Михайлов Владимир Дмитриевич. Тогда придите, и рассудим (Капитан Ульдемир - 2)

   - Ну, не только это. Осмысленно трудиться, творить... Развивать человеческие способности...
   - Ты со странной последовательностью перечислил именно то, чего вы как раз не делаете. От чего вы сейчас дальше, чем были в самом начале.
   - Ну, - сказал Ульдемир, - сохой-то мы давно не пашем.
   - Соха тебя оскорбила? Конечно, она может прокормить куда меньше людей, чем ваши механизмы. И конечно, хорошо, когда человечество растет. Но - для чего растет? Просто, чтобы расти? Для этого разум не нужен. Для осмысленного труда? А ты много его встречал у себя дома? Что ты вообще считаешь осмысленным трудом? Думаешь - труд, в результате которого возникают очень сложные изделия? Чушь. Не забудь: плоды труда в первую и главную очередь - не то, что вы всем скопом сделали, а то влияние, которое оказал труд на каждого, кто работал. Не то, что труд сделал с изделием, а что он сделал с человеком! Не с человечеством, а с отдельным человеком, с каждым, ибо человечество - не муравейник, муравейник - организация для насекомых, а не для людей. Не надо завидовать муравьям: им понятие счастья неведомо. Вы же об этом и всерьез думать забыли. Вы вкатили на пьедестал огромное зубчатое колесо, как там оно у вас... и идолопоклонствуете! Зачем же нам такой контакт? Вместе поклоняться шестерням и лить на их алтарь машинное масло? Разве шестерня - цель существования мира? И не она развивает мир. Люди должны быть людьми, а не массой, завинчивающей гайки. Вот научитесь быть людьми! Тогда придите, и рассудим. Рассудим разговаривать ли с вами или подождать, пока вы сами не освободите место для нового посева!
   - Ну, за что ты его так, Фермер, - улыбаясь, проговорил Мастер. Человек любит играть; они там играют в механизмы и могущество и не задумываются над тем, что одна лишь машина неизбежно завезет их в тупик. Но если им объяснить...
   - Объясняли, - сказал Фермер. - Но они очень не любят, когда им объясняют. До смерти не любят. До смерти того, кто пытается объяснить...
   - Но хоть ему ты что-то объяснишь? Одним осуждением он сыт не будет. Ну хотя бы - в чем заключается цель...
   - Ну? - спросил Фермер Ульдемира. - Как по-твоему, в чем заключается цель?
   - Цель чего? - не сразу понял капитан.
   - Существования. Моего, твоего, всех людей.
   - Ее вовсе нет, цели, - сказал Ульдемир обрадованно. - Цель - в самом нашем существовании. Для этого мы и работаем.
   - Ну вот, - сказал Фермер. - Вот мы и сподобились услышать исчерпывающее объяснение. Ну, а почему же вы решили, что иной цели, чем собственное существование, у вас нет?
   - Да потому, что цель ставит тот, кто создает. А разве нас кто-нибудь создавал? Может быть, вы нас создали. Фермер?
   - Нет, - сказал Фермер. - Потому что фермер не может сказать, что он создал пшеницу. Вначале ее создала природа. А он лишь сеял, отбирал и улучшал. Ухаживал. Жал и сеял снова. Но он не создал. Так же и вас.
   - Значит, и цели некому было ставить.
   - А вот тут ты уже уклоняешься в сторону. Цели нет, если говорить твоими словами, однако место свое, роль своя, задача своя - есть! Ибо все в природе имеет и начало, и продолжение.
   - Это вы о возможности новой, более совершенной расы?
   - Мы ведь говорим о людях, а не о тех, кто еще может быть. О людях таких, каковы они суть. И продолжение человека - это его воздействие на мир, который, в свою очередь, воздействует на него...
   - Разве мы не воздействуем?
   - Уродуя. Да, этому вы научились. У кого только? Но вернемся к цели. Скажи: кто создал траву?
