Идти пришлось действительно недолго и не совсем туда, куда предполагал Амирхан Даутович.
   Они подошли к внушительному зданию бывшего рудоуправления.
   Поднявшись по мраморной лестнице, Ликург увидел респектабельную, золотом на граните вывеску: «Управление местной промышленности».
   — Да, теперь это наше здание, — подтвердил не без гордости Шубарин, заметив удивление прокурора.
   В просторной приёмной на втором этаже слева и справа располагались кабинеты бывших руководителей рудоуправления. На одной массивной дубовой двери, что слева, столяр прилаживал ярко начищенную бронзовую табличку: «Азларханов А.Д.». На противоположной двери на такой же табличке значилось: «Шубарин А.А.». Туда и пригласил своего юриста Артур Александрович.
   «Помещение не по рангу. И тут наш „хозяин“ пожинает, что не сеял», — успел подумать Азларханов, переступив порог роскошного кабинета.
   У Артура Александровича, видимо, день был расписан по минутам: он не дал возможности ни толком разглядеть кабинет, ни порассуждать о нем, тут же распорядился по селектору:
   — Татьяна Сергеевна, будьте добры, пригласите ко мне тех, кому я назначил на четырнадцать двадцать. — Обращаясь к прокурору, пояснил: — Сейчас я представлю вас нашим главным специалистам, они помогут вам войти в курс дела. Есть несколько неотложных исков по штрафным санкциям к поставщикам, есть материалы, которые, на мой взгляд, стоит передать в Госарбитраж; но таких дел мало, и у вас будет время спокойно ознакомиться и со структурой, и с отчётной документацией. Если вам будет не ясно, эти товарищи помогут разобраться.
   Распахнулась высокая дверь с тамбуром, вошли двое. Первым Артур Александрович представил Александра Николаевича Кима, а вторым — Христоса Яновича Георгади. У каждого в руках было по три-четыре увесистые папки.
   И главный бухгалтер, и главный экономист управления оказались людьми преклонного возраста, чего Амирхан Даутович никак не ожидал. Не исключено, что старый кореец застал ещё времена нэпа, по крайней мере, имел о них не книжное понятие, в этом можно было не сомневаться.
   Георгади, судя по выговору, принадлежал к тем грекам, что приехали к нам в страну в конце сороковых. Этот тоже, видимо, знал рыночную экономику отнюдь не по учебникам, да и «Капитал» Маркса, наверное, трактовал несколько иначе, чем предполагал автор.
   И прокурор лишний раз убедился, что айсберг Шубарина, безусловно, создан умом и потопить его будет непросто. В таком составе мозговой трест, конечно, представлял силу, изощрённую силу, — таких голыми руками не возьмёшь.
   Вся церемония представления прокурора высшему совету управления заняла не больше десяти минут. Оставив папки с документами для ознакомления новому юристу, старики удалились, пообещав Амирхану Даутовичу всяческое содействие в работе.
   — У вас, я вижу, интернациональный коллектив, — не преминул заметить Амирхан Даутович, надеясь, что хозяин кабинета несколько шире представит своих главных специалистов.
   Но Шубарин, видимо, в рабочее время редко пускался в пространные разговоры, потому и ответил коротко:
   — Видите ли, у меня несколько иной принцип подбора кадров, чем, положим, в обкоме. Я не раздаю должности ни по номенклатуре, ни по связям, тем более для меня не важен пятый пункт в анкете, то есть национальная принадлежность, я подбираю людей по деловым качествам — иных критериев у меня нет. И пусть моему бухгалтеру уже восемьдесят, я не променяю его и на двух сорокалетних и мирюсь с тем, что он работает два-три часа, да и то не каждый день.
