Страница:
Штаб-корнет же, глядя неотрывно на Фораму, пытался на ходу понять, в каком тот состоянии: может разговаривать - или поплывет, размякнет, и придется сперва приводить его в чувство, хотя бы к минимуму соображения, а потом уже говорить о деле. Нет, кажется, мужик держался ничего, а странно: судя по пустым полуфлягам, аккуратно сложенным в сторонке, выпито было немало. Да и люди вокруг были явно под хорошим градусом - здоровенный, например, что поднялся вдруг с земли, когда Хомура почти уже рядом оказался с Форамой, и даже успел вспомнить не только, что человека этого он раньше уже встречал, но даже - где и когда встречал он Фораму Ро, здоровенный широко распахнул громадные руки и воззвал: "Собрат! Ветеран! Милости прошу!.." Этому Хомура лишь резко бросил: "Ведите себя пристойно, штык-капрал!" - и тот захлопнул рот и послушно опустился на траву, так и не выпуская из пальцев налитого стаканчика, что он гостеприимно протягивал вновь пришедшему. Штаб-корнет подошел наконец к Фораме, протянул руку. Поздоровались.
- Видимо, - сказал Хомура, - источник разговоров - вы.
- Если вы имеете в виду...
- Да, я имею в виду именно это.
Сказано было, в общем, не очень-то понятно, но Форама был в тот миг слишком занят своими мыслями, чтобы обратить внимание на тонкости. Занят был тем, что пытался собрать свои мысли воедино. Наконец, вздохнул:
- Значит, так (не мог Форама обойтись без ненужных слов перед продолжительными монологами, старался, но не мог). Не знаю, каков уровень вашей подготовки...
- Когда вы кончали, я был на втором курсе, - ответил штаб-корнет спокойно.
- Прекрасно. А сейчас... у стратегов? Каким же образом?
- Так мне понравилось.
- Ну да, конечно... Чем же вы там заняты? Почему вас заинтересовало?..
- Вы рассказывайте. Потом вам станет ясно.
- Ну, тогда слушайте...
Хомура улыбнулся:
- Здесь нелегко услышать хоть что-то.
Он сделал едва заметное движение головой, и как-то сразу стало ясно, что всерьез разговаривать среди развеселой толпы стратег не собирается. Но все же он счел нужным пояснить:
- Я привык думать в тишине.
- Я полагал, что стратеги, наоборот... Громы сражений, и все такое.
- Я оператор Полководца.
- Как здорово! - вырвалось невольно у Форамы. - Как здорово! Тогда в самом деле пойдемте, поищем местечко.
- Штык-капрал! - сказал Хомура. - Если кто увяжется, вы его...
Горга кивнул.
Сейчас все население окружающих бурьянов стянулось к одному центру, и найти свободное местечко было нетрудно; однако прежде чем перейти к делу, штаб-корнет внимательно осмотрелся, даже повозился с извлеченным из нагрудного кармана плоским приборчиком. "Не хочу смущать машину, - не очень понятно проговорил он. - Потом, если понадобится, четко сформулируем и дадим". То ли он полагал, что Форама лучше информирован о чем-то, чем это было на самом деле, то ли просто не счел нужным объяснить - до поры до времени. Наконец они устроились и Форама стал рассказывать, а штаб-корнет - слушать. Зная уровень собеседника, Форама не стремился популяризировать, поэтому рассказ его получился куда короче, чем для профанов. Выслушав, штаб-корнет помолчал.
- Что же, по-вашему, можно предпринять?
- Откровенно говоря, сейчас я надеюсь, что вы сами дадите мне совет. Судя по должности, вы имеете доступ к большому начальству...
- Не совсем так. Вернее - что считать начальством. По сути, высшая, власть и есть - Полководец. Но это не просто...
- Мне кажется, сейчас существует лишь один выход.
- Именно?
- Я испытываю глубокое внутреннее доверие, к тому, что в разговорах называют подлинным правительством, или всемогущими. Потому что если они, принимая на себя всю тяжесть решений и ответственности по самым сложным проблемам, не пользуются всеми преимуществами, какие могло бы давать их положение, - значит, они по-настоящему заинтересованы в судьбах планеты, а не своей лично. Их деятельность, по-моему, сродни подвижничеству. И вот я полагаю, что если дать им всю полноту информации, которой мы сегодня располагаем, именно мы с вами...
- И Высший Круг.
- Они не захотели всерьез разобраться в проблеме. Ухватились за то, что, как им показалось, лежит на поверхности...
- Допустим. И что же?
- Если объяснить всемогущим всю опасность положения, они предпримут что-то, чтобы спасти Планету, людей...
- Рассуждаете вы логично.
- Вы мне поможете?
- Нет.
- Почему? Хоть что-нибудь ведь в ваших силах?
- В моих силах, мар, - разочаровать вас.
- Именно?
Вместо ответа Хомура обернулся, поискал глазами и быстро нашел массивную фигуру Горги - она возвышалась над кустами метрах в двадцати. Штаб-корнет громко, командно крикнул:
- Штык-капрал! Ко мне бегом!
Горга подбежал, вытянулся в струнку. Мятый костюмчик мешал ему выглядеть внушительно, и все же готовность к действию вызывала уважение.
- Я помню вас, штык-капрал, - сказал Хомура. - Вы несете службу в подразделении, обслуживающем электронные устройства в резиденции Высшего Круга.
- Так точно, ваша смелость. Состою в должности дежурного за контрольным пультом. Техник первой категории, ваша смелость.
- В таком случае, вы знаете, какое устройство находится в малом, рабочем кабинете Первого Гласного?
Горга ухмыльнулся.
- Так точно, знаю. Портативный вычислитель марки КО-32, предыдущего поколения, в возрасте около двадцати лет.
- Наверное, вам частенько приходится с ним возиться?
- Уж раз в два дня - непременно, ваша смелость. Старое барахло, то и дело выходит из строя.
- А что еще там есть по вашей части?
- В кабинете? Все обычное, но лучшего качества. Информатор, коммуникатор, индикаторы безопасности...
- Достаточно, штык-капрал, благодарю. Возвращайтесь на пост. - Торга на мгновение вытянулся еще больше, четко, несмотря на изрядное количество выпитого, повернулся и бегом направился к своему кусту.
- Ну вот, дорогой метр, - сказал Хомура Ди. - Разочарование заключается в том, что никакого невидимого правительства нет.
- Не верю. При мне Первый Гласный - даже он! - прервал совещание, чтобы выйти и посоветоваться или даже получить указание...
- И вы решили, что советуется он с главой всесильных, верно? Штаб-корнет улыбнулся немного устало, как взрослый, вынужденный выслушивать наивные вопросы и мнения малого ребенка и отвечать на них применительно к уровню его развития. - На деле же он советовался вот с тем самым вычислителем, о котором нам только что доложил штык-капрал. Это единственное создание, если угодно, которому он доверяет. Вычислитель того класса, какие стоят на первых курсах наших колледжей, только в колледжах стоят современные модели, куда более производительные. Вот вам и источник его мудрости - на уровне игры в морской бой...
- Не могу поверить, - покачал головой Форама, стараясь остаться спокойным: слишком уж нелепым было услышанное, нелепым и страшным. Если судьбы Планеты решаются на школьном вычислителе, то это уж... это просто... черт знает чего можно было ожидать от этого. - Я допускаю, и здесь нет ничего дурного... если перед принятием важного решения надо навести какие-то справки, получить дополнительную информацию... Но ведь существует же мощная служба информации, и есть такие комплексы, как Политик, как ваш Полководец хотя бы...
