Отчаяние прибавило ему смелости. Он кашлянул легонько, набрал полную грудь воздуха, но услышал требовательный вопрос: - Ваш билет?
Возле него стояла полная женщина; на отвороте ее синего пиджака с безнадежной убедительностью поблескивал латунный ромб "Контролер".
- Ваш билет? - повторила она.
Пока Григорьев объяснялся с контролером, трамвай подкатил к остановке, народ двинулся к выходу и заслонил собой Таню. Следовать за ней было уже поздно. Он вышел на следующей остановке и отправился домой пешком.
Дома он достал из-за зеркала "Устав полевой службы" и вынул из него, спрятанную от любопытных взглядов фотографию, вырезанную из газеты... Она стояла на лесенке с букетом - его букетом! - и ласково улыбалась ему. Он прислонил фотографию к телефону, стоящему на тумбочке, и долго, долго разглядывал ее.
"...Ты никогда с ней не познакомишься!" - послышался ему голос Соловьева, и он грустно усмехнулся." Сегодня он был рядом с ней, так близко, как никогдa, не мог себе даже представить..... . В этот момент дежурный городского отделения МГБ уже набирал номер его телефона.
Пропавший препарат
Возле института дорогу пересекала впадина, оставшаяся после прокладки электрического кабеля. Рабочие не потрудились ее как следует заровнять, и заполненная дождевой водой она превратилась в длинную широкую лужу. Обходить ее, понятно, не имело смысла,- Таня, прижав к груди толстенную "Органическую химию", с ходу перемахнула на другую сторону.
Незнакомый прохожий с любопытством посмотрел на нее. Таня смутилась, покраснела, и поспешила войти в подъезд Института витаминов.
"И когда только я научусь вести себя на улице,- подумала девушка, поднимаясь -по лестнице.- Три году как закончила институт, скоро буду защищать диссертацию, а все еще прыгаю, как девчонка".
Недовольная собой, Таня сухо поздоровалась с гардеробщицей, надела белый халат и по коридору пошла уже неторопливой внушительной походкой, как и следовало бы всегда ходить ей, будущему кандидату медицинских наук, ассистенту профессора Русакова.
В лаборатории синтеза на длинных столах, на подставках, на полках всюду стояли стеклянные колбы, бутылки с разноцветными растворами, высокие двухэтажные газгольдеры, низкие, с массивными литыми крышками, кристаллизаторы.
На отдельном столе, посредине комнаты, возвышалось сложное сооружение из склянок, соединенных витками стеклянных и резиповыхтрубок. По трубкам еле заметными струйками сочилась бледно-розовая жидкость. Она переливалась из склянки в склянку, нагревалась, облучалась светом ультрафиолетовых горелок. Приобретая все более и более, густой, темно-рубиновый цвет, редкими-редкими каплями падала в приемник - небольшую пробирочку с делениями.
Это было любимое детище Тани в лаборатории синтеза,: опытная установка для получения комплексного препaрата витаминов по рецепту, разработанному профессор Русаковым.
Напевая веселую песенку, Таня радостными, почти танцующими движениями, обошла кругом стола, проверила-автоматические терморегуляторы и холодильники, заглянула в приемник.
"Как медленно идет синтезирование,- отметила девушка,- за ночь всего пять кубиков!" Она услышала во дворе легкое гудение машины, посмотрела за окно и пошла встречать профессора.
Профессор Русаков, высокий, немного сутулый, уже снимал у вешалки калоши. Как большинство людей, целиком отдавших себя науке, профессор был рассеян и во всех случаях, когда дело касалось вещей, не относящихся к его работам, был по-детски неопытен и неррактичен. Таня, будучи моложе профессора в два раза, считала себя опытнее и практичнее его, относилась к нему с заботливостью нежно любящей дочери.
Придерживаясь за барьер вешалки, профессор никак не мог зацепить носком ботинка за пятку калоши и сердился.
- Здравствуйте, Танечка,- ответил он на приветствие.- Вот негодная! вдруг добавил он.- Простите, это я не вам, калоша у меня никак не снимается... делают какие-то... зацепить не за что.
Наконец, ему удалось сбросить упрямую калошу, и он затолкал ее под барьер.
- Заезжал к невропатологам,- продолжал он,- интересовался, как проходят у них опыты с нашим препаратом. Довольны, очень довольны.
Разговаривая, профессор, по мнению Тани, вел себя как-то странно: он почему-то не торопился уходить из вестибюля, долго протирал очки, что обычно делал уже на ходу, и все время старался повернуться к ней спиной.
Таня зашла сбоку, профессор запоздало отвернулся, но она уже протянула руку к его пиджаку.
- Подождите-ка, Петр Петрович, что у вас там?.. Ну, конечно, я так и знала,- и Таня вытащила из-за пиджака профессора крохотного котенка.- Петр Петрович, как не стыдно - опять пиджак выпачкали.
- Я, Танечка, его в газету завернул, а он вылeз, паршивец. По дороге нашли - сидит, бедный, прямо в грязи у забора, ну, не оставлять же его.
Котенок доверчиво уселся на теплых ладонях девушки и потерся ухом о ее большой палец.
- Какой он симпатичный,- тут же умилилась Таня.- Мурлычет. А мокрый весь. Я его сейчас в термостат посажу, он там сразу высохнет.
Таня прижала котенка к чистому халату и побежала к дверям.
- Танечка,- заторопился следом за ней профессор.- Вы его покормите.
- Ну вот,- остановилась Таня.- А у нас нет молока.
- Зачем нам молоко! Вы ему водички дайте и капельку препарата. Я сейчас вам принесу...
Бутылочки с препаратом в шкафу не оказалось.
Профессор в десятый раз оглядел все полки, заставленные банками и бутылками с порошками и жидкостями всех цветов радуги.
- Но я же вчера ее сюда ставил.
- Вчера вы не могли сюда ставить,- сурово заметила Таня. Держа в руках котенка, она неодобрительно следила, как профессор растерянно переставлял с места на место бутылочку с желтым порошком рибофлавина. - Вчера вы были на конференции.
- Ах, да... Совершенно верно, на конференции...- поспешно согласился профессор.- Значит, я ставал ее сюда позавчера.
- Позавчера был выходной,- тем же тоном замeтила Таня.- А потом, как видите, препарата в шкафу нет.
- Странно...- профессор усиленно заморгал глазами.- Может быть я его убрал к себе в стол? Ну конечно! - обрадовался он.
- И там нет. Я уже смотрела. А если его кто-нибудь взял?
- Кто же его возьмет?
- А вот нашелся кто-нибудь и взял.
- Что значит взял? - запальчиво возразил профессор.-Это значит украл? Так вы хотите сказать? В ваши годы я больше доверял людям.
