Страница:
– А где ты работаешь?
– Да тут же, в «Летучей рыбе». По ночам… Сегодня четвертая ночь будет. Посудомойщиком. Я попрошу буфетчика, даст в долг.
– Нет, дорогой. Плачу я, наличными. Ты пока обживайся.
– Ну хорошо, только в следующий раз – я.
Пошли обнявшись.
Все места за столиками были заняты. Амара организовал два места за служебным столиком, сам и коктейли принес с соломинками.
…Радж слушал его рассказ обо всем, что творилось на острове, и плакал, прижимая ладони к лицу, чтобы не так вырывались глухие рыдания.
– А где… похоронили мать? – нашел наконец силы спросить.
– Не знаю… Нас ведь, живых, загнали на катера и повезли… А там, на Биргусе, бульдозеры все уничтожили. Скреперы выравнивать будут, экскаваторы копать котлованы под всякие укрытия… Нет места для могилы на Биргусе!
Амара рассказал также о том, как искали пристанища на Горном – сначала в болоте, потом с Янгом в горах. И ничего не нашли, не было места биргусовцам и там, и все начали разбредаться кто куда.
– А отец где? Янг? На Горном остались?
– Когда я уезжал сюда, то были на Горном… Кхи-и… Не хотел тебе еще и это говорить, но скажу. У тебя же и с отцом неладно: помутился разум… Как увидел тогда, что с матерью случилось, так и…
Стакан глухо треснул в руке Раджа, по столу растеклось содержимое…
– Прости, друг… Не о таком я хотел бы тебе говорить. Но… Когда я уезжал, то отца твоего держали под замком… Дед Амос и Ганеш опекали его, на одной воде держали. Пост ему устроили, очищение. Я слышал, что хотели, чтоб на храмовом празднике на Главном он нес кавади с дарами Вишну.
– Так праздник прошел уже! Где они сейчас, не знаешь?
– Нет. Никого из биргусовцев потом не видел… Кровь на столе. Порезался?
Радж пососал ладонь, сплюнул на столик.
– Глубоко? Посиди… Я сейчас поищу чего-нибудь для перевязки. И приберу тут.
Радж уже не слушал Амару. Гонял по розовой лужице на столе прозрачные осколки. Звенело в ушах… Хотелось то сорваться с места и куда-то бежать, крушить все на своем пути, то схватиться за крис, пустить его в ход. Но на кого поднимать руку? Против кого конкретно идти? Конкретные виновники там, на Биргусе… «Бедный Янг, сколько ему пришлось пережить за эти дни! Где они теперь, как жить будут?» – теснились горькие мысли в голове.
Когда вернулся Амара и начал забинтовывать ему ладонь, Радж попросил и его подыскивать работу для одного хорошего парня.
Нигде ни души, на улице почти полный мрак. Две-три лампочки светились на столбах желтыми пятнами. Возле них мелькали летучие мыши, ловили ночных жирных мотыльков. Враждебно, пугающе чернел через улицу какой-то сквер. Там, наверное, был и пруд. На фоне неба веерные пальмы казались утыканными саблями. На Биргусе Янг не испытывал никаких ночных страхов, мог идти в лес в любое время ночи. А тут, в самом главном городе султаната, на Главном острове, ему было страшно.
Повернул направо – там, ему казалось, должен быть порт… И в ту же минуту услышал из скверика приглушенное: «Э-эй!» Через низенькую ограду перемахнула невысокая фигурка, кинулась через улицу к Янгу.
– Чтоб тебе… Я уже думал, бандит какой, – Янг испуганно плюнул под ноги Абдулле.
– А что у тебя можно взять? Гол как сокол. Зато у меня… На вот, ешь… Холера, бумага размокла… – Абдулла вынул из-за пазухи какие-то темные комочки с прилипшими клочками бумажной салфетки. Один кусочек упал под ноги, Абдулла поднял, подул на него для приличия, бросил себе в рот. – Чего глядишь? Ешь! Это из «Тридакны». Твоя порция чучи. Мясо, вымоченное в соусе, поджаренное на палочках. Вкуснота!
Янг подставил обе ладони, потом переложил все на левую, один кусочек кинул в рот. Хлынула слюна, заныло в животе. Только сейчас он почувствовал страшный голод. Мясо было вкусное, жгучее от перца, слегка кисловатое от соуса. Проглотил, почти не жуя, один кусочек, второй и спохватился – Абдулла провожал глазами каждый. Теперь уже ел так: один кусок съедал сам, другой отдавал Абдулле.
– Ты не глотай, как акула. Жуй долго-долго, а потом соси, как конфетку, и опять жуй, – поучал Абдулла друга. Но учиться есть так, как Абдулла, было поздно – мясо кончилось.
– Ты с вечера так и сидел в скверике?
– Ну! Я тебя ждал в «Тридакне», вижу в окно – ты пошел на Портовую. «Что такое? – думаю. – Мы же договорились пообедать.» Я еще не встречал человека, который бы отказался от этого. Быстренько проглотил свое и с твоей тарелки соус вылизал. Да… А тут вижу: какие-то типы оторвались от окна и на улицу, за тобою. Я твое мясо в бумажку завернул и тоже выскочил. Прошел немного и вижу: тебя цап-царап, гоп в машину и фыр-р-р… Ну, куда ж, думаю, если не в полицию? И бегом за тобой.
– И всю ночь сидел?! – не переставал удивляться Янг.
– Я и лежал, не только сидел. Задремал было и испугался: а вдруг тебя в это время выпустили?
– А если бы меня вообще не выпустили – сколько бы ты сидел?
– Эту ночь до конца и еще день. Я так решил. Я все за окнами следил, какие светятся, хотел угадать, в каком ты. Прикидывал, можно ли залезть, чтоб выручить тебя.
– Да, залезешь! Там же решетки на всех окнах, а внутри при дверях часовой с пистолетом.
– Во как… А я жду и жду… Не может такого быть, думаю, чтоб детей долго держали… Невиноватых. А ты ведь безобидный как черепаха. На тебе ездить можно! Тебя кто захочет – обманет!
– Не очень… – сказал Янг и покашлял. Правду говорит друг, чистую правду. Совсем он не приспособлен к городской жизни.
– Слушай, а куда это мы разогнались? Я живу не в той стороне! – спохватился Абдулла. – Давай вот сюда… – свернул он в одну из поперечных улиц. – У меня же, я тебе говорил, топчан – во какой! – сделал он три больших шага. – А в ширину – во! – развел руки.
