– Мы с Янгом не здесь спускались… Туда, ближе к лагерю, – сказал Амара.
   После перехода, карабканья по камням все дышали как загнанные. Груза прибавилось, пришлось нести и Янгов акваланг, его запасные баллоны.
   – Придем и туда… Вернее, они подойдут. Вы понемногу переносите и переносите вещи по берегу, – обратился Радж к носильщикам. – А мы морем. Под водой проплывем, а вы сверху глядите, прибой особенно… – и сгреб горстью капли со лба. Хотели с Амарой сэкономить время, не сняли гидрокостюмов, но, видать, напрасно: совсем запарились. Струйки пота щекочуще текли по желобку на спине, по ногам. Хотелось скорей окунуться в морскую прохладу, но было и опасно – в таком состоянии можно и простудиться.
   Поменяли в аквалангах баллоны на запасные и стали спускаться с ними вниз. А носильщики и Натача с Абдуллой спускались медленней, подавая друг другу руку, спускали вещи. Пока перенесли все на более или менее ровное место и сделали привал, видели, как всплывали Радж и Амара, а потом они надолго исчезли под водой.
   И тогда ребята и носильщики понесли вещи на новое место, ближе к лагерю.
6
   Радж и Амара плыли зигзагом, то забираясь дальше в море, то поворачивая к берегу. И чем больше приближались к лагерю, тем чище становился берег, меньше было камней и тем более круто вздыбливался в отдалении другой, гористый берег.
   Под водой берег тоже был обрывистый, подводная стена представлялась разноцветной палитрой: на кораллах жили, горели, подрагивали лепестками-щупальцами тысячи красных и розовых цветочков – живых полипов, словно припорошенных белой маниоковой мукой. Чудесный подводный пейзаж восхищал Амару, он забывал, зачем находится под водой, куда плывет. Все видно и без фонарей, и он время от времени останавливался, замирая, удивлялся, как ребенок: розовый кустик с веточками оказался живым! Плывет, сам не зная куда… А какой огромный омар сидит на стене, какие у него клешни! А морские гребешки, похожие на двустворчатые кошельки, оказывается, могут двигаться, а не только лежать! Едва приблизится к ним морская звезда, сразу прыгают в сторону, вздымая мутное облачко. И как они чувствуют эти звезды? «Дальше! Вперед!» – машет ему рукою Радж, и они снова плывут, осматривая дно и особенно внимательно все углубления на дне у берега, заросли кораллов.
   Амара невольно все время забирал вправо, в открытое море, теряя берег-ориентир. И Радж поменялся с ним местами, держал его слева и время от времени прижимал ближе к берегу. Подводный компас был только у Раджа. Но скоро и сам Радж повернул в море на большую глубину, потому что увидел железный строп, который тянулся со дна, должно быть от якоря, на поверхность. Что это такое? И только всплыв, увидели предупредительный буек из бочек. Значит, они доплыли до запретной зоны?.. А где же сеть? Никакой сети между буйками не натянуто, дельфинов тут держать не могут.
   «Куда теперь?» – прижался Амара стеклом маски к Раджевой, спросил глазами. Радж показал рукой: «Ближе к берегу!» Он и не думал обходить запретную зону.
   Держались у самого берегового обрыва. Глубина все увеличивалась, очертания дна внизу растворялись в фиолетовом мраке. Стена пошла очень неровная, с впадинами и расщелинами, каждый ее сантиметр зарос цветными кораллами, губками, актиниями, устрицами. Из норы выглянула длинная и толстая в пятнах мурена. Ушла назад в нору, загородила вход, раскрыв зубастый рот. Амара не выдержал, ткнул в нее штоком, чтоб она схватила его, но та испугалась, отступила глубже. Радж показал ему кулак, и Амара пустился догонять его.
   Доплыл и видит: Радж что-то внимательно разглядывает в зарослях мандрапоров на стене. «Гляди…» – показывает. Сверху, с поверхности моря, тянулись вниз три провода, два толстые, в черной резине, третий – более тонкий, свитый из двух нитей. Радж попробовал их штоком – натянуты туго. Показал Амаре жестом – плыви вниз – и первым нырнул туда головой, заработал ластами.