- Я тоже доверяю людям,- заявила Таня.- Я не доверяю вашей аккуратности. Сколько раз говорили вам, чтобы для препарата особый шкаф завести,..
- Несгораемый!
- Что ж, можно и несгораемый.
- И часового для охраны. С пулеметом.
- А вы не шутите, Петр Петрович! - возмутилась, в свою очередь, Таня.Вы знаете сами, как дорог нам препарат. Вот придут сегодня за ним из клиники, посмотрю, что вы тогда заговорите.
Профессор Русаков еще раз пересмотрел бутылочки в шкафу.
- Не может препарат потеряться,- продолжал он упрямо.-Это я его куда-нибудь засунул... А не оставил ли я его в препараторской?
Он повернулся к дверям и наскочил на незнакомого молодого человека в армейской гимнастерке без погон.
- В препараторской его тоже нет, товарищ профессор,- с улыбкой сказал молодой человек.
Профессор Русаков удивленно отступил на шаг, воппросительно глядя на Таню, ожидая объяснений. Но Таня тоже, подняв брови, смотрела на незнакомца. Тот, не смущаясь, шагнул вперед и поставил на стол небольшую бутылочку, наполненную чем-то красным, похожим на малиновый сироп.
. - Ну, вот видите, Танечка,- заявил профессор. - Вон он - препарат. Я же говорил, что у нас ничего потеряться не может.
Однако он тут же остановился и, заложив руки за спину, с подозрением посмотрел на незнакомого молодого человека.
- Д-а,- протянул он.- Но как препарат к вам попал? Кто вы такой?
- Моя фамилия Григорьев. Отдел кадров горздрава прислал меня в ваш институт в качестве лаборанта.
- Ничего не понимаю,- развел руками профессор. - Но я же не просил никого. У нас есть лаборант - правда, он в отпуске, но скоро вернется...
- В горздраве сказали, что ваш лаборант не скоро вернется... из отпуска,- сказал Григорьев,- там говорили, что он был плохой работник.
- Не знаю, право...- продолжал недоумевать профессор.- Впрочем, лаборант работал у вас, Таня. Вы были довольны им?
Таня припоминающим взглядом смотрела на Григорьева.
- Он был пьяница,- сказала она.- Из спиртовок весь денатурат выпил.
- Вот видите,- обрадовался поддержке Григорьев.- А я постараюсь не пить денатурата,- и он улыбнулся заразительно, по-мальчишечьи.-Да,спохватился, он,- я вам по пути шкафик привез.
- Шкафик?
- Заведующий горздравом прислал в подарок. Скажите, куда его поставить. У подъезда восемь грузчиков ждут. - Восемь грузчиков! Да что за шкафик?
- Обыкновенный. Даже не особенно большой. Но килограммов пятьсот, наверное, весит.
- Пятьсот?! А ну, давайте-ка его сюда.
Григорьев вышел. В вестибюле послышался грохот, как будто в институт въезжал тяжелый танк. В дверях кабинета показался темно-зеленый угол большущего несгораемого шкафа.
Подкладывая доски под его колесики, грузчики с трудом установили громыхающую громадину в углу и удалились.
Профессор подошел к шкафу, открыл и, как бы испытывая, постучал по железной полке кулаком. Шкаф ответил солидным гулом.
Тогда, покосившись на Таню, профессор Русаков молча взял со стола бутылочку с препаратом, поставил в шкаф и захлопнул тяжелую дверку. Потом повернулся к Григорьеву: - Ну что ж, давайте знакомиться,- сказал он, Меня вы, как вижу, знаете. А это ваш будущий начальник, заведующая лабораторией синтеза Татьяна Владимировна Майкова...
Журналисты
За окном вагона-ресторана грохотала красная решетка моста с выпуклыми многоточиями заклепок. Поезд начал набирать скорость, белая шторка на окне захлопала и надулась ветром.
До Лучегорска осталось меньше часа езды.. Идти в купе, где скучающие пассажиры пытались доиграть партию преферанса, бесконечную, как сказки Шахерезады, не хотелось. Байдаров с Березкиным после завтрака остались в ресторане.
Откинувшись на спинку стула, Березкин мечтательно уставился на далекое небо, голубеющее за окном. На столе тонко позванивали стаканы, вагон плавно, как на волнах, покачивался на ходу. Березкин задремал. И вот надутая ветром шелковая шторка на окне кажется ему громадным парусом брига, несущегося в голубую сказочную даль... Стеклянным плеском бьются в борта беспокойные морские волны...
- Девятнадцать восемьдесят! - услышал Березкин грубый, сиповатый голос. Возле их столика стоял толстый официант в полукруглом детском передничке и белом колпаке. В громадной руке официанта маленький блокнотик, пальцы с трудом удерживали огрызок карандаша.
- Девятнадцать рублей восемьдесят копеек,- повторил он.
- Плати, Сережа,- сказал Байдаров. Он развaлился на стуле напротив и с меланхоличным видом следил за струйкой дыма своей папиросы.- Плати, я тебе выдал суточные.
Байдаров ведал капитальными расходами. Березкин обладал непостижимым умением терять деньги, и Бардаров не доверял ему больших сумм, а каждый день выдавал понемногу на дневные нужды.
Официант небрежно сунул червонцы в карман передничка, положил на стол двугривенный и стал собирать посуду.
- Потеряете деньги,- сказал Березкин.
- Не потеряю.
- Ну, вытащит кто-нибудь.
- Уже пробовали... Попробовали, а потом говорят: отпусти, дяденька, больше не будем... Я, мил человек, в молодости в цирке работал. Борцом был, Силенкой меня бог не обидел.
Официант отставил собранную посуду. Взяв со стола двугривенный, зажал его пальцами и упер об угол стола. Затем бросил на скатерть монету, согнутую под прямым углом.
- Вот! - сказал он и подмигнул Березкину.
- Здорово! - согласился тот.
Байдаров взял со стола согнутый двугривенный.
- Зря, папаша, государственную валюту портишь, - упрекнул он.
Березкин не видел, что делал с двугривенным Байдаров; а тот протянул руку и положил на стол уже выпрямленную монету.
- Что ж,- одобрительно оглядел официант Байдарова.- Молодец, сынок. Кем работаешь?
- Журналист.
- Журналист? - переспросил официант.- Это значит, пишешь? Карандашиком?.. А я думал, боксер али борец...- официант забрал посуду и ушел, не скрывая разочарования.
- Обиделся,- заметил Березкин, сочувственно проводив его глазами.- А ты бы сказал, что был кандидатом в чемпионы столицы по боксу.
- Так я же им не стал.
- Мог стать, если бы занимался.
- Но когда же было заниматься. Ты же знаешь, что мы в эти дни готовили очерк о строительстве гидростанции. Я его переделывал раз двадцать, и все равно он у меня не получился,- вздохнул Байдаров.- И сказать правду, меня это больше огорчает, чем потеря чемпионства.
