Страница:
Марине оставалось принимать Князя таким, каким он был. Или каким ей казался.
Они не виделись уже месяц. И ни звонка, ни ответа ни привета. Пропал. У нее даже появились галлюцинации. Ей показалось, что, когда она была в Институте проблем мозга, его фигура мелькнула в толпе...
Просыпаться одной было неуютно.
Она нехотя встала, умылась, позавтракала бутербродом с сыром и чашкой черного кофе.
По дороге в Институт проблем мозга она уже не думала о Юре Князеве. Она думала о профессоре Морове.
Аркадий Борисович ей не нравился. Более того, он был ей неприятен. И ее немного раздражало то, что она все никак не могла найти причины своей неприязни к ученому. Казалось бы, человек достиг многого - доктор, профессор, академик. Или членкорр. Ну, да не важно, в одной академии действительный член, в другой - членкор, а по сути - эгоист, зацикленный на своих исследованиях, своем институте, своей карьере. "А кто не эгоист в наши дни? Если человек думает больше о своих делах, а не о моих, он и есть эгоист? Смешно. Человек так уж устроен, что "своя рубашка ближе к телу". Он жесток", - возразил внутренний голос.
Но в чем проявляется его жестокость? Внешне - сама любезность, зарплаты у сотрудников высокие, социальная защита на высоте, и вообще он представитель самой благородной профессии в мире. Может ли доктор быть патологически жестоким человеком? Может, ответила себе она сама. Он противен...
Это был аргумент, - почти лысая голова с седым венчиком волос за ушами, длинная, как у стервятника, тонкая морщинистая шея, чуть навыкате глаза, прикрытые как у птицы, толстыми веками, его странная походка, - чуть подпрыгивающая, семенящая, но угрожающе хищная... Все это не вызывало симпатии.
Но все это были качества, так сказать, от природы, от Бога, - чем человек виноват, что у него длинная, красная, морщинистая, пупырчатая отвратительная шея? - Водолазку бы что ли носил, безнадежно подумала Марина, подъезжая к филиалу Института проблем мозга на ул. Бочвара.
Выйдя из трамвая № 30, она пересекла пребольшой продуктовый рынок, удивляясь очередной раз, как все в Москве подорожало. Ей очень захотелось купить самой себе цветы. Но гвоздики она не любила, ранняя мимоза даже в букетиках выглядела засохшей, а на хризантемы было жаль денег - крупные белые стоили по 45 рублей за штуку. Длинноногие, недоступные, они были упоительно красивы...
От белых хризантем мысль перекинулась на балетные пачки, далее ряд ассоциаций привел к балету "Лебединое озеро", в памяти всплыли великие балерины, танцевавшие Одетту-Одиллию.
Интересно, Одетту и Одиллию всегда танцует одна и та же балерина. Может, потому, что в сказке это разные лебеди, в жизни же редко душа человеческая окрашена одним цветом. Есть в ней и черное, и белое. Одетта и Одиллия живет в каждом человеке.
Проходя мимо торговавшего чурчхелой восточного человека, она усмехнулась своим мыслям, - дескать, вот уж на кого профессор Моров был менее всего похож, так это на Одетту или Одиллию, по отдельности или вместе. Усмешку заметил продавец.
- Вай, дэвушка, пачему смеешься? Над ценой смеешься? Даром отдам. Одну чурчхелу подарю.
- Почему? - улыбнулась Марина.
- Ни пачему! За так, за красоту.
- За красоту? Или за так? Разные вещи, - шутливо надулась Марина.
- За красоту, - застонал, обнажив золотые коронки, продавец, протягивая одну чурчхелину.
- Спасибо, - ответила Марина и пошла дальше, протерев, чтобы не видел продавец - зачем обижать человека? - чурчхелину чистым носовым платком и с удовольствием откусывая кисло-сладкую ореховую массу.
Мир не без добрых людей, подумала она. Конечно, один цветок был бы ей в эту минуту милее, чем связка чурчхелы, если бы этот цветок подарил Князь. Но он был где-то далеко, и надо было довольствоваться тем, что предлагала жизнь. А она предлагала чурчхелу. Вот и спасибо жизни за этот подарок.
И все же профессор Моров похож на лебедя, усмехнулась она, подходя к крохотному закутку "Отдела пропусков" филиала Института проблем мозга на улице академика Бочвара. - На черного лебедя. Олицетворение зла и насилия. Но не дай Бог ему дать понять, что она такого о нем мнения. Она вспомнила его глаза, и ей стало страшно...
У Морова в этот день были какие-то эксперименты в филиале института в Щукино, между делом он решил показать корреспондентке престижного журнала все свои владения. Филиал размещался в корпусе бывшего оборонного НИИ, обычные коридоры, обычные лаборатории, напичканные какими-то приборами. Но чувствовалось, что после того, как корпус перешел к новому хозяину, тут многое изменилось. Был сделан евроремонт, - белые стены и потолок, встроенные светильники, ковровые покрытия и эргономические кресла для отдыха в коридорах и холлах.
По-отечески положив ей на плечо сухую костлявую, как птичья лапка, руку, Моров повел Марину по коридору, одновременно произнося афоризмы, долженствующие расположить к нему эту холодную красотку, и рассказывая об исследованиях, проводимых в филиале.
- В жизни каждого ученого, деточка, однажды проносится белая лошадь. И нужно успеть ухватить ее за хвост или за гриву. Эта белая лошадь - судьба. А хвост у судьбы скользкий. Ухватить - полдела... Надо еще и удержать... Я знаю много людей, которые окончили аспирантуры и докторантуры, но не защитились или защитили кандидатскую и остановились, получили докторский диплом - и стали эпикурействовать... А наука - вещь непрерывная. Тут нельзя останавливаться: остановился - считай, умер...
Он как-то странно, снизу вверх, словно ввинчиваясь в воздух, повел своей морщинистой длинной шеей, будто само слово "смерть" было ключевым для его сознания.
- Да-с... А смерть - это конец, дающий начало новой жизни. Все в природе взаимосвязано, деточка. Я продолжаюсь. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом. И потому - всегда в движении...
- И все же прошу вас, профессор, сделать остановку. Я ведь шла сюда брать интервью у выдающегося биолога. И кое-что по теме вашей докторской прочитала, хотя не могу сказать, что все поняла.
Моров довольно хихикнул.
