Страница:
Нет, ну надо же!
Детектив Евгений угрожающе почесал кулаки, но я дала понять ему взглядом, что умею поставить на место любого.
— И что из этого следует? — испепеляя Арнольда глазами, нежно спросила я.
— То и следует, что я пошел, — ответил он, направляясь к окну.
— А мы вам разве мешали? Могли бы уйти по-английски.
— А мне захотелось по-русски, — огрызнулся Арнольд, занося ногу на подоконник. — Вы столько мне крови попили, что должен и я на прощание вам что-то сказать.
Я не возражала:
— Раз должны, так скажите.
И он отвел душу таким живописнейшим матом, что я, как ценитель русского языка, получила огромнейшее наслаждение. Даже детектив, чуждый искусства словесности, слушал его с интересом. А я страшно жалела, что не имею возможности записать перлы Арнольда. Только кивала ему головой, пыталась запомнить и с восхищением просила:
— Продолжайте, мой друг, еще! Еще!
Но он быстро иссяк, высморкался на пол (почему-то злорадно), поплевал на ладони, ухватился руками за шнур, глянул вниз и…
И на глазах изменился: стал милым и вежливым, залепетал комплименты, рядом с которыми и грубости отдыхают — короче, не за свое дело взялся.
— Что с вами? — недовольно спросила я.
— “Быки” часового поставили под окно, — беспомощно признался Арнольд и неожиданно сделал разумное заключение: — Вот теперь я точно попал!
Глава 20
Глава 21
Детектив Евгений угрожающе почесал кулаки, но я дала понять ему взглядом, что умею поставить на место любого.
— И что из этого следует? — испепеляя Арнольда глазами, нежно спросила я.
— То и следует, что я пошел, — ответил он, направляясь к окну.
— А мы вам разве мешали? Могли бы уйти по-английски.
— А мне захотелось по-русски, — огрызнулся Арнольд, занося ногу на подоконник. — Вы столько мне крови попили, что должен и я на прощание вам что-то сказать.
Я не возражала:
— Раз должны, так скажите.
И он отвел душу таким живописнейшим матом, что я, как ценитель русского языка, получила огромнейшее наслаждение. Даже детектив, чуждый искусства словесности, слушал его с интересом. А я страшно жалела, что не имею возможности записать перлы Арнольда. Только кивала ему головой, пыталась запомнить и с восхищением просила:
— Продолжайте, мой друг, еще! Еще!
Но он быстро иссяк, высморкался на пол (почему-то злорадно), поплевал на ладони, ухватился руками за шнур, глянул вниз и…
И на глазах изменился: стал милым и вежливым, залепетал комплименты, рядом с которыми и грубости отдыхают — короче, не за свое дело взялся.
— Что с вами? — недовольно спросила я.
— “Быки” часового поставили под окно, — беспомощно признался Арнольд и неожиданно сделал разумное заключение: — Вот теперь я точно попал!
Глава 20
Месяцем раньше. Япония. Провинция Акито. Резиденция уважаемого в стране якудзы (одного из шести повелителей японской мафиозной организации) господина Судзуки Хаято, известного больше под именем Тацу — Великий Дракон.
Улыбаясь блаженно и мечтательно Великий Тацу тряхнул колокольчиком, стараясь придать лицу выражение бесстрастной озабоченности. Это давалось ему нелегко. Он все еще держал перед собой письмо к великой и желанной Мархалевой Софье Адамовне.
— Переводчика! — приказал господин Судзуки мгновенно появившемуся секретарю.
— Вестник из России… — едва слышно выдохнул секретарь, пытаясь напомнить о задремавшем в приемной Юдзане.
Глаза Великого Дракона метнули молнии.
— Сколько у твоей матери сыновей? — зловещим шепотом спросил Тацу мигом побелевшего от ужаса переводчика.
— Один… Я один… …мой господин, — складываясь в поклоне, скрывшем смертельную бледность, ответил секретарь.
— И эта достойная женщина не смогла дать должного воспитания единственному сыну!? — голос Великого Тацу гремел, потрясал и уничтожал.
— Простите, мой великий господин! — взмолился секретарь.
Он рухнул на пол, и в руке его блеснул длинный нож, неведомо откуда извлеченный. С решимостью палача секретарь глубоко вонзил клинок в дубовые доски пола, прижал к лезвию мизинец и…
Только так можно просить прощения у того, кто для тебя больше, чем отец! Только так извиняются перед тем, кто день и ночь печется о твоем благополучии и достатке твоей семьи!
Одно мгновение, короткое движение лезвия, превращенного в гильотину, и палец отделиться от руки.
Но и этого мало!
Счастье! Великое счастье, если Тацу примет его извинения. Если простит.
Секретарь господина Судзуки прижал к клинку мизинец и…
— Не сметь! — прогремел голос Великого Дракона. — Твой палец еще может мне пригодиться. На сегодня ты прощен, но в следующий раз тебе не хватит и двух пальцев!
— Спасибо, мой добрый господин, мой Великий Тацу!
Секретарь господина Судзуки вздохнул с облегчением и подумал: “Стареет Дракон… Десять лет назад за мой промах понадобилось бы десять рук, чтобы хоть на одной из них остались все пальцы…
Знаю, что виноват, но понять не могу и сейчас, как жалкий переводчик может быть важнее гонца из России? Важнее якудзы, из клана Изумрудного Дракона… Но перечить Тацу…
Я повредился умом!»
Однако Великому Дракону не было дела до ничтожных мыслей ничтожного секретаря.
— Переводчика! — грозно напомнил он.
Уже через секунду переводчик, склонившись в поклоне и не смея оторвать глаз от пола, застыл перед Тацу.
— Уважаемый профессор, как продвигаются дела с переводом шедевра госпожи Мархалевой? — учтиво поинтересовался господин Судзуки.
— Продвигаются, о Великий Дракон! — ответил профессор-переводчик.
— Зовите меня просто Тацу, — милостиво разрешил господин Судзуки.
— Да, Тацу, — сохраняя позу кающегося грешника, согласился профессор.
— Не терпится взглянуть на вашу работу, — поторопил профессора Великий Дракон.
Он буквально впился в строки перевода, оставив профессора стоять в противоестественной позе. На лице Тацу блуждала кроткая, умиротворенная улыбка, но…
От первых признаков грозы до леденящего душу окрика Великого Дракона прошел лишь миг.
— Идиот!!! — гремел всевластный якудза. — Высокообразованный кретин!!! Чему ты можешь научить нашу молодежь там, в своем университете! Тебе не удалось понять возвышенную душу этой прекрасной женщины. Этого истинного перла природы. Ты недостоин своей матери!
Великий Дракон потрясал листочками перевода и гремел, гремел, гремел…
Но его уже никто не слышал. Затылок профессора, погрузившегося в глубокий обморок, гулко стукнул по дубовому полу.