   Наверное, заметив, что юрист удивлён краткостью церемонии представления, счёл нужным добавить:
   — Не удивляйтесь, что они ничего у вас не спрашивали. Они знакомы с вашим досье, как и я, и я не один решал, пригласить вас на эту должность или нет. Они знают, чем вы будете заниматься и чего мы от вас хотим. А теперь я покажу ваш кабинет, и приступайте… с Богом…
   Артур Александрович поднялся из-за стола, чтобы помочь Амирхану Даутовичу перенести оставленные для него папки.
   Столяра в приёмной уже не было. Послеобеденное солнце било в окно, надраенная табличка с именем сияла отражением. Привинчено было основательно, на четыре медных шурупа. Надолго ли? — мелькнуло у прокурора. С Шубариным шутки плохи!
   А тот широко распахнул дверь:
   — Добро пожаловать, — и пропустил Амирхана Даутовича в кабинет первым.
   Кабинет по размерам, по убранству походил на тот, из которого они только что вышли, но там чувствовался стиль самого хозяина — он был строг, официален, а этот как бы ещё не имел лица.
   Амирхан Даутович положил папки на двухтумбовый стол, крытый зелёным сукном, и огляделся. И сразу же на боковой стене, как прежде у себя в прокуратуре, увидел привычный рекламный плакат выставки Ларисы. Амирхан Даутович невольно шагнул к стене и долго молча вглядывался в лукавое лицо старика на ишачке, возвращающегося с базара с голубым ляганом. Неожиданное волнение охватило бывшего прокурора; не оборачиваясь, он сказал:
   — Спасибо, я тронут вашим вниманием. — Затем, возвратившись к столу, спросил: — Интересно, кто занимал этот кабинет до меня?
   Артур Александрович, поправляя белые сборчатые занавески, очень красившие высокое окно, ответил:
   — Икрам Махмудович. — Заметив удивление в лице Азларханова, пояснил:
   — Нет, это не должно вас волновать. Он даже рад, что так вышло. Мне кажется, он всегда тяготился соседством со мной. Он хотел иметь свою приёмную, собственную секретаршу. Человек он шумный, общительный, у него всегда много народа — у меня же несколько иной стиль, и порою он чувствует моё недовольство. Иногда, я догадываюсь, он не хотел, чтобы я видел и знал, кто к нему приходит. Татьяна Сергеевна всегда на работе, даже если меня не бывает здесь неделями, и он хотел уйти из-под такого контроля. Хотя я, разумеется, знаю обо всех его делах, которые он проворачивает за моей спиной.
   — Например, если не секрет? — поинтересовался прокурор.
   — Пожалуйста… Например, он завёл свой частный таксопарк, купил десять «Жигулей», и молодые люди денно и нощно левачат. С властями у него проблем нет — его старший брат начальник областного ГАИ.
   — Интересно, что же он с этого, кроме хлопот, имеет?
   — Да вы знаете, немало. Ежедневно каждый должен выплачивать ему по пятьдесят рублей — почти государственный тариф. Это из расчёта трехсот рабочих дней в году. Работал, не работал — это твоё личное дело. И так в течение трех лет, после чего машина отходит в собственность таксиста. Поэтому все проблемы, связанные с ремонтом, эксплуатацией, резиной, бензином, его не касаются — он вмешивается только в случаях скандала или аварии.
   — И водители с этим согласны?
   — Ещё бы! Условия выгодны для обеих сторон. Желающих сколько угодно! Машина окупается и приносит доход в пять тысяч рублей уже на первом году, а дальше в течение двух лет идёт чистая прибыль — пятьсот рублей в день.
   — Ну и хват! — невольно вырвалось у Амирхана Даутовича.
   — Ну, я бы так не сказал, — ответил Артур Александрович. — Просто он происходит из того рода, что правит в этой области, наподобие Бекходжаевых, с которыми вы имели счастье столкнуться. И мне навязали его уже на готовое. Хотя, конечно, он по-своему деловит, энергичен и годится для реализации чужой идеи, но все-таки нас кормят сами идеи, а за реализацией у нас дело не станет. Так что он не в претензии, что перебрался на третий этаж и будет жить, как ему кажется, независимой от меня жизнью — в этом здании места всем хватит. Он прекрасно понимает, что сегодня очень важно поднять ваш престиж — и чем быстрее, тем лучше.
