— Знаешь, — закричала я, — иди к черту, мне все это надоело. Сколько можно зудеть о моей смерти. Неужели не ясно, что слышать это не очень приятно? Подруга ты мне или нет?
   — Подруга, — виновато подтвердила Нелли.
   — А если подруга, тогда поддерживай и утешай, а не сыпь мне соль на раны. И она начала утешать.
   — Правильно, — заявила Нелли, — это завещание — бессмыслица со всех сторон. Только зря потратила сто рублей. Мне это, как собаке пятая нога или зайцу лыжи. Тебя все равно не убьют.
   Ну вот, еще лучше. Теперь она уже сожалеет, что может никогда не получить наследства. Где ее психологические мозги?
   — Нелли, — воззвала я к ее разуму, — посуди сама, в чем бессмыслица? Если я умру — наследницей будешь ты, а не Нина Аркадьевна, вот что важнее всего. Если я останусь жива — прекрасно. Когда-нибудь я все равно умру. Тогда имущество достанется моему крестнику Саньке. Я все-таки ему тоже мать, хоть и крестная. И с какой-то стороны хорошо, что на меня покушаются. Я бы никогда не дошла до нотариуса, а так совершила разумный поступок. Уф! Даже легче стало, честное слово.
   Этот довод показался Нелли настолько убедительным, что она переключилась на Клавдию.
   — Не может Клавка влюбиться, — принялась она твердить старое.
   — Почему? Мне это не кажется таким уж невероятным, — вступилась я за сестру.
   — А мне кажется. Когда влюбляется женщина?
   — Когда?
   — Женщина влюбляется тогда, когда у нее есть шанс быть любимой. Посмотри на Клавдию — разве у этой уродины есть шанс? Поставь вас рядом — мать и дочь. Имею в виду не сходство, а возраст.
   — Кто дочь? — ревниво поинтересовалась я. Нелли усмехнулась.
   — Ты, естественно, хотя она моложе. Против такого аргумента нечего возразить, и я смягчилась.
   — Хорошо, может, ты и права. Может, Алиска и в самом деле присочинила. Сейчас узнаем.
   Мы въехали во двор, и Нелли, по обычаю, посигналила. Клавдия вышла на балкон, обрадовалась, помахала рукой.
   Она, конечно, человек принципиальный и лгать не любила, но одно дело не любить, а другое — не уметь. К тому же я знала, что Клавдия, когда ей это удобно, прекрасно умела не договаривать. Просто не договаривала до конца, оставляя самое важное за пределами беседы.
   Поэтому я решила задать вопрос в лоб, не давая времени на раздумье. Клавдия слишком умна, чтобы заходить к ней издалека. Поэтому я вошла в дверь с таким вопросом:
   — Как могла ты скрыть от меня то, что рассказала Алиске?
   Клавдия виновато пожала плечами.
   — Сама не пойму, — призналась она. — У твоего гроба мне стало тоскливо.
   Нелли стояла как громом пораженная и переводила взгляд с меня на Клавдию. Вид у нее был наиглупейший. Я победоносно посмотрела на нее: мол, что я говорила, тоже мне психоаналитик.
   — Кто же он? Я его знаю? — не теряя времени, приступила я к допросу.
   — Не знаешь, — обреченно ответила Клавдия. — Мы познакомились случайно. Раньше он был инженером, а теперь занимается бизнесом.
   — Удачно? — включилась в допрос и Нелли.
   Клавдия замялась. Представляю, как тяготила беднягу ее откровенность.
   — Не очень, — призналась она. — Собственно, рассказывать больше нечего. Он уехал, и все закончилось. Иногда шлет письма из разных концов страны. Я была коротким эпизодом в его жизни, но мне хоть есть что вспомнить.
   Я пожалела Клавдию и решила прекратить допрос. Нелли тоже любопытная, но не бессердечная.
   — Ну и фиг с ним, — сказала она. — Мы не за этим, а просто так, соскучились. Чаем напоишь?
   — Конечно, — обрадовалась Клавдия, — только заварки нет.
