Работы было много. Культивация вируса в основном уже закончилась, но сейчас профессор добивался наивысшей концентрации вируса при наименьшем объеме ампулы. Приходилось искать новые, более питательные среды, ставить новые опыты. Вирус капризничал, действие его менялось; больного, которому привили последнюю разводку, пришлось сразу же отправить в сумасшедший дом.
   Профессор нервничал и целыми днями не вылезал из лаборатории. Доктор Крейде - тоже.
   Сегодня был особенно трудный день. Только что закончилась культивация трех новых разводок, поставленных полмесяца тому назад. Требовалось срочно приготовить три препарата для исследования вируса в электронном микроскопе.
   Окна лаборатории, затянутые плотными шторами, не пропускали дневного света,- вирус плохо развивался при солнечном освещении,- профессор и его помощник, занятые работой, давно уже потеряли представление о времени.
   Даже звяканье железного дверного затвора не привлекло их внимания.
   - Доброе утро! - вдруг услыхал доктор Крейде женский голос. Он с недоумением посмотрел в сторону профессора и только потом повернулся к дверям.
   На пороге стояла фрейлейн Морге без халата и даже без маски. Маска висела у нее на мизинце, и она покачивала ею из стороны в сторону, как сумочкой. - Эльза! Ты с ума сошла?! - закричал профессор. - Сию минуту надень маску. Ты же можешь заразиться.
   - Это не так страшно, папа. Пока ваш вирус немногим опаснее кори... Доброе утро, доктор Крейде.
   - Доброе утро, фрейлейн... Но, подождите... почему же утро?
   - Очень просто. Вы оба не вылезаете отсюда со вчерашнего дня.
   Профессор Морге и доктор Крейде с бессмысленным видом уставились на часы.
   - Вы оба не ужинали и не завтракали. Бросьте ваш вирус, пойдемте в столовую. Я приготовила кофе.
   - Но ты наденешь маску или нет?! - возмутился профессор.
   - Я уже пробовала ее надеть,-ответила дочь.- Но когда я увидела себя в зеркале, то решила, что у меня в маске очень смешнoй вид. Мне не хотелось, чтобы доктор Крейде видел меня в ней.
   - Сумасшедшая девчонка, - проворчал профессор, выключая трансформатор электронного микроскопа.Пойдемте, доктор Крейде.
   Служитель захлопнул за ними тяжелую дверь, помог снять халаты и предупредил: - Прошу закрыть глаза.
   Раздалось гудение зуммера, и по углам комнаты вспыхнули кварцевые лампы, заливая присутствующих мощными потоками бактерицидных ультрафиолеывых лучей, Через несколько секунд лампы погасли, и только тогда открылись выходные двери.
   Завтракали втроем. Фрейлейн Морге отослала человека, прислуживающего за сголом, и принялась хозяйничать сама.
   - Из уважения к нашему редкому гостю,- объяснила она, наливая доктору Крейде большую рюмку коньяка.
   Доктор Крейде поблагодарил,- он на самом деле редкий гость, к завтраку его пригласили в первый раз.
   Он не пил крепких вин, у него больной желудок, но здесь он счел неудобным отказаться. Крепкая жидкость обожгла ему горло, он закашлялся и поспешно закусил сыром.
   Профессор Морге наклонился над столом и сосредоточенно смотрел в тарелку, как будто перед ним все светился экран микроскопа. Повертев в руках чайную ложку, он полез ею в вазочку с икрой.
   - Отец сегодня более рассеян, чем обычно,- заметила фрейлейн Морге. Она отобрала у профессора ложку, сама сделала ему бутерброды, налила кофе и отодвинула подальше горячий кофейник.
   Прихлебывая душистый кофе, доктор Крейде украдкой поглядывал в ее сторону.