Штаб-корнет невесело улыбнулся.
- Есть, конечно. Не забудьте только: все это - устройства высшей категории сложности. Их обслуживают квалифицированные программисты и операторы, через которых должны пойти все ваши вопросы, а следовательно ваши мысли, намерения, планы...
- Неужели нельзя подобрать таких специалистов, о которых можно было бы не беспокоиться...
- Что они не продадутся вражеской разведке? Можно; конечно, но дело ведь не в этом. Ваши вопросы, ваши мысли, ваши замыслы точнее, чем что-либо другое, дают представление о вашей личности во всей ее многогранности. Вернее, позволяют другим составить такое представление. Если вы действительно личность, да еще с большой буквы, вам это не страшно, даже наоборот. А если нет? Если нет, вы, естественно, будете стараться, чтобы подлинного уровня ваших познаний, силы вашего мышления, характера интересов и стремлений не знал никто. И, следовательно, вы не потерпите никаких посредников между вами и тем, кому вы вынуждены раскрыть все это, в данном случае - электронным устройствам. Если бы го-мар, о котором мы говорим, сам мог справиться с пультом Политика, он, возможно, консультировался бы с этим сверхустройством - изобрел бы какой-нибудь личный шифр, что ли, понятный лишь ему и машине, чтобы защититься от постороннего любопытства... Но ведь искусству работать с такими устройствами надо долго и серьезно учиться, а на это в Высшем Круге времени никогда не хватает. Вот и приходится нашему другу оставаться в сфере своих собственных возможностей, а они, как вы уже поняли, ограничиваются именно школьным вычислителем, и именно таким, какой был в употреблении, когда Первый Гласный сам еще учился в колледже, - потому что тогда, студентом, он эту премудрость освоил, и еще потому, что компьютер этот рассчитан именно на возможности школьника и отвечает на вопрос, заданный непосредственно голосом, а управлять им можно при помощи четырех клавиш. Так что никакой возни. Другое дело, что и ответы это устройство дает тоже в пределах возможностей и потребностей начинающих студиозусов... Словом - высокая простота.
Форама сидел. Опустив голову; не было сил, даже чтобы взглянуть на собеседника. Единственный выход, какой мерещился ему, оказался тупиком, в раке святого хранились одни лишь опилки. Вера рухнула; но черт с ней, с верой, главным было другое: больше никаких путей к спасению Планеты от глупой гибели он не видел. Или что-то все-таки было?
- Послушайте! - встрепенулся Форама. - А этот... вычислитель нельзя настроить так, чтобы он выдал Первому такой ответ, который заставил бы принять нужное решение? Наш друг Горга...
Он запнулся, видя, как Хомура качает головой.
- Нет, мар. Если бы речь шла об устройстве класса Полководца или Политика, устройстве почти в буквальном смысле слова мыслящем, тогда... А со школьной машинкой подобное невозможно, слишком она примитивна. Можно лишь испортить ее - и тогда тот же Горга будет вынужден опять наладить схемы, и все останется по-старому.
- Значит, что же? - спросил Форама. - Значит, остается - спокойно умереть? Но ведь и умереть-то спокойно не удастся: война - какой уж тут покой... - Тут он снова поднял голову: - Постой-ка! Но ведь война никак не может пройти "мимо Полководца! И если вы работаете с ним, как я понял, и если, как вы только что сказали, устройства такого класса уже почти что мыслят, то может быть, тут есть перспектива?..
Штаб-корнет помолчал. Наверное, ему нетрудно, было бы ответить "да" или "нет", возможно или невозможно как-то воздействовать на поведение Полководца, и - согласен сам он, Хомура, сделать такую попытку или нет. Однако все, о чем они с Форамой говорили до сих пор, по существу, не относилось к военной области и не являлось прямым нарушением присяги; и сюда, на Рынок, штаб-корнет приехал лишь затем, чтобы помочь малышу выполнить его задачу, а вовсе не помешать этому. Но все же Хомура был по образованию физик, и то, о чем говорил Форама, было для Хомуры понятным и всерьез его испугало. То, к чему Форама подошел сейчас, лежало уже по ту сторону черты. Наверное, переступить через эту черту было нелегко; так что в конце концов штаб-корнет ответил не прямо:
- Видите ли, мар... Предположим, что Полководец действительно получил задание такого рода. Предположим... Понимаете, он может решать задачи более благородные или менее, эмоциональная сторона его не волнует, но когда он решает, он может делать это только честно: не ошибаться - ведь это и значит - делать честно, на основе истинной информации. Поэтому он получает информацию, и не из одного, а из трех источников. Один источник может порой, намеренно или нет, дать ошибочные сведения, несколько же источников позволяют проверять и сравнивать, в результате чего ошибочная информация, как правило, отбрасывается. В нашем случае Полководец мог бы пользоваться тремя источниками информации. Не забудьте, все исходные данные заложены в нем изначально, речь идет только о коррективах и вновь возникающих обстоятельствах... Первый источник - официальный, мы называем его Верхней информацией. Второй - каналы разведки. А третий, каким бы смешным это вам ни показалось, - это все, что циркулирует в данный момент среди самых различных слоев населения, - разговоры, слухи, пересуды, вплоть до анекдотов, население, если брать его как единое целое, всегда обладает громадным объемом верной информации. Вы знаете, сколько микрофонов, дающих информацию непосредственно Полководцу, установлено только в нашем участке Города?
- Понятия не имею, - пожал плечами Форама.
- Около двух миллионов.
- Господи! - схватился Форама за голову.
- Не волнуйтесь: это микрофоны Полководца, а он ни с кем информацией не делится. Мы, стратеги, не любим, когда в нашу работу кто-то вмешивается. У нас и без того достаточно забот.
- Разумеется... - пробормотал Форама. - Тут вы совершенно правы...
- Сейчас вы можете быть вообще совершенно спокойны: я проверил, в пределах чувствительности микрофонов здесь нет ни одного. А вот там, где вы устроили это народное собрание, их не менее двух, а может, и больше.
- Я и не собирался скрывать. Напротив...
- Вот именно. Все, что вы тут говорили, немедленно пошло в приемники информации. И в машине произошла заминка. Разведывательный канал по этому поводу не дает ничего. Так что до сих пор Полководец пользовался лишь Верхней информацией, и все было в порядке. Но вот начали поступать ваши данные. Возникла ситуация: один канал информации молчит, два противоречат друг другу, причем обе информации машина оценила примерно одинаково. В такой ситуации нужно вмешательство человека; чтобы помочь Полководцу предпочесть одну информацию другой и соответственно действовать.
- Поэтому вы и бросились сюда?
- Прежде всего мы отложили решение заданной программы. Потому что, если бы Полководец продолжал над ней работать, - а работа эта состояла бы в бесконечных попытках предпочесть одну информацию другой, - это привело бы лишь к возникновению у малыша серьезных неврозов.
- У малыша? Вы относитесь к нему с явной симпатией.
- Человек привыкает даже к примитивному механизму, если общается с ним постоянно, начинает относиться к нему как к собаке, как к одушевленному существу; Полководец же - несомненно, интеллект, и о его кристаллической структуре со временем просто забываешь. Он этакий гениальный ребенок, понимаете? Ребенок, которому доверено распоряжаться жизнью и смертью, но все-таки ребенок. И невольно начинаешь заботиться о нем и беречь его. А мы, солдаты, привыкли относиться к детям бережно. И мне не хочется, чтобы у него возникали неврозы или что-то подобное. Тем более что если он разнервничается - кто знает, как это проявится?