   — Все ясно, — сказала я. — Только сегодня на меня не рассчитывайте. У меня ЧП — сумочку потеряла.
   Я не захотела рассказывать подробности, поскольку выяснилось, что Клавдию можно легко вызвать на откровенность.
   «Зачем Нине Аркадьевне знать о каждом моем шаге», — подумала я.
   Пока Нелли ездила за продуктами, мы с Клавдией болтали на кухне. Точнее, болтала я. Клавдия поддерживала беседу любезным молчанием. Вдруг, прямо посередине беседы, на меня опять нахлынула обида.
   — Клава, и все же, как ты могла скрыть от меня тo, что запросто рассказала чужой Алиске? — воздев руки и трагически закатив глаза, вопросила я. — Мне казалось, что нет у тебя подруги ближе меня.
   — Правильно казалось, — со вздохом подтвердила Клава. — Но Нелли сказала, что Алиса твоя самая лучшая питерская подруга. Пойми, там, у твоего гроба, слова «питерская подруга» приобрели особый смысл. Я испытала такое одиночество… Тебя нет в живых, Питер далеко… Тоска…
   — Все ясно, — резюмировала я, — Алиска подвернулась под руку. Это она умеет.
   — Не знаю, может быть. Не стоит торопиться с оценками. Мне просто хотелось прикоснуться к тебе хотя бы своей тайной. Я же не знала, что ты жива, иначе никогда бы не совершила этой глупости.
   — Понятное дело. Прости меня за назойливость, но позарез хочется знать, как он выглядит. Клавдия встрепенулась.
   — У меня есть фотография. Вот так удача. Об этом я даже и мечтать не могла. «Воистину сегодня счастливый день», — подумала я, напрочь забыв о покушении и, главное, об утрате сумочки.
   — Тащи сейчас же эту фотографию сюда, — приказала я. — Пока не пришла любопытная Нелли.
   Клавдия, удивляя своей резвостью, выбежала в комнату, где у нее спальня.
   «Вот здесь она хранит свои девичьи секреты, — с удовлетворением отметила я, прислушиваясь к характерному скрипу, который может издавать только левая створка ее платяного шкафа. — Непременно надо посмотреть, нет ли там писем».
   Минутой позже Клавдия вернулась, держа в руках портретный снимок.
   — Это мой Дима, — умиляясь, протянула она снимок.
   «Как же, твой», — подумала я, чувствуя непривычные уколы зависти.
   Боже! Как красив этот мужчина! Ведь именно о таком я мечтала всю жизнь! Сколько ласки в глазах. Сколько силы в руках, лежащих на спинке стула, который он оседлал, словно лихого коня. Его непокорный вихор поведал мне о твердом нраве. Стрельчатые брови просто убеждали в храбрости. Широко поставленные глаза говорили о душе без берегов, а крупные, красиво очерченные губы — о страстности натуры. А сколько женских проблем при желании можно погрузить на его могучие плечи!
   «Нет, это не фотография, это целая поэма, — уже страдая от зависти, подумала я. — И все это богатство, весь этот набор достоинств — Клавдии? Этой серой мышке? Какая несправедливость! Разве способна наша Клаша оценить такое?»
   — Нравится? — спросила она. Я пожала плечами.
   — Ничего… И долго у вас продолжался роман?
   — Год.
   Год? С ума сойти, как говорит Нелли. Кстати, хорошо, что она, с ее завистью, не видела этого Димы. Серьезно могла бы повредить свое здоровье.
   — Как же тебе все удавалось скрывать? — удивилась я.
   — Это было несложно. Вы без звонка редко приезжаете. Мы собирались пожениться.
   Нет, с этой Клавдией действительно можно сойти с ума. Они собирались пожениться! Интересно, Дима-то хоть об этом знал?
   — Точнее, Дима хотел, чтобы мы поженились, — окончательно решила добить меня Клавдия. — Но я заупрямилась: не надо спешить и т. д. и т. п. Жалею теперь, конечно.
