Модезитт Лиланд Экстон. Инженер Магии (Отшельничий остров - 3)

   - Но...
   - Посмотри на меня так, как смотришь, когда ты занят исцелением.
   Доррин и без того видит, как глубоко укоренена в ней гармония.
   - Теперь ты понимаешь?
   Он крепко обнимает ее, и их губы сливаются вновь. Как и их тела. И их души.
   LXX
   - Ты невозможен... После такой ночи... - губы Лидрал касаются губ Доррина.
   - Эта ночь была только началом.
   В дверь стучат. Доррин поднимает голову. Стук повторяется.
   - Это Рейса. Если вы, голубки, способны оторваться ненадолго друг от друга, то, может, встанете и прогуляетесь на гору? Я забыла предупредить, что сегодня Ночь Совета.
   - Ночь Совета?
   - Праздник. Скоро начнут пускать фейерверки.
   Доррин с Лидрал переглядываются и покатываются со смеху.
   - Фейерверки... Нам тут только фейерверков и не хватает... - бормочет Лидрал, натягивая рубаху.
   - А что, - говорит Доррин, - по-моему, под фейерверк совсем неплохо было бы...
   Лидрал запускает в него сапогом, но он уворачивается.
   - Ладно, раз одно с другим не совместить, выйдем на морозец и посмотрим, что тут у них за фейерверки.
   Доррин нарочито стонет, однако надевает рубашку и натягивает сапоги. Когда оба уже одеты, он берет ее лицо в ладони и припадает к ее губам.
   - Считай это первым залпом.
   Рейса с Петрой стоят на вершине холма, откуда видны замерзшая река и гавань.
   - А, отважились-таки вылезти на холод?
   - Э... да... - запинаясь, отвечает Доррин.
   Женщины обмениваются понимающими взглядами. Доррин заливается краской.
   Взлетает сигнальная ракета. Вспышка света на миг очерчивает четкие тени облетевших деревьев. Лед на реке Вайль сверкает, как серебро.
   - Красиво, - голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. - А в честь чего все это?
   - Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.
   Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?
   Очередная ракета с треском взрывается, осыпая бархатную ночь дождем алых искр.
   - Маги не торопятся, - медленно произносит Лидрал. - Они осмотрительны и никогда не действуют нахрапом. Но зато когда начинают действовать, предпринимать что-либо, как правило, уже поздно.
   Следующая ракета распускается золотистым цветком. Доррин сжимает руку Лидрал, и та отвечает на его пожатие. Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.
   - Пойду-ка я домой, - говорит она. - Что-то слишком холодно.
   Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
   - Глупо устраивать фейерверки зимой, - замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. - В такую стужу только под одеялом и прятаться.
   Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
   - Доброй ночи, Петра, - говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
   - И вам доброй ночи, голубки, - тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
   - Она славная, - Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
   - Да, славная. Но ты у меня особенная.
   - Вроде фейерверка?
   Они снова смеются.
   - Мне холодно, - говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
   - Может, тебе еще фейерверк требуется?
   Их губы снова встречаются.
   Фейерверк...
   LXXI
   Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.
   - Хочешь взять Меривен? - спрашивает он.
   - Твою драгоценную кобылу? - она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.
   - Ты!.. - она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.
   - А ты силен! С виду и не скажешь.
   - Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?
   - Нет. Я возьму пони, которого купила.
   - Чем сегодня займешься?
   - Торговыми делами. Посмотрю, нельзя ли здесь приобрести недорого что-нибудь путное на продажу. У меня на такие вещи чутье. В торговле оно значит не меньше, чем в кузнечном деле.
   Доррин открывает дверь сарая. Держась за руки, они заходят внутрь и снова целуются.
   - Тебе что, не надо к целительнице? - говорит Лидрал, слегка отстраняясь.
   - Еще как нужно, - вздыхает он. - Опять иметь дело с голодными детишками и сломанными костями.
   - Сломанными костями?