- Что же вы предпримете теперь?
Если Форама ожидал ясного и точного ответа, то он ошибался. Штаб-корнет долго молчал. Потом со вздохом произнес:
- Откровенно говоря, сейчас никто не смог бы дать вам готовый ответ. Понимаете, я могу подтвердить вашу информацию. Но этого будет мало.
- Почему же? И ребенку ведь ясно: если одна информация верна, то другая, противоречащая ей, ложна!
- Но та, другая информация - Верхняя! А Верхняя информация уже заранее считается верной, понимаете? Так сказать, несет на себе печать истины. И поскольку она не подлежит проверке людьми, мы не можем лишь сообщить Полководцу, что она не подтверждается: он этого просто не примет, отбросит. Таким образом, если мы только подтвердим вашу, то машина, как она уже предупреждала, пойдет в конце концов по пути упрощения задачи. То есть будет искать какие-то военные ходы, которые уложились бы в более краткий срок, в то время, каким мы еще можем располагать до начала взрывов.
- Но мы ведь не знаем этого времени! А если вообще выключить вашего ребенка из игры и действовать в обход его?
- Вам, человеку не военному, такая мысль, может быть, и простительна. Но вы ведь хотите зашвырнуть бомбоносцы на солнце или еще подальше? Вот; а любыми действиями этих милых снарядов распоряжается только Полководец - и никто другой. И никто, кроме него, не сможет сдвинуть их с орбиты даже на миллиметр. Понимаете теперь, что его нужно сохранить в полном порядке, не позволяя ему ни нервничать, ни еще чего-либо в этом роде...
- М-да...
- А если позволить ему решать задачу в сокращенном варианте, то все может начаться буквально наутро; так что тогда у вас не останется и минимального времени для того, чтобы предотвратить катастрофу.
- Только у меня? А у вас?
- У меня - свой долг, свои обязанности. В частности - сохранить Полководца в здравом рассудке. А для этого необходимо нарушить возникшее равновесие информации.
- Каким же образом?
Хомура невесело усмехнулся.
- Пока я вижу только один выход. Вам он не понравится.
Форама нахмурился, догадываясь.
- Вы ведь не хотите сказать, что...
- Именно, дорогой мар. Чтобы сохранить Полководца, мы можем сделать лишь одно: опровергнуть вашу информацию. Та, другая, опровержению не подлежит...
- Время идет, Мастер. Я с тревогой смотрю на волну поведения вещества. А твои эмиссары медлят. Сумеют ли они хоть чем-то помочь мирозданию?
- Им нелегко сейчас, - откровенно ответил Мастер. - Тем более, что тем двоим, которые и должны сделать главное, пришлось сейчас разобщиться: она летит на Вторую планету, он на старом месте ищет какого-то выхода, но пока не может его найти.
- Существует ли выход вообще?
- Да. Он прост, но в то же время труден. Потому что это не тот выход. Фермер, которым можно воспользоваться, высчитав все по формулам. Здесь рассудок - дело второе, здесь на первый план должно выйти чувство. Но как этому чувству будет нелегко...
- Не понимаю пока, что ты имеешь в виду. Но верю, как всегда. Скажи только, Мастер: ты поможешь, подскажешь им в нужный миг?
- Ты ведь знаешь наши правила, Фермер. Когда любой из нас, - это относится и к моим людям, - перестает верить в себя, верить всецело, ему пора искать другое занятие: если человек сам не верит в себя, как поверят в него другие? А пользоваться помощью, просить ее - для нас шаг к утрате этой веры. Нет, конечно, для нас является законом: надо спасать друг друга. Но спасение - уже крайний случай, и пока до него не дошло, мы предпочитаем обходиться своими силами.
- Могу понять это, хотя и не вполне согласен. Что же, Мастер, будем надеяться, что на сей раз они справятся сами...
Город такого масштаба, как тот, в котором происходят описываемые здесь события, в смысле его открытости и познаваемости человеком лучше всего сравнить с первобытными джунглями, с сельской, с далекой, необжитой тайгой. Хотя человека окружает здесь цивилизация, техника, множество людей, и на первый взгляд может показаться, что для него не существует тут непонятных, необъяснимых явлений, незнакомых территорий, белых пятен и подстерегающих за поворотом опасностей, на самом деле это далеко не так. Можно раз за разом проходить по одной и той же магистрали мимо одного и того же строения и не иметь ни малейшего понятия о том, что в нем происходит, для чего оно предназначено: строение, в принципе, ничем не отличается от окружающих, и человек необоснованно решает, что и функции оно выполняет такие же. Однако похожесть для того, быть может, и создана, чтобы люди могли делать внутри здания что-то совсем другое, не то, что в десятках соседних домов, не привлекая ничьего внимания. Кроме того, город - не только здания; это и пустыри, и (кое-где) развалины, покинутые всеми, и парки, пусть полумертвые, с трудом, из последних сил сражающиеся с превосходящими ордами второй природы - техники, противостоящие их атаке, которую вольно или невольно всегда направляет или хотя бы поддерживает человек, - пусть гибнущие, но все же парки. Нам известно уже, во что превратился один из обширных, нечаянно возникших в этой части города пустырей. Именно оттуда лодка увезла Мин Алику, увезла туда, где должно было начаться путешествие на ее родную планету.
Мы знаем уже, что никакого сообщения, никаких контактов, за исключением разве что редких дипломатических, и никакой коммерции между враждующими планетами не существовало: слишком уж застарелой и жгучей была вражда между ними, из области рассудка давно уже перешедшая в сферу эмоций. И лишь непоследовательностью человеческого мышления можно объяснить то, что где-то (в зависимости от ранга потребителя) всегда можно было приобрести самые разнообразные товары с наклейкой, свидетельствующей, что товар этот произведен на другой планете; никого не удивляло, когда по развлекательным, а то и по научным каналам информации не так уж редко шли передачи, сделанные явно не на родной территории; не удивляло даже, когда Стратегические службы одной стороны использовали оптику другой, а та, в свою очередь, - электронику первой, одна сторона имела на вооружении десантное оружие, созданное другой, а другая - мощные моторы, на которых бесстыдно красовалось клеймо первой. И наконец, все спокойно относились к тому, что и на той, и на другой планете существовали целые обширные отрасли производства, базировавшиеся на сырье, которое (как было известно из любого учебника по соответствующим дисциплинам) на своей планете вообще отсутствовало либо же не добывалось, зато на вражеской планете существовало в изобилии. Такое положение удивляло всех столь же мало, как не удивляет зрелище семьи, в которой супруги непрестанно враждуют друг с другом, подолгу не обмениваются ни единым словом, в глубине души желают друг другу всяческих несчастий, однако при этом выполняют свои семейные обязанности - экономические, трудовые, общественные и прочие. Никто не доискивался путей, по которым все, что нужно, проникало с одной планеты на другую и которых формально не существовало; однако люди давно привыкли к тому, что каждое явление может существовать как бы в двух ипостасях, официальной и фактической, и эти ипостаси, формально друг друга исключавшие, на деле прекрасно уживались. Наука научила людей признавать существование множества вещей, непредставимых ни зримо, ни логически; отчего же было не признать существования экономических отношений там, где их официально не существовало?