   Ха, она еще и заупрямилась! Овечка наша. Ну что тут скажешь! Мимо! Вся жизнь моя прошла, оказывается, мимо! Зачем мне, спрашивается, было родиться такой красивой, если всякая серость и невзрачность, к примеру Клавдия, буквально отбивается от красавца Димы, о каком я мечтала всю жизнь.
   Где тот убийца, который никак не может до меня добраться? Пусть придет и сейчас же убьет меня, несчастную. Я этого искренне желаю. И чего еще желать, когда жизнь так несправедлива?
   — А у вас… Как бы это сказать… Меня мучительно интересовало, удалось ли Клавдии потерять свою девственность, но я не знала, как об этом спросить.
   — Ты о сексе? — вывела меня из затруднительного положения она.
   — Ну… И о нем тоже, — уклончиво ответила я, всеми силами стараясь не оскорбить ее целомудрия.
   — У нас было все, — вспыхнув, призналась Клавдия, после чего я поняла, что бедняжка пропала.
   Теперь она не забудет этого мужчину никогда. Дожить до тридцати семи и отдаться сразу такому красавцу. Кстати, сколько ему?
   Я тут же задала этот вопрос Клавдии.
   — Тридцать девять, — смущенно ответила она. Тридцать девять? О боже! Это же мой любимый возраст! Нет, я этого не переживу!
   — Где он? Говори сейчас же, где он? Клавдия удивленно посмотрела на меня.
   — Не-е по-оняла, — растягивая слова, сказала она. — Тебе адрес, что ли, дать?
   — Да нет, это я так просто спросила, — опомнилась я. — Почему ты думаешь, что была эпизодом в его жизни? Он же звал тебя замуж.
   — Ну и что? А потом забыл.
   — Не забыл, раз пишет.
   — А, — махнула она рукой. — Есть обстоятельства, которые обесценивают его знаки внимания.
   Я насторожилась. Что за обстоятельства? Клавдия явно что-то недоговаривает. А если интуиция мне не изменяет, недоговаривает много чего. Мне очень хотелось узнать все подробней, но приход Нелли прервал беседу.
   Клавдия быстро спрятала фотографию под старую клеенку, лежащую на столе. Меня шокировало такое небрежное обращение с красавцем Димой, но я сдержалась и промолчала.
   Потом мы пили чай и обсуждали предстоящую генеральную стирку, которую, жалея слабосильную Клавдию, всегда взваливали на свои плечи. Я обязалась принести новый отбеливатель, купленный по случаю со скидкой в двадцать процентов.
   — А я принесу «Тайд», и мы замочим твои шторы, — пообещала Нелли. — Они изрядно запылились. Постельного белья много собралось?
   — Не осталось ни одного комплекта, — виновато сообщила Клавдия. — И полотенца все грязные. Нелли покачала головой.
   — Ужас! Ужас! — сказала она и осуждающе посмотрела на меня. — Видишь, к чему приводит твоя Разгульная жизнь?
   — А что бы вы стали делать, умри я на самом деле? — возмутилась я.
   — Это другое дело, — строго сказала Нелли. — Пришлось бы тогда выкручиваться мне одной.
   — Может, ты и сейчас выкрутишься?
   — Не могу. Из-за Саньки. Такая стирка часов на пять, если без тебя. Клавдию я в расчет не беру. Какая от нее помощь.
   Учитывая, что не осталось ни одного полотенца, стирку назначили на следующий день. Нелли, как обычно, все тщательно спланировала.
   — В два часа я заканчиваю прием своих психов, прыгаю в «жигуль» и сразу к Соньке, — с оптимизмом сообщила она. — В три мы будем у тебя. А ты, Клавдия, не сиди сложа руки, а то мы до самой ночи провозимся, а у меня Санька.
   — Да, чтобы к нашему приходу первая партия уже прокрутилась и была готова к полосканию, — поддержала ее я. — Надеюсь, заложить белье в машину ты сама сможешь?
   — Смогу, — заверила Клавдия, хотя я не помню, видела ли ее за этим занятием. Нелли вздохнула.
   — Эх, жаль, Анна Адамовна так рано умерла.