   Что за женщина? Из чего она сделана, умеет ли она чувствовать так, как чувствуют обычные люди. Вот, например, сейчас она ухаживает за отцом, но на ее лице нет ни ласки, ни заботы - движения ее точны и бездушны, как движения автомата. И, вероятно, если бы ей потребовалось отрезать кому-либо голову, ну, скажем, ему, доктору Крейде,- то она сделала бы это так же спокойно и такими же точными движениями, какими она сейчас отрезает ломтик сыра...
   От выпитой рюмки у доктора непривычно зашyмело в голове, и он решил взглянуть на вещи более объективно.
   Нужно признать - она неплохо заведует клиникой: везде порядок, персонал вышколен. Все необходимые инструменты и материалы достаются немедленно... Непонятно одно- где она берет людей для опытов. Каким путем они попадают в клинику?..
   Но тут в его сознании выплыло перекошенное лицо Шпиглера, и доктор подавился куском.
   Черт возьми! Ну какое ему до этого дело. Здесь он получает в месяц больше, чем в Германии получал в год.
   А на остальное наплевать. Правда, такие эксперименты на людях... это пахнет уголовщиной. Но при случае он может заявить, что работал простым лаборантом, выполнял задания профессора... А лучше всего заблаговременно подкопить денег и...
   Профессор Морге резко звякнул чашкой о блюдце.
   - Эльза,- сказал он ворчливо,- у нас убежал больной?
   - Да, папа. Это еще на прошлой неделе.
   - Ты его нашла?
   - Конечно. Он больше никуда не убежит. И вообще больше никто не убежит. Я приказала протянуть колючую проволоку по верху ограды.
   - Через нее можно перебраться.
   - По проволоке пропущен ток.
   - Нужно действовать осторожно,- продолжал бурчать профессор,- могут пойти разговоры.
   - Могут,- согласилась дочь.- Но разговоров тоже не будет. Я приняла меры.
   Профессор двинул кресло и встал. Доктор Крейде хотел последовать его примеру, но фрейлейн Морге остановила его.
   - Посидите со мной. Отец сейчас пойдет спать, а мне хочется с вами поговорить.
   Однако профессор остановился у стола и уставился на блестящий кофейник. Дочь вопросительно подняла глаза. - Ты не помнишь, Эльза,- начал профессор медленно, как бы пытаясь восстановить в памяти что-то полузабытое,- как фамилия того советского профессора...
   - Конечно, помню. Профессор Русаков из Института витаминов.
   - Да, да, Русаков. Так вот, он занимался изготовлением витаминозного препарата,- продолжал профессор так же медленно и задумчиво.- Мне нужно... видеть этот препарат.
   - Хорошо, папа. Я постараюсь тебе его достать.
   Профессор прошел в угол комнаты, где на стене виднелись круглые циферблаты дистанционных термометров, показывающих температуру в термостатах лаборатории. Он проверил их показания и, опустившись в мягкое кресло, положил голову на спинку.
   Доктор Крейде остался сидеть за столом.
   - Еще чашку кофе? - спросила его фрейлейн Морге.
   - Нет, нет. Благодарю вас.
   - Тогда ликера?
   Не дожидаясь ответа, она налила две рюмки и подала одну доктору. Он коснулся пальцами ее руки - рука была мягкая и теплая, как у самой обыкновенной женщины.
   "Собственно говоря, чего ее бояться? - подумал доктор Крейде, потягивая из рюмки душистый ликер.- Ну, умна, ну, заведует клиникой,- что тут страшного?.. Жестока?.. Это может быть и маской. Мало ли ему попадалось женщин, которые вначале казались и умными и властными, а на деле оказывались самыми заурядными бабами, действующими более по настроению, чем руководствуясь логическими соображениями. Нужно суметь противопоставить ей свое собственное "я", и тогда он сумеет занять здесь более самостоятельное положение.
   Доктор Крейде поставил на стол пустую рюмку, поудобнее устроился на стуле и даже положил ногу на ногу.
   Она хочет с ним поговорить? Пожалуйста!