   Ульдемир пожал плечами:
   - Никто, естественно. Природа.
   - И цели никакой, следовательно, не было.
   - Конечно.
   - Запомни это. Но вот впоследствии появилась, условно говоря, корова. Кто создал корову? Ну, хотя бы ее предков?
   - Тоже никто.
   - И тоже без цели. Согласен. Но когда возникла эта самая корова, пищей для нее стала служить трава. Не было бы травы - не было бы и коровы, согласен? Следовательно, цели у травы не было, но задача своя, роль, место в цепи развития мира у нее появились: служить пищей корове. Согласен? Или я неправ?
   - Ну, тут, кажется, противоречий нет...
   - О, спасибо! Тогда двинемся дальше. Возник человек. И корова, никакой цели в своем бытии, понятно, не преследовавшая, стала, хотела она того или нет, другой разговор, - источником молока, мяса, кожи, тяглом даже... И у нее, значит, появилось свое место в некоей системе, одной из множества. Своя роль. И если корова вдруг изменилась бы - скажем, молоко у нее стало бы ядовитым для человека, - это не могло бы не повлечь изменений в последующем звене. Ну, а дальше? Как с нами самими? Может у человека быть свое место в той же системе развития мира, своя функция, своя задача? Или - все для него, а он, человек, - венец мироздания? Нет, человек, если ты и венец, то пока чаще - терновый... Но если я - предел развития, все для меня, мне на потребу, следовательно, что пожелаю, то и делаю, отчета спросить некому, а цели у меня нет, оттого мне и море по колено... Так что же - значит, все позволено?
   - В чем же наша функция? - хмуро спросил Ульдемир. Вовсе не туда уходил разговор, не в ту сторону, куда хотелось бы. Но и уклониться от разговора этого теперь не было возможно.
   - Вот наконец-то мы подошли к дельному вопросу. И я постараюсь тебе на него ответить. Но прежде - маленький шаг в сторону. Вы уже в твое время знали, что живете во Вселенной. Но представляли ее себе чрезвычайно примитивно. То ли она существовала вечно, то ли однажды возникла, сформировалась - и на этом почила, видимо. И осталось от всей ее динамики разве что одно пресловутое разбегание галактик. Уютно вы устроились, ничего не скажешь: так и рисуется вам этакая неподвижная Вселенная, основные законы которой вы уже постигли, неизменные, разумеется, законы, то ли возникшие в момент возникновения Вселенной, то ли еще до того существовавшие - словно одни и те же закономерности свойственны миру на всех стадиях его развития... Но ведь не могло быть такого, чтобы мир, развившись до определенного уровня сложности, взял да остановился вдруг в своем развитии. Почему вы не подумали, что мир не стоит, он продолжает меняться? И законы его бытия тоже меняются, неизбежно. Но чтобы всерьез задуматься об этом, надо перестать относиться к миру как к чему-то, от чего можно и нужно только брать, брать, брать: нужно взглянуть на него как на нечто, чему и помогать надо! Потому что мир может изменяться, совершенствуясь, а может и - регрессируя. Не только мир людей - весь вообще мир. Ты скажешь: нет, ведь развитие происходит по программе! Да, ну и что же? Программа есть и в зерне. Но чтобы она реализовалась, нужны условия. Влага, температура, свет, защита от сорняков, вредителей... То есть нужны еще и сторонние воздействия. И вот развитие мира без такой стимуляции тоже происходить должным образом не может. Но поскольку вне мира ничего нет, то и эти стимулирующие силы тоже находятся внутри его, в пределах самого мира, они - его часть. Силы, которые тебе, допустим, легко представить хотя бы в виде полей.
   Ульдемир кивнул.