- Но здесь у меня впечатление, что я попала в хорошо оснащенную, но... клинику для душевнобольных. Да и в прошлый раз вы мне рассказывали об исследованиях и даже показывали больных, более похожих на обитателей обычной "психушки". Только там лечат от "белочки", а здесь - от более глубоких и серьезных трансформаций личности. Ни в коридоре, ни на дверях кабинетов, палат, аудиторий нет табличек. Но на кресле я прочитала табличку "Отделение шизофрении". Что все это значит?
- А вы наблюдательная... - зло вскинул веки над черными глазами Аркадий Борисович. - Для журналистки это хорошо... Да-c... Ho вы "клятвенно" обещали, что готовую статью мне покажете... Знаете ли, в нашем деле утечка информации иногда наносит непоправимый вред науке...
- Обязательно покажу вам статью, - заверила Марина.
- Да-с... Это, видите ли, все очень тесно взаимосвязано. Я действительно изобрел средство, снимающее некоторые негативные эмоции. И оно с успехом используется в лечении некоторых форм психозов. Естественно, и у нас, в филиалах НИИ, есть отделения, так сказать, с человеческим материалом. Ну, так проще и дешевле. Здесь мы опробуем новые средства и препараты. Ведь шизофрения до сих пор считается неизлечимой болезнью. И мой препарат здесь бессилен.
- Чем же лечат здесь больных?
- О, совершенно нейтральными препаратами. Они снимают агрессию, делают существование человека более комфортным.
- Например?
- Димедрол... Сульфазин... Ну да названия вам вряд ли что скажут.
- А галоперидол? - спросила Марина.
Аркадий Борисович на мгновение остановился, его костистая рука еще крепче стиснула плечико Марины.
- Откуда вы знаете это средство?
- Читала где-то...
- Ну, что ж... Тоже неплохое средство. Оно помогает нам бороться с человеческими недугами.
Неожиданно дверь одной из комнат отворилась, Марина и Моров повернули головы.
В комнате были покрашенные в белый цвет решетки. А за решетками множество детских голов, стриженых наголо. Лица худые, зрачки у всех настолько расширены, что, казалось, их глаза - сплошные черные тоннели, ведущие в никуда.
У большинства детей на лбу были швы. У кого-то зажившие, зарубцевавшиеся, у кого-то совсем свежие. Были и дети в марлевых повязках видимо, операции сделали совсем недавно.
А у одного подростка на лбу не было ни шрама, ни повязки, зато была вытатуированная надпись: "Врачи - пидары".
- Что это? - в ужасе спросила Марина, когда мгновенно оказавшийся рядом лаборант запер дверь на ключ.
- Просто плохо заперли дверь, - усмехнулся Моров.
- Но что - там?
- Там - пациенты, на которых уже не действует галоперидол.
- И чем же их лечат?
- Их уже бесполезно лечить. Они безнадежны.
- Зачем же их здесь держат?
- Они бесполезны для общества. Но еще могут послужить науке.
- Каким образом?
- Некоторым из них мы делаем лоботомию. Вы знаете, замечательные успехи. Отсечение лобных долей головного мозга приводит, правда, к потере личности, но о какой, пардон, личности можно говорить применительно к полному идиоту или буйно-помешанному... Зато больной становится абсолютно управляем.
- Но это жестоко... Гитлер...
- А, перестаньте. Гитлер утвердил программу эвтаназии - физического истребления душевно больных. Мы поступаем куда гуманней, мы им оставляем жизнь. И я надеюсь, что нам удастся обучить больных после проведения лоботоми ухаживать за собой, совершать какие-то элементарные физические действия... Представляете? Мы сделаем больных - больных душевно - физически здоровыми рабочими. 3амечательно! Огромная помощь народному хозяйству.
- Но как они попали в институт?
- Это отработанный материал, - равнодушно ответил профессор. - В стране закрываются психиатрические клиники, интернаты... Этих придурков просто нечем корить. А мой институт, так сказать, на хозрасчете, мы сами окупаем свои исследования, сами финансируем работу ученых и содержание лабораторного материала. И, если все получится как надо, мы сможем поставлять в частные структуры послушных, не склонных к стачкам и политическим противостояниям рабочих...
- Рабов?
- Зачем так социально вульгаризировать серьезную научную проблему. Раб - это живое существо, он страдает от рабства. Мои пациенты уже перешагнули через страдание. Они просто работают. И довольствуются самой простой грубой пищей. Они становятся полезными элементами новой социальной системы.
- Вначале димедрол, потом галоперидол, затем лоботомия, потом...
- Потом - суп с котом, или просто суп. Как вы насчет того, чтобы слегка перекусить в нашей столовой? У нас прекрасно кормят.
- Что-то после вида этих изможденных детей у меня пропал аппетит.
- Вы подумали, что мы их морим голодом? Как не стыдно, Мариночка... Если хотите, можете пройтись по палатам и убедиться, что им дают все: рисовую кашку на молоке, белый хлеб с маслом и сыром, молочный суп с макаронами и кофе со сливками и булочкой. Они такие худенькие, потому что выздоравливают после операции.
- А тот, что до операции? Он почему такой тощий?
- А он уже трижды от нас убегал. Намается по вокзалам и подъездам, наголодается, дурачок, и все равно к нам возвращается.
- Добровольно?
- Ну, не совсем: мы уже вложили в него средства, - пробовали на нем различные препараты. Теперь он - ценное для нас институтское имущество. Милиция помогает вернуть сбежавших.
Разговор продолжался уже в столовой, если так можно назвать роскошное помещение на первом этаже, после евроремонта украшенное современными модернистскими скульптурами и фресками и, как ни странно, довольно приличными, "штучными" сюрреалистическими картинами.
- Это работы наших научных сотрудников и некоторых пациентов, - сказал Моров.
- И кто ж из них более безумен? - не удержалась Марина.
- Вы знаете, Мариночка, психически абсолютно здоровых людей нет.
- Пока им не сделали лоботомию? - опять не удержалась Марина.
- Да... Если хотите, да! Давайте отбросим все это наносное лицемерие, все эти придуманные фарисейские законы так называемого цивилизованного общества. Взгляните на проблему реально, трезво... В каждом обществе есть верхушка, люди, занимающие особо привилегированное положение. Элита. И есть, - ну, назовите это как угодно, - толпа, быдло, электорат...
- Электорат? Это интересно...
- А что? Вы действительно думаете, что люди голосуют разумом? Нет, деточка, ошибаетесь. Они голосуют за того, на кого им покажут средства массовой информации, родные и близкие, вожди, вызвавшие у них безграничное доверие. Управлять электоратом, как это ни покажется странным, проще, чем вы думаете...