   - Да, причем всегда женскими. Бедняжки уверяют, что это несчастные случаи, но я-то знаю: они врут. Их бьют мужья. Время нынче тяжелое, и они срывают злобу на беззащитных.
   - И ты ничего не можешь поделать?
   - А что? Они ведь не уйдут от своих мужей. Куда им податься, особенно в такую зиму? Женщины терпят, а мужчины безобразничают еще пуще. Так уж повелось... Взять хоть тебя - ты одеваешься и ведешь себя, как мужчина. А почему ты не можешь быть торговцем, во всем оставаясь женщиной?
   - Мне думается, потому, что люди до сих пор боятся Предания.
   Доррин вручает ей потертую коричневую попону, а когда Лидрал набрасывает ее на спину серого пони, умело прилаживает седло и затягивает подпругу.
   - Ишь ты! Со времен нашей первой встречи ты в этом поднаторел. И не только в этом, - ухмыляется Лидрал.
   Доррин заливается краской.
   - А вот краснеешь ты так же, как и раньше... Я могла бы справиться и сама. Мне доводилось заниматься этим до того, как ты вообще узнал, что такое лошадь.
   - Знаю, конечно, справилась бы. Мне просто нравится делать это для тебя.
   Вручив ей поводья, Доррин начинает седлать Меривен, но неожиданно восклицает:
   - Тьма!
   - Что случилось?
   - Посох забыл. Надо будет его забрать, - говорит он, надевая на Меривен недоуздок.
   - А ты знаешь, что это тебя выдает?
   - Что?
   - Недоуздок. Говорят, никто из великих не использовал удила. Отец рассказывал, что и Креслин тоже.
   - А откуда он знает?
   - По семейным поверьям, Креслин когда-то нанимался к нашему давнему предку охранником. Вот почему Фрейдр так рьяно обихаживает в Джеллико Белых, - она усмехается. - Толку-то...
   - Нам, наверное, пора, - говорит Доррин, глядя на дверь сарая. Она тянется к нему, и они снова целуются.
   - Потом... - задыхаясь, шепчет Лидрал.
   - Обещаешь?
   Она молча улыбается. Доррин открывает дверь и смотрит ей вслед, пока она не сворачивает с главной дороги. Тогда юноша выводит Меривен и закрывает дверь.
   - Поехали, - говорит юноша, щелкая поводьями. - Надо поспешить, а то Рилла будет недовольна.
   LXXII
   Оглядев сарай, но не увидев нигде серого пони Лидрал, Доррин быстро расседлывает Меривен и спешит в свою комнату, где снимает рубашку, заляпанную, когда он смешивал мед с пряностями. Теперь ее нужно стирать, а зимой, в стужу, это занятие не из приятных. Вздохнув, юноша натягивает рубаху, в которой работает в кузнице, размышляя при этом о фейерверках и о том, удастся ли ему разжиться каммабарком или черным порохом. А коли удастся, где все это хранить? Может, в старом погребе, что ниже по склону от домика Риллы?
   - Добрый день, мастер Доррин, - говорит Ваос, поднимая голову от точильного камня.
   - Добрый день.
   - Хорошо, что ты сегодня пришел пораньше, - говорит Яррл, отправляя в горн железный прут, над которым работал.
   - А что? - спрашивает Доррин, устанавливая штамп на глину возле наковальни.
   - Тут заезжал мелочной торговец... Виллумом его кличут.
   Яррл берется за щипцы и кивает в сторону мехов. Ваос, поняв без слов, что от него требуется, берется за рычаг.
   - Он говорил, будто ты обещал ему игрушку или что-то такое, - бурчит кузнец, вытаскивая заготовку из огня.
   Прежде чем она оказывается на наковальне, Доррин уже держит наготове кувалду.
   - В общем, этот малый собирается в Фенард, - бормочет кузнец, снова отправляя железяку в огонь. - И хотел узнать, не сделаешь ли ты для него несколько своих вещиц. Обещал по серебренику за штуку... особливо, если будут кораблики. Ты что-нибудь понял во всей этой белиберде?