   Обживайте кабинет, если нужно что-то изменить, добавить или убавить, завхоз в вашем распоряжении. Чувствуйте себя в нашем управлении хозяином. Ну а сейчас не буду вас отвлекать и откланяюсь. Если не забыли, мне предстоит долгая дорога, чтобы вновь встретиться сегодня с прокурором Хаитовым; честно говоря, жалею, что вас не будет рядом в машине, мы бы нашли о чем поговорить. — И Артур Александрович направился к двери.
   Уже взявшись за массивную ручку, он вдруг замешкался, вновь вернулся к столу, к прокурору и его папкам.
   — Как бы много мы ни говорили вчера с вами, да и сегодня тоже, я все-таки не решился сказать вам главного. А главное, ради чего я привлёк вас к работе, заключается вот в чем… — Он помедлил.
   — Я вас внимательно слушаю. Только разрешите, я сяду…
   — Пожалуйста, — спохватился Шубарин. — Прошу вас… Видите ли, дело вот в чем… Мы росли и развивались стремительно, и многие свои действия не подкрепляли нормативными актами, приказами, отчасти от незнания, спешки, случалось, и из-за низкой правовой культуры организаций и ведомств, которым мы подчинены. Я не живу одним днём, и сегодня отсутствие каких-то документов не беда, все легко уладить — в моем распоряжении могучий клан Файзиевых. Но нужно смотреть дальше, вглубь, когда обстановка вокруг может измениться. И я не хочу в той изменившейся обстановке отвечать за все один. Вы поняли мою мысль?
   Прокурор согласно кивнул.
   — Я думаю, это справедливо, если каждый будет отвечать за себя. Я хотел бы, чтобы такие юридические документы были составлены не только касательно нашей внутренней жизни, их будет, конечно, более всего, но чтобы, пусть и запоздало, появились юридические документы относительно планирующих и контролирующих нас организаций, всех, кто стоит над нами. И чем больше будет таких документов и организаций, с нами связанных, тем лучше. Если вы подготовите такие документы, где — конечно, скрытно — будут отражены наши интересы и ответственность каждого, без особого труда и проволочек тут же проведу их в жизнь.
   Шубарин испытующе посмотрел на прокурора — осознал ли тот, чего от него хотят, и уловил понимание в его внимательных глазах.
   — Я хочу отвечать только за себя, — жёстко заключил он. — И не желаю, чтобы мои прегрешения перед законом тянули на самую суровую меру наказания. Вот для чего, если откровенно, мне понадобились ваши знания, опыт и авторитет. — Сказав это, Артур Александрович решительно направился к двери…
   Азларханов успел отметить, что этот краткий монолог не был монологом испугавшегося человека, — скорее, знающего, чего он хочет, далеко наперёд рассчитавшего свои ходы.
   Оставшись один, Ликург ещё раз оглядел свой новый кабинет, заглянул в пустой сейф, обратив внимание на сложную систему запоров, подошёл к окну. Окна выходили на площадь; внизу, у подъезда, машины Ашота уже не было.
   Амирхан Даутович перебрал восемь папок, лежавших на столе, как бы раздумывая, с которой начать. Он прекрасно понимал, что уже в ближайшую неделю необходимо выдать какой-нибудь документ, и эта бумага должна была поднять его авторитет и в глазах Шубарина, и в глазах двух главных финансистов управления, которые, кажется, несколько скептически отнеслись к приглашению юриста в свои ряды. Но последний монолог Шубарина прояснял его роль до конца. Уж, конечно, им, своим компаньонам, он не разъяснял основную задачу юриста так, как обрисовал её пять минут назад. Откровенничая во многом, он даже при верноподданном Ашоте не сказал, что главная цель юриста — отвести ответственность от него самого и по возможности распределить её на большее количество плеч, особо не боясь перегрузить Икрама Махмудовича — у того защитников в области найдётся достаточно.