- Проще, сложнее... Для меня важно, что это незаконно.
- Ах, деточка, и эти категории условны. Законно, незаконно. По законам, установленным человеком - одно решение, по божеским законам другoe.
- И все же, раз мы живем в цивилизованном обществе, в котором установлены те или иные законы, их и должно придерживаться.
Она нервно глотнула компота из ананасов с свежемороженной ежевикой.
- В конце концов, правоохранительные органы...
- И с ними сотрудничаем, - успокоил ее Моров.
- Взятки даете? - прямолинейно спросила Марина.
- Зачем взятки? Сотрудничаем, - ответил Моров.
- Как? - в лоб спросила Марина.
- Может быть, чашечку кофе?
- Не откажусь.
Они перешли из столовой в кафе-бар, располагавшийся рядом, - здесь была стойка с напитками, стояли мягкие красно-черные кресла и столики на двоих. Они сели за столик, и длинноногая официантка по кивку Морова принесла им по чашке ароматного напитка.
- Мы - я и мои сотрудники, занимающиеся изучением воздействия гипноза на человеческую психику с целью, естественно, лечения тяжелых психических и психосоматических отклонений, консультируем сотрудников уголовного розыска, органов прокуратуры.
- Это что, практика?
- Нет, конечно, исключение. Но бывает, что наша помощь просто необходима.
- Например?
- Например, наши специалисты помогают активизировать память свидетелей.
- Каким образом?
- Человек погружается в гипнотическое состояние, и снова переживает определенные события. Если у него в мозгу сохранилась хоть какая-то информация об этих событиях, то мы у него как бы воспроизводим эпизоды в памяти, восстанавливаем картину происшедшего. Это уже отработанная методика. Правда, в лабораторных условиях, но...
- Но?
- Был недавно интересный случай. Девушка в Саратове... Кстати, почти такая же красивая, как вы...
- Благодарю за комплимент...
- Это не комплимент, а дистиллированная правда. Так вот, она попала в руки к бандитам. Лишь мгновение видела она паспорт одного из преступников. Но под гипнозом смогла вспомнить и серию, и номер паспорта. Дальше, как вы сами понимаете, для милиционеров было делом техники найти преступника. И в тот же день нежелательная банда перестала существовать.
- Что значит "нежелательная"?
- Да не обращайте внимания. Это я так. Устал, наверное, оговариваться начинаю. Вы не представляете себе, деточка, какого напряжения стоит работа по гипнозу над пациентами, особенно "на выезде".
- Что значит - на выезде?
- Ну, приходится ездить... К больным... Чтобы в обычной беседе - они даже не подозревают, что их гипнотизируют - оказать воздействие на принятие того или иного важного решения.
- Ой, что-то у меня совсем голова кругом идет. Так чем вы все-таки в своем институте занимаетесь? Кто вы, доктор Моров? Целитель? Или?
- Или?
- Политик? Ведь так можно оказывать влияние на общественное сознание.
- Вы знаете, деточка, одним и тем же ножом можно отрезать кусок хлеба и убить человека. Важно, в каких целях совершается деяние. Между прочим, прежде чем применить к девушке из Саратова этот метод, я опробовал его на себе. У меня пропала записная книжка. И я стал, погрузившись в определенное состояние, просто восстанавливать ее страницы в памяти, делая вид, что перелистываю записную книжку. Я называл фамилии и имена, номера телефонов, и секретарь записывала их. Почти всю книжку удалось восстановить.
- Проще вносить данные записных книжек в компьютер...
- Теперь я так и делаю. Это было давно.
- Метод заманчив, но не безупречен с точки зрения процессуального закона.
- Но со свидетелями это делается с их согласия.
- А с подозреваемыми и обвиняемыми?
- Это вообще не делается: мы никогда не применяли мою методику на этапе поиска истины применительно к подозреваемым. Правда...
- Ну, ну, колитесь, профессор...
- Что за жаргон, деточка? У меня такое впечатление, что сегодня журналисты, особенно газетчики, и старые воры в законе с легкостью находят общий язык.
- Не могу ни подтвердить, ни опровергать ваши слова. Я работаю сейчас на журнал "Фас", - не поддержала шутки Марина.
- Да... Был один пример в моей практике, когда я под гипнозом допрашивал вместе со следователем прокуратуры одного подозреваемого. Да вы наверняка помните это дело. Дело об убийстве пастора Кюна? Тогда подозревали, что это убийство на конфессиональной основе. Были и другие версии - антинемецкие настроения среди сельчан соседней деревни, пастор был немцем, и версия ограбления... Задержали некоего Бабичева, человека с неуравновешенной психикой. Он сознался. И место показал, где ударил пастора топором по голове. Ну, да, арестовали его спустя время, о месте и способе убийства писали во всех газетах. Но у старшего следователя по особо важным делам полковника юстиции Снегирева возникло сомнение: не самооговор ли?
Как добиться истины? Пригласили меня. И под гипнозом Бабичев вспомнил, что был в это время в другом месте, нашлись и свидетели.
- А не могло быть так, что вы внушили убийце, что это не он совершил преступление. И свидетелям - тоже?
- Нет. Все специалисты прокуратуры, занимавшиеся этим делом, смогли убедиться, что не было никакого принуждения с моей стороны к даче подобных показаний. Не было и внушения. Беседа проходила в присутствии свидетелей и записывалась на видеопленку. Кроме того, должен заметить, что беседа записывалась с его согласия. Он сам говорил следователю, что желает дать правдивые показания, но не может вспомнить. И я ему помог. Только и всего. Наука, как говорится, все может превзойти. Это, скажу вам, такой тонкий инструмент...
- Весь вопрос в том, у кого он в руках? Не так ли?
- Подчеркиваю, мы работаем в сотрудничестве с органами прокуратуры. И с известным криминалистом Снегиревым из Генеральной прокуратуры, и со следователем по особо важным делам Московской областной прокуратуры Николаем Савичевым. Умнейший, между прочим, человек, сам разработал несколько оригинальных методик использования гипноза в ходе допроса подозреваемых...
- Разумеется, с согласия самих допрашиваемых...
- Самой собой. Все по закону. Да вы поймите, уголовное преступление вещь удивительно тонкая, тут столько граней. По одну сторону виновен, по другую - нет. И потом, у каждого преступления есть не только преступник, жертва, но и очевидец. Почти у каждого. Это случайный прохожий, подельник, наконец.
- Кто?
- Ну, человек, проходящий "по делу" вместе с основным исполнителем преступления, член банды, проще говоря, если убийца действует не один.
