Модезитт Лиланд Экстон. Инженер Магии (Отшельничий остров - 3)

   - Прости, - вздыхает Лидрал, еще раз сжимая его пальцы. - Прости. Тебе нужно держаться, да и мне тоже.
   - Давай поддерживать друг друга, - предлагает Доррин, изо всех сил стараясь заставить свой голос звучать непринужденно.
   Они обнимаются прямо посреди слякотной лужи и несколько долгих мгновений стоят прижавшись друг к другу.
   CXXX
   - Дорогой Джеслек, - произносит Ания с холодной улыбкой. - Ты потратил год, уложил уйму народу и занял всего-навсего один захолустный городишко. Трудно назвать такую кампанию удачной.
   Джеслек, с такой же улыбкой на лице, смотрит в окно башни и, несколько невпопад, отзывается:
   - Как все-таки приятно снова оказаться в Фэрхэвене.
   - Полагаю, ты вернулся, чтобы следить за своими противниками.
   - Неужто ты и вправду думаешь, будто меня волнуют козни всякой мелюзги? - смеется Высший Маг. - Если меня кто и интересует, так это ты.
   Он бросает взгляд на накрытый для двоих стол.
   - А как насчет того кузнеца? Или тех обученных на Отшельничьем бойцов? Мне кажется, они задали тебе хлопот не меньше, чем интриганы в Совете.
   Джеслек делает жест над зеркалом, и туман расступается. Рыжеволосый кузнец и паренек-подмастерье возятся в кузнице с каким-то колесом.
   - Что он делает? - интересуется Ания.
   - Похоже, волочит проволоку. Пусть потеет, мы нашли способ бороться с его ловушками.
   - А вдруг он найдет ей новое применение?
   - Это возможно, но беда невелика. Мы потеряли несколько сот никчемных новобранцев, около сотни обученных кавалеристов, но ни одного мага. Я предпочту выждать и нести меньше потерь.
   - Ты такой рассудительный, что просто тошнит.
   - Неужели и сейчас? - смеется он, начиная расстегивать ее платье. Неужели и сейчас?
   CXXXI
   Бросив взгляд на нависающие облака, Доррин катит к кораблю последний бочонок. Над морской гладью прокатывается глухой раскат грома, белая вспышка выхватывает из рассветного сумрака белые гребни за мысом. Холодная взвесь тумана липнет к его лицу.
   У песчаной прибрежной полосы юноша останавливается и смотрит сначала вперед, на увязшую в песке шхуну, а потом на три песчаных холмика. Гильдия предала земле выброшенные на берег тела погибших моряков.
   Переведя дух, Доррин снова берется за бочонок. Он старается катить его равномерно, без резких толчков, а его чувства выискивают малейшие признаки хаоса, при обнаружении каковых следует опрометью мчаться к укрытию.
   Примерно на середине прибрежной песчаной полосы юноша ставит бочонок на попа, а сам идет дальше, к судну.
   По словам Лидрал, "Хартагей" и до крушения пребывал в состоянии, не вызывающем восхищения, причиной чему была, главным образом, небрежность капитана - вероятно, также погибшего.
   Проводя рукой по обшивке борта, Доррин, уже в который раз, проверяет древесину чувствами. Корпус довольно прочен, и даже грот-мачта не получила повреждений, а вот клочья разорванных парусов приходится обрезать с рей. Зимнее течение сместило песок так, что глубоко засевшая в нем корма с одного борта погружена в воду примерно локтя на три, а с другого к ней можно подойти посуху. Расстояние от отмели до того места, где глубина достаточна, чтобы судно могло плыть, не скребя килем по дну, составляет локтей десять.
   Более восьмидневки ушло у Доррина на расчистку прибрежной полосы и рытье за кормой донного канала. Теперь пришло время освободить корму из песчаного плена. Что и будет сделано, если его расчеты верны.
   Вернувшись к бочонку, Доррин открывает крышку, извлекает вощеный пакет с первым зарядом и направляется к тому месту, где уже воткнута в песок лопата. Вырыв яму глубиной в пару локтей, он опускает туда заряд, поджигает фитиль и прячется за корпус судна.
