Страница:
Николай Модестов
Москва бандитская 1-2
Документальная хроника криминального беспредела 80-90-х годов XX века
Книга 1
Вместо предисловия
С наступлением сумерек город быстро пустеет. Редкие прохожие, обходя кучи мусора, оставшиеся от дневного "рыночного изобилия", торопятся поскорее попасть домой. Пассажиры метро отводят глаза от сквернословящих и курящих прямо в вагоне мускулистых коротко стриженных молодцов. На улицах машин больше, чем людей. Оно и понятно, в автомобиле сегодня передвигаться безопасней.
Жизнь сосредотачивается вокруг ночных ресторанов, казино и ярко освещенных супермаркетов, работающих в режиме "день - ночь". Сюда съезжаются сверкающие "линкольны", "Мерседесы", джипы и быстроходные "восьмерки". Охраняемые стоянки до утра будут похожи на выставочные площадки автосалонов. И чем глубже город погружается в сон, тем отчаянней веселье в барах и других питейных заведениях. Наступает время крутых ребят из различных группировок, беззаботных дам полусвета, "коммерсантов удачи" и откровенных уголовников, готовых до утра глохнуть от назойливых музыкальных шлягеров, глазеть на публику, вдыхать сигаретный дым и запахи ресторанной кухни - лишь бы забыть вонь тюремной параши и лагерных шконок. Гуляет Москва бандитская…
Жизнь сосредотачивается вокруг ночных ресторанов, казино и ярко освещенных супермаркетов, работающих в режиме "день - ночь". Сюда съезжаются сверкающие "линкольны", "Мерседесы", джипы и быстроходные "восьмерки". Охраняемые стоянки до утра будут похожи на выставочные площадки автосалонов. И чем глубже город погружается в сон, тем отчаянней веселье в барах и других питейных заведениях. Наступает время крутых ребят из различных группировок, беззаботных дам полусвета, "коммерсантов удачи" и откровенных уголовников, готовых до утра глохнуть от назойливых музыкальных шлягеров, глазеть на публику, вдыхать сигаретный дым и запахи ресторанной кухни - лишь бы забыть вонь тюремной параши и лагерных шконок. Гуляет Москва бандитская…
Из тени в свет перелетая
Для будущих поколений нынешний быт первопрестольной станет своеобразным символом. Как Чикаго тридцатых годов превратился в синоним гангстерского времени, так Москва девяностых будет эталоном беспредела, периодом бессилия власти и диктата законов мафии.
Чтобы ощутить стремительный рост преступности, нет нужды обращаться к цифрам статистики или заглядывать в оперативные сводки милиции. Сегодня в столице никто не чувствует себя в безопасности. Банкиры, окруженные бывшими "альфовцами" и сотрудниками спецназа, не застрахованы от пуль наемных убийц или радиоуправляемых бомб. Заурядные чиновники, живущие от зарплаты до зарплаты, могут стать жертвами налетчиков-любителей или получить смертельный удар кастетом от пробующей свою силу дворовой шпаны. Что уж говорить о тех, кто находится на "передовой" криминального фронта - "крестных отцах", рэкетирах, других мафиози. Стычки между преступными кланами наносят братве гораздо более ощутимый урон, чем действия всей правоохранительной системы - милиции, прокуратуры, служб безопасности. Причем жертвами бандитских войн, увы, нередко оказываются случайные люди.
Суммарное число убийств в Московском регионе за год перевалило трехтысячную отметку. Новый криминальный рекорд. Однако и он не в полной мере отражает реальную ситуацию. Для улучшения показателей сотрудники дежурных частей милиции прибегают к маленьким хитростям. Известно ведь, что начальство о работе подчиненных судит по справкам и рапортам, которые приносят секретари. Кому же хочется, стоя на коврах, выслушивать генеральский разнос?
В Москве за сутки регистрируется пять-шесть убийств. Это случаи сомнений не вызывающие, те, где иной цели в действиях преступников по отношению к жертвам, усмотреть невозможно. Но есть не такие уж явные ситуации. Получил, например, человек удар топором по голове и по дороге в больницу отдал Богу душу. Как квалифицировать эпизод? Если убийств за сутки перебор, то легко записать его в графу "тяжкие телесные повреждения". Такие же метаморфозы могут произойти с "обнаружением трупа". Избили человека и в бессознательном состоянии столкнули в воду, где он и захлебнулся.
Есть еще пропавшие без вести (очень часто это не что иное, как профессионально сокрытое убийство), несчастные случаи и самоубийства (вызывающие сомнения), гибель на пожарах, смерть новорожденных… Добавьте сюда невероятно высокий в Московском регионе показатель гибели в дорожно-транспортных происшествиях и постоянно снижающуюся продолжительность жизни. Этого хватит, чтобы сделать однозначный вывод некогда образцовый город, так и не став оазисом коммунизма, превратился в криминальную клоаку.
Бандиты, убийцы, рэкетиры, мошенники и карманники, воры, шулеры, торговцы наркотиками и проститутки, обычная шпана чувствуют себя в Москве так же, как первопроходцы-золотоискатели на Клондайке. Перед ними многомиллионный мегаполис, где расположено около тысячи банков, сотни фирм, иностранных представительств, коммерческих структур и совместных предприятий, десятки тысяч богатых квартир, дач и зажиточных людей - выбирай, как применить свои криминальные таланты. Город, в котором легко выследить добычу и потом затеряться, заповедник для вольной уголовной охоты. Москва бандитская…
Не многие из счастливчиков, зачитывавших до лохмотьев появившийся в конце семидесятых самиздатский перевод гангстерского романа Марио Пьюзо "Крестный отец", догадывались, что российская реальность не менее крута и колоритна. В стране, впервые за послевоенное время, вновь возрождались воровские традиции, возникли дерзкие и многочисленные бандформирования со своими отечественными "донами корлеоне".