   - Ну, раз это понятие тебе знакомо, то представь себе некое поле, в котором развитие, вещества происходит в нужном направлении. Хотя воздействие его и не так очевидно, как, скажем, магнитного поля или гравитационного. Твои современники еще не создали приборов для его обнаружения. Но именно оно... Поле это, надо тебе сказать, существовало не изначально. Оно возникло в процессе развития мира. На определенном этапе. Ты догадался, когда и как?
   Ульдемир снова кивнул - медленно, словно сомневаясь.
   - Да, да! Вместе с человеком. Только мыслящая материя генерирует его. Вы думаете, что ваш разум влияет на окружающий мир лишь посредством рук и вложенных в руки орудий. Это - малое влияние, в масштабе Вселенной им можно было бы и совершенно пренебречь! А существует, однако же, влияние куда более сильное и непосредственное; и вот вы воздействуете на весь мир, сами того не зная, и в этом ваша - не скажу цель, но функция в мире. А руки у вас не затем, чтобы природу изменять, но - себя! Себя совершенствовать.
   - Интересно, - проговорил Ульдемир, сомневаясь. - По-вашему, все получается очень просто, и стоит лишь человеку захотеть чего-нибудь - и все возникнет, как в сказке...
   - Ну, это-то пока вам не под силу. Да и не о том речь. Пойми другое: поле, создаваемое вами (если оставаться в рамках ваших представлений), непосредственно влияет, помимо вашего желания, на процессы развития мира причем влияние это может сказаться где-то на громадном расстоянии, а может и совсем рядом. Но важно вот что: поле это может быть положительным и отрицательным, влиять на мир в нужном направлении или в обратном. Применяясь к твоим понятиям, скажу так: при положительных мыслях и чувствах, переживаемых человеком, возникает поле, действующее так, как нужно, чтобы мир развивался. При отрицательных - наоборот. Любовь, дружба, творчество, все, что вызывает в человеке радость, вот то, что нужно миру.
   - Добро, иными словами?
   - А ты полагаешь, добро и зло суть понятия относительные, целиком зависящие от уровня сознания! Нет, они естественны, они связаны с развитием мира, начиная с возникновения разума.
   - Но ведь человек может испытывать чувство радости по таким поводам, какие никак не назовешь добрыми. Люди-то разные. Радость - убив врага, обманув, украв и не попавшись...
   - Может. Но где убийца - там и жертва, и там, где вор или обманщик, тоже без жертв не обойтись. И чувства жертв противоположны по знаку и сильнее по абсолютной величине: так уж устроен человек, что чувства отрицательные, или, как мы тут говорим, Холод всегда сильнее, чем Тепло, и держится дольше: может быть, потому, что радость кажется человеку естественной, она не вызывает в нем такого перепада между тем, что должно быть, и тем, что есть на деле, какой возникает при переживании зла. Наибольшее Тепло рождается, когда радость одних не связана с потерями других, когда второго знака вовсе нет. Вот тогда мир обогащается Теплом в чистом виде, и развитие его от хаоса к порядку убыстряется.
   - Чем же оно завершится?
   - Этого мы не знаем. Может быть, это известно другим.
   - Разве на вас цивилизация не завершается?
   Фермер усмехнулся.
