваченный мощной пружиной. Всё шло по намеченному
плану. Да и как могло быть иначе, если весь мир застыл в безмолвной
неподвижности? Что могло помешать ему?

Наконец Питер добрался до горной гряды.
Съехав с дороги, он расположился в тени развесистой ивы на берегу
небольшого ручейка. Сейчас ему предстояло совершить гигантский
скачок в прошлое, на семь лет назад. Волнение охватило его. Как
всё это произойдёт? Не ошибся ли профессор? Но время раздумий
прошло, теперь надо было только действовать. Питер проверил свой
пульс. 122 удара в минуту; это чуть больше, чем было прежде. Значит,
надо внести поправку в расчёты профессора. Не сто двадцать, а
сто двадцать два удара должен будет отсчитать Питер, чтобы точно
попасть в день Святого Габриэля семилетней давности. Питер лег
на траву, прижал к груди дипломат с бумагами и закрыл глаза. Пора!
Он мысленно представил, что замедляет своё собственное, или субъективное,
как назвал его профессор, время в 3748320 раз, нащупал пальцем
пульс и... Время, назад!.. Ему показалось, что он проваливается
в пропасть. Появился несмолкаемый гул. Он не решался открыть глаза,
боясь сбиться со счёта. Двадцать... двадцать пять... сорок...
Нет, теперь он не лежал, теперь он нёсся сквозь пространство и
время с бешеной скоростью, проделывая весь тот путь, который он
прошёл за эти семь лет, но только в обратном направлении. Путь
в прошлое, в день Святого Габриэля... Восемьдесят... девяносто...
сто... Он знал, что проносится через все вехи своей семилетней
жизни в Городе. Профессор... Лилиан... Крафт... Хамберг... госпожа
Додж... дядя Джонатан Корнелиус... снова Лилиан... сто пятнадцать...
сто двадцать, сто двадцать один, сто двадцать два. Стоп, время!..

Гул смолк. Питер даже предположить не мог,
что он увидит, когда откроет глаза. Где он? Куда он попал?

Наконец он решился.

Прямо над ним висело ночное звёздное небо.
Он лежал на чём-то мягком. Пахло сеном и высохшими полевыми цветами.
Справа, из-за большой чёрной горы, до ужаса знакомой, выбивался
холодный лунный свет; самой луны видно не было. Тень от горы падала
на землю, скрывая во тьме еле заметные очертания небольшого дома.
Питер поднялся. На лежанке из сухой травы и сена, с которой он
только что встал, он увидел белобрысого мальчика лет двенадцати-тринадцати.
Мальчик спал. Вернее, не спал, а замер в мгновении сна: ведь время
стояло. Глаза Питера уже привыкли к темноте, и он смог как следует
разглядеть его. Где-то он уже видел это лицо...

Питер включил подсветку в часах и взглянул
на дату... Десятое июля! Значит, профессор Магнус не ошибся! Сейчас
ночь, а завтра утром, в одиннадцать, должно произойти нечто, что
перевернёт мир. И никто об этом не узнает, никто, кроме него и,
пожалуй, отшельника Магнуса. Как его найти? И где сейчас сам Питер?
Он огляделся. В очертаниях предметов, хижины, огромной чёрной
горы, за которой скрылась луна, даже в запахах юноша чувствовал
что-то до боли знакомое, родное. Из глубин памяти всплыло нечто,
такое доброе и уютное... Детство... Да, детство!.. Питер вдруг
со всей ясностью осознал, что он попал в своё детство, счастливое,
безмятежное время, когда были живы его отец и мать. Эта хижина
была их домом, его домом, а тот белобрысый мальчуган, спавший
на лежанке -- он сам, Питер, только семь лет назад.

Питер не мог больше вынести этой мёртвой,
безмолвной неподвижности. Она напоминала ему ту страшную
трагедию, которая должна произойти завтра и которую он должен
во что бы то ни стало предотвратить. Время, вперёд!..

Лёгкий ветерок коснулся его щеки, от дома
послышался свист сверчка, мир наполнился всевозможными ночными
звуками. Белобрысый мальчик спал и улыбался во сне. Питер вспомнил,
что в детстве, в тёплые летние ночи он любил спать во дворе на
такой вот лежанке, пахнущей сеном и цветами.

