Страница:
— Правда? — воспряла Денисия. — Думаете, Карлуша оставит меня в покое?
— Нет, он не оставит, но ты должна быть умней, ты обязана его переиграть. Если жить хочешь.
— Хочу! — закричала Денисия. — Я вам верю!
Я вас во всем буду слушать! Говорите, что я должна делать?
— Э-хе-хе, — сокрушился Боровский.
Он завидовал наивности своей юной родственницы и слишком хорошо знал этот мир. И все же Воровский не стал разочаровывать Денисию, а попробовал взглянуть на ее будущее с оптимизмом.
— Вас, говоря языком классика, спасет только заграница, — сказал он, почему-то вновь переходя на «вы». — В нашей стране вы понимания нигде не найдете, да и опасно искать.
— Неужели во властных структурах совсем нет порядочных людей? — ужаснулась Денисия и, вспомнив своих кумиров, Эльдара Валева и Марию Добрынину, загорячилась:
— Есть же общественные и правозащитные организации, есть же честные люди, которые не отмахнутся, не оставят без помощи сироту!
— С чего вы взяли? — удивился Боровский. — Все живут по принципу: своя шкура ближе к телу.
Она рассердилась и, горячась еще больше, закричала:
— Не правда! Я сужу по себе. Если я сама стараюсь жить честно, то почему я должна думать, что другие хуже меня? Если бы я поступила на службу людям, я забыла бы о себе и жила бы только проблемами простого народа. В противном случае нечего и наверх карабкаться со своими идеями. Конечно, везде есть плохие люди, но к ним я не пойду. Потому у вас и прошу совета, что вы больше меня знаете. Есть же хорошие общественные организации. Вы только подскажите, где их найти? Как к ним попасть? Как к ним добраться?
— Боюсь, что в вашем вопросе ответ и содержится, — добил ее Боровский. — Если эти организации пекутся о правах и благах народа, то почему народ о них и слыхом не слыхивал? Спрашиваете у меня, как к ним добраться? Разве это не странно? Ведь бутылка «Клинского» или «Сникерс», или «Памперс» там какой — все эти «незаменимые» сообразили, как дойти до народа. Уж здесь народ точно знает, куда свои денежки нести, рассказали, сто раз объяснили, а вот кто должен народ защищать, не доложили. Тут, извините, сами, товарищи, соображайте, ищите днем с огнем. Все равно не найдете. Вот что такое все ваши общественные и правозащитные организации.
— Вы хотите сказать, что хороших людей там нет? — ахнула потрясенная Денисия.
— Да есть, — успокоил ее Боровский. — Хорошие люди везде есть: и выслушают, и успокоят, и помогут, если добраться до них успеете. Ведь все эти организации со злом борются по закону, а не по понятиям, следовательно, там одна бюрократия: на любой шаг вперед горы бумаг. Вы кричите: «Убивают!» — а вам в ответ: «Извольте подкрепить документиком, как убивают? Под какую подпадают статью?» Но даже если произойдет чудо, если вам повезет: прошибете бюрократическую стену и живы останетесь, то и здесь пользы — ноль. Не помогут вам общественные деятели в борьбе с Карлушей. Найдется добрая душа, захочет за вас заступиться, и ее за собой на дно утянете. Слишком опасна Система. Она кого угодно сметет. Вам нужно исчезнуть, на какое-то время затаиться, а потом, когда страсти улягутся, я переправлю вас за границу. Вот оттуда можно и повоевать.
— Куда отправите? — испугалась Денисия.
— В Англию.
— А если во Францию? По-французски я говорю свободно.
— Во Францию? — Боровский задумался. — Не очень мне это нравится… Впрочем… Хорошо, можно и туда. Бертран… Мой приятель, господин Машикули, думаю, поможет вам и делом, и мудрым советом.
— Бертран Машикули? Знакомое имя. Он приезжал в Россию?
— И не раз.
«Возможно, мы виделись с ним на посольском приеме», — подумала Денисия и спросила:
— Кто он?
— В прошлом видный политик. Сейчас отошел от дел, но все еще продолжает пользоваться весом. Только… — запнулся Боровский и продолжил с легким смешком:
— Хотя вам это даже на руку.
Денисия насторожилась:
— Что — это?
— Бертран старый прожженный волокита, но не пугайтесь. За рамки дозволенного, если сами не захотите, он не выйдет.
— Конечно, не захочу.
— И не надо. Вы молоды и симпатичны. Он будет рад и этому факту. Бертран в глубине души по-прежнему романтик-мальчишка. Вообще-то он, как любой политик, все больше заботится о себе и ленив на дела хорошие, но, когда речь заходит о милых крошках, здесь Бертран становится рыцарем и способен на подвиги. Да-да, вы правы, надо ехать в Париж. Думаю, Машикули будет противна одна только мысль, что столь хорошенькая девушка, как вы, может погибнуть от руки злодея. Безусловно, он вам поможет.
— Дай-то бог, — выразила пожелание Денисия.
— Бог даст, — заверил ее Боровский. — Касаемо Машикули я абсолютно уверен, а вот как вывезти вас из страны, пока не знаю. Вы сейчас где? Впрочем, нет, не говорите. Скажите только одно: вы в безопасности?
Денисия оглянулась вокруг: в парке ни души.
— Вроде да, — подрагивая от холода, сообщила она.
— Тогда подождите секунду. Я лекарство приму — сердце опять прихватило.
В трубке послышались шорох, журчание воды, тяжелые вздохи.
«Хоть бы старик не загнулся раньше, чем переправит меня во Францию», — с юношеским эгоизмом подумала Денисия.
В унисон ее мыслям Воровский пробормотал:
— Тут раньше времени коньки бы не откинуть, ну да постараемся. Вы без меня, деточка, пропадете. — И, не давая Денисии времени на расстройство, он продолжил уверенно и даже с напором:
— Документы — ерунда. Здесь проблем не будет. Визу вам тоже быстро откроют, когда придет пора, а вот где вам отсидеться — не знаю. Я, как вы понимаете, не свободен. За мной следят. Спрятать вас не сумею.
Друзья у вас есть?
Денисия всхлипнула:
— Есть, да Карлуша про всех уже знает.
— А вот и нет, — утешил ее Воровский. — Про вас он как раз ничего и не знает. Вы же убиты. Не знаю даже я. Вы такая скрытная особа. А Карлушу больше интересуют друзья моей покойной жены. Ведь она от него скрывается. Насколько я помню, общих друзей у вас с Зоенькой нет…
— Точно, — подтвердила Денисия и, сообразив, что Лариса осталась вне поля зрения Карлуши, оживилась и закричала:
— Значит, я могу отправиться…
Воровский ее прервал:
— Тише! Молчите! Не надо мне знать, куда вы собираетесь отправиться.
— Думаете, ваш телефон прослушивается?
— Я принял меры, но береженого бог бережет. Поэтому давайте поступим так: вы отправляйтесь, куда собирались, а я этим же утром займусь вашими делами. Через десять дней жду вашего звонка. Лучше ночью звоните, все равно не сплю.