Путей взаимопроникновения, как упомянуто, никто не доискивался. И хотя Мин Алика в свое время попала с родной планеты на Старую именно по одному из таких каналов, сейчас она и представления не имела о том, куда ее: везут и далеко ли и каким способом ее оттуда отправят. Для эмиссара Мастера не составило бы ни малейшего труда оказаться практически мгновенно не только на соседней планете, но и в куда более удаленной точке трехмерного (и не только трехмерного) пространства; однако Мин Алика, разведчик Второй планеты и художник девятого уровня на Старой, такими средствами передвижения пользоваться, разумеется, не должна была.
Поэтому, пока лодка летела, Мин Алика с интересом поглядывала в круглое окошко. Внизу одни кварталы сменялись другими, порой возникали серые пятна парков, потом подолгу тянулись длинные, плоские кровли обширных предприятий, индустриальных и аграрных; на крышах порой разгуливали животные, получая свою долю движения. Потом начался район развалин; стоявшие здесь здания давно уже пришли в негодность, в них уже не жил никто, кроме деклассантов, стоявших вне уровней; ремонт этих зданий был нерентабельным, со временем - когда дойдет очередь - здания, что не упадут до тех пор сами, будут снесены и на их месте, после вывозки мусора, будут возведены новые, современные постройки - если хватит средств и на месте развалин не возникнет новый пустырь, которому окрестное население найдет применение. Тут Мин Алика отвернулась от окошка: зрелище было грустным и ничего нового в смысле информации дать явно не могло; однако лодка тут же пошла на снижение и вскоре, покачавшись немного на упругих амортизаторах, уже прочно стояла на небольшой, сверху не очень-то и заметной площадке между полуразрушенными корпусами; площадка была вымощена шестиугольными бетонными плитами и выглядела странно чистой в этом крае запустения. Высокие стены нависали, казалось, над головами, вот-вот сверху мог, наверное, упасть какой-нибудь едва держащийся на проржавевших креплениях массивный блок - тогда от всего, что находилось сейчас на площадке, осталось бы мокрое место, замысловатый иероглиф. Однако этого никто, похоже, не боялся; люди, привезшие Мин Алику, деловито заперли лодку, к ним уже подходили другие, откуда-то - видимо, из развалин - появившиеся, негромко договорили, потом все, пригласив и женщину, двинулись к ближайшему фасаду, тупо глазевшему на них пустыми оконными проемами. Вошли в прямоугольник, некогда закрывавшийся дверью; Мин Алика ожидала, что внутри придется перескакивать с обломка на обломок, изображая горную козу, мифическое животное прошлых эпох. Ничуть не бывало: каменный пол коридора был гладок, даже подметен, лишь изредка, можно было заметить на нем какой-нибудь отклеившийся неизвестно от чего яркий бумажный фирменный ярлык или обрывок легкой картонной упаковки. Коридор тянулся не очень далеко и вывел людей к металлической стенке, от которой и не пахло ветхостью, она молодо отблескивала, и дверь в ней отворилась без малейшего скрипа уверенно и бесшумно. За дверцей оказался просторный, без единой щели лифт. Стремительное падение вниз, на неопределенную глубину - и лифт, плавно замедлившись, остановился, дверцы его раздвинулись, и все, включая Мин Алику, оказались в обширном подземелье, стены которого состояли из светлых металлических пластин, потолок, кажется, тоже - разглядеть его мешали яркие, слепящие лампы наверху, потолок лежал высоко, метрах в семи-восьми. Подземелье никак не выглядело заброшенным; напротив, в нем непрестанно двигались и люди, и электрические тележки, нагруженные картонными ящиками с романтическими, порой вовсе незнакомыми названиями фирм или содержимого, выведенными на стенках; целые штабели тяжелых пластиковых ящиков и металлических контейнеров проплывали порой невысоко над полом, прочно удерживаясь на антигравитационной площадке, в одном углу которой помещался в крохотной будочке водитель. Было относительно тихо, так что разговаривать можно было не повышая голоса, только говорить Мин Алике здесь было не с кем и не о чем. Подкатила еще одна электрическая тележка, на этот раз на ней вместо коробок и ящиков стояли легкие стульчики; несколько человек уселось, один из них - тот, что был и на Шанельном рынке, - кивнул Алике, и она подошла и заняла единственное свободное еще место, в самой середине. Тележка тронулась. Подземелье казалось бесконечным, тележка несколько раз меняла направление, лавируя между высокими, до потолка, штабелями товаров, заставлявшими подумать, что государственная контрабанда велась в масштабах, каких едва ли могла бы достигнуть и официальная торговля - если бы она вообще существовала. Потом тележка остановилась. Вышли. Вошли в новый лифт. Еще один спуск, продолжительнее первого. И новое помещение, не столь обширное, как верхнее, но тоже металлическое и, как показалось, вообще не имевшее потолка: оно тянулось вверх, насколько хватал глаз, пока густой мрак не отнимал возможность различить что-либо. Пол в этом помещении отзывался на каждый шаг гулко, словно под ним была пустота - впрочем, так оно и было в действительности; а посредине зала или, скорее, шахты возвышался корабль, обычный антиграв, не скоростной десантный, какими располагали стратеги на обеих планетах, а куда скромнее, менее изящный, но зато вместительный, предназначенный для перевозки грузов. Оказывается, еще существовали такие корабли, а ведь считалось, что они давно уже канули в прошлое; этот же выглядел вовсе не музейным экспонатом, но достаточно новым и надежным устройством. Тут, над металлическим полом, возвышалась лишь верхняя его часть, в которой и находились большие трюмные ворота и маленький сравнительно люк, предназначенный для экипажа. Привезший Мин Алику подошел к невысокому крепышу, что стоял возле люка, поглядывая то на часы, то на людей, поспешно переправлявших в трюмные ворота последние, надо полагать, порции груза, подлежавшего перевозке во враждебный мир; на гладкой обшивке корабля, рядом с люком, виднелась небольшая корона - эмблема Второй планеты; на ящиках же, скрывавшихся один за другим в трюме, красовались четкие клейма Стратегической службы этого мира. Привезший Алику что-то тихо сказал коренастому, тот ответил с милым, немного шепелявым акцентом родной планеты, и звуки этой речи заставили сердце Мин Алики заколотиться неожиданно сильно. "Еще четверть часа, и я ушел бы без вас, провалитесь вы, и так далее". Потом он взглянул на Мин Алику, ноздри его дрогнули, он помолчал секунду, затем буркнул: "Минутку, я провожу вас". Он подошел к грузовому люку и отдал какое-то распоряжение, потом вернулся и указал Мин Алике на люк экипажа. Там оказался небольшой тамбур, легкая лесенка вела наверх. Коренастый сказал: "Я - капитан Урих Шуфф; там наверху - рубка, там вам делать нечего. Пассажиров мы не возим, поместитесь в каюте старшего, мы в этом рейсе обходимся без него". Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу в тамбуре, за нею оказался тесный коридорчик, в него выходили три дверцы, тоже узкие. "У нас тут не лайнер, - сказал капитан Урих, - да и рейс короткий, ничего, потерпите". Каюта оказалась узеньким пеналом, там были койка, столик, табуретка, шкафчик на переборке, на ней же - несколько приборов. Койка была застлана. "Чем богаты, тем и рады. Услышите сигнал готовности - сразу в койку, остальное сработает само. Летать-то приходилось?" - поинтересовался капитан Урих. Мин Алика кратко ответила: "Да". "Ну и хорошо, - сказал капитан, - значит, долго объяснять не надо, что к чему. Удобства в торце коридора, задвижки там нет, держите рукой. На месте вас должны встретить, больше я ничего не знаю и знать не желаю, мое дело - коммерция". Он повернулся и захлопнул за собой дверь. Тут же распахнул ее снова: "Если что-то понадобится по-женской линии, - он провел пальцами перед лицом, - посмотрите в шкафу, мой старший тоже женщина, вообще у нас сейчас везде женщины..." - Капитан покачал головой, то ли осуждая такой порядок, то ли сожалея, и снова затворил за собой дверь - на этот раз уже окончательно.