   Известие о том, что Виллум заезжал за игрушками и предлагал неплохие деньги, не может не радовать. Сдержав желание присвистнуть, юноша машинально отмечает, что огню требуется больше воздуха. Ваос, вздохнув, налегает на рычаг.
   - Ему нравятся мои игрушки, - говорит Доррин. - Я уже сделал для него фургончик, мельницу и лесопилку. Можно смастерить и кораблик, но это немного труднее. Нужно ведь, чтобы он плавал.
   - Железный корабль потонет. И даже деревянный, если у него много железных деталей, - ворчит Яррл.
   - Не обязательно. Пустое ведро же не тонет.
   Яррл помещает заготовку на наковальню, и Доррин начинает наносить размеренные удары.
   Пару раз юноша оглядывается; ему кажется, что кто-то вошел.
   Однако никого, кроме них троих, в кузнице нет.
   LXXIII
   - Мне не хочется уезжать, - говорит Лидрал, крепко обнимая Доррина. Но я и так сильно задержалась. Мне нужно заняться делами... да и тебе тоже.
   Доррин лишь удивляется тому, как незаметно пролетело время. Лошади Лидрал - у нее есть и вторая вьючная лошадь, купленная недорого, поскольку в Спидларе нынче туго с кормами, - уже взнузданы и навьючены, но чтобы сесть на один из немногочисленных кораблей, ей нужно поторопиться. Никто не знает, когда удастся дождаться следующего. Не вымолвив ни слова, юноша тянется к ней и касается ее не руками, а тем всепроникающим черным светом, который и есть душа. Не размыкая объятий, они встают.
   Еще долго после того, как обе лошади пропадают из виду, растаяв в утреннем свете, Доррин смотрит на дорогу. Потом он умывается ледяной водой и идет седлать Меривен.
   Прикинув, что к Рилле он поспеет вовремя, юноша с довольным смешком выводит лошадь и садится в седло.
   Доррин насвистывает что-то без определенной мелодии, а копыта Меривен стучат по ледяной корке, покрывающей дорогу. Ночи еще холодные, но днем уже делается теплее, и снег подтаивает. Конечно, весну все ждут с нетерпением, но с ее приходом вся округа потонет в грязи.
   Легкий укол тоски заставляет юношу выпрямиться в седле. Он сознает, что это связано с Лидрал. Может быть, стоило попросить ее остаться? Или поехать с ней? Но чем бы он стал зарабатывать на пропитание? Сейчас он получает деньги и за работу в кузнице, и за игрушки. Когда вчера заехал Виллум, Доррин пожалел, что не успел смастерить их с полдюжины штук. У него был лишь один кораблик, далеко не лучшее изделие, однако торговец взял его с удовольствием и заплатил деньги сразу.
   Он сворачивает с главной дороги на почти непротоптанную тропку. Дым из трубы уже идет - Рилла, как всегда, поднялась рано. И денек, можно сказать, для зимней поры обещает быть теплым.
   Юноша открывает дверь и видит в передней сразу пятерых человек: трех женщин, мальчика и Фризу, похныкивающую на руках матери.
   Доррин снимает куртку.
   - Хорошо, что явился вовремя, - произносит Рилла нарочито грубоватым тоном, который не может скрыть ее озабоченности. - У Кисты понос, Вела покрылась красной сыпью, а Фриза... тебе лучше ее осмотреть. Мерга говорит, что она упала и здорово расшиблась, - целительница умолкает, смотрит на Доррина, потом добавляет: - Ну, против поноса у меня есть бринн, это помогает.
   - А звездочник есть?
   - Сушеный. Думаешь, стоит их смешать?
   - И заварить с травяным чаем. Ребекка говорила, что это действует.
   - Тьма...
   - Она не может ходить, - жалобно говорит худенькая Мерга, держащая на руках Фризу.
   - Ты что, несла ее всю дорогу? Откуда?