   — Почему? — удивилась я.
   — Не успела купить Клавке автомат, чтобы мы не мучились. Надо сброситься всей семьей и сделать такой подарок на Клашино сорокалетие.
   — Спасибо, но надо еще дожить, — усмехнулась Клавдия.
   — Доживешь, какие твои годы, — покровительственным тоном сказала Нелли, залпом допивая чай и поднимаясь из-за стола. — Ну, по коням?
   Возвращаясь от Клавдии, мы обсуждали знаменательное событие, в которое Нелли, вопреки очевидности, никак не могла поверить.
   — Ну надо же, наша Клаша влюбилась! — время от времени выкрикивала она, яростно сжимая руль.
   — Клавка втрескалась не на шутку, — подливала я масла в огонь. — Ей уже никогда его не разлюбить.
   — Почему ты так решила?
   — Потому что сразу видно, как она влюблена. Во-первых, только влюбленный по-настоящему человек готов говорить о своем обожаемом предмете со всеми подряд, даже с Алиской. А во-вторых, я же видела, как она рада была открыть мне душу. Не поверишь, но мне приходилось ее останавливать — так вдохновилась бедняжка. Это Клавдия-то, из которой каждое слово приходится тащить едва ли не клещами.
   — Да, влюбленный греется образом любимого, — убежденно констатировала Нелли. Все же как она умна. Порой.

Глава 18

   На следующий день я проснулась рано утром от настойчивого телефонного звонка. Это Нелли.
   — Что случилось? — спросила я сквозь продолжительный сладкий зевок.
   — Ты не забыла о стирке?
   Вот же епэрэсэтэ, как говорит Маруся. Хоть не связывайся с этой Нелли. Иначе не будет покоя ни Днем, ни ночью. Лучше бы я сама постирала Клавкино белье, но тогда, когда смогу и захочу, а не тогда, когда мне грубо навяжут.
   — Иди к черту, — рассердилась я.
   — Не к черту, а в половине третьего я за тобой еду. Будь готова.
   — Ты что, за этим только и звонишь на заре? — я посмотрела на часы. — В семь утра.
   — Ну да, я знаю, как ты любишь филонить. Мне вовсе не хочется отдуваться за двоих. В любом случае, я напомнила. Не вздумай смотаться куда-нибудь.
   — Да куда я смотаюсь, когда у Маруси сегодня закончился отпуск, а Аким без нее вряд ли захочет меня сопровождать. Он теперь жить будет в ее буфете. Да и надоело мне ходить по городу и пугать собой всех подряд.
   Нелли удивилась.
   — Что ты имеешь в виду? — спросила она.
   — Как что? Мое воскрешение, конечно. Соседи как будто пообвыкли и уже не шарахаются, но есть же еще друзья и родственники.
   — А они до сих пор не знают, что ты жива?
   — Нет, зачем их расстраивать. Вчера, например, когда спешила к тебе, столкнулась с Тоськой. Бедняга с перепугу креститься начала, хотя атеистка с тех времен, когда была комсоргом школы.
   — А Нина Аркадьевна?
   — Та, похоже, не знает. Или делает вид, что не знает. Во всяком случае, пока мне не звонила. Ну ладно, когда ты за мной заедешь?
   — Никогда меня не слушаешь. Повторяю, в половине третьего, — рассердилась Нелли.
   — Не рычи, буду паинькой, — пообещала я, и мы простились.
   До полудня я не знала, чем себя занять. Несколько раз порывалась ради развлечения позвонить своему спасителю Евгению, но всякий раз останавливала себя вопросом: «Что ему скажу?»
   Когда диктор радио сообщил, что в Москве тринадцать часов, я позвонила Клавдии. Она уже пришла с работы и рапортовала о замоченном белье Я сказала, что собираюсь, чищу перышки, так как через полтора часа приедет Нелли.