   - Немного бы она стоила, если бы это было так. Нет... Мы не знаем, чем завершится развитие. Наверное, оно вообще никогда не завершится. Мы видим только ближайшие рубежи. Мыслящая материя, например, - вся материя. Это еще можно представить... Но дело не только в прекрасном будущем. Разве сам процесс достижения цели не может быть прекрасным? Разве не был чудесным миг, когда люди на тех планетах увидели навсегда удаляющиеся смертоносные машины? Мы с Мастером видели, какой взрыв Тепла возник в те мгновения. Жаль, что тебе не дано его видеть. Вы с вашей цивилизацией не уделяете ни малейшего внимания развитию своих способностей, предпочитая те из них, что утрачены или вообще не успели развиться, заменять протезами. А мы вот видим гравитацию, видим магнитные поля и слышим их - и это прекрасная музыка... Но мы снова ушли в сторону. Такие вспышки Тепла, как эта, явление редкое, они связаны с исчезновением угрозы какой-то глобальной катастрофы, чаще всего самими же людьми и вызванной. Но нельзя же постоянно подвергать угрозам обитаемые миры... Нет, каждому человеку должно быть хорошо и радостно - постоянно, день за днем, поколение за поколением. Каждый день, каждый час жизни должен приносить ему радость. Он должен много трудиться, излучая великую радость творчества, - и делать то, к чему чувствует пристрастие. Я не хуже тебя понимаю, что пахать сохой не лучший способ растить хлеб. Но если хоть одному человеку именно это доставляет самую большую радость - пусть пашет! И что за беда, если на соседнем поле будут работать машины, а еще на одном хлеб будет расти так, как принято это у многих цивилизаций основного русла: сам собой, без вмешательства человека, но по договоренности с ним. Человек может получать у природы все нужное, не отнимая, но по соглашению с нею; только при этом ему приходится относиться к ней, как к равноправному партнеру и выполнять свои обязанности, понимать ее и беречь... Наш способ дает неизмеримо больше, чем ваш, машинный, а ваш, в свою очередь, куда производительней, чем соха; но если она необходима ему - да обрящет! Потому что нам не хлеб его нужен прежде всего, а его радость жизни, то Тепло, которое дает он, ощущая себя на своем месте в мироздании. Пусть благоденствуют пахарь и капитан звездного корабля - для мира они одинаково ценны. И пусть два соседа делают и думают по-разному, но если дела их добры - они генерируют одно и то же поле - то, что ведет ко благу. Ты понял? Страх, зависть, вражда, подлость, голод, бесправие - вот что дает отрицательные поля, и еще многое другое: предательство, жестокость, нетерпимость. Чем больше человек думает о мире и о своем месте в нем, тем менее способен он на все это. Но заботиться об этом нужно начинать своевременно, подобно тому, как воспитание каждого отдельного человека начинают с первого дня его жизни. А вы решили, что делать машины важнее, а человек как-нибудь и сам обойдется... И я говорю тебе: вы хотите войти в наш мир, большой, развивающийся мир? Научитесь быть людьми, а не персоналом! Чувствовать не шепотом! Любить, не жалея себя! Тогда, повторяю, - тогда придите, и рассудим!
   Не дожидаясь ответа, Фермер круто повернулся. Шаги его прозвучали за углом дома и сразу исчезли, и Ульдемир снова остался наедине с Мастером.
   - Ну вот, - сказал Мастер спокойно. - Теперь ты приблизительно понимаешь, что к чему. Фермер прекрасно объясняет, мне это никогда не давалось. И теперь ты можешь всерьез подумать и решить: так ли уж хочешь ты на свою прекрасную Землю?
   Ульдемир помолчал. Вздохнул.
   - Я хочу. Не знаю почему. Рассудок советует остаться с вами. Но вот чувство... Наверное, только там я смогу давать Тепло, о котором говорил Фермер. Там.
   Мастер помолчал в свою очередь.
   - А какую Землю ты имеешь в виду?
   - Если бы у меня был выбор!.. Но разве ты сможешь вернуть меня туда, где я родился, где жил своей жизнью?
   - Какая мне разница?
   - Это возможно?
   - Возможно.
   - Тогда... Тогда, Мастер, и говорить нечего!
   - Да будет так. Но я все же не хочу терять тебя окончательно. И ты не забудешь того, что услышал. И не станешь скрывать этого от тех, кто захочет услышать.
   Ульдемир кивнул.
   - А ты представляешь?..
   - Да, - сказал Ульдемир, помедлив. - Да. Но скажи: зачем это тебе? Ведь те времена давно прошли, Земля с тех пор проделала немалый путь...
   - Что ты знаешь о времени, Ульдемир, чтобы судить? Раз я хочу, значит, вижу в этом смысл. Недаром даже у вас понимают, что исправлять ошибки никогда не поздно.