   Очевидно, фрейлейн Морге разглядела попытку доктора проявить самостоятельность, и будь он более трезв, то, вероятно, заметил бы появившиеся в ее глазах веселые огоньки.
   - Дорогой доктор,-сказала она.-У нас в городе случилось несчастье.
   - Что такое? - любезно осведомился доктор Крейде, разглядывая носок своего ботинка.
   - Больница Портового Пригорода осталась без старшего врача.
   - Что же случилось со старшим врачом?
   - Его убили.
   - Вот как,- доктор Крейде перестал покачивать ногой.- За что же?
   Не услышав ответа, он поднял глаза и встретился со взглядом фрейлейн Морге. Ему стало не по себе, он опустил ногу с колена, выпрямился на стуле. Повторить вопрос он уже не решился.
   - Какая жалость,- пробормотал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
   - Да,- согласилась фрейлейн Морге.- Он был хорошим врачом. Но вот такой случай. Я хочу предложить вам его место.
   - Мне?! - испуганно удивился доктор Крейде.
   - Да, по совместительству. У вас это займёт не много времени. Дежурный врач там есть, вы будете приезжать раза два в неделю... для общего руководства. Видите ли,- продолжала она доверительно,- как вам известно, нам часто требуются... живые организмы для опытов. До сего времени мы доставали их от случая к случаю. Теперь я хочу внести здесь некоторый порядок,больные будут поступать в нашу клинику через вашу больницу... Я надеюсь, вы понимаете меня?
   Доктор Крейде хотел сказать: "Я не хочу!", но под взглядом своей собеседницы он только обреченно закивал головой.
   Да, да. Он согласен. Какой может быть разговор...
   - Эльза,- услышали они полусонный голос профессора,- не забудь о препарате профессора Русакова.
   - Нет, папа. Я обязательно займусь витаминами.
   Доктор Крейде незаметным движением просунул палец за воротник и сделал головой несколько вращательных движений, как бы пытаясь выбраться из трясины, засасывающей его...
   На заставе
   Пограничник Гусаров сидел на койке, привалившись к стене, сдержанно вздыхал и хмурился.
   В открытое окно доносилось звонкое хлопанье костяшек и веселые голоса пограничников, игравших на крыльце под навесом в домино. В красном уголке кто-то вполголоса напевал под аккомпанемент баяна, и Гусарову казалось, что на всей заставе только одному ему невесело.
   Оснований для плохого настроения у него было сколько угодно.
   Подумать только! Из-за чего все произошло? Из-за какой-то паршивой, полудохлой кошки...
   И как это было ему не неприятно, однако он опять вернулся к воспоминаниям о несчастных ночных происшествиях.
   С вечера, когда он со старшим сержантом Батраковым собирался на дежурство, все шло хорошо. Небо было ясным, всходил месяц, все обещало хорошую видимость,- в этом одно из главных условий, от которого зависит хорошее настроение пограничника.
   Но к середине ночи, откуда ни возьмись, набежали тучи, и пошел дождь. Правда, дождь быстро кончился, оставив после себя скользкие под ногами камни и мокрую, холодную траву, на которую так неприятно опираться руками, но тучи остались, и видимость была неважной.
   Батраков и Гусаров сидели, прислонившись спиной к корявому, покрытому сырым мохом, валуну на берeгу небольшой речонки. В этом месте речонка текла прямо по границе, на том берегу в сотне метров начиналась чужая земля. Берег и на той и на этой стороне рки был завален глыбами камней, кое-где торчал редкий кустарник.
   Еле слышно журчала вода у берега.
   И вот внезапно, где-то в стороне послышался непонятный звук.
   Батраков и Гусаров переглянулись, прислушались.
   Звук повторился. Оп походил на скрежет кованого каблука о камни.
   Короткими перебежками они быстро двинулись в ту сторону. Звук раздался в третий раз... и тут Батраков остановился, махнул Гусарову рукой, чтобы тот продолжал путь, а сам помчался обратно.
