Страница:
— Простите, — смущенно промямлил он, поспешно задергивая шторку.
— Вам не за что прощения просить, я и сама обязательно вам их показала бы, — острожно устанавливая поднос на стол, сообщила она. — Правда не все картины, а лишь те, которые нравятся мне.
— Да разве здесь может что-либо не нравится? — изумленно воскликнул он. — Вы же гений!
— Спасибо, — смутилась она, — кое-что мне действительно удалось за приличную сумму продать. В общем-то, я не бедна.
Он удивился:
— Тогда почему вы живете здесь, в универмаге?
— Потому, что универмаг и есть мой настоящий дом.
Заметив в его глазах изумление, она пояснила:
— Я же сказала вам, что кое-что из моих картин удалось продать очень выгодно, а в нашем городе как раз в это время случился аукцион, вот я универмаг и купила. Хочу здесь международный храм искусства создать, — мечтательно сообщила она и горько добавила: — Но пока денег нет даже на примитивный ремонт.
Он подумал: “Эта девушка настоящая или я вижу сон? Бог ей дал талант, а она щедро раздает себя людям: почти даром продает дорогие цветы, на клочке своей территории устроила коммуналку и, уверен, денег ни с кого не берет, да еще мечтает о храме искусства! Да-а, такие женщины бывают только во сне!”
Его охватил страх за нее. Пока у нее все получается, но он-то знает как не просто выжить в этом жестком мире, да еще в наше нестабильное время. Она живет не на земле — в небесах витает, в мечтах. Ха! Денег нет на ремонт! Да если с умом взяться за дело, то с одной аренды можно хорошие деньги взять. Плюс склады. Плюс реклама — народу в универмаге полно. И это все, не говоря о настоящем торговом бизнесе. Который, впрочем, этой девчушке самой не поднять. Она же живет искусством.
— Хотите, я поведу вас в наш ботанический сад? — прервала она его размышления, разливая по чашкам чай с запахом трав.
— С вами я куда угодно хочу, — просветлев, прошептал он.
Она внимательно на него посмотрела и серьезно спросила:
— Я все еще девушка вашей мечты?
Он кивнул:
— Да, но теперь еще вы будете девушкой моих грез.
Глава 25
Глава 26
— Вам не за что прощения просить, я и сама обязательно вам их показала бы, — острожно устанавливая поднос на стол, сообщила она. — Правда не все картины, а лишь те, которые нравятся мне.
— Да разве здесь может что-либо не нравится? — изумленно воскликнул он. — Вы же гений!
— Спасибо, — смутилась она, — кое-что мне действительно удалось за приличную сумму продать. В общем-то, я не бедна.
Он удивился:
— Тогда почему вы живете здесь, в универмаге?
— Потому, что универмаг и есть мой настоящий дом.
Заметив в его глазах изумление, она пояснила:
— Я же сказала вам, что кое-что из моих картин удалось продать очень выгодно, а в нашем городе как раз в это время случился аукцион, вот я универмаг и купила. Хочу здесь международный храм искусства создать, — мечтательно сообщила она и горько добавила: — Но пока денег нет даже на примитивный ремонт.
Он подумал: “Эта девушка настоящая или я вижу сон? Бог ей дал талант, а она щедро раздает себя людям: почти даром продает дорогие цветы, на клочке своей территории устроила коммуналку и, уверен, денег ни с кого не берет, да еще мечтает о храме искусства! Да-а, такие женщины бывают только во сне!”
Его охватил страх за нее. Пока у нее все получается, но он-то знает как не просто выжить в этом жестком мире, да еще в наше нестабильное время. Она живет не на земле — в небесах витает, в мечтах. Ха! Денег нет на ремонт! Да если с умом взяться за дело, то с одной аренды можно хорошие деньги взять. Плюс склады. Плюс реклама — народу в универмаге полно. И это все, не говоря о настоящем торговом бизнесе. Который, впрочем, этой девчушке самой не поднять. Она же живет искусством.
— Хотите, я поведу вас в наш ботанический сад? — прервала она его размышления, разливая по чашкам чай с запахом трав.
— С вами я куда угодно хочу, — просветлев, прошептал он.
Она внимательно на него посмотрела и серьезно спросила:
— Я все еще девушка вашей мечты?
Он кивнул:
— Да, но теперь еще вы будете девушкой моих грез.
Глава 25
Фрося умолкла и, спрятав лицо в ладони, тихонько заплакала. Я спросила:
— Что же это выходит, твой любовник, этот министр местного назначения, тебя обольстил и метит теперь в губернаторы?
— Он мне не любовник, — пискнула Фрося. — Мы даже не целовались.
— Якудзе видней, — заметил Евгений, намекая на то, что скрытничать бесполезно.
— Да ничего ему не видней, — рассердился Арнольд и давай удивлять нас осведомленностью. — Этот чинуша влюбился в художницу, но карьера таким сухарям дороже всего. Долго он здесь не пробыл, уперся к себе из нашего города, но затосковал. А как же, на молоденькое потянуло. Начал художнице часто звонить. Кто-то из журналистов как-то прознал и тиснул статейку о романтической, страстной и тайной любви художницы и министра.
Я воззрилась на Фросю:
— Неужели так все и было?
Она, бедная, всхлипнула:
— Да, весь город читал.
— И что из этого получилось? — заинтересовался мой детектив.
Фрося заплакала в три ручья, а Арнольд сообщил:
— Якудза-пахан про роман их узнал и обрадовался. Покоя ему не давал этот универмаг. Злился он на художницу, все в толк взять не мог, как сопливая девка опередила его, по дешевке приличную собственность раньше Якудзы скупила.
Я опять воззрилась на Фросю:
— Действительно, как? Как ты дешевую собственность раньше Якудзы скупила?
— Мой двоюродный брат был правой рукой губернатора, — сквозь слезы призналась подруга, чем Арнольда просто убила.
— Неужели! — страшно горюя, воскликнул он. — Хорошим братан твой был мужиком! Я пил с ним однажды на празднике, на дне города.
— Как же вы с ним пересеклись? — всхлипнув, спросила Фрося.
— А случайно! В самый разгар праздника мы встретились под столом с твоим братаном. Правил, он с губернатором, правда, хреново, но зато как, чертяка, пил! Да-а, хороший был парень!
Я удивилась:
— Был? Почему это “был”?
Арнольд украдкой смахнул скупую мужскую слезу и сообщил:
— Потому что Якудза его пришил, как и всех, кто не лег под него. Пришить-то пришил, а поздно, универмаг уже у девчонки. Вот и начал пахан копать под художницу. Просто нахрапом брать страшно ему, а ну как заграница поможет, из-за художницы шум поднимет.
— Да, — согласилась я, — у подруги моей за границей много поклонников.
— Не у меня, у моих картин, — обиженно пискнула Фрося.