   Грохочет взрыв. В воздух взлетает фонтан песка.
   Вернувшись, Доррин осматривает воронку и решает, что заряд можно было бы заложить и поглубже. А вот осмотр корпуса его не разочаровывает: корабль заляпало мокрым песком, но никаких новых повреждений не появилось.
   Юноша роет очередную яму, закладывает туда очередной заряд и снова прячется за корабль.
   После второго взрыва яма за кормой начинает заполняться водой. Ее, однако, необходимо расширить, и Доррин пускает в ход заряды с длинными, спрятанными в навощенные трубки запальными шнурами.
   Еще четыре взрыва, и "Хартагей" оказывается на плаву - он покачивается в озерце холодной воды.
   Однако работа еще далека от завершения. На всякий случай привязав к поясу надутый пузырь, юноша забирается в утлую лодчонку, едва выдерживающую вес человека и небольшого якоря. Он гребет в море, следя за тем, как разматывается якорный канат. Когда в бухте остается не больше дюжины локтей, Доррин подбирается к корме и сбрасывает якорь в воду. Облегченная лодка подскакивает так резко, что он падает, ударяясь спиной о скамью.
   - Тьма!
   Юноша налегает на весла, опасаясь, что даже кожаные рукавицы не уберегут ладони от мозолей.
   Привязав лодку к судну, он взбирается на корму и берется за рукоять лебедки. Шхуна скрипит, качается и продвигается к морю примерно на локоть, однако затем опять застревает. А вот рукоять поворачивается без напряжения - якорь сорвался с дна. Доррину не остается ничего другого, как подтянуть якорь к борту, снова спуститься в лодку и повторить все сначала. Хорошо еще, что море сегодня спокойное.
   Вернувшись, он отпивает из фляги воды и снова берется за лебедку. Осторожно, не более чем по четверти оборота за раз, он начинает подтягивать шхуну к открытой воде. На сей раз якорь зацепился прочно, и корабль, содрогаясь, ползет по прорытому каналу к открытой воде.
   К полудню судно уже стоит на якоре за пределами отмели, и под его килем не менее трех футов воды.
   Вздохнув с облегчением, юноша одну за другой запускает две взлетающие на сотню локтей зеленые сигнальные ракеты.
   Подав условленный знак, он допивает воду, съедает ломтик сыра и полкраюхи хлеба и обшаривает взглядом горизонт в поисках Лидрал и "Потешного Зайца". Но над горизонтом вьются лишь чайки - никаких парусов не видно. Наконец на севере появляется сутианский корабль, вдвое превосходящий шхуну размером.
   Доррин машет зеленым флагом и, когда на судне поднимают такой же, запускает в его сторону ракету, к которой прикреплен линь. Она падает в воду перед самым носом корабля.
   Свесившийся с борта матрос цепляет линь багром. Доррин плавно стравливает сначала линь, а потом и привязанный к нему буксирный канат. Как только канат натягивается, он обрубает трос якоря.
   "Хартагей" раскачивается, натянутый как струна канат гудит, и юноша начинает опасаться, как бы он не лопнул. Однако пока шхуна следует за "Потешным Зайцем". От Доррина требуется одно - пока они не приблизятся к молу, держать штурвал крепко и не давать рулю вихлять.
   У мола "Заяц" останавливается и спускает шлюпку с четырьмя моряками. Двигаясь вдоль каната, они подплывают к шхуне, привязывают лодку и поднимаются на палубу.
   - Смышленый ты малый, мастер Доррин, - говорит шкипер "Зайца", проверив рулевые тяги и поставив к штурвалу одного из своих людей. - Мало кто верил, что это корыто снова поплывет.
   - Я едва сдернул шхуну с места, - смущаясь, говорит Доррин, - да и то лишь потому, что у нее малая осадка.