 
   Они опускались вниз, а навстречу всплывали, а может, так лишь казалось, парализованные рыбы – одни боком, судорожно двигая хвостом, другие вверх брюшком. Под берегом почему-то не темнело, а светлело, и это интриговало, настораживало. Вот уже и то, что светилось, приобрело очертания неровно придавленной арки, входа в грот.
   Какая-то тревога, неуютность овладели парнями. Захотелось оглядываться во все стороны. Тревога эта будто сверлила мозг, в голове забилась, пульсируя, распирающая ее боль. В ушах зазвенело и закололо. Каждый думал, что это только у него болит, ничего не говорил другому. И вот увидели заслон, сотканный из бесчисленного количества сверкающих воздушных пузырьков. Будто сотни пулеметов, поставленных на дно в ряд, неустанно стреляли вверх сверкающими круглыми пулями. На линию огня, под очереди трассирующих пуль попал большой окунь – и вмиг развалился на куски. Эти куски шевелились, дергались вверх-вниз, попадали под новые пули и распадались на более мелкие.
   «Назад!» – задергал Амара за плечо Раджа. Но тот упрямо завертел головой, подвернул ногу, чтоб выхватить крис. И тогда Амара рванул его за плечо сильнее, повернул лицом к себе, постучал пальцем по голове: «С ума сошел?» Показал на свои уши, схватился за голову и поплыл прочь, к выходу на поверхность. Радж немного проплыл за ним, потом отстал, поймал левой рукой провода. Поплыл вверх, пропуская провода через кулак. Шток мешал, и Радж засунул его за пояс, а крис все-таки вынул, держал в правой руке, собираясь резануть по проводам. Амара, оглянувшись, замахал ему руками, сложив их крест-накрест: «Избави бог!» Радж неохотно выпустил провода, неохотно спрятал нож. Но вдруг заработал руками быстро, опередил Амару, на ходу показывая, будто просовывает нитку в иголку и ведет пальцем по нитке. Амара понял: быстрей плыть к тому буйку на железном стропе.
   И, казалось, выплыли уже на линию того буйка, а покрутились, пока увидели его. Вынырнули, схватились за ржавый железный прутик, один из двух прутиков, которыми соединялись торцы бочек. Разом сорвали маски, вырвали загубники изо рта…
   – Все понял? – Радж поплескал в лицо водой, провел рукой по нему, смахивая капли.
   – Не все…
   – Пещера у них там, под берегом! – почти крикнул он.
   – Тихо!.. И придумали заслон – пузырьки. Не простые пузырьки… Видел, как окунь развалился? У меня голова раскалывается, и чувствую себя плохо.
   – И у меня с ушами что-то… Ближе подплыви, чтоб не кричать. Теперь понятно, почему полиция не нашла дельфинов. Они в пещере, за заслоном из пузырьков! Их в пещере и хотят использовать… Судир обучал их нырять с ковшами, черпать и выносить песок.
   – Те, из лагеря, думают, что в пещере на дне золото есть.
   – Ух, это золото!.. Если б мог, собрал бы его – все! Со всего света! И утопил бы в самом глубоком месте океана.
   – И с этим, думаешь, зло исчезнет? – иронически усмехнулся Амара.
   – Если не все, то на три четверти – обязательно.
   – Тот сток из озера попадает в пещеру, не иначе. Так неужели и тело Янга там?
   – Я еще под водой об этом подумал, хотел шарахнуть ножом по проводам – и туда…
   – Ну да! Они же под током! Слышишь, работает двигатель.
   – Кажется, слышу… – Радж повертел пальцами в ушах. – А меня током не стукнуло бы… Проверено: деревянная ручка ножа – изолятор.
   – Изолятор… Ручка же мокрая!.. А ты знаешь, что потом могло случиться? Те, в лагере, сразу бросились бы искать повреждение и застукали бы нас.