О происходящем не имели представления не только рядовые граждане, но и милиционеры. Большинство населения свято верило в поступательное движение социализма, ориентировалось на официальную пропаганду, уверявшую, что скоро преступность будет окончательно побеждена. Мой друг, возглавляющий ныне одно из ключевых подразделений МВД, рассказывал, как еще в семидесятых годах, учась в Омской высшей школе милиции, он дискутировал с товарищами: застанут ли они после получения дипломов настоящих карманников и квартирных воров? Или новоиспеченным милиционерам их будут демонстрировать как наглядные пособия? Понятно, что в такой обстановке о латентной преступности, бандитизме и подпольных мультимиллионерах речь просто не заходила.
Между тем именно тогда был заложен фундамент для возникновения чисто российского феномена, о котором сейчас спорят ученые-криминологи: почему отечественные мафиози основной доход получают, обеспечивая так называемую крышу бизнесменам, банкирам, владельцам магазинов, рынков и ресторанов? Ведь во всех странах, где преступность представлена в организованных формах (США, Японии, Италии и нескольких государствах Латинской Америки), большая часть поступлений в криминальные сообщества идет от торговли наркотиками, оружием, контроля секс-индустрии - традиционных сфер влияния мафиозных кланов.
Объяснение кроется в особенностях развития национальной экономики. В огромной постгулаговской империи всеобщая секретность и зашоренность населения была на руку не только управляющему госаппарату, но и тем, кто разворачивался за рамками закона. Страна, где центром планировалось все и вся, постепенно оттаивала от страха перед регулярными сталинскими чистками. Формировался слой чиновников-взяточников, как теперь принято говорить, коррупционеров, охотно использовавших свои полномочия в корыстных целях.
Изобретать велосипед не пришлось. Система приписок и круговой поруки существовала и безотказно действовала еще при Сталине. Ее показал Александр Солженицын в главе "На чем стоит Архипелаг" третьей части исследования "Архипелаг ГУЛАГ". Тухта, или приписки, по которым формировались народнохозяйственные сводки Минлеса, в те годы помогали выживать заключенным на лесоповале, добиваться наград их конвоирам и успешно отчитываться министерским чиновникам. Система получила, по мнению писателя, общегосударственное распространение. После разрушения ГУЛага она сохранилась, но приобрела совершенно иное значение. Теперь приписки, фальсификация документов, двойная бухгалтерия помогали не выживать, а наживаться.
Процесс облегчался двумя факторами - гипертрофированной централизованностью экономики и огромным бюрократическим аппаратом. От чиновников бесчисленных министерств и главков зависело распределение материальных и людских ресурсов, финансирование, объемы государственных заданий и оценка работы целых отраслей. Они могли протолкнуть нужный документ, в выгодном свете представить бесперспективный проект, "помочь" высокому руководству разобраться в кадровом вопросе. Главное - проситель, ходатай или снабженец должен был знать, к кому подойти и сколько дать… Чиновники рисковали сознательно и не бескорыстно, стимулировали хищения, взяточничество и спекуляцию.
В семидесятых годах появились первые подпольные цеха и даже предприятия, гнавшие левую, никем не учитываемую продукцию. Дельцы теневого бизнеса ворочали миллионами, подкупая нужных людей и освобождаясь от строптивых. Во многих регионах заготовка и переработка хлопка, мясная и лесная промышленность, сельское хозяйство, государственная торговля и общественное питание контролировались семейными кланами или группами руководителей. Между ними распределялись размеры прибыли, жестко закреплялись конкретные функции для бесперебойной работы подпольных производств. - Масштабы тех хищений в основном не сопоставимы с нынешними, но на фоне бедного и уравненного в возможностях населения позволяли цеховикам сколачивать колоссальные состояния. "Волки-санитары" уголовной среды сориентировались в изменившейся экономической ситуации быстрее, чем милиция и налоговая инспекция. Амнистированные или вышедшие на свободу воры в законе и откровенные убийцы сразу нашли взаимопонимание - возникли банды новой формации. Жертвами вооруженных налетов становились воротилы теневого бизнеса. Причем в средствах устрашения преступники себя не ограничивали - пытали и насиловали женщин, похищали и убивали детей. Бандиты прекрасно понимали - потерпевший в прокуратуру не побежит. Потому что, объяснив происхождение нажитых миллионов, он получит срок да еще станет смертельным врагом рассекреченных компаньонов. По такому принципу действовала в Москве банда вора в законе Монгола, а позже его "крестника" и последователя Японца.
Каждый, кто добывал средства нелегальным путем, попадал в поле зрения лидеров уголовного мира и вставал перед выбором - платить в воровской общак или брать на полный пансион бригаду "быков охранников, либо жить в постоянном страхе перед наездом со стороны бандитов. Естественно, большинство выбирало первый путь, регулярно отчисляя деньги на нужды братвы. Оперативные службы сумели задокументировать историческое событие, которое можно считать днем рождения отечественной мафии. В Кисловодске в 1979 году, на сходке цеховиков и съехавшихся туда со всего Союза воров в законе, была принята договоренность об отчислении в воровской общак десяти процентов прибыли подпольных коммерсантов. Причем со своей стороны уголовные авторитеты, заинтересованные в стабильности доходов, обещали теневикам защиту и помощь в конфликтных ситуациях, вызывались принимать участие в реализации продукции и налаживании контактов с представителями государственной власти.
Все эти процессы шли в стороне от официально регистрируемой борьбы с преступностью. Милиция, такая же нищая и ограниченная в возможностях, как сегодня, не имела сил реально контролировать теневые процессы в экономике. Всемогущий КГБ, знавший о происходящем, использовал поступающую информацию и информаторов в своих специфических целях. Последнее обстоятельство во многом объясняет безболезненное вживание рожденного сталинским режимом монстра госбезопасности в изменившиеся политико-экономические условия сегодняшней России.
Тем не менее редкие рецидивы - громкие уголовные дела, связанные с известными всей стране деятелями государственного масштаба - давали некоторое представление о подспудно идущих процессах. Дело о взятках в Министерстве рыбного хозяйства СССР и связанные с ним многочисленные аресты, разоблачение главы столичной торговли Трегубова и директоров крупнейших московских магазинов, дела партийных бонз Рашидова, Кунаева, Медунова, история ареста брежневского зятя - второго лица МВД Чурбанова, самоубийство министра внутренних дел Щелокова… Эти факты предоставляли Пищу для размышлений, но серьезность криминальной деформации общества не отражали. Тем более каждое из вышеназванных дел объяснялось не целенаправленными попытками изменить ситуацию, а было лишь отголоском партийно-придворных интриг и сведением личных счетов.