— Хорошо, я обязательно вам позвоню, — пообещала Денисия.
— А я к тому времени буду знать точно, как вам помочь. Вы мне нравитесь. Похоже, вы честный и очень неплохой человек, — признался Боровский и, пожелав ей удачи, повесил трубку.
И в тот же миг Денисия вспомнила, что главного не спросила: предал ее Пыжик или не предал. По чьей указке Карлуша Степку убил?
Сначала она сильно расстроилась, психанула даже, но, подумав, решила, что это уже и не главное.
Главное — остаться в живых, а остальное успеется.
До самого утра Денисия пряталась по дворам, искала теплые закутки между гаражами, не решаясь заходить в подъезды, а когда рассвело, отправилась в метро. Спрятав лицо в высоко поднятый воротник, она смешалась с толпой, но и это ее не спасло. Как черт из коробочки, выскочила из электропоезда и прямо на нее хохлушка Зинаида, вся увешанная сумками. Выскочила и затрясла необъятной грудью, и радостно завопила на весь перрон:
— Ой, Денька! Живая! А по телику показывали, что ты убитая!
— Говорите тише, — взмолилась Денисия. — И запомните, Зоя я.
— Зоя?! — ахнула Зинаида. — А как на Деньку похожа!
Денисия сердито напомнила:
— Мы близнецы.
— Да-да, точно, — закивала головой Зинаида. — Я с перепугу забыла. А Степка-то наша где?
— Почему вы спрашиваете? — насторожилась Денисия.
— Ха! Ну, дивчина, ты даешь! Почему я спрашиваю! Потому, что пахать за нее мне не хочется. Она думает выходить на работу?
— Ну-у, не знаю…
От сомнений таких Зинаида рассвирепела и, подпирая сумками свои крутые бока, закричала:
— Ха! Не знает она, смешная! Так не мешает тебе узнать, что Азер грозился Степку уволить. Уж она мне клялась! Так клялась! Я и Азеру передала…
Денисия остолбенела:
— Как — клялась? Когда?
— Да вчера, когда энтот, Харик ее, заходил.
— Гарик к вам заходил?
— Ну да, разыскивал Степку. До чего дожила, то по Харику сохла, а то вдруг сбежала. Хлопец ко мне протоптал дорожку, кажный день заходил, спрашивал, не объявлялась ли Степка. И, главное, что интересно: только мы говорить про нее разогнались, а тут и сама она Харику своему на мобилу звонит. Просит, плачет, приди меня забери. Я, не будь дура, трубку вырвала и давай ругать ее, стерву. «Ты когда, — кричу, — на работу придешь?» А она мне: «Тетя Зина, не беспокойтесь. Скоро выйду, так хозяину и передай».
— А Гарик?
— А шо Харик? Он обрадовался и убег.
— Куда?
— Да к ней. Степка же адрес ему свой дала. Квартиру она, что ль, поменяла. Так я ничего и не поняла.
Ой, я ж на работу опаздываю, — заспешила вдруг Зинаида. — Степке привет передавай! — крикнула она и бодро шагнула в толпу.
Толпа ее приняла и понесла к эскалатору, а Денисия, обессиленная, рухнула на скамейку. Сестры, теперь уже все покойные, проиграли ей спор. Не на тех они делали ставки — не на тех и не на то.
Но в гибели Степаниды Денисия винила только себя, а вовсе не Гарика. Что Гарик? Он мужчина, эгоист, слабак. Такие в первую очередь любят себя.
Женщина для таких не человек, а игрушка, развлечение. Разве мог этот Гарик защитить невесту? Он себя не умеет защитить.
А вот Денисия уберечь сестру могла. Если бы она не пошла на свидание к Александру, если бы дома осталась, Степанида не позвонила бы своему жениху, и Карлуша не узнал бы, где она прячется…
Опять Александр! И здесь Александр! Слишком много бед наделала она из-за этой любви. В душу начал заползать незаметный еще пока холодок.
"Никогда себе не прощу, — шептала она побелевшими губами. — Никогда! — И тут же на себя разозлилась:
— Так нельзя. Не об этом должна я думать.
Потом. Казнь — потом. Упреки — потом. Все потом.
А сейчас — к Ларисе".
Глава 2
Глава 3
— Нет, он не оставит, но ты должна быть умней, ты обязана его переиграть. Если жить хочешь.
— Хочу! — закричала Денисия. — Я вам верю!
Я вас во всем буду слушать! Говорите, что я должна делать?
— Э-хе-хе, — сокрушился Боровский.
Он завидовал наивности своей юной родственницы и слишком хорошо знал этот мир. И все же Воровский не стал разочаровывать Денисию, а попробовал взглянуть на ее будущее с оптимизмом.
— Вас, говоря языком классика, спасет только заграница, — сказал он, почему-то вновь переходя на «вы». — В нашей стране вы понимания нигде не найдете, да и опасно искать.
— Неужели во властных структурах совсем нет порядочных людей? — ужаснулась Денисия и, вспомнив своих кумиров, Эльдара Валева и Марию Добрынину, загорячилась:
— Есть же общественные и правозащитные организации, есть же честные люди, которые не отмахнутся, не оставят без помощи сироту!
— С чего вы взяли? — удивился Боровский. — Все живут по принципу: своя шкура ближе к телу.
Она рассердилась и, горячась еще больше, закричала:
— Не правда! Я сужу по себе. Если я сама стараюсь жить честно, то почему я должна думать, что другие хуже меня? Если бы я поступила на службу людям, я забыла бы о себе и жила бы только проблемами простого народа. В противном случае нечего и наверх карабкаться со своими идеями. Конечно, везде есть плохие люди, но к ним я не пойду. Потому у вас и прошу совета, что вы больше меня знаете. Есть же хорошие общественные организации. Вы только подскажите, где их найти? Как к ним попасть? Как к ним добраться?
— Боюсь, что в вашем вопросе ответ и содержится, — добил ее Боровский. — Если эти организации пекутся о правах и благах народа, то почему народ о них и слыхом не слыхивал? Спрашиваете у меня, как к ним добраться? Разве это не странно? Ведь бутылка «Клинского» или «Сникерс», или «Памперс» там какой — все эти «незаменимые» сообразили, как дойти до народа. Уж здесь народ точно знает, куда свои денежки нести, рассказали, сто раз объяснили, а вот кто должен народ защищать, не доложили. Тут, извините, сами, товарищи, соображайте, ищите днем с огнем. Все равно не найдете. Вот что такое все ваши общественные и правозащитные организации.
— Вы хотите сказать, что хороших людей там нет? — ахнула потрясенная Денисия.