— Пустоголовый! — злорадно произнес Великий Тацу, созерцая распростертого на полу профессора.
Несчастный переводчик умудрялся подергиваться от ужаса даже в обмороке.
— Надо же до такого додуматься! — продолжал бушевать Великий Дракон. — До чего он тут мне допереводился! До “идите вы все в задницу”! Да могла ли госпожа Мархалева Софья Адамовна, эта богиня утренней росы, эта нежнейшая из женщин, эта прекраснейшая из писательниц, исторгнуть подобное? Подумал бы своими тупыми профессорскими мозгами, прежде чем нести мне эту похабщину! Убери этот гнусный пасквиль! — приказал грозно он.
Профессор мгновенно пришел в себя и, вскочив с пола, залепетал слова извинений:
— Простите, о, простите Тацу! Это нелепая ошибка… моего аспиранта… Я доверил набор текста… Простите… Это страшное недоразумение… Я лично исправлю… Я понимаю как нелепо…
“Может приказать спустить с него шкуру с живого? — размышлял Великий Дракон. — Или определить его дочь в проститутки? Но… Все равно нет кары достойной отмстить за госпожу Мархалеву. Так и быть, пусть живет, жалкий ученый червяк!”
Словно услышав мысли Тацу, профессор упал на колени и возопил:
— Я закончу перевод шедевра госпожи Мархалевой на год раньше срока! Я искуплю!
— Ладно, — одобрительно кивнул Великий Дракон. — Ты мне еще пригодишься. А теперь за дело! Скажи, что означает фраза: “с нее элегантно съехала ее прекрасная шляпка”?
— О, — оживился профессор, — это мое достижение. Путем долгих медитаций мне удалось постичь русское выражение “у нее крыша поехала”.
Сказал и тут же пожалел о сказанном. Великий Дракон вновь издал грозный рык.
— Ты посвятил всю свою ничтожную жизнь изучению русского языка? — ядовито спросил он.
— Да, Тацу, да… — кланяясь, как китайский болванчик, пролепетал профессор.
— Это было ошибкой, — констатировал Великий Дракон. — Тебе нужно было идти поденщиком на рисовые плантации. Даже ребенок знает: по-русски “крыша поехала” — значит сошел с ума, спятил. Несравненная госпожа Мархалева прибегла к фольклору. Все великие украшали этим своими труды.
— И все же я в своем переводе более склонен употребить выражение: “безумие слегка тронуло ее прекрасные черты”.
“Все-таки хорошо, что я не приказал удавить этого профессора-недоумка, — подумал Великий Дракон. — Порой и от такого морального урода бывает польза. Может ведь, когда захочет…”
И Великий Тацу отпустил переводчика со словами:
— Только месяц могу дать на исправление твоих мерзких ошибок. Только месяц! Иначе…
— Да, да мой господин, только месяц, — эхом отозвался профессор, испаряясь.
Секретарь к тому времени уже изготовился и доложил еще до того как раздался звон колокольчика:
— Гонец из России, Великий Тацу. Юдзан, начальник буке (военного дома) клана Изумрудный Дракон.
— Докладывай! — приказал господин Судзуки почтительно склонившемуся Юдзану, проскользнувшему в кабинет с изяществом истинного буси (воина).
— Великий Тацу, отец мой и господин, — церемонно начал Юдзан, — спешу доложить, что в целом дела в России идут неплохо.
— Зови меня просто Тацу и говори конкретно, — приказал Великий Дракон.
— Да, Тацу! Мы экспортировали из доверенного вами края, — продолжил Юдзан, — пятьсот девиц легкого поведения.
— В какие страны? — заинтересовался господин Судзуки.
— В Турцию, в Гватемалу, в Алжир и в Гондурас, — без запинки доложил Юдзан.
— Это не хорошо, — огорчился Великий Дракон. — Говорят, в Турции мужчины утратили уважительное отношение к женщине. Бесчестные сутенеры не платят жалование даже трудолюбивым проституткам. Приказываю! Экспорт в Турцию прекратить!
— Будет исполнено, Тацу.
— Продолжай!
— Неплохо обстоят дела и с импортом краденых автомобилей из Японии. За месяц мы импортировали пятьсот пятьдесят машин.
— Каких марок? — вновь проявил интерес Великий Дракон.
— “Субару”, “Мицубиси”, “Ниссан”, “Тойота” — без запинки отрапортовал Юдзан.
— Экспорт краденых “Субару” временно прекратить, — последовало распоряжение господина Судзуки. — Правление концерна в последнее время сотрясают скандалы. Можем ли мы предлагать честным людям ворованные машины, произведенные бесчестными людьми? Нет, не можем! Потому что это будет противоречить принципам ваби. Ваби — одна из ключевых эстетических категорий японцев. Ваби — это уединенность, безыскусность, скромность и честность. Скандалы концерна “Субару” попирают скромность, уединенность и честность. Во всем этом вижу интригу и фарс, значит скандалы попирают и безыскусность. С этого дня никаких “Субару”!
— Да, Тацу, — так ничего и не поняв, признал Юдзан. — Никаких “Субару”.
— Продолжай!
— Неплохо идут дела и с импортом оружия, Тацу. Мы вывезли из России в различные страны триста танков Т?90, сорок две системы “Град”, двадцать систем “Ураган” и пять штурмовиков-истребителей СУ?31, которых нет на вооружении даже в России.
— До сих пор не пойму, как возможно такое, — вставил Великий Дракон и приказал: — Продолжай.
Юдзан продолжил:
— Кроме того, мы продали чеченским сепаратистам пятьдесят переносных ракетно-зенитных комплексов “Игла”.
— Неплохо, — одобрил деятельность своих эмиссаров Великий Дракон. — Но поставки ПЗРК чеченским террористам следует немедленно прекратить. Они стреляют по гражданским самолетам. Это недопустимо! Наши люди тоже летают. Мы можем понести потери.
— Будет исполнено, Тацу, — поклонился Юдзан и продолжил, — а теперь о сакэ…
Великий Дракон оживился.
— О, это главное! Расскажи Юдзан как обстоят дела с контрабандой сакэ.
— Мы завалили Россию высококачественной контрабандой с наших подпольных заводов. Начато строительство легальных предприятий по производству спиртного.
— Они смогли оценить прелесть и значение нашего несравненного сакэ? — с надеждой спросил господин Судзуки.
— Они его пьют, Тацу, — уклончиво ответил Юдзан, не смея добавить: “Когда выпито все, даже одеколон”.
— Что ж, — философски заметил Великий Дракон, — начать можно лишь одним способом: взять и начать. Пусть пьют. Остальное придет позже. Продолжай!