   – А дельфины за это время – фью-ють!
   – А тебя ножом под ребро – и фьють на дно!
   – У меня тоже ножичек неплохой. Конечно, не такой, что лезвием стреляет, но…
   – Сколько людей в лагере, ты знаешь? Нет… Думаешь, они церемониться будут с нами, если узнают, что их махинации раскрыты? Сюда надо являться с отрядом полиции, либо… Чтоб сразу всех накрыть… И пещеру эту обследовать.
   – Ты сказал либо. Что либо?
   Амара замялся.
   – Ну – хорошо… Я тебе не говорил, а ты не слышал. Ты тот кружок помнишь? Что в «Кракене» заседал?
   – Ну…
   – Так кружок кружком, а… Есть еще в подпольной организации отряд боевиков. Обучены как надо, вооружены… Их будут создавать все больше и больше, притом – в строгой тайне. Сам мог догадаться, что одними лекциями и беседами султана не одолеешь.
   – Считаю, что ты это «либо» мне не говорил. Чтоб распотрошить лагерь, хватит и полиции.
   – Додумался! Ножом по проводам! В пещеру все равно сразу не полез бы, фонарей с собой не взяли. А там же темнота!
   С берега послышался короткий крик чайки. Повернули головы в ту сторону. Даял и Мамада стояли по колено в воде, Абдулла и Натача забрались в нее до самого пояса. Все махали им руками, звали к себе.
   – Что-то случилось… Может, нашли что… – Радж, не надевая маски, поплыл к берегу. Амара последовал за ним.
   Носильщики были почти на линии буйков, до лагеря оставалось метров сто пятьдесят – двести. Близко! Поэтому Радж и Амара, чтоб не маячить в гидрокостюмах, легли животами в прибой.
   – Вот, глядите! – Натача упала перед Раджем на колени, протянула к нему ладонь, чуть ли не к самому его носу, и тут же к Амаре: – Живой он, жи-во-о-ой… – прижала ладонь с тем, что показывала им, к губам.
   Радж схватил ее за руку, с силой отвел вниз.
   – Да покажи-и ты-ы… чертовка…
   Но Натача выхватила левой рукой из правой какую-то тряпочку, затрясла ею.
   – И вот! – подергала подол своей юбочки. – Из моего платья это! Такая же материя… Вот тут выловила, в прибое.
   – Да! Верно! – помогая Натаче, то приседал, то вскакивал на ноги Абдулла. Тото мотался у него под рукой и повизгивал.
   – Мало ли в прибое мусора.
   – Какой мусор?! Гляди-и… как свернут кусочек… И связан… А как связан? Три петли, как цветок… Совсем недавно Янг учил меня завязывать такие бантики! Лицо у Натачи пылало, губы дрожали.
   Радж осторожно взял двумя пальцами кусочек ткани, положил себе на ладонь. Тыкал пальцами во влажный сверточек, пытался ногтем подцепить петли, чтоб разобраться, как завязана тоненькая нитка. Но они были мокрые и слипались. Хмыкнул недоверчиво, хотел уже бросить за спину, в море.
   Натача схватила сверточек, порвала нитку, развернула кусочек ткани, вытряхнув из нее немного зелени.
   – Почему тогда этот лоскуток тут? Зачем кому-то делать такие сверточки и обвязывать их Янговыми узелками? – горячилась Натача. – Он никак не мог подать о себе весточки! Не напишешь, не вынесешь, не пошлешь… Что было под руками, из того и делал. Воде доверил, а она вынесла… Мою блузку порвал. Он знал, что мы его будем искать, и сделал так, чтоб было только нам понятно… Ну и Янг, какой он умный, какой хитрый! Он живо-о-ой!..
   – Если все так, как ты говоришь… – начал было Амара, но взглянул на Раджа. Тот закрыл глаза. – Ты что? Тебе плохо?