— Да есть, — успокоил ее Боровский. — Хорошие люди везде есть: и выслушают, и успокоят, и помогут, если добраться до них успеете. Ведь все эти организации со злом борются по закону, а не по понятиям, следовательно, там одна бюрократия: на любой шаг вперед горы бумаг. Вы кричите: «Убивают!» — а вам в ответ: «Извольте подкрепить документиком, как убивают? Под какую подпадают статью?» Но даже если произойдет чудо, если вам повезет: прошибете бюрократическую стену и живы останетесь, то и здесь пользы — ноль. Не помогут вам общественные деятели в борьбе с Карлушей. Найдется добрая душа, захочет за вас заступиться, и ее за собой на дно утянете. Слишком опасна Система. Она кого угодно сметет. Вам нужно исчезнуть, на какое-то время затаиться, а потом, когда страсти улягутся, я переправлю вас за границу. Вот оттуда можно и повоевать.
— Куда отправите? — испугалась Денисия.
— В Англию.
— А если во Францию? По-французски я говорю свободно.
— Во Францию? — Боровский задумался. — Не очень мне это нравится… Впрочем… Хорошо, можно и туда. Бертран… Мой приятель, господин Машикули, думаю, поможет вам и делом, и мудрым советом.
— Бертран Машикули? Знакомое имя. Он приезжал в Россию?
— И не раз.
«Возможно, мы виделись с ним на посольском приеме», — подумала Денисия и спросила:
— Кто он?
— В прошлом видный политик. Сейчас отошел от дел, но все еще продолжает пользоваться весом. Только… — запнулся Боровский и продолжил с легким смешком:
— Хотя вам это даже на руку.
Денисия насторожилась:
— Что — это?
— Бертран старый прожженный волокита, но не пугайтесь. За рамки дозволенного, если сами не захотите, он не выйдет.
— Конечно, не захочу.
— И не надо. Вы молоды и симпатичны. Он будет рад и этому факту. Бертран в глубине души по-прежнему романтик-мальчишка. Вообще-то он, как любой политик, все больше заботится о себе и ленив на дела хорошие, но, когда речь заходит о милых крошках, здесь Бертран становится рыцарем и способен на подвиги. Да-да, вы правы, надо ехать в Париж. Думаю, Машикули будет противна одна только мысль, что столь хорошенькая девушка, как вы, может погибнуть от руки злодея. Безусловно, он вам поможет.
— Дай-то бог, — выразила пожелание Денисия.
— Бог даст, — заверил ее Боровский. — Касаемо Машикули я абсолютно уверен, а вот как вывезти вас из страны, пока не знаю. Вы сейчас где? Впрочем, нет, не говорите. Скажите только одно: вы в безопасности?
Денисия оглянулась вокруг: в парке ни души.
— Вроде да, — подрагивая от холода, сообщила она.
— Тогда подождите секунду. Я лекарство приму — сердце опять прихватило.
В трубке послышались шорох, журчание воды, тяжелые вздохи.
«Хоть бы старик не загнулся раньше, чем переправит меня во Францию», — с юношеским эгоизмом подумала Денисия.
В унисон ее мыслям Воровский пробормотал:
— Тут раньше времени коньки бы не откинуть, ну да постараемся. Вы без меня, деточка, пропадете. — И, не давая Денисии времени на расстройство, он продолжил уверенно и даже с напором:
— Документы — ерунда. Здесь проблем не будет. Визу вам тоже быстро откроют, когда придет пора, а вот где вам отсидеться — не знаю. Я, как вы понимаете, не свободен. За мной следят. Спрятать вас не сумею.
Друзья у вас есть?
Денисия всхлипнула:
— Есть, да Карлуша про всех уже знает.
— А вот и нет, — утешил ее Воровский. — Про вас он как раз ничего и не знает. Вы же убиты. Не знаю даже я. Вы такая скрытная особа. А Карлушу больше интересуют друзья моей покойной жены. Ведь она от него скрывается. Насколько я помню, общих друзей у вас с Зоенькой нет…
— Точно, — подтвердила Денисия и, сообразив, что Лариса осталась вне поля зрения Карлуши, оживилась и закричала:
— Значит, я могу отправиться…
Воровский ее прервал:
— Тише! Молчите! Не надо мне знать, куда вы собираетесь отправиться.
— Думаете, ваш телефон прослушивается?
— Я принял меры, но береженого бог бережет. Поэтому давайте поступим так: вы отправляйтесь, куда собирались, а я этим же утром займусь вашими делами. Через десять дней жду вашего звонка. Лучше ночью звоните, все равно не сплю.
— Хорошо, я обязательно вам позвоню, — пообещала Денисия.
— А я к тому времени буду знать точно, как вам помочь. Вы мне нравитесь. Похоже, вы честный и очень неплохой человек, — признался Боровский и, пожелав ей удачи, повесил трубку.
И в тот же миг Денисия вспомнила, что главного не спросила: предал ее Пыжик или не предал. По чьей указке Карлуша Степку убил?
Сначала она сильно расстроилась, психанула даже, но, подумав, решила, что это уже и не главное.
Главное — остаться в живых, а остальное успеется.
До самого утра Денисия пряталась по дворам, искала теплые закутки между гаражами, не решаясь заходить в подъезды, а когда рассвело, отправилась в метро. Спрятав лицо в высоко поднятый воротник, она смешалась с толпой, но и это ее не спасло. Как черт из коробочки, выскочила из электропоезда и прямо на нее хохлушка Зинаида, вся увешанная сумками. Выскочила и затрясла необъятной грудью, и радостно завопила на весь перрон:
— Ой, Денька! Живая! А по телику показывали, что ты убитая!
— Говорите тише, — взмолилась Денисия. — И запомните, Зоя я.
— Зоя?! — ахнула Зинаида. — А как на Деньку похожа!
Денисия сердито напомнила:
— Мы близнецы.
— Да-да, точно, — закивала головой Зинаида. — Я с перепугу забыла. А Степка-то наша где?
— Почему вы спрашиваете? — насторожилась Денисия.
— Ха! Ну, дивчина, ты даешь! Почему я спрашиваю! Потому, что пахать за нее мне не хочется. Она думает выходить на работу?
— Ну-у, не знаю…
От сомнений таких Зинаида рассвирепела и, подпирая сумками свои крутые бока, закричала:
— Ха! Не знает она, смешная! Так не мешает тебе узнать, что Азер грозился Степку уволить. Уж она мне клялась! Так клялась! Я и Азеру передала…
Денисия остолбенела:
— Как — клялась? Когда?
— Да вчера, когда энтот, Харик ее, заходил.
— Гарик к вам заходил?
— Ну да, разыскивал Степку. До чего дожила, то по Харику сохла, а то вдруг сбежала. Хлопец ко мне протоптал дорожку, кажный день заходил, спрашивал, не объявлялась ли Степка. И, главное, что интересно: только мы говорить про нее разогнались, а тут и сама она Харику своему на мобилу звонит. Просит, плачет, приди меня забери. Я, не будь дура, трубку вырвала и давай ругать ее, стерву. «Ты когда, — кричу, — на работу придешь?» А она мне: «Тетя Зина, не беспокойтесь. Скоро выйду, так хозяину и передай».
— А Гарик?
— А шо Харик? Он обрадовался и убег.
— Куда?
— Да к ней. Степка же адрес ему свой дала. Квартиру она, что ль, поменяла. Так я ничего и не поняла.