— С властями достигнуто взаимопонимание, — сообщил Юдзан. — Губернатор не препятствует нашей деятельности. Он заинтересован в инвестициях и приветствует строительство заводов по производству сакэ. Он доволен тем, что мы вкладываем деньги в сервисные центры по обслуживанию краденых автомобилей.
— Так и должно быть — кивнул Великий Дракон. — Но сотрудничать нужно не только с официальной властью.
— Да, Тацу, — поспешил согласиться с господином Судзуки Юдзан. — Нам во многом удалось наладить взаимовыгодное сотрудничество с местной братвой. Однако…
— Говори! — громыхнул Великий Дракон.
— Они полоумные, мой Тацу. Думают одно, говорят другое, а делают третье. Люди без чести и совести. Положиться на их слово нельзя и невозможно. Даже когда им выгодно честными быть, они по привычке лгут все равно. И еще эта немыслимая и почти беспричинная жестокость. Они поклоняются силе, не имея ее. Эти люди стреляют друг в друга из-за безделицы, из пустяков. Они ведут непрекращающуюся войну всех против всех. Они двуличны и лживы. С ними очень трудно работать, но мы стараемся, Тацу. И пока у нас получается.
— А пьют ли они сакэ? — заинтересованно вопросил Великий Дракон.
— Пьют, Тацу, пьют и сакэ тоже, только…
— Говори Юдзан!
— Это выше моего понимания, господин. Мне известны все точки, которые реализуют наше вино сакэ. Однако во всех городах края появилось в продаже не наше сакэ.
— Не наше? — Великий Дракон изумленно поднял брови. — Но чье? И какое оно?
— Совсем не такое, каким сакэ быть должно. Сорокаградусное!
— Сорокаградусное сакэ?! — ужаснулся Дракон. — Святотатство!
— Да, наш отец. Их не устраивает наше вино. Ведь в самом крепком из наших сакэ всего 21 градус. Но этикетки на их огненном пойле наши.
— Конкуренция! — задыхаясь от ярости, констатировал господин Судзуки. — Недобросовестная конкуренция! Фальсификация! Дискредитация! Фикция! Подумать только, сорок градусов!
— Мой господин, — терпеливо дождавшись слова, продолжил Юдзан. — В России популярен напиток с крепостью в сорок градусов. К тому же, русские привыкли запивать водку пивом. Их любимая поговорка: “водка без пива — деньги на ветер”. Негодяи, подделывающие сакэ, знают это прекрасно.
— Дикари! — возмутился Судзуки.
— Да, мой господин, — подтвердил Юдзан. — Мне кажется, что и нам следует учесть местную специфику. Ничего ведь не стоит производить сакэ крепостью в сорок или даже в шестьдесят градусов. В коммерческих целях, я думаю…
— Ты думаешь!!! — взревел Великий Дракон. — Тебе приспичило думать! На сакэ замахнулся! Посмел! На традиции! На устои! Ты посягнул на мое право думать за всех!
— Прости, Тацу!
С глухим стуком Юдзан рухнул на колени, вонзил в пол кинжал. Рукоять оружия уже начала движение, лезвие уже впилось в кожу, но…
— Прекратить! — потребовал Великий Дракон. — Твой палец еще может мне пригодиться.
Великий Тацу погасил в глазах молнии и вернулся к делам.
— Скажи, Юдзан, — потребовал он, — все ли предпринято для того, чтобы губернатор края, покровительствующий нам, был переизбран на второй срок? Выборы очень скоро.
— Мы предприняли все меры, Тацу. Губернатор должен быть переизбран. Мы дали взятки, перечислили деньги политическим партиям, заплатили местному телевидению, запугали непокорных. Мы предусмотрели экстренные варианты на случай непредвиденного развития событий.
Великий Дракон удовлетворенно кивнул.
— Немедленно возвращайся в Россию, Юдзан, — приказал он. — Найди и покарай гнусных фальсификаторов нашего прекрасного сакэ. Смерть святотатцам!
— Да, Великий Дракон! Смерть! — грозным эхом отозвался Юдзан.
С этими словами он, не теряя времени на отдых, пустился в обратный путь.
Улыбаясь блаженно и мечтательно Великий Тацу тряхнул колокольчиком, стараясь придать лицу выражение бесстрастной озабоченности. Это давалось ему нелегко. Он все еще держал перед собой письмо к великой и желанной Мархалевой Софье Адамовне.
— Переводчика! — приказал господин Судзуки мгновенно появившемуся секретарю.
— Вестник из России… — едва слышно выдохнул секретарь, пытаясь напомнить о задремавшем в приемной Юдзане.
Глаза Великого Дракона метнули молнии.
— Сколько у твоей матери сыновей? — зловещим шепотом спросил Тацу мигом побелевшего от ужаса переводчика.
— Один… Я один… …мой господин, — складываясь в поклоне, скрывшем смертельную бледность, ответил секретарь.
— И эта достойная женщина не смогла дать должного воспитания единственному сыну!? — голос Великого Тацу гремел, потрясал и уничтожал.
— Простите, мой великий господин! — взмолился секретарь.
Он рухнул на пол, и в руке его блеснул длинный нож, неведомо откуда извлеченный. С решимостью палача секретарь глубоко вонзил клинок в дубовые доски пола, прижал к лезвию мизинец и…
Только так можно просить прощения у того, кто для тебя больше, чем отец! Только так извиняются перед тем, кто день и ночь печется о твоем благополучии и достатке твоей семьи!
Одно мгновение, короткое движение лезвия, превращенного в гильотину, и палец отделиться от руки.
Но и этого мало!
Счастье! Великое счастье, если Тацу примет его извинения. Если простит.
Секретарь господина Судзуки прижал к клинку мизинец и…
— Не сметь! — прогремел голос Великого Дракона. — Твой палец еще может мне пригодиться. На сегодня ты прощен, но в следующий раз тебе не хватит и двух пальцев!
— Спасибо, мой добрый господин, мой Великий Тацу!
Секретарь господина Судзуки вздохнул с облегчением и подумал: “Стареет Дракон… Десять лет назад за мой промах понадобилось бы десять рук, чтобы хоть на одной из них остались все пальцы…
Знаю, что виноват, но понять не могу и сейчас, как жалкий переводчик может быть важнее гонца из России? Важнее якудзы, из клана Изумрудного Дракона… Но перечить Тацу…
Я повредился умом!»
Однако Великому Дракону не было дела до ничтожных мыслей ничтожного секретаря.
— Переводчика! — грозно напомнил он.
Уже через секунду переводчик, склонившись в поклоне и не смея оторвать глаз от пола, застыл перед Тацу.
— Уважаемый профессор, как продвигаются дела с переводом шедевра госпожи Мархалевой? — учтиво поинтересовался господин Судзуки.
— Продвигаются, о Великий Дракон! — ответил профессор-переводчик.