К середине восьмидесятых политическая и физическая дряхлость кремлевских старцев подготовила почву для серьезных перемен. Их наступление ощущалось повсюду-то содержания песен идолов молодежи до резко увеличившейся активности партийно-хозяйственных функционеров второго эшелона власти. Еще задолго до горбачевской перестройки автор этих строк в личной беседе с сыном арестованного за хищение в особо крупных размерах директора базы услышал неожиданный прогноз: "В ближайшее время будет разрешено открывать частные предприятия - рестораны, кафе, мелкие производства…" К словам собеседника я отнесся скептически - шел 1982 год.
Можно ли было предвидеть то, что теперь называют криминальной революцией? Александр Гуров, впервые заговоривший о существовании организованной преступности в СССР, такие прогнозы делал. Но кто его слышал?
Между тем скопившие чудовищные капиталы и обросшие всесильными связями директора торговых, посреднических и производственных предприятий, снабженцы, опытные, имеющие выходы за рубеж антиквары и валютчики, связанные с теневой экономикой воры в законе и авторитеты уголовного мира, коррумпированные чиновники и партаппаратчики стали самостоятельным фактором, определяющим расстановку сил и в экономике, и в политике. Готовившиеся в стране реформы должны были идти по их сценарию и командам.
Больших усилий для раскачивания лодки делать было не надо. Вожди, привыкшие жить в умеренной, но достаточной роскоши (распределители, привилегированные санатории, загранкомандировки и другие формы нигде не афишируемого гособеспечения), вырастили детей, захотевших сделать свой быт еще роскошней. Программа реформирования экономики богатейшей страны, в полном законодательно-правовом вакууме, устраивала и тех, кто, не имея прямого доступа к рычагам власти, владел огромными денежными средствами, и тех, кто, обладая властью, рвался к богатству и достатку. - Вторая оттепель, нареченная перестройкой, стала долгожданной весной прежде всего для уже имевших теневой капитал подпольных ротшильдов. Предприниматели новой волны, которые преподносились как буревестники экономических преобразований, на самом деле прибыли если и не к шапочному разбору, то и не к началу торгов. Правила игры в бизнесе определяли окруженные собственными "силовыми структурами" цеховики и воры в законе. Перед потянувшимися в перестроечный бизнес возникла проблема выживания. Ситуация усугублялась тем, что кооперативное движение (с которого началась реформа экономики) находилось под бережной опекой партийных структур. Фактически любой кооператор или фермер оказывался вне критики и получал своеобразную индульгенцию, защищавшую даже в случае явного пренебрежения законом. Ни милиция, ни прокуратура не осмеливались идти вразрез с одобренной наверху государственной политикой, и в кооперативное движение потянулись откровенные уголовники и ворье.
Декларированная "первым ленинцем" европеизация СССР регламентировалась устаревшими на тридцать лет сталинскими правовыми нормами и брежневской (застойной) конституцией. Демагогические призывы застрельщика перестройки типа "разрешено все, что не запрещено" нанесли непоправимый удар по общественному правосознанию. Подпольные миллионеры мягко переместились из тени в свет, защищенные, как и прежде, не законом, а собственными бандитскими крышами. У начинавшего дело коммерсанта выбора не оставалось. Он должен был принимать специфические условия ведения бизнеса в России. От этого зависел не успех его предприятия, а сама жизнь.
К началу девяностых годов криминализация экономики достигла невиданного размаха, в сравнении с которым вчерашние махинаторы и цеховики казались жалкими воришками. В уголовных делах о хищениях фигурировали десятки миллиардов рублей, мелькали фамилии новаторов нового мышления и высокопоставленных правительственных функционеров. За бесценок продавалось стратегическое сырье, военная техника, энергоносители, лес, лицензии на разработку месторождений. Банки проводили аферы с авизовками, перекачивая на Запад миллионы долларов, с молчаливого попустительства государственных чиновников процветали финансовые пирамиды, доводившие обманутых вкладчиков до самоубийств и угроз террористических актов. На фальшивых аукционах по смехотворным ценам скупались индустриальные гиганты мирового масштаба, а коррупция приняла такие размеры, что бывший мэр столицы Г. Попов предложил регламентировать мздоимство и тем самым решить проблему взяток.
Между тем закон бездействовал. Обещавшие стать громкими дела разваливались в ходе следствия, а получившие известность авантюристы становились депутатами Госдумы. Фемида довольствовалась разоблачением мелких взяточников и громогласными заверениями очередного генерального прокурора или министра навести в стране порядок. Общество эти призывы игнорировало. Зато все чаще звучали выстрелы и взрывы, жертвами убийц становились директора крупных предприятий и фирм, видные банкиры и политические деятели. Генералы ошарашивали числом действующих на территории России преступных группировок, газеты публиковали жизнеописания знаменитых киллеров охотнее, чем предвыборные биографии независимых кандидатов, а результаты опросов общественного мнения констатировали: больше всего люди боятся входить в собственные подъезды.
Наступило золотое время для бандитских группировок. Его величество рэкет накрыл прочной непробиваемой крышей всю российскую экономику. Москва, контролировавшая основные денежные потоки, распоряжавшаяся фондами министерств, имевшая неподдающийся оценке потенциал закрытых производств и конструкторских бюро военно-промышленного комплекса, оказалась на особом счету у рэкетиров и преступных формирований. Поэтому вполне естественно, что первое дело по факту квалифицированного вымогательства, получившее всесоюзный резонанс, было расследовано московской милицией.
Чтобы ощутить стремительный рост преступности, нет нужды обращаться к цифрам статистики или заглядывать в оперативные сводки милиции. Сегодня в столице никто не чувствует себя в безопасности. Банкиры, окруженные бывшими "альфовцами" и сотрудниками спецназа, не застрахованы от пуль наемных убийц или радиоуправляемых бомб. Заурядные чиновники, живущие от зарплаты до зарплаты, могут стать жертвами налетчиков-любителей или получить смертельный удар кастетом от пробующей свою силу дворовой шпаны. Что уж говорить о тех, кто находится на "передовой" криминального фронта - "крестных отцах", рэкетирах, других мафиози. Стычки между преступными кланами наносят братве гораздо более ощутимый урон, чем действия всей правоохранительной системы - милиции, прокуратуры, служб безопасности. Причем жертвами бандитских войн, увы, нередко оказываются случайные люди.