Абдулла жил недалеко от «прошпекта». Вошли в вестибюль высокого дома, подались в уголок возле лестницы. Янг увидел, что убежище под первым пролетом лестницы отгорожено от вестибюля стенкою с дверью, войти в него можно только согнувшись. В верхней части двери четырехугольная дырка – лишь крысе пролезть. Стучали долго и за ручку дергали – никто не открывал.
– Дрыхнет, наркоман несчастный… – вздохнул Абдулла.
Взял в углу метлу, выломал палочку и просунул между дверью и косяком, хотя на тот косяк и намека не было, подцепил крючок. Он упал, звякнув о дверь.
Открыли, в лицо пахнуло тяжелым, сырым воздухом. Абдулла протянул руку вправо, щелкнул выключателем. Янг увидел каморку, сделанную некогда для того, чтобы уборщикам было где прятать метлы и ведра. Топчан стоял слева, где нависала лестница. Рядом с топчаном был проход, на нем можно было даже стоять, в этом проходе спал, подстелив циновку, худой как скелет старик.
– Заваливайся… – показал Абдулла на топчан. – Да, а ты все сделал на дворе, что надо? А то у нас тут никаких туалетов нет.
Янг не ответил.
– А почему он спит на полу, а не на топчане? Вы могли бы вдвоем поместиться.
– Могли бы. Но там ему удобнее: некуда падать. Ты лег? Выключаю… – Абдулла закрыл дверь на крючок, а потом уж выключил свет. Ощупью пробрался к Янгу.
– Жалко… Старый он все-таки.
– Да какой он старый? Тридцать пять – сорок лет. Это он из-за наркотиков стал на деда похож. Все свои деньги пускает на героин. Не дядя меня, а я его содержу. Жалко – больной, несчастный человек. И топчана жалко, больше ничего у нас нет. Тут хоть над головой не каплет… А так хочется убежать куда глаза глядят!
– Ты про меня все знаешь, а я про тебя – нет! Куда девались твои родители?
– Отец рыбаком был, погиб во время шторма. Неожиданно тогда шторм налетел, много лодок не вернулось. А мать умудрилась второй раз выйти замуж за какого-то торговца. Уехала аж в Индонезию.
– Ты какой веры? – поинтересовался Янг.
– И сам не знаю. Может, мусульманин? Помню, что когда-то дядя, пока не опустился, таскал меня в мечеть. Тут, в Свийттауне, и мечети есть, и буддийские храмы, и церкви всякие.
– Мне все равно, какой ты веры. Я буду дружить с тобою всю жизнь!
– И я с тобою, Янг… – Абдулла обнял его. – Я тебе братом буду. Нас теперь трое братьев: ты, я и Радж. Вот бы побывать на Рае, с Раджем познакомиться, в дельфинарий заглянуть! Дельфина вблизи посмотреть, погладить.
– Побываешь! Я думаю перебраться к Раджу, а когда-нибудь и ты переберешься. Я тоже еще не видел дельфинов вблизи. Радж говорил, они почти ручные, свойские. А что под водой делается – как в волшебной сказке! Я ничего так не хотел бы, как поплавать под водой. С аквалангом!
– Нет детских аквалангов, не разгоняйся.
– А не все ли равно, детский или взрослый? Маску можно надеть, а баллоны… Нам же меньше требуется воздуха, чем взрослому, с теми же самыми баллонами можно и дольше пробыть под водой, и заплыть глубже. А ты знаешь, как я плаваю? Отку-уда! Я лучше всех ребят на Биргусе плавал и под водой больше могу пробыть без воздуха.
– Расхвастался…
– Хочешь – на спор? Я тебя обгоню враз.
– Я плохо плаваю, некогда было бегать на море.
– А еще знаешь, о чем я мечтаю? Побывать с аквалангом на озере… Есть на Горном озеро, мы там с Амарою были, хотели землю найти, где бы биргусовцы могли поселиться. И мы такое там видели! Только ты дай слово, что никому ни гугу!
– Чтоб меня акула сожрала! – поклялся Абдулла.
– Золото в том озере есть. Там двое англичан или американцев, одного Питом звать, лазили… Все речечки и ручьи обшарили, землю изрыли. Все промывали породу в железных решетах – кружат, кружат, кружат. Потом то, что сверху, более легкое, выбрасывают, осадок смотрят. Так золото ищут – Амара говорил.
– Вот это штука! – Абдулла даже сел.
– Они и со дна озера черпали песок, гравий, проверяли. Если б ничего не находили, столько бы не возились… Золотой песок и самородки очень тяжелые, они на дно оседают. Те двое без аквалангов плавали, только с маскою и трубкою. А вот если б с аквалангом нырнуть… Мы ушли оттуда с Амарой, а те остались лазать.
Абдулла часто задышал.
– Вот бы нам найти по самородку! Обменяли бы на деньги… За золото много денег дают.
– Золото – самые лучшие деньги. А что бы ты сделал с самородком, если бы нашли?
– За золото можно найти врача, больницу, где наркоманов вылечивают. Дядю бы на ноги поставить, тогда бы я от него уехал… А так – не могу бросить старого… И еще: поступил бы учиться в колледж.
– И я! Прежде всего – учиться… Чтобы потом и на капитана выучиться, по всем морям и океанам плавать. Весь свет объехать! Можно плыть на запад, моряк Дуку рассказывал, а вернуться с востока… Все плыть и плыть, и приплывешь с востока.
– Я слышал об этом. Но не верится.
– Правда-правда, потому что земля круглая. Вот гляди… Дай сюда голову… Вот так: поплывем от левого глаза…
– Не выколи, капитан дальнего плавания.
– …от левого глаза поплыли… – Янг заперебирал пальцами по голове Абдуллы. – Кругом, кругом… Над одним ухом, над другим… А вот уже и правый глаз, и вот – опять левый. Приплыли! С другой стороны… Понял?
– Да… Мы будем сегодня спать или нет?
– А мне и не хочется. Что ты чешешься как свинья?
– Да клопы, должно быть, почуяли, полезли.
– А что это такое? Москиты?
– Не зна-аешь клопов?! Счастливый человек… Насекомые такие, рыжие, плоские, вонючие. В щелях живут… А кусачие – страх.
– На Биргусе не было клопов. Разве что американцы завезут… Ой, и меня укусил! Давай побежим куда-нибудь в сквер, на свежий воздух. На травке ляжем. А то тут задохнемся втроем.