   – Ничего, ничего… – ответил Радж, не открывая глаз и затрудненно дыша. – Сжимает что-то там… Переутомился сегодня.
   – Если все так, Натача… – Амара снова повернулся к ней, – то в твои руки попал один шанс из тысячи. А может, и еще меньше, – он взял у Натачи лоскуток, разгладил на ладони.
   – Из тысячи. Он же не мог тысячу таких лоскутков из блузки нарвать, – не поняла Натача.
   – Я не в том смысле… Чтоб остаться в живых, у него не было шансов. А выжил! Чтоб попал в твои руки этот лоскуток… Пусть бы он хоть десяток или два десятка их пустил… Тоже шансов почти не было. Чудеса, да и только!
   – Дай сюда! – выхватила Натача тряпочку. – Вот рыжее пятно с краешку, видите? Пятно похоже на звездочку… Братик бросил в спину каракатицу, а она чернила выпустила… На спине пятно было… Чего вы сидите? Искать надо!.. Спасать Янга надо! – Натача опять расплакалась.
   – Бабу… – беспокойно заговорил Даял. До этого носильщики сидели молча, будто онемели от всего услышанного. – Бабу, я так рад… Я поздравляю вас. Я верю девочке, что ваш брат жив. Но вы на нас не рассчитывайте, если пойдете в лагерь. Мы не договаривались об этом. Мы только вещи нести соглашались. А тут… с лагерем этим… дело нечистое.
   – Мы не можем вам всего говорить о лагере, что знаем. Но «нечистое» – не то слово. Слабо сказано! – Радж отстегнул ласты, сел по-турецки. – Там, под берегом, у них пещера. Если Янг жив, то он в этой пещере… Выход из нее под водой на глубине четырех, а то и пяти метров. А загорожена она хитроумно, по-научному. Янг сидит в темноте…
   – А может, и не в темноте, провода забыл? – облокотился на песок, а потом тоже сел Амара. – Так если там светло, могли и обнаружить Янга, поймать… Но если бы схватили, то разве смог бы он такие цидулки посылать? Если в пещере вода – смог бы… А если где-нибудь под замком сидит, на берегу?
   – Сидя под замком, цидулок не пустишь по воде, факт, – согласился Радж. – Он в пещере – это тоже факт… А вдвоем нам в лагерь нельзя соваться. А если все-таки вчетвером, а? – просительно посмотрел он на Даяла.
   – Радж-бабу, мы тебя очень уважаем, но ты нас отпусти! Дети у меня… – взмолился Даял.
   – А я жениться собираюсь, невеста ждет! – поспешно добавил Мамада.
   – Не будем торопиться, Радж, – рассудительно сказал Амара. – Главное – он жив. А то поспешишь срезать рога и отхватишь заодно уши. Если они обнаружат Янга там, ему не поздоровится. В самую их тайну проник!
   Услышав эти слова, Натача снова заплакала.
   – Ух, такие приключения у Янга! Если бы мы там вместе были, такого бы натворили! – засверкал глазами Абдулла.
   – Замолчи, вояка, – поморщилась Натача. – Сыча в лесу испугался, а еще хочет…
   Абдулла шмыгнул носом, ему стало немного не по себе. Но прорвалось упрямство:
   – Я пошел бы сейчас в лагерь и потребовал: «Отдавайте нам Янга!»
   – На банановом листе, под зеленым соусом… – добавил Амара насмешливо.
   – Радж-бабу, не раздумывай долго, отпусти нас домой… – снова стал просить Даял. – Мы и платы всей не будем требовать, только за полдня. Все так хорошо окончилось, и мальчик жив.
   Радж молча расстегнул на груди «молнию», начал свертывать подол рубашки валиком. Когда валик дошел до груди, скрестил руки, схватился за рубашку и стянул ее через голову.
   – Раздевайся и ты… – кивнул Амаре. – Хэпи энда[20] нет, но на сегодня хватит.
   «Так хорошо кончилось… Хорошо кончилось… Мальчик жив», – билось в Раджевой голове. И не только Радж повторял эти слова на все лады.