Ой, я ж на работу опаздываю, — заспешила вдруг Зинаида. — Степке привет передавай! — крикнула она и бодро шагнула в толпу.
Толпа ее приняла и понесла к эскалатору, а Денисия, обессиленная, рухнула на скамейку. Сестры, теперь уже все покойные, проиграли ей спор. Не на тех они делали ставки — не на тех и не на то.
Но в гибели Степаниды Денисия винила только себя, а вовсе не Гарика. Что Гарик? Он мужчина, эгоист, слабак. Такие в первую очередь любят себя.
Женщина для таких не человек, а игрушка, развлечение. Разве мог этот Гарик защитить невесту? Он себя не умеет защитить.
А вот Денисия уберечь сестру могла. Если бы она не пошла на свидание к Александру, если бы дома осталась, Степанида не позвонила бы своему жениху, и Карлуша не узнал бы, где она прячется…
Опять Александр! И здесь Александр! Слишком много бед наделала она из-за этой любви. В душу начал заползать незаметный еще пока холодок.
"Никогда себе не прощу, — шептала она побелевшими губами. — Никогда! — И тут же на себя разозлилась:
— Так нельзя. Не об этом должна я думать.
Потом. Казнь — потом. Упреки — потом. Все потом.
А сейчас — к Ларисе".
Глава 2
В благополучной семье Ларисы разразился страшный скандал. Гнусный, невообразимый, с воплями, оскорблениями и прочим, прочим, прочим…
Чем донял Рашидик Ларису, невозможно было понять, но, судя по его разодранному лицу, она бесстрашно сражалась, лютовала и достала-таки благоверного. Разошелся и он, да как! Даже позволил себе почесать об жену кулаки, после чего Лариса успокоилась, плюнула в его «поганую рожу», схватила на руки орущего благим матом Зюзика и укатила.., к свекрови. К Асии Махмутьевне. За город. За справедливостью и любовью.
«Может, оно и к лучшему», — смекнула Денисия и, недолго думая, прыгнула в электричку.
Лариса, ее увидев, ахнула и, зажимая ладошкой рот, вскрикнула:
— Зойка!
Хотелось сказать: «С чего ты взяла? Я Денисия».
Но пришлось молчать. Денисия лишь кивнула — на глаза навернулись слезы, спазм перехватил дыхание…
В общем, слов не нашлось.
Лариса всплеснула руками:
— Ой, бедная ты моя! Я сама вся обрыдалась!
Пойдем в мою комнату!
Там сумбурно и долго говорили сразу про все: про скандал в доме Лариски, про незаконченный ремонт, про убийства сестер, про то, что Зойка главная подозреваемая, про то, что ищут ее, и про то, что это абсурд! Абсурд-абсурд-абсурд!
— Что же делать теперь? — горестно складывая тонкие руки на плоской груди, приговаривала Лариса. — Что же делать?
— Ты не волнуйся, я к вам ненадолго, — виновато мямлила Денисия.
— Ну да, ну да, я сама здесь в гостях…
Когда жар беседы угас и обе почувствовали усталость, Денисия поднялась:
— Ну, Ларчик, не хочу навеки прощаться, но, Кто его знает, может, и не увидимся больше.
Друзья познаются в беде: Лариса замахала руками, затопала ногами, загорлопанила:
— Ты что? Сумасшедшая! Куда ты пойдешь?
— Уж найду куда.
— Даже и не помышляй! Нет, ну как тут не материться? Не ерепенься, все равно не пущу! Марию Добрынину ты подвела! Меня подвела! Перевод со старофранцузского мне не доделала! Так что, дорогуша, оставайся и принимайся за перевод. Я Добрыниной обещала, а ты мне обещала. Нет у меня таких денег, чтобы теперь дорогим специалистам платить. Знаешь, сколько за старофранцузский сдерут? Ого-го! Мало мне не покажется!
Денисия опешила:
— Как ты узнала, что я не Зоя?
— Нет, ну как тут не материться? Ты за дуру держишь меня, — рассердилась Лариса. — Как я ее узнала? Глупый вопрос. По речам твоим умным. Разве Зойка может так говорить? Конечно, я поверила сразу, а потом уж только о том и размышляла, как все на самом деле там получилось. Нет, ты не подумай, — запереживала Лариска, — я не выспрашиваю. Если захочешь, расскажешь сама, но уходить и не помышляй.
— Я за вашу семью боюсь, — призналась Денисия. — Если Карлуша прознает…
— Не прознает. Он, как я поняла, ищет Зойку, а с Зойкой мы на ножах. Это скажет любой. Так что не переживай. Здесь тебя не будут искать. Зато теперь ты переведешь наконец мне рукопись. Я увидела по телику труп твой и сразу подумала: «Ну как тут не материться? Все, Добрынина грохнет меня! Плакал наш перевод! Деньки больше нет! Где искать буду специалиста по старофранцузскому?»
— Переведу, теперь времени много, — согласилась Денисия.
— Не очень и много, — затараторила Лариса. — Добрынина скоро в загранку уезжает, и на нашу беду — с рукописью.
— Успею. За три дня переведу.
Лариса обрадовалась:
— Денька, ты гений! А как дальше жить, будем думать. Свекруху мою подключим. Знаешь, какая умная моя Асия? Ого-го! А должность у нее знаешь какая? Ого-го-го! А связи у нее какие, знаешь? Ого-гого-го! Подожди, вечером она явится с работы, сразу все на место поставит. Ого-го-го-го-го! — загоготала Лариса.
Денисия осталась в татарской семье.
У свекрови, Асии Махмутьевны, хозяйство большое — участок земли бескрайний, добротный кирпичный дом, огромная татарская семья.
Шум, гам, бесчисленная детвора и суматоха. Общаются по-разному: и по-татарски, и по-русски, и на жуткой, абсолютно непонятной смеси турецкого и бог знает какого, но сами прекрасно друг друга понимают и так же прекрасно ладят. Все заняты делом, все в движении: кто-то приходит, кто-то уходит. Во двор и из двора то и дело въезжают-отъезжают машины. В доме кипит работа: все трется, метется, чистится. В огромной кухне постоянно шипит и коптит, чадит аппетитными ароматами — поесть в семье любят.
И над всем этим женским хозяйством чрезвычайно занятой свекровью поставлен начальник: невестка Альфия, жена старшего сына. Красивая молодая татарка, крепкая, крутобедрая, сильная и духом и телом — спуску никому не дает. С утра до ночи слышен в доме ее властный и звонкий голос — командует, но все по делу. Денисия, подчиняясь и помогая, любит за ней наблюдать.
Лариса по случаю ссоры с Рашидом отпуск взяла и потому всегда рядом. Тоже чистит, метет, трет, поджидая обидчика-мужа.
Асия Махмутьевна постановила: раз виноват, пускай сам идет на поклон, тогда и подумаем, на каких условиях будем мириться.
Натирая огромный медный таз, Лариска бухтит:
— Еще попросит меня, еще поползает на коленях, будет, гад, знать, как руку поднимать на жену.
Трахает всех подряд, и я еще виновата.
Денисия испуганно ей шипит:
— Тише ты, дети вокруг.