Скрипнула дверь, и в свете выглянувшей
из-за горы луны на пороге хижины Питер увидел фигуру молодой женщины.
Его мать!.. Сердце юноши бешено забилось. Он пригнулся и, стараясь
остаться незамеченным, юркнул за стену небольшого сарая. Мать
немного постояла, а затем подошла к мальчику. Питер-младший безмятежно
спал. Женщина улыбнулась, осторожно убрала с его лба прядь волос
и поцеловала в висок. Как хотелось Питеру подойти к ней! Но это
было невозможно. Пока невозможно.

Женщина была молодой и красивой. В каждой
чёрточке её лица, в каждом движении, порой едва заметном, в каждой
детали нехитрой, простой одежды, он узнавал ту, которую оплакивал
вот уже семь лет. И вот теперь она здесь, перед ним, в двух шагах
-- целая и невредимая! Это ли не счастье?

Женщина ушла. Питер постоял ещё несколько
минут, с грустью глядя ей вслед, потом мысли его унеслись высоко
в горы. Там, под самыми облаками, светился еле заметный огонёк.
Это был охотничий домик, в котором жил отшельник Магнус. Он, видимо,
не спал, словно предчувствуя надвигающуюся катастрофу. Теперь-то
Питер знал, о чём думает этот странный, но такой дорогой ему человек.

До рассвета было часа два -- два с половиной.
Если он сейчас тронется в путь, то к утру как раз доберётся до
хижины отшельника. Питер кинул последний взгляд на спящего мальчика
и, подхватив дипломат, пошёл в горы.

Он шёл по тропе, по которой столько раз
бегал со Стивом, где каждый камень, каждая травинка, каждый чуть
заметный поворот тропы были ему знакомы. Сердце его замирало,
когда очередной образ далёкого детства всплывал в его памяти.
Детство... Он с грустью и печалью думал о нём. Да, он вернулся
в детство, но это было не его детство, это было детство того тринадцатилетнего
мальчика, который сейчас спал под сенью ночи. Он был властен над
временем, но он был не властен над собой. Никогда ему больше не
быть ребёнком. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему суждено
остаться здесь, в прошлом, навсегда, что путь назад, в
будущее, ему заказан, и он никогда не вернётся туда. Впрочем,
он мог ещё вернуться в будущее, это было в его силах, но он не
имел на это права. Он должен был довести дело до конца.

В пять часов утра он добрался до охотничьего
домика. Сквозь окно было видно, как отшельник (или профессор)
Магнус колдовал около какого-то прибора, который стоял на столе
и занимал добрую его половину. Питер постучал. Дверь со скрипом
отворилась, и на пороге появилась долговязая фигура профессора
Магнуса. То же длинное, умное лицо, тот же взгляд проницательных
глаз, те же очки на остром носу, та же шевелюра вьющихся и нечесаных
волос... Только седины в них меньше, да сам профессор выглядел
несколько более подтянутым и стройным, нежели тот, которого Питер
знал спустя семь лет.

-- Вы ко мне? -- удивился профессор раннему
визиту незнакомца.

-- Здравствуйте, профессор, -- улыбнулся
Питер. -- Вы меня не знаете, но я вас знаю очень хорошо. Не бойтесь
меня, я ваш друг.

-- Бояться вас? -- настороженно спросил профессор.
-- С какой стати?

-- Вы сейчас всё поймёте. Прочтите вот это
письмо. -- Питер протянул конверт, предназначенный отшельнику Магнусу.

Профессор взял письмо, бросил взгляд на
конверт и удивлённо вскинул брови.

-- Гм... Интересно, -- пробормотал он и,
обратившись к Питеру, добавил: -- Пройдите в дом, молодой человек.

Вслед за профессором Питер вошёл в охотничий
домик. Весь дом состоял из одной единственной полутёмной комнаты.
Длинная жёсткая кровать, небольшой книжный шкаф с книгами, стол,
на котором стоял странный прибор, и пара табуреток -- вот, пожалуй,
и вся нехитрая обстановка этого помещения. Поистине, профессор
Магнус жил отшельником.

-- Присаживайтесь, -- произнёс он, указывая
на одну из табуреток, и вскрыл конверт.