   Ничего еще не кончилось. Даже и не начиналось. Когда Янг отправлял эти письма-криптограммы, он был еще жив. А что с ним теперь? Две трети дня прошло, а ничегошеньки не сделали, чтобы спасти Янга.
   – Разбирайте манатки… – махнул Радж рукой.


Глава пятая



1
   Несчастному и голодному – каждый год високосный, каждые сутки – год.
   Янг не помнил, как перебрался с Крабова пляжа на свою площадку на порог. Не помнил, как забирал с собою рогожный мешок, подстилал под бок. Но очнулся на пороге от резкого и звонкого грохота – будто били чем-то по пустой бочке от бензина. Сел, ошалело вертя головой, не соображая, где он и что с ним.
   Одно ухо болело и не слышало, другое слышало хорошо. Может, уже утро? А глаза враз накололись на свет лампочки, потом нащупали то место, откуда долетал такой оглушительный, умноженный эхом звон: дон-дын, дон-дын-ден… Два человека в черных гидрокостюмах возились на Крабовом пляже возле полосатых бочек – точно таких, как под буйками, мастерили что-то похожее на плот. Должно быть, все, что требовалось, было подготовлено в лагере, потому что плот собирали из готовых деталей. Четыре бочки были сварены торцами по две, а теперь эти удлиненные пары соединяли по краям досками, чтоб получилось нечто вроде рамы. Неподалеку от работников лежала кучка более коротких досок, а возле самой воды однобаллонные акваланги.
   Аквалангисты все это доставили сюда через подводный вход, втащили на пляж, грохоту-звону, наверное, хватало. А он, Янг, не слышал, спал как убитый. Можно было подплыть к нему, взять сонного голыми руками.
   Основу плота со скрежетом сдвинули на воду, один аквалангист, пошатываясь, сразу перебрался на него. Покачался, приседая, выкрикивая что-то похожее на «го-го!», потом «ол райт!». Велел другому аквалангисту подавать ему более короткие доски. Прибил одну, прибил другую. Тот, что оставался на берегу, набрал досок целую охапку и перелез к нему сам, разложил все по местам. Тоже покачался, сказал, что из одной бочки не всю воду вылили, потому что плот оседает на один угол. А потом стал, уперев руки в бока и глядя на Храмовый грот, почти прямо на Янга. Может, искал взглядом дельфинов? А первый ползал на коленях, вертелся, стучал молотком, пока все поприбивал. Время от времени тот, что стоял, поворачивался к нему, что-то говорил, но из-за стука ничего нельзя было разобрать.
   У Янга першило в горле, хотелось хорошенько откашляться, но он только тихонько хрипел горлом, боясь, чтоб этот легкий кашель не очень выделялся из шума водопада.
   Донимал насморк, приходилось часто вытирать нос, беззвучно сморкаться. Простыл в мокряди и холоде… Понимал, что положение его осложнилось: труднее будет с кашлем и насморком прятаться от чужих ушей. Трудно будет и под водой, когда придется нырять.
   Приступами охватывала дрожь: пока спал, здорово пробрало холодом. Пришлось помять бока, надавать себе тумаков, порастирать живот и спину, грудь, ноги, руки, чтобы хоть немного согреться. Нащупал складной ножичек, вынул из-под себя рогожу. Долго щупал, вертел перед собой, раздумывая. Вот дно, в нем прорежет дыру. И две в верхней части с боков, чтоб в эти дыры просунуть голову и руки.
   Пилил-резал, помогал ножу зубами. Наконец натянул на себя эту одежину с усмешкой: «Чучело огородное…» Несколько раз ловил на шее отдельные волоконца, ощупью отрезал, чтобы не щекотали, не кололи.