Толпа татарчат любит крутиться на кухне: то печенье шоколадное стянут, то умыкнут пирожки с курагой. Заметив непорядок, Альфия кричит:
— Ишь саранча! Кыш отсюда! А вот я вам!
Детвора — врассыпную. Альфия строго смотрит им вслед и неожиданно смягчается.
— Киль манда, — подзывает она предводителя, белобрысого румяного мальчонку. — Вот вам печенье, всем раздай. Жуйте и телевизор смотрите, а здесь вам нечего делать. Здесь взрослые свои, не для ваших ушей, ведут разговоры.
Татарчонок доволен, хватает печенье, благодарит.
— Рях мяд, рях мяд, — радостно блещет он небесно-голубыми глазами.
В семье Асии и рыжие, и русые, и белокурые — всяких хватает. Мало только брюнетов. Но красивые все. Красавец и Ларкин Рашид. Дети же — особое достояние. Никогда раньше Денисия не видела так много ослепительно красивых детей. Все, как на подбор, ангелочки.
— Ах, что за чудо ваши детки, — умилилась она.
Альфия расплылась в счастливой улыбке:
— Нравятся?
— Передать не могу как, — заверила Денисия, усердно счищая верхний запачканный слой с разделочной доски. — Очень! Очень нравятся! Чудные детки!
— Раз так, тогда дам им печенья еще, — великодушно решает Альфия.
— Ну, Денька, ну хватит, ну что такого?
— Ага! — проревела Денисия.
Тогда Лариса упала на свою кровать и тоже давай поливать соленой рекой подушку. Денисия мигом опомнилась, забыла про горе свое и начала уговаривать подругу:
— Ларчик, прости, я не хотела тебя обижать, просто нервы сдают. Столько я пережила всего, вот и стала психованная.
— А у меня, думаешь, не сдают нервы, — провыла Лариса. — Я жить не хочу, руки наложить на себя хотела. Если бы не Зюзик, то давно и наложила бы-ы-ы-ы…
— Бог с тобой, — испугалась Денисия. — Ладно я, у меня беды горы, а ты-то с чего?
— Рашид меня броси-ил, вот с чего! А я жить без него не могу! — выпалила Лариса и уселась на кровати. — Он другую нашел!
— Какую другую?
— Галку, по даче соседку. А я-то думаю, что это он не хочет делать ремонт, на дачу, кобелюка, зачастил. «Свежий воздух» да «свежий воздух».
— Он же ездил-то не один, брал с собой Зюзика, — напомнила Денисия. — Ты сама выгоняла его.
Лариса вытерла слезы и с укором посмотрела на подругу:
— Нельзя же быть наивной такой. Зюзика он брал для прикрытия. Зюзик, кстати, Рашида и сдал.
— Как?
— А вот так. Дети хитрые и подмечают все. А вот я дура. Могла бы догадаться давно, что в доме неладно. Как-то на дачу с Рашидом приезжаю, полезла под тумбочку пыль вытирать, а там противозачаточные таблетки. Галка-сучка или нарочно подкинула, или случайно выронила.
Денисия удивилась:
— Как же это нарочно? Зачем ей это?
— А затем, чтобы меня с Рашидом поссорить.
Есть такие подлые бабы: чужого мужика затащат в свою постель, но и этого им мало.
— Почему?
— Хотят совсем развалить семью. Муж гуляет себе, а жена «тю-ю, а я и не бачу». Вот и неймется им, из кожи вон лезут, лишь бы жене глаза приоткрыть.
Но ты-то меня знаешь, — победоносно сообщила Лариса, — мне не так просто открыть глаза. Я людям верю. Таблетки нашла и спрашиваю: «Это откуда?» А он мне: «Не знаю, я их от головы принимал». Потом еще долго шутили. Я возьми и спроси: «Ты принял лекарство?» А он мне: «Две противозачаточные таблетки».
Я ему: «Зачем?» А Рашидик в ответ: «Они меня умиротворяют». Короче, любила и верила.
— Так почему перестала? — изумилась Денисия.
Лариса горестно закатила глаза:
— Это все Зюзик. С дачи приезжает и спрашивает: «Мама, а что такое блиндашь?» Ну, я, как дура, ему объясняю: «Блиндаж, сынок, это такое прочное укрытие, защищающее бойцов от огня противника…»
Видела бы ты, как удивился ребенок. "Да-а? — говорит. — А почему папа вчера на даче всю ночь нашу соседку, тетю Галю, вот так спрашивал: «Ты мне, блин, дашь или не дашь?» «Я, — говорит мой Зюзик, — все слова знаю, а вот „блиндашь“ не знаю».
Денисия ахнула и схватилась за голову, а Лариса злобно нокаутировала подушку и сквозь зубы процедила:
— Эта уродина еще и не давала ему. Какой позор!
Унижение какое!
— Ты ведь тоже отказывала ему, — припомнила Денисия. — «Тамочувствие плохое, тамочувствие плохое», — передразнила она подругу.
— Так ему и надо! — мстительно заявила Лариса. — Еще мало отказывала!
— Не удивляйся тогда, что муж согрешил.
От возмущения Лариса даже подпрыгнула на кровати:
— Нет, ну как тут не заматериться? Не будь дурой. Думаешь, это спасет? Свинья везде грязь отыщет. И в своей поваляется, и в чужой двор забредет.
Эх, перевелись порядочные мужики! Перевелись!
— В связи с этим уже возникает вопрос: были ли? — усомнилась Денисия. — Но гулять — это одно, а затеяться с разводом по-серьезному — совсем другое. С чего ты взяла, что Рашид тебя бросил?
— Сама видишь, не приезжае-ет, — складывая в плаксивую гримасу свою хорошенькую мордашку, протянула Лариса. — Уж вторую неделю я тут живу, а от него ни слуху ни духу.
— А что говорит Асия?
— Асия твердит: жди. Вот я, дура, и жду, а он там Галю на даче допрашивает: дашь — не дашь. Чертов блиндаж!
Лариса снова зарылась в подушку и собралась такого дать реву, чтобы донеслось до Москвы, чтобы и Рашидик услышал.
— Я тоже сейчас заплачу, — упредила подругу Денисия. — Из-за мужика и слезинки не проронила бы, у меня хуже горе: погибли сестры. Вот заплачу сейчас!
Шантаж помог.
— Не надо, — Лариса вскочила с кровати. — Слезами сестер не вернешь.
— Рашидика тоже, — промямлила Денисия и, притянув подругу к себе, чмокнула ее в щеку. — Ларка, я так благодарна тебе. Здесь я согрелась, оттаяла.
Если бы не ты, не твоя семья, я бы погибла, не пережила бы смерти сестер. Уже не говорю о том, что и меня достал бы Карлуша. Вы не просто спрятали меня от него, не просто меня спасли.
Лариса, открыв рот, завороженно слушала.
— А что? — спросила она.
— Вы вернули мне веру в людей. Была я в абсолютном отчаянии, а тут, в вашей семье, все такие хорошие, добрые, честные, заботливые, небезразличные, меня отогрели. Даже не хочется расставаться с вами со всеми, а завтра нужно звонить Воровскому.