   - Не прибедняйся. Ты не моряк, а корабль вызволил. Теперь надо затянуть его в гавань, но это дело нетрудное. Настоящие трудности, мореход смеется, - начнутся у тебя, когда ты приведешь лохань в порядок. Скажу тебе честно - быть судовладельцем еще та морока!
   CXXXII
   Копыта Меривен постукивают по покрывшей мостовую ледяной корке. Все окна "Рыжего Льва", кроме ближайшего к главному входу, закрыты ставнями, однако над трубой поднимается тоненькая струйка дыма.
   Ставни трактира дребезжат под напором ветра с Северного Океана. Свернув на почти пустую улицу, что ведет к конторе Тирела, Доррин касается своего черного посоха - по нынешним временам с ним лучше не расставаться нигде.
   Проехав мимо стучащегося молотком в дверь малого в пастушьей куртке и двоих работников, выкатывающих бочку из мастерской бочара, он приближается к гавани.
   Все причалы пусты, окна складов плотно закрыты ставнями. Возле западного мола на колодах покоится "Хартагей".
   Привязав Меривен под навесом верфи - сейчас стапеля пусты - юноша берет кожаную папку и направляется в здание, рядом с которым находится шхуна.
   - Только ты мог притащиться в такую погоду, - ворчит управляющий по имени Тирел.
   Расстегнув куртку, Доррин достает из папки чертежи и раскладывает их на столе, придавив утлы кусочками кирпича.
   - Мне нужно, чтобы платформа была обрасоплена вот так, - говорит он Тирелу, указывая на верхний рисунок. - Лестницы...
   Тирел, не обращая внимания на копоть и запах не совсем чистого масла, поправляет лампу так, чтобы на стол падало больше света, и всматривается в чертежи.
   - Ну и крепкую же платформу ты хочешь! На кой тебе такая?
   - Мне нужна очень крепкая, чтобы выдержала сто стоунов железа.
   - Тогда тебе потребуется какой-то противовес, а то и перевернуться недолго. И потом - ежели мы установим эту штуковину, как ты собираешься попадать в трюм?
   Тирел подходит к очагу и бросает туда маленькое поленце.
   - Ну и зима, того и гляди задница отмерзнет! Не иначе как поганые чародеи наворожили.
   - А ты что предлагаешь? - спрашивает Доррин, глядя на чертежи.
   Протолкнув кочергой поленце поглубже, Тирел возвращается к столу, закусывает нижнюю губу выступающими передними зубами и бормочет:
   - Ежели, например, передвинуть вот эту часть на пару локтей...
   Доррин хмурится, понимая, что в таком случае наклон оси окажется еще больше, тогда как он всячески стремился свести его чуть ли не на нет. Правда, с другой стороны ось тогда будет короче, а значит и легче.
   - Ладно, но коли так, то и брасопить придется по-другому, - говорит он.
   - Это-то мы сделаем, - ворчит Тирел. - Чем еще заниматься-то? Но учти, когда спустишь посудину на воду, тебе потребуется охрана.
   - Догадываюсь.
   - И вот еще. Эта штука выходит наружу ниже ватерлинии. Чтобы в корпус не попадала вода...
   Лампа мигает, выбрасывает струйку черного дыма, но спустя мгновение снова начинает светить ровно. Снаружи, загоняя под навес легкий снежок, свистит ветер.
   CXXXIII
   Насыпав в ступку ивовой коры и звездочника, Доррин берется за пестик, чтобы измельчить смесь в тонкий порошок.
   - Знаешь, тебе было вовсе не обязательно сюда приходить, - говорит Рилла, добавив к толченому бринну капельку сиропа.
   - Наверное, нет, - рассеянно отзывается юноша, глядя в маленькое, так и оставшееся не закрытым ставнями окошко с южной стороны дома. Снаружи метет пурга.
   - Мерга говорит, ты все стараешься наладить машину для своего корабля.
   - Машина почти готова, осталось довести до ума паровой котел да доставить все детали на верфь, - откликается Доррин, продолжая орудовать пестиком. Ивовая кора поддается плохо: вместо порошка у него получается что-то вроде мелкой стружки.