- Очерк хороший,- заметил Березкин.- Читатели хвалят.
- Читатели хвалят потому, что там твои фотографии.
- Яша, ну опять ты...
- Так это же правда! Ладно, ладно, молчу... Я рад, что мы едем снимать не строительство ГЭС, а профессора Русакова в Институте витаминов.
- Это почему?
- Да хотя бы потому, что тебе не нужно будет залезать на фермы в поисках оригинальной точки съемки, а мне не придется беспокоиться, как бы ты не шлепнулся в котлован, что могло случиться в последний раз.
- Зато получились хорошие снимки.
- Хорошие-то хорошие, но не забывай, что я два раза ловил тебя за штаны.
Паровоз дал короткий гудок. Вагоны стали замедлять ход.
- Подъезжаем. Пойдем собираться, Сережа.
Журналистов в Институте витаминов встретила Таня.
Байдаров рассказал ей о цели приезда, и она побежала разыскивать профессора Русакова.
Проводив глазами девушку, Байдаров нагнулся и серьезно сказал: Сережа, у тебя есть возможности сделать и здесь в институте увлекательные снимки. Постарайся, чтобы эта девушка везде получалась бы на переднем плане.
Березкин не успел возмутиться - к ним быстро шел профессор Русаков. Он пригласил их в кабинет, усадил ближе к столу. Говорил профессор так же быстро, как и двигался. Многое, о чем он рассказывал, нужно было записать сразу же, не надеясь на память. Байдаров строчил по блокноту, завидуя Березкину, который, щелкнув затвором фотоаппарата, спокойно посиживал на стуле.
- Самое главное, чем занимается институт,- и профессор поднял кверху палец,- это опыты с синтезом комплексного препарата витаминов, разработанного сотрудниками института... Да, да, так и запишите,подчеркнул он,- сотрудниками, а не профессором Русаковым, как иногда пишут... Препарат наш очень любопытный. Очень. Как вам известно, витамины, особенно группы "В", нужны для нормальной деятельности нервной системы человека. Недостаток их неизменно вызывает большие или меньшие расстройства. Наш препарат делает чудеса, его можно назвать элексиром бодрости. Сейчас мы лечим препаратом некоторые тяжелые формы неврастении и пробуем лечить,- профессор опять поднял палец,- даже усталость! Мы много потрудились, и нам удалось составить формулу препарата.
Профессор встал, открыл несгораемый шкаф, достал оттуда папку и нетерпеливо развязал беленькие тесемочки.
- Вот, посмотрите - это очень интересная формула...
Посыпались сложнейшие названия соединений органической химии, Байдаров беспомощно положил перо; и ему и Березкину формула препарата казалась уму непостижимым нагромождением химических знаков и цифр, расписанных почти на всю страницу листа. Но профессор смотрел на нее с восхищением, как на картину Шишкина или Левитана.
Березкин приготовился снять профессора вместе с его папкой и вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече. Он оглянулся и узнал Григорьева, с которым не виделся после встречи в госпитале в Берлине. Увлеченный профессор, ничего не замечая вокруг, продолжал рассказывать о своей формуле; Григорьев кивнул Березкчну как старому знакомому и, показав глазами на его фотоаппарат, отрицательно покачал головой.
Байдаров с Григорьевым встретился в вестибюле.
После восклицаний, приветствий и слов, которые обычно говорят в таких случаях, Байдаров отступил на шаг, оглядел приятеля, одетого в белый халат с завязками на спине, и заметил неодобрительно: - И чего тебя опять на медицину потянуло, искатель приключений?
- Ничего не поделаешь,- с шутливой безнадежностью вздохнул Григорьев.
- Ага,- понимающе протянул Байдаров, он добавил совсем тихо: - значит витаминами профессора Русакова опять кто-то заинтересовался?
Григорьев, не ответив, неожиданно покраснел.
Байдаров уже было подумал, что смутил товарища бестактным вопросом, но тут же услышал легкие шаги.
В вестибюле показалась Таня. Она приветливо кивнула Григорьеву и прошла мимо.
Байдаров с глубокомысленным видом уставился на дым своей папиросы.
- Так, так,- наконец, произнес он.- Плохо твое дело, товарищ Григорьев. Уж очень тебе медицинский халат не идет.
Новый ход
Услышав голос шофера, Демарсе поднял тяжелые веки и с трудом сообразил, что он находится в такси, что перед ним ворота клиники и что нужно выходить.
Он поднял с сидения свалившуюся кепку, клетчатую, как у американского киногангстера, нахлобучил ее на голову и выбрался из машины. Потянулся и со вкусом зевнул, сверкнув золотыми коронками.
Шофер, предупредительно открывший дверку, оглядел пассажира и прикинул в уме, какого же вопроса можно ожидать от него: "сколько?" или короткого и солидного-"без сдачи!" Но пассажир не сказал ни того, ни другого. Он заложил руки в карманы и направился к воротам, как будто приехал не в такси, а в своем собственном лимузине.
Шофер озадаченно моргнул и поймал его за рукав.
- А платить?
Пассажир посмотрел на него с веселым благодушием, как бы не понимая, о чем идет речь.
- Пять двадцать! - уже обеспокоенно сказал шофер, тыча пальцем в счетчик.
Не говоря ни слова, пассажир вывернул оба кармана. Этот красноречивый жест был сделан с таким невозмутимым и убежденным видом, что шофер понял всю бесполезность дальнейших требований. Он выругался и со злости так развернул машину, что она заскочила передними колесами на поребрик.
Демарсе улыбнулся ему, снова заложил руки в карманы и направился к проходной.
Дежурный вспомнил, что частенько видел молодого человека в обществе фрейлейн Морге. Однако решив, что это еще не дает тому права на безоговорочный проход в клинику, он встал и загородил дорогу.
Демарсе резко оттолкнул его плечом. Дежурный ухватил его за рукав.
- Пропуск?
Глава у Демарсе округлились, как у тигра, которому наступили на хвост.
- Вот что, дорогой,- сказал он,- я согласен с тем, что шофер такси имел право хватать меня за рукав, но тебе я такого права не давал.
Дежурный упрямо не уступал дороги и даже пытался вытолкнуть посетителя за дверь. Тогда Демарсе вынул руку из кармана и безжалостно-сильно ударил под ложечку дежурного. Тот икнул, выпучил глаза и, хватаясь руками за косяки дверей, начал оседать на пол.
Подставив под него табурет, Демарсе с безмятежным видом прошел во двор клиники, и когда дежурный, наконец, очнулся и повернул голову, то увидел, как посетитель входил в двери подъезда.