— Зачем? — насторожилась Лариса.
Денисия пояснила:
— Десять дней прошло. Он сам назначил этот срок.
Пора. Он обещал переправить меня за границу.
Лариса выругалась:
— Черт! Ну как тут не материться? И Добрынина, как назло, улетела сегодня.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Денисия.
— Да утром же перевод ей твой отдала. Ты за не сколько дней перевести обещала, а успела день в день, едва ли не за пару часов до ее отлета.
Заметив в глазах подруги вину, Лариса поспешила ее успокоить:
— Да нет, я без упреков. Понимаю, как скверно на душе у тебя. Страшно даже представить: все сестры погибли, и Карлуша дамокловым мечом висит над тобой. Какие уж там переводы. Да и все обошлось.
Добрынина очень довольная улетела.
— А куда она улетела? — безразлично поинтересовалась Денисия.
— Во Францию.
— Во Францию?
— Да. Она ж редко бывает в России, — затараторила Лариса с каким-то неестественным оживлением, словно пытаясь заболтать нечто важное. — Мотается Добрынина в основном по заграницам. Там она нарасхват. Еще бы, русская правозащитница. И всегда чемодан подарков везет нужным людишкам. Ха-ха!
Там тоже взятки любят. Вот и сейчас кому-то рукопись поволокла Добрынина и уже с твоим переводом.
Вроде там у нее есть знакомый очень влиятельный, из русских, и этими вещами крепко увлекается…
Лариса вовсю щебетала и все с какими-то непонятными, странными даже ужимками: подхихикивала, подчирикивала и старательно прятала, уводила глаза от удивленного и пытливого взора подруги.
«Что она зубы-то мне заговаривает? При чем тут Добрынина?» — удивилась Денисия и, учуяв неладное, перебила хитрюгу:
— А почему ты Добрынину вспомнила?
Лариса побледнела, махнула рукой и обреченно сообщила:
— Денька, ты только не пугайся, но Асия из Москвы нехорошую весть привезла.
— Какую?
— Умер Боровский. Разрыв сердца.
Денисия похолодела.
— И Добрынина улетела, — испуганно промямлила Лариса, — а она нам теперь нужна позарез. Это единственная наша надежда. Слушай, может, я к Валеву на прием запишусь? Эльдар, говорят, тоже классный мужик.
— Что Валев? — прошептала Денисия. — Он друг Воровского. Если бы Валев мог мне помочь, Воровский к нему и направил бы, а он о Валеве не заикнулся.
Чем донял Рашидик Ларису, невозможно было понять, но, судя по его разодранному лицу, она бесстрашно сражалась, лютовала и достала-таки благоверного. Разошелся и он, да как! Даже позволил себе почесать об жену кулаки, после чего Лариса успокоилась, плюнула в его «поганую рожу», схватила на руки орущего благим матом Зюзика и укатила.., к свекрови. К Асии Махмутьевне. За город. За справедливостью и любовью.
«Может, оно и к лучшему», — смекнула Денисия и, недолго думая, прыгнула в электричку.
Лариса, ее увидев, ахнула и, зажимая ладошкой рот, вскрикнула:
— Зойка!
Хотелось сказать: «С чего ты взяла? Я Денисия».
Но пришлось молчать. Денисия лишь кивнула — на глаза навернулись слезы, спазм перехватил дыхание…
В общем, слов не нашлось.
Лариса всплеснула руками:
— Ой, бедная ты моя! Я сама вся обрыдалась!
Пойдем в мою комнату!
Там сумбурно и долго говорили сразу про все: про скандал в доме Лариски, про незаконченный ремонт, про убийства сестер, про то, что Зойка главная подозреваемая, про то, что ищут ее, и про то, что это абсурд! Абсурд-абсурд-абсурд!
— Что же делать теперь? — горестно складывая тонкие руки на плоской груди, приговаривала Лариса. — Что же делать?
— Ты не волнуйся, я к вам ненадолго, — виновато мямлила Денисия.
— Ну да, ну да, я сама здесь в гостях…
Когда жар беседы угас и обе почувствовали усталость, Денисия поднялась:
— Ну, Ларчик, не хочу навеки прощаться, но, Кто его знает, может, и не увидимся больше.
Друзья познаются в беде: Лариса замахала руками, затопала ногами, загорлопанила:
— Ты что? Сумасшедшая! Куда ты пойдешь?
— Уж найду куда.
— Даже и не помышляй! Нет, ну как тут не материться? Не ерепенься, все равно не пущу! Марию Добрынину ты подвела! Меня подвела! Перевод со старофранцузского мне не доделала! Так что, дорогуша, оставайся и принимайся за перевод. Я Добрыниной обещала, а ты мне обещала. Нет у меня таких денег, чтобы теперь дорогим специалистам платить. Знаешь, сколько за старофранцузский сдерут? Ого-го! Мало мне не покажется!
Денисия опешила:
— Как ты узнала, что я не Зоя?
— Нет, ну как тут не материться? Ты за дуру держишь меня, — рассердилась Лариса. — Как я ее узнала? Глупый вопрос. По речам твоим умным. Разве Зойка может так говорить? Конечно, я поверила сразу, а потом уж только о том и размышляла, как все на самом деле там получилось. Нет, ты не подумай, — запереживала Лариска, — я не выспрашиваю. Если захочешь, расскажешь сама, но уходить и не помышляй.
— Я за вашу семью боюсь, — призналась Денисия. — Если Карлуша прознает…
— Не прознает. Он, как я поняла, ищет Зойку, а с Зойкой мы на ножах. Это скажет любой. Так что не переживай. Здесь тебя не будут искать. Зато теперь ты переведешь наконец мне рукопись. Я увидела по телику труп твой и сразу подумала: «Ну как тут не материться? Все, Добрынина грохнет меня! Плакал наш перевод! Деньки больше нет! Где искать буду специалиста по старофранцузскому?»
— Переведу, теперь времени много, — согласилась Денисия.
— Не очень и много, — затараторила Лариса. — Добрынина скоро в загранку уезжает, и на нашу беду — с рукописью.
— Успею. За три дня переведу.
Лариса обрадовалась:
— Денька, ты гений! А как дальше жить, будем думать. Свекруху мою подключим. Знаешь, какая умная моя Асия? Ого-го! А должность у нее знаешь какая? Ого-го-го! А связи у нее какие, знаешь? Ого-гого-го! Подожди, вечером она явится с работы, сразу все на место поставит. Ого-го-го-го-го! — загоготала Лариса.
Денисия осталась в татарской семье.
У свекрови, Асии Махмутьевны, хозяйство большое — участок земли бескрайний, добротный кирпичный дом, огромная татарская семья.