   - Котлы, машины - по мне это та же магия, - бормочет Рилла, перекладывая ложкой микстуру в чашечку, наливая туда горячего сидра и размешивая снадобье. - А как дела у Лидрал?
   - Ей становится лучше, но... - юноша пожимает плечами. - Иногда хочется не только любить, ждать и терпеть.
   - А что, свою машину ты смастерил за пару восьмидневок? - спрашивает целительница не то сварливо, не то лукаво. - Или нашел какой-то способ получать все, что нужно, мгновенно?
   - Нет, конечно, - вздыхает Доррин. - Да только от этого не легче.
   Он пересыпает смесь в кисет и идет в переднюю, где возле сидящего на стуле бледного паренька стоит грузная, закутанная в линялую вязаную шаль женщина.
   Паренька лихорадит. Подкрепив его прикосновением гармонии, Доррин вручает снадобье матери.
   - На завтрак и ужин добавляй по две щепотки порошка в чашку с чем-нибудь горячим. Это поможет сбить жар.
   - Спасибо, целитель. После каждой встречи с тобой ему становится получше, только вот ненадолго.
   - Я делаю что могу.
   Женщина вручает ему медяк, и он не отказывается, поскольку намерен передать монету Рилле. А та пытается уговорить больную старуху принять лекарство:
   - Герд, тебе нужно это выпить.
   - Так ведь гадость же, Рилла. Воняет, как гнилая рыбья требуха, а то и похуже.
   - Да это же сидр с сиропом, тут и порошка-то чуть-чуть.
   Герд подносит чашку ко рту, но тут же ставит обратно.
   - Чуть-чуть, а воняет, как из выгребной ямы.
   - Хочешь окочуриться, так и пожалуйста, - рявкает Рилла. - Жалко только, что я зря перевела ценное снадобье на такую дуреху!
   - Да выпью я эту гадость, - ворчит больная. - Выпить выпью, но любить ее вовсе не обязана, - она залпом опустошает чашку и морщится.
   Доррин ее прекрасно понимает. Бринн - действенное средство против вздутия живота, но его горечь ни сидром, ни сиропом не перебить.
   - Скоро тебе полегчает, - заверяет Рилла, вручая женщине крошечный матерчатый квадратик. - На ночь залей этот мешочек чем-нибудь горячим и выпей.
   - Обязательно?
   - Вовсе нет. Можешь ничего не пить и спокойно ждать, пока у тебя кишки наизнанку не вывернет. Только боюсь, ты тогда и до меня доползти не сможешь.
   - Ох, Рилла, больно уж ты строга.
   Целительница фыркает.
   Когда и эта больная, завернувшись в плащ, выходит за дверь на холод, Рилла поворачивается к Доррину.
   - Незачем тебе было сюда являться, - повторяет она. - А ну-ка брысь! Надевай куртку и дуй в свою кузницу. У тебя своих дел по горло.
   - Я прихожу сюда не потому, что делаю тебе одолжение, - возражает Доррин. - Понимаешь, как ни крути, но моя помощь Бриду оборачивается гибелью людей. Исцеляя других, я, хотя бы отчасти, восстанавливаю Равновесие.
   - Так уж устроен мир, - качает головой целительница. - Иногда убийство нельзя остановить ничем, кроме убийства. Но так или иначе, на сегодня у нас здесь все, и ты можешь отправляться домой.
   - Я пытаюсь найти новый, лучший способ...
   - Ага... Вот еще одна закавыка.
   Доррин, уже натягивая куртку, бросает на нее вопросительный взгляд.
   - Новый способ вовсе не обязательно лучший.
   - Ты говоришь совсем как мой отец.
   - Тогда добавлю, - смеется Рилла, - что про старые способы можно сказать то же самое. Одни привержены старине, других тянет на новизну, а чтобы суметь отобрать по-настоящему лучшее и из старого, и из нового, нужны и мудрость, и сила духа. Ладно, брысь. Мне не сможем сказать, плоха или хороша твоя машина, пока ты ее не закончишь, а ты едва ли закончишь ее, ежели будешь точить тут лясы со старой целительницей.