   Он ещё раз подумал о дальновидности Шубарина: два старичка, помогавшие ему создать айсберг и до сих пор являющиеся его главными экономическими советниками, вряд ли могли быть привлечены к ответственности, и, в случае чего, весь удар пришлось бы принять на себя Японцу, а он, естественно, этого ой как не хотел.
   Взяв наугад первую папку, Амирхан Даутович приступил к изучению документов. Уже через час ему понадобилось кое-что выписать — этот вопрос следовало прояснить у главного бухгалтера. Работа продвигалась, и скоро на столе лежали отдельные листы с вопросами и к Христосу Яновичу, и к Файзиеву, и к самому Шубарину. Время от времени его отвлекали телефонные звонки — судя по молодым женским голосам, звонили Плейбою, и отнюдь не по делу. К концу дня звонки так участились, что прокурор был вынужден отключить телефон.
   Лишь однажды отвлекла его Татьяна Сергеевна — она принесла ему чай, весьма кстати. Уходя с работы, она поинтересовалась, долго ли он ещё задержится, и оставила ключ от приёмной, наказав забрать его с собой и ни в коем случае не оставлять внизу на вахте.
   Увлёкшись, Ликург не заметил, как за окнами стемнело; он успел просмотреть лишь три папки из восьми, — впрочем, к каждой из них ему ещё предстояло не раз возвращаться. Он хотел как можно скорее разобраться с делами, вникнуть в суть, потому что не был уверен, долго ли ему удастся играть свою роль и водить за нос Шубарина. Оттого решил одолеть ещё одну папку, а затем пешком вернуться в гостиницу. Артур Александрович к этому времени наверняка уже будет у себя в номере, и можно будет вопросы, адресованные ему, задать уже сегодня. Четвёртая папка оказалась весьма любопытной. Амирхан Даутович уже начал понимать структуру снабжения и списания материалов — и незаметно для себя он потянулся к следующей, самой толстой, не отдавая себе отчёта в том, что часы в углу пробили полночь.
   Неожиданно на лестнице послышался какой-то шум, топот шагов стремительно поднимавшихся людей, раздались возбуждённые голоса в приёмной, и тут же распахнулась дверь. Первым в кабинет ворвался Ашот, за ним Икрам Махмудович и бледный от волнения Шубарин.
   — Да вот он, жив-здоров, работает, как и положено деловому человеку!
   — возбуждённо выпалил Ашот. На радостях он, кажется, готов был обнять прокурора — наверное, свою долю взбучки он уже получил по дороге.
   Все взгляды потянулись к Шубарину. Артур Александрович подошёл к столу и, устало опустившись в кресло, услужливо придвинутое Ашотом, сказал ничего не понимающему Азларханову:
   — Извините, ради Бога, действительно нелепо получилось. Приезжаю, поднимаюсь к вам, хочу поделиться радостью и поблагодарить вас — с Хаитовым уладили дела в лучшем виде, а вас нет дома.
   Спрашиваю у дежурной — говорит, не приходил. Иду к Адику — говорит, не ужинал. Звоню — никто не отвечает… Ну, я подумал, не случилось ли с вами чего, объявил тревогу. Гляньте на часы — уже полночь. Все в машину — и сюда. Вахтёр спит, говорит, не знаю никакого юриста, все давно ушли, впрочем, он вас точно не знает.
   Тут уж рассмеялся Амирхан Даутович…
   — А почему телефон не отвечал? — спросил Ашот.
   — Да замучили поклонницы Икрама Махмудовича, мешали работать, звонили каждые пять минут — вот и вынужден был отключить.