Шум, гам, бесчисленная детвора и суматоха. Общаются по-разному: и по-татарски, и по-русски, и на жуткой, абсолютно непонятной смеси турецкого и бог знает какого, но сами прекрасно друг друга понимают и так же прекрасно ладят. Все заняты делом, все в движении: кто-то приходит, кто-то уходит. Во двор и из двора то и дело въезжают-отъезжают машины. В доме кипит работа: все трется, метется, чистится. В огромной кухне постоянно шипит и коптит, чадит аппетитными ароматами — поесть в семье любят.
И над всем этим женским хозяйством чрезвычайно занятой свекровью поставлен начальник: невестка Альфия, жена старшего сына. Красивая молодая татарка, крепкая, крутобедрая, сильная и духом и телом — спуску никому не дает. С утра до ночи слышен в доме ее властный и звонкий голос — командует, но все по делу. Денисия, подчиняясь и помогая, любит за ней наблюдать.
Лариса по случаю ссоры с Рашидом отпуск взяла и потому всегда рядом. Тоже чистит, метет, трет, поджидая обидчика-мужа.
Асия Махмутьевна постановила: раз виноват, пускай сам идет на поклон, тогда и подумаем, на каких условиях будем мириться.
Натирая огромный медный таз, Лариска бухтит:
— Еще попросит меня, еще поползает на коленях, будет, гад, знать, как руку поднимать на жену.
Трахает всех подряд, и я еще виновата.
Денисия испуганно ей шипит:
— Тише ты, дети вокруг.
Толпа татарчат любит крутиться на кухне: то печенье шоколадное стянут, то умыкнут пирожки с курагой. Заметив непорядок, Альфия кричит:
— Ишь саранча! Кыш отсюда! А вот я вам!
Детвора — врассыпную. Альфия строго смотрит им вслед и неожиданно смягчается.
— Киль манда, — подзывает она предводителя, белобрысого румяного мальчонку. — Вот вам печенье, всем раздай. Жуйте и телевизор смотрите, а здесь вам нечего делать. Здесь взрослые свои, не для ваших ушей, ведут разговоры.
Татарчонок доволен, хватает печенье, благодарит.
— Рях мяд, рях мяд, — радостно блещет он небесно-голубыми глазами.
В семье Асии и рыжие, и русые, и белокурые — всяких хватает. Мало только брюнетов. Но красивые все. Красавец и Ларкин Рашид. Дети же — особое достояние. Никогда раньше Денисия не видела так много ослепительно красивых детей. Все, как на подбор, ангелочки.
— Ах, что за чудо ваши детки, — умилилась она.
Альфия расплылась в счастливой улыбке:
— Нравятся?
— Передать не могу как, — заверила Денисия, усердно счищая верхний запачканный слой с разделочной доски. — Очень! Очень нравятся! Чудные детки!
— Раз так, тогда дам им печенья еще, — великодушно решает Альфия.
* * *
Жизнь текла спокойно и размеренно. Но однажды Лариса застала Денисию, лежащую на кровати, в слезах.— Ну, Денька, ну хватит, ну что такого?
— Ага! — проревела Денисия.
Тогда Лариса упала на свою кровать и тоже давай поливать соленой рекой подушку. Денисия мигом опомнилась, забыла про горе свое и начала уговаривать подругу:
— Ларчик, прости, я не хотела тебя обижать, просто нервы сдают. Столько я пережила всего, вот и стала психованная.
— А у меня, думаешь, не сдают нервы, — провыла Лариса. — Я жить не хочу, руки наложить на себя хотела. Если бы не Зюзик, то давно и наложила бы-ы-ы-ы…
— Бог с тобой, — испугалась Денисия. — Ладно я, у меня беды горы, а ты-то с чего?
— Рашид меня броси-ил, вот с чего! А я жить без него не могу! — выпалила Лариса и уселась на кровати. — Он другую нашел!
— Какую другую?
— Галку, по даче соседку. А я-то думаю, что это он не хочет делать ремонт, на дачу, кобелюка, зачастил. «Свежий воздух» да «свежий воздух».
— Он же ездил-то не один, брал с собой Зюзика, — напомнила Денисия. — Ты сама выгоняла его.
Лариса вытерла слезы и с укором посмотрела на подругу:
— Нельзя же быть наивной такой. Зюзика он брал для прикрытия. Зюзик, кстати, Рашида и сдал.
— Как?
— А вот так. Дети хитрые и подмечают все. А вот я дура. Могла бы догадаться давно, что в доме неладно. Как-то на дачу с Рашидом приезжаю, полезла под тумбочку пыль вытирать, а там противозачаточные таблетки. Галка-сучка или нарочно подкинула, или случайно выронила.
Денисия удивилась:
— Как же это нарочно? Зачем ей это?
— А затем, чтобы меня с Рашидом поссорить.
Есть такие подлые бабы: чужого мужика затащат в свою постель, но и этого им мало.
— Почему?
— Хотят совсем развалить семью. Муж гуляет себе, а жена «тю-ю, а я и не бачу». Вот и неймется им, из кожи вон лезут, лишь бы жене глаза приоткрыть.
Но ты-то меня знаешь, — победоносно сообщила Лариса, — мне не так просто открыть глаза. Я людям верю. Таблетки нашла и спрашиваю: «Это откуда?» А он мне: «Не знаю, я их от головы принимал». Потом еще долго шутили. Я возьми и спроси: «Ты принял лекарство?» А он мне: «Две противозачаточные таблетки».
Я ему: «Зачем?» А Рашидик в ответ: «Они меня умиротворяют». Короче, любила и верила.
— Так почему перестала? — изумилась Денисия.
Лариса горестно закатила глаза:
— Это все Зюзик. С дачи приезжает и спрашивает: «Мама, а что такое блиндашь?» Ну, я, как дура, ему объясняю: «Блиндаж, сынок, это такое прочное укрытие, защищающее бойцов от огня противника…»
Видела бы ты, как удивился ребенок. "Да-а? — говорит. — А почему папа вчера на даче всю ночь нашу соседку, тетю Галю, вот так спрашивал: «Ты мне, блин, дашь или не дашь?» «Я, — говорит мой Зюзик, — все слова знаю, а вот „блиндашь“ не знаю».
Денисия ахнула и схватилась за голову, а Лариса злобно нокаутировала подушку и сквозь зубы процедила:
— Эта уродина еще и не давала ему. Какой позор!
Унижение какое!
— Ты ведь тоже отказывала ему, — припомнила Денисия. — «Тамочувствие плохое, тамочувствие плохое», — передразнила она подругу.
— Так ему и надо! — мстительно заявила Лариса. — Еще мало отказывала!
— Не удивляйся тогда, что муж согрешил.
От возмущения Лариса даже подпрыгнула на кровати:
— Нет, ну как тут не заматериться? Не будь дурой. Думаешь, это спасет? Свинья везде грязь отыщет. И в своей поваляется, и в чужой двор забредет.
Эх, перевелись порядочные мужики! Перевелись!
— В связи с этим уже возникает вопрос: были ли? — усомнилась Денисия. — Но гулять — это одно, а затеяться с разводом по-серьезному — совсем другое. С чего ты взяла, что Рашид тебя бросил?
— Сама видишь, не приезжае-ет, — складывая в плаксивую гримасу свою хорошенькую мордашку, протянула Лариса. — Уж вторую неделю я тут живу, а от него ни слуху ни духу.