Чтение письма затянулось минут на пятнадцать.
С самой первой строчки удивление и интерес не покидали лица профессора,
и лишь мимолётные пристальные взгляды, которые он бросал на раннего
посетителя, отрывали его от письма. Прочитав письмо один раз,
он прочитал его вторично. Затем, сложив его и убрав в карман,
он подошёл к окну и некоторое время стоял неподвижно. Но вот он
обернулся, подошёл к Питеру и крепко обнял его.

-- Питер, -- произнёс он с волнением, -- вы
не представляете, какое большое дело вы затеяли. Большое и трудное.
Но, как бы трудно вам не было, знайте: я с вами.

-- Спасибо, дорогой профессор, -- с благодарностью
ответил Питер. -- Но я вас очень прошу: обращайтесь ко мне на "ты".
Я привык к этому, ведь там профессор называл меня именно
так.

-- Хорошо, Питер, -- согласился профессор.
-- А теперь расскажи мне обо всём сам. Всё-таки в письме всего
не передашь.

Питер поведал (в который раз!) профессору
Магнусу свою историю. Профессор внимательно слушал его, не перебивая.
Когда юноша закончил, профессор задумчиво произнёс:

-- Значит, сегодня в одиннадцать. Гм...
Ладно. Не боишься?

-- Если честно, то боюсь, -- ответил Питер,
-- но страх этот, по-моему, чисто подсознательный, так как ни на
чём не основан. Я ведь буду проводить эту акцию при остановленном
времени, значит, абсолютная безопасность гарантирована. Никто
помешать мне не сможет.

-- Хорошо, если так, -- сказал профессор
и тут же, спохватившись, добавил: -- Ты, наверное, голоден, Питер?
Прости, что сразу не подумал об этом.

Тут только Питер вспомнил, что не ел с
самого утра, только вот с какого утра, он никак не мог понять.
Легче было бы сказать, что в последний раз он ел двадцать пятого
мая семь лет спустя. Понятие "давно" здесь явно не имело смысла,
так как к будущему это понятие никак относиться не могло. Пожалуй,
самым верным свидетельством в этом вопросе могло быть только свидетельство
желудка, а желудок свидетельствовал и требовал настолько настойчиво,
что Питеру стало совершенно ясно: сей важный орган пустует уже
часов восемь -- десять.

-- Вижу, что голоден, -- сказал профессор,
заметив нетерпеливое движение юноши. -- Сейчас поставлю чай.

Профессор разжёг небольшой камин в углу
комнаты и загремел старым закопчённым чайником.

-- А у меня тоже кое-что есть, -- сказал
Питер, доставая из дипломата полиэтиленовый пакет с провизией.
-- Кстати, это для меня приготовил ваш двойник, профессор Магнус.

-- Вот как? -- Профессор с любопытством приблизился
к Питеру. -- Да, узнаю свою руку: сыр бы я порезал именно так...
А это что? -- профессор указал на перевязанную стопку бумаги. --
Никак, "Трактат о тупике"?

-- Он самый, -- ответил Питер. -- Возьмите,
он ваш.

-- Оставь в дипломате, Питер. Чуть позже,
когда будет время, я прочту его.

Полчаса спустя, после лёгкого завтрака,
юноша начал прощаться.

-- Мне пора идти, дорогой профессор, -- сказал
Питер. -- Сейчас шесть часов утра; часов в восемь я буду в деревне.
Хочу повидать мать перед ответственной операцией. Мало ли что
может случиться...

-- Нет, Питер, -- уверенно сказал профессор,
-- ничего случиться не должно. Помни, ты принадлежишь миру, человечеству,
и на бессмысленный риск идти ты не имеешь права. Будь осторожен,
и тогда всё будет хорошо. Я верю, мы ещё встретимся. А теперь
иди, Питер, и помни, что у тебя есть друг, который думает о тебе
и беспокоится за тебя.

-- Прощайте, профессор!

-- До встречи, дорогой друг!