   — Все хорошо, что хорошо кончается, — подытожил Артур Александрович,
   — но я не люблю зависеть от случая — это мой принцип. Завтра же с утра, Икрам Махмудович, решите вопрос с телефоном, а свой заберите, а то будут мучить человека ещё год. — Он обернулся к своему шофёру: — А ты, Ашот, немедленно реши вопрос с Коста: или пусть приезжает завтра, или подбери другого человека — мы не можем так работать, сегодняшний случай пусть для всех будет уроком. Я не могу рисковать человеком, который ещё не сделал главного дела своей жизни.
   Часа через два, когда Амирхан Даутович входил к себе в номер после позднего ужина в компании своих новых сослуживцев, он размышлял: «А была ли опасность извне? Или Шубарин больше испугался того, что я исчез с документами, уже владея достаточной информацией, чтобы начать раскручивать клубок?» Испугался он точно — Амирхан Даутович ясно видел испуг и волнение на его обычно бесстрастном лице. Как и неподдельную радость, когда прокурор оказался на месте.
   Трудно было Ликургу понять, что же все-таки крылось за этим, какую роль он играл в чужой игре, почему его оберегали? Чтобы он успел сделать «главное дело своей жизни», как сказал шеф… Намёк на Бекходжаевых, на месть? А какое им дело до его личного, почему такая трогательная забота и внимание? Но какие бы вопросы ни задавал себе Амирхан Даутович, он понимал, что сегодня ему ещё не ответить ни на один из них, — придётся терпеливо ждать. Правда, один вывод он должен был сделать безотлагательно: теперь за ним будет глаз да глаз, Шубарин реально почувствовал, во что может ему обойтись отступничество бывшего прокурора. После ночного испуга мог появиться ещё один нюанс в отношениях с Артуром Александровичем: скорее всего вряд ли будут продолжаться столь откровенные беседы, как в последние дни, но тут дело за самим Азлархановым: он должен как можно скорее подготовить ряд документов, доказывающих Шубарину, что тот не ошибся в своей тайной стратегии, — только это может поднять цену бывшего прокурора в глазах насторожённых пайщиков, ослабить их внимание. С этой мыслью прокурор и отправился спать…
4
   Наутро, отказавшись от машины, прокурор пешком отправился в управление. Сегодня он решил отменить знакомство с бумагами, а сделать что-нибудь реальное, поэтому сразу попросил в бухгалтерии документы, связанные со штрафными санкциями к поставщикам и делам, что следовало передать в арбитраж, — и то, и другое Амирхану Даутовичу было хорошо знакомо по трём последним своим службам в должности юрисконсульта. Он снова так увлёкся работой, что проворонил время обеденного перерыва, — оторвал его от дел телефонный звонок, первый за весь день. Звонил Шубарин:
   — Амирхан Даутович, у нас, как и на всех предприятиях, действует трудовое законодательство, охрана труда, и обеденный перерыв никто не отменял. Опять же оценка деятельности у нас не по выработке часов, а по результату, так что бросайте бумаги и выходите — сейчас за вами подъедет машина Икрама. Мы тоже спускаемся к Адику. Обед — дело святое…
   Когда он вошёл в зал, сослуживцы уже сидели за столом. Рядом с Шубариным расположился довольно молодой мужчина, франтовато одетый, в крупных дымчатых очках, красивших его жёсткое, с волевым подбородком лицо.
   — Знакомьтесь, Амирхан Даутович, это наш долгожданный гость, — сказал Артур Александрович.
   Азларханов протянул через стол руку и назвался. Гость привстал и отрекомендовался несколько странно:
   — Меня зовут Коста.
   Амирхану Даутовичу на миг показалось, что ему знаком голос этого человека, да и внешность как будто тоже, но крупные очки скрывали пол-лица, а главное — глаза. Однако прокурор не произнёс, как ему показалось, ожидаемых за столом слов: а мы с вами где-то встречались, — торопиться ему было некуда.