Дороги, которые привели Жака де Марсе, потомка французских графов, к дверям кабинета фрейлейн Морге, были ухабисты и грязны. Его отец, умирая, оставил ему в наследство только долги и дворянскую приставку "де". Демарсе приставку принял и присоединил ее к фамилии, от долгов же благоразумно отказался. Не имея ни денег, ни специальности, Демарсе жил тем, что занимался разными темными делами. В Зиттине он, наконец, попался на уголовной афере и был отдан под суд.
От тюрьмы спасла фрейлейн Морге, случайно увидевшая его дело у шефа полиции. Ей нужен был человек для кое-каких, известных ей одной, поручений. Шеф полиции любезно предоставил Демарсе в ее распоряжение; впрочем, пока не освобождая его от угрозы тюремного заключения.
Для фрейлейн Морге Демарсе не представлял загадки. Она понимала его, знала, что ему можно поручить, была к нему требовательна, платила его долги и не доверяла более, чем было нужно. В целях конспирации,а дела, которые поручались Демарсе, обычно требовали этого - она не разрешала ему приходить в клинику без ее ведома.
Прикусив зубами.верхнюю губу, фрейлейн Моргр задумчиво разглядывала лежавшую перед ней телеграмму.
- Вот как? - холодно удивилась она. увидя Демарсе.- Вас пропустили в клинику? - она протянула руку к телефону.- Очевидно придется уволить дежуоного.
- Не звоните,-сказал Демарсе,-Дежурный не виноват. Он не пропускал меня.
- Но вы все-таки прошли..
- Я прошел через него. Он жив, не беспокойтесь.
- Я беспокоюсь за ворота клиники.
- Он уже очнулся, вероятно. Не сердитесь, у меня было срочное дело.
Фрейлейн Морге указала на стул.
- Понимаю,- сказала она.- Только вы зря торопились. Господин Эксон отказался подписать мой последний счет.
- Неужели?
- Господин Эксон,- фрейлейн Морге цедила слова медленно, сквозь зубы,телеграфирует, что он приедет к нам с ревизией. Мы стоим ему очень дорого. Он желает лично проверить, как идут наши дела.
- Разве наши дела идут плохо?
- Плохо, Демарсе.
- Расскажите, если не секрет.
- Теперь уже, к сожалению, не секрет, раз о наших делах знает советская контрразведка. Видите ли, Демарсе, нам нужно было достать рецепт лечебного препарата в одном институте Советского Союза. Я с трудом заладила кое-какие связи, послала человека...
- Понимаю,- перебил Демарсе,- его поймали. А вы пошлите меня.
Фрейлейн Морге усмехнулась.
- Возможно я это сделаю, когда вы мне не будете нужны,- сказала она.Я вторично посылала. Но русские насторожились. Их контрразведка, оказывается, неплохо работает. Они поставили в институте своего человека... и я зря потеряла всю свою агентуру. Мы ничего не достали, а это дело стоило мне уйму денег. Господин Эксон будет очень недоволен, когда я покажу ему счет моих расходов по клинике.
- А если он вообще откажется платить?
Медленно собрав в кулак телеграмму, фрейлейн Морге выбросила ее в корзину для бумаг.
- Тогда, мой дорогой Демарсе, вам, очевидно, придется отправиться либо в тюрьму, либо - в лучшем случае - устроиться исполнителем в ночной клуб.
- А вы?
- А я?..- Она заложила руки за голову и устало потянулась в кресле.Мне господин Эксон еще в прошлом году предлагал небольшое совместительство,- она брезгливо прищурилась,- может быть, стоит подумать, мне кажется, оно не доставит мне особенных беспокойств.
- Жирный мешок!-вырвалось у Демарсе.- И вы говорите об этом спокойно.
- А вам хотелось, чтобы я говорила об этом беспокойно?
Демарсе пожал- плечами.
- Я терпеть не могу вашего Эксона,- сказал он, отводя глаза в сторону.- Я теперь даже рад, что у него на заводе неприятности.
- На заводе дизелей? - оживилась фрейлейн Морге.- Откуда вы это знаете?
- Я встретил в ночном клубе одного приятеля - шпика из полиции. Он по секрету рассказал мне. Рабочие на заводе дизелей устроили забастовку-требуют отмены военного заказа. Причем, они не уходят с завода и не пускают туда штрейкбрехеров. Фон Штрипс очень нервничает, но на что-то надеется. Во всяком случае, он пока запретил печатать о забастовке в газетах, чтобы не дошло до военного министра.
- Вот глупец! Почему он не арестует главарей?
- В том-то и дело, что он их не знает.
- Так, так...- фрейлейн Морге думала всего несколько секунд.- Нужно будет сообщить господину Эксону о забастовке.
- Что вы, фрейлейн?! Да он сбесится... такие убытки. Он совсем откажется платить.
- Не беспокойтесь. Теперь он заплатит мне столько, сколько я у него попрошу.
- Не понимаю?
- И не старайтесь, Демарсе. Это не вашего ума дело,- фрейлейн Морге сняла телефонную трубку и набрала номер больницы Портового Пригорода.
...На другой день на завод дизелей пришел доктор Крейде. - Я старший врач рабочей больницы Портового Пригорода,- сказал он рабочему пикету у ворот завода.- Весь персонал сочувствует вам и целиком на вашей стороне. Мы даже устроили у себя небольшой сбор в пользу семей бастующих, мне поручено вручить вам эти деньги, К сожалению, мы не в состоянии больше дать, но мы решили устроить медицинское дежурство на заводе и бесплатно оказывать врачебную помощь.
Больницу Портового Пригорода знали многие. При покойном докторе она пользовалась прекрасной репутацией.
Доктора Крейде пропустили на завод.
Трудное решение
Председателя стачечного комитета бастующих, электрика Дэна Марта редактор "Рабочей газеты" встретил на дворе завода. - Как ваши дела? спросил О'Патли.- Продолжаете разорять господина Эксона?
- Продолжаем! - усмехнулся Марти, пожимая руку О'Патли.- Наша забастовка влетит Эксону в копеечку и отучит его от военных заказов.
- Смотрите, Марти, господин Эксон, в свою очередь, будет стараться отучить вас от забастовок.
- Мы понимаем,- кивнул головой Марти.- Вчера полиция опять арестовала троих...- он понизил голос, - но не тех, кого им нужно. У нас даже не все рабочие на заводе знают членов стачечного комитета.
- Фон Штрипс постарается подослать вам провокаторов.
- Уже подсылал. Здесь у нас народ дружный, мы их быстро раскусили.
О'Патли полез во внутренний карман пиджака и вытащил небольшую пачку денег.
- Это вам,- сказал он.- Собрали в редакции по подписке.
- Ого! - сказал Марти.- Если о нас так будут заботиться, то мы продержимся до рождества, и господину Эксону волей-неволей придется согласиться с нами. На днях мы тоже получили деньги.