   Уже подходя к своей кузнице, Доррин вновь вспоминает ее слова и ухмыляется. Пожалуй, некоторые высказывания Риллы стоят того, чтобы занести их в тетрадь, где собраны его мысли о хаосе и гармонии.
   CXXXIV
   Маг с окладистой бородой рассматривает лежащий на столе развернутый пергамент. Рядом крошево голубого воска - то, что осталось от сломанной печати.
   Завывающий за окном ветер не может заглушить позвякивание мастерков и стук укладываемых камней. Окно заделано плохо, и порывы ветра порой заставляют трепетать огоньки вставленных в трехсвечный канделябр свечей.
   Подойдя к окну, маг смотрит сквозь затуманенное стекло вниз, туда, где отбывающие повинность крестьяне медленно подтаскивают камни, которые тут же пускают в дело каменщики. Небо затянуто темными тучами, но ни дождя, ни снегопада пока нет.
   - Что они предлагают? - спрашивает наконец маг, кутающийся в теплый шерстяной плащ.
   - Все что угодно, лишь бы спасти свои шкуры, - смеется Фидел. - Готовы выдать всех "неверных", распустить стражей, оставив только горстку, открыть все дороги для наших торговцев...
   - Так почему ты не принимаешь их предложение? - спрашивает Керрил.
   - Ты слишком много на себя берешь.
   - Вовсе нет, - возражает Керрил с негромким смехом. - Мне просто интересно знать, почему ты не принимаешь предложения Спидларского Совета.
   - Неужели непонятно? Чего ради я буду сообщать об этом Джеслеку, который заслал нас сюда, а сам наслаждается в Фэрхэвене теплом, хорошей едой и кое-чем еще. Да и вообще стоит повременить: возможно, к весне мы получим еще более выгодные предложения.
   - Не получим. Да и рассчитываешь ты не на это, а на то, что Джеслек свернет себе шею, столкнувшись с каким-нибудь могущественным Черным. Только ничего из этого не выйдет. Да неужто ты и вправду веришь, что Отшельничий пошлет в Спидлар войско или магов?
   - Конечно, нет, - смеется Фидел. - Но какой нам резон облегчать Джеслеку жизнь? Отдавать ему победу, после того как он провозился год, ничего не добившись?
   - А как насчет новобранцев? Зачем без надобности губить людей?
   - Ты не в меру добросердечен, Керрил. Что могут значить жизни нескольких сотен никчемных крестьян?
   Керрил молча качает головой.
   За окном по-прежнему свистит ветер, и пламя свечей колеблется. Близится вечер, но каменщики своей работы не прекращают.
   Часть четвертая
   КУЮЩИЙ ГАРМОНИЮ
   CXXXV
   Из соседней комнаты слышно дыхание Лидрал. Доррин жалеет, что не лежит рядом с ней. Хотя сейчас они уже могут обниматься и обмениваться короткими поцелуями, душевные раны от пережитых ею мучений лишь затянулись, но отнюдь не зажили. За окном свистит ветер. Пусть дни и становятся длиннее, но зима еще не кончилась.
   Положив тетрадь в шкатулку, юноша откидывается на стуле, продолжая размышлять о гармонии. Его мать, отец, Лортрен - все они отождествляют гармонию с благом, а вот он превратил ее в средство разрушения. Но можно ли назвать благом убийство, пусть даже убийство убийц, утверждающих хаос через насилие?
   В идеальном смысле, скорее всего, нет. Однако чистая гармония при столкновении с чистым хаосом почти неизбежно обречена на поражение. А вот Креслин обратил магию гармонии в оружие и остановил Белых, применив против силы силу.
   Так все-таки, позволительно ли использовать гармонизированный металл как средство разрушения, пусть даже это поможет воспрепятствовать распространению хаоса? И если всякое разрушение само по себе есть зло, то не вправе ли противники гармонии заявить, что все, противостоящие им средствами разрушения, сами творят зло?