— Зовите меня просто Тацу, — милостиво разрешил господин Судзуки.
— Да, Тацу, — сохраняя позу кающегося грешника, согласился профессор.
— Не терпится взглянуть на вашу работу, — поторопил профессора Великий Дракон.
Он буквально впился в строки перевода, оставив профессора стоять в противоестественной позе. На лице Тацу блуждала кроткая, умиротворенная улыбка, но…
От первых признаков грозы до леденящего душу окрика Великого Дракона прошел лишь миг.
— Идиот!!! — гремел всевластный якудза. — Высокообразованный кретин!!! Чему ты можешь научить нашу молодежь там, в своем университете! Тебе не удалось понять возвышенную душу этой прекрасной женщины. Этого истинного перла природы. Ты недостоин своей матери!
Великий Дракон потрясал листочками перевода и гремел, гремел, гремел…
Но его уже никто не слышал. Затылок профессора, погрузившегося в глубокий обморок, гулко стукнул по дубовому полу.
— Пустоголовый! — злорадно произнес Великий Тацу, созерцая распростертого на полу профессора.
Несчастный переводчик умудрялся подергиваться от ужаса даже в обмороке.
— Надо же до такого додуматься! — продолжал бушевать Великий Дракон. — До чего он тут мне допереводился! До “идите вы все в задницу”! Да могла ли госпожа Мархалева Софья Адамовна, эта богиня утренней росы, эта нежнейшая из женщин, эта прекраснейшая из писательниц, исторгнуть подобное? Подумал бы своими тупыми профессорскими мозгами, прежде чем нести мне эту похабщину! Убери этот гнусный пасквиль! — приказал грозно он.
Профессор мгновенно пришел в себя и, вскочив с пола, залепетал слова извинений:
— Простите, о, простите Тацу! Это нелепая ошибка… моего аспиранта… Я доверил набор текста… Простите… Это страшное недоразумение… Я лично исправлю… Я понимаю как нелепо…
“Может приказать спустить с него шкуру с живого? — размышлял Великий Дракон. — Или определить его дочь в проститутки? Но… Все равно нет кары достойной отмстить за госпожу Мархалеву. Так и быть, пусть живет, жалкий ученый червяк!”
Словно услышав мысли Тацу, профессор упал на колени и возопил:
— Я закончу перевод шедевра госпожи Мархалевой на год раньше срока! Я искуплю!
— Ладно, — одобрительно кивнул Великий Дракон. — Ты мне еще пригодишься. А теперь за дело! Скажи, что означает фраза: “с нее элегантно съехала ее прекрасная шляпка”?
— О, — оживился профессор, — это мое достижение. Путем долгих медитаций мне удалось постичь русское выражение “у нее крыша поехала”.
Сказал и тут же пожалел о сказанном. Великий Дракон вновь издал грозный рык.
— Ты посвятил всю свою ничтожную жизнь изучению русского языка? — ядовито спросил он.
— Да, Тацу, да… — кланяясь, как китайский болванчик, пролепетал профессор.
— Это было ошибкой, — констатировал Великий Дракон. — Тебе нужно было идти поденщиком на рисовые плантации. Даже ребенок знает: по-русски “крыша поехала” — значит сошел с ума, спятил. Несравненная госпожа Мархалева прибегла к фольклору. Все великие украшали этим своими труды.
— И все же я в своем переводе более склонен употребить выражение: “безумие слегка тронуло ее прекрасные черты”.
“Все-таки хорошо, что я не приказал удавить этого профессора-недоумка, — подумал Великий Дракон. — Порой и от такого морального урода бывает польза. Может ведь, когда захочет…”
И Великий Тацу отпустил переводчика со словами:
— Только месяц могу дать на исправление твоих мерзких ошибок. Только месяц! Иначе…
— Да, да мой господин, только месяц, — эхом отозвался профессор, испаряясь.
Секретарь к тому времени уже изготовился и доложил еще до того как раздался звон колокольчика:
— Гонец из России, Великий Тацу. Юдзан, начальник буке (военного дома) клана Изумрудный Дракон.
— Докладывай! — приказал господин Судзуки почтительно склонившемуся Юдзану, проскользнувшему в кабинет с изяществом истинного буси (воина).
— Великий Тацу, отец мой и господин, — церемонно начал Юдзан, — спешу доложить, что в целом дела в России идут неплохо.
— Зови меня просто Тацу и говори конкретно, — приказал Великий Дракон.
— Да, Тацу! Мы экспортировали из доверенного вами края, — продолжил Юдзан, — пятьсот девиц легкого поведения.
— В какие страны? — заинтересовался господин Судзуки.
— В Турцию, в Гватемалу, в Алжир и в Гондурас, — без запинки доложил Юдзан.
— Это не хорошо, — огорчился Великий Дракон. — Говорят, в Турции мужчины утратили уважительное отношение к женщине. Бесчестные сутенеры не платят жалование даже трудолюбивым проституткам. Приказываю! Экспорт в Турцию прекратить!
— Будет исполнено, Тацу.
— Продолжай!
— Неплохо обстоят дела и с импортом краденых автомобилей из Японии. За месяц мы импортировали пятьсот пятьдесят машин.
— Каких марок? — вновь проявил интерес Великий Дракон.
— “Субару”, “Мицубиси”, “Ниссан”, “Тойота” — без запинки отрапортовал Юдзан.
— Экспорт краденых “Субару” временно прекратить, — последовало распоряжение господина Судзуки. — Правление концерна в последнее время сотрясают скандалы. Можем ли мы предлагать честным людям ворованные машины, произведенные бесчестными людьми? Нет, не можем! Потому что это будет противоречить принципам ваби. Ваби — одна из ключевых эстетических категорий японцев. Ваби — это уединенность, безыскусность, скромность и честность. Скандалы концерна “Субару” попирают скромность, уединенность и честность. Во всем этом вижу интригу и фарс, значит скандалы попирают и безыскусность. С этого дня никаких “Субару”!
— Да, Тацу, — так ничего и не поняв, признал Юдзан. — Никаких “Субару”.
— Продолжай!
— Неплохо идут дела и с импортом оружия, Тацу. Мы вывезли из России в различные страны триста танков Т?90, сорок две системы “Град”, двадцать систем “Ураган” и пять штурмовиков-истребителей СУ?31, которых нет на вооружении даже в России.
— До сих пор не пойму, как возможно такое, — вставил Великий Дракон и приказал: — Продолжай.
Юдзан продолжил:
— Кроме того, мы продали чеченским сепаратистам пятьдесят переносных ракетно-зенитных комплексов “Игла”.
— Неплохо, — одобрил деятельность своих эмиссаров Великий Дракон. — Но поставки ПЗРК чеченским террористам следует немедленно прекратить. Они стреляют по гражданским самолетам. Это недопустимо! Наши люди тоже летают. Мы можем понести потери.