Питер вышел на порог охотничьего домика.
Молодое утреннее солнце ударило ему в глаза. Юноша невольно зажмурился.
Вид, открывшийся ему с высокой скалы, всколыхнул в его душе дремавшие
где-то в глубине сознания чувства. Роса, превращённая в лёгкую
дымку, медленно поднималась навстречу первым лучам солнца, далеко
внизу всё чётче и чётче проступали контуры его родной деревни,
где-то высоко над головой царил хозяин гор -- старый орёл, зорко
озирая свои необъятные владения. А вокруг вздымались огромные
скалы, лишённые растительности и жизни, но всё равно такие родные
и знакомые; казалось, они стремятся ввысь, к небу, и именно это
стремление придало им остроконечную форму.

Питер судорожно вздохнул. Чувства, захлестнувшие
его, не подлежали определению... То ли это была грусть по ушедшему
детству, то ли радость из-за возвращения на родину, то ли ещё
что-то, что Питер смутно чувствовал, но не мог объяснить... Лишь
одно слово, охватывающее весь набор чувств, приходило на ум юноше:
ностальгия. Ностальгия по родине, ностальгия по детству...

Было восемь часов утра, когда Питер вошёл
в деревню. Звонко заливались петухи, устроив нечто вроде соревнования
между собой, где-то одиноко тявкала собака, в чьём-то хлеву призывно
мычала корова. Деревня проснулась. Люди хлопотали у своих домов,
готовясь к празднику, соседи здоровались через неказистые плетни
и желали друг другу доброго утра и хорошего дня. Где-то звучала
музыка... В воздухе витало радостное ожидание праздника.

Чем ближе Питер подходил к своему дому,
тем сильнее он ощущал дрожь в коленях. Как-то его встретит мать,
отец, Питер-младший? Поймут ли они его, поверят ли?.. Вот и знакомый
дом. Питер глубоко вдохнул и... прошёл мимо. Нет, не мог он сейчас
явиться на глаза своим близким, это было свыше его сил. Смутное
чувство вины лежало на нём. Он подсознательно чувствовал, что,
пока над деревней висит страшная опасность, о которой никто, кроме
него и профессора Магнуса, не знает, он не может, просто не имеет
права заявлять о своём существовании. Действительно, что он может
им сказать? "Здравствуй, мама, здравствуй, отец! Через три часа
вы умрёте"? Но это же абсурд!..

Питер миновал деревню и взобрался на небольшую
каменную площадку, обрамлённую чахлым колючим кустарником, где
они со Стивом часто загорали. Отсюда деревня была видна как на
ладони. Здесь он решил отдохнуть, чтобы потом со свежими силами
приступить к осуществлению своего плана.

Вот на центральной улице появилась группа
мужчин, среди которых Питер узнал своего отца. Это был высокий,
стройный человек крепкого сложения и с суровыми, словно высеченными
из гранита, чертами лица. Мужчины о чём-то оживлённо говорили
между собой, а потом вдруг громко рассмеялись. Дойдя до поворота,
они свернули на смежную улицу и вскоре скрылись из глаз.

Незаметно Питер заснул. Тревоги минувших
суток и усталость взяли своё. Ему приснилась мать, ласково гладившая
спящего сына по белобрысой голове, Питер-младший, счастливо улыбавшийся
во сне, отец, весело смеявшийся в кругу своих друзей-односельчан,
и Лилиан, печально глядевшая на него и с мольбой в голосе что-то
просившая -- но что именно, Питер никак не мог расслышать...

Он проснулся, словно от удара током. Солнце
стояло уже высоко, слишком высоко. Он с ужасом взглянул на часы.
Пол-одиннадцатого! Он чуть не проспал! Питер вскочил на ноги.
Из деревни слышалась громкая музыка и весёлый праздничный шум.
Праздник Святого Габриэля был в полном разгаре. Скорее к полигону!

Внезапно тревожная мысль остановила Питера.
Что, если он не сможет обезвредить установку и тем самым предотвратить
неминуемую катастрофу? Может быть, следует принять меры предосторожности
и оповестить население деревни о грозящей опасности? А потом уже
со спокойной душой приступить к выполнению задуманной операции?
Да, пожалуй, так и следует поступить.

Приняв это решение, Питер стрелой помчался
в деревню. Чтобы выиграть время, он остановил его и влетел на
центральную площадь при полном безмолвии и неподвижности окружающего
мира. А теперь... Время, вперёд!.. Оглушительный грохот праздника
обрушился на голову юноши. Питер оказался в самой гуще танцующих
односельчан. Стремительный вихрь хоровода чуть не сшиб его с ног.