- От кого же?
Возле него стояла полная женщина; на отвороте ее синего пиджака с безнадежной убедительностью поблескивал латунный ромб "Контролер".
- Ваш билет? - повторила она.
Пока Григорьев объяснялся с контролером, трамвай подкатил к остановке, народ двинулся к выходу и заслонил собой Таню. Следовать за ней было уже поздно. Он вышел на следующей остановке и отправился домой пешком.
Дома он достал из-за зеркала "Устав полевой службы" и вынул из него, спрятанную от любопытных взглядов фотографию, вырезанную из газеты... Она стояла на лесенке с букетом - его букетом! - и ласково улыбалась ему. Он прислонил фотографию к телефону, стоящему на тумбочке, и долго, долго разглядывал ее.
"...Ты никогда с ней не познакомишься!" - послышался ему голос Соловьева, и он грустно усмехнулся." Сегодня он был рядом с ней, так близко, как никогдa, не мог себе даже представить..... . В этот момент дежурный городского отделения МГБ уже набирал номер его телефона.
Пропавший препарат
Возле института дорогу пересекала впадина, оставшаяся после прокладки электрического кабеля. Рабочие не потрудились ее как следует заровнять, и заполненная дождевой водой она превратилась в длинную широкую лужу. Обходить ее, понятно, не имело смысла,- Таня, прижав к груди толстенную "Органическую химию", с ходу перемахнула на другую сторону.
Незнакомый прохожий с любопытством посмотрел на нее. Таня смутилась, покраснела, и поспешила войти в подъезд Института витаминов.
"И когда только я научусь вести себя на улице,- подумала девушка, поднимаясь -по лестнице.- Три году как закончила институт, скоро буду защищать диссертацию, а все еще прыгаю, как девчонка".
Недовольная собой, Таня сухо поздоровалась с гардеробщицей, надела белый халат и по коридору пошла уже неторопливой внушительной походкой, как и следовало бы всегда ходить ей, будущему кандидату медицинских наук, ассистенту профессора Русакова.
В лаборатории синтеза на длинных столах, на подставках, на полках всюду стояли стеклянные колбы, бутылки с разноцветными растворами, высокие двухэтажные газгольдеры, низкие, с массивными литыми крышками, кристаллизаторы.
На отдельном столе, посредине комнаты, возвышалось сложное сооружение из склянок, соединенных витками стеклянных и резиповыхтрубок. По трубкам еле заметными струйками сочилась бледно-розовая жидкость. Она переливалась из склянки в склянку, нагревалась, облучалась светом ультрафиолетовых горелок. Приобретая все более и более, густой, темно-рубиновый цвет, редкими-редкими каплями падала в приемник - небольшую пробирочку с делениями.
Это было любимое детище Тани в лаборатории синтеза,: опытная установка для получения комплексного препaрата витаминов по рецепту, разработанному профессор Русаковым.
Напевая веселую песенку, Таня радостными, почти танцующими движениями, обошла кругом стола, проверила-автоматические терморегуляторы и холодильники, заглянула в приемник.
"Как медленно идет синтезирование,- отметила девушка,- за ночь всего пять кубиков!" Она услышала во дворе легкое гудение машины, посмотрела за окно и пошла встречать профессора.
Профессор Русаков, высокий, немного сутулый, уже снимал у вешалки калоши. Как большинство людей, целиком отдавших себя науке, профессор был рассеян и во всех случаях, когда дело касалось вещей, не относящихся к его работам, был по-детски неопытен и неррактичен. Таня, будучи моложе профессора в два раза, считала себя опытнее и практичнее его, относилась к нему с заботливостью нежно любящей дочери.
Придерживаясь за барьер вешалки, профессор никак не мог зацепить носком ботинка за пятку калоши и сердился.
- Здравствуйте, Танечка,- ответил он на приветствие.- Вот негодная! вдруг добавил он.- Простите, это я не вам, калоша у меня никак не снимается... делают какие-то... зацепить не за что.
Наконец, ему удалось сбросить упрямую калошу, и он затолкал ее под барьер.
- Заезжал к невропатологам,- продолжал он,- интересовался, как проходят у них опыты с нашим препаратом. Довольны, очень довольны.
Разговаривая, профессор, по мнению Тани, вел себя как-то странно: он почему-то не торопился уходить из вестибюля, долго протирал очки, что обычно делал уже на ходу, и все время старался повернуться к ней спиной.
Таня зашла сбоку, профессор запоздало отвернулся, но она уже протянула руку к его пиджаку.
- Подождите-ка, Петр Петрович, что у вас там?.. Ну, конечно, я так и знала,- и Таня вытащила из-за пиджака профессора крохотного котенка.- Петр Петрович, как не стыдно - опять пиджак выпачкали.
- Я, Танечка, его в газету завернул, а он вылeз, паршивец. По дороге нашли - сидит, бедный, прямо в грязи у забора, ну, не оставлять же его.
Котенок доверчиво уселся на теплых ладонях девушки и потерся ухом о ее большой палец.
- Какой он симпатичный,- тут же умилилась Таня.- Мурлычет. А мокрый весь. Я его сейчас в термостат посажу, он там сразу высохнет.
Таня прижала котенка к чистому халату и побежала к дверям.
- Танечка,- заторопился следом за ней профессор.- Вы его покормите.
- Ну вот,- остановилась Таня.- А у нас нет молока.
- Зачем нам молоко! Вы ему водички дайте и капельку препарата. Я сейчас вам принесу...
Бутылочки с препаратом в шкафу не оказалось.
Профессор в десятый раз оглядел все полки, заставленные банками и бутылками с порошками и жидкостями всех цветов радуги.
- Но я же вчера ее сюда ставил.
- Вчера вы не могли сюда ставить,- сурово заметила Таня. Держа в руках котенка, она неодобрительно следила, как профессор растерянно переставлял с места на место бутылочку с желтым порошком рибофлавина. - Вчера вы были на конференции.
- Ах, да... Совершенно верно, на конференции...- поспешно согласился профессор.- Значит, я ставал ее сюда позавчера.
- Позавчера был выходной,- тем же тоном замeтила Таня.- А потом, как видите, препарата в шкафу нет.
- Странно...- профессор усиленно заморгал глазами.- Может быть я его убрал к себе в стол? Ну конечно! - обрадовался он.
- И там нет. Я уже смотрела. А если его кто-нибудь взял?
- Кто же его возьмет?
- А вот нашелся кто-нибудь и взял.
- Что значит взял? - запальчиво возразил профессор.-Это значит украл? Так вы хотите сказать? В ваши годы я больше доверял людям.
- Я тоже доверяю людям,- заявила Таня.- Я не доверяю вашей аккуратности. Сколько раз говорили вам, чтобы для препарата особый шкаф завести,..