   Если же разрушение во имя благой цели есть благо, то значит ли это, что благая цель может оправдать любые средства?
   Юноша качает головой, сознавая, что в данном случае логика не подскажет ему верного ответа, ибо он, безусловно, в состоянии придумать доводы для оправдания чего угодно. Правда, отец говорил ему, что для разрешения любой проблемы должен существовать способ, основанный на гармонии.
   Скажем, Белые умеют наводить морок, заставляя человека видеть то, чего нет. Так они поступили с Лидрал, навязав ей воспоминание о нем как о ее мучителе. Но если так, то не может ли он с помощью гармонии создавать истинные изображения? Конечно может, но какой в этом прок? Правдой никого не обманешь, хотя... лгать он не мог и не может, но вот скрыть часть истины...
   Переведя взгляд с лампы на стоящее на сундуке зеркало, юноша берет лампу, ставит ее перед зеркалом а сам встает позади лампы. Именно это лампу и человека - отражает зеркало. Такое отражение полностью правдиво, но ведь если в зеркале отразится только он, оно станет не ложным, а всего лишь неполным.
   Заинтересованный этой мыслью, Доррин сосредоточивается на том, чтобы каким-нибудь способом оставить в зеркале лишь собственное отражение. Сосредоточивается и... комната неожиданно погружается во тьму, столь полную, что даже он, прекрасно видящий в темноте, способен определить местоположение предметов лишь с помощью чувств. Удивившись, юноша утрачивает сосредоточенность и комнату вновь заливает мягкий свет лампы.
   Доррин тихонько смеется.
   Разумеется, отсутствие лампы должно означать отсутствие света, а стало быть, темноту. Другое дело, что лампа-то на месте, и это помрачение могло иметь место не в помещении, а только в его сознании. Или же ему все же удалось убрать... не саму лампу, а ее отражение?
   Лоб его покрыт испариной, и в висках слегка покалывает. Глубоко вздохнув, он закрывает шкатулку со своей писаниной и убирает ее на место.
   Снаружи по-прежнему стонет ветер, за стеной беспокойно ворочается Лидрал, а где-то в Клете Кадара и Брид готовятся отразить весеннее вторжение Белых.
   Улегшись на узкую койку, заменившую ему тюфяк, когда стало ясно, что выздоровление Лидрал отодвигается на неопределенный срок, Доррин накрывается стеганым одеялом и задувает лампу.
   CXXXVI
   - Военачальник Брид, верно ли, что если не остановить силы Галлоса и Кертиса перед Клетом, то они займут весь Спидлар?
   - Да, почтенный глава Совета, - отвечает Брид сидящему напротив него за столом седовласому мужчине в ярко-синем бархате. - И они намерены это сделать.
   - А не намереваются ли они уничтожить всех спидларских торговцев?
   - Я не умею читать мысли, почтеннейший.
   - Ну что ж, военачальник, попробую спросить иначе. Позволяют ли они спокойно жить попавшим под их власть торговцам или вообще кому-либо из противившихся хаосу?
   - Нет. Кого не убивают, тех угоняют.
   Глава Совета разводит руками:
   - В таком случае мы не должны позволить им развить наступление.
   Двое других членов Совета согласно кивают.
   - Это желательно, почтеннейшие, - отзывается Брид, склоняя голову. Но мне хотелось бы знать, какими средствами вы намереваетесь добиться подобного результата? Насколько я знаю, вам удалось собрать триста полуобученных кавалеристов и около тысячи новобранцев. Гарнизон Белых в Элпарте насчитывает вдвое больше бойцов, а на весну они объявили набор еще пяти тысяч. Кроме того, с ними чародеи, способные разить молниями.
   - Средства и способы ведения войны, военачальник, - это как раз то, что мы оставляем на твое усмотрение. Ты должен остановить врага под Клетом, а как - решай сам.
   - Могу ли я спросить, пытались ли вы вести с ними переговоры? спрашивает Брид.
   Неожиданно в палате Совета становится душно.