— Вот и обрадовался Якудза, — продолжил Арнольд, — когда узнал про статью и роман. Наконец-то и у художницы обнаружилось слабое звено. Для начала девчонку легонько пугнули.
Ефросинья зло сверкнула глазами:
— Легонько? Подожгли цветочный мой магазин! Ни одной не осталось фиалочки! Все погибли!
— Изверги! — гаркнула я, хоть и слабости к цветам не имела. — Креста на них нет!
— Эт-точно, — согласился Арнольд. — Я историю эту слыхал краем уха, но и тогда подивился как Якудза жесток. Вот когда я дал себе страшную клятву не попадать под горячую руку Якудзы!
Я возмутилась:
— А он все о любимом себе! Да на кой ты нам нужен! Ты и пафос твой! Клятву он дал!
Отчитав Арнольда я обратилась к подруге:
— Фрося, что дальше-то было? Рассказывай поскорей, пока я еще живая!
Она вытерла слезы и тяжко вздохнула:
— А дальше ты знаешь. Наехали на меня по полной программе. Только сейчас и узнала, что причастен к наезду Якудза, а тогда все гадала, да какой там!
Фрося махнула рукой и продолжила:
— Разве такую загадку без помощи разгадаешь. Да и некогда было. Пришли бандиты ко мне и спросили: “Цветочный ларек твой сгорел?” “Сгорел”, — отвечаю. Они ухмыляются и говорят: “Значит видишь ты, что шутить с тобой не намерены. Поэтому быстро бумаги все нам подпиши и от универмага отваливай”.
Я ахнула:
— И ты подписала?
— Почему, — обиделась Фрося, — я спросила, чем они угрожают, если не подпишу. Вот тогда-то они и сообщили, что будет плохо ЕМУ.
— Кому? — это мы хором спросили: я, мой детектив и Арнольд.
— Кому-кому, этому, губернатору, — ответила Фрося и шмыгнула носом, кивнув на экран.
— Точнее, тому, кто метил туда, — злорадно вставил Арнольд.
Детектив мой так из-за истории этой расстроился, что светлый разум свой потерял, иначе с чего бы он глупо спросил:
— Куда?
— Что — куда? — удивился Арнольд.
— Кто куда метил? — повторил вопрос детектив.
— Фроськин министр на пост губернатора! — рявкнула я, страшно психуя.
И, разумеется, не удержалась, вынуждена была правду сказать прямо в глаза:
— Дура ты, Фроська! Из-за чинуши какого-то универмаг свой отдала! Да гори он синим пламенем, этот министр!
— Взяточник он, сто пудов, еще тот! — вставил Арнольд и в оправдание нелогично добавил: — А кто нынче не взяточник?
Я поощрила его:
— Эт-точно, нынче все или берут или дают.
— Не страна, а публичный дом, — философски обобщил детектив.
Мне стало до боли обидно. И за подругу и за страну.
— И в этом публичном доме Фроська моя решила играть в благородство! — психуя, воскликнула я. — Мало того, что министр, так еще и намылился в губернаторы! Разве приличный человек станет себя так вести? Это же все одно, что прилюдно признаться: “Я тут слямзить у вас хочу все, что плохо лежит, поэтому голосуй за меня, добрый народ”.
— Эт-точно! — согласился Арнольд. — А в нашей стране все плохо лежит.
Возражений я не нашла, и от этого мне почему-то стало еще обидней.
— Не стоит он Фроськиного универмага, старый жлоб! — зло рявкнула я. — Даже шоколадки девушке не подарил, а она за него такую собственность отвалила! Сумасшедшая, честное слово!
— Я же любила его! — закричала подруга и опять зарыдала.
— Да-а, — задумчиво пропел детектив, — есть еще женщины в русских селеньях.
Теперь мне стало досадно:
— Конечно есть, я ради бывшего мужа Роберта жизнью своей рисковала. Но жизнь — это жизнь, а универмаг — это универмаг.
— Да еще трехэтажный! — вставил Арнольд.
— Да еще в центре города! — добавила я. — Даже мой бывший муж Роберт…
Закончить я не успела — Фрося перестала рыдать и взволнованно осведомилась:
— Почему Роберт бывший? Неужели вы развелись?
Я поразилась ее наивности и с чувством воскликнула:
— А ты считаешь, что после моего оргазма с твоим неудавшимся губернатором Роберт захочет оставить меня своею женой? Не говорю уже о свекрови!
Фрося схватилась за голову:
— Господи! Ужас какой! Рушится жизнь самой Мархалевой!
Ну и позднее у девушки зажигание. Я ее успокоила:
— Жизнь моя давно уж разрушилась, в тот самый миг, как черт меня дернул прилететь в ваш мафиозный город.
Вот зачем я это сказала? Несправедливость себе позволила. Будто у нас другие есть города, не мафиозные. По этому поводу у меня, как у политика, мгновенно назрела целая речь, пламенная, с призывом к народу, но детектив прозаически меня перебил.
— И все же не ясно, — задумчиво спросил он, — как Якудза вышел на Фросю? Ведь выборы намечаются на другом конце нашей необъятной страны.
Я удивилась:
— Что тут не ясного. Лично мне это говорит лишь об одном: мафия не только бессмертна, но и вездесуща! Пахан той губернии обратился за помощью к этому пахану, вот дело и сладилось.
(Позже выяснилось, как я была права.)
— Да нет, не сладилось, — злорадно усмехнулся Арнольд. — Теперь над нашим Якудзой даже куры будут смеяться, так он жидко обхезался. Шутка ли сказать, перепутал любовниц, вместо любимой художницы подсунул кандидату в губернаторы писательницу, госпожу Мархалеву. Да он ее и в глаза не видывал, и слыхом об ней не слыхивал, кандидат этот. Вот теперь будет скандал!
— Скандал-то скандал, — согласился Евгений, — спохватятся, разберутся, да только будет это потом. После выборов выяснится, что и писательница не при делах, и художница с кандидатом даже не целовалась, а кому это интересно? Все уже, дело сделано. Выходит, Якудза вас всех и сделал, — заключил обреченно мой детектив.
И вот тут-то произошли две удивительные вещи: Фрося перестала проситься домой, я же, напротив, затворничеством своим тяготиться стала ужасно.
Очень мне нетерпелось расправиться с подлым Якудзой! Но как? Как с ним расправиться? Даже если чудом каким и выйду отсюда, то вряд ли одна одолеть Якудзу смогу.
И тут меня озарило, и, озаренная, я закричала:
— Тамарка моя! Она мне нужна!
— Считаешь, чего-то здесь не хватает? — кивая на Арнольда и детектива, безрадостно осведомилась Ефросинья.
— Маловато свободы, — ответила я. — Хочу срочно покинуть пенаты бандитов.
И Фрося (ну надо же) принялась меня уговаривать.