- Как вы хорошо во всех этих вопросах разбираетесь...
- С кем поведешься, как говорится. Итак, есть свидетели. Вопрос: как заставить их говорить?
- С помощью пыток, психотропных средств, наконец...
- Вы шутите?
- Конечно. Хотя в этой шутке есть доля правды.
- Не будем наговаривать на наши доблестные органы. Итак, у нас есть подозреваемые в преступлении и подозреваемые в том, что они были свидетелями...
- Бывает и такое?
- А как же? Человек видел, как произошло преступление, но либо боится об этом рассказывать, либо это не в его интересах.
- И тогда он врет?
- Точно. А как заставить человека говорить правду?
- Убедить его, что это в его интересах. Что это для него безопасно.
- Не так все просто, дитя мое. Иногда человек сам не понимает, что в его интересах, а что им противоречит. И тогда надо проникнуть в его подкорку и, так сказать, считать запечатленные подсознанием сведения: именно в состоянии гипнотического сна можно нейтрализовать врожденные волевые качества человека, проникнуть в подсознание, активизировать память и воспользоваться хранящейся в коре головного мозга информацией...
- В результате чего зомбировать личность и сделать ее управляемой?
- Ну, что вы все, деточка, про одно и то же... А вы знаете, что первые наши опыты проходили в МГУ, над... студентами. И знаете на каком факультете? На юрфаке...
- С согласия?
- С согласия... А вы как думали? Будет ректор МГУ давать "добро" на проведение экспериментов на его студентах против их воли? Вам, поди, хочется сенсации - открыть некие тайны Института проблем мозга, секреты доктора Морова... А их нет! Я открыт для прессы.
- И что же?
- Многие студенты под гипнозом, как ни удивительно, продолжали контролировать себя - следили за своей речью, пластикой. Приостанавливали доступ к их памяти с помощью волевых усилий. Очень интересная была работа. Чтобы научиться пробивать их защиту, нужно было найти своего рода код, ключ к их памяти и их воле.
- Нашли?
- А как же? Но на это ушло четыре года. Знаете, как говорят про открытия? Вначале: "Этого не может быть". Потом: "В этом что-то есть". А в заключение: "Ну, это совершенно очевидно". Сейчас кажется, что код прост, как "колумбово яйцо".
- А что, у Колумба были такие уж простые яйца?
- Ха-ха. Смеетесь? Не знаете эту шутку, как Колумб, пытаясь доказать свою правоту, предложил на спор заставить яйцо стоять на столе, никто не смог этого сделать, и тогда он стукнул кончиком яйца о стол и, - сняв таким образом округлость, поставил яйцо... Ну, не может быть, чтоб вы не знали эту историю... Вы разыгрываете старика?
- Не такой уж вы и старик. Просто мужчина в годах. Но меня интересует код.
- Следите за моими рассуждениями... Каждый из нас доверяет кому-то из близких - отцу или матери, подруге или другу, жене или мужу. Можно вычислить особу, которой доверяет интересующий меня объект, нарисовать ее гипотетический образ, то есть внушить объекту, что эта особа рядом. Вот вы мне не верите. Я хочу убедить вас, что наши исследования и полезны обществу, и не вредны для отдельных индивидов. Итак, у вас есть некий молодой человек, которого вы любите, кому вы доверяете. Это... Ну, допустим... журналист... Или нет, научный работник. Нет... Это... Офицер. Так? Отвечайте, не бойтесь, ему же за это ничего не будет. Он служит... Heт, он демобилизовался. Так? И служит... Где... В Госучреждении? Нет, в частном секторе... В банке? Нет...
- Стойте, - прервала его Марина. - Я не давала разрешения проводить эксперименты со мной. Прекратите, иначе я... Словом, обещайте, что не будете пытаться воздействовать на мое подсознание. Иначе я ухожу и тональность публикации может оказаться далекой от искомой.
- Ну вот, уж и пошутить нельзя. А ведь я верно угадал? У вас есть молодой человек, бывший офицер, которому вы особенно доверяете. Продолжим. Теперь представьте, я внушу вам, что он рядом. У вас сразу же появляется ощущение защищенности. Вы ему доверяете. У вас снимается замок с доступа к вашей эксклюзивной информации. В такой ситуации вы разболтаете мне любые секреты...
- Какие могут быть секреты у особы моего возраста.
- Страшные журналистские тайны, - хохотнул Моров. - Кто с кем в журнале живет, кто кого в Вашей газете поддерживает. Из политических лидеров.
- Мы все за Лужкова...
- А я думал, что ваша газета субсидируется Цесарским...
- Вы, похоже, знаете обо мне куда больше, чем я о вас.
- Так и должно быть. Вы - дилетантка, сунувшая свой хорошенький носик в серьезные игры. А я в них - профессионал, - смешно пошевелил бровями Моров, давая понять, что шутит.
Марина рассмеялась.
- Покажите, как это у вас получается? Еще раз... Очень смешно.
- Но если серьезно,в результате ваших экспериментов можно стать обладателем информации, в том числе, и опасной для испытуемого?
- Да. Но ведь они сами согласились на эксперимент. Был случай, когда студент сознался, что подростком участвовал в групповом грабеже и тщательно скрывал этот акт, боясь, что после окончания юрфака не сможет работать в прокуратуре. Информацию проверили, подтвердилось.
- Интересно, какие тайны могли бы рассказать... вы, если бы давали "показания" под гипнозом...
- И не надейтесь, деточка. Я разработал большинство существующих сегодня методик "взлома" подсознания научился и блокировать такие попытки.
- То есть с вами лучше...
- Дружить... а не ссориться. На худой конец, придерживаться нейтралитета. Но избави Бог пытаться мне противодействовать...
- Ах, да, вы же дружите с правоохранительными органами. И что же, помогли вы в расследовании хоть одного преступления?
- А как же. Вот свежий пример. Одну гражданку в городе Петрозаводске закололи ножом прямо на улице.
- Конечно, финским, раз в Петрозаводске...
- Что?
- Я говорю: нож был финский?
- Да какая разница! Факт - закололи. Никаких следов рядом с трупом сотрудники горпрокуратуры не нашли. Но узнали, что примерно в это время поблизости видели двух местных парней. Их задержали, начали допрашивать. Сначала оба запирались. Потом оба взяли вину на себя. Но рана одна, а убийц - двое. Я в это время был в Карелии, изучал, так сказать, потенциальный электорат в связи с будущими выборами президента: я же еще и советник одного видного политического деятеля.