   Как потом оказалось, Батраков все же сообразил вовремя...
   Гусаров облазил весь берег и, наконец, отыскал источник подозрительного шума - полуживую, еле двигающуюся кошку. На ее шее короткой бечевкой была привязана пустая консервная банка. Задевая за камни, она-то и производила подозрительные отвлекающие звуки.
   Когда Гусаров вернулся к Батракову, тот уже держал под прицелом автомата нарушителя, которого успел задержать на самом берегу речки.
   Нарушитель оказался покладистым, он вел себя смирно и не пытался выкинуть какой-либо фокус, на которые иногда решаются люди, попавшие в его положение. Он послушно поднял руки вверх, но перед этим попытался незаметно выбросить какой-то сверток. Однако Батраков это заметил.
   В свертке оказалась небольшая бутылочка, замотанная в носовой платок.
   Батраков сунул бутылочку в карман и велел Гусарову отвести задержанного от берега, а сам направился к телефонному столбику - вызвать конвойных с заставы Не прошли они и двадцати шагов, как Гусаров поскользнулся на мокром после дождя камне. Он, конечно бы, не упал, не будь у него подмышкой проклятой кошки. Пока он ее бросил, прошло мгновение и он не успел задержаться за кусты, покатился под откос, громыхая по камням автоматом. Причем он так ударился боком о камень, что у него перехватило дыхание и потемнело в глазах.
   Нарушитель решил использовать удобный случай и кинулся бежать. Батраков выстрелил в воздух и помчался за ним по берегу, прыгая по камням. Ему удалось задержать перебежчика второй раз.
   Нa выстрел прибежали пограничники и увели нарушителя на заставу.
   От сильной боли в боку Гусаров не мог продолжать дежурство - его сменили. Он захватил с собой кошку и бутылочку и все это сдал начальнику заставы капитанy Васильеву. Тот выслушал рапорт и велел обратиться к фельдшеру.
   На боку оказался здоровенный, с чайное блюдце, кровоподтек. Фельдшер осторожно потрогал его пальцами - Гусаров стиснул зубы и запыхтел. Фельдшер нахмурился и велел ехать в город в больницу. Гусарову очень не хотелось ехать с заставы из-за такого, как он считал, пустяка. Он попробовал было уговорить фельдшера: "пройдет и так!", нo тот даже и слушать не стал, а пошел доложить начальнику.
   ...Плотная туча вылезла из-за горы и закрыла солнце.
   В кабинете сразу стало темнее. В открытое окно влетел слабый порыв ветра и зашевелил бумаги, лежавшие на столе.
   Начальник заставы капитан Васильев внимательно прочитал протокол предварительного допроса. Подписал и поставил на него маленькую бутылочку, наполненную густой рубиново-красной жидкостью, по виду очень похожей на малиновый сироп.
   Нарушитель упорно заявлял, что не знает, что находится в бутылочке, как не знает и того, кто ему ее передал. И вообще он сказал очень немного: бутылочку нужно было перенести через границу и кому-то передать в условленном месте. И все...
   Старший сержант Батраков, вызванный для дополнительных показаний, мало что добавил к ранее сказанному.
   Нарушителя увели. Батраков остался в кабинете вдвоем с начальником заставы.
   Под столом сидела полуживая "задержанная" кошка.
   Банку от нее отвязали,- в банке сердобольный повар заставы принес молоко. Но кошка не то от усталости, не то от ночных переживаний не хотела есть и сидела с закрытыми глазами, почти уткнувшись мордой в пол.
   В ожидании машины, которая должна была увезти задержанного в штаб погранотряда, капитан Васильев прошелся взад и вперед по кабинету. Остановился у стола.
   Повертел в руках маленькую бутылочку.
   - Что здесь может быть?
   Он произнес это вслух, и старший сержант Батраков подумал, что вопрос может относиться и к нему.