– Ничего, ничего… Ты еще не знаешь, не испытал, что такое не иметь крыши над головой.
Почесываясь, легли. Янг, измученный всеми событиями, начал дремать, но Абдулла толкнул его под бок.
– Слышишь? Мы все-таки побываем на озере. Давай поклянемся!
– Клянусь!
– И я клянусь!
Прошла половина первого дня, осталось еще два дня с половиной, которые ему дали для выполнения задания. А он еще и на просяное зернышко не продвинулся вперед, не придумал, как ему выполнить задание, найти таинственного «R.S.». «Буду Раджа искать на Рае… Все-таки товарищ, вроде бы дружили когда-то. Он тоже в дельфинарии работает, всех там знает. Может, подскажет…»
Ночь Пуол провел в знакомом скверике на знакомой лавке, даже того же бродягу согнал с нее. Голодный, невыспавшийся, с непромытыми после сна глазами поплелся на базар – там легче что-нибудь раздобыть. Шел и, по выработавшейся у него привычке, озирался. Порой ему казалось (а может, просто у страха глаза велики?), что какие-то подозрительные личности следят за ним.
Ему повезло: набрел на бывшего старосту и деда Амоса. Ганеш, должно быть, совсем ослеп, потому что Амос держал его под локоть, подсказывал, как ступать, куда поворачивать. На поясах у того и у другого висели длинненькие консервные банки, в них звякали медяки.
– О, земляки, кого я вижу! Здоровы были! – первым остановил их Пуол, приветствие его было совсем непочтительным для их возраста. Для виду начал расспрашивать про здоровье, про житье-бытье на Главном. Спросил, не слышали ли, как там отец с матерью поживают на Горном.
Амос охотно отвечал, все время обращаясь к Ганешу: «Ты слышишь, кто это с нами говорит? Сын Дживы… Таким городским стал, такие туфли надел…» – «А-а, тот ворюга, что отца обокрал… Знаю, знаю…» – отвечал Ганеш.
– Старик! Если хочешь знать, я ничего не крал. Занял просто. Разбогатею – в два раза больше отдам. А у тебя что тут звенит? – Пуол опрокинул содержимое банки Ганеша на свою ладонь, тут же быстренько, вслед за ней, и Амосову. – И у вас занимаю, отдам с процентами. О, да у вас тут мелочь какая-то… Вы пожалостнее просите… Ну – за мною не пропадет. Адью, дедули! Шлите телеграммы на Горный с приветом от меня! – и, не оглянувшись, исчез в толпе. Старики потоптались, ошеломленные: кто сказал, что вор не страшен тому, у кого карманы пустые?
«Теперь в порт… Пообедаю в „Тридакне“ и сегодня же попробую перебраться на Рай. Авось удастся… Эх, мало деды насобирали…» – пожалел Пуол. И все же настроение у него улучшилось. Шел и даже покачивался на носках. Но голова была забита мыслями, и, переходя улицу, он столкнулся с рикшей. «Глядеть надо, чучело!» – гаркнул на худого, жилистого мужчину. Тот не смолчал, тоже обругал его, поднял оглобельки-раму коляски с пожилой японкой в ней и с места взял разгон.
Пуол шел и плевался. Стычка казалась ему недоброй приметой.
Он помнил Чжановы слова, что обедать в «Тридакне» надо в правом углу. Наверное, в первом углу, а не дальнем, потому что дальний был где-то за буфетной стойкой.
Сел спиной в самый угол. За этим столиком уже сидели мрачный бородатый индус в чалме и старик, голова которого была в белой щетине от подбородка до маковки. Борода старика мелко дрожала, будто он никак не мог поймать зубами горошину. Ни один, ни другой не вызывали у Пуола подозрения. Он старался спокойно ждать заказа, а сам украдкой оглядывал зал, ощупывал взглядом всех, кто сидел, жевал, кто пил возле буфетной стойки. Время от времени покручивал головой, будто его душил воротник.
Бородач в чалме и белоголовый старик ушли. На их место от буфета сразу пришли два потных здоровяка в костюмах, с бутылками пива и стаканами в руках, хотя свободные места были и за другими столиками. Сели на стулья вплотную к Пуолу – справа и слева, – почмокали немного пиво из стаканов. Один придвинул голову ближе к Пуоловой тарелке.
– Пуол? Не вскакивай, веди себя спокойно и естественно. Мы из полиции… – прошептал он.
– Доедай, доедай, мы подождем, – сказал другой. – Пива хлебнешь? Хорошо утоляет жажду в жару… Не хочешь? Ну, как хочешь. Взгляни теперь под стол…
Пуол немного отклонился от стола, пригнул голову. Мужчина справа показал ему наручники и тихонько, чтобы не звякать, спрятал их в карман. Пуол механически бросил в рот комок ямсовой каши-пюре. Мягкая, жевать не надо, а прилипла в горле – ни туда ни сюда, начал давиться, потянуло на рвоту.
– Пойдешь отсюда спокойненько, гуляя. Ты же не хочешь, чтоб тебе надели наручники? Ты достаточно виноват для этого… Но ты спокойненько встанешь и пойдешь. На площади свернешь на Портовую, за углом стоит «Тайота». Откроешь заднюю дверцу и сядешь… Веди себя прилично, солидно, так как от пули не убежишь, – похлопал себя по оттопыренному карману первый.
Пуол спокойно вышел из «Тридакны». В двух шагах сзади, тоже как бы гуляя и бормоча какую-то песню, шли те двое. Сделал все точно, сел в машину на заднее сиденье. Те двое тотчас сели справа и слева от него, одновременно хлопнули дверцами.
В полицейском участке он попал к носатому офицеру. Посадили перед столом.
– Закуривай… – пододвинул сигареты к Пуолу офицер.
Пуол протянул к пачке руку, но пальцы не слушались, он упустил сигарету, пришлось поднять ее с пола.
– Мне доложили: ты вел себя спокойно, – офицер щелкнул зажигалкой, дал прикурить. – Это плюс тебе… Вся твоя эпопея с человеком в розовой косынке и Янгом нам известна. Ты обвиняешься в том, что вступил в преступную связь с подпольной бандой-триадой, которая занимается наркотиками. Одного этого достаточно, чтоб сгноить тебя в тюрьме. Но ты можешь облегчить свою судьбу, конечно… Чистосердечно расскажи, кто тебе поручил идти на связь с тем человеком, к которому ты подослал Янга? Где он живет, какие приметы?