Суммарное число убийств в Московском регионе за год перевалило трехтысячную отметку. Новый криминальный рекорд. Однако и он не в полной мере отражает реальную ситуацию. Для улучшения показателей сотрудники дежурных частей милиции прибегают к маленьким хитростям. Известно ведь, что начальство о работе подчиненных судит по справкам и рапортам, которые приносят секретари. Кому же хочется, стоя на коврах, выслушивать генеральский разнос?
В Москве за сутки регистрируется пять-шесть убийств. Это случаи сомнений не вызывающие, те, где иной цели в действиях преступников по отношению к жертвам, усмотреть невозможно. Но есть не такие уж явные ситуации. Получил, например, человек удар топором по голове и по дороге в больницу отдал Богу душу. Как квалифицировать эпизод? Если убийств за сутки перебор, то легко записать его в графу "тяжкие телесные повреждения". Такие же метаморфозы могут произойти с "обнаружением трупа". Избили человека и в бессознательном состоянии столкнули в воду, где он и захлебнулся.
Есть еще пропавшие без вести (очень часто это не что иное, как профессионально сокрытое убийство), несчастные случаи и самоубийства (вызывающие сомнения), гибель на пожарах, смерть новорожденных… Добавьте сюда невероятно высокий в Московском регионе показатель гибели в дорожно-транспортных происшествиях и постоянно снижающуюся продолжительность жизни. Этого хватит, чтобы сделать однозначный вывод некогда образцовый город, так и не став оазисом коммунизма, превратился в криминальную клоаку.
Бандиты, убийцы, рэкетиры, мошенники и карманники, воры, шулеры, торговцы наркотиками и проститутки, обычная шпана чувствуют себя в Москве так же, как первопроходцы-золотоискатели на Клондайке. Перед ними многомиллионный мегаполис, где расположено около тысячи банков, сотни фирм, иностранных представительств, коммерческих структур и совместных предприятий, десятки тысяч богатых квартир, дач и зажиточных людей - выбирай, как применить свои криминальные таланты. Город, в котором легко выследить добычу и потом затеряться, заповедник для вольной уголовной охоты. Москва бандитская…
Не многие из счастливчиков, зачитывавших до лохмотьев появившийся в конце семидесятых самиздатский перевод гангстерского романа Марио Пьюзо "Крестный отец", догадывались, что российская реальность не менее крута и колоритна. В стране, впервые за послевоенное время, вновь возрождались воровские традиции, возникли дерзкие и многочисленные бандформирования со своими отечественными "донами корлеоне".
О происходящем не имели представления не только рядовые граждане, но и милиционеры. Большинство населения свято верило в поступательное движение социализма, ориентировалось на официальную пропаганду, уверявшую, что скоро преступность будет окончательно побеждена. Мой друг, возглавляющий ныне одно из ключевых подразделений МВД, рассказывал, как еще в семидесятых годах, учась в Омской высшей школе милиции, он дискутировал с товарищами: застанут ли они после получения дипломов настоящих карманников и квартирных воров? Или новоиспеченным милиционерам их будут демонстрировать как наглядные пособия? Понятно, что в такой обстановке о латентной преступности, бандитизме и подпольных мультимиллионерах речь просто не заходила.
Между тем именно тогда был заложен фундамент для возникновения чисто российского феномена, о котором сейчас спорят ученые-криминологи: почему отечественные мафиози основной доход получают, обеспечивая так называемую крышу бизнесменам, банкирам, владельцам магазинов, рынков и ресторанов? Ведь во всех странах, где преступность представлена в организованных формах (США, Японии, Италии и нескольких государствах Латинской Америки), большая часть поступлений в криминальные сообщества идет от торговли наркотиками, оружием, контроля секс-индустрии - традиционных сфер влияния мафиозных кланов.
Объяснение кроется в особенностях развития национальной экономики. В огромной постгулаговской империи всеобщая секретность и зашоренность населения была на руку не только управляющему госаппарату, но и тем, кто разворачивался за рамками закона. Страна, где центром планировалось все и вся, постепенно оттаивала от страха перед регулярными сталинскими чистками. Формировался слой чиновников-взяточников, как теперь принято говорить, коррупционеров, охотно использовавших свои полномочия в корыстных целях.
Изобретать велосипед не пришлось. Система приписок и круговой поруки существовала и безотказно действовала еще при Сталине. Ее показал Александр Солженицын в главе "На чем стоит Архипелаг" третьей части исследования "Архипелаг ГУЛАГ". Тухта, или приписки, по которым формировались народнохозяйственные сводки Минлеса, в те годы помогали выживать заключенным на лесоповале, добиваться наград их конвоирам и успешно отчитываться министерским чиновникам. Система получила, по мнению писателя, общегосударственное распространение. После разрушения ГУЛага она сохранилась, но приобрела совершенно иное значение. Теперь приписки, фальсификация документов, двойная бухгалтерия помогали не выживать, а наживаться.
Процесс облегчался двумя факторами - гипертрофированной централизованностью экономики и огромным бюрократическим аппаратом. От чиновников бесчисленных министерств и главков зависело распределение материальных и людских ресурсов, финансирование, объемы государственных заданий и оценка работы целых отраслей. Они могли протолкнуть нужный документ, в выгодном свете представить бесперспективный проект, "помочь" высокому руководству разобраться в кадровом вопросе. Главное - проситель, ходатай или снабженец должен был знать, к кому подойти и сколько дать… Чиновники рисковали сознательно и не бескорыстно, стимулировали хищения, взяточничество и спекуляцию.