Они не виделись уже месяц. И ни звонка, ни ответа ни привета. Пропал. У нее даже появились галлюцинации. Ей показалось, что, когда она была в Институте проблем мозга, его фигура мелькнула в толпе...
Просыпаться одной было неуютно.
Она нехотя встала, умылась, позавтракала бутербродом с сыром и чашкой черного кофе.
По дороге в Институт проблем мозга она уже не думала о Юре Князеве. Она думала о профессоре Морове.
Аркадий Борисович ей не нравился. Более того, он был ей неприятен. И ее немного раздражало то, что она все никак не могла найти причины своей неприязни к ученому. Казалось бы, человек достиг многого - доктор, профессор, академик. Или членкорр. Ну, да не важно, в одной академии действительный член, в другой - членкор, а по сути - эгоист, зацикленный на своих исследованиях, своем институте, своей карьере. "А кто не эгоист в наши дни? Если человек думает больше о своих делах, а не о моих, он и есть эгоист? Смешно. Человек так уж устроен, что "своя рубашка ближе к телу". Он жесток", - возразил внутренний голос.
Но в чем проявляется его жестокость? Внешне - сама любезность, зарплаты у сотрудников высокие, социальная защита на высоте, и вообще он представитель самой благородной профессии в мире. Может ли доктор быть патологически жестоким человеком? Может, ответила себе она сама. Он противен...
Это был аргумент, - почти лысая голова с седым венчиком волос за ушами, длинная, как у стервятника, тонкая морщинистая шея, чуть навыкате глаза, прикрытые как у птицы, толстыми веками, его странная походка, - чуть подпрыгивающая, семенящая, но угрожающе хищная... Все это не вызывало симпатии.
Но все это были качества, так сказать, от природы, от Бога, - чем человек виноват, что у него длинная, красная, морщинистая, пупырчатая отвратительная шея? - Водолазку бы что ли носил, безнадежно подумала Марина, подъезжая к филиалу Института проблем мозга на ул. Бочвара.
Выйдя из трамвая № 30, она пересекла пребольшой продуктовый рынок, удивляясь очередной раз, как все в Москве подорожало. Ей очень захотелось купить самой себе цветы. Но гвоздики она не любила, ранняя мимоза даже в букетиках выглядела засохшей, а на хризантемы было жаль денег - крупные белые стоили по 45 рублей за штуку. Длинноногие, недоступные, они были упоительно красивы...
От белых хризантем мысль перекинулась на балетные пачки, далее ряд ассоциаций привел к балету "Лебединое озеро", в памяти всплыли великие балерины, танцевавшие Одетту-Одиллию.
Интересно, Одетту и Одиллию всегда танцует одна и та же балерина. Может, потому, что в сказке это разные лебеди, в жизни же редко душа человеческая окрашена одним цветом. Есть в ней и черное, и белое. Одетта и Одиллия живет в каждом человеке.
Проходя мимо торговавшего чурчхелой восточного человека, она усмехнулась своим мыслям, - дескать, вот уж на кого профессор Моров был менее всего похож, так это на Одетту или Одиллию, по отдельности или вместе. Усмешку заметил продавец.
- Вай, дэвушка, пачему смеешься? Над ценой смеешься? Даром отдам. Одну чурчхелу подарю.
- Почему? - улыбнулась Марина.
- Ни пачему! За так, за красоту.
- За красоту? Или за так? Разные вещи, - шутливо надулась Марина.
- За красоту, - застонал, обнажив золотые коронки, продавец, протягивая одну чурчхелину.
- Спасибо, - ответила Марина и пошла дальше, протерев, чтобы не видел продавец - зачем обижать человека? - чурчхелину чистым носовым платком и с удовольствием откусывая кисло-сладкую ореховую массу.
Мир не без добрых людей, подумала она. Конечно, один цветок был бы ей в эту минуту милее, чем связка чурчхелы, если бы этот цветок подарил Князь. Но он был где-то далеко, и надо было довольствоваться тем, что предлагала жизнь. А она предлагала чурчхелу. Вот и спасибо жизни за этот подарок.
И все же профессор Моров похож на лебедя, усмехнулась она, подходя к крохотному закутку "Отдела пропусков" филиала Института проблем мозга на улице академика Бочвара. - На черного лебедя. Олицетворение зла и насилия. Но не дай Бог ему дать понять, что она такого о нем мнения. Она вспомнила его глаза, и ей стало страшно...
У Морова в этот день были какие-то эксперименты в филиале института в Щукино, между делом он решил показать корреспондентке престижного журнала все свои владения. Филиал размещался в корпусе бывшего оборонного НИИ, обычные коридоры, обычные лаборатории, напичканные какими-то приборами. Но чувствовалось, что после того, как корпус перешел к новому хозяину, тут многое изменилось. Был сделан евроремонт, - белые стены и потолок, встроенные светильники, ковровые покрытия и эргономические кресла для отдыха в коридорах и холлах.
По-отечески положив ей на плечо сухую костлявую, как птичья лапка, руку, Моров повел Марину по коридору, одновременно произнося афоризмы, долженствующие расположить к нему эту холодную красотку, и рассказывая об исследованиях, проводимых в филиале.
- В жизни каждого ученого, деточка, однажды проносится белая лошадь. И нужно успеть ухватить ее за хвост или за гриву. Эта белая лошадь - судьба. А хвост у судьбы скользкий. Ухватить - полдела... Надо еще и удержать... Я знаю много людей, которые окончили аспирантуры и докторантуры, но не защитились или защитили кандидатскую и остановились, получили докторский диплом - и стали эпикурействовать... А наука - вещь непрерывная. Тут нельзя останавливаться: остановился - считай, умер...
Он как-то странно, снизу вверх, словно ввинчиваясь в воздух, повел своей морщинистой длинной шеей, будто само слово "смерть" было ключевым для его сознания.
- Да-с... А смерть - это конец, дающий начало новой жизни. Все в природе взаимосвязано, деточка. Я продолжаюсь. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом. И потому - всегда в движении...
- И все же прошу вас, профессор, сделать остановку. Я ведь шла сюда брать интервью у выдающегося биолога. И кое-что по теме вашей докторской прочитала, хотя не могу сказать, что все поняла.
Моров довольно хихикнул.