   - С фермы Джисла. Это два кай, мастер Доррин.
   - Фриза, ты можешь присесть вот туда, к огню? - спрашивает Доррин, указывая на табурет. В ответ слышится хныканье.
   - Помнишь мою лошадку? Будешь хорошей девочкой, отвезу тебе домой на ней.
   - Не стоит, мастер Доррин, - возражает Мерга.
   - Не нести же тебе ее обратно!
   - Сюда принесла, значит, и назад отнесу.
   Мать сажает девчушку на табурет, а юноша с трудом подавляет вздох. Девочка морщится. Молодой целитель пробегает кончиками пальцев по ее шее и чувствует, что вся спина малышки в синяках и ссадинах.
   Повернувшись к матери, он видит на ее щеке темное пятно - почти сошедший синяк. А вот по всему телу, под одеждой, таких синяков много. Причем совсем недавних.
   Неожиданный прилив гнева заставляет его встать. Несколько мгновений юноша смотрит на огонь, потом, овладев собой, говорит:
   - Сейчас, Фриза, я кое-что для тебя сделаю.
   Подойдя к шкафчику рядом со старинным очагом, где слабо тлеют уголья, он достает кувшин с толченой ивовой корой и отсыпает порошка в чашку, после чего добавляет туда травяного чая. Смесь получается препротивная на вкус, но она унимает боль и способствует заживлению шрамов и ссадин. Кроме того, воспользовавшись тем, что Рилла отвернулась, юноша сует в карман ломоть хлеба.
   - Выпей вот это, Киста, - говорит между тем целительница старухе с клюкой. - Перестань молоть чепуху и выпей.
   Рилла косится на Доррина, но тут же отводит глаза в сторону.
   - Тебе надо попить вот этого, - говорит юноша, поднося чашку Фризе. Тут, конечно, не вкуснятина, но ты почувствуешь себя лучше.
   - Не хочу.
   - Пожалуйста, малышка, - настаивает Доррин, одновременно стараясь успокоить девочку,
   - Не...
   - Ну пожалуйста, - говорит он, глядя ей в глаза.
   - Если смогу прокатиться на лошадке.
   Юноша кивает, и она выпивает чашку в несколько глотков.
   - Ну и гадость!
   - А ты молодчина, - он встает и, повернувшись к матери, говорит: - Ей еще больно ходить. Я отвезу домой вас обеих.
   - Но... Герхальм... - Глаза Мерги наполняются ужасом.
   - Вот как раз с ним-то мне и хотелось бы потолковать. Слова Доррина холодны как лед, и всех в хижине пробирает стужа.
   В комнате повисает тишина, сохраняющаяся и после того, как Доррин выносит Фризу наружу. Он помогает Мерге забраться в седло, вручает ей дочь, дает девочке кусочек хлеба и, взявшись за повод, ведет кобылу на запад, вверх по склону холма.
   Ферма Джисла, как и говорила Мерга, находится примерно в двух кай. Рядом с амбаром и неказистым строением, похожим на курятник, стоят три маленькие, каждая на одну комнату, лачуги.
   - Вот наша хижина, - говорит Мерга дрожащим голосом, указывая на ближайший к амбару домишко.
   Сняв Фризу с лошади, Доррин сажает ее на облупившееся кирпичное крыльцо, перед перекосившейся дверью.
   - Кого там принесло? - вышедший из сарая коренастый мужчина вразвалку направляется к хижине с топором в руке.
   Доррин вынимает посох из держателя.
   - Я Доррин, целитель, который лечит твою дочку.
   - А... Тот бездельник, который морочит ей голову говорящими лошадками!
   Герхальм перехватывает топор двумя руками.
   - Зачем ты их бьешь? - спрашивает юноша, стараясь ничем не выдать своего гнева.
   - Я их не бью! Они сами падают да набивают шишки.
   Голос Герхальма становится заискивающим.
   Внутри Доррина вздымается черная волна. Отбросив посох, он хватает мужчину за плечи и направляет этот поток, пропуская его сквозь батрака.