В семидесятых годах появились первые подпольные цеха и даже предприятия, гнавшие левую, никем не учитываемую продукцию. Дельцы теневого бизнеса ворочали миллионами, подкупая нужных людей и освобождаясь от строптивых. Во многих регионах заготовка и переработка хлопка, мясная и лесная промышленность, сельское хозяйство, государственная торговля и общественное питание контролировались семейными кланами или группами руководителей. Между ними распределялись размеры прибыли, жестко закреплялись конкретные функции для бесперебойной работы подпольных производств. - Масштабы тех хищений в основном не сопоставимы с нынешними, но на фоне бедного и уравненного в возможностях населения позволяли цеховикам сколачивать колоссальные состояния. "Волки-санитары" уголовной среды сориентировались в изменившейся экономической ситуации быстрее, чем милиция и налоговая инспекция. Амнистированные или вышедшие на свободу воры в законе и откровенные убийцы сразу нашли взаимопонимание - возникли банды новой формации. Жертвами вооруженных налетов становились воротилы теневого бизнеса. Причем в средствах устрашения преступники себя не ограничивали - пытали и насиловали женщин, похищали и убивали детей. Бандиты прекрасно понимали - потерпевший в прокуратуру не побежит. Потому что, объяснив происхождение нажитых миллионов, он получит срок да еще станет смертельным врагом рассекреченных компаньонов. По такому принципу действовала в Москве банда вора в законе Монгола, а позже его "крестника" и последователя Японца.
Каждый, кто добывал средства нелегальным путем, попадал в поле зрения лидеров уголовного мира и вставал перед выбором - платить в воровской общак или брать на полный пансион бригаду "быков охранников, либо жить в постоянном страхе перед наездом со стороны бандитов. Естественно, большинство выбирало первый путь, регулярно отчисляя деньги на нужды братвы. Оперативные службы сумели задокументировать историческое событие, которое можно считать днем рождения отечественной мафии. В Кисловодске в 1979 году, на сходке цеховиков и съехавшихся туда со всего Союза воров в законе, была принята договоренность об отчислении в воровской общак десяти процентов прибыли подпольных коммерсантов. Причем со своей стороны уголовные авторитеты, заинтересованные в стабильности доходов, обещали теневикам защиту и помощь в конфликтных ситуациях, вызывались принимать участие в реализации продукции и налаживании контактов с представителями государственной власти.
Все эти процессы шли в стороне от официально регистрируемой борьбы с преступностью. Милиция, такая же нищая и ограниченная в возможностях, как сегодня, не имела сил реально контролировать теневые процессы в экономике. Всемогущий КГБ, знавший о происходящем, использовал поступающую информацию и информаторов в своих специфических целях. Последнее обстоятельство во многом объясняет безболезненное вживание рожденного сталинским режимом монстра госбезопасности в изменившиеся политико-экономические условия сегодняшней России.
Тем не менее редкие рецидивы - громкие уголовные дела, связанные с известными всей стране деятелями государственного масштаба - давали некоторое представление о подспудно идущих процессах. Дело о взятках в Министерстве рыбного хозяйства СССР и связанные с ним многочисленные аресты, разоблачение главы столичной торговли Трегубова и директоров крупнейших московских магазинов, дела партийных бонз Рашидова, Кунаева, Медунова, история ареста брежневского зятя - второго лица МВД Чурбанова, самоубийство министра внутренних дел Щелокова… Эти факты предоставляли Пищу для размышлений, но серьезность криминальной деформации общества не отражали. Тем более каждое из вышеназванных дел объяснялось не целенаправленными попытками изменить ситуацию, а было лишь отголоском партийно-придворных интриг и сведением личных счетов.
К середине восьмидесятых политическая и физическая дряхлость кремлевских старцев подготовила почву для серьезных перемен. Их наступление ощущалось повсюду-то содержания песен идолов молодежи до резко увеличившейся активности партийно-хозяйственных функционеров второго эшелона власти. Еще задолго до горбачевской перестройки автор этих строк в личной беседе с сыном арестованного за хищение в особо крупных размерах директора базы услышал неожиданный прогноз: "В ближайшее время будет разрешено открывать частные предприятия - рестораны, кафе, мелкие производства…" К словам собеседника я отнесся скептически - шел 1982 год.
Можно ли было предвидеть то, что теперь называют криминальной революцией? Александр Гуров, впервые заговоривший о существовании организованной преступности в СССР, такие прогнозы делал. Но кто его слышал?
Между тем скопившие чудовищные капиталы и обросшие всесильными связями директора торговых, посреднических и производственных предприятий, снабженцы, опытные, имеющие выходы за рубеж антиквары и валютчики, связанные с теневой экономикой воры в законе и авторитеты уголовного мира, коррумпированные чиновники и партаппаратчики стали самостоятельным фактором, определяющим расстановку сил и в экономике, и в политике. Готовившиеся в стране реформы должны были идти по их сценарию и командам.
Больших усилий для раскачивания лодки делать было не надо. Вожди, привыкшие жить в умеренной, но достаточной роскоши (распределители, привилегированные санатории, загранкомандировки и другие формы нигде не афишируемого гособеспечения), вырастили детей, захотевших сделать свой быт еще роскошней. Программа реформирования экономики богатейшей страны, в полном законодательно-правовом вакууме, устраивала и тех, кто, не имея прямого доступа к рычагам власти, владел огромными денежными средствами, и тех, кто, обладая властью, рвался к богатству и достатку. - Вторая оттепель, нареченная перестройкой, стала долгожданной весной прежде всего для уже имевших теневой капитал подпольных ротшильдов. Предприниматели новой волны, которые преподносились как буревестники экономических преобразований, на самом деле прибыли если и не к шапочному разбору, то и не к началу торгов. Правила игры в бизнесе определяли окруженные собственными "силовыми структурами" цеховики и воры в законе. Перед потянувшимися в перестроечный бизнес возникла проблема выживания. Ситуация усугублялась тем, что кооперативное движение (с которого началась реформа экономики) находилось под бережной опекой партийных структур. Фактически любой кооператор или фермер оказывался вне критики и получал своеобразную индульгенцию, защищавшую даже в случае явного пренебрежения законом. Ни милиция, ни прокуратура не осмеливались идти вразрез с одобренной наверху государственной политикой, и в кооперативное движение потянулись откровенные уголовники и ворье.