- Но здесь у меня впечатление, что я попала в хорошо оснащенную, но... клинику для душевнобольных. Да и в прошлый раз вы мне рассказывали об исследованиях и даже показывали больных, более похожих на обитателей обычной "психушки". Только там лечат от "белочки", а здесь - от более глубоких и серьезных трансформаций личности. Ни в коридоре, ни на дверях кабинетов, палат, аудиторий нет табличек. Но на кресле я прочитала табличку "Отделение шизофрении". Что все это значит?
- А вы наблюдательная... - зло вскинул веки над черными глазами Аркадий Борисович. - Для журналистки это хорошо... Да-c... Ho вы "клятвенно" обещали, что готовую статью мне покажете... Знаете ли, в нашем деле утечка информации иногда наносит непоправимый вред науке...
- Обязательно покажу вам статью, - заверила Марина.
- Да-с... Это, видите ли, все очень тесно взаимосвязано. Я действительно изобрел средство, снимающее некоторые негативные эмоции. И оно с успехом используется в лечении некоторых форм психозов. Естественно, и у нас, в филиалах НИИ, есть отделения, так сказать, с человеческим материалом. Ну, так проще и дешевле. Здесь мы опробуем новые средства и препараты. Ведь шизофрения до сих пор считается неизлечимой болезнью. И мой препарат здесь бессилен.
- Чем же лечат здесь больных?
- О, совершенно нейтральными препаратами. Они снимают агрессию, делают существование человека более комфортным.
- Например?
- Димедрол... Сульфазин... Ну да названия вам вряд ли что скажут.
- А галоперидол? - спросила Марина.
Аркадий Борисович на мгновение остановился, его костистая рука еще крепче стиснула плечико Марины.
- Откуда вы знаете это средство?
- Читала где-то...
- Ну, что ж... Тоже неплохое средство. Оно помогает нам бороться с человеческими недугами.
Неожиданно дверь одной из комнат отворилась, Марина и Моров повернули головы.
В комнате были покрашенные в белый цвет решетки. А за решетками множество детских голов, стриженых наголо. Лица худые, зрачки у всех настолько расширены, что, казалось, их глаза - сплошные черные тоннели, ведущие в никуда.
У большинства детей на лбу были швы. У кого-то зажившие, зарубцевавшиеся, у кого-то совсем свежие. Были и дети в марлевых повязках видимо, операции сделали совсем недавно.
А у одного подростка на лбу не было ни шрама, ни повязки, зато была вытатуированная надпись: "Врачи - пидары".
- Что это? - в ужасе спросила Марина, когда мгновенно оказавшийся рядом лаборант запер дверь на ключ.
- Просто плохо заперли дверь, - усмехнулся Моров.
- Но что - там?
- Там - пациенты, на которых уже не действует галоперидол.
- И чем же их лечат?
- Их уже бесполезно лечить. Они безнадежны.
- Зачем же их здесь держат?
- Они бесполезны для общества. Но еще могут послужить науке.
- Каким образом?
- Некоторым из них мы делаем лоботомию. Вы знаете, замечательные успехи. Отсечение лобных долей головного мозга приводит, правда, к потере личности, но о какой, пардон, личности можно говорить применительно к полному идиоту или буйно-помешанному... Зато больной становится абсолютно управляем.
- Но это жестоко... Гитлер...
- А, перестаньте. Гитлер утвердил программу эвтаназии - физического истребления душевно больных. Мы поступаем куда гуманней, мы им оставляем жизнь. И я надеюсь, что нам удастся обучить больных после проведения лоботоми ухаживать за собой, совершать какие-то элементарные физические действия... Представляете? Мы сделаем больных - больных душевно - физически здоровыми рабочими. 3амечательно! Огромная помощь народному хозяйству.
- Но как они попали в институт?
- Это отработанный материал, - равнодушно ответил профессор. - В стране закрываются психиатрические клиники, интернаты... Этих придурков просто нечем корить. А мой институт, так сказать, на хозрасчете, мы сами окупаем свои исследования, сами финансируем работу ученых и содержание лабораторного материала. И, если все получится как надо, мы сможем поставлять в частные структуры послушных, не склонных к стачкам и политическим противостояниям рабочих...
- Рабов?
- Зачем так социально вульгаризировать серьезную научную проблему. Раб - это живое существо, он страдает от рабства. Мои пациенты уже перешагнули через страдание. Они просто работают. И довольствуются самой простой грубой пищей. Они становятся полезными элементами новой социальной системы.
- Вначале димедрол, потом галоперидол, затем лоботомия, потом...
- Потом - суп с котом, или просто суп. Как вы насчет того, чтобы слегка перекусить в нашей столовой? У нас прекрасно кормят.
- Что-то после вида этих изможденных детей у меня пропал аппетит.
- Вы подумали, что мы их морим голодом? Как не стыдно, Мариночка... Если хотите, можете пройтись по палатам и убедиться, что им дают все: рисовую кашку на молоке, белый хлеб с маслом и сыром, молочный суп с макаронами и кофе со сливками и булочкой. Они такие худенькие, потому что выздоравливают после операции.
- А тот, что до операции? Он почему такой тощий?
- А он уже трижды от нас убегал. Намается по вокзалам и подъездам, наголодается, дурачок, и все равно к нам возвращается.
- Добровольно?
- Ну, не совсем: мы уже вложили в него средства, - пробовали на нем различные препараты. Теперь он - ценное для нас институтское имущество. Милиция помогает вернуть сбежавших.
Разговор продолжался уже в столовой, если так можно назвать роскошное помещение на первом этаже, после евроремонта украшенное современными модернистскими скульптурами и фресками и, как ни странно, довольно приличными, "штучными" сюрреалистическими картинами.
- Это работы наших научных сотрудников и некоторых пациентов, - сказал Моров.
- И кто ж из них более безумен? - не удержалась Марина.
- Вы знаете, Мариночка, психически абсолютно здоровых людей нет.
- Пока им не сделали лоботомию? - опять не удержалась Марина.
- Да... Если хотите, да! Давайте отбросим все это наносное лицемерие, все эти придуманные фарисейские законы так называемого цивилизованного общества. Взгляните на проблему реально, трезво... В каждом обществе есть верхушка, люди, занимающие особо привилегированное положение. Элита. И есть, - ну, назовите это как угодно, - толпа, быдло, электорат...
- Электорат? Это интересно...
- А что? Вы действительно думаете, что люди голосуют разумом? Нет, деточка, ошибаетесь. Они голосуют за того, на кого им покажут средства массовой информации, родные и близкие, вожди, вызвавшие у них безграничное доверие. Управлять электоратом, как это ни покажется странным, проще, чем вы думаете...