   Но тут не выдержал хладнокровный Шубарин, явно режиссёр встречи, спросил удивлённо:
   — Амирхан Даутович, неужели вы не признали Коста?
   Гость неторопливым жестом снял и положил на стол очки, и прокурор сразу узнал ночного посланника Бекходжаевых. Довольный тем, что несколько подпортил компании ожидаемый эффект, он спокойно пояснил:
   — Но мы действительно незнакомы с… Коста…
   Тут гость непринуждённо рассмеялся:
   — Да, так и есть, забыл тогда представиться прокурору. — И теперь уже засмеялись все за столом, включая и Амирхана Даутовича.
   И запоздало, через четыре года, Амирхан Даутович только теперь вспомнил фамилию Коста — Джиоев; он был родом с Северного Кавказа, уголовник со стажем, вор в законе, обвинявшийся в убийстве. Он точно в то время отбывал наказание у него в области, и его документы прокурор держал в руках во время инспекции, но теперь это дела не меняло.
   — Насколько я знаю, он тогда спас вам жизнь и теперь обязан оберегать её. Он будет для вас тем же, что для меня Ашот. Я надеюсь, вы подружитесь
   — Коста о вас прекрасного мнения. Правда, мне кажется, он до сих пор не пережил вашего отказа от «дипломата», — Артур Александрович был явно в хорошем настроении.
   — В таком случае он не выиграл бы двадцати тысяч. Надеюсь, Бекходжаевы расплатились с вами? — как можно небрежнее отозвался Амирхан Даутович, потому что почувствовал: он опять проходит какое-то пока непонятное ему испытание.
   — Попробовали бы не рассчитаться — со мной такие номера не проходят,
   — ответил незло Коста, но было ясно, что с ним такие шутки действительно не пройдут.
   После обеда Азларханов вернулся с Шубариным в управление, а Файзиев остался с Коста в гостинице — необходимо было переселить жильца из соседнего номера, чтобы Джиоев жил через стенку с Азлархановым — на этом настаивал Коста.
   В приёмной Артура Александровича ждали несколько посетителей, и прокурор сразу пошёл к себе, хотя собирался подать на подпись бумаги для арбитража. Часа через два Шубарин, освободившись, сам зашёл к Азларханову.
   — Во вчерашней суёте я не смог вас толком поблагодарить за Хаитова — вы для него явились последним аргументом, которого у нас недоставало. Отныне он не будет чинить нам препятствий, даже наоборот: разрешил торговать на площади перед центральным универмагом. Не секрет; что я обещал солидный гонорар тому, кто выведет меня на Хаитова. Никто не сумел устроить мне встречу напрямую, кроме вас. Так что вот ваш заслуженный гонорар… — И Артур Александрович выложил на стол перед прокурором банковскую упаковку сторублевок.
   — Как первому и без свидетелей? — пошутил Амирхан Даутович и, взяв деньги, небрежно бросил их в пустой ящик письменного стола.
   — Обижаете, мы же с вами друзья, я за вас вчера действительно расстроился, разве вы это не почувствовали?
   — Спасибо. Меня тронул вчера ваш жест, да и сегодня тоже: это та сумма, которую я хотел просить у вас на мебель. Спасибо и за Коста. Но не дорого ли он вам станет — специалисты такого класса, видимо, обходятся в немалые деньги? — Амирхан Даутович надеялся как-нибудь перевести разговор в нужное русло.
   Но Артур Александрович не стал вдаваться в подробности:
   — Да, работа таких людей, как Коста, оплачивается высоко, но не дороже, чем ваша жизнь. Это временная мера, я думаю, через полгода он вам не понадобится, а пока я не вправе рисковать: у нас с вами столько дел, вы даже не представляете. — И, считая, что разговор окончен, он поднялся.