Декларированная "первым ленинцем" европеизация СССР регламентировалась устаревшими на тридцать лет сталинскими правовыми нормами и брежневской (застойной) конституцией. Демагогические призывы застрельщика перестройки типа "разрешено все, что не запрещено" нанесли непоправимый удар по общественному правосознанию. Подпольные миллионеры мягко переместились из тени в свет, защищенные, как и прежде, не законом, а собственными бандитскими крышами. У начинавшего дело коммерсанта выбора не оставалось. Он должен был принимать специфические условия ведения бизнеса в России. От этого зависел не успех его предприятия, а сама жизнь.
К началу девяностых годов криминализация экономики достигла невиданного размаха, в сравнении с которым вчерашние махинаторы и цеховики казались жалкими воришками. В уголовных делах о хищениях фигурировали десятки миллиардов рублей, мелькали фамилии новаторов нового мышления и высокопоставленных правительственных функционеров. За бесценок продавалось стратегическое сырье, военная техника, энергоносители, лес, лицензии на разработку месторождений. Банки проводили аферы с авизовками, перекачивая на Запад миллионы долларов, с молчаливого попустительства государственных чиновников процветали финансовые пирамиды, доводившие обманутых вкладчиков до самоубийств и угроз террористических актов. На фальшивых аукционах по смехотворным ценам скупались индустриальные гиганты мирового масштаба, а коррупция приняла такие размеры, что бывший мэр столицы Г. Попов предложил регламентировать мздоимство и тем самым решить проблему взяток.
Между тем закон бездействовал. Обещавшие стать громкими дела разваливались в ходе следствия, а получившие известность авантюристы становились депутатами Госдумы. Фемида довольствовалась разоблачением мелких взяточников и громогласными заверениями очередного генерального прокурора или министра навести в стране порядок. Общество эти призывы игнорировало. Зато все чаще звучали выстрелы и взрывы, жертвами убийц становились директора крупных предприятий и фирм, видные банкиры и политические деятели. Генералы ошарашивали числом действующих на территории России преступных группировок, газеты публиковали жизнеописания знаменитых киллеров охотнее, чем предвыборные биографии независимых кандидатов, а результаты опросов общественного мнения констатировали: больше всего люди боятся входить в собственные подъезды.
Наступило золотое время для бандитских группировок. Его величество рэкет накрыл прочной непробиваемой крышей всю российскую экономику. Москва, контролировавшая основные денежные потоки, распоряжавшаяся фондами министерств, имевшая неподдающийся оценке потенциал закрытых производств и конструкторских бюро военно-промышленного комплекса, оказалась на особом счету у рэкетиров и преступных формирований. Поэтому вполне естественно, что первое дело по факту квалифицированного вымогательства, получившее всесоюзный резонанс, было расследовано московской милицией.
Деньги для тех, кто наверху
Завершение этого дела потребовало от милиции беспрецедентных мер предосторожности. В течение двенадцати месяцев с момента ареста Нухаева, Атлангериева и Лобжанидзе и до вынесения приговора судом Оперативники Петровки, 38 вынуждены были круглосуточно охранять потерпевшего и свидетелей. Еще бы! Впервые на скамье подсудимых оказались не рядовые рэкетиры-исполнители, а "крестные отцы" самой свирепой из столичных преступных группировок чеченской. Хотя в начале история разворачивалась идиллически и не предвещала никаких осложнений.
Днем в ворота кооперативного колбасного цеха под Можайском въехала новенькая белая "Волга". Из автомобиля вышел смуглый молодой человек и, заглянув в здание конторы, пригласил начальника производства Дащяна выйти на два слова. Сначала беседа шла во дворе цеха. Затем Дащяну предложили сесть в машину. Из показаний потерпевшего: "В машине находились еще двое мужчин. Один назвался Геной, другой-Хожей. Начал разговор Гена, произносивший слова с явным акцентом. Он поинтересовался, как у меня идут дела на работе, в семье, не беспокоит ли кто. Я удивился: кто меня должен беспокоить? И никак не мог понять, откуда эти люди - вежливые, хорошо одетые. Мое недоумение разрешил Гена. Он сказал, что в связи со сложившимся внутригосударственным положением кооператоры, цеховики и дельцы теневой экономики должны оказать помощь тем, кто находится наверху.
Дащян предложил визитерам компромисс - устроить на должность кладовщика их человека. Но вступивший в диалог Хожа был категоричен: "Это не наш вопрос. Делай, как тебе говорят". А Гена добавил тоном, не обещавшим ничего хорошего: "Мы знаем больше, чем ты думаешь. Слышали любишь жену, детей, внуков. Человек ты умный, рассудительный, поспешных действий предпринимать не захочешь. Будь паинькой, не усложняй себе жизнь…"
Условия сделки оказались таковы. Пятьдесят тысяч рублей (по ценам 1990 года сумма более чем солидная) нужно передать вымогателям в московском кафе "Лазания" в ближайший выходной. Как выразился Гена: "Нас нужно подогреть". А затем выплачивать установленную сумму ежемесячно. Что будет в случае отказа, рэкетиры не уточняли, но предложили разузнать о них в столице: мы, дескать, люди известные.
Из справки-меморандума: "Атлангериев (кличка Руслан) и Нухаев (кличка Хожа) являются лидерами "лазанского" крыла чеченской преступной группировки. Оба имеют судимости за разбой. Хожа судим дважды - второй раз за квартирную кражу. Контролируют торговые точки Тимирязевского района, кооперативные палатки, кафе и аттракционы в Центральном парке культуры и отдыха, ряд коммерческих структур. Места сбора членов группировки - ресторан "Лазания" на Пятницкой улице и плавучий ресторан "Бургас" на обводном канале около Малого Каменного моста".