- Несгораемый!
- Что ж, можно и несгораемый.
- И часового для охраны. С пулеметом.
- А вы не шутите, Петр Петрович! - возмутилась, в свою очередь, Таня.Вы знаете сами, как дорог нам препарат. Вот придут сегодня за ним из клиники, посмотрю, что вы тогда заговорите.
Профессор Русаков еще раз пересмотрел бутылочки в шкафу.
- Не может препарат потеряться,- продолжал он упрямо.-Это я его куда-нибудь засунул... А не оставил ли я его в препараторской?
Он повернулся к дверям и наскочил на незнакомого молодого человека в армейской гимнастерке без погон.
- В препараторской его тоже нет, товарищ профессор,- с улыбкой сказал молодой человек.
Профессор Русаков удивленно отступил на шаг, воппросительно глядя на Таню, ожидая объяснений. Но Таня тоже, подняв брови, смотрела на незнакомца. Тот, не смущаясь, шагнул вперед и поставил на стол небольшую бутылочку, наполненную чем-то красным, похожим на малиновый сироп.
. - Ну, вот видите, Танечка,- заявил профессор. - Вон он - препарат. Я же говорил, что у нас ничего потеряться не может.
Однако он тут же остановился и, заложив руки за спину, с подозрением посмотрел на незнакомого молодого человека.
- Д-а,- протянул он.- Но как препарат к вам попал? Кто вы такой?
- Моя фамилия Григорьев. Отдел кадров горздрава прислал меня в ваш институт в качестве лаборанта.
- Ничего не понимаю,- развел руками профессор. - Но я же не просил никого. У нас есть лаборант - правда, он в отпуске, но скоро вернется...
- В горздраве сказали, что ваш лаборант не скоро вернется... из отпуска,- сказал Григорьев,- там говорили, что он был плохой работник.
- Не знаю, право...- продолжал недоумевать профессор.- Впрочем, лаборант работал у вас, Таня. Вы были довольны им?
Таня припоминающим взглядом смотрела на Григорьева.
- Он был пьяница,- сказала она.- Из спиртовок весь денатурат выпил.
- Вот видите,- обрадовался поддержке Григорьев.- А я постараюсь не пить денатурата,- и он улыбнулся заразительно, по-мальчишечьи.-Да,спохватился, он,- я вам по пути шкафик привез.
- Шкафик?
- Заведующий горздравом прислал в подарок. Скажите, куда его поставить. У подъезда восемь грузчиков ждут. - Восемь грузчиков! Да что за шкафик?
- Обыкновенный. Даже не особенно большой. Но килограммов пятьсот, наверное, весит.
- Пятьсот?! А ну, давайте-ка его сюда.
Григорьев вышел. В вестибюле послышался грохот, как будто в институт въезжал тяжелый танк. В дверях кабинета показался темно-зеленый угол большущего несгораемого шкафа.
Подкладывая доски под его колесики, грузчики с трудом установили громыхающую громадину в углу и удалились.
Профессор подошел к шкафу, открыл и, как бы испытывая, постучал по железной полке кулаком. Шкаф ответил солидным гулом.
Тогда, покосившись на Таню, профессор Русаков молча взял со стола бутылочку с препаратом, поставил в шкаф и захлопнул тяжелую дверку. Потом повернулся к Григорьеву: - Ну что ж, давайте знакомиться,- сказал он, Меня вы, как вижу, знаете. А это ваш будущий начальник, заведующая лабораторией синтеза Татьяна Владимировна Майкова...
Журналисты
За окном вагона-ресторана грохотала красная решетка моста с выпуклыми многоточиями заклепок. Поезд начал набирать скорость, белая шторка на окне захлопала и надулась ветром.
До Лучегорска осталось меньше часа езды.. Идти в купе, где скучающие пассажиры пытались доиграть партию преферанса, бесконечную, как сказки Шахерезады, не хотелось. Байдаров с Березкиным после завтрака остались в ресторане.
Откинувшись на спинку стула, Березкин мечтательно уставился на далекое небо, голубеющее за окном. На столе тонко позванивали стаканы, вагон плавно, как на волнах, покачивался на ходу. Березкин задремал. И вот надутая ветром шелковая шторка на окне кажется ему громадным парусом брига, несущегося в голубую сказочную даль... Стеклянным плеском бьются в борта беспокойные морские волны...
- Девятнадцать восемьдесят! - услышал Березкин грубый, сиповатый голос. Возле их столика стоял толстый официант в полукруглом детском передничке и белом колпаке. В громадной руке официанта маленький блокнотик, пальцы с трудом удерживали огрызок карандаша.
- Девятнадцать рублей восемьдесят копеек,- повторил он.
- Плати, Сережа,- сказал Байдаров. Он развaлился на стуле напротив и с меланхоличным видом следил за струйкой дыма своей папиросы.- Плати, я тебе выдал суточные.
Байдаров ведал капитальными расходами. Березкин обладал непостижимым умением терять деньги, и Бардаров не доверял ему больших сумм, а каждый день выдавал понемногу на дневные нужды.
Официант небрежно сунул червонцы в карман передничка, положил на стол двугривенный и стал собирать посуду.
- Потеряете деньги,- сказал Березкин.
- Не потеряю.
- Ну, вытащит кто-нибудь.
- Уже пробовали... Попробовали, а потом говорят: отпусти, дяденька, больше не будем... Я, мил человек, в молодости в цирке работал. Борцом был, Силенкой меня бог не обидел.
Официант отставил собранную посуду. Взяв со стола двугривенный, зажал его пальцами и упер об угол стола. Затем бросил на скатерть монету, согнутую под прямым углом.
- Вот! - сказал он и подмигнул Березкину.
- Здорово! - согласился тот.
Байдаров взял со стола согнутый двугривенный.
- Зря, папаша, государственную валюту портишь, - упрекнул он.
Березкин не видел, что делал с двугривенным Байдаров; а тот протянул руку и положил на стол уже выпрямленную монету.
- Что ж,- одобрительно оглядел официант Байдарова.- Молодец, сынок. Кем работаешь?
- Журналист.
- Журналист? - переспросил официант.- Это значит, пишешь? Карандашиком?.. А я думал, боксер али борец...- официант забрал посуду и ушел, не скрывая разочарования.
- Обиделся,- заметил Березкин, сочувственно проводив его глазами.- А ты бы сказал, что был кандидатом в чемпионы столицы по боксу.
- Так я же им не стал.
- Мог стать, если бы занимался.
- Но когда же было заниматься. Ты же знаешь, что мы в эти дни готовили очерк о строительстве гидростанции. Я его переделывал раз двадцать, и все равно он у меня не получился,- вздохнул Байдаров.- И сказать правду, меня это больше огорчает, чем потеря чемпионства.