- Видимо, - сказал Хомура, - источник разговоров - вы.
- Если вы имеете в виду...
- Да, я имею в виду именно это.
Сказано было, в общем, не очень-то понятно, но Форама был в тот миг слишком занят своими мыслями, чтобы обратить внимание на тонкости. Занят был тем, что пытался собрать свои мысли воедино. Наконец, вздохнул:
- Значит, так (не мог Форама обойтись без ненужных слов перед продолжительными монологами, старался, но не мог). Не знаю, каков уровень вашей подготовки...
- Когда вы кончали, я был на втором курсе, - ответил штаб-корнет спокойно.
- Прекрасно. А сейчас... у стратегов? Каким же образом?
- Так мне понравилось.
- Ну да, конечно... Чем же вы там заняты? Почему вас заинтересовало?..
- Вы рассказывайте. Потом вам станет ясно.
- Ну, тогда слушайте...
Хомура улыбнулся:
- Здесь нелегко услышать хоть что-то.
Он сделал едва заметное движение головой, и как-то сразу стало ясно, что всерьез разговаривать среди развеселой толпы стратег не собирается. Но все же он счел нужным пояснить:
- Я привык думать в тишине.
- Я полагал, что стратеги, наоборот... Громы сражений, и все такое.
- Я оператор Полководца.
- Как здорово! - вырвалось невольно у Форамы. - Как здорово! Тогда в самом деле пойдемте, поищем местечко.
- Штык-капрал! - сказал Хомура. - Если кто увяжется, вы его...
Горга кивнул.
Сейчас все население окружающих бурьянов стянулось к одному центру, и найти свободное местечко было нетрудно; однако прежде чем перейти к делу, штаб-корнет внимательно осмотрелся, даже повозился с извлеченным из нагрудного кармана плоским приборчиком. "Не хочу смущать машину, - не очень понятно проговорил он. - Потом, если понадобится, четко сформулируем и дадим". То ли он полагал, что Форама лучше информирован о чем-то, чем это было на самом деле, то ли просто не счел нужным объяснить - до поры до времени. Наконец они устроились и Форама стал рассказывать, а штаб-корнет - слушать. Зная уровень собеседника, Форама не стремился популяризировать, поэтому рассказ его получился куда короче, чем для профанов. Выслушав, штаб-корнет помолчал.
- Что же, по-вашему, можно предпринять?
- Откровенно говоря, сейчас я надеюсь, что вы сами дадите мне совет. Судя по должности, вы имеете доступ к большому начальству...
- Не совсем так. Вернее - что считать начальством. По сути, высшая, власть и есть - Полководец. Но это не просто...
- Мне кажется, сейчас существует лишь один выход.
- Именно?
- Я испытываю глубокое внутреннее доверие, к тому, что в разговорах называют подлинным правительством, или всемогущими. Потому что если они, принимая на себя всю тяжесть решений и ответственности по самым сложным проблемам, не пользуются всеми преимуществами, какие могло бы давать их положение, - значит, они по-настоящему заинтересованы в судьбах планеты, а не своей лично. Их деятельность, по-моему, сродни подвижничеству. И вот я полагаю, что если дать им всю полноту информации, которой мы сегодня располагаем, именно мы с вами...
- И Высший Круг.
- Они не захотели всерьез разобраться в проблеме. Ухватились за то, что, как им показалось, лежит на поверхности...
- Допустим. И что же?
- Если объяснить всемогущим всю опасность положения, они предпримут что-то, чтобы спасти Планету, людей...
- Рассуждаете вы логично.
- Вы мне поможете?
- Нет.
- Почему? Хоть что-нибудь ведь в ваших силах?
- В моих силах, мар, - разочаровать вас.
- Именно?
Вместо ответа Хомура обернулся, поискал глазами и быстро нашел массивную фигуру Горги - она возвышалась над кустами метрах в двадцати. Штаб-корнет громко, командно крикнул:
- Штык-капрал! Ко мне бегом!
Горга подбежал, вытянулся в струнку. Мятый костюмчик мешал ему выглядеть внушительно, и все же готовность к действию вызывала уважение.
- Я помню вас, штык-капрал, - сказал Хомура. - Вы несете службу в подразделении, обслуживающем электронные устройства в резиденции Высшего Круга.
- Так точно, ваша смелость. Состою в должности дежурного за контрольным пультом. Техник первой категории, ваша смелость.
- В таком случае, вы знаете, какое устройство находится в малом, рабочем кабинете Первого Гласного?
Горга ухмыльнулся.
- Так точно, знаю. Портативный вычислитель марки КО-32, предыдущего поколения, в возрасте около двадцати лет.
- Наверное, вам частенько приходится с ним возиться?
- Уж раз в два дня - непременно, ваша смелость. Старое барахло, то и дело выходит из строя.
- А что еще там есть по вашей части?
- В кабинете? Все обычное, но лучшего качества. Информатор, коммуникатор, индикаторы безопасности...
- Достаточно, штык-капрал, благодарю. Возвращайтесь на пост. - Торга на мгновение вытянулся еще больше, четко, несмотря на изрядное количество выпитого, повернулся и бегом направился к своему кусту.
- Ну вот, дорогой метр, - сказал Хомура Ди. - Разочарование заключается в том, что никакого невидимого правительства нет.
- Не верю. При мне Первый Гласный - даже он! - прервал совещание, чтобы выйти и посоветоваться или даже получить указание...
- И вы решили, что советуется он с главой всесильных, верно? Штаб-корнет улыбнулся немного устало, как взрослый, вынужденный выслушивать наивные вопросы и мнения малого ребенка и отвечать на них применительно к уровню его развития. - На деле же он советовался вот с тем самым вычислителем, о котором нам только что доложил штык-капрал. Это единственное создание, если угодно, которому он доверяет. Вычислитель того класса, какие стоят на первых курсах наших колледжей, только в колледжах стоят современные модели, куда более производительные. Вот вам и источник его мудрости - на уровне игры в морской бой...
- Не могу поверить, - покачал головой Форама, стараясь остаться спокойным: слишком уж нелепым было услышанное, нелепым и страшным. Если судьбы Планеты решаются на школьном вычислителе, то это уж... это просто... черт знает чего можно было ожидать от этого. - Я допускаю, и здесь нет ничего дурного... если перед принятием важного решения надо навести какие-то справки, получить дополнительную информацию... Но ведь существует же мощная служба информации, и есть такие комплексы, как Политик, как ваш Полководец хотя бы...
Штаб-корнет невесело улыбнулся.
- Есть, конечно. Не забудьте только: все это - устройства высшей категории сложности. Их обслуживают квалифицированные программисты и операторы, через которых должны пойти все ваши вопросы, а следовательно ваши мысли, намерения, планы...
- Неужели нельзя подобрать таких специалистов, о которых можно было бы не беспокоиться...