— Да чем тебе плохо здесь? Что тебе здесь не нравится? — моими словами осведомилась она. — Бандиты кругом. Приключения. Опять же красавцы мужчины, у Арнольда вон гигантище агрегат. У Евгения ум грандиозный. И мышцы. И сила. Короче, приятное общество, хорошо посидели, до отвала наелись все колбасы, огурцом закусили. Порнухи до одури насмотрелись. Мне, как творческой личности, это очень полезно.
Я, пальцем покрутив у виска, сердито спросила:
— А если нас завтра убьют? Не слишком ли дорого придется мне заплатить за твои удовольствия?
Фрося махнула рукой:
— Глупости, платить совсем не придется. Евгений сказал, что нас сегодня отпустят. Честное слово, здесь так хорошо, уходить даже не хочется, — вздохнула она.
— Это потому, — прошипела я подруге в ответ, — что не ты барахталась голая с неудавшимся губернатором, не на тебя глазела страна. А у меня в той груди, которую всем показала, злоба клокочет! Какой-то заштатный Якудза опозорил меня, знаменитость, на всю мою Родину! Не-ет, так просто это ему с рук не сойдет! Он жизнью своей заплатит!
Арнольд (всегда говорила, что классный парень!) меня поддержал.
— Якудзу надо кончать, — хмурясь, сказал он. — Кончать, пока не окончательно бандюган загубил мою порно-карьеру. С таким агрегатом я подался бы в Голивуд, если бы не Якудза.
Я уставилась на Ефросинью:
— Видишь, что делается. Надо срочно отсюда нам выходить и всеми возможными способами кончать подлеца Якудзу!
— Какого якудзу? — вдруг спросил детектив. — Местного или японского?
— Всех, — бодро ответила я. — После порно всех буду кончать без разбору! Баста, бизнесменке Тамарке звоню!
И вот тут-то на пути моих безобидных желаний мгновенно выросли неожиданные препятствия. Забыла я, что после Фроськиного прикола, в результате которого в Турции Тамарку чуть в бордель не замели, между моими подругами вспыхнула настоящая прям вражда. Тамарка в позу цепного пса всякий раз становилась, как только о Ефросинье речь заходила. А Фрося по-прежнему олигархов терпеть не могла, а потому вцепилась в меня она и завопила:
— Погоди, не спеши, не надо Тамарку впутывать! Подумай сама, зачем тебе эта Тамарка?
Я поразилась:
— Ха! Зачем мне Тамарка? Глупый вопрос! Да Тамарка моя!
И я задохнулась от наплыва эмоций:
— Да Тамарка! Она же всесильная! У нее нервно-паралитический глас! Как гаркнет она на своих подчиненных, у тех от страха штаны и полны!
Услышав про чудо такое, вдохновленный Арнольд подскочил к Ефросинье и начал ее от меня оттаскивать, приговаривая:
— Пусть Тамарке звонит.
— Зачем? — отбивалась вредная Фрося. — Бесполезно Тамарке звонить!
— Как это бесполезно! — возмутилась я. — Тамарка такое покажет Якудзе, что подлец сразу умрет! У Тамарки моей нервно-паралитический глаз! Она одним только глазом на подчиненных своих посмотрит, и у тех уже…
— Знаем, знаем, — воскликнул мой детектив, неожиданно принимая сторону Фроси, причем без всяких причин. — Но то подчиненные, а здесь местный Якудза. Не надо Тамарке звонить. От этого нам только хуже всем будет.
Теперь у меня на руке висели подруга и детектив. Я сильнее Фроси, конечно, и на моей стороне Арнольд, но Евгения трудно так сразу спихнуть со счетов. Накачался, зараза, что тот Шварцнегер.
— Зачем нам ваша Тамарка, — кричит, и ответа слушать не хочет.
Я основательно распетушилась.
— Да что вы знаете о моей Тамарке! — взвизгнула я. — Дайте ей позвонить! У Тамарки моей такой нервно-паралитический газ!
Фрося, не отлипая, напомнила:
— Ты же говорила, что глаз.
— И глас, — зловредно встрял детектив.
— И глас, и глаз, и газ! — рявкнула я. — Все у нее нервно-паралитическое! Даже сумочка и каблуки! Если Тамарка на кого разозлится, считайте, тот не жилец! Она нам Якудзу в два счета кончит!
Арнольд заявил:
— А я подскажу где эту сволочь найти. И сам кончу на него пару раз, для надежности.
После фразы такой Ефросинья с Евгением, обессиленные, от меня отвалились и, с трудом переводя дыхание, нехотя разрешили:
— Раз так, то звони.
— Что же это выходит, твой любовник, этот министр местного назначения, тебя обольстил и метит теперь в губернаторы?
— Он мне не любовник, — пискнула Фрося. — Мы даже не целовались.
— Якудзе видней, — заметил Евгений, намекая на то, что скрытничать бесполезно.
— Да ничего ему не видней, — рассердился Арнольд и давай удивлять нас осведомленностью. — Этот чинуша влюбился в художницу, но карьера таким сухарям дороже всего. Долго он здесь не пробыл, уперся к себе из нашего города, но затосковал. А как же, на молоденькое потянуло. Начал художнице часто звонить. Кто-то из журналистов как-то прознал и тиснул статейку о романтической, страстной и тайной любви художницы и министра.
Я воззрилась на Фросю:
— Неужели так все и было?
Она, бедная, всхлипнула:
— Да, весь город читал.
— И что из этого получилось? — заинтересовался мой детектив.
Фрося заплакала в три ручья, а Арнольд сообщил:
— Якудза-пахан про роман их узнал и обрадовался. Покоя ему не давал этот универмаг. Злился он на художницу, все в толк взять не мог, как сопливая девка опередила его, по дешевке приличную собственность раньше Якудзы скупила.
Я опять воззрилась на Фросю:
— Действительно, как? Как ты дешевую собственность раньше Якудзы скупила?
— Мой двоюродный брат был правой рукой губернатора, — сквозь слезы призналась подруга, чем Арнольда просто убила.
— Неужели! — страшно горюя, воскликнул он. — Хорошим братан твой был мужиком! Я пил с ним однажды на празднике, на дне города.
— Как же вы с ним пересеклись? — всхлипнув, спросила Фрося.
— А случайно! В самый разгар праздника мы встретились под столом с твоим братаном. Правил, он с губернатором, правда, хреново, но зато как, чертяка, пил! Да-а, хороший был парень!
Я удивилась:
— Был? Почему это “был”?
Арнольд украдкой смахнул скупую мужскую слезу и сообщил:
— Потому что Якудза его пришил, как и всех, кто не лег под него. Пришить-то пришил, а поздно, универмаг уже у девчонки. Вот и начал пахан копать под художницу. Просто нахрапом брать страшно ему, а ну как заграница поможет, из-за художницы шум поднимет.
— Да, — согласилась я, — у подруги моей за границей много поклонников.