   - Лекарство какое-нибудь, товарищ начальник заставы.
   - А может быть, яд?
   - Яд за границу не понесут,-убежденно заметил Батраков.
   - Почему же?
   - Я думаю, товарищ начальник, уж чего доброго, а насчет яду... там бы они и своим обошлись.
   Капитан Васильев помолчал и поставил бутылочку на протокол.
   С улицы чугунным грохотом донесся отдаленный удар грома. Ветер хлопнул створкой окна и, ворвавшись в комнату, дунул на лист с протоколом допроса. Капитан Васильев запоздало кинулся к столу, но бутылочка уже скатилась на пол.
   Она не разбилась. Из нее вылетела стеклянная пробка и пролилось несколько рубиновых капель.
   Пока Батраков закрывал окно на задвижку, начальник заставы встревоженно ослтотрел бутылочку. Убедившись, что она цела, он покрепче заткнул пробку.
   Батраков взглянул под стол и ахнул. Кошка, уcердно работая язычком, слизывала с пола рубиновые капли. - Вот черт! - сказал капитан Васильев.Сожрала.
   Они оба смотрели на кошку, ожидая, что с ней сейчас произойдет. А та, сидевшая до этого безучастно и неподвижно, вдруг решила подняться и, качнувшись на слабых ногах, повалилась на бок.
   - Отравилась,- заключил капитан Васильев.
   - Сейчас подыхать начнет,- с сожалением добявил Батраков. Однако кошка уселась поустойчивее и начала умывзться. Потом подняла свечкой свой облезлый хвост, нетвердой походкой направилась к Батракову и, выгнуи спину, потерлась о сапог.
   - Скажи ты,- удивился Батраков.
   Капитан Васильев и Батраков несколько минут следили за кошкой. Но кошка с каждой минутой двигалась все увереннее и свободнее. Она уже мурлыкала на всю комнату, довольно щурила свои узенькие телочки глаз и, как видно, чувствовала себя превосходно...
   Зa окном, на дворе заставы волчком развернулся коротышка "газик".
   - Задержанного, протокол и бутылочку отвезете в штаб,- распорядился капитан Васильев, приписав к протоколу несколько слов о неожиданном эксперименте.
   - А кошку?
   - Кошку оставьте на заставе. Если с ней ничего не случится, отдать на кухню. Пусть там мышей ловит... А пограничника Гусарова отвезите в больницу.
   В Лучегорске Полковнику госбезопасности Сазонову принесли секретную почту: картонную коробку и пакет с сургучными печатями. В коробке оказалась небольшая бутылочка с густой рубиново-красной жидкостью. В пакете были бумаги, объясняющие, что это за бутылочка и почему она послана именно ему, полковнику Сазонову, начальнику Лучегорского отделения госбезопасности.
   Прочитав бумаги, полковник открыл третий сверху ящик письменного стола и из глубины его достал книжечку в темно-зеленой обложке. Книжка попала к нему в дни капитуляции фашистской Германии при весьма загадочных обстоятельствах. В ней лежал сложенный вдвое цветок плотной бумаги со штампом гитлеровской канцелярии. Полковник положил книжку рядом с полученными бумагами.
   Еще одно неизвестное в старом, нерешенном уравнении!
   Полковник Сазонов укоризненно посмотрел на бутылочку, как будто бы она могла, но не хотела ответить на все интересующие его вопросы, и встал. Он прошелся по кабинету и остановился у окна.
   На западе, над окраиной города, в той стороне, где был Институт витаминов,- висела темная туча, очевидно там шел дождь. Но здесь в городе светило солнце. Молодые тополя тянули к нему свои веточки.
   Размышления полковника прервали звонкие, как колокольчики, детские голоса.
   За невысоким палисадником, на асфальте тротуара остановились питомцы детского сада, очевидно направлявшиеся на прогулку. Проход через перекресток им загородила вереница груженых автомашин.