- Очерк хороший,- заметил Березкин.- Читатели хвалят.
- Читатели хвалят потому, что там твои фотографии.
- Яша, ну опять ты...
- Так это же правда! Ладно, ладно, молчу... Я рад, что мы едем снимать не строительство ГЭС, а профессора Русакова в Институте витаминов.
- Это почему?
- Да хотя бы потому, что тебе не нужно будет залезать на фермы в поисках оригинальной точки съемки, а мне не придется беспокоиться, как бы ты не шлепнулся в котлован, что могло случиться в последний раз.
- Зато получились хорошие снимки.
- Хорошие-то хорошие, но не забывай, что я два раза ловил тебя за штаны.
Паровоз дал короткий гудок. Вагоны стали замедлять ход.
- Подъезжаем. Пойдем собираться, Сережа.
Журналистов в Институте витаминов встретила Таня.
Байдаров рассказал ей о цели приезда, и она побежала разыскивать профессора Русакова.
Проводив глазами девушку, Байдаров нагнулся и серьезно сказал: Сережа, у тебя есть возможности сделать и здесь в институте увлекательные снимки. Постарайся, чтобы эта девушка везде получалась бы на переднем плане.
Березкин не успел возмутиться - к ним быстро шел профессор Русаков. Он пригласил их в кабинет, усадил ближе к столу. Говорил профессор так же быстро, как и двигался. Многое, о чем он рассказывал, нужно было записать сразу же, не надеясь на память. Байдаров строчил по блокноту, завидуя Березкину, который, щелкнув затвором фотоаппарата, спокойно посиживал на стуле.
- Самое главное, чем занимается институт,- и профессор поднял кверху палец,- это опыты с синтезом комплексного препарата витаминов, разработанного сотрудниками института... Да, да, так и запишите,подчеркнул он,- сотрудниками, а не профессором Русаковым, как иногда пишут... Препарат наш очень любопытный. Очень. Как вам известно, витамины, особенно группы "В", нужны для нормальной деятельности нервной системы человека. Недостаток их неизменно вызывает большие или меньшие расстройства. Наш препарат делает чудеса, его можно назвать элексиром бодрости. Сейчас мы лечим препаратом некоторые тяжелые формы неврастении и пробуем лечить,- профессор опять поднял палец,- даже усталость! Мы много потрудились, и нам удалось составить формулу препарата.
Профессор встал, открыл несгораемый шкаф, достал оттуда папку и нетерпеливо развязал беленькие тесемочки.
- Вот, посмотрите - это очень интересная формула...
Посыпались сложнейшие названия соединений органической химии, Байдаров беспомощно положил перо; и ему и Березкину формула препарата казалась уму непостижимым нагромождением химических знаков и цифр, расписанных почти на всю страницу листа. Но профессор смотрел на нее с восхищением, как на картину Шишкина или Левитана.
Березкин приготовился снять профессора вместе с его папкой и вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече. Он оглянулся и узнал Григорьева, с которым не виделся после встречи в госпитале в Берлине. Увлеченный профессор, ничего не замечая вокруг, продолжал рассказывать о своей формуле; Григорьев кивнул Березкчну как старому знакомому и, показав глазами на его фотоаппарат, отрицательно покачал головой.
Байдаров с Григорьевым встретился в вестибюле.
После восклицаний, приветствий и слов, которые обычно говорят в таких случаях, Байдаров отступил на шаг, оглядел приятеля, одетого в белый халат с завязками на спине, и заметил неодобрительно: - И чего тебя опять на медицину потянуло, искатель приключений?
- Ничего не поделаешь,- с шутливой безнадежностью вздохнул Григорьев.
- Ага,- понимающе протянул Байдаров, он добавил совсем тихо: - значит витаминами профессора Русакова опять кто-то заинтересовался?
Григорьев, не ответив, неожиданно покраснел.
Байдаров уже было подумал, что смутил товарища бестактным вопросом, но тут же услышал легкие шаги.
В вестибюле показалась Таня. Она приветливо кивнула Григорьеву и прошла мимо.
Байдаров с глубокомысленным видом уставился на дым своей папиросы.
- Так, так,- наконец, произнес он.- Плохо твое дело, товарищ Григорьев. Уж очень тебе медицинский халат не идет.
Новый ход
Услышав голос шофера, Демарсе поднял тяжелые веки и с трудом сообразил, что он находится в такси, что перед ним ворота клиники и что нужно выходить.
Он поднял с сидения свалившуюся кепку, клетчатую, как у американского киногангстера, нахлобучил ее на голову и выбрался из машины. Потянулся и со вкусом зевнул, сверкнув золотыми коронками.
Шофер, предупредительно открывший дверку, оглядел пассажира и прикинул в уме, какого же вопроса можно ожидать от него: "сколько?" или короткого и солидного-"без сдачи!" Но пассажир не сказал ни того, ни другого. Он заложил руки в карманы и направился к воротам, как будто приехал не в такси, а в своем собственном лимузине.
Шофер озадаченно моргнул и поймал его за рукав.
- А платить?
Пассажир посмотрел на него с веселым благодушием, как бы не понимая, о чем идет речь.
- Пять двадцать! - уже обеспокоенно сказал шофер, тыча пальцем в счетчик.
Не говоря ни слова, пассажир вывернул оба кармана. Этот красноречивый жест был сделан с таким невозмутимым и убежденным видом, что шофер понял всю бесполезность дальнейших требований. Он выругался и со злости так развернул машину, что она заскочила передними колесами на поребрик.
Демарсе улыбнулся ему, снова заложил руки в карманы и направился к проходной.
Дежурный вспомнил, что частенько видел молодого человека в обществе фрейлейн Морге. Однако решив, что это еще не дает тому права на безоговорочный проход в клинику, он встал и загородил дорогу.
Демарсе резко оттолкнул его плечом. Дежурный ухватил его за рукав.
- Пропуск?
Глава у Демарсе округлились, как у тигра, которому наступили на хвост.
- Вот что, дорогой,- сказал он,- я согласен с тем, что шофер такси имел право хватать меня за рукав, но тебе я такого права не давал.
Дежурный упрямо не уступал дороги и даже пытался вытолкнуть посетителя за дверь. Тогда Демарсе вынул руку из кармана и безжалостно-сильно ударил под ложечку дежурного. Тот икнул, выпучил глаза и, хватаясь руками за косяки дверей, начал оседать на пол.
Подставив под него табурет, Демарсе с безмятежным видом прошел во двор клиники, и когда дежурный, наконец, очнулся и повернул голову, то увидел, как посетитель входил в двери подъезда.