   - Нет... нет... Не-е-ет!!! - Герхальм пытается вырваться, но руки кузнеца сжимают его как стальные тиски.
   Когда Доррин выпускает его, Герхальм обессилено оседает на ступеньку. Выпавший из его рук топор падает в снег.
   - Ты никогда больше не поднимешь руку ни на Мергу, ни на Фризу!
   Мерга пятится от Доррина и своего мужа, глядя на окружившую целителя черную ауру.
   - Не надо... - бессвязно лопочет Герхальм, сползая в снег.
   - Встань! - приказывает Доррин.
   Батрак в ужаса пятится.
   Фриза сидит на крылечке, дожевывая корочку хлеба. Юноша поворачивается к ее перепуганной, осевшей на колени матери.
   - Я не знала... - в ужасе шепчет та. - Я не хотела...
   - С ним ничего страшного не случилось, - говорит Доррин, уже успокаиваясь. - Просто он больше не будет тебя бить. Пальцем не тронет. Мухи не обидит!
   - Я не знала... - твердит молодая мать, не глядя на Доррина. Тот садится в седло.
   - До свиданья, лошадка, - весело кричит Фриза.
   К возвращению юноши в дом Риллы хворые уже разошлись.
   - Тьма! - восклицает целительница, завидев его. - Что ты там учудил? Наложил на Герхальма проклятие?
   - Я вообще не могу никого проклясть! Уж ты-то это знаешь... - отвечает юноша с натянутым смешком. - Просто связал его гармонией. Теперь он не сможет никого избивать.
   - В наши дни для мужчины это ужасное проклятие, - усмехается Рилла. А что ты станешь делать, когда он от них уйдет?
   - А ты думаешь, он уйдет?
   - Ну, не на следующей восьмидневке, но к концу лета непременно, отвечает старая целительница, откидываясь на спинку стула и отпивая травяного чаю.
   - Не знаю, - вздыхает Доррин. - Лучше уж я подумаю о разведении растений и строительстве собственного домика. Если, конечно, у тебя все будет нормально.
   - За меня не беспокойся. Никто не тронет старую целительницу, у которой под боком живет Черный Мастер.
   - Я не Черный Мастер.
   - Может, пока и нет, но это дело ближайшего будущего, - говорит она, отпивая глоток из щербатой кружки. - Ну а сейчас тебе, наверное, пора возвращаться к старому Яррлу.
   - Наверное, - рассеянно отвечает юноша.
   - А... ты, небось, все думаешь о своей путешествующей подружке? проницательно улыбается Рилла. Ее морщинистое лицо озаряет свет.
   Доррин лишь качает головой - читает она его мысли, что ли?
   Копыта Меривен скользят по тающему льду и снегу. На следующую зиму непременно нужно будет сделать подковы с шипами.
   В сарае Рейса ворошит солому.
   - Ты сегодня припозднился.
   - Помогал одной девочке. Ее бил отец, - коротко поясняет он, вынимая посох из держателя и ставя в угол.
   - Многого ли добьешься такой помощью? Ее изобьют снова. Такие люди, как ее отец, никогда не меняются.
   - Нет уж, - спокойно говорит Доррин. - Больше он ее пальцем не тронет.
   - Ты... ты часом не пустил в ход свой посох?
   - Нет. Я обошелся с ним более сурово, - Рейса отступает на шаг, и Доррин осознает, что в его глазах стоит тьма. - Связал его заклятием, так что он не сможет поднять руку ни на мать, ни на дочь.
   - Тьма... с тобой бывает страшно иметь дело.
   - Порой я и сам себя пугаюсь, - соглашается Доррин, расстегивая подпругу и аккуратно укладывая на полку седло и недоуздок. Потом он берет щетку и начинает чистить кобылу. Рейса молча наблюдает за ним. В дальнем углу позвякивает цепочкой Зилда.
   - Почему ты ее отпустил? - спрашивает Рейса, когда он заканчивает. - Я говорю о Лидрал.