— Не у меня, у моих картин, — обиженно пискнула Фрося.
— Вот и обрадовался Якудза, — продолжил Арнольд, — когда узнал про статью и роман. Наконец-то и у художницы обнаружилось слабое звено. Для начала девчонку легонько пугнули.
Ефросинья зло сверкнула глазами:
— Легонько? Подожгли цветочный мой магазин! Ни одной не осталось фиалочки! Все погибли!
— Изверги! — гаркнула я, хоть и слабости к цветам не имела. — Креста на них нет!
— Эт-точно, — согласился Арнольд. — Я историю эту слыхал краем уха, но и тогда подивился как Якудза жесток. Вот когда я дал себе страшную клятву не попадать под горячую руку Якудзы!
Я возмутилась:
— А он все о любимом себе! Да на кой ты нам нужен! Ты и пафос твой! Клятву он дал!
Отчитав Арнольда я обратилась к подруге:
— Фрося, что дальше-то было? Рассказывай поскорей, пока я еще живая!
Она вытерла слезы и тяжко вздохнула:
— А дальше ты знаешь. Наехали на меня по полной программе. Только сейчас и узнала, что причастен к наезду Якудза, а тогда все гадала, да какой там!
Фрося махнула рукой и продолжила:
— Разве такую загадку без помощи разгадаешь. Да и некогда было. Пришли бандиты ко мне и спросили: “Цветочный ларек твой сгорел?” “Сгорел”, — отвечаю. Они ухмыляются и говорят: “Значит видишь ты, что шутить с тобой не намерены. Поэтому быстро бумаги все нам подпиши и от универмага отваливай”.
Я ахнула:
— И ты подписала?
— Почему, — обиделась Фрося, — я спросила, чем они угрожают, если не подпишу. Вот тогда-то они и сообщили, что будет плохо ЕМУ.
— Кому? — это мы хором спросили: я, мой детектив и Арнольд.
— Кому-кому, этому, губернатору, — ответила Фрося и шмыгнула носом, кивнув на экран.
— Точнее, тому, кто метил туда, — злорадно вставил Арнольд.
Детектив мой так из-за истории этой расстроился, что светлый разум свой потерял, иначе с чего бы он глупо спросил:
— Куда?
— Что — куда? — удивился Арнольд.
— Кто куда метил? — повторил вопрос детектив.
— Фроськин министр на пост губернатора! — рявкнула я, страшно психуя.
И, разумеется, не удержалась, вынуждена была правду сказать прямо в глаза:
— Дура ты, Фроська! Из-за чинуши какого-то универмаг свой отдала! Да гори он синим пламенем, этот министр!
— Взяточник он, сто пудов, еще тот! — вставил Арнольд и в оправдание нелогично добавил: — А кто нынче не взяточник?
Я поощрила его:
— Эт-точно, нынче все или берут или дают.
— Не страна, а публичный дом, — философски обобщил детектив.
Мне стало до боли обидно. И за подругу и за страну.
— И в этом публичном доме Фроська моя решила играть в благородство! — психуя, воскликнула я. — Мало того, что министр, так еще и намылился в губернаторы! Разве приличный человек станет себя так вести? Это же все одно, что прилюдно признаться: “Я тут слямзить у вас хочу все, что плохо лежит, поэтому голосуй за меня, добрый народ”.
— Эт-точно! — согласился Арнольд. — А в нашей стране все плохо лежит.
Возражений я не нашла, и от этого мне почему-то стало еще обидней.
— Не стоит он Фроськиного универмага, старый жлоб! — зло рявкнула я. — Даже шоколадки девушке не подарил, а она за него такую собственность отвалила! Сумасшедшая, честное слово!
— Я же любила его! — закричала подруга и опять зарыдала.
— Да-а, — задумчиво пропел детектив, — есть еще женщины в русских селеньях.
Теперь мне стало досадно:
— Конечно есть, я ради бывшего мужа Роберта жизнью своей рисковала. Но жизнь — это жизнь, а универмаг — это универмаг.
— Да еще трехэтажный! — вставил Арнольд.
— Да еще в центре города! — добавила я. — Даже мой бывший муж Роберт…
Закончить я не успела — Фрося перестала рыдать и взволнованно осведомилась:
— Почему Роберт бывший? Неужели вы развелись?
Я поразилась ее наивности и с чувством воскликнула:
— А ты считаешь, что после моего оргазма с твоим неудавшимся губернатором Роберт захочет оставить меня своею женой? Не говорю уже о свекрови!
Фрося схватилась за голову:
— Господи! Ужас какой! Рушится жизнь самой Мархалевой!
Ну и позднее у девушки зажигание. Я ее успокоила:
— Жизнь моя давно уж разрушилась, в тот самый миг, как черт меня дернул прилететь в ваш мафиозный город.
Вот зачем я это сказала? Несправедливость себе позволила. Будто у нас другие есть города, не мафиозные. По этому поводу у меня, как у политика, мгновенно назрела целая речь, пламенная, с призывом к народу, но детектив прозаически меня перебил.
— И все же не ясно, — задумчиво спросил он, — как Якудза вышел на Фросю? Ведь выборы намечаются на другом конце нашей необъятной страны.
Я удивилась:
— Что тут не ясного. Лично мне это говорит лишь об одном: мафия не только бессмертна, но и вездесуща! Пахан той губернии обратился за помощью к этому пахану, вот дело и сладилось.
(Позже выяснилось, как я была права.)
— Да нет, не сладилось, — злорадно усмехнулся Арнольд. — Теперь над нашим Якудзой даже куры будут смеяться, так он жидко обхезался. Шутка ли сказать, перепутал любовниц, вместо любимой художницы подсунул кандидату в губернаторы писательницу, госпожу Мархалеву. Да он ее и в глаза не видывал, и слыхом об ней не слыхивал, кандидат этот. Вот теперь будет скандал!
— Скандал-то скандал, — согласился Евгений, — спохватятся, разберутся, да только будет это потом. После выборов выяснится, что и писательница не при делах, и художница с кандидатом даже не целовалась, а кому это интересно? Все уже, дело сделано. Выходит, Якудза вас всех и сделал, — заключил обреченно мой детектив.
И вот тут-то произошли две удивительные вещи: Фрося перестала проситься домой, я же, напротив, затворничеством своим тяготиться стала ужасно.
Очень мне нетерпелось расправиться с подлым Якудзой! Но как? Как с ним расправиться? Даже если чудом каким и выйду отсюда, то вряд ли одна одолеть Якудзу смогу.
И тут меня озарило, и, озаренная, я закричала:
— Тамарка моя! Она мне нужна!
— Считаешь, чего-то здесь не хватает? — кивая на Арнольда и детектива, безрадостно осведомилась Ефросинья.
— Маловато свободы, — ответила я. — Хочу срочно покинуть пенаты бандитов.
И Фрося (ну надо же) принялась меня уговаривать.