- Проще, сложнее... Для меня важно, что это незаконно.
- Ах, деточка, и эти категории условны. Законно, незаконно. По законам, установленным человеком - одно решение, по божеским законам другoe.
- И все же, раз мы живем в цивилизованном обществе, в котором установлены те или иные законы, их и должно придерживаться.
Она нервно глотнула компота из ананасов с свежемороженной ежевикой.
- В конце концов, правоохранительные органы...
- И с ними сотрудничаем, - успокоил ее Моров.
- Взятки даете? - прямолинейно спросила Марина.
- Зачем взятки? Сотрудничаем, - ответил Моров.
- Как? - в лоб спросила Марина.
- Может быть, чашечку кофе?
- Не откажусь.
Они перешли из столовой в кафе-бар, располагавшийся рядом, - здесь была стойка с напитками, стояли мягкие красно-черные кресла и столики на двоих. Они сели за столик, и длинноногая официантка по кивку Морова принесла им по чашке ароматного напитка.
- Мы - я и мои сотрудники, занимающиеся изучением воздействия гипноза на человеческую психику с целью, естественно, лечения тяжелых психических и психосоматических отклонений, консультируем сотрудников уголовного розыска, органов прокуратуры.
- Это что, практика?
- Нет, конечно, исключение. Но бывает, что наша помощь просто необходима.
- Например?
- Например, наши специалисты помогают активизировать память свидетелей.
- Каким образом?
- Человек погружается в гипнотическое состояние, и снова переживает определенные события. Если у него в мозгу сохранилась хоть какая-то информация об этих событиях, то мы у него как бы воспроизводим эпизоды в памяти, восстанавливаем картину происшедшего. Это уже отработанная методика. Правда, в лабораторных условиях, но...
- Но?
- Был недавно интересный случай. Девушка в Саратове... Кстати, почти такая же красивая, как вы...
- Благодарю за комплимент...
- Это не комплимент, а дистиллированная правда. Так вот, она попала в руки к бандитам. Лишь мгновение видела она паспорт одного из преступников. Но под гипнозом смогла вспомнить и серию, и номер паспорта. Дальше, как вы сами понимаете, для милиционеров было делом техники найти преступника. И в тот же день нежелательная банда перестала существовать.
- Что значит "нежелательная"?
- Да не обращайте внимания. Это я так. Устал, наверное, оговариваться начинаю. Вы не представляете себе, деточка, какого напряжения стоит работа по гипнозу над пациентами, особенно "на выезде".
- Что значит - на выезде?
- Ну, приходится ездить... К больным... Чтобы в обычной беседе - они даже не подозревают, что их гипнотизируют - оказать воздействие на принятие того или иного важного решения.
- Ой, что-то у меня совсем голова кругом идет. Так чем вы все-таки в своем институте занимаетесь? Кто вы, доктор Моров? Целитель? Или?
- Или?
- Политик? Ведь так можно оказывать влияние на общественное сознание.
- Вы знаете, деточка, одним и тем же ножом можно отрезать кусок хлеба и убить человека. Важно, в каких целях совершается деяние. Между прочим, прежде чем применить к девушке из Саратова этот метод, я опробовал его на себе. У меня пропала записная книжка. И я стал, погрузившись в определенное состояние, просто восстанавливать ее страницы в памяти, делая вид, что перелистываю записную книжку. Я называл фамилии и имена, номера телефонов, и секретарь записывала их. Почти всю книжку удалось восстановить.
- Проще вносить данные записных книжек в компьютер...
- Теперь я так и делаю. Это было давно.
- Метод заманчив, но не безупречен с точки зрения процессуального закона.
- Но со свидетелями это делается с их согласия.
- А с подозреваемыми и обвиняемыми?
- Это вообще не делается: мы никогда не применяли мою методику на этапе поиска истины применительно к подозреваемым. Правда...
- Ну, ну, колитесь, профессор...
- Что за жаргон, деточка? У меня такое впечатление, что сегодня журналисты, особенно газетчики, и старые воры в законе с легкостью находят общий язык.
- Не могу ни подтвердить, ни опровергать ваши слова. Я работаю сейчас на журнал "Фас", - не поддержала шутки Марина.
- Да... Был один пример в моей практике, когда я под гипнозом допрашивал вместе со следователем прокуратуры одного подозреваемого. Да вы наверняка помните это дело. Дело об убийстве пастора Кюна? Тогда подозревали, что это убийство на конфессиональной основе. Были и другие версии - антинемецкие настроения среди сельчан соседней деревни, пастор был немцем, и версия ограбления... Задержали некоего Бабичева, человека с неуравновешенной психикой. Он сознался. И место показал, где ударил пастора топором по голове. Ну, да, арестовали его спустя время, о месте и способе убийства писали во всех газетах. Но у старшего следователя по особо важным делам полковника юстиции Снегирева возникло сомнение: не самооговор ли?
Как добиться истины? Пригласили меня. И под гипнозом Бабичев вспомнил, что был в это время в другом месте, нашлись и свидетели.
- А не могло быть так, что вы внушили убийце, что это не он совершил преступление. И свидетелям - тоже?
- Нет. Все специалисты прокуратуры, занимавшиеся этим делом, смогли убедиться, что не было никакого принуждения с моей стороны к даче подобных показаний. Не было и внушения. Беседа проходила в присутствии свидетелей и записывалась на видеопленку. Кроме того, должен заметить, что беседа записывалась с его согласия. Он сам говорил следователю, что желает дать правдивые показания, но не может вспомнить. И я ему помог. Только и всего. Наука, как говорится, все может превзойти. Это, скажу вам, такой тонкий инструмент...
- Весь вопрос в том, у кого он в руках? Не так ли?
- Подчеркиваю, мы работаем в сотрудничестве с органами прокуратуры. И с известным криминалистом Снегиревым из Генеральной прокуратуры, и со следователем по особо важным делам Московской областной прокуратуры Николаем Савичевым. Умнейший, между прочим, человек, сам разработал несколько оригинальных методик использования гипноза в ходе допроса подозреваемых...
- Разумеется, с согласия самих допрашиваемых...
- Самой собой. Все по закону. Да вы поймите, уголовное преступление вещь удивительно тонкая, тут столько граней. По одну сторону виновен, по другую - нет. И потом, у каждого преступления есть не только преступник, жертва, но и очевидец. Почти у каждого. Это случайный прохожий, подельник, наконец.
- Кто?
- Ну, человек, проходящий "по делу" вместе с основным исполнителем преступления, член банды, проще говоря, если убийца действует не один.