— Будет исполнено, Тацу, — поклонился Юдзан и продолжил, — а теперь о сакэ…
Великий Дракон оживился.
— О, это главное! Расскажи Юдзан как обстоят дела с контрабандой сакэ.
— Мы завалили Россию высококачественной контрабандой с наших подпольных заводов. Начато строительство легальных предприятий по производству спиртного.
— Они смогли оценить прелесть и значение нашего несравненного сакэ? — с надеждой спросил господин Судзуки.
— Они его пьют, Тацу, — уклончиво ответил Юдзан, не смея добавить: “Когда выпито все, даже одеколон”.
— Что ж, — философски заметил Великий Дракон, — начать можно лишь одним способом: взять и начать. Пусть пьют. Остальное придет позже. Продолжай!
— С властями достигнуто взаимопонимание, — сообщил Юдзан. — Губернатор не препятствует нашей деятельности. Он заинтересован в инвестициях и приветствует строительство заводов по производству сакэ. Он доволен тем, что мы вкладываем деньги в сервисные центры по обслуживанию краденых автомобилей.
— Так и должно быть — кивнул Великий Дракон. — Но сотрудничать нужно не только с официальной властью.
— Да, Тацу, — поспешил согласиться с господином Судзуки Юдзан. — Нам во многом удалось наладить взаимовыгодное сотрудничество с местной братвой. Однако…
— Говори! — громыхнул Великий Дракон.
— Они полоумные, мой Тацу. Думают одно, говорят другое, а делают третье. Люди без чести и совести. Положиться на их слово нельзя и невозможно. Даже когда им выгодно честными быть, они по привычке лгут все равно. И еще эта немыслимая и почти беспричинная жестокость. Они поклоняются силе, не имея ее. Эти люди стреляют друг в друга из-за безделицы, из пустяков. Они ведут непрекращающуюся войну всех против всех. Они двуличны и лживы. С ними очень трудно работать, но мы стараемся, Тацу. И пока у нас получается.
— А пьют ли они сакэ? — заинтересованно вопросил Великий Дракон.
— Пьют, Тацу, пьют и сакэ тоже, только…
— Говори Юдзан!
— Это выше моего понимания, господин. Мне известны все точки, которые реализуют наше вино сакэ. Однако во всех городах края появилось в продаже не наше сакэ.
— Не наше? — Великий Дракон изумленно поднял брови. — Но чье? И какое оно?
— Совсем не такое, каким сакэ быть должно. Сорокаградусное!
— Сорокаградусное сакэ?! — ужаснулся Дракон. — Святотатство!
— Да, наш отец. Их не устраивает наше вино. Ведь в самом крепком из наших сакэ всего 21 градус. Но этикетки на их огненном пойле наши.
— Конкуренция! — задыхаясь от ярости, констатировал господин Судзуки. — Недобросовестная конкуренция! Фальсификация! Дискредитация! Фикция! Подумать только, сорок градусов!
— Мой господин, — терпеливо дождавшись слова, продолжил Юдзан. — В России популярен напиток с крепостью в сорок градусов. К тому же, русские привыкли запивать водку пивом. Их любимая поговорка: “водка без пива — деньги на ветер”. Негодяи, подделывающие сакэ, знают это прекрасно.
— Дикари! — возмутился Судзуки.
— Да, мой господин, — подтвердил Юдзан. — Мне кажется, что и нам следует учесть местную специфику. Ничего ведь не стоит производить сакэ крепостью в сорок или даже в шестьдесят градусов. В коммерческих целях, я думаю…
— Ты думаешь!!! — взревел Великий Дракон. — Тебе приспичило думать! На сакэ замахнулся! Посмел! На традиции! На устои! Ты посягнул на мое право думать за всех!
— Прости, Тацу!
С глухим стуком Юдзан рухнул на колени, вонзил в пол кинжал. Рукоять оружия уже начала движение, лезвие уже впилось в кожу, но…
— Прекратить! — потребовал Великий Дракон. — Твой палец еще может мне пригодиться.
Великий Тацу погасил в глазах молнии и вернулся к делам.
— Скажи, Юдзан, — потребовал он, — все ли предпринято для того, чтобы губернатор края, покровительствующий нам, был переизбран на второй срок? Выборы очень скоро.
— Мы предприняли все меры, Тацу. Губернатор должен быть переизбран. Мы дали взятки, перечислили деньги политическим партиям, заплатили местному телевидению, запугали непокорных. Мы предусмотрели экстренные варианты на случай непредвиденного развития событий.
Великий Дракон удовлетворенно кивнул.
— Немедленно возвращайся в Россию, Юдзан, — приказал он. — Найди и покарай гнусных фальсификаторов нашего прекрасного сакэ. Смерть святотатцам!
— Да, Великий Дракон! Смерть! — грозным эхом отозвался Юдзан.
С этими словами он, не теряя времени на отдых, пустился в обратный путь.
Глава 21
Обнаружив под окном часового, Арнольд ужасно расстроился. Мне стало жалко его, захотелось несчастного успокоить.
— Вот и чудесно, оставайтесь на ужин, — с обычной своей любезностью предложила я.
Арнольд не оценил моего радушия.
— Ха! Оставайтесь! Будто у меня есть возможность уйти! — завопил он, рысача по комнате.
Фрося схватилась за сердце:
— Умоляю вас, тише.
— Да, нас могут услышать, — напомнила я.
Арнольд, меча стрелы и молнии уже только глазами, уселся на пол и замолчал. Я, вздохнув с облегчением, пригласила детектива Евгения на диван, собираясь продолжить беседу, но он, против моих ожиданий, настроен был вовсе не светски.
— Вы понимаете, что здесь происходит? — ни с того ни с сего спросил он.
Я со вздохом ответила:
— За суетой некогда даже об этом подумать.
— А надо бы, — невежливо встряла Фрося. — Зачем нас схватили? Почему держат здесь? Может, это мои конкуренты решили германскую выставку завалить?
Меня умилила ее наивность — кому эта Фрося нужна? С ее выставкой!
— Душечка, — успокоила я подругу, — схватили только меня. Ты случайно сюда угодила.
— Тем обиднее, — возмутилась она и набросилась на меня с обвинениями: — Это все ты, задавака! Суешь нос в чужие дела, а потом у хороших людей неприятности приключаются. “Я умница! Я красавица! Я знаменитость!” — весьма мерзко передразнила меня Ефросинья и, хулигански сплюнув, добавила: — Старая дура! Вот срамота!
Нашла в чем меня обвинить. Эка беда — себя возношу. А кто нынче себя не возносит? На кого ни глянешь — все зверски хвастают. Раз двадцать первый век — век выскочек, хвастунов и лентяев, значит мне тут и место.