— Да чем тебе плохо здесь? Что тебе здесь не нравится? — моими словами осведомилась она. — Бандиты кругом. Приключения. Опять же красавцы мужчины, у Арнольда вон гигантище агрегат. У Евгения ум грандиозный. И мышцы. И сила. Короче, приятное общество, хорошо посидели, до отвала наелись все колбасы, огурцом закусили. Порнухи до одури насмотрелись. Мне, как творческой личности, это очень полезно.
Я, пальцем покрутив у виска, сердито спросила:
— А если нас завтра убьют? Не слишком ли дорого придется мне заплатить за твои удовольствия?
Фрося махнула рукой:
— Глупости, платить совсем не придется. Евгений сказал, что нас сегодня отпустят. Честное слово, здесь так хорошо, уходить даже не хочется, — вздохнула она.
— Это потому, — прошипела я подруге в ответ, — что не ты барахталась голая с неудавшимся губернатором, не на тебя глазела страна. А у меня в той груди, которую всем показала, злоба клокочет! Какой-то заштатный Якудза опозорил меня, знаменитость, на всю мою Родину! Не-ет, так просто это ему с рук не сойдет! Он жизнью своей заплатит!
Арнольд (всегда говорила, что классный парень!) меня поддержал.
— Якудзу надо кончать, — хмурясь, сказал он. — Кончать, пока не окончательно бандюган загубил мою порно-карьеру. С таким агрегатом я подался бы в Голивуд, если бы не Якудза.
Я уставилась на Ефросинью:
— Видишь, что делается. Надо срочно отсюда нам выходить и всеми возможными способами кончать подлеца Якудзу!
— Какого якудзу? — вдруг спросил детектив. — Местного или японского?
— Всех, — бодро ответила я. — После порно всех буду кончать без разбору! Баста, бизнесменке Тамарке звоню!
И вот тут-то на пути моих безобидных желаний мгновенно выросли неожиданные препятствия. Забыла я, что после Фроськиного прикола, в результате которого в Турции Тамарку чуть в бордель не замели, между моими подругами вспыхнула настоящая прям вражда. Тамарка в позу цепного пса всякий раз становилась, как только о Ефросинье речь заходила. А Фрося по-прежнему олигархов терпеть не могла, а потому вцепилась в меня она и завопила:
— Погоди, не спеши, не надо Тамарку впутывать! Подумай сама, зачем тебе эта Тамарка?
Я поразилась:
— Ха! Зачем мне Тамарка? Глупый вопрос! Да Тамарка моя!
И я задохнулась от наплыва эмоций:
— Да Тамарка! Она же всесильная! У нее нервно-паралитический глас! Как гаркнет она на своих подчиненных, у тех от страха штаны и полны!
Услышав про чудо такое, вдохновленный Арнольд подскочил к Ефросинье и начал ее от меня оттаскивать, приговаривая:
— Пусть Тамарке звонит.
— Зачем? — отбивалась вредная Фрося. — Бесполезно Тамарке звонить!
— Как это бесполезно! — возмутилась я. — Тамарка такое покажет Якудзе, что подлец сразу умрет! У Тамарки моей нервно-паралитический глаз! Она одним только глазом на подчиненных своих посмотрит, и у тех уже…
— Знаем, знаем, — воскликнул мой детектив, неожиданно принимая сторону Фроси, причем без всяких причин. — Но то подчиненные, а здесь местный Якудза. Не надо Тамарке звонить. От этого нам только хуже всем будет.
Теперь у меня на руке висели подруга и детектив. Я сильнее Фроси, конечно, и на моей стороне Арнольд, но Евгения трудно так сразу спихнуть со счетов. Накачался, зараза, что тот Шварцнегер.
— Зачем нам ваша Тамарка, — кричит, и ответа слушать не хочет.
Я основательно распетушилась.
— Да что вы знаете о моей Тамарке! — взвизгнула я. — Дайте ей позвонить! У Тамарки моей такой нервно-паралитический газ!
Фрося, не отлипая, напомнила:
— Ты же говорила, что глаз.
— И глас, — зловредно встрял детектив.
— И глас, и глаз, и газ! — рявкнула я. — Все у нее нервно-паралитическое! Даже сумочка и каблуки! Если Тамарка на кого разозлится, считайте, тот не жилец! Она нам Якудзу в два счета кончит!
Арнольд заявил:
— А я подскажу где эту сволочь найти. И сам кончу на него пару раз, для надежности.
После фразы такой Ефросинья с Евгением, обессиленные, от меня отвалились и, с трудом переводя дыхание, нехотя разрешили:
— Раз так, то звони.
Глава 26
Я мешкать не стала, мгновенно извлекла телефон из кармана и, набрав номер Тамарки, сообщила:
— Тома, срочная помощь твоя нужна.
— Мама, ты невозможная! — незамедлительно раздалось в ответ. — Это мне нужна твоя помощь! Где тебя черти носят? Никогда нет тебя под рукой!
В этом моя Тамарка — считает, что весь мир просто обязан находиться у нее под рукой.
— А в чем дело? — настораживаясь, спросила я.
— Ха! Она еще спрашивает! — рассердилась Тамарка и завопила: — Мама, ты невозможная! Пропадаю я без тебя!
“Ну и дела: я здесь без нее пропадаю, она там — без меня”, — подумала я и снова спросила:
— А в чем дело?
— Купила я, Мама, себе сапоги! Отвальные и отпадные! Теперь у меня ножки стройные, как у девочки!
Если честно, не уверена я хорошо ли когда у бабы сорока с хвостиком лет (ближе к пятидесяти, это я вам по секрету)…
Так вот, не уверена я, когда у женщины пышного знойного возраста девичьи ножки, тонкие и костлявые. Но, зная к чему Тамарка клонит моя, раздраженно ей отвечаю:
— Тома, разве можно так безжалостно хвастать?
— Мама, ты невозможная! — психует она. — Я месяц гонялась за этими сапогами, слушала втюхивания продавцов, мучилась, все подряд примеряла… Должна же я теперь погордиться!
— А мне что прикажешь делать пока ты будешь гордиться? Ты подумала, чем в это время буду я заниматься?
— Тоже гордись.
— Чем? — поразилась я.
Тамарка с важностью сообщила:
— Не чем, а кем. Гордись мной. Гордись тем, что у тебя такая, как я, подруга.
— Тома, по этому поводу давно уж скорблю — для гордости места совсем не осталось.
Казалось бы, беседа старых подруг едва началась, трех слов не успели толком сказать, и что же вы думаете, Фрося уже нетерпеливо толкает меня под локоть. И шипит:
— Ты не забыла о чем собиралась просить?
Я раздраженно отмахнулась от Фроси:
— Да помню, успею.
— Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка. — Что ты там помнишь? Куда ты успеешь? Со своей дырявой памятью везде ты опаздываешь!