– Они меня убьют… – Пуол не выдержал, затрясся от плача. – Они т-такого мне никогда не простят!
– А они и знать не будут, что ты нам что-то рассказал. Мы же тебя публично не арестовывали, в наручниках не вели… – голос у офицера мягкий, даже отцовский.
– Да! Вы не знаете «Белой змеи»… У них всюду глаза и уши, всюду свои люди…
– Даже тут? – криво усмехнулся офицер, постукав пальцем о свой стол.
– Чжан все знает. Даже о том, что вы следили за мной до самой квартиры. Они прикрыли уже эту квартиру – и концы в воду.
– Чжан – это кто? Настоящее имя или выдуманное?
– Не знаю. Он китаец, сейчас ранен в ногу, из квартиры не выходит.
– Адрес!
– Не знаю. Оба раза мне завязывали глаза, даже ночью. Долго водили, морочили – вправо, влево, вверх, вниз…
– А если мы иголочек под ногти загоним тебе? Не много, по одной на каждый пальчик. Вот такеньких! – развел офицер пальцы сантиметров на десять… – Говори правду! – прикрикнул он.
– Я и т-так… правду… – Пуол скрежетнул зубами, сдерживая дрожащий плач. – Я еще ничего не знаю! Меня никуда не допускают! Задание испытательное давали…
– Денег хочешь заработать? Ты можешь неплохо и у нас зарабатывать, если иногда кое-что будешь рассказывать. Нас интересуют явки, телефоны, квартиры членов триады, адреса подпольных лабораторий по переработке опиума, кто агенты по обеспечению сырьем, места сохранения его, агенты по сбыту… Где их морская база, каким транспортом владеют, что имеют на вооружении… О том, что ты нас информируешь, никто, кроме меня, знать не будет. Отсюда мы тебя вывезем тайком, чтоб никто не видел, что ты у нас был… Подпиши вот эту бумагу, вот тут вот… Укажем тебе тайник, захочешь что написать, – кинешь туда. А еще лучше – позвонишь по телефону 11-00-22. Запомнил? Любому, кто снимет трубку, скажешь все, что хотел сказать… Кличка твоя будет… Ну, скажем, Контуженый… И мы на этот раз помилуем тебя, не будем привлекать к судебной ответственности. Через тайник получишь первый аванс – после первого звонка-сообщения.
Пуол зажал ладони между коленей, сгорбленно качался, словно собирался упасть под стол, укрыться от взгляда этого офицера, от его слов.
– Ну?!! – грозно прикрикнул офицер, и Пуол, вздрогнув, выпрямился.
– С т-таким условием… – решил поторговаться Пуол: – Вы меня сейчас т-тайком отвезете на Рай, у вас есть на чем. Мне надо выполнить задание для Чжана, а то мне не будут верить.
– Это для нас мелочь. Какое задание – не спрашиваю. Потом, если захочешь, расскажешь, – офицер наклонился над столом, еще ближе пододвинул к нему бумагу для подписи.
Пуол дрожащей рукой взял ручку… «А пусть бы спросил, какое задание! Пусть бы!.. Мне же человека надо убить… Может, самому сказать? Может, они что-либо придумают, как отвертеться от этого задания? Но что они могут придумать? И для „Белой змеи“ никакого оправдания не существует. Не сделаю – самому смерть…»
Был момент, когда вставал со стула, хотел застонать: «Мама-мамочка! Зачем ты меня на свет родила?!»
Итальянка не могла и минуты помолчать. Сыпала и сыпала словами и все добивалась внимания от Янга: «Ты меня понимаешь?»
– Ты никогда не был в Рома? Нет? О, повера бомбино, бедное дитя!.. Это лучший в мире город! Какие там палаццо! Таких красивых зданий ты нигде больше не увидишь! Ну, почему ты все молчишь? Ты такой малинконико, грустный… Надо быть оттимисто! У вас тут такая природа, такой океан!
Синьора Тереза на каждом шагу восклицала: «Ой!» да «Ой!» – все чему-то удивлялась. Янг мысленно так и прозвал ее: «мадам Ой».
– Ой, мамма миа! Где у вас полдень? Там?! Ой, так у вас солнце не туда идет! Не слева направо, а справа налево! И оно у вас… Ну да, немножко на север, не над самой головой!
Янг шел впереди синьоры Терезы, нес на руках ее Тото, черную смешную косматую собачку. Из-под длинных косм Тото выглядывали спокойные и веселые глазки. За передними лопатками и по груди он был по-особому обвязан ремешком.
Когда Тото отдохнул, Янг, накрутив конец ремешка на кулак, опустил собачонку на землю. Тото побежал вперед, старательно мотая розовым язычком и тяжело дыша: душно! Каждый угол дома, каждый столб или пальму он обнюхивал, задирал ножку. Мадам Ой предупреждающе поднимала палец: не мешай, а то будет нервный.
Янг знал только таких собак, которые водились на Биргусе, и тех бродяг, которых видел возле храма. А такое диво, как Тото, видел впервые. Да и женщины такой не видел: платье белое, прозрачное, плечи совсем голые, на голове большая белая шляпа, а над белой шляпой еще одна шляпа в два раза больше – японский зонтик от солнца. Зонтик синьора держала в левой руке, а в правой пустой косматый мешок и большую сумку, похожую на кошелек. А поскольку у итальянки не было третьей руки, чтобы вести Тото, так она наняла Янга сразу, как только вышла из отеля «Белая орхидея» погулять, познакомиться со Свийттауном. Янг как раз тогда спешил с Абдуллой в порт, друг обещал поучить его коммерции – торговому делу.
«Освободишься – приходи туда!» – прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.
– Янг, почему ты молчишь? – прервала донна Тереза его воспоминания. – У тебя есть мама?
– Нет.
– Мадонна миа… А падре, папа?
– Тоже нет… – вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»
– Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино – пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?
– Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.
– О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!
Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.
– Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?
Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.
Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты – с детскую голову, гроздья бананов – только вдвоем донести…
– Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. – шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: – Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!
Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.
А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» – спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» – «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.
– Да тут же, в «Летучей рыбе». По ночам… Сегодня четвертая ночь будет. Посудомойщиком. Я попрошу буфетчика, даст в долг.
– Нет, дорогой. Плачу я, наличными. Ты пока обживайся.