Фрося же понимать этого не хотела и не унималась никак: просилась домой, во всем винила меня и даже перешла к прямым оскорблениям.
— Я тебя ненавижу! — в конце концов заявила она.
Думаете, я на подругу обиделась?
Вовсе нет, я глазам и ушам своим не поверила. Нас еще не пытали, а деликатная Фрося так уже дерзко себя повела. Что же дальше с ней будет?
Впрочем, время покажет.
Пока я не верила своим глазам и ушам, Фрося (увы!) опять не молчала, она продолжала “наезд” — иначе не скажешь.
— Зачем я только тебя позвала? — с необоснованной злобой вопрошала она. — И как ты посмела приехать, если знала, что все так выйдет?
Тут уж пришлось возмутиться:
— Откуда я знала?
— Она знать не могла, — подтвердил детектив. — Еще с Москвы слежу за Софьей Адамовной и засвидетельствовать могу: похищения не предвещало ничто.
Тут гнев Ефросиньи померк — разумеется перед моим.
— Вы следите за мной с самой Москвы? — гаркнула я, взвиваясь как у черта на вилах.
Он кивнул:
— Да, сорок пять дней. За тридцать мне уже заплатили. И, поверьте, свой хлеб заработал совсем нелегко. Я потрясен вашей энергией. Вы измотали меня, я потерял пять килограмм.
— Почему же на мне два нарастилось? — опешила я.
Евгений пожал плечами:
— Поэтому и потрясен. Вы уникальная женщина. Если честно, я не всегда за вами следил. Порой с ног свалюсь и упаду в ближайших кустах — нет сил до дому дойти, вы же вперед бодро летите. Казалось бы, утро дуэтом мы начинаем: вы и я, а вот к концу дня, зачастую, идет такой диссонанс моих сил и ваших возможностей, что брак в работе уже неизбежен: я просто от вас отстаю. И это при том, что я славлюсь среди друзей отменным здоровьем.
— Вот чем похвастать никак не могу, — воскликнула я. — На самой заре моей юности радикулит доконал! И коленная чашечка сильно вредит!
— Теперь уже две, — ожесточенно напомнила Фрося.
Я согласилась:
— Да, обе коленные чашечки сильно вредят.
— Слава богу, — воспрял детектив, — очень вовремя вышли из строя ваши коленные чашечки, хоть теперь будет мне послабление. Я давно уже говорю вашей свекрови, что один за вами не услежу…
— Зря говорите, — вставила я, — свекровь моя жадина. Кстати, хотела вам выговор сделать, но раз вы в таком от меня восхищении, то матерински вас пожурю.
Он согласился:
— Журите.
— А что это вы, милый Евгений, дезинформацией возбудили мою свекровь? Ведь с вашей подачи решила она, что я с целью разврата в этом доме сижу, что я по поводу групповичка сюда прибыла.
Детектив отшатнулся:
— Боже вас упаси! Я доложил ей, что вы похищены, что вы в страшной опасности!
— И что же она?
— Утверждает, что в опасности те, которые собрались вас, старую жабу, ну это, как бы вам помягче сказать…
Детектив запнулся и смущенно продолжил:
— В общем, не стоит и уточнять. Любую информацию ваша свекровь на секс поворачивает, даже и слышать не хочет, что бандиты вас захватили. Твердит, что сами, бедняги, в ваши сети попали.
Я воскликнула:
— Узнаю эту мать мужа Роберта!
И все же, как прав наш народ, утверждая: помяни черта, он и рога высунет!
Не успела я фразу закончить, как ожил мой сотовый. Трубку к уху прижала, а оттуда снова глас Вельзевула:
— Развратница, мало тебе бандитов, теперь выясняется, ты и япошку уже совратила!
Я удивилась:
— Япошку? Какого япошку?
— Того, который прислал тебе помоев письмо! Грязней ничего не читала!
— Да это же не япошка! — негодуя, воскликнула я. — Это же мой переводчик!
— Ага, переводчик, переводит тебя из душа в кровать, — ядовито согласилась свекровь и спросила: — Тогда почему он, якобы переводчик, глаза твои хвалит и волосы? Он что, слепой?
— Он не слепой, он в восхищении от моих криминальных романов. У нас с ним серьезные отношения, — рявкнула я и добавила: — Деловые ужасно.
— И поэтому он целует тебя, этот япошка? Делово! Делово! Не смей мне вешать лапшу! Распутница! Ненасытная шлюха! Я еще и до конца не дочитала письмо, а уже вся от ярости покраснела, столько здесь тебе комплиментов. Не иначе, япошка слепой.
Я с тоской посмотрела на Фросю:
— Представляешь, эта зараза не смогла дочитать до конца чужое письмо, такой прилив желчи ее окатил. Так ей не терпелось нервы мне помотать.
— А зря вы не дочитали, — обратилась я снова к свекрови, демонстрируя миролюбие, — тогда вы узнали бы в чем заключается настоящий смысл переписки двух интеллигентных людей, утонченных любителей высокой словесности.
— Я с первых строк и узнала! — завопил Вельзевул. — Япошка не слишком темнит, с первых строк видно: трахнуть тебя косогласый наладился! Но я вам не дам! Я вам не позволю! Я раскрою Роберту, бездарному сыну, раскрою глаза на его жену! Он поймет, какие рога ему эта стерва наставила!
Я взбесилась — обо мне, в третьем лице!
— Да как вы смеете! Я сама чистота! Мой переводчик, господин…
Он волнения память мне отказала. Я растерянно посмотрела на Фросю и попросила:
— Ну подскажи мне фамилию, подскажи…
Она бестолково лепечет:
— Кукую фамилию?
— Ой, господи, мотоциклетную!
— Мицубиси, — мгновенно подсказал детектив, парень сообразительный.
Я замахала руками:
— Да нет же! Другую!
— Хонда? Судзуки?
— Да, — ликуя, воскликнула я. — Мой переводчик, господин Судзуки, тонко воспитанный человек. Он на секс не способен!
— Ага, Судзуки, — смеется свекровь. — Имени хахаля даже не знаешь! Вот до чего дошло, уже вступаешь с распутную связь, имени не спросив! Так и быть, я тебе сообщу: япошку зовут Тацу — Великий Дракон.
Я растерялась:
— Что? Тацу? Великий Дракон?
— Да, в конце письма стоит это имя!
— Ну… не знаю, раньше он был господином Судзуки. Возможно, он взял себе псевдоним.
Вельзевул мой снова развеселился:
— Ха-ха! Псевдоним! Вот я этому твоему псевдониму и расскажу, для чего ты, распутница, из Москвы укатила!
— Для чего? — озадачилась я.
И свекровь со смаком меня просветила:
— Для групповичка с молодыми бандитами!