Дороги, которые привели Жака де Марсе, потомка французских графов, к дверям кабинета фрейлейн Морге, были ухабисты и грязны. Его отец, умирая, оставил ему в наследство только долги и дворянскую приставку "де". Демарсе приставку принял и присоединил ее к фамилии, от долгов же благоразумно отказался. Не имея ни денег, ни специальности, Демарсе жил тем, что занимался разными темными делами. В Зиттине он, наконец, попался на уголовной афере и был отдан под суд.
От тюрьмы спасла фрейлейн Морге, случайно увидевшая его дело у шефа полиции. Ей нужен был человек для кое-каких, известных ей одной, поручений. Шеф полиции любезно предоставил Демарсе в ее распоряжение; впрочем, пока не освобождая его от угрозы тюремного заключения.
Для фрейлейн Морге Демарсе не представлял загадки. Она понимала его, знала, что ему можно поручить, была к нему требовательна, платила его долги и не доверяла более, чем было нужно. В целях конспирации,а дела, которые поручались Демарсе, обычно требовали этого - она не разрешала ему приходить в клинику без ее ведома.
Прикусив зубами.верхнюю губу, фрейлейн Моргр задумчиво разглядывала лежавшую перед ней телеграмму.
- Вот как? - холодно удивилась она. увидя Демарсе.- Вас пропустили в клинику? - она протянула руку к телефону.- Очевидно придется уволить дежуоного.
- Не звоните,-сказал Демарсе,-Дежурный не виноват. Он не пропускал меня.
- Но вы все-таки прошли..
- Я прошел через него. Он жив, не беспокойтесь.
- Я беспокоюсь за ворота клиники.
- Он уже очнулся, вероятно. Не сердитесь, у меня было срочное дело.
Фрейлейн Морге указала на стул.
- Понимаю,- сказала она.- Только вы зря торопились. Господин Эксон отказался подписать мой последний счет.
- Неужели?
- Господин Эксон,- фрейлейн Морге цедила слова медленно, сквозь зубы,телеграфирует, что он приедет к нам с ревизией. Мы стоим ему очень дорого. Он желает лично проверить, как идут наши дела.
- Разве наши дела идут плохо?
- Плохо, Демарсе.
- Расскажите, если не секрет.
- Теперь уже, к сожалению, не секрет, раз о наших делах знает советская контрразведка. Видите ли, Демарсе, нам нужно было достать рецепт лечебного препарата в одном институте Советского Союза. Я с трудом заладила кое-какие связи, послала человека...
- Понимаю,- перебил Демарсе,- его поймали. А вы пошлите меня.
Фрейлейн Морге усмехнулась.
- Возможно я это сделаю, когда вы мне не будете нужны,- сказала она.Я вторично посылала. Но русские насторожились. Их контрразведка, оказывается, неплохо работает. Они поставили в институте своего человека... и я зря потеряла всю свою агентуру. Мы ничего не достали, а это дело стоило мне уйму денег. Господин Эксон будет очень недоволен, когда я покажу ему счет моих расходов по клинике.
- А если он вообще откажется платить?
Медленно собрав в кулак телеграмму, фрейлейн Морге выбросила ее в корзину для бумаг.
- Тогда, мой дорогой Демарсе, вам, очевидно, придется отправиться либо в тюрьму, либо - в лучшем случае - устроиться исполнителем в ночной клуб.
- А вы?
- А я?..- Она заложила руки за голову и устало потянулась в кресле.Мне господин Эксон еще в прошлом году предлагал небольшое совместительство,- она брезгливо прищурилась,- может быть, стоит подумать, мне кажется, оно не доставит мне особенных беспокойств.
- Жирный мешок!-вырвалось у Демарсе.- И вы говорите об этом спокойно.
- А вам хотелось, чтобы я говорила об этом беспокойно?
Демарсе пожал- плечами.
- Я терпеть не могу вашего Эксона,- сказал он, отводя глаза в сторону.- Я теперь даже рад, что у него на заводе неприятности.
- На заводе дизелей? - оживилась фрейлейн Морге.- Откуда вы это знаете?
- Я встретил в ночном клубе одного приятеля - шпика из полиции. Он по секрету рассказал мне. Рабочие на заводе дизелей устроили забастовку-требуют отмены военного заказа. Причем, они не уходят с завода и не пускают туда штрейкбрехеров. Фон Штрипс очень нервничает, но на что-то надеется. Во всяком случае, он пока запретил печатать о забастовке в газетах, чтобы не дошло до военного министра.
- Вот глупец! Почему он не арестует главарей?
- В том-то и дело, что он их не знает.
- Так, так...- фрейлейн Морге думала всего несколько секунд.- Нужно будет сообщить господину Эксону о забастовке.
- Что вы, фрейлейн?! Да он сбесится... такие убытки. Он совсем откажется платить.
- Не беспокойтесь. Теперь он заплатит мне столько, сколько я у него попрошу.
- Не понимаю?
- И не старайтесь, Демарсе. Это не вашего ума дело,- фрейлейн Морге сняла телефонную трубку и набрала номер больницы Портового Пригорода.
...На другой день на завод дизелей пришел доктор Крейде. - Я старший врач рабочей больницы Портового Пригорода,- сказал он рабочему пикету у ворот завода.- Весь персонал сочувствует вам и целиком на вашей стороне. Мы даже устроили у себя небольшой сбор в пользу семей бастующих, мне поручено вручить вам эти деньги, К сожалению, мы не в состоянии больше дать, но мы решили устроить медицинское дежурство на заводе и бесплатно оказывать врачебную помощь.
Больницу Портового Пригорода знали многие. При покойном докторе она пользовалась прекрасной репутацией.
Доктора Крейде пропустили на завод.
Трудное решение
Председателя стачечного комитета бастующих, электрика Дэна Марта редактор "Рабочей газеты" встретил на дворе завода. - Как ваши дела? спросил О'Патли.- Продолжаете разорять господина Эксона?
- Продолжаем! - усмехнулся Марти, пожимая руку О'Патли.- Наша забастовка влетит Эксону в копеечку и отучит его от военных заказов.
- Смотрите, Марти, господин Эксон, в свою очередь, будет стараться отучить вас от забастовок.
- Мы понимаем,- кивнул головой Марти.- Вчера полиция опять арестовала троих...- он понизил голос, - но не тех, кого им нужно. У нас даже не все рабочие на заводе знают членов стачечного комитета.
- Фон Штрипс постарается подослать вам провокаторов.
- Уже подсылал. Здесь у нас народ дружный, мы их быстро раскусили.
О'Патли полез во внутренний карман пиджака и вытащил небольшую пачку денег.
- Это вам,- сказал он.- Собрали в редакции по подписке.
- Ого! - сказал Марти.- Если о нас так будут заботиться, то мы продержимся до рождества, и господину Эксону волей-неволей придется согласиться с нами. На днях мы тоже получили деньги.
- От кого же?