– Ну хорошо, только в следующий раз – я.
Пошли обнявшись.
Все места за столиками были заняты. Амара организовал два места за служебным столиком, сам и коктейли принес с соломинками.
…Радж слушал его рассказ обо всем, что творилось на острове, и плакал, прижимая ладони к лицу, чтобы не так вырывались глухие рыдания.
– Не знаю… Нас ведь, живых, загнали на катера и повезли… А там, на Биргусе, бульдозеры все уничтожили. Скреперы выравнивать будут, экскаваторы копать котлованы под всякие укрытия… Нет места для могилы на Биргусе!
Амара рассказал также о том, как искали пристанища на Горном – сначала в болоте, потом с Янгом в горах. И ничего не нашли, не было места биргусовцам и там, и все начали разбредаться кто куда.
– А отец где? Янг? На Горном остались?
– Когда я уезжал сюда, то были на Горном… Кхи-и… Не хотел тебе еще и это говорить, но скажу. У тебя же и с отцом неладно: помутился разум… Как увидел тогда, что с матерью случилось, так и…
Стакан глухо треснул в руке Раджа, по столу растеклось содержимое…
– Прости, друг… Не о таком я хотел бы тебе говорить. Но… Когда я уезжал, то отца твоего держали под замком… Дед Амос и Ганеш опекали его, на одной воде держали. Пост ему устроили, очищение. Я слышал, что хотели, чтоб на храмовом празднике на Главном он нес кавади с дарами Вишну.
– Так праздник прошел уже! Где они сейчас, не знаешь?
– Нет. Никого из биргусовцев потом не видел… Кровь на столе. Порезался?
Радж пососал ладонь, сплюнул на столик.
– Глубоко? Посиди… Я сейчас поищу чего-нибудь для перевязки. И приберу тут.
Радж уже не слушал Амару. Гонял по розовой лужице на столе прозрачные осколки. Звенело в ушах… Хотелось то сорваться с места и куда-то бежать, крушить все на своем пути, то схватиться за крис, пустить его в ход. Но на кого поднимать руку? Против кого конкретно идти? Конкретные виновники там, на Биргусе… «Бедный Янг, сколько ему пришлось пережить за эти дни! Где они теперь, как жить будут?» – теснились горькие мысли в голове.
Когда вернулся Амара и начал забинтовывать ему ладонь, Радж попросил и его подыскивать работу для одного хорошего парня.
2
«Все… Ходу отсюда! Как можно дальше! И больше не попадаться…»Нигде ни души, на улице почти полный мрак. Две-три лампочки светились на столбах желтыми пятнами. Возле них мелькали летучие мыши, ловили ночных жирных мотыльков. Враждебно, пугающе чернел через улицу какой-то сквер. Там, наверное, был и пруд. На фоне неба веерные пальмы казались утыканными саблями. На Биргусе Янг не испытывал никаких ночных страхов, мог идти в лес в любое время ночи. А тут, в самом главном городе султаната, на Главном острове, ему было страшно.
Повернул направо – там, ему казалось, должен быть порт… И в ту же минуту услышал из скверика приглушенное: «Э-эй!» Через низенькую ограду перемахнула невысокая фигурка, кинулась через улицу к Янгу.
– Чтоб тебе… Я уже думал, бандит какой, – Янг испуганно плюнул под ноги Абдулле.
– А что у тебя можно взять? Гол как сокол. Зато у меня… На вот, ешь… Холера, бумага размокла… – Абдулла вынул из-за пазухи какие-то темные комочки с прилипшими клочками бумажной салфетки. Один кусочек упал под ноги, Абдулла поднял, подул на него для приличия, бросил себе в рот. – Чего глядишь? Ешь! Это из «Тридакны». Твоя порция чучи. Мясо, вымоченное в соусе, поджаренное на палочках. Вкуснота!
Янг подставил обе ладони, потом переложил все на левую, один кусочек кинул в рот. Хлынула слюна, заныло в животе. Только сейчас он почувствовал страшный голод. Мясо было вкусное, жгучее от перца, слегка кисловатое от соуса. Проглотил, почти не жуя, один кусочек, второй и спохватился – Абдулла провожал глазами каждый. Теперь уже ел так: один кусок съедал сам, другой отдавал Абдулле.
– Ты не глотай, как акула. Жуй долго-долго, а потом соси, как конфетку, и опять жуй, – поучал Абдулла друга. Но учиться есть так, как Абдулла, было поздно – мясо кончилось.
– Ты с вечера так и сидел в скверике?
– Ну! Я тебя ждал в «Тридакне», вижу в окно – ты пошел на Портовую. «Что такое? – думаю. – Мы же договорились пообедать.» Я еще не встречал человека, который бы отказался от этого. Быстренько проглотил свое и с твоей тарелки соус вылизал. Да… А тут вижу: какие-то типы оторвались от окна и на улицу, за тобою. Я твое мясо в бумажку завернул и тоже выскочил. Прошел немного и вижу: тебя цап-царап, гоп в машину и фыр-р-р… Ну, куда ж, думаю, если не в полицию? И бегом за тобой.
– И всю ночь сидел?! – не переставал удивляться Янг.
– Я и лежал, не только сидел. Задремал было и испугался: а вдруг тебя в это время выпустили?
– А если бы меня вообще не выпустили – сколько бы ты сидел?
– Эту ночь до конца и еще день. Я так решил. Я все за окнами следил, какие светятся, хотел угадать, в каком ты. Прикидывал, можно ли залезть, чтоб выручить тебя.
– Да, залезешь! Там же решетки на всех окнах, а внутри при дверях часовой с пистолетом.
– Во как… А я жду и жду… Не может такого быть, думаю, чтоб детей долго держали… Невиноватых. А ты ведь безобидный как черепаха. На тебе ездить можно! Тебя кто захочет – обманет!
– Не очень… – сказал Янг и покашлял. Правду говорит друг, чистую правду. Совсем он не приспособлен к городской жизни.
– Слушай, а куда это мы разогнались? Я живу не в той стороне! – спохватился Абдулла. – Давай вот сюда… – свернул он в одну из поперечных улиц. – У меня же, я тебе говорил, топчан – во какой! – сделал он три больших шага. – А в ширину – во! – развел руки.