- Что они не продадутся вражеской разведке? Можно; конечно, но дело ведь не в этом. Ваши вопросы, ваши мысли, ваши замыслы точнее, чем что-либо другое, дают представление о вашей личности во всей ее многогранности. Вернее, позволяют другим составить такое представление. Если вы действительно личность, да еще с большой буквы, вам это не страшно, даже наоборот. А если нет? Если нет, вы, естественно, будете стараться, чтобы подлинного уровня ваших познаний, силы вашего мышления, характера интересов и стремлений не знал никто. И, следовательно, вы не потерпите никаких посредников между вами и тем, кому вы вынуждены раскрыть все это, в данном случае - электронным устройствам. Если бы го-мар, о котором мы говорим, сам мог справиться с пультом Политика, он, возможно, консультировался бы с этим сверхустройством - изобрел бы какой-нибудь личный шифр, что ли, понятный лишь ему и машине, чтобы защититься от постороннего любопытства... Но ведь искусству работать с такими устройствами надо долго и серьезно учиться, а на это в Высшем Круге времени никогда не хватает. Вот и приходится нашему другу оставаться в сфере своих собственных возможностей, а они, как вы уже поняли, ограничиваются именно школьным вычислителем, и именно таким, какой был в употреблении, когда Первый Гласный сам еще учился в колледже, - потому что тогда, студентом, он эту премудрость освоил, и еще потому, что компьютер этот рассчитан именно на возможности школьника и отвечает на вопрос, заданный непосредственно голосом, а управлять им можно при помощи четырех клавиш. Так что никакой возни. Другое дело, что и ответы это устройство дает тоже в пределах возможностей и потребностей начинающих студиозусов... Словом - высокая простота.
Форама сидел. Опустив голову; не было сил, даже чтобы взглянуть на собеседника. Единственный выход, какой мерещился ему, оказался тупиком, в раке святого хранились одни лишь опилки. Вера рухнула; но черт с ней, с верой, главным было другое: больше никаких путей к спасению Планеты от глупой гибели он не видел. Или что-то все-таки было?
- Послушайте! - встрепенулся Форама. - А этот... вычислитель нельзя настроить так, чтобы он выдал Первому такой ответ, который заставил бы принять нужное решение? Наш друг Горга...
Он запнулся, видя, как Хомура качает головой.
- Нет, мар. Если бы речь шла об устройстве класса Полководца или Политика, устройстве почти в буквальном смысле слова мыслящем, тогда... А со школьной машинкой подобное невозможно, слишком она примитивна. Можно лишь испортить ее - и тогда тот же Горга будет вынужден опять наладить схемы, и все останется по-старому.
- Значит, что же? - спросил Форама. - Значит, остается - спокойно умереть? Но ведь и умереть-то спокойно не удастся: война - какой уж тут покой... - Тут он снова поднял голову: - Постой-ка! Но ведь война никак не может пройти "мимо Полководца! И если вы работаете с ним, как я понял, и если, как вы только что сказали, устройства такого класса уже почти что мыслят, то может быть, тут есть перспектива?..
Штаб-корнет помолчал. Наверное, ему нетрудно, было бы ответить "да" или "нет", возможно или невозможно как-то воздействовать на поведение Полководца, и - согласен сам он, Хомура, сделать такую попытку или нет. Однако все, о чем они с Форамой говорили до сих пор, по существу, не относилось к военной области и не являлось прямым нарушением присяги; и сюда, на Рынок, штаб-корнет приехал лишь затем, чтобы помочь малышу выполнить его задачу, а вовсе не помешать этому. Но все же Хомура был по образованию физик, и то, о чем говорил Форама, было для Хомуры понятным и всерьез его испугало. То, к чему Форама подошел сейчас, лежало уже по ту сторону черты. Наверное, переступить через эту черту было нелегко; так что в конце концов штаб-корнет ответил не прямо:
- Видите ли, мар... Предположим, что Полководец действительно получил задание такого рода. Предположим... Понимаете, он может решать задачи более благородные или менее, эмоциональная сторона его не волнует, но когда он решает, он может делать это только честно: не ошибаться - ведь это и значит - делать честно, на основе истинной информации. Поэтому он получает информацию, и не из одного, а из трех источников. Один источник может порой, намеренно или нет, дать ошибочные сведения, несколько же источников позволяют проверять и сравнивать, в результате чего ошибочная информация, как правило, отбрасывается. В нашем случае Полководец мог бы пользоваться тремя источниками информации. Не забудьте, все исходные данные заложены в нем изначально, речь идет только о коррективах и вновь возникающих обстоятельствах... Первый источник - официальный, мы называем его Верхней информацией. Второй - каналы разведки. А третий, каким бы смешным это вам ни показалось, - это все, что циркулирует в данный момент среди самых различных слоев населения, - разговоры, слухи, пересуды, вплоть до анекдотов, население, если брать его как единое целое, всегда обладает громадным объемом верной информации. Вы знаете, сколько микрофонов, дающих информацию непосредственно Полководцу, установлено только в нашем участке Города?
- Понятия не имею, - пожал плечами Форама.
- Около двух миллионов.
- Господи! - схватился Форама за голову.
- Не волнуйтесь: это микрофоны Полководца, а он ни с кем информацией не делится. Мы, стратеги, не любим, когда в нашу работу кто-то вмешивается. У нас и без того достаточно забот.
- Разумеется... - пробормотал Форама. - Тут вы совершенно правы...
- Сейчас вы можете быть вообще совершенно спокойны: я проверил, в пределах чувствительности микрофонов здесь нет ни одного. А вот там, где вы устроили это народное собрание, их не менее двух, а может, и больше.
- Я и не собирался скрывать. Напротив...
- Вот именно. Все, что вы тут говорили, немедленно пошло в приемники информации. И в машине произошла заминка. Разведывательный канал по этому поводу не дает ничего. Так что до сих пор Полководец пользовался лишь Верхней информацией, и все было в порядке. Но вот начали поступать ваши данные. Возникла ситуация: один канал информации молчит, два противоречат друг другу, причем обе информации машина оценила примерно одинаково. В такой ситуации нужно вмешательство человека; чтобы помочь Полководцу предпочесть одну информацию другой и соответственно действовать.
- Поэтому вы и бросились сюда?
- Прежде всего мы отложили решение заданной программы. Потому что, если бы Полководец продолжал над ней работать, - а работа эта состояла бы в бесконечных попытках предпочесть одну информацию другой, - это привело бы лишь к возникновению у малыша серьезных неврозов.
- У малыша? Вы относитесь к нему с явной симпатией.
- Человек привыкает даже к примитивному механизму, если общается с ним постоянно, начинает относиться к нему как к собаке, как к одушевленному существу; Полководец же - несомненно, интеллект, и о его кристаллической структуре со временем просто забываешь. Он этакий гениальный ребенок, понимаете? Ребенок, которому доверено распоряжаться жизнью и смертью, но все-таки ребенок. И невольно начинаешь заботиться о нем и беречь его. А мы, солдаты, привыкли относиться к детям бережно. И мне не хочется, чтобы у него возникали неврозы или что-то подобное. Тем более что если он разнервничается - кто знает, как это проявится?
- Что же вы предпримете теперь?
Если Форама ожидал ясного и точного ответа, то он ошибался. Штаб-корнет долго молчал. Потом со вздохом произнес:
- Откровенно говоря, сейчас никто не смог бы дать вам готовый ответ. Понимаете, я могу подтвердить вашу информацию. Но этого будет мало.
- Почему же? И ребенку ведь ясно: если одна информация верна, то другая, противоречащая ей, ложна!