   Воспитательница была где-то впереди, и два краснощеких карапуза немедленно воспользовались таким удачным стечением обстоятельств. Они удрали из рядов и зашли за палисадник, где под зеленым караульным грибком стоял часовой.
   ...Часовой - молодой паренек - чувствовал себя очень неуверенно: по уставу возле него не должны были находиться посторонние, и он не имел права пускаться в разговоры, стоя на посту. Но он не знал, что ему делать с "посторонними", которые смотрят на него такими восторженными глазенками, тянутся пальчиками к автомату и просят показать, "как из него стреляют".
   Часовой переминался с ноги на ногу, сконфуженно и с опаской поглядывал на входные двери. Наконец, его выручила воспитательница: после хлопотливых поисков она обнаружила пропажу и вывела "посторонних" на тротуар.
   Полковник Сазонов улыбнулся.
   "Как было бы хорошо, если бы наши детишки никогда не узнали, как стреляют из этой штуки".
   Но улыбка исчезла, как только мысли его вернулись к лежавшим на столе бумагам.
   Кому и зачем понадобились там, за рубежом, наши лечебные препараты?.. Что-то темное, преступное чувствовалось полковнику Сазонову в такой заинтересованности.
   Он достал чистую папку из стола и на ее обложке, после слава "Дело" написал: "О витаминах профессора Русакова".
   После слова "начато" полковник поставил дату: "9 мая 1945 года". Потом вложил в папку присланные бумаги, книжечку и нажал кнопку звонка.
   - Вызовите ко мне лейтенанта Григорьева. Срочно! - добавил он.
   - Да, это она! - прошептал Григорьев. Он повернулся на горячем песке и сел.
   Дремавший возле него младший лейтенант Соловьев поднял голову, смахнул с носа прилипшие песчинки и сонными глазами посмотрел прямо перед собой. По берегу танцующей походкой проходила очень полная дама в кокетливой купальной юбочке.
   - Что, скажешь плохая девушка?
   - Девушка? - Соловьев растерянно моргнул и, взглянув на товарища, заметил, что тот смотрит совсем в другую сторону, туда, где над водой поднималась деревянная вышка для прыжков.
   На верхней площадке стояла девушка в белом купальном костюме. Две ласточки стремительно пронеслись над ее головой, а она, закинув голову, следила за их полетом.
   - А-а,- протянул Соловьев.- Это та самая, которой ты в прошлом году цвет"ы подарил?
   Девушка подошла к краю площадки, наклонилась, взмахнула руками, как крыльями, белой сказочной птицей мелькнула в воздухе и почти без плеска врезалась в серо-голубую воду. На воде вскипел выпуклый бурун и рассыпался пенистыми брызгами.
   - Ничего,- солидно заметил Соловьев.- Неплохо прыгает.
   - Неплохо,- передразнил его Григорьев.- Много ты понимаешь, пехота сухопутная. Отлично прыгает!.. А плавает как. Смотри.
   Соловьев сел, вытянул ноги и начал засыпать их горячим песком.
   - А как ее зовут?
   - Таня.
   - Ах, Таня. Чудесно! "Безумно я люблю Татьяну..." - Помолчи! - резко оборвал Григорьев.
   Соловьев послушно замолчал и сочувственно вздохнул.
   - Понимаю,- сказал он.- Ты все еще с ней не познакомился?
   Григорьев пожал плечами и нахмурился.
   Да! Сколько времени прошло с того дня, а он все еще с ней не познакомился.
   В тот день на водной станции проходили городские соревнования. По дороге на водную Григорьев купил на бульваре букет белых лилий. Ему понравились нежнобелые, восковые цветы, и он купил их, еще не знaя, что будет с нимй делать.