— На этот раз, Тома, не опоздала, — “пожалилась” я. — Угодить к бандитам успела.
— И что ты там делаешь? — задумчиво осведомилась Тамарка.
— Жду смерти сижу. Ты что, телевизор не смотришь?
— Мама, ты невозможная! Когда мне смотреть телевизор? Постой, а чего хотят от тебя бандиты? С тебя же нечего взять, кроме мочи на анализы.
После такого оскорбительного для меня заключения пришлось предположить:
— Думаю, они через меня к тебе подбираются. У тебя много чего можно взять.
Тамарка с присущей ей легкостью сделала правильное заключение:
— Мама, это что же выходит, если тебя убьют ты моих новых сапог никогда не увидишь?!
Я философски заметила:
— Видимо, не судьба.
— Как это не судьба! — возмутилась Тамарка, бессменный строитель своей судьбы. — Мама, ты невозможная! — взвизгнула она. — Сейчас же мне говори где ты находишься!
— Зачем? — безразлично полюбопытствовала я.
— Сию же минуту туда высылаю свою группу захвата! Всех! Всех покрошу!
Я погордилась: вот как я подруге своей дорога — точнее мое мнение о ее сапогах.
Женщины — это женщины! То, что они имеют, у них не отнять!
Дальше пошло как по маслу: Арнольд продиктовал точный адрес моей Тамарке, она сказала что голос у него ничего и потребовала меня обратно для приятной беседы.
— А теперь, Мама, рассказывай, что там происходит!
Пришлось вкратце обрисовать какие на меня напали напасти. Вкратце потому, что Тамарка никогда не отличалась терпением. Я еще и до оборванных кружев французского костюма путем не дошла, она уже завопила:
— Мама, к черту твой ужасный костюм! Как там поживает мой враг Якудза, это ты мне лучше скажи!
Какое удачное совпадение! Вот что значит настоящая дружба: случайно обзавелась новым врагом — оказалось, он старый враг ближайшей подруги.
— Тома, — воскликнула я, — ты же знаешь, тебя никогда я не предавала! Твой враг — мой враг!
— Это понятно, — отмахнулась Тамарка, — если ты когда и пыталась подружиться с моим врагом, то я всегда знала как вас рассорить. Ты вот что мне лучше скажи, где найти его, эту сволочь Якудзу? Ты знаешь?
— Знает Арнольд, — заверила я.
— Чудесно, прямо самолетом нашей компании группу захвата и высылаю. Через два часа, максимум через три, вас будут спасать. Приготовьтесь.
— И приготовлюсь, Тома, и поруковожу истреблением всеобщего врага, подлюки Якудзы. Целиком положись на меня, не прогадаешь, — заверила я, за что получила поцелуй от подруги и восклицание “Мама, ты невозможная!”.
После этого оставалось одно: терпеливо ждать группу захвата.
Этим и занялись мы с Арнольдом, любимцем моим. Детектив же, спевшийся с Фросей, зловредно мешал нам (вот оно, влияние неисправимой свекрови!).
— Зря вы кашу эту нам заварили, — назойливо зудел он. — Ваша Тамарка рада под марку спасения подруги учинить разборку кровавую, ей выгоден передел мафиозного рынка, а нам от этого только шишки достанутся.
— И свобода, — напомнила я.
Едва я это сказала, как и последний козырь был выбит из рук — за дверью “быки” затопотали.
Дальше события пошли по сценарию сильно затертому: Арнольд и Евгений в диван залегли, мы сели сверху хлопать глазами, дверь распахнулась, на пороге — Валет, снова свой пенис терзает (серьгу, серьгу!) и молчит чрезвычайно загадочно.
Мы с Фросей насторожились, но тоже молчим. Не знаю почему подруга молчала (видимо и у нее причина была), но я просто боялась раскрыть рот. По опыту знала, только рот слегка приоткрою как оттуда все под чистую мстительно вылетит: и про Тамарку, и про группу захвата, и про то, что Якудзе конец!
Со свойственной мне одной твердостью решила я намертво зажатым рот свой держать: “Врете, так просто меня не возьмете! В голые руки не дамся!”
И что же вы думаете, Валет помолчал-помолчал да и брякнул:
— Наступила пора комедь эту прямо сейчас кончать!
Мы с Фросей оцепенели. Не знаю, чем она занялась, а я “Отче наш” мысленной скороговоркой читала и, видимо, помогло: Господь услышал меня, а Валет, насладившись нашим оцепенением, без всякой охоты сказал:
— Вы свободны.
— От чего? — спросила я плохо ворочающимся в пересохшем рту языком.
Фрося меня поддержала, осведомившись:
— От жизни?
— Идите вы на хрен! — гаркнул Валет и сам пошел… из комнаты, к сожалению, из комнаты.
Остальные “быки” в приподнятом настроении потянулись за ним, а дверь оставили нараспашку. Пришлось им напомнить.
— Эй, а дверь кто закрывать будет за вами? — крикнула я.
— Сами закроете, когда отсюда слиняете, — небрежно бросил Валет и “учапал”.
Мы с Фросей переглянулись.
— Ну и дела! — ахнула я. — Нас что, отпускают?
Подруга кивнула:
— Похоже на то.
— А как же Тамарка?! — взревела я.
И вот тут-то произошли две удивительные вещи: я перестала проситься домой, а Фрося, напротив, затворничеством своим тяготиться стала ужасно.
Очень ей не терпелось покинуть “быков”. Бросившись мне на шею, она завопила:
— Ура! Нас отпускают! Сонечка! Дорогая!
— Мы остаемся здесь, — поведала я, не без труда отлепливая от себя Ефросинью.
Всего три слова сказала, но какой возымела эффект — подруга взбесилась.
— Что? Мы остаемся? Повтори! Я не оглохла? — завопила она.
— Ты не оглохла, — заверила я, поплотней прикрывая дверь. — Мы остаемся.
— Такая мысль может придти только в голову! — рявкнула Фрося. — И только в твою!
— Куда бы мысль эта мне ни пришла, мы остаемся! — отрезала я.
— Зачем?
— Дожидаться группу захвата. Тамарку подвести я никак не могу. Сто раз уже подводила, сто первого раза Тамарка не выдержит. Закажет меня.
Фрося нервно в ответ захихикала, но я видела, что ей не до смеху. Попробовала подругу усовестить.
— Ну чего тебе здесь не хватает? — спросила я. — Хорошо же сидим.
— Маловато свободы, — ответила Фрося и завопила: — Хочу срочно покинуть пенаты бандитов!
Я восхитилась: “Вот зараза! Шпарит моими словами!”
Впрочем, я тоже говорила своими.
— Да чем тебе плохо здесь, Фрося? Посмотри какая кругом красота! Бандиты, Валет, приключения. Опять же, красавцы мужчины.