- Но та, другая информация - Верхняя! А Верхняя информация уже заранее считается верной, понимаете? Так сказать, несет на себе печать истины. И поскольку она не подлежит проверке людьми, мы не можем лишь сообщить Полководцу, что она не подтверждается: он этого просто не примет, отбросит. Таким образом, если мы только подтвердим вашу, то машина, как она уже предупреждала, пойдет в конце концов по пути упрощения задачи. То есть будет искать какие-то военные ходы, которые уложились бы в более краткий срок, в то время, каким мы еще можем располагать до начала взрывов.
- Но мы ведь не знаем этого времени! А если вообще выключить вашего ребенка из игры и действовать в обход его?
- Вам, человеку не военному, такая мысль, может быть, и простительна. Но вы ведь хотите зашвырнуть бомбоносцы на солнце или еще подальше? Вот; а любыми действиями этих милых снарядов распоряжается только Полководец - и никто другой. И никто, кроме него, не сможет сдвинуть их с орбиты даже на миллиметр. Понимаете теперь, что его нужно сохранить в полном порядке, не позволяя ему ни нервничать, ни еще чего-либо в этом роде...
- М-да...
- А если позволить ему решать задачу в сокращенном варианте, то все может начаться буквально наутро; так что тогда у вас не останется и минимального времени для того, чтобы предотвратить катастрофу.
- Только у меня? А у вас?
- У меня - свой долг, свои обязанности. В частности - сохранить Полководца в здравом рассудке. А для этого необходимо нарушить возникшее равновесие информации.
- Каким же образом?
Хомура невесело усмехнулся.
- Пока я вижу только один выход. Вам он не понравится.
Форама нахмурился, догадываясь.
- Вы ведь не хотите сказать, что...
- Именно, дорогой мар. Чтобы сохранить Полководца, мы можем сделать лишь одно: опровергнуть вашу информацию. Та, другая, опровержению не подлежит...
- Время идет, Мастер. Я с тревогой смотрю на волну поведения вещества. А твои эмиссары медлят. Сумеют ли они хоть чем-то помочь мирозданию?
- Им нелегко сейчас, - откровенно ответил Мастер. - Тем более, что тем двоим, которые и должны сделать главное, пришлось сейчас разобщиться: она летит на Вторую планету, он на старом месте ищет какого-то выхода, но пока не может его найти.
- Существует ли выход вообще?
- Да. Он прост, но в то же время труден. Потому что это не тот выход. Фермер, которым можно воспользоваться, высчитав все по формулам. Здесь рассудок - дело второе, здесь на первый план должно выйти чувство. Но как этому чувству будет нелегко...
- Не понимаю пока, что ты имеешь в виду. Но верю, как всегда. Скажи только, Мастер: ты поможешь, подскажешь им в нужный миг?
- Ты ведь знаешь наши правила, Фермер. Когда любой из нас, - это относится и к моим людям, - перестает верить в себя, верить всецело, ему пора искать другое занятие: если человек сам не верит в себя, как поверят в него другие? А пользоваться помощью, просить ее - для нас шаг к утрате этой веры. Нет, конечно, для нас является законом: надо спасать друг друга. Но спасение - уже крайний случай, и пока до него не дошло, мы предпочитаем обходиться своими силами.
- Могу понять это, хотя и не вполне согласен. Что же, Мастер, будем надеяться, что на сей раз они справятся сами...
Город такого масштаба, как тот, в котором происходят описываемые здесь события, в смысле его открытости и познаваемости человеком лучше всего сравнить с первобытными джунглями, с сельской, с далекой, необжитой тайгой. Хотя человека окружает здесь цивилизация, техника, множество людей, и на первый взгляд может показаться, что для него не существует тут непонятных, необъяснимых явлений, незнакомых территорий, белых пятен и подстерегающих за поворотом опасностей, на самом деле это далеко не так. Можно раз за разом проходить по одной и той же магистрали мимо одного и того же строения и не иметь ни малейшего понятия о том, что в нем происходит, для чего оно предназначено: строение, в принципе, ничем не отличается от окружающих, и человек необоснованно решает, что и функции оно выполняет такие же. Однако похожесть для того, быть может, и создана, чтобы люди могли делать внутри здания что-то совсем другое, не то, что в десятках соседних домов, не привлекая ничьего внимания. Кроме того, город - не только здания; это и пустыри, и (кое-где) развалины, покинутые всеми, и парки, пусть полумертвые, с трудом, из последних сил сражающиеся с превосходящими ордами второй природы - техники, противостоящие их атаке, которую вольно или невольно всегда направляет или хотя бы поддерживает человек, - пусть гибнущие, но все же парки. Нам известно уже, во что превратился один из обширных, нечаянно возникших в этой части города пустырей. Именно оттуда лодка увезла Мин Алику, увезла туда, где должно было начаться путешествие на ее родную планету.
Мы знаем уже, что никакого сообщения, никаких контактов, за исключением разве что редких дипломатических, и никакой коммерции между враждующими планетами не существовало: слишком уж застарелой и жгучей была вражда между ними, из области рассудка давно уже перешедшая в сферу эмоций. И лишь непоследовательностью человеческого мышления можно объяснить то, что где-то (в зависимости от ранга потребителя) всегда можно было приобрести самые разнообразные товары с наклейкой, свидетельствующей, что товар этот произведен на другой планете; никого не удивляло, когда по развлекательным, а то и по научным каналам информации не так уж редко шли передачи, сделанные явно не на родной территории; не удивляло даже, когда Стратегические службы одной стороны использовали оптику другой, а та, в свою очередь, - электронику первой, одна сторона имела на вооружении десантное оружие, созданное другой, а другая - мощные моторы, на которых бесстыдно красовалось клеймо первой. И наконец, все спокойно относились к тому, что и на той, и на другой планете существовали целые обширные отрасли производства, базировавшиеся на сырье, которое (как было известно из любого учебника по соответствующим дисциплинам) на своей планете вообще отсутствовало либо же не добывалось, зато на вражеской планете существовало в изобилии. Такое положение удивляло всех столь же мало, как не удивляет зрелище семьи, в которой супруги непрестанно враждуют друг с другом, подолгу не обмениваются ни единым словом, в глубине души желают друг другу всяческих несчастий, однако при этом выполняют свои семейные обязанности - экономические, трудовые, общественные и прочие. Никто не доискивался путей, по которым все, что нужно, проникало с одной планеты на другую и которых формально не существовало; однако люди давно привыкли к тому, что каждое явление может существовать как бы в двух ипостасях, официальной и фактической, и эти ипостаси, формально друг друга исключавшие, на деле прекрасно уживались. Наука научила людей признавать существование множества вещей, непредставимых ни зримо, ни логически; отчего же было не признать существования экономических отношений там, где их официально не существовало?
Путей взаимопроникновения, как упомянуто, никто не доискивался. И хотя Мин Алика в свое время попала с родной планеты на Старую именно по одному из таких каналов, сейчас она и представления не имела о том, куда ее: везут и далеко ли и каким способом ее оттуда отправят. Для эмиссара Мастера не составило бы ни малейшего труда оказаться практически мгновенно не только на соседней планете, но и в куда более удаленной точке трехмерного (и не только трехмерного) пространства; однако Мин Алика, разведчик Второй планеты и художник девятого уровня на Старой, такими средствами передвижения пользоваться, разумеется, не должна была.