Отрывая трубку от уха, я взвыла:
— О, боже, опять она за свое! Евгений, хоть вы ей скажите!
Детектив согласился:
— Попробую, но вряд ли получится.
Он оказался прав: все его разумные доводы разбились о буйную фантазию моего Вельзевула.
— Вот оно что! — завопила свекровь, осознав, что ее детектив защищает меня. — Оба спелись! Эта стерва захомутала уже и тебя! Ты уже у нее адвокатом! Мальчишка! Сопляк! Сам угодил в ее постель, сам потом и не жалуйся!
Свекровь моя так вопила, что слышать ее имели возможность все: и Фрося, и даже Арнольд. Какое-то время я комментировала ее дикие речи, но в конце концов и мои нервы не выдержали. Пришлось выхватить у Евгения трубку и завопить:
— Да что она себе позволяет, эта мать Роберта!
Но в трубке уже раздавались гудки.
— Я уволен, — грустно сообщил детектив и пояснил свою грусть: — За пятнадцать дней мне теперь не заплатят.
Захотелось его успокоить.
— Не в деньгах счастье, — воскликнула я.
— Возможно, но кушать хочется иногда, не реже трех раз в сутки, а я постоянной работы лишился, — окончательно скис детектив.
Арнольд, враждебно взглянув на меня, посоветовал:
— Фиг с ней, с такой работой, радуйся, что избавился.
— Имеется ввиду, что от меня? — риторически поинтересовалась я и ободрила детектива: — Не переживайте, я вас на работу возьму.
Евгений оживился, но (настоящий мужчина!) предупредил:
— Я стою дорого.
— Само собой, за дешевкой я не гонюсь. Сидя тут, взаперти, кучу денег я сэкономила. Вот на эти деньги детектива себе и найму. Чем я хуже свекрови? Могу же себе позволить! Приступайте!
Он удивился:
— К чему?
— К расследованию. Срочно хочу узнать за каким хреном я здесь сижу.
Евгений с важностью заявил:
— Есть у меня на этот счет кое-какая мыслишка.
— Излагайте, — потребовала я.
— Как посторонний наблюдатель, я сделал вывод, что вам ничто не грозит.
Я сказала:
— Конечно, все плохое уже случилось.
А Фрося моя оживилась:
— Думаете, нас отпустят отсюда?
Детектив мой со значительным видом кивнул:
— Да, и в ближайшее время.
Я удивилась:
— С чего вы взяли?
— С того, что пахан их, Якудза, за внешность вашу очень переживал. Сам слышал, как строго-настрого “быкам” он наказывал даже пальцем к вам не прикасаться.
— Вот и чудесно, оставайтесь на ужин, — с обычной своей любезностью предложила я.
Арнольд не оценил моего радушия.
— Ха! Оставайтесь! Будто у меня есть возможность уйти! — завопил он, рысача по комнате.
Фрося схватилась за сердце:
— Умоляю вас, тише.
— Да, нас могут услышать, — напомнила я.
Арнольд, меча стрелы и молнии уже только глазами, уселся на пол и замолчал. Я, вздохнув с облегчением, пригласила детектива Евгения на диван, собираясь продолжить беседу, но он, против моих ожиданий, настроен был вовсе не светски.
— Вы понимаете, что здесь происходит? — ни с того ни с сего спросил он.
Я со вздохом ответила:
— За суетой некогда даже об этом подумать.
— А надо бы, — невежливо встряла Фрося. — Зачем нас схватили? Почему держат здесь? Может, это мои конкуренты решили германскую выставку завалить?
Меня умилила ее наивность — кому эта Фрося нужна? С ее выставкой!
— Душечка, — успокоила я подругу, — схватили только меня. Ты случайно сюда угодила.
— Тем обиднее, — возмутилась она и набросилась на меня с обвинениями: — Это все ты, задавака! Суешь нос в чужие дела, а потом у хороших людей неприятности приключаются. “Я умница! Я красавица! Я знаменитость!” — весьма мерзко передразнила меня Ефросинья и, хулигански сплюнув, добавила: — Старая дура! Вот срамота!
Нашла в чем меня обвинить. Эка беда — себя возношу. А кто нынче себя не возносит? На кого ни глянешь — все зверски хвастают. Раз двадцать первый век — век выскочек, хвастунов и лентяев, значит мне тут и место.
Фрося же понимать этого не хотела и не унималась никак: просилась домой, во всем винила меня и даже перешла к прямым оскорблениям.
— Я тебя ненавижу! — в конце концов заявила она.
Думаете, я на подругу обиделась?
Вовсе нет, я глазам и ушам своим не поверила. Нас еще не пытали, а деликатная Фрося так уже дерзко себя повела. Что же дальше с ней будет?
Впрочем, время покажет.
Пока я не верила своим глазам и ушам, Фрося (увы!) опять не молчала, она продолжала “наезд” — иначе не скажешь.
— Зачем я только тебя позвала? — с необоснованной злобой вопрошала она. — И как ты посмела приехать, если знала, что все так выйдет?
Тут уж пришлось возмутиться:
— Откуда я знала?
— Она знать не могла, — подтвердил детектив. — Еще с Москвы слежу за Софьей Адамовной и засвидетельствовать могу: похищения не предвещало ничто.
Тут гнев Ефросиньи померк — разумеется перед моим.
— Вы следите за мной с самой Москвы? — гаркнула я, взвиваясь как у черта на вилах.
Он кивнул:
— Да, сорок пять дней. За тридцать мне уже заплатили. И, поверьте, свой хлеб заработал совсем нелегко. Я потрясен вашей энергией. Вы измотали меня, я потерял пять килограмм.
— Почему же на мне два нарастилось? — опешила я.
Евгений пожал плечами:
— Поэтому и потрясен. Вы уникальная женщина. Если честно, я не всегда за вами следил. Порой с ног свалюсь и упаду в ближайших кустах — нет сил до дому дойти, вы же вперед бодро летите. Казалось бы, утро дуэтом мы начинаем: вы и я, а вот к концу дня, зачастую, идет такой диссонанс моих сил и ваших возможностей, что брак в работе уже неизбежен: я просто от вас отстаю. И это при том, что я славлюсь среди друзей отменным здоровьем.
— Вот чем похвастать никак не могу, — воскликнула я. — На самой заре моей юности радикулит доконал! И коленная чашечка сильно вредит!
— Теперь уже две, — ожесточенно напомнила Фрося.
Я согласилась:
— Да, обе коленные чашечки сильно вредят.
— Слава богу, — воспрял детектив, — очень вовремя вышли из строя ваши коленные чашечки, хоть теперь будет мне послабление. Я давно уже говорю вашей свекрови, что один за вами не услежу…
— Зря говорите, — вставила я, — свекровь моя жадина. Кстати, хотела вам выговор сделать, но раз вы в таком от меня восхищении, то матерински вас пожурю.