   А взгляда не сводил с тех двух на плоту: «Что будут делать дальше? Зачем им этот плот? Не очень-то разгонишься на нем в этой темноте. Но если иметь весла или что-нибудь вроде этого, можно объехать всю пещеру, обследовать… И меня найти! Но у них, кажется, нет фонарей, разве только на пляже…»
   – Гей-гей, Магомет! – зычно закричал тот, что стоял, уперев руки в бока. Под сводом пронеслось гулом-громом: «…Мет… мет… мет!» – Если не идешь к горе, то гора придет к тебе!
   Янг вжался в скалу: показалось, что аквалангист крикнул ему, в его сторону глядел. «Но разве меня Магометом зовут?»
   – Тихо! Сдурел? Дельфины не любят шума, – напарник тоже встал на ноги. Оба на фоне более светлой стены возле лампочки походили на тени-силуэты.
   – Это науке неизвестно. А что ультразвука свиньи не любят, боятся – можно видеть.
   – Это афалины, а не морские свиньи.
   – Один черт. Кто бы мог подумать, что из простых пузырьков можно создать такой заслон.
   – Это не простые пузырьки. Обратный пьезоэлектрический эффект.
   – Ты кумекаешь немного, с чем его едят?
   – Ну…
   – Гони лекцию, профессор.
   – Значит, так… Если из кристалла кварца вырезать особым способом пластинку, то когда сжимаешь и разжимаешь ее, на гранях возникают электрические заряды, противоположные по знаку. Это – прямой пьезоэлектрический эффект. А если, наоборот, к этой пластинке подвести электрический заряд, то она изменит свои размеры. Чем больший заряд, тем большая получается деформация пластинки или пластинок. Если действовать переменным током, то пластинка будет сжиматься и разжиматься в такт со сменой плюс на минус. Есть специальные ультразвуковые генераторы, если с их помощью изменять плюс на минус с ультразвуковой частотой, возникнут ультразвуковые волны. Так вот, смена размера пластинки под воздействием тока и называется обратным пьезоэлектрическим эффектом. Но теперь из кристалла кварца таких пластинок не делают, а из пьезокерамики. Это в десятки и сотни раз дешевле. И из других веществ делают, чтобы получить большой интенсивности ультразвуковое излучение, его фокусируют специальными концентраторами. У нас, если ты заметил, такие желобки из трубы сделаны… Они концентрируют, фокусируют ультразвуковые волны до такой степени, что в воде даже пузырьки вспухают… Температура у них – тысячи градусов, а на воду передается страшное давление… Сотни атмосфер!
   – Как репу грызешь… А мне начхать на все эти пузырьки… Лишь бы они делали для нас то, что мы хотим.
   Многих слов, услышанных от «профессора», Янг не понял, некоторых, может, и не дослышал. Но «лекция» запомнилась, и он решил все пересказать Раджу. Если живым останется, конечно… Интересно, поймет ли все это брат?
   – Значит, дельфины не могут отсюда сбежать?
   – Не могут. Разве что двигатель остановится, электростанция.
   – Мы могли бы и возле берега этим самым заслоном из пузырьков отгородить загон, и пусть бы плавали.
   – Ну да! А как ты их потом заставишь плыть в пещеру? А тут они на месте, а с плотом вообще оборот можно в два раза ускорить, не надо будет таскать породу к лампочке.
   – Надо сделать переносный светильник с проводом примерно в триста футов[21]. Чтобы все время был на плоту. И промывать грунт будем на плоту.
   – Майкл тебе не говорил? Часа в два ночи телефон зазуммерил. Из пещеры… Алё, алё, а в трубке – молчок.
   Янг и дышать перестал. Неужели влип?
   – Сырость большая. Замкнуло контакты.
   – Сырость? Сырости, правда, хватает. Ревматизм можем подхватить… Ха-ха, в тропиках, в чертячьем пекле! Если б хоть знали, что не напрасно потеряем время.
   – Не потеряем. Море почему большое? Потому что от малых речек и ручьев не отказывается. Так местная мудрость говорит… Ну, а мы будем клевать, клевать… По зернышку, по две-три унции[22], по самородку.
   – Самородков захотел?