   Прибытие Коста несколько осложнило жизнь Амирхана Даутовича — нет, не оттого, что была ограничена его свобода или Джиоев следовал за ним по пятам; внешне все шло как обычно, но чувствовал себя бывший прокурор скованно. Следовало определить по отношению к Коста какую-то тактику, линию поведения. Конечно, о том, чтобы совершать с ним вместе пешие прогулки по вечерам, которые он опять возобновил, не могло быть и речи, как не стал бы Азларханов постоянно находиться с ним за одним столом, хотя, надо отдать должное такту телохранителя, на такое фамильярное отношение он и не напрашивался. Но тут был и пример: Артур Александрович не слишком церемонился с Ашотом, о том, чтобы Шубарин подпускал того к своему столу, не могло быть и речи — каждый знал своё место.
   Даже чтобы изредка обмениваться рукопожатием с Коста, Амирхану Даутовичу нужно было переступить в себе через многое: он-то знал, что это за человек. Но и перегибать палку не следовало: Коста не Ашот, хотя и тот, судя по реакции на разговоры в машине, нисколько не доверял бывшему прокурору; а этот быстро высчитает игру — и по таким мелочам, что только ахнешь, тем более что дел у него других нет, и подопечного он мог держать под микроскопом.
   Поначалу прокурор просто-напросто вгрызся в работу: целыми днями сидел, обложившись горами бумаг, — он хотел быстрее выдать какой-то результат Шубарину, а заодно размагничивал Коста, стараясь не особенно общаться с ним якобы из-за своей чрезвычайной занятости. Надо отдать должное, держался Джиоев хорошо, работал профессионально, и вряд ли кто мог разгадать истинный смысл его занятий. Учтивый, общительный, щедрый, через две недели он повсюду
   — в управлении, гостинице, ресторане — имел друзей и знакомых. Он мастерски умел разыгрывать этакого беспечного доброго малого, сохраняя в то же время предельную собранность. Амирхан Даутович, знавший приёмы слежки, догляда, попытался дважды, крайне осторожно, проверить, надёжно ли он блокирован Джиоевым, и был поражён его мёртвой хваткой.
   Однажды после прогулки он зашёл в ресторан, где за обычным своим столиком сидели Шубарин и Файзиев и ещё несколько молодых людей, приятелей Файзиева. Веселье в «Лидо» в тот вечер плескалось через край. Перепёлок на вертеле жарили во внутреннем дворе ресторана, на воздухе, там же грелся на углях трехведерный самовар, и прокурор частенько по вечерам спускался вниз для того, чтобы выпить чайничек-другой чая. Адик заваривал замечательно, да и чай хороший у него не переводился. Поэтому, когда Амирхан Даутович появлялся по вечерам в зале, Адик тут же ставил перед ним свежезаваренный чайничек.
   Так произошло и в этот раз. Компания была увлечена разговором, но появление Амирхана Даутовича встретили со вниманием. Всем почему-то тоже захотелось чаю, и два чайника, что принёс Адик, вмиг опустели. Файзиев, распоряжавшийся в ресторане как в своём доме, взяв чайники, через кухню прошёл во двор, как делал это не раз, потому что самовар всегда ставили в одном месте. Через полчаса, когда Артура Александровича пригласила на танец девушка, сидевшая с ними за столиком и не сводившая с него восхищённых глаз, а оставшиеся живо обсуждали какую-то предстоящую свадьбу, Амирхан Даутович тоже, как и Икрам Махмудович, взял пустые чайники и прошёл через кухню во двор: он хотел проверить, как среагирует на его отсутствие Коста; тот сидел за столом Ашота, где тоже веселилась компания.
   Во дворе ресторана находился туалет, и Амирхан Даутович, передав чайники Адику, направился туда. Не успел он войти в помещение туалета, как следом с улыбкой появился Коста, хотя, уходя, Амирхан Даутович видел, что тот ухаживал за девушкой, сидевшей рядом.