Он согласился:
— Журите.
— А что это вы, милый Евгений, дезинформацией возбудили мою свекровь? Ведь с вашей подачи решила она, что я с целью разврата в этом доме сижу, что я по поводу групповичка сюда прибыла.
Детектив отшатнулся:
— Боже вас упаси! Я доложил ей, что вы похищены, что вы в страшной опасности!
— И что же она?
— Утверждает, что в опасности те, которые собрались вас, старую жабу, ну это, как бы вам помягче сказать…
Детектив запнулся и смущенно продолжил:
— В общем, не стоит и уточнять. Любую информацию ваша свекровь на секс поворачивает, даже и слышать не хочет, что бандиты вас захватили. Твердит, что сами, бедняги, в ваши сети попали.
Я воскликнула:
— Узнаю эту мать мужа Роберта!
И все же, как прав наш народ, утверждая: помяни черта, он и рога высунет!
Не успела я фразу закончить, как ожил мой сотовый. Трубку к уху прижала, а оттуда снова глас Вельзевула:
— Развратница, мало тебе бандитов, теперь выясняется, ты и япошку уже совратила!
Я удивилась:
— Япошку? Какого япошку?
— Того, который прислал тебе помоев письмо! Грязней ничего не читала!
— Да это же не япошка! — негодуя, воскликнула я. — Это же мой переводчик!
— Ага, переводчик, переводит тебя из душа в кровать, — ядовито согласилась свекровь и спросила: — Тогда почему он, якобы переводчик, глаза твои хвалит и волосы? Он что, слепой?
— Он не слепой, он в восхищении от моих криминальных романов. У нас с ним серьезные отношения, — рявкнула я и добавила: — Деловые ужасно.
— И поэтому он целует тебя, этот япошка? Делово! Делово! Не смей мне вешать лапшу! Распутница! Ненасытная шлюха! Я еще и до конца не дочитала письмо, а уже вся от ярости покраснела, столько здесь тебе комплиментов. Не иначе, япошка слепой.
Я с тоской посмотрела на Фросю:
— Представляешь, эта зараза не смогла дочитать до конца чужое письмо, такой прилив желчи ее окатил. Так ей не терпелось нервы мне помотать.
— А зря вы не дочитали, — обратилась я снова к свекрови, демонстрируя миролюбие, — тогда вы узнали бы в чем заключается настоящий смысл переписки двух интеллигентных людей, утонченных любителей высокой словесности.
— Я с первых строк и узнала! — завопил Вельзевул. — Япошка не слишком темнит, с первых строк видно: трахнуть тебя косогласый наладился! Но я вам не дам! Я вам не позволю! Я раскрою Роберту, бездарному сыну, раскрою глаза на его жену! Он поймет, какие рога ему эта стерва наставила!
Я взбесилась — обо мне, в третьем лице!
— Да как вы смеете! Я сама чистота! Мой переводчик, господин…
Он волнения память мне отказала. Я растерянно посмотрела на Фросю и попросила:
— Ну подскажи мне фамилию, подскажи…
Она бестолково лепечет:
— Кукую фамилию?
— Ой, господи, мотоциклетную!
— Мицубиси, — мгновенно подсказал детектив, парень сообразительный.
Я замахала руками:
— Да нет же! Другую!
— Хонда? Судзуки?
— Да, — ликуя, воскликнула я. — Мой переводчик, господин Судзуки, тонко воспитанный человек. Он на секс не способен!
— Ага, Судзуки, — смеется свекровь. — Имени хахаля даже не знаешь! Вот до чего дошло, уже вступаешь с распутную связь, имени не спросив! Так и быть, я тебе сообщу: япошку зовут Тацу — Великий Дракон.
Я растерялась:
— Что? Тацу? Великий Дракон?
— Да, в конце письма стоит это имя!
— Ну… не знаю, раньше он был господином Судзуки. Возможно, он взял себе псевдоним.
Вельзевул мой снова развеселился:
— Ха-ха! Псевдоним! Вот я этому твоему псевдониму и расскажу, для чего ты, распутница, из Москвы укатила!
— Для чего? — озадачилась я.
И свекровь со смаком меня просветила:
— Для групповичка с молодыми бандитами!
Отрывая трубку от уха, я взвыла:
— О, боже, опять она за свое! Евгений, хоть вы ей скажите!
Детектив согласился:
— Попробую, но вряд ли получится.
Он оказался прав: все его разумные доводы разбились о буйную фантазию моего Вельзевула.
— Вот оно что! — завопила свекровь, осознав, что ее детектив защищает меня. — Оба спелись! Эта стерва захомутала уже и тебя! Ты уже у нее адвокатом! Мальчишка! Сопляк! Сам угодил в ее постель, сам потом и не жалуйся!
Свекровь моя так вопила, что слышать ее имели возможность все: и Фрося, и даже Арнольд. Какое-то время я комментировала ее дикие речи, но в конце концов и мои нервы не выдержали. Пришлось выхватить у Евгения трубку и завопить:
— Да что она себе позволяет, эта мать Роберта!
Но в трубке уже раздавались гудки.
— Я уволен, — грустно сообщил детектив и пояснил свою грусть: — За пятнадцать дней мне теперь не заплатят.
Захотелось его успокоить.
— Не в деньгах счастье, — воскликнула я.
— Возможно, но кушать хочется иногда, не реже трех раз в сутки, а я постоянной работы лишился, — окончательно скис детектив.
Арнольд, враждебно взглянув на меня, посоветовал:
— Фиг с ней, с такой работой, радуйся, что избавился.
— Имеется ввиду, что от меня? — риторически поинтересовалась я и ободрила детектива: — Не переживайте, я вас на работу возьму.
Евгений оживился, но (настоящий мужчина!) предупредил:
— Я стою дорого.
— Само собой, за дешевкой я не гонюсь. Сидя тут, взаперти, кучу денег я сэкономила. Вот на эти деньги детектива себе и найму. Чем я хуже свекрови? Могу же себе позволить! Приступайте!
Он удивился:
— К чему?
— К расследованию. Срочно хочу узнать за каким хреном я здесь сижу.
Евгений с важностью заявил:
— Есть у меня на этот счет кое-какая мыслишка.
— Излагайте, — потребовала я.
— Как посторонний наблюдатель, я сделал вывод, что вам ничто не грозит.
Я сказала:
— Конечно, все плохое уже случилось.
А Фрося моя оживилась:
— Думаете, нас отпустят отсюда?
Детектив мой со значительным видом кивнул:
— Да, и в ближайшее время.
Я удивилась:
— С чего вы взяли?
— С того, что пахан их, Якудза, за внешность вашу очень переживал. Сам слышал, как строго-настрого “быкам” он наказывал даже пальцем к вам не прикасаться.