   - Я верю тебе. Хотя в чем-то ты и обманул меня.
   - Неужели? Это серьезный упрек, Ульдемир. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но разве я не дал тебе любви - там, на планетах?
   - И отнял снова.
   - Любовь нельзя отнять. Человека - может быть. Но я не обещал тебе ничего навечно. И к тому же, жизнь ведь далеко не окончена, капитан. Вот стол. Разве не чувствуется, что здесь хозяйничала женская рука? И ты даже не полюбопытствовал, для кого четвертый прибор.
   Ульдемир нерешительно усмехнулся.
   - Женщина? Может быть, я ее знаю?
   - Должен разочаровать тебя: нет. Она - мой эмиссар, та, что помогала тебе на планетах. Но ты ее не знаешь - настоящей...
   Ульдемир безразлично кивнул.
   - Что же, я очень благодарен ей. За помощь и гостеприимство.
   - Это ты скажешь ей самой.
   И почти одновременно с этими словами женщина вышла из дома.
   Нет, Ульдемир никогда раньше не встречал ее. Незнакомые черты прекрасного лица. Спокойный и добрый взгляд. Мягкая улыбка.
   - Тепла вам! - сказала она. - Вам обоим.
   - Прошу за стол! - сказал Мастер. Он смотрел на женщину. Ульдемир перехватил его взгляд, и капитану почему-то стало грустно.
   - Ну вот, капитан, - сказал Мастер, когда обед подошел к концу и на столе появились фрукты. - Не могу обещать, что тебе будет легко. Но не надо бояться, даже когда очень больно. Это ведь не главное. Главное добро. И ты знаешь, что будущее - за ним. Что бы тебе ни говорили. Счастливого тебе пути.
   - Теперь моя очередь, Мастер, - сказала женщина.
   Мастер нахмурился.
   - Нужно ли это?
   - Я так хочу. И ты знаешь, что я права. Ты - знаешь.
   Ульдемир смотрел на нее, не понимая. Мастер встал.
   - Хорошо, - сказал он, и голос его, по-прежнему громкий, словно утратил звонкую резкость. - Я всегда уступал тебе.
   В следующий миг его больше не было на веранде.
   Ульдемир взглянул на женщину.
   - Я слушаю вас.
   - Ульдемир, - сказала она. - Я обидела тебя?
   - Простите, - сказал капитан. - Я не припоминаю...
   - Ах, да. Прости. Смотри.
   Он и так смотрел. Лицо ее стало неподвижным, но черты его словно бы менялись - где-то в глубине, под поверхностью. И...
   - Анна! - крикнул он.
   - Не спеши...
   - Астролида! - Он вскочил. - Ты...
   - Обожди, капитан!
   - Мин Алика?..
   Но и тот облик промелькнул - и исчез, и снова перед ним сидела женщина, которую он только здесь, только что увидел.
   - Ульдемир! - сказала она негромко. - Разве трудно было понять, что все время это была я? Пусть мой облик и менялся... Ну почему ты, как большинство людей, видишь меняющийся облик - и не видишь того неизменного, что под ним: личности человека, сущности женщины? Как ты мог не понять сразу же, что это - я?
   - Ты... - пробормотал он. - Ты...
   - Ты твердо решил уйти на Землю?
   - Если бы я знал... Но я уже не могу не уйти.
   - Боишься, что Мастер и Фермер плохо о тебе подумают?
   - Нет, - сказал он. - Не поэтому.
   - Я понимаю. Что же, иди, Ульдемир.
   Он хотел приблизиться, но она вытянула руку.
   - Я... - сказал капитан. - Не могу... Снова теряю тебя. Теперь навсегда. Но ведь это - только мое. А там... Но позволь мне на прощанье...
   - Иди! - сказала она. - Мастер ждет тебя. А Мастер не должен ждать.
   Ульдемир поднял голову.