Абдулла жил недалеко от «прошпекта». Вошли в вестибюль высокого дома, подались в уголок возле лестницы. Янг увидел, что убежище под первым пролетом лестницы отгорожено от вестибюля стенкою с дверью, войти в него можно только согнувшись. В верхней части двери четырехугольная дырка – лишь крысе пролезть. Стучали долго и за ручку дергали – никто не открывал.
– Дрыхнет, наркоман несчастный… – вздохнул Абдулла.
Взял в углу метлу, выломал палочку и просунул между дверью и косяком, хотя на тот косяк и намека не было, подцепил крючок. Он упал, звякнув о дверь.
Открыли, в лицо пахнуло тяжелым, сырым воздухом. Абдулла протянул руку вправо, щелкнул выключателем. Янг увидел каморку, сделанную некогда для того, чтобы уборщикам было где прятать метлы и ведра. Топчан стоял слева, где нависала лестница. Рядом с топчаном был проход, на нем можно было даже стоять, в этом проходе спал, подстелив циновку, худой как скелет старик.
– Заваливайся… – показал Абдулла на топчан. – Да, а ты все сделал на дворе, что надо? А то у нас тут никаких туалетов нет.
Янг не ответил.
– А почему он спит на полу, а не на топчане? Вы могли бы вдвоем поместиться.
– Могли бы. Но там ему удобнее: некуда падать. Ты лег? Выключаю… – Абдулла закрыл дверь на крючок, а потом уж выключил свет. Ощупью пробрался к Янгу.
– Жалко… Старый он все-таки.
– Да какой он старый? Тридцать пять – сорок лет. Это он из-за наркотиков стал на деда похож. Все свои деньги пускает на героин. Не дядя меня, а я его содержу. Жалко – больной, несчастный человек. И топчана жалко, больше ничего у нас нет. Тут хоть над головой не каплет… А так хочется убежать куда глаза глядят!
– Ты про меня все знаешь, а я про тебя – нет! Куда девались твои родители?
– Отец рыбаком был, погиб во время шторма. Неожиданно тогда шторм налетел, много лодок не вернулось. А мать умудрилась второй раз выйти замуж за какого-то торговца. Уехала аж в Индонезию.
– Ты какой веры? – поинтересовался Янг.
– И сам не знаю. Может, мусульманин? Помню, что когда-то дядя, пока не опустился, таскал меня в мечеть. Тут, в Свийттауне, и мечети есть, и буддийские храмы, и церкви всякие.
– Мне все равно, какой ты веры. Я буду дружить с тобою всю жизнь!
– И я с тобою, Янг… – Абдулла обнял его. – Я тебе братом буду. Нас теперь трое братьев: ты, я и Радж. Вот бы побывать на Рае, с Раджем познакомиться, в дельфинарий заглянуть! Дельфина вблизи посмотреть, погладить.
– Побываешь! Я думаю перебраться к Раджу, а когда-нибудь и ты переберешься. Я тоже еще не видел дельфинов вблизи. Радж говорил, они почти ручные, свойские. А что под водой делается – как в волшебной сказке! Я ничего так не хотел бы, как поплавать под водой. С аквалангом!
– Нет детских аквалангов, не разгоняйся.
– А не все ли равно, детский или взрослый? Маску можно надеть, а баллоны… Нам же меньше требуется воздуха, чем взрослому, с теми же самыми баллонами можно и дольше пробыть под водой, и заплыть глубже. А ты знаешь, как я плаваю? Отку-уда! Я лучше всех ребят на Биргусе плавал и под водой больше могу пробыть без воздуха.
– Расхвастался…
– Хочешь – на спор? Я тебя обгоню враз.
– Я плохо плаваю, некогда было бегать на море.
– А еще знаешь, о чем я мечтаю? Побывать с аквалангом на озере… Есть на Горном озеро, мы там с Амарою были, хотели землю найти, где бы биргусовцы могли поселиться. И мы такое там видели! Только ты дай слово, что никому ни гугу!
– Чтоб меня акула сожрала! – поклялся Абдулла.
– Золото в том озере есть. Там двое англичан или американцев, одного Питом звать, лазили… Все речечки и ручьи обшарили, землю изрыли. Все промывали породу в железных решетах – кружат, кружат, кружат. Потом то, что сверху, более легкое, выбрасывают, осадок смотрят. Так золото ищут – Амара говорил.
– Вот это штука! – Абдулла даже сел.
– Они и со дна озера черпали песок, гравий, проверяли. Если б ничего не находили, столько бы не возились… Золотой песок и самородки очень тяжелые, они на дно оседают. Те двое без аквалангов плавали, только с маскою и трубкою. А вот если б с аквалангом нырнуть… Мы ушли оттуда с Амарой, а те остались лазать.
Абдулла часто задышал.
– Вот бы нам найти по самородку! Обменяли бы на деньги… За золото много денег дают.
– Золото – самые лучшие деньги. А что бы ты сделал с самородком, если бы нашли?
– За золото можно найти врача, больницу, где наркоманов вылечивают. Дядю бы на ноги поставить, тогда бы я от него уехал… А так – не могу бросить старого… И еще: поступил бы учиться в колледж.
– И я! Прежде всего – учиться… Чтобы потом и на капитана выучиться, по всем морям и океанам плавать. Весь свет объехать! Можно плыть на запад, моряк Дуку рассказывал, а вернуться с востока… Все плыть и плыть, и приплывешь с востока.
– Я слышал об этом. Но не верится.
– Правда-правда, потому что земля круглая. Вот гляди… Дай сюда голову… Вот так: поплывем от левого глаза…
– Не выколи, капитан дальнего плавания.
– …от левого глаза поплыли… – Янг заперебирал пальцами по голове Абдуллы. – Кругом, кругом… Над одним ухом, над другим… А вот уже и правый глаз, и вот – опять левый. Приплыли! С другой стороны… Понял?
– Да… Мы будем сегодня спать или нет?
– А мне и не хочется. Что ты чешешься как свинья?
– Да клопы, должно быть, почуяли, полезли.
– А что это такое? Москиты?
– Не зна-аешь клопов?! Счастливый человек… Насекомые такие, рыжие, плоские, вонючие. В щелях живут… А кусачие – страх.
– На Биргусе не было клопов. Разве что американцы завезут… Ой, и меня укусил! Давай побежим куда-нибудь в сквер, на свежий воздух. На травке ляжем. А то тут задохнемся втроем.
– Ничего, ничего… Ты еще не знаешь, не испытал, что такое не иметь крыши над головой.
Почесываясь, легли. Янг, измученный всеми событиями, начал дремать, но Абдулла толкнул его под бок.