   – Будут и самородки… Вчера сколько мы тут полазили, а пять унций намыли. Не то что в ручьях.
   – А сначала казалось, что в ручьях должно быть больше.
   – Где как… Если бы хорошенько разведали, поискали, то, может, и в ручьях могли на жилу напасть… А из туземцев никто ничего не знает про золото. Боятся этого озера.
   – Старик, ты, может, кумекаешь, как с этими бутылконосами управляться? Я вчера и по именам звал, и рыбой подманивал – ни один не подплыл. Курсируют поодаль, поглядывают.
   – Наверное, не нам надо было с ними заниматься. Пусть бы те, кто не участвовал в краже и транспортировке их. Может, они нас по запаху узнают?
   – Дьявол их знает… А может, просто боятся к лампочке подплывать? И заслон из пузырьков сильно действует на них – издали чуют, хоть там и направленное излучение. Попробуем с плота…
   Вода в пещере хоть и медленно, но двигалась в сторону выхода. Вначале аквалангисты стояли на плоту так, что лампочка поблескивала из-за плеча левого напарника. А пока они постояли, поговорили – начала поблескивать между ними, потом стала видна Янгу из-за плеча правого мужчины. Плот едва заметно плыл по воде.
   – Пит был в дельфинарии, а ничего не может сказать, какие команды подавал тот дрессировщик.
   – Он дельфинов видел во время представления, а не на занятиях.
   – Я же говорил Питу: рано! Пусть получше обучатся. Не-ет, давай-давай, хап-хап. А теперь хоть под хвост им труби.
   – А если бы больше не было такого удобного случая?
   – Не было б, так сами подстроили бы. Терпением надо было запастись, терпением.
   – Терпением… А забыл, что время – деньги? Не знаешь, где выиграешь, где проиграешь. Попробуем, не получится ничего – придется Судира в долю брать.
   – Это тот дрессировщик?
   – Ну… Штучка – палец в рот не клади.
   – Шеф сегодня приплывает, так скажет, что делать.
   – Думаешь, у шефа парламент, а не голова?
   – Не парламент, но – голова.
   – Согласится шеф… Не вижу я другого выхода. Если на одном потеряем, то на другом выиграем.
   – Завтрак – где? На пустом кофе скоро ног не потянешь. Умять бы хоть пару сандвичей.
   – Вон… на том черпаке положил.
   – Ты не брал рогожный мешок? Я вскинул его на черпаки, чтоб немного подсох.
   – Не видел… Может, крабы стянули.
   – А рыбу куда положил?
   – Там же… Не доберутся, не бойся.
   – С этими крабами… Отбою просто нет. Лезут, как мухи на болячку.
   – Думаешь, поможет эта рыба? Дельфины не голодны, начхать им на наше угощение.
   У Янга давно зудело в носу. Он и на переносье нажимал, и сморкался тихонько, и пальцем чесал в ноздрях. Не помогало, чихнул – громко, потому что зажимал нос и рот ладонями.
   – Будь здоров! – сказал правый аквалангист.
   – Это ты мне? Я не чихал… Может быть, дельфин.
   – А что, дельфины тоже чихают?
   – Должно быть, чихают. Говорят, их мозг похож на мозг человека.
   – Если так похож, так, может, и соблазнять их надо чем-нибудь другим… Скажем, вином, а не рыбой.
   – Ха-ха, ну и придумал!
   – Рыбы в пещере хватает, пока не переловят всю – не суйся. А переловят – сами на поклон придут. А мы им: кто не работает, тот не ест.
   – Старик, ты не социалист? Теперь модно под социалистов краситься.
   – Ты что – того? – правый аквалангист повертел пальцем у виска.
   – Хм… Значит, ты самостоятельно открыл один из основных принципов социализма.
   – Значит, социалисты – не дураки, если до этого додумались.
   – Разболтались мы тут…
   – Никто не услышит.
   – Я не об этом. Работать надо, а мы… Оттягиваем время, оттягиваем. А потом Пит или шеф спросят: а что вы сделали за день?