Первым шагом Дащяна после отъезда непрошеных гостей был визит в районный отдел милиции. Там его выслушали и предложили написать заявление. Он торопиться не стал, подумал, а когда остыл, понял - заявлять рискованно. О жестокости чеченцев и их методах убеждения шла нехорошая слава. Так знакомый владелец частного магазина в центре Москвы, узнав о случившемся, по-дружески дал совет: "Слушай, это настоящее зверье. Они второй раз сами не поедут - пришлют своих головорезов. И не помогут ни милиция, ни прокуратура. Лучше отдай и спи спокойно…"
Дащян с одобрения жены набрал 20 тысяч рублей (рэкетиры согласны были принять деньги частями) и в субботу отправился в Москву. В кафе "Лазания" кооператора поджидал уже знакомый Гена. В "лазанской" группировке абхазец Геннадий Лобжанидзе, имевший три судимости - за кражу, изнасилование и мошенничество, занимал более скромное положение, чем его дружки - чеченцы Хожа и Руслан. Но не был он и простым "быком". Любитель покурить "травку", азартный картежник и завсегдатай ресторанов Лобжанидзе, известный в определенных кругах, как Гена Шрам, считался особо доверенным лицом. Привезенный "долг" - двадцать тысяч рублей - он не пересчитывая сунул в карман и щелкнул пальцами в сторону официанта: "Шампанского!" Пока ожидали заказ, Дащян осматривался по сторонам.
За одним из столиков сидели Хожа с Русланом. Пришедшие в кафе первым делом подходили к ним, внимательно с почтением выслушивали и лишь после этого искали глазами свободные места. "Крестные отцы" вели рабочий прием. Дащян своими глазами убедился, что приезжавшие к нему действительно люди авторитетные.
Почему они засветились на банальном рэкете? Ведь обычно дела такого рода решаются на уровне шестерок-боевиков, в крайнем случае бригадиров. Вероятно, вымогатели были настолько уверены в беспроигрышности "наезда" на кооператора, что даже не потрудились подстраховаться. К тому же поездка из душной летней Москвы в зеленый район Подмосковья представлялась приятным и не обременительным развлечением. Шашлык на природе, вино, новые впечатления… Так или иначе ошибка, допущенная главарями "лазанской" группировки, облегчила задачу их задержания и позволила впервые взять с поличным мафиози такого уровня.
Выпив с кооператором по бокалу шампанского, Гена Шрам поинтересовался, когда тот намерен произвести окончательный расчет. Дащян попытался сыграть на жалости: деньги еле наскреб, не разоряйте, мол, полностью. Но Лобжанидзе дал понять, что разговоры в пользу бедных в "Лазании" не ведутся. Тогда Дащян вспомнил о своем приятеле, задолжавшем ему 26 тысяч. Если бы Гена и его друзья помогли вернуть долг… "Нет проблем", - мгновенно откликнулся Лобжанидзе и, уточнив адрес приятеля, попрощался. А через два дня Дащян вновь смог убедиться в силе Руслана и компании. Поздно вечером к нему приехал задолжавший знакомый бледный, с бегающими глазами, протянул шестнадцать тысяч рублей и уникальную золотую брошь с бриллиантами, стоившую никак не меньше десяти тысяч. "Зачем же так, - с упреком произнес он, - неужели обязательно было чеченцев подключать?"
В ближайший выходной шестнадцать тысяч и ювелирное украшение перекочевали в "Лазанию". По расчетам Дащяна, долг был погашен. Но вымогатели такую арифметику не признавали. "В зачет идет половина, - сказал Гена Шрам, - остальное - оплата услуг по возврату денег". Кооператор попросил скидку, но чеченцы уступить отказались. Тогда жена Дащяна слетала в Армению и заняла у родных недостающую сумму. Последние тысячи Хожа получил из рук жертвы в такси, подъехав в условленное место.
Брали рэкетиров ранним утром в воскресенье. Группы из сотрудников МУРа, ОМОНа, технических служб (велась видеосъемка) по команде с Петровки начали совместную операцию сразу по пяти адресам, где могли скрываться преступники. Обошлось без выстрелов. Опытные Атлангериев, Нухаев и Лобжанидзе имели достаточно возможностей досконально изучить Уголовный кодекс, знали свои права и права милиции. Хожа и вовсе бывший студент юридического факультета МГУ, без пяти минут правовед…
Интересная подробность, характеризующая место "лазанских" авторитетов в иерархии преступного мира: Хожа и Руслан, сидевшие в следственном изоляторе, являлись на допросы и очные ставки свежими, наглаженными, спокойными. И это при общеизвестной переполненности и, мягко говоря, некомфортабельности знаменитой Бутырской тюрьмы, не знавшей серьезного ремонта с начала века. Кстати, оба они не курили и не пили. Атлангериев, например, читал в камере философские произведения, охотно разглагольствовал перед следователем о превратностях бытия и бренности мирского существования. Такую же линию поведения выбрали подельники Руслана. Они отрицали все, не признавали ни одного самого очевидного факта. Поначалу даже делали вид, что не знают друг друга. Память им освежила оперативная видеосъемка приема в "Лазании", а так же фотографии, изъятые на обысках. Пришлось-таки познакомиться.
Днем в ворота кооперативного колбасного цеха под Можайском въехала новенькая белая "Волга". Из автомобиля вышел смуглый молодой человек и, заглянув в здание конторы, пригласил начальника производства Дащяна выйти на два слова. Сначала беседа шла во дворе цеха. Затем Дащяну предложили сесть в машину. Из показаний потерпевшего: "В машине находились еще двое мужчин. Один назвался Геной, другой-Хожей. Начал разговор Гена, произносивший слова с явным акцентом. Он поинтересовался, как у меня идут дела на работе, в семье, не беспокоит ли кто. Я удивился: кто меня должен беспокоить? И никак не мог понять, откуда эти люди - вежливые, хорошо одетые. Мое недоумение разрешил Гена. Он сказал, что в связи со сложившимся внутригосударственным положением кооператоры, цеховики и дельцы теневой экономики должны оказать помощь тем, кто находится наверху.
Дащян предложил визитерам компромисс - устроить на должность кладовщика их человека. Но вступивший в диалог Хожа был категоричен: "Это не наш вопрос. Делай, как тебе говорят". А Гена добавил тоном, не обещавшим ничего хорошего: "Мы знаем больше, чем ты думаешь. Слышали любишь жену, детей, внуков. Человек ты умный, рассудительный, поспешных действий предпринимать не захочешь. Будь паинькой, не усложняй себе жизнь…"
Условия сделки оказались таковы. Пятьдесят тысяч рублей (по ценам 1990 года сумма более чем солидная) нужно передать вымогателям в московском кафе "Лазания" в ближайший выходной. Как выразился Гена: "Нас нужно подогреть". А затем выплачивать установленную сумму ежемесячно. Что будет в случае отказа, рэкетиры не уточняли, но предложили разузнать о них в столице: мы, дескать, люди известные.