— А что говорит Асия?
— Асия твердит: жди. Вот я, дура, и жду, а он там Галю на даче допрашивает: дашь — не дашь. Чертов блиндаж!
Лариса снова зарылась в подушку и собралась такого дать реву, чтобы донеслось до Москвы, чтобы и Рашидик услышал.
— Я тоже сейчас заплачу, — упредила подругу Денисия. — Из-за мужика и слезинки не проронила бы, у меня хуже горе: погибли сестры. Вот заплачу сейчас!
Шантаж помог.
— Не надо, — Лариса вскочила с кровати. — Слезами сестер не вернешь.
— Рашидика тоже, — промямлила Денисия и, притянув подругу к себе, чмокнула ее в щеку. — Ларка, я так благодарна тебе. Здесь я согрелась, оттаяла.
Если бы не ты, не твоя семья, я бы погибла, не пережила бы смерти сестер. Уже не говорю о том, что и меня достал бы Карлуша. Вы не просто спрятали меня от него, не просто меня спасли.
Лариса, открыв рот, завороженно слушала.
— А что? — спросила она.
— Вы вернули мне веру в людей. Была я в абсолютном отчаянии, а тут, в вашей семье, все такие хорошие, добрые, честные, заботливые, небезразличные, меня отогрели. Даже не хочется расставаться с вами со всеми, а завтра нужно звонить Воровскому.
— Зачем? — насторожилась Лариса.
Денисия пояснила:
— Десять дней прошло. Он сам назначил этот срок.
Пора. Он обещал переправить меня за границу.
Лариса выругалась:
— Черт! Ну как тут не материться? И Добрынина, как назло, улетела сегодня.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Денисия.
— Да утром же перевод ей твой отдала. Ты за не сколько дней перевести обещала, а успела день в день, едва ли не за пару часов до ее отлета.
Заметив в глазах подруги вину, Лариса поспешила ее успокоить:
— Да нет, я без упреков. Понимаю, как скверно на душе у тебя. Страшно даже представить: все сестры погибли, и Карлуша дамокловым мечом висит над тобой. Какие уж там переводы. Да и все обошлось.
Добрынина очень довольная улетела.
— А куда она улетела? — безразлично поинтересовалась Денисия.
— Во Францию.
— Во Францию?
— Да. Она ж редко бывает в России, — затараторила Лариса с каким-то неестественным оживлением, словно пытаясь заболтать нечто важное. — Мотается Добрынина в основном по заграницам. Там она нарасхват. Еще бы, русская правозащитница. И всегда чемодан подарков везет нужным людишкам. Ха-ха!
Там тоже взятки любят. Вот и сейчас кому-то рукопись поволокла Добрынина и уже с твоим переводом.
Вроде там у нее есть знакомый очень влиятельный, из русских, и этими вещами крепко увлекается…
Лариса вовсю щебетала и все с какими-то непонятными, странными даже ужимками: подхихикивала, подчирикивала и старательно прятала, уводила глаза от удивленного и пытливого взора подруги.
«Что она зубы-то мне заговаривает? При чем тут Добрынина?» — удивилась Денисия и, учуяв неладное, перебила хитрюгу:
— А почему ты Добрынину вспомнила?
Лариса побледнела, махнула рукой и обреченно сообщила:
— Денька, ты только не пугайся, но Асия из Москвы нехорошую весть привезла.
— Какую?
— Умер Боровский. Разрыв сердца.
Денисия похолодела.
— И Добрынина улетела, — испуганно промямлила Лариса, — а она нам теперь нужна позарез. Это единственная наша надежда. Слушай, может, я к Валеву на прием запишусь? Эльдар, говорят, тоже классный мужик.
— Что Валев? — прошептала Денисия. — Он друг Воровского. Если бы Валев мог мне помочь, Воровский к нему и направил бы, а он о Валеве не заикнулся.
Глава 3
И снова открытие (сто раз уж совершала его): надейся, дорогуша, лишь на себя. Только сейчас, узнав о смерти Воровского, Денисия поняла, как сильно она на него положилась, какую опасную надежду взрастила в душе. И вот новый удар: умер Воровский.
Что теперь?
Беспросветная тьма отчаяния!
А Лариса полна оптимизма:
— Не волнуйся, Денька, и не переживай. Не все потеряно. Во Францию, если нужно, и мы тебя переправим. Там разыщешь своего Машикули, да и к Добрыниной записочку тебе черкну. Она тоже поможет.
Рассосется твоя беда. Будем живы, не помрем.
— Что рассосется? Как переправите? — горюет Денисия.
А Лариса полна оптимизма:
— Ерунда! В нашей малине, в нашей бандитской стране переправить человечка за границу — это слов но два пальца… Как бы это по культурней сказать, чтобы не заматериться? Короче, за бабки и всю Францию к нам переправить можно, была бы нужда, а уж тебя туда — без базара. А моя Асия! Ах, моя Асия!
Ого-го, моя Асия! Она все устроит!
А Асия Махмутьевна, на беду, заболела, почти слегла, даже хуже — цистит прихватил. Инвалид полный. Какая там помощь. Беспомощная сама — от горшка не отходит и плачет от боли.
— Вот дожила, — стонет она. — Мука какая! На старости лет молодость вспомнила. Уж сто лет он меня не мучил. А теперь все как при муже: хочу, страсть как хочу и.., не могу. Тогда только не было этой страшенной боли, ну, да другая была. Охо-хо-хо, что же это такое? Хоть криком кричи. Какой злодейский цистит разыгрался, и никакие лекарства не помогают.
Что теперь?
Беспросветная тьма отчаяния!
А Лариса полна оптимизма:
— Не волнуйся, Денька, и не переживай. Не все потеряно. Во Францию, если нужно, и мы тебя переправим. Там разыщешь своего Машикули, да и к Добрыниной записочку тебе черкну. Она тоже поможет.
Рассосется твоя беда. Будем живы, не помрем.
— Что рассосется? Как переправите? — горюет Денисия.
А Лариса полна оптимизма:
— Ерунда! В нашей малине, в нашей бандитской стране переправить человечка за границу — это слов но два пальца… Как бы это по культурней сказать, чтобы не заматериться? Короче, за бабки и всю Францию к нам переправить можно, была бы нужда, а уж тебя туда — без базара. А моя Асия! Ах, моя Асия!
Ого-го, моя Асия! Она все устроит!
А Асия Махмутьевна, на беду, заболела, почти слегла, даже хуже — цистит прихватил. Инвалид полный. Какая там помощь. Беспомощная сама — от горшка не отходит и плачет от боли.
— Вот дожила, — стонет она. — Мука какая! На старости лет молодость вспомнила. Уж сто лет он меня не мучил. А теперь все как при муже: хочу, страсть как хочу и.., не могу. Тогда только не было этой страшенной боли, ну, да другая была. Охо-хо-хо, что же это такое? Хоть криком кричи. Какой злодейский цистит разыгрался, и никакие лекарства не помогают.