– Слышишь? Мы все-таки побываем на озере. Давай поклянемся!
– Клянусь!
– И я клянусь!
3
Пуол слонялся как бесприютный. Противоречивые чувства разъедали душу. Страх, словно туман, окутывал с головы до ног. Из-за приступов этого страха отказывалась варить голова. Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Что делать, куда кинуться? Как перебраться на Рай без цента в кармане?Прошла половина первого дня, осталось еще два дня с половиной, которые ему дали для выполнения задания. А он еще и на просяное зернышко не продвинулся вперед, не придумал, как ему выполнить задание, найти таинственного «R.S.». «Буду Раджа искать на Рае… Все-таки товарищ, вроде бы дружили когда-то. Он тоже в дельфинарии работает, всех там знает. Может, подскажет…»
Ночь Пуол провел в знакомом скверике на знакомой лавке, даже того же бродягу согнал с нее. Голодный, невыспавшийся, с непромытыми после сна глазами поплелся на базар – там легче что-нибудь раздобыть. Шел и, по выработавшейся у него привычке, озирался. Порой ему казалось (а может, просто у страха глаза велики?), что какие-то подозрительные личности следят за ним.
Ему повезло: набрел на бывшего старосту и деда Амоса. Ганеш, должно быть, совсем ослеп, потому что Амос держал его под локоть, подсказывал, как ступать, куда поворачивать. На поясах у того и у другого висели длинненькие консервные банки, в них звякали медяки.
– О, земляки, кого я вижу! Здоровы были! – первым остановил их Пуол, приветствие его было совсем непочтительным для их возраста. Для виду начал расспрашивать про здоровье, про житье-бытье на Главном. Спросил, не слышали ли, как там отец с матерью поживают на Горном.
Амос охотно отвечал, все время обращаясь к Ганешу: «Ты слышишь, кто это с нами говорит? Сын Дживы… Таким городским стал, такие туфли надел…» – «А-а, тот ворюга, что отца обокрал… Знаю, знаю…» – отвечал Ганеш.
– Старик! Если хочешь знать, я ничего не крал. Занял просто. Разбогатею – в два раза больше отдам. А у тебя что тут звенит? – Пуол опрокинул содержимое банки Ганеша на свою ладонь, тут же быстренько, вслед за ней, и Амосову. – И у вас занимаю, отдам с процентами. О, да у вас тут мелочь какая-то… Вы пожалостнее просите… Ну – за мною не пропадет. Адью, дедули! Шлите телеграммы на Горный с приветом от меня! – и, не оглянувшись, исчез в толпе. Старики потоптались, ошеломленные: кто сказал, что вор не страшен тому, у кого карманы пустые?
«Теперь в порт… Пообедаю в „Тридакне“ и сегодня же попробую перебраться на Рай. Авось удастся… Эх, мало деды насобирали…» – пожалел Пуол. И все же настроение у него улучшилось. Шел и даже покачивался на носках. Но голова была забита мыслями, и, переходя улицу, он столкнулся с рикшей. «Глядеть надо, чучело!» – гаркнул на худого, жилистого мужчину. Тот не смолчал, тоже обругал его, поднял оглобельки-раму коляски с пожилой японкой в ней и с места взял разгон.
Пуол шел и плевался. Стычка казалась ему недоброй приметой.
Он помнил Чжановы слова, что обедать в «Тридакне» надо в правом углу. Наверное, в первом углу, а не дальнем, потому что дальний был где-то за буфетной стойкой.
Сел спиной в самый угол. За этим столиком уже сидели мрачный бородатый индус в чалме и старик, голова которого была в белой щетине от подбородка до маковки. Борода старика мелко дрожала, будто он никак не мог поймать зубами горошину. Ни один, ни другой не вызывали у Пуола подозрения. Он старался спокойно ждать заказа, а сам украдкой оглядывал зал, ощупывал взглядом всех, кто сидел, жевал, кто пил возле буфетной стойки. Время от времени покручивал головой, будто его душил воротник.
Бородач в чалме и белоголовый старик ушли. На их место от буфета сразу пришли два потных здоровяка в костюмах, с бутылками пива и стаканами в руках, хотя свободные места были и за другими столиками. Сели на стулья вплотную к Пуолу – справа и слева, – почмокали немного пиво из стаканов. Один придвинул голову ближе к Пуоловой тарелке.
– Пуол? Не вскакивай, веди себя спокойно и естественно. Мы из полиции… – прошептал он.
– Доедай, доедай, мы подождем, – сказал другой. – Пива хлебнешь? Хорошо утоляет жажду в жару… Не хочешь? Ну, как хочешь. Взгляни теперь под стол…
Пуол немного отклонился от стола, пригнул голову. Мужчина справа показал ему наручники и тихонько, чтобы не звякать, спрятал их в карман. Пуол механически бросил в рот комок ямсовой каши-пюре. Мягкая, жевать не надо, а прилипла в горле – ни туда ни сюда, начал давиться, потянуло на рвоту.
– Пойдешь отсюда спокойненько, гуляя. Ты же не хочешь, чтоб тебе надели наручники? Ты достаточно виноват для этого… Но ты спокойненько встанешь и пойдешь. На площади свернешь на Портовую, за углом стоит «Тайота». Откроешь заднюю дверцу и сядешь… Веди себя прилично, солидно, так как от пули не убежишь, – похлопал себя по оттопыренному карману первый.
Пуол спокойно вышел из «Тридакны». В двух шагах сзади, тоже как бы гуляя и бормоча какую-то песню, шли те двое. Сделал все точно, сел в машину на заднее сиденье. Те двое тотчас сели справа и слева от него, одновременно хлопнули дверцами.
В полицейском участке он попал к носатому офицеру. Посадили перед столом.
– Закуривай… – пододвинул сигареты к Пуолу офицер.
Пуол протянул к пачке руку, но пальцы не слушались, он упустил сигарету, пришлось поднять ее с пола.
– Мне доложили: ты вел себя спокойно, – офицер щелкнул зажигалкой, дал прикурить. – Это плюс тебе… Вся твоя эпопея с человеком в розовой косынке и Янгом нам известна. Ты обвиняешься в том, что вступил в преступную связь с подпольной бандой-триадой, которая занимается наркотиками. Одного этого достаточно, чтоб сгноить тебя в тюрьме. Но ты можешь облегчить свою судьбу, конечно… Чистосердечно расскажи, кто тебе поручил идти на связь с тем человеком, к которому ты подослал Янга? Где он живет, какие приметы?