Из дивана мгновенно вылезли Арнольд и Евгений. Пользуясь случаем, я на них указала и продолжила с пафосом:
— У Арнольда вон гигантище агрегат! У Евгения ум грандиозный! И мышцы. И сила. Короче, приятное общество, хорошо посидели, до отвала наелись все колбасы, огурцом закусили. Порнухи до одури насмотрелись. Мне, как творческой личности, это очень полезно.
Фрося, пальцем покрутив у виска, сердито спросила:
— А если бандиты потом передумают нас отпускать и грохнут обеих? Не слишком ли дорого придется мне заплатить за твои удовольствия?
Я махнула рукой:
— Глупости, платить совсем не придется. Нас отпустили. Мы можем уйти отсюда в любой момент. Всего и прошу у тебя два-три часа.
Арнольд ошеломленно осведомился:
— Не пойму, о чем базар?
Я объяснила:
— Ефросинья хочет отсюда уйти.
— Как? — удивился Арнольд.
— Немедленно! — рявкнула Фрося.
Детектив нахмурился и пропел:
— Не по-нял!
Я толкнула ногой прикрытую дверь — дверь распахнулась, челюсти Арнольда и детектива — тоже, распахнулись еще сильней.
— Нас отпустили, — сказала я, — мы можем уйти в любой момент, но сначала надо дождаться группу захвата.
— Зачем? — удивился Евгений.
Нет, все же душещипательная история Фроси изрядно разум его помутила — совсем перестал “мух ловить” мой детектив. Даже не знаю стоит ли брать его такого к себе на работу.
— За тем, — гаркнула я, — что своими глазами увидеть хочу как бандиты моей Тамарки грохнут “быков” Якудзы!
— Зачем? — повторил свой вопрос Евгений.
Тут уж не выдержал и мой любимец Арнольд.
— За тем, — завопил он, — что, грохнув “быков”, группа захвата отправиться грохать Якудзу! И мы с ней! Я впереди! Дорогу буду показывать!
— Зачем?
Ну ты посмотри, как детектива заклинило! Вижу, не соображает совсем ничего — решила его пугануть.
— Хорошо, — ласково говорю Фросе, — мы с тобой прощаемся с этими милыми молодыми людьми и уходим. А они будут тут сидеть до пришествия группы захвата. Хотя, раз нас отпустили, зачем нужна группа захвата? Тамарке сейчас позвоню и прикажу все отставить.
— Зачем?! — закричал детектив.
— Тома, срочная помощь твоя нужна.
— Мама, ты невозможная! — незамедлительно раздалось в ответ. — Это мне нужна твоя помощь! Где тебя черти носят? Никогда нет тебя под рукой!
В этом моя Тамарка — считает, что весь мир просто обязан находиться у нее под рукой.
— А в чем дело? — настораживаясь, спросила я.
— Ха! Она еще спрашивает! — рассердилась Тамарка и завопила: — Мама, ты невозможная! Пропадаю я без тебя!
“Ну и дела: я здесь без нее пропадаю, она там — без меня”, — подумала я и снова спросила:
— А в чем дело?
— Купила я, Мама, себе сапоги! Отвальные и отпадные! Теперь у меня ножки стройные, как у девочки!
Если честно, не уверена я хорошо ли когда у бабы сорока с хвостиком лет (ближе к пятидесяти, это я вам по секрету)…
Так вот, не уверена я, когда у женщины пышного знойного возраста девичьи ножки, тонкие и костлявые. Но, зная к чему Тамарка клонит моя, раздраженно ей отвечаю:
— Тома, разве можно так безжалостно хвастать?
— Мама, ты невозможная! — психует она. — Я месяц гонялась за этими сапогами, слушала втюхивания продавцов, мучилась, все подряд примеряла… Должна же я теперь погордиться!
— А мне что прикажешь делать пока ты будешь гордиться? Ты подумала, чем в это время буду я заниматься?
— Тоже гордись.
— Чем? — поразилась я.
Тамарка с важностью сообщила:
— Не чем, а кем. Гордись мной. Гордись тем, что у тебя такая, как я, подруга.
— Тома, по этому поводу давно уж скорблю — для гордости места совсем не осталось.
Казалось бы, беседа старых подруг едва началась, трех слов не успели толком сказать, и что же вы думаете, Фрося уже нетерпеливо толкает меня под локоть. И шипит:
— Ты не забыла о чем собиралась просить?
Я раздраженно отмахнулась от Фроси:
— Да помню, успею.
— Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка. — Что ты там помнишь? Куда ты успеешь? Со своей дырявой памятью везде ты опаздываешь!
— На этот раз, Тома, не опоздала, — “пожалилась” я. — Угодить к бандитам успела.
— И что ты там делаешь? — задумчиво осведомилась Тамарка.
— Жду смерти сижу. Ты что, телевизор не смотришь?
— Мама, ты невозможная! Когда мне смотреть телевизор? Постой, а чего хотят от тебя бандиты? С тебя же нечего взять, кроме мочи на анализы.
После такого оскорбительного для меня заключения пришлось предположить:
— Думаю, они через меня к тебе подбираются. У тебя много чего можно взять.
Тамарка с присущей ей легкостью сделала правильное заключение:
— Мама, это что же выходит, если тебя убьют ты моих новых сапог никогда не увидишь?!
Я философски заметила:
— Видимо, не судьба.
— Как это не судьба! — возмутилась Тамарка, бессменный строитель своей судьбы. — Мама, ты невозможная! — взвизгнула она. — Сейчас же мне говори где ты находишься!
— Зачем? — безразлично полюбопытствовала я.
— Сию же минуту туда высылаю свою группу захвата! Всех! Всех покрошу!
Я погордилась: вот как я подруге своей дорога — точнее мое мнение о ее сапогах.
Женщины — это женщины! То, что они имеют, у них не отнять!
Дальше пошло как по маслу: Арнольд продиктовал точный адрес моей Тамарке, она сказала что голос у него ничего и потребовала меня обратно для приятной беседы.
— А теперь, Мама, рассказывай, что там происходит!
Пришлось вкратце обрисовать какие на меня напали напасти. Вкратце потому, что Тамарка никогда не отличалась терпением. Я еще и до оборванных кружев французского костюма путем не дошла, она уже завопила:
— Мама, к черту твой ужасный костюм! Как там поживает мой враг Якудза, это ты мне лучше скажи!
Какое удачное совпадение! Вот что значит настоящая дружба: случайно обзавелась новым врагом — оказалось, он старый враг ближайшей подруги.
— Тома, — воскликнула я, — ты же знаешь, тебя никогда я не предавала! Твой враг — мой враг!
— Это понятно, — отмахнулась Тамарка, — если ты когда и пыталась подружиться с моим врагом, то я всегда знала как вас рассорить. Ты вот что мне лучше скажи, где найти его, эту сволочь Якудзу? Ты знаешь?
— Знает Арнольд, — заверила я.