   Минут десять я бесцельно бродила по своей огромной квартире, заглянула в Красную комнату и гостиную, в зал, вспомнила недобрым словом третьего мужа, так и недоделавшего двустворчатые двери. С тех пор прошло больше десяти лет, а двери так и остаются недоделанными. Я, правда, не знаю, что там недоделано. На мой взгляд, все прекрасно, но муж бросил на прощание эту фразу о дверях, и теперь она мучает меня много лет. Может, он сказал это нарочно, чтобы лишить меня покоя? Тогда он действительно подлец. Я вынесла третьему мужу окончательный приговор, после чего отправилась в спальню.
   Там я присела к туалетному столику, достала с полочки косметический набор и очень быстро сделала с собой такое, после чего ни один мужчина не смог бы по доброй воле отвести от меня глаза.
   Несколько раз чесанув расческой по своей золотистой гриве, я пришла в восторг: «До чего хороша, когда высплюсь и не бегаю от преступников. Надо почаще давать себе передышку».
   Отвлек меня от достойного занятия звонок из прихожей. Соблюдая предосторожность, я заглянула в «глазок». Пышный бюст Маруси вплотную подпирал мою дверь. Несмотря на то, что второго такого бюста не сыщется во всей Москве, я все же спросила:
   — Маруся, ты?
   — Я, я, — подтвердила Маруся, всхлипывая. — Открывай, старушка.
   Распахнув дверь, я невольно прижалась к стене, чтобы освободить проход. Маруся в кокетливом фартyке и красивом, совсем не буфетном, платье ворвалась в квартиру и забегала хаотично, как растревоженный таракан. О резвости такой я и не подозревала, с трудом поспевая за ней.
   — Где он? — спросила она, набегавшись вволю.
   — Кто?
   — Аким.
   — Аким? Почему ты решила, что он у меня?
   — Он сам сказал, что отправляется сюда, — опять всхлипнула Маруся.
   Я догадалась, в чем дело.
   — Поругались?
   — Да… Он сказал, что я бестолковая и что пойдет туда, где его лучше понимают.
   — Ах, речь об «Абсолюте». Неужели ты пожалела для него? — принялась я выговаривать Марусе. — Запомни, Аким не алкоголик какой-нибудь, он очень тонкая натура.
   Она кивала кудрявой головой и сморкалась в фартук. Вид у нее был невыносимо несчастный.
   — Да, да, все понимаю, — твердила она, — для Акима ничего не жалко, надо было только дождаться конца рабочего дня.
   — А ему вынь да положь? Немедленно?
   — Да, он не хотел ждать.
   Извечная трагедия большинства женщин — нетерпимость и нетерпеливость мужчин. Пора, милочки, понять, что мужчина может дожидаться всего чего угодно, но только не того, что связано с удовольствиями. Иначе пойдет искать удачи в другом более щедром месте. Ведь все мужчины придерживаются незыблимого для них принципа: лучшее благо — благо немедленное. Против этого есть одно хорошее средство, но не каждому оно доступно.
   Марусе, судя по ее несчастному виду, это средство точно недоступно.
   — Но если Аким не у тебя, тогда где он? — растерялась она.
   — Не знаю, может, в клубе?
   Клубом у нас называли местную затрапезную пивную где собиралось множество «романтиков» похлеще Акима. Он среди них, как рыба в воде.
   — В клубе? — воспряла духом Маруся. — А ты знаешь, где это?
   — Конечно.
   — Ой, а я не одета для такого случая. — Ничего, там поймут.
   Я поглядела на часы, прикинув, что отвязаться от этой сумасшедшей влюбленной не удастся. Но, с другой стороны, до приезда Нелли осталось всего полчаса. Вряд ли я успею добежать до «клуба», помирить Марусю с Акимом и вернуться обратно. К тому же, если Нелли узнает, ради чего я позволила себе опоздать на стирку, она так энергично осудит меня…
   В общем, я решила не искушать судьбу, а предупредить Нелли заблаговременно. Я позвонила в «Гиппократ» и, радуясь, что застала ее, тут же выпалила:
   — У меня ЧП, поезжай прямо к Клавдии, я к трем буду там. Аким и Маруся проводят.