   - Прощай, - сказал он. - Я буду думать о тебе всегда, Сейчас, когда я знаю, понял... буду всегда любить тебя, зная, что ты есть. Что ты всегда есть.
   И он решительно двинулся - к углу дома, туда, где всегда исчезал Мастер.
   - Да, ты будешь, - сказала женщина вдогонку. - А там, на Земле... Слышишь, Ульдемир? Там, на Земле...
   Он приостановился.
   - Я слушаю...
   - Попытайся там привести все в порядок. Не на планете, конечно: у себя дома. Потому что я приду к тебе очень скоро. Надолго. Навсегда. - Она улыбнулась. - Я помогала тебе на чужих планетах. Неужели я оставлю тебя одного на Земле?.. Ты только узнай меня.
   11
   И все-таки меня отнесло течением метров на пятьдесят, стоило мне чуть ослабить гребки, пока сердце не пришло в норму. Я подплыл к берегу. Дно здесь было илистым, в воде лежали коряги, вылезать было не очень-то удобно, но ничего не поделаешь. Зато я согрелся, хотя Гауя в это время не для курортников.
   Я вылез, узкой тропкой в кустарнике прошел к месту, где раздевался, где лежали мои джинсы, куртка, полотенце - лежали так, как я их бросил.
   Я вытерся, с удовольствием чувствуя, как дышит кожа, как разбегается кровь. Вода выручает нас в таких случаях, когда больше вроде бы некуда деваться; но рано или поздно приходит пора вылезать.
   Сколько я пробыл в реке на этот раз? Минут десять? Пятнадцать? Спасибо, Мастер. Очень точно.
   Я медленно шел к даче. Спешить было некуда, и следовало о многом подумать, об очень многом.
   А думать хорошо, именно когда идешь куда-то, но не спешишь, зная, что не опоздаешь.
   Я прошел по пустынному дачному поселочку, подошел к своей даче. Калитка была отворена.
   Я, помнится, закрыл ее, когда шел купаться. Впрочем, тогда я был в таком настроении, что немудрено было и забыть. К тому же, я ведь уходил ненадолго - да и на самом деле пробыл на реке не бог весть сколько.
   И все-таки калитку отворял не я. Я понял это, когда из-за дома навстречу мне вышел сын.
   - Папа, здравствуй, - сказал он.
   - Сын! - сказал я. - Приехал? Вот молодец. Давненько я тебя не видел...
   - Я уже подумал, что ты уехал в город, а потом заглянул в гараж машина стоит.
   - Сходил, выкупался, - сказал я. - Вода ничего. Не хочешь?
   - Потом схожу, - кивнул он.
   - У тебя дело? Или просто так? Что, опять в школу?
   - Да, - с досадой сказал он. - Нет, я просто так. Хотел забрать свою японскую музыку.
   - Она в целости, - сказал я. - А что мы тут стоим?
   Я отпер дверь, и мы вошли на веранду. Она была куда меньше, чем та, на Ферме. И все тут было иным. И все же...
   - Я даже беспокоиться стал, - сказал сын. - Не случилось ли что-нибудь.
   - Да ну, сын, - сказал я. - Что со мной может случиться?
   Я вошел в комнату. Порядка здесь было маловато. Особенно для свежего глаза.
   Сын тоже смотрел критически.
   - Что, беспорядок? - спросил я.
   Он усмехнулся:
   - Да у тебя всегда так...
   - Ладно, - сказал я сурово. - Критикан ты, вот кто. Давай-ка лучше помоги прибраться, раз уж приехал.
   - Давай, - согласился он. - А что? Ждешь гостей?
   - Жду, - сказал я. - Тут один может в скором времени приехать из Германии. И еще...
   - Это тебе полезно, - сказал сын. - А то, знаешь, ты скучно живешь. Однообразно. Я бы, наверное, так не смог.
   - Да? - сказал я. - А мне вот - в самый раз.