— Чудесно, прямо самолетом нашей компании группу захвата и высылаю. Через два часа, максимум через три, вас будут спасать. Приготовьтесь.
— И приготовлюсь, Тома, и поруковожу истреблением всеобщего врага, подлюки Якудзы. Целиком положись на меня, не прогадаешь, — заверила я, за что получила поцелуй от подруги и восклицание “Мама, ты невозможная!”.
После этого оставалось одно: терпеливо ждать группу захвата.
Этим и занялись мы с Арнольдом, любимцем моим. Детектив же, спевшийся с Фросей, зловредно мешал нам (вот оно, влияние неисправимой свекрови!).
— Зря вы кашу эту нам заварили, — назойливо зудел он. — Ваша Тамарка рада под марку спасения подруги учинить разборку кровавую, ей выгоден передел мафиозного рынка, а нам от этого только шишки достанутся.
— И свобода, — напомнила я.
Едва я это сказала, как и последний козырь был выбит из рук — за дверью “быки” затопотали.
Дальше события пошли по сценарию сильно затертому: Арнольд и Евгений в диван залегли, мы сели сверху хлопать глазами, дверь распахнулась, на пороге — Валет, снова свой пенис терзает (серьгу, серьгу!) и молчит чрезвычайно загадочно.
Мы с Фросей насторожились, но тоже молчим. Не знаю почему подруга молчала (видимо и у нее причина была), но я просто боялась раскрыть рот. По опыту знала, только рот слегка приоткрою как оттуда все под чистую мстительно вылетит: и про Тамарку, и про группу захвата, и про то, что Якудзе конец!
Со свойственной мне одной твердостью решила я намертво зажатым рот свой держать: “Врете, так просто меня не возьмете! В голые руки не дамся!”
И что же вы думаете, Валет помолчал-помолчал да и брякнул:
— Наступила пора комедь эту прямо сейчас кончать!
Мы с Фросей оцепенели. Не знаю, чем она занялась, а я “Отче наш” мысленной скороговоркой читала и, видимо, помогло: Господь услышал меня, а Валет, насладившись нашим оцепенением, без всякой охоты сказал:
— Вы свободны.
— От чего? — спросила я плохо ворочающимся в пересохшем рту языком.
Фрося меня поддержала, осведомившись:
— От жизни?
— Идите вы на хрен! — гаркнул Валет и сам пошел… из комнаты, к сожалению, из комнаты.
Остальные “быки” в приподнятом настроении потянулись за ним, а дверь оставили нараспашку. Пришлось им напомнить.
— Эй, а дверь кто закрывать будет за вами? — крикнула я.
— Сами закроете, когда отсюда слиняете, — небрежно бросил Валет и “учапал”.
Мы с Фросей переглянулись.
— Ну и дела! — ахнула я. — Нас что, отпускают?
Подруга кивнула:
— Похоже на то.
— А как же Тамарка?! — взревела я.
И вот тут-то произошли две удивительные вещи: я перестала проситься домой, а Фрося, напротив, затворничеством своим тяготиться стала ужасно.
Очень ей не терпелось покинуть “быков”. Бросившись мне на шею, она завопила:
— Ура! Нас отпускают! Сонечка! Дорогая!
— Мы остаемся здесь, — поведала я, не без труда отлепливая от себя Ефросинью.
Всего три слова сказала, но какой возымела эффект — подруга взбесилась.
— Что? Мы остаемся? Повтори! Я не оглохла? — завопила она.
— Ты не оглохла, — заверила я, поплотней прикрывая дверь. — Мы остаемся.
— Такая мысль может придти только в голову! — рявкнула Фрося. — И только в твою!
— Куда бы мысль эта мне ни пришла, мы остаемся! — отрезала я.
— Зачем?
— Дожидаться группу захвата. Тамарку подвести я никак не могу. Сто раз уже подводила, сто первого раза Тамарка не выдержит. Закажет меня.
Фрося нервно в ответ захихикала, но я видела, что ей не до смеху. Попробовала подругу усовестить.
— Ну чего тебе здесь не хватает? — спросила я. — Хорошо же сидим.
— Маловато свободы, — ответила Фрося и завопила: — Хочу срочно покинуть пенаты бандитов!
Я восхитилась: “Вот зараза! Шпарит моими словами!”
Впрочем, я тоже говорила своими.
— Да чем тебе плохо здесь, Фрося? Посмотри какая кругом красота! Бандиты, Валет, приключения. Опять же, красавцы мужчины.
Из дивана мгновенно вылезли Арнольд и Евгений. Пользуясь случаем, я на них указала и продолжила с пафосом:
— У Арнольда вон гигантище агрегат! У Евгения ум грандиозный! И мышцы. И сила. Короче, приятное общество, хорошо посидели, до отвала наелись все колбасы, огурцом закусили. Порнухи до одури насмотрелись. Мне, как творческой личности, это очень полезно.
Фрося, пальцем покрутив у виска, сердито спросила:
— А если бандиты потом передумают нас отпускать и грохнут обеих? Не слишком ли дорого придется мне заплатить за твои удовольствия?
Я махнула рукой:
— Глупости, платить совсем не придется. Нас отпустили. Мы можем уйти отсюда в любой момент. Всего и прошу у тебя два-три часа.
Арнольд ошеломленно осведомился:
— Не пойму, о чем базар?
Я объяснила:
— Ефросинья хочет отсюда уйти.
— Как? — удивился Арнольд.
— Немедленно! — рявкнула Фрося.
Детектив нахмурился и пропел:
— Не по-нял!
Я толкнула ногой прикрытую дверь — дверь распахнулась, челюсти Арнольда и детектива — тоже, распахнулись еще сильней.
— Нас отпустили, — сказала я, — мы можем уйти в любой момент, но сначала надо дождаться группу захвата.
— Зачем? — удивился Евгений.
Нет, все же душещипательная история Фроси изрядно разум его помутила — совсем перестал “мух ловить” мой детектив. Даже не знаю стоит ли брать его такого к себе на работу.
— За тем, — гаркнула я, — что своими глазами увидеть хочу как бандиты моей Тамарки грохнут “быков” Якудзы!
— Зачем? — повторил свой вопрос Евгений.
Тут уж не выдержал и мой любимец Арнольд.
— За тем, — завопил он, — что, грохнув “быков”, группа захвата отправиться грохать Якудзу! И мы с ней! Я впереди! Дорогу буду показывать!
— Зачем?
Ну ты посмотри, как детектива заклинило! Вижу, не соображает совсем ничего — решила его пугануть.
— Хорошо, — ласково говорю Фросе, — мы с тобой прощаемся с этими милыми молодыми людьми и уходим. А они будут тут сидеть до пришествия группы захвата. Хотя, раз нас отпустили, зачем нужна группа захвата? Тамарке сейчас позвоню и прикажу все отставить.
— Зачем?! — закричал детектив.