   Заканчивались соревнования по прыжкам в воду. Григорьев стоял у самых мостков, которые вели на вышку, и бережно придерживал рассыпающиеся цветы. Конечно, их нужно было кому-то подарить. Высшую оценку по прыжкам в воду получила незнакомая ему девушка в белом купальном костюме. Лица ее Григорьев как следует разглядеть не мог, она была тонкая и гибкая, как стебли лилии в его руке. Уже после второго прыжка судьи единодушно выставили ей высший балл - она выполнила норму мастера спорта. И вот, когда под сплошные аплодисменты она выходила из воды, Григорьев, повинуясь внезапно пришедшему решению, соскочил на мокрые мостки, добежал до лесенки и протянул девушке свой букет.
   И тут только он разглядел ее.
   У девушки были ласковые серые глаза. Она благодарно, чуть заметно улыбнулась, капельки воды скатились с ее ресниц. Ее холодные пальцы скользнули по его рyке, она взяла цветы.
   Григорьева оттеснили набежавшие фоторепортеры.
   Они окружили девушку, крутили объективы своих аппаратов, щелкали затворами и заставляли ее улыбаться.
   Она смущалась и закрывала лицо цветами. Григорьев посмотрел на свою руку, на которой остался влажный след от ее пальцев, и сошел на берег... Он видел девушку еще несколько раз, но все как-то случайно, и у него не хватало решимости подойти к ней.
   Он узнал, где она работает, узнал, как ее зовут, где живет. Когда ему приходилось возвращаться домой поздно вечером, он делал несколько кварталов лишних и проходил мимо ее дома. Он шел и старался угадать окна се квартиры. Но дом был громадный, шестиэтажный, окоп было в нем великое множество, и каждое могло быть ее окном...
   - Вот она.- Сказал Соловьев.- Сюда идет.
   - Вижу, отстань.
   - Когда она будет проходить мимо, я ее позову.
   - Ты что? - испугался Григорьев,- С ума сошел? Не смей!
   - Послушай, как же ты с ней познакомишься? Ты мне скажи, ты к ней ближе чем на десять метров подходил?
   - Подходил,- мрачно уронил Григорьев.
   - Ну знаю, это когда с букетом. А кроме этого?
   Григорьев промолчал.
   - Вот то-то и оно. У тебя же тактика в корне неверная.- И, глядя на приближающуюся девушку, Соловьев сказал громко: -А девушка красивая. И главное плавает, как русалка.
   - Тише ты...- свирепо зашипел на него Григорьев.
   Он увидел, как девушка, проходя мимо, бросила на них косой быстрый взгляд...
   - Видал,- торжествовал Соловьев,- как нужно действовать. Это она мне улыбнулась,- он привстал на колени и посмотрел вслед удалявшейся девушке.А фигурка у нее ничего.
   Сильный толчок в плечо опрокинул его на спину.
   - Ах, так! - заявил, Соловьев, повертываясь и вычищая песок из уха.Тогда все! Сейчас я с ней познакомлюсь.
   - Попробуй! - показал Григорьев кулак.
   - Все, все! Теперь я тебе не союзник;- Соловьев увернулся от Григорьева и помчался к воде.- Только выкупаюсь и пойду наставлять тебе рога...- он с разбегу шлепнулся в воду и поплыл вокруг купальни.
   Человек живет надеждами, утопающий хватается за соломинку. Выходя следом за Таней из ворот водной станции, Григорьев надеялся на какое-то чудо, которое поможет ему заговорить с ней. Увидя ее на ступеньках отходящего трамвая, он, не раздумывая, ухватился за соломинку случая поручни вагона и заскочил на подножку, хотя ехать ему надо было совсем в другую сторону.
   Двигаясь за Таней по тесному проходу переполненного вагона, Григорьев тщетно пытался составить фразу, которой бы смог начать разговор. Больше всего он боялся, что его могут принять за навязчивого искателя легких приключений. Он не заметил, как они проехали несколько остановок, и, только поглядев в окно, убедился, что вскоре Таня будет выходить.