   — Очень хорошо, что ты не расстаешься с этими чокнутыми, — ответила Нелли. — Я задержусь на час, так что начинай без меня.
   — Как на час? — возмутилась я. — Не хочешь ли ты сказать, что приедешь в четыре?
   — Да, раньше не получится. У меня вызов в больницу.
   — Нет, кто из нас филонит? И так всегда. Совесть, как ни странно, проснулась в Нелли.
   — Может, перенесем стирку на завтра? — виновато спросила она.
   Я разочаровала ее.
   — Не выйдет. Клавдия уже замочила белье.
   — Но я, честное слово, раньше четырех не смогу. Еду в клинику снимать депрессию у смертельно больной.
   Подумать только, что умеет делать наша Нелли.
   На что она способна. Снять депрессию у смертельно больной. Сам Господь Бог не взялся бы за такое, а Нелли — запросто. Легко и весело. Только плати.
   — Ладно, — успокоила я ее, — иди снимай. Мне все же легче, чем твоей больной. Когда упаду от непосильного труда и начну умирать, не придется бегать по психотерапевтам. Ты всегда под рукой. Просто придешь и быстренько снимешь любую депрессию. Какое счастье умереть без депрессии!
   — Иди к черту, — обиделась она.
   И я пошла к Акиму. Маруся развлекала меня сценами из их личной жизни. По дороге мы завернули в магазин и купили бутылку «Абсолюта». Маруся не положила ее в кулек, а торжественно понесла в руках, нежно прижимая к груди. Идущие навстречу мужчины ласкали ее взглядами, и непонятно было, кому они больше рады: бутылке, Марусе или ее выдающейся (во всех смыслах) груди.
   Какой все же хороший парень Аким, добрый и великодушный. Увидев Марусю, он не стал кобениться и набивать себе цену, как другие, а обнял подругу, поцеловал, взял из ее рук «Абсолют» и спросил:
   — А как же буфет?
   — Ты мне дороже, — призналась Маруся.
   — Ребята, — сказала я, — у меня большая Клавина стирка, так что не обессудьте, если уделила вам мало внимания.
   — Мы тебя проводим, — благородно откликнулся Аким.
   Меня внезапно одолела скромность.
   — Я на такси.
   — Мы тебя проводим до такси, — сказала счастливая Маруся.
   Я согласилась и потом, уже из машины, долго смотрела, как они махали мне вслед, обнявшись, словно два голубка: большая Маруся и маленький Аким.
   Хорошо, что я умею радоваться чужому счастью. Это очень обогащает жизнь.

Глава 19

   Во двор Клавдии такси въехало, когда на часах было сорок минут четвертого. Не обращая внимания на столпившихся у лавочки людей, я, не дожидаясь лифта, понеслась на пятый этаж. Минут пять безрезультатно жала на кнопку звонка, потом раскрыла сумочку и достала ключи. Открыв дверь, я вошла в квартиру и, к удивлению своему, застала стирку в самом разгаре. Клавдии же не было нигде.
   «Куда она могла пропасть? — насторожилась я. — И почему начала стирку, не дожидаясь меня? На нее это не похоже. А на месте ли ее домашний халат?»
   Я бросилась в спальню, перерыла все в одежном шкафу, но в скудном гардеробе Клавдии халата не наружила.
   «Не могла же она выйти на улицу в домашней одежде, — подумала я, растерянно присаживаясь на Диван. — И почему не оставила записки? Значит, мучилось что-то из ряда вон, то, что вынудило нашу yравновешенную Клавдию, забыв про все на свете, нестись бог знает куда. Может, что-то связанное с ее Димой?»
   Скрип входной двери отвлек меня от раздумий.
   — А тут открыто, — услышала я голос соседки. — Проходите, поглядите.
   Я бросилась в прихожую и обмерла. Соседка не одна. Рядом с ней топтались двое мужчин: один в гражданском, другой в милицейской форме, если не ошибаюсь — в чине капитана.
   — Кто вы такая? — строго спросил меня гражданский.
   Не успела я открыть рта, как соседка Клавдии — препротивнейшее создание — опередила меня.