   - Потому, что ей нужно было ехать. Потому, что я не могу удерживать ее, если она рвется в дорогу. Потому, что я сам не могу разобраться в себе.
   - Уж больно ты молод, - хмуро роняет Рейса. - А молодые не хотят учиться на чужих ошибках, предпочитая совершать собственные. Они никого не желают слушать, а когда понимают, что были неправы, молодость уже проходит.
   - Что ты хочешь этим сказать? - тихо спрашивает юноша.
   - Только то, Доррин, что жизнь коротка. Очень коротка, - женщина поднимает свою искалеченную руку. - Раньше я думала, что могу одолеть на мечах кого угодно. Кажется, это было еще вчера. Двадцать лет пролетели как один миг. Я не жалуюсь - по большей части то были хорошие годы... Но случалось всякое.
   Доррин закрывает дверцу стойла и кладет щетку на место.
   - Белые Чародеи наступают. Надеюсь, тебе еще удастся с ней встретиться, и тогда - послушай меня! - не отпускай ее.
   Рейса кашляет, вытирает слезящийся глаз и берет щетку.
   - Почищу-ка я гнедого. А ты ступай в кузницу, пока Яррл не надорвался, пытаясь переделать все дела. В этом отношении вы друг друга стоите.
   Шагая по утоптанному снегу к своей комнате, чтобы переодеться, Доррин думает о том, был ли он прав, позволив Лидрал уехать. Но как можно было этому помешать? Он едва в состоянии содержать себя... Укол боли заставляет его вспомнить о золотых в шкатулке и о том, что лгать нельзя даже самому себе. Он может содержать только себя, если хочет строить свои машины.
   Раньше, пока в его жизни не появилась Лидрал, все было гораздо проще.
   LXXIV
   Колонна всадников едет по покрывающему дорогу на Фенард утоптанному снегу. Впереди к сине-зеленому небу поднимается тонкая струйка дыма. Голова Брида непокрыта, и он горбится, подняв воротник и стараясь согреть уши. А вот на Кадаре вязаная шапочка. Оба в тяжелых, подбитых овчиной рукавицах.
   - Проклятый ветер...
   - Ворбан, ты все время что-то проклинаешь.
   - Заткнулся бы ты!
   Брид с Кадарой переглядываются и качают головами.
   - А с какой стати мне затыкаться? Ты всю дорогу ноешь, аж тошно делается! Да, наша служба не мед, но нам за это платят. Или ты предпочел бы работать на ферме? Копаться в грязи да выгребать навоз?
   - Платят... Платят за то, что мы морозим задницы, гоняясь за ворами, которые вовсе и не воры? А если мы их догоним и нарвемся на регулярный кертанский отряд? Что тогда?
   - Хорош болтать! - рявкает командир.
   - Наверняка еще один бедолага-торговец, - говорит Кадара, указывая на дым.
   - Возвращался домой, да вот не повезло, - добавляет Брид.
   - Откуда ты взял? - спрашивает едущий с ним рядом Ворбан.
   - Чаще всего спидларских торговцев грабят на обратной дороге, после того, как они продали, что у них было. Таким образом кертанцы не лишают своих торговцев спидларских товаров, а свои товары и выручку прибирают себе. Так и получается, что все убытки несет Спидлар.
   - Хорош болтать! - повторяет командир.
   - "Хорош, хорош..." - передразнивает его Ворбан, но тихонько, так что слышат лишь едущие рядом.
   Конские копыта скользят на ледяной корке.
   - Проверьте оружие!
   На дальнем склоне полыхает огонь. Горстка всадников удаляется на запад, прихватив с собой трех лошадей и оставив позади подожженные повозки.
   - Дерьмо... - бормочет Ворбан.
   Брид с Кадарой молча переглядываются.
   - Свет и Тьма! Дерьмо! - повторяет Ворбан отчаянно.