- Как вы хорошо во всех этих вопросах разбираетесь...
- С кем поведешься, как говорится. Итак, есть свидетели. Вопрос: как заставить их говорить?
- С помощью пыток, психотропных средств, наконец...
- Вы шутите?
- Конечно. Хотя в этой шутке есть доля правды.
- Не будем наговаривать на наши доблестные органы. Итак, у нас есть подозреваемые в преступлении и подозреваемые в том, что они были свидетелями...
- Бывает и такое?
- А как же? Человек видел, как произошло преступление, но либо боится об этом рассказывать, либо это не в его интересах.
- И тогда он врет?
- Точно. А как заставить человека говорить правду?
- Убедить его, что это в его интересах. Что это для него безопасно.
- Не так все просто, дитя мое. Иногда человек сам не понимает, что в его интересах, а что им противоречит. И тогда надо проникнуть в его подкорку и, так сказать, считать запечатленные подсознанием сведения: именно в состоянии гипнотического сна можно нейтрализовать врожденные волевые качества человека, проникнуть в подсознание, активизировать память и воспользоваться хранящейся в коре головного мозга информацией...
- В результате чего зомбировать личность и сделать ее управляемой?
- Ну, что вы все, деточка, про одно и то же... А вы знаете, что первые наши опыты проходили в МГУ, над... студентами. И знаете на каком факультете? На юрфаке...
- С согласия?
- С согласия... А вы как думали? Будет ректор МГУ давать "добро" на проведение экспериментов на его студентах против их воли? Вам, поди, хочется сенсации - открыть некие тайны Института проблем мозга, секреты доктора Морова... А их нет! Я открыт для прессы.
- И что же?
- Многие студенты под гипнозом, как ни удивительно, продолжали контролировать себя - следили за своей речью, пластикой. Приостанавливали доступ к их памяти с помощью волевых усилий. Очень интересная была работа. Чтобы научиться пробивать их защиту, нужно было найти своего рода код, ключ к их памяти и их воле.
- Нашли?
- А как же? Но на это ушло четыре года. Знаете, как говорят про открытия? Вначале: "Этого не может быть". Потом: "В этом что-то есть". А в заключение: "Ну, это совершенно очевидно". Сейчас кажется, что код прост, как "колумбово яйцо".
- А что, у Колумба были такие уж простые яйца?
- Ха-ха. Смеетесь? Не знаете эту шутку, как Колумб, пытаясь доказать свою правоту, предложил на спор заставить яйцо стоять на столе, никто не смог этого сделать, и тогда он стукнул кончиком яйца о стол и, - сняв таким образом округлость, поставил яйцо... Ну, не может быть, чтоб вы не знали эту историю... Вы разыгрываете старика?
- Не такой уж вы и старик. Просто мужчина в годах. Но меня интересует код.
- Следите за моими рассуждениями... Каждый из нас доверяет кому-то из близких - отцу или матери, подруге или другу, жене или мужу. Можно вычислить особу, которой доверяет интересующий меня объект, нарисовать ее гипотетический образ, то есть внушить объекту, что эта особа рядом. Вот вы мне не верите. Я хочу убедить вас, что наши исследования и полезны обществу, и не вредны для отдельных индивидов. Итак, у вас есть некий молодой человек, которого вы любите, кому вы доверяете. Это... Ну, допустим... журналист... Или нет, научный работник. Нет... Это... Офицер. Так? Отвечайте, не бойтесь, ему же за это ничего не будет. Он служит... Heт, он демобилизовался. Так? И служит... Где... В Госучреждении? Нет, в частном секторе... В банке? Нет...
- Стойте, - прервала его Марина. - Я не давала разрешения проводить эксперименты со мной. Прекратите, иначе я... Словом, обещайте, что не будете пытаться воздействовать на мое подсознание. Иначе я ухожу и тональность публикации может оказаться далекой от искомой.
- Ну вот, уж и пошутить нельзя. А ведь я верно угадал? У вас есть молодой человек, бывший офицер, которому вы особенно доверяете. Продолжим. Теперь представьте, я внушу вам, что он рядом. У вас сразу же появляется ощущение защищенности. Вы ему доверяете. У вас снимается замок с доступа к вашей эксклюзивной информации. В такой ситуации вы разболтаете мне любые секреты...
- Какие могут быть секреты у особы моего возраста.
- Страшные журналистские тайны, - хохотнул Моров. - Кто с кем в журнале живет, кто кого в Вашей газете поддерживает. Из политических лидеров.
- Мы все за Лужкова...
- А я думал, что ваша газета субсидируется Цесарским...
- Вы, похоже, знаете обо мне куда больше, чем я о вас.
- Так и должно быть. Вы - дилетантка, сунувшая свой хорошенький носик в серьезные игры. А я в них - профессионал, - смешно пошевелил бровями Моров, давая понять, что шутит.
Марина рассмеялась.
- Покажите, как это у вас получается? Еще раз... Очень смешно.
- Но если серьезно,в результате ваших экспериментов можно стать обладателем информации, в том числе, и опасной для испытуемого?
- Да. Но ведь они сами согласились на эксперимент. Был случай, когда студент сознался, что подростком участвовал в групповом грабеже и тщательно скрывал этот акт, боясь, что после окончания юрфака не сможет работать в прокуратуре. Информацию проверили, подтвердилось.
- Интересно, какие тайны могли бы рассказать... вы, если бы давали "показания" под гипнозом...
- И не надейтесь, деточка. Я разработал большинство существующих сегодня методик "взлома" подсознания научился и блокировать такие попытки.
- То есть с вами лучше...
- Дружить... а не ссориться. На худой конец, придерживаться нейтралитета. Но избави Бог пытаться мне противодействовать...
- Ах, да, вы же дружите с правоохранительными органами. И что же, помогли вы в расследовании хоть одного преступления?
- А как же. Вот свежий пример. Одну гражданку в городе Петрозаводске закололи ножом прямо на улице.
- Конечно, финским, раз в Петрозаводске...
- Что?
- Я говорю: нож был финский?
- Да какая разница! Факт - закололи. Никаких следов рядом с трупом сотрудники горпрокуратуры не нашли. Но узнали, что примерно в это время поблизости видели двух местных парней. Их задержали, начали допрашивать. Сначала оба запирались. Потом оба взяли вину на себя. Но рана одна, а убийц - двое. Я в это время был в Карелии, изучал, так сказать, потенциальный электорат в связи с будущими выборами президента: я же еще и советник одного видного политического деятеля.