– Они меня убьют… – Пуол не выдержал, затрясся от плача. – Они т-такого мне никогда не простят!
– А они и знать не будут, что ты нам что-то рассказал. Мы же тебя публично не арестовывали, в наручниках не вели… – голос у офицера мягкий, даже отцовский.
– Да! Вы не знаете «Белой змеи»… У них всюду глаза и уши, всюду свои люди…
– Даже тут? – криво усмехнулся офицер, постукав пальцем о свой стол.
– Чжан все знает. Даже о том, что вы следили за мной до самой квартиры. Они прикрыли уже эту квартиру – и концы в воду.
– Чжан – это кто? Настоящее имя или выдуманное?
– Не знаю. Он китаец, сейчас ранен в ногу, из квартиры не выходит.
– Адрес!
– Не знаю. Оба раза мне завязывали глаза, даже ночью. Долго водили, морочили – вправо, влево, вверх, вниз…
– А если мы иголочек под ногти загоним тебе? Не много, по одной на каждый пальчик. Вот такеньких! – развел офицер пальцы сантиметров на десять… – Говори правду! – прикрикнул он.
– Я и т-так… правду… – Пуол скрежетнул зубами, сдерживая дрожащий плач. – Я еще ничего не знаю! Меня никуда не допускают! Задание испытательное давали…
– Денег хочешь заработать? Ты можешь неплохо и у нас зарабатывать, если иногда кое-что будешь рассказывать. Нас интересуют явки, телефоны, квартиры членов триады, адреса подпольных лабораторий по переработке опиума, кто агенты по обеспечению сырьем, места сохранения его, агенты по сбыту… Где их морская база, каким транспортом владеют, что имеют на вооружении… О том, что ты нас информируешь, никто, кроме меня, знать не будет. Отсюда мы тебя вывезем тайком, чтоб никто не видел, что ты у нас был… Подпиши вот эту бумагу, вот тут вот… Укажем тебе тайник, захочешь что написать, – кинешь туда. А еще лучше – позвонишь по телефону 11-00-22. Запомнил? Любому, кто снимет трубку, скажешь все, что хотел сказать… Кличка твоя будет… Ну, скажем, Контуженый… И мы на этот раз помилуем тебя, не будем привлекать к судебной ответственности. Через тайник получишь первый аванс – после первого звонка-сообщения.
Пуол зажал ладони между коленей, сгорбленно качался, словно собирался упасть под стол, укрыться от взгляда этого офицера, от его слов.
– Ну?!! – грозно прикрикнул офицер, и Пуол, вздрогнув, выпрямился.
– С т-таким условием… – решил поторговаться Пуол: – Вы меня сейчас т-тайком отвезете на Рай, у вас есть на чем. Мне надо выполнить задание для Чжана, а то мне не будут верить.
– Это для нас мелочь. Какое задание – не спрашиваю. Потом, если захочешь, расскажешь, – офицер наклонился над столом, еще ближе пододвинул к нему бумагу для подписи.
Пуол дрожащей рукой взял ручку… «А пусть бы спросил, какое задание! Пусть бы!.. Мне же человека надо убить… Может, самому сказать? Может, они что-либо придумают, как отвертеться от этого задания? Но что они могут придумать? И для „Белой змеи“ никакого оправдания не существует. Не сделаю – самому смерть…»
Был момент, когда вставал со стула, хотел застонать: «Мама-мамочка! Зачем ты меня на свет родила?!»
Часть вторая
КОГДА ПЛАЧУТ ДЕЛЬФИНЫ
Глава первая
1
– Я есть итальяно… Ты меня понимаешь? Ты зови меня синьора Тереза. Хорошо? Либо донна Тереза.Итальянка не могла и минуты помолчать. Сыпала и сыпала словами и все добивалась внимания от Янга: «Ты меня понимаешь?»
– Ты никогда не был в Рома? Нет? О, повера бомбино, бедное дитя!.. Это лучший в мире город! Какие там палаццо! Таких красивых зданий ты нигде больше не увидишь! Ну, почему ты все молчишь? Ты такой малинконико, грустный… Надо быть оттимисто! У вас тут такая природа, такой океан!
Синьора Тереза на каждом шагу восклицала: «Ой!» да «Ой!» – все чему-то удивлялась. Янг мысленно так и прозвал ее: «мадам Ой».
– Ой, мамма миа! Где у вас полдень? Там?! Ой, так у вас солнце не туда идет! Не слева направо, а справа налево! И оно у вас… Ну да, немножко на север, не над самой головой!
Янг шел впереди синьоры Терезы, нес на руках ее Тото, черную смешную косматую собачку. Из-под длинных косм Тото выглядывали спокойные и веселые глазки. За передними лопатками и по груди он был по-особому обвязан ремешком.
Когда Тото отдохнул, Янг, накрутив конец ремешка на кулак, опустил собачонку на землю. Тото побежал вперед, старательно мотая розовым язычком и тяжело дыша: душно! Каждый угол дома, каждый столб или пальму он обнюхивал, задирал ножку. Мадам Ой предупреждающе поднимала палец: не мешай, а то будет нервный.
Янг знал только таких собак, которые водились на Биргусе, и тех бродяг, которых видел возле храма. А такое диво, как Тото, видел впервые. Да и женщины такой не видел: платье белое, прозрачное, плечи совсем голые, на голове большая белая шляпа, а над белой шляпой еще одна шляпа в два раза больше – японский зонтик от солнца. Зонтик синьора держала в левой руке, а в правой пустой косматый мешок и большую сумку, похожую на кошелек. А поскольку у итальянки не было третьей руки, чтобы вести Тото, так она наняла Янга сразу, как только вышла из отеля «Белая орхидея» погулять, познакомиться со Свийттауном. Янг как раз тогда спешил с Абдуллой в порт, друг обещал поучить его коммерции – торговому делу.
«Освободишься – приходи туда!» – прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.
– Янг, почему ты молчишь? – прервала донна Тереза его воспоминания. – У тебя есть мама?
– Нет.
– Мадонна миа… А падре, папа?
– Тоже нет… – вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»
– Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино – пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?
– Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.
– О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!
Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.
– Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?
Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.
Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты – с детскую голову, гроздья бананов – только вдвоем донести…
– Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. – шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: – Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!
Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.
А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» – спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» – «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.