Поэтому, пока лодка летела, Мин Алика с интересом поглядывала в круглое окошко. Внизу одни кварталы сменялись другими, порой возникали серые пятна парков, потом подолгу тянулись длинные, плоские кровли обширных предприятий, индустриальных и аграрных; на крышах порой разгуливали животные, получая свою долю движения. Потом начался район развалин; стоявшие здесь здания давно уже пришли в негодность, в них уже не жил никто, кроме деклассантов, стоявших вне уровней; ремонт этих зданий был нерентабельным, со временем - когда дойдет очередь - здания, что не упадут до тех пор сами, будут снесены и на их месте, после вывозки мусора, будут возведены новые, современные постройки - если хватит средств и на месте развалин не возникнет новый пустырь, которому окрестное население найдет применение. Тут Мин Алика отвернулась от окошка: зрелище было грустным и ничего нового в смысле информации дать явно не могло; однако лодка тут же пошла на снижение и вскоре, покачавшись немного на упругих амортизаторах, уже прочно стояла на небольшой, сверху не очень-то и заметной площадке между полуразрушенными корпусами; площадка была вымощена шестиугольными бетонными плитами и выглядела странно чистой в этом крае запустения. Высокие стены нависали, казалось, над головами, вот-вот сверху мог, наверное, упасть какой-нибудь едва держащийся на проржавевших креплениях массивный блок - тогда от всего, что находилось сейчас на площадке, осталось бы мокрое место, замысловатый иероглиф. Однако этого никто, похоже, не боялся; люди, привезшие Мин Алику, деловито заперли лодку, к ним уже подходили другие, откуда-то - видимо, из развалин - появившиеся, негромко договорили, потом все, пригласив и женщину, двинулись к ближайшему фасаду, тупо глазевшему на них пустыми оконными проемами. Вошли в прямоугольник, некогда закрывавшийся дверью; Мин Алика ожидала, что внутри придется перескакивать с обломка на обломок, изображая горную козу, мифическое животное прошлых эпох. Ничуть не бывало: каменный пол коридора был гладок, даже подметен, лишь изредка, можно было заметить на нем какой-нибудь отклеившийся неизвестно от чего яркий бумажный фирменный ярлык или обрывок легкой картонной упаковки. Коридор тянулся не очень далеко и вывел людей к металлической стенке, от которой и не пахло ветхостью, она молодо отблескивала, и дверь в ней отворилась без малейшего скрипа уверенно и бесшумно. За дверцей оказался просторный, без единой щели лифт. Стремительное падение вниз, на неопределенную глубину - и лифт, плавно замедлившись, остановился, дверцы его раздвинулись, и все, включая Мин Алику, оказались в обширном подземелье, стены которого состояли из светлых металлических пластин, потолок, кажется, тоже - разглядеть его мешали яркие, слепящие лампы наверху, потолок лежал высоко, метрах в семи-восьми. Подземелье никак не выглядело заброшенным; напротив, в нем непрестанно двигались и люди, и электрические тележки, нагруженные картонными ящиками с романтическими, порой вовсе незнакомыми названиями фирм или содержимого, выведенными на стенках; целые штабели тяжелых пластиковых ящиков и металлических контейнеров проплывали порой невысоко над полом, прочно удерживаясь на антигравитационной площадке, в одном углу которой помещался в крохотной будочке водитель. Было относительно тихо, так что разговаривать можно было не повышая голоса, только говорить Мин Алике здесь было не с кем и не о чем. Подкатила еще одна электрическая тележка, на этот раз на ней вместо коробок и ящиков стояли легкие стульчики; несколько человек уселось, один из них - тот, что был и на Шанельном рынке, - кивнул Алике, и она подошла и заняла единственное свободное еще место, в самой середине. Тележка тронулась. Подземелье казалось бесконечным, тележка несколько раз меняла направление, лавируя между высокими, до потолка, штабелями товаров, заставлявшими подумать, что государственная контрабанда велась в масштабах, каких едва ли могла бы достигнуть и официальная торговля - если бы она вообще существовала. Потом тележка остановилась. Вышли. Вошли в новый лифт. Еще один спуск, продолжительнее первого. И новое помещение, не столь обширное, как верхнее, но тоже металлическое и, как показалось, вообще не имевшее потолка: оно тянулось вверх, насколько хватал глаз, пока густой мрак не отнимал возможность различить что-либо. Пол в этом помещении отзывался на каждый шаг гулко, словно под ним была пустота - впрочем, так оно и было в действительности; а посредине зала или, скорее, шахты возвышался корабль, обычный антиграв, не скоростной десантный, какими располагали стратеги на обеих планетах, а куда скромнее, менее изящный, но зато вместительный, предназначенный для перевозки грузов. Оказывается, еще существовали такие корабли, а ведь считалось, что они давно уже канули в прошлое; этот же выглядел вовсе не музейным экспонатом, но достаточно новым и надежным устройством. Тут, над металлическим полом, возвышалась лишь верхняя его часть, в которой и находились большие трюмные ворота и маленький сравнительно люк, предназначенный для экипажа. Привезший Мин Алику подошел к невысокому крепышу, что стоял возле люка, поглядывая то на часы, то на людей, поспешно переправлявших в трюмные ворота последние, надо полагать, порции груза, подлежавшего перевозке во враждебный мир; на гладкой обшивке корабля, рядом с люком, виднелась небольшая корона - эмблема Второй планеты; на ящиках же, скрывавшихся один за другим в трюме, красовались четкие клейма Стратегической службы этого мира. Привезший Алику что-то тихо сказал коренастому, тот ответил с милым, немного шепелявым акцентом родной планеты, и звуки этой речи заставили сердце Мин Алики заколотиться неожиданно сильно. "Еще четверть часа, и я ушел бы без вас, провалитесь вы, и так далее". Потом он взглянул на Мин Алику, ноздри его дрогнули, он помолчал секунду, затем буркнул: "Минутку, я провожу вас". Он подошел к грузовому люку и отдал какое-то распоряжение, потом вернулся и указал Мин Алике на люк экипажа. Там оказался небольшой тамбур, легкая лесенка вела наверх. Коренастый сказал: "Я - капитан Урих Шуфф; там наверху - рубка, там вам делать нечего. Пассажиров мы не возим, поместитесь в каюте старшего, мы в этом рейсе обходимся без него". Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу в тамбуре, за нею оказался тесный коридорчик, в него выходили три дверцы, тоже узкие. "У нас тут не лайнер, - сказал капитан Урих, - да и рейс короткий, ничего, потерпите". Каюта оказалась узеньким пеналом, там были койка, столик, табуретка, шкафчик на переборке, на ней же - несколько приборов. Койка была застлана. "Чем богаты, тем и рады. Услышите сигнал готовности - сразу в койку, остальное сработает само. Летать-то приходилось?" - поинтересовался капитан Урих. Мин Алика кратко ответила: "Да". "Ну и хорошо, - сказал капитан, - значит, долго объяснять не надо, что к чему. Удобства в торце коридора, задвижки там нет, держите рукой. На месте вас должны встретить, больше я ничего не знаю и знать не желаю, мое дело - коммерция". Он повернулся и захлопнул за собой дверь. Тут же распахнул ее снова: "Если что-то понадобится по-женской линии, - он провел пальцами перед лицом, - посмотрите в шкафу, мой старший тоже женщина, вообще у нас сейчас везде женщины..." - Капитан покачал головой, то ли осуждая такой порядок, то ли сожалея, и снова затворил за собой дверь - на этот раз уже окончательно.