Из справки-меморандума: "Атлангериев (кличка Руслан) и Нухаев (кличка Хожа) являются лидерами "лазанского" крыла чеченской преступной группировки. Оба имеют судимости за разбой. Хожа судим дважды - второй раз за квартирную кражу. Контролируют торговые точки Тимирязевского района, кооперативные палатки, кафе и аттракционы в Центральном парке культуры и отдыха, ряд коммерческих структур. Места сбора членов группировки - ресторан "Лазания" на Пятницкой улице и плавучий ресторан "Бургас" на обводном канале около Малого Каменного моста".
Первым шагом Дащяна после отъезда непрошеных гостей был визит в районный отдел милиции. Там его выслушали и предложили написать заявление. Он торопиться не стал, подумал, а когда остыл, понял - заявлять рискованно. О жестокости чеченцев и их методах убеждения шла нехорошая слава. Так знакомый владелец частного магазина в центре Москвы, узнав о случившемся, по-дружески дал совет: "Слушай, это настоящее зверье. Они второй раз сами не поедут - пришлют своих головорезов. И не помогут ни милиция, ни прокуратура. Лучше отдай и спи спокойно…"
Дащян с одобрения жены набрал 20 тысяч рублей (рэкетиры согласны были принять деньги частями) и в субботу отправился в Москву. В кафе "Лазания" кооператора поджидал уже знакомый Гена. В "лазанской" группировке абхазец Геннадий Лобжанидзе, имевший три судимости - за кражу, изнасилование и мошенничество, занимал более скромное положение, чем его дружки - чеченцы Хожа и Руслан. Но не был он и простым "быком". Любитель покурить "травку", азартный картежник и завсегдатай ресторанов Лобжанидзе, известный в определенных кругах, как Гена Шрам, считался особо доверенным лицом. Привезенный "долг" - двадцать тысяч рублей - он не пересчитывая сунул в карман и щелкнул пальцами в сторону официанта: "Шампанского!" Пока ожидали заказ, Дащян осматривался по сторонам.
За одним из столиков сидели Хожа с Русланом. Пришедшие в кафе первым делом подходили к ним, внимательно с почтением выслушивали и лишь после этого искали глазами свободные места. "Крестные отцы" вели рабочий прием. Дащян своими глазами убедился, что приезжавшие к нему действительно люди авторитетные.
Почему они засветились на банальном рэкете? Ведь обычно дела такого рода решаются на уровне шестерок-боевиков, в крайнем случае бригадиров. Вероятно, вымогатели были настолько уверены в беспроигрышности "наезда" на кооператора, что даже не потрудились подстраховаться. К тому же поездка из душной летней Москвы в зеленый район Подмосковья представлялась приятным и не обременительным развлечением. Шашлык на природе, вино, новые впечатления… Так или иначе ошибка, допущенная главарями "лазанской" группировки, облегчила задачу их задержания и позволила впервые взять с поличным мафиози такого уровня.
Выпив с кооператором по бокалу шампанского, Гена Шрам поинтересовался, когда тот намерен произвести окончательный расчет. Дащян попытался сыграть на жалости: деньги еле наскреб, не разоряйте, мол, полностью. Но Лобжанидзе дал понять, что разговоры в пользу бедных в "Лазании" не ведутся. Тогда Дащян вспомнил о своем приятеле, задолжавшем ему 26 тысяч. Если бы Гена и его друзья помогли вернуть долг… "Нет проблем", - мгновенно откликнулся Лобжанидзе и, уточнив адрес приятеля, попрощался. А через два дня Дащян вновь смог убедиться в силе Руслана и компании. Поздно вечером к нему приехал задолжавший знакомый бледный, с бегающими глазами, протянул шестнадцать тысяч рублей и уникальную золотую брошь с бриллиантами, стоившую никак не меньше десяти тысяч. "Зачем же так, - с упреком произнес он, - неужели обязательно было чеченцев подключать?"
В ближайший выходной шестнадцать тысяч и ювелирное украшение перекочевали в "Лазанию". По расчетам Дащяна, долг был погашен. Но вымогатели такую арифметику не признавали. "В зачет идет половина, - сказал Гена Шрам, - остальное - оплата услуг по возврату денег". Кооператор попросил скидку, но чеченцы уступить отказались. Тогда жена Дащяна слетала в Армению и заняла у родных недостающую сумму. Последние тысячи Хожа получил из рук жертвы в такси, подъехав в условленное место.
Брали рэкетиров ранним утром в воскресенье. Группы из сотрудников МУРа, ОМОНа, технических служб (велась видеосъемка) по команде с Петровки начали совместную операцию сразу по пяти адресам, где могли скрываться преступники. Обошлось без выстрелов. Опытные Атлангериев, Нухаев и Лобжанидзе имели достаточно возможностей досконально изучить Уголовный кодекс, знали свои права и права милиции. Хожа и вовсе бывший студент юридического факультета МГУ, без пяти минут правовед…
Интересная подробность, характеризующая место "лазанских" авторитетов в иерархии преступного мира: Хожа и Руслан, сидевшие в следственном изоляторе, являлись на допросы и очные ставки свежими, наглаженными, спокойными. И это при общеизвестной переполненности и, мягко говоря, некомфортабельности знаменитой Бутырской тюрьмы, не знавшей серьезного ремонта с начала века. Кстати, оба они не курили и не пили. Атлангериев, например, читал в камере философские произведения, охотно разглагольствовал перед следователем о превратностях бытия и бренности мирского существования. Такую же линию поведения выбрали подельники Руслана. Они отрицали все, не признавали ни одного самого очевидного факта. Поначалу даже делали вид, что не знают друг друга. Память им освежила оперативная видеосъемка приема в "Лазании", а так же фотографии, изъятые на обысках. Пришлось-таки познакомиться.