   LXXV
   Стройный человек в белом смотрит на лежащий на столе предмет, а потом на шкатулку, из которой он взят. Он отдергивает руки от окружающей эти предметы темной ауры и спрашивает:
   - Где ты это раздобыл, Фидел?
   - В Фенарде, у торговца по имени Виллум, - отвечает бородатый мужчина, тоже в белом, но без золотой цепи и амулета.
   - Ощущение такое, будто эта вещица с Отшельничьего.
   - Но ведь Черные не любят механические устройства, - хмыкает бородатый маг. - Уж не думаешь ли ты, Джеслек, что эти чугунные лбы решили строить машины?
   - Ну, машины - навряд ли. Это игрушка... Но кто мог добиться такого гармонического сочетания природного дерева с черным железом? А сказал этот торговец, откуда у него игрушка?
   - Поначалу не хотел. Даже когда я его чуток поприжал, он потел, но молчал. А до встречи со мной похвалялся, будто привез эту диковину издалека. Кто-то спросил его, уж не Черных ли колдунов это работа, но он рассмеялся и сказал, что она хоть и издалека, но не настолько. Правда, потом я с ним разобрался - решил разом несколько проблем. Ну а он...
   - Надеюсь ты не пустил в ход пламя хаоса, идиот?
   - Не такой уж я идиот! Обычная пытка, без всякой магии, тоже дает превосходные результаты. А потом мы вывели его на дорогу и обставили все как очередное разбойное нападение.
   - В изобретательности тебе не откажешь. Но разумно ли это?
   - Так ведь фургон действительно сожгли и разграбили, - пожимает плечами Фидел.
   - Ну и что ты выяснил?
   - Ремесленник, смастеривший игрушку, живет в Дью. Зовут его Доррином. Больше торговец о нем ничего не знал.
   - Дью? Это где-то у Закатных Отрогов?
   - Маленький порт и прибрежное поселение рудокопов. Примерно в ста пятидесяти кай к северо-западу от Спидлара.
   - Не исключено, что это весьма серьезно... - размышляет вслух рослый маг с золотистыми глазами.
   - Да ну? - флегматичный бородач с недоверием косится на игрушку.
   - Ну что ж... припрячь ее до поры, - говорит Джеслек.
   - Вообще-то я предпочел бы обойтись без этого, - бормочет Фидел извиняющимся тоном.
   - А что, если бы они построили такую мельницу в настоящую величину? Увеличив игрушку в пропорции?
   - На это ушло бы слишком много черного железа. К тому же в пропорции вряд ли она вообще стала бы работать. Да и кому это надо?
   - Фидел, - Джеслек столь суров, что бородач подается назад, - а будь это не мельница, а корабль или что-нибудь в этом роде? Что бы ты предпринял?
   - С чего бы мне что-то предпринимать? Они не строят таких кораблей!
   - Ну почему меня окружают одни идиоты? - восклицает Джеслек, качая головой. - Они не строят - сейчас! Но игрушка доказывает, что такое возможно. Ты хочешь, чтобы Отшельничий обзавелся машинами?
   - Ну, во-первых, эта вещица, - Фидел кивает на игрушку, - не с Отшельничьего. А один ремесленник ничего существенного построить не может.
   - Да ты приглядись к его изделию! - рявкает Джеслек. - Здесь и дерево, и кованое черное железо, и добавление гармонии... Стало быть, это работа столяра, кузнеца и целителя - или того, кто является и тем, и другим, и третьим. Если этот Доррин... я вообще таких не встречал.
   - Не понимаю, что может быть опасного в игрушках?
   - Ничего. До тех пор, пока он ограничивается игрушками. И пока этими игрушками не заинтересовался Отшельничий.
   Джеслек обходит вокруг стола, еще раз присматриваясь к вещице.
   Бородатый отступает, и его спина касается белокаменной стены.
   - А может, этот малый оттуда родом? - предполагает он. - Возможно, они изгнали его как раз за стремление делать необычные вещи.
   - Не могут же они вечно оставаться глупцами! - качает головой Джеслек.