   - Мы направили посланцев, - неохотно говорит глава Совета.
   - И?
   - И пришли к выводу, что переговоры пока преждевременны.
   - Могу я понимать это как приказ удержать Клет любыми средствами, невзирая на потери и жертвы?
   - Как уже было сказано, в военных вопросах мы полностью полагаемся на тебя. Но если Клет падет...
   Взгляд главы Совета холоден, словно лед.
   CXXXVII
   - Они понастроили с южной стороны укреплений, - говорит Доррин, склоняясь с седла к Лидрал. В ее повозке сложено восемь проволочных ловушек, предназначенных для установки на реках. Другие его приспособления еще в работе, но лед в этом году начал таять раньше, а ловушки потребуются Бриду сразу, как только реки сделаются судоходными.
   - А помогут эти укрепления? - спрашивает Лидрал, трогая пальцами свой лук.
   - Против Белого мага, способного воздвигать горы и рушить стены? невесело усмехается юноша. - Если чародеи подойдут к городу, то, конечно же, нет.
   День стоит погожий, теплый южный ветерок гонит по небу пушистые белые облака. Дорога влажная, однако вполне проезжая, грязи на ней не так уж много. Путников, кроме Доррина и Лидрал, не видно. Что же до следов, то все они ведут из Клета.
   У грубо сколоченной сторожки - поста на западном подступе к городу несут караул четверо солдат.
   - Куда едете, по какому делу? - спрашивает плотный мужчина в плохо подогнанном стальном нагруднике.
   Доррин по привычке присматривается к доспеху, оценивая работу, но тут же бросает это занятие и говорит:
   - Едем к Бриду, везем заказанное снаряжение.
   - Ага, - смеется солдат с бородкой, - а для нас, ручаюсь, вы прихватили доброго вина.
   - Не думаю, что Брид будет доволен, если вы помешаете ему получить заказ, - строго произносит Доррин, смыкая пальцы вокруг посоха.
   - Заказ... хочешь сказать, что в этой колымаге ты везешь что-то важное? И охота тебе было тащиться из Дью...
   Движение Доррина неуловимо, а посох в его руках подобен черной молнии. Миг - и его окованный кончик упирается в горло караульного.
   - Меня зовут Доррин. Я кузнец Брида, и ты нас пропустишь. А если хочешь, можешь и проводить к нему.
   - Доррин... проклятье... - тихо бормочет боец. - Должно быть, тот самый Черный кузнец... Фредо проводит тебя, Мастер кузнец.
   Повозка едет дальше, но Доррин до самого Клета держит посох наготове.
   - Рыжая кошка предупреждала Ральта, что ты можешь приехать, тараторит между тем словоохотливый Фредо, - но он не верил: нынче, дескать, все уносят из Клета ноги, и никто туда не попрется. А я ему так сказал: ни могучему Бриду, ни грозной Кадаре, хоть они вдвоем целого войска стоят, без помощи супротив Белых не устоять... Толкуют, - продолжает солдат, - будто ихнюю рать ведет самый наиглавнейший Белый Колдунище, и он, вроде бы, хочет народ наш со свету сжить, а землю прибрать под свою руку. Правда, я, может по глупости, в толк не возьму, на кой ему это надо. Страна у нас бедная, не то что Кертис или там Галлос. Все наше богатство - это скот да купцы. Порой, конечно, - тут Фредо смеется, - одних от других не отличить, но ежели по правде, так с нашими торгашами еще жить можно. Без крайней нужды они не гребут всех подряд в рекруты и не обдирают народ как липку налогами...
   Больше половины домов в Клете оставлены жителями. Некоторые заперты, а окна, там где нет ставен, заколочены досками, но многие просто брошены. Окошки в них выбиты, а двери сорваны с петель.
   На главной улице торгует одна-единственная продуктовая лавка, возле которой толкутся стражи и новобранцы в синих мундирах. На едущую в город повозку все смотрят с немалым удивлением. Проехав три кай Лидрал и Доррин добираются до южной окраины города, где находятся казармы и штаб.