   — Это Сонечка, сестрица несчастной, двоюродная, — заговорщически кивая мне, проговорила она и скорбно поджала свои ехидные губки.
   Мне не понравилось, что эта неотесанная баба так фамильярно называет мою исключительно утонченную и аристократичную Клавдию несчастной, а меня Сонечкой. Я уже собралась одернуть ее, но строгий вопрос капитана мне помешал.
   — Как вы попали в квартиру?
   Я опешила. Да что здесь происходит, в конце концов? По какому праву такой допрос? Ох, я сейчас им покажу!
   Но пока я собиралась, вредная соседка опередила меня и на этот раз.
   — Сонечка помогала Клавочке вести хозяйство, ну, прибраться там, постираться…
   — Прислуга, что ли? — спросил гражданский, скептически рассматривая мое модное платье и туфли на высоких каблуках.
   — Что-то вроде, — кивнула соседка. — Поэтому Клавочка дала ей ключи.
   Я вскипела.
   — Да что вы тут городите такое! — завопила я. — Никакая я не прислуга. У меня два высших образования, не считая прочих глупостей.
   — А зачем пришли? — хитро щурясь, поинтересовался капитан.
   — Стирать белье.
   — Значит, прислуга, — констатировал гражданский. — Что ж, пойдем осмотрим квартиру, — обратился он к капитану.
   — По какому праву, хотелось бы знать? — возмутилась я.
   Гражданский снисходительно взглянул на меня и веско произнес:
   — По праву службы. А вы, гражданочка, оставайтесь на месте и ничего не трогайте. Ваших отпечатков в квартире нет?
   — Моих? Да сколько хотите. Не удивлюсь, если вы не найдете отпечатков хозяйки, — начала было я, но тут мне сделалось дурно.
   Ну и позднее же у меня зажигание. Клавдии нет, зато пришли эти, из милиции, а я как дура отвечаю на их вопросы вместо того, чтобы задавать свои.
   — Что с Клавдией? — спросила я.
   Соседка, дико вращая глазами, взвыла:
   — Дак вы не знаити?
   — Нет, конечно, я только что вошла.
   Капитан и гражданский посмотрели на меня совсем другими глазами.
   — Несчастный случай, — сочувственным голосом сообщил гражданский.
   — Волошинова Клавдия Вячеславовна примерно чaс назад упала с балкона, — с заметной грустью добавил капитан.
   Я попятилась и растерянно заглянула в комнату.
   — С вот этого? — спросила я, указывая на распахнутую балконную дверь. — С наволочками и простынями?
   — С него, — подтвердила соседка. — Вешала белье, подсклизнулась и впала.
   Мне сделалось дурно. Ноги подкосились, тошнота вцепилась в горло, на месте сердца образовался ноющий омут, а в голове глупая неуместная мысль: «Один раз в жизни женщина собралась самолично повесить сушиться белье и тут же упала с балкона. Ну как ее было не опекать?»
   Когда открыла глаза, гражданский, у которого не помню как я оказалась на руках, крутился со мной по комнате, а соседка с капитаном наперебой предлагали положить меня то на диван, то в кресло, то почему-то на стол. Слава богу, он выбрал диван.
   — Вам лучше? — спросил он, заботливо подавая мне стакан с водой.
   Я понюхала воду, передернула плечами, вернула стакан, вскочила с дивана и убежденно заявила:
   — Здесь что-то не так! Не могла Клавдия упасть с балкона!
   Капитан, видимо, достаточно хорошо разглядев все мои достоинства, тоже пожелал заботиться обо мне.
   — Успокойтесь, — сказал он, поглаживая меня по обнаженным рукам, — ваша сестра еще жива, она в реанимации. Как только она придет в себя, мы обязательно ее допросим.
   — Вы считаете, что можно прийти в себя, свалившись с пятого этажа? — не поверила я.
   — Конечно, бывали случаи и пострашней, — охотно отозвался гражданский. — Вот недавно жена сбросила пьяного мужа с шестого, и